Седьмой Принцип

Это произошло мгновенно.

На пустынной до того аллее бульвара появились ниоткуда, словно из воздуха ночного, света электрического — двое. Две укутанные в плащи фигуры, мужчины, молодой и постарше. Мужчины шли по вымощенной камнем дороге, проложенной, оказывается, посреди бульвара, разговаривали, при этом старший внимательно слушал, наклонясь слегка к собеседнику, и изредка веско бросал вопросы, младший же горячился, отвечая, тряс головой и размашисто жестикулировал. Лису страстно захотелось исчезнуть, пропасть, спрятаться куда-нибудь, но некуда было, и он только изо всех сил вжался спиной в скамейку. Прохожие, однако, не обращали на него ровным счетом никакого внимания. 'Призраки, — сообразил Веня. — Видения'.

Призраки тем временем приблизились. По мере того, как они проходили мимо скамейки, на которой сидел Лис, ему стал хорошо слышен их разговор. Похоже, они действительно его не видели.

— Заглотил ли он наживку, вот в чем вопрос, — сказал старший. — Ты передал ему все, как мы уславливались?

— Да, отец.

— Что же он ответил? Какова была его реакция?

— По правде говоря, не ответил ничего. Сказал, что подумает — и задумался глубоко. Я видел, что наше предложение его, как минимум, заинтересовало. Я сказал, что буду ждать ответа завтра.

— Сегодня, завтра... Вчера! Мы продолжаем пользоваться этими ничего не определяющими словами, условностями. Впрочем, следует признать, что это удобно, по крайней мере, пока. Значит, будем ждать ответа. Думаю, уверен, что он воспоследует.

— Почему ты так уверен, отец?

— Это просто. Знание свойств человеческой натуры. Знание дает возможность использовать их по своему усмотрению, играть на этих струнах свою музыку, именно ту, которую хочешь услышать. Если он на самом деле вор, как о том говорят, и как мы предполагаем, он обязательно клюнет на приманку и примет вызов. Потому что тщеславие свойственно таким людям. Каждый вор желает, чтобы его считали лучшим в своем деле и не упустит возможности доказать свое первенство. Ну, как и мы с тобой, правда? В глубине души этот парень считает, что в искусстве незаметно умыкнуть что-либо ему нет равных. И он имеет полное право так думать. Он может думать и говорить, что захочет, но мы-то с тобой знаем, кто лучший на самом деле, верно?

— Верно, отец. Но все же...

— Что такое?

— А что, если он ничего не ответит? Что если заподозрит ловушку и не станет ввязываться? Попробует нас перехитрить?

— Теоретически это возможно. Но и мы ведь с тобой не пальцем деланы, и заранее позаботимся о том, чтобы подтолкнуть его в нужном нам направлении. С другой стороны.

— Каким способом, отец?

— Очень просто. Надо соответствующим образом подготовить невесту. О чем я тебе только что говорил: сыграть свою музыку на струнах ее души. Характер у девицы не простой, тем легче — при должном умении — заставить его звучать, как надо. Просто поговорить с ней заранее и рассказать обо всем, но так, чтобы история представилась ей под нужным углом зрения. И тогда уже неважно, согласится этот парень на пари, или нет. Главным будет то, что такое пари обговаривалось, и что предложил его — он. Именно так: он. А какой женщине, тем более гордой и независимой, понравится, что на нее заключают пари? Никакой, поверь мне. Она и разбираться ни в чем не станет, немедленно выставит его вон. Ну, этим я займусь лично.

— Нет, я! Я!

— Я тебя умоляю! Что ты? Здесь тонко нужно сработать, ты разве сможешь? Уж лучше я сам. Тем более что дело для меня личное. В какой-то степени.

— Но ведь, прошлое?

— Прошлых дел не бывает. Только не у меня.

По мере того, как разговор незнакомцев развивался, и как смысл его постепенно доходил до Лиса, его начинал прошибать озноб. Все, о чем говорилось, казалось ему удивительно знакомым, и не хватало буквально малой детали, чтобы суть раскрылась ему совершенно.

Мужчины отошли уже довольно далеко, неожиданно старший из них замедлил шаг и оглянулся, повернув заросшее кудрявой округлой бородой лицо.

— Петас? — удивленно воскликнул он.

— Что, петас? — не понял младший.

— Петас, там, — указал старший на Лиса. — Ты что, позволил кому-то взять мой петас?

Младший тоже оглянулся и посмотрел в указанном направлении. Как же он оказался похож на Эфалида! Одно лицо, хоть и измененное жидкой рыжей бородкой.

— Ах, ты! — вскричал рыжебородый. — Ты!

Повернувшись разом, оба видения, совсем, кстати, уже и не видения, а вполне материализовавшиеся в этой вселенной персонажи, с перекошенными, как говорится, лицами, бросились к Лису.

Подчиняясь некоему наитию, Веня сорвал с головы своей шляпу, и все видения, призраки и прочие паранормальности сразу прекратились, словно их не бывало. 'Надо же, — подумал он лихорадочно, едва переводя дух, — надо же'. Он быстро затолкал петас в сумку и бросился продолжать свой путь к улице Беллы Какенбург, справедливо полагая, что в его интересах добраться туда как можно скорей, не дожидаясь, пока видения начнут материализовываться вновь. Что, как представлялось ему в свете всех, в том числе и последних событий, весьма вероятно.

Он несся к цели, что называется, во все лопатки, стремясь как можно быстрей преодолеть остаток пути. Что-то подсказывало ему, что, если есть силы, желающие и способные помешать, они активизируются именно сейчас. Думать в таких условиях о чем-то другом, кроме собственно бега, было невозможно, практически, и вместе с тем, он нес в себе вспыхнувшее ощущение, что та запутанная история, случившаяся невесть с кем, где и когда, в которую он оказался странным образом вовлечен, и вовлекался все больше, стала ему совершенно ясна. До того, что, остановись он сейчас, отдышись и соберись с мыслями, он мог бы вполне внятно ее изложить, от и до. Но поскольку единственным предполагаемым слушателем истории покуда был он сам, а он ужасно спешил достичь недостижимого рубежа, то и останавливаться не имел ни права, ни возможности. Путанно, с натугой, но все же удалось ему сформулировать и закольцевать свою мысль. А что бы вы хотели? В такой гонке и суматохе перевернулись и смешались не только слова в голове, но и внутренности в утробе.

До улицы Беллы Какенбург он добрался вполне благополучно, несмотря на все опасения и предчувствия. Он подумал, что, по всей видимости, те силы, которых он опасался, были уравновешены другими, не менее могущественными, которые, напротив, заинтересованы в том, чтобы он все же преуспел в этом предприятии. Что ж, мир снова доказал, что он дуалистичен, и в нем всегда найдется попутная волна, которая вынесет куда надо. Лишь найди ее, и оседлай...

Сонная улица лежала перед ним как ущелье, узкое, глубокое, вырубленное в пространстве отвесными стенами домов. Дома были темны и сливались в сплошную серую массу, не прорезаемую нигде огнем даже единственного окна. Свет фонарей поднимался к небу, словно пар над теплой водой, и почти полностью скрывал в своем дрожащем мареве запрокинутый серп растущей луны. Так и ожидалось, и чудилось, что там, в глубине, вот-вот завоет дико некий неведомый зверь. Ну, это Лис сам себя подогревал, свои страхи и фантазии. Подогревал, конечно, но и держал в руках. Поэтому, не теряя времени, вошел в этот призрачный каньон.

Он шел по противоположной, четной стороне улицы, держась подальше от стремнины, прячась в тени и прижимаясь к стенам домов, которые к утру уже успели растерять накопленное за день тепло и теперь дышали прохладой. Может быть, из-за этого холода его немного била дрожь, но, скорей всего, это было связано как раз с тем, что по мере приближения к цели волнение его нарастало, проявляясь таким лихорадочным образом.

Ну, вот он, стык пятого номера с девятым. Где-то между ними прячется и номер семь. Лис по-прежнему не понимал, где и как в этом узком даже не проходе, а в щели, в которую и лопату не просунуть, может прятаться еще целый дом. Но время сомнений закончилось, и уже давно, настало время экспериментов. Которое тоже, кстати, весьма ограничено. Лис извлек из сумки петас, показавшийся ему совсем уж тяжеленым, словно кирпич или даже гиря чугунная, и водрузил его на голову.

Он не уловил этого момента. Он всего лишь наклонил голову, надевая шляпу, а когда поднял ее, перед ним уже стояла она.

Узкая четырехугольная башня была зажата между соседними домами и, словно выдавливаемая их мощью в небо, вздымалась ввысь так, что верх ее терялся в беспросветной вышине. Такие башни, знал Веня, строили когда-то в Италии. Там они часто служили колокольнями и потому назывались кампанеллами, но для этих мест они не характерны и не возводились здесь никогда. Тем не менее, вот она, красавица, перед его глазами. Кампанелла. Торчит, словно перст судьбы.

Ему показалось, что где-то в самом начале улицы мелькнула и сразу пропала, слившись с линией домов, какая-то тень. Что-то там было на самом деле, или только почудилось ему — следовало поспешать. Лис приблизился к башне и почувствовал, что от нее веет не только холодом, но и некой древней первобытной силой. Наверное, такое впечатление создавали крупные каменные блоки, из которых были сложены ее стены. Кое-где еще виднелись вбитые в щели между камнями железные костыли и кронштейны неизвестного предназначения, совершенно черные уже от старости. Небольшая дверь в башню поражала массивностью и основательностью. Сшита она была из толстых дубовых досок, скрепленных полосами такого же черного железа, и висела на мощных наружных петлях. Небольшое оконце в двери оказалось забрано кованной мелкоячеистой решеткой. Дверная ручка и вовсе поражала воображение. Бронзовый дракон, словно живой, выгибал спину, отполированную множественными прикосновениями. Дракон ухмылялся и подмигивал ему хитрым глазом.

Наверное, спиной Лис уловил движение позади себя, кто-то мчался к нему через улицу. Не раздумывая больше ни секунды, он ухватил дракона за спину, рывком открыл дверь и вошел внутрь башни.

Едва дверь захлопнулась, он обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, как окошко, освещенное снаружи светом уличных фонарей, заслонила тень. Лис узнал профиль Толяна, с его характерными торчащими усами. Усы Толяна шевелились, очевидно, он что-то там говорил, но здесь, за дверью, ничего слышно не было. Тень маячила снаружи недолго. Когда она исчезла, Лис услышал.

— Добрый вечер, сэр.

Лис повернулся на голос.

Стоявший перед ним довольно высокий мужчина неопределенного возраста обликом походил на дворецкого в какой-нибудь аристократической усадьбе, во всяком случае, одет он был в типичный наряд дворецкого, состоящий из черных брюк, двубортного фрака на шести пуговицах и серого жилета. На пуговицах Лис заметил наличие некого символа, возможно, герба, но с такого расстояния детально разглядеть его было затруднительно. Предписанных обычаем черных туфель, однако, на мужчине не было, вместо них из-под брюк выглядывали его босые ступни, растоптанные, словно лапти, серо-коричневые, с крупными желтыми натоптышами и кривыми ногтями.

— Вас что-то смущает, сэр? — поинтересовался дворецкий предупредительно и едва заметно пошевелил пальцами ног.

— Э-э-э, нет. Уже, однако, утро, — нашелся, что сказать Лис.

— В таком случае, доброе утро, сэр, — с достоинством поправился дворецкий. — Позвольте вашу шляпу, сэр. Боюсь, что она вам больше не понадобится, сэр.

— Шляпа, в общем-то, не моя, — сообщил Лис, снимая петас и протягивая его привратнику.

— Я в курсе, сэр, — согласился батлер, почтительно принимая от него головной убор.

Избавившись от петаса, Лис ощутил облегчение, значительно, кстати, большее, чем может принести простое освобождение от тяжести. Все-таки этот предмет гардероба вызывал жгучее желание держаться от него подальше, то ли сила, в нем скрытая, проявлялась таким образом, то ли волшебство. Наконец-то Лис получил возможность рассмотреть место, в котором он оказался. Место, передняя или холл башни, изнутри выглядело не менее странно и необычно, чем снаружи, хотя эта странность раскрывалась не сразу.

Справа от входа была устроена вешалка, на которой в данный момент висели лишь два тяжелых плаща. В углу, под вешалкой, из высокой кованой подставки торчали несколько зонтов и тростей. Кому они могли принадлежать, Лис даже не задумывался. На стене, высоко над левым плечом дворецкого, в железном кольце, горел факел, безбожно чадя, треща и периодически плюясь огненными брызгами. Там, дальше, цепляясь за камни, уходила вверх чугунная лестница, обвивая изнутри остов башни ломаной спиралью. Над каждым пролетом лестницы так же горел факел, их вереница уходила в вышину, где-то там сливаясь в одно тусклое масляно-желтое пятно. За правым плечом батлера, слева от лестницы, просматривались какие-то помещения, довольно обширные, целая анфилада комнат, чего, исходя из видимых наружных размеров башни, просто никак не могло быть. Обман зрения, или очередное искажение пространства, должно быть, подумал Лис. Впрочем, чего уж тут удивляться и искать нормальность там, где ее нет по определению. Пожав плечами, он перевел взгляд дальше налево.

Там, в глубокой узкой нише, занимая ее почти полностью, стоял обширный письменный стол, накрытый зеленым не первой свежести, испещренным пятнами, сукном. Стол освещался электрической, как заметил Лис, лампой под зеленым же абажуром. За столом располагалась девица, которую Лис сразу узнал, несмотря на ее строгое, закрытое серое платье с белым кружевным воротничком под подбородок и высокую прическу с наколкой. Словом, была разбитная девица, стала чопорная дама, лицо строгое, но то же. Перед дамой лежала раскрытая пухлая учетная книга, какие называют амбарными, с желтыми страницами, и она собиралась в ней что-то писать, для чего уже держала в руке заточенное гусиное перо. Насчет гусиного, впрочем, утверждать Веня не брался, может, и от какой-то другой птицы было перо. Обута ли дама, или же, как и ее напарник, предпочитает более свободный стиль в этой части гардероба, под столом видно не было.

Узнав девицу, Лис повернулся к дворецкому и внимательней всмотрелся в его лицо. Оказалось, что вводившие в заблуждение и сбивавшие поначалу с толку бакенбарды при правильном взгляде в воображении легко трансформировались в клокастую бороденку.

— То-то я гляжу, — заулыбался Лис, — лицо знакомое. Как вам пицца вчерашняя показалась?

— Благодарю вас, сэр, — наклонил голову дворецкий. — Было вкусно.

— Вы что же, следили за мной? — спросил Лис.

— Скорей, приглядывали, сэр, — пояснил дворецкий. — Простите, если доставили вам неудобство. Он развел руками: — Такая работа, сэр.

— Имя? — спросила из-за стола ворчливым голосом девица.

— Мое? — зачем-то переспросил Лис. И, осознав глупость сказанного, и почувствовал стыд за нее, поспешил исправиться: — Веня. Вениамин. Вениамин Лисицин.

— Такого не значится, — сообщила девица, сверившись со списком в книге.

— Как же так? — озадачился Лис. И вдруг его осенило. — Фрюж? Может быть, Фрюж?

— Фрюж... Фрюж есть, — девица обмакнула перо в чернильницу и что-то черкнула в книге. — Можете проходить!

— Фрюж! — с видимым волнением произнес дворецкий. — Как же, наслышаны, сэр. Рад был поработать с вами, сэр. Пожалуйте, сэр.