Отпетые отшельники

— Ты сама и скажи, Оленька. Ты ж теперь у нас тоже "атаман", — пошутил я севшим голосом. — Ну, и я скажу, конечно. Но меня может несколько дней не будет здесь, так что, привыкай сама решать ваши проблемы.

Девушка уже заметно отошла душой, посвежела. Длинные, до попы, пепельно-русые волосы распушенной косой стелились по груди. Меня она уже не боялась и нисколько не робела.

— Конфетку хочешь? — машинально вырвалось у меня.

— Хочу. — неожиданно ответила она по сценарию.

Я протянул ей пакет с леденцами. — Спокойной ночи. — шепнул я и пошёл к лодке. Пока мы догребли до трапа шхуны, на берегу один за другим гасли факелы. Луна, хоть и уже заметно просела на западе, ещё щедро заливала своим сиянием берег и море. Я последний раз хлебнул из, умыкнутой у Васечки, фляги и пошёл спать.

Гл. 9

Крымский поход (Часть 9)

Махмудкина галера.

11 августа. В море вышли после завтрака, часов в восемь. Впереди скользила "Мануша", а в кильватере за ней шёл "Котёнок". Я остался на шхуне, переподчинив Муху Димычу "для опознания врага". Менее, чем через час дошли до места "засады". и шебека пошла дальше на восток, всё больше отдаляясь от берега.

Мы притулились поближе к скалам, стали на якорь и, потянулись часы ожидания. К обеду Кныш высмотрел в бинокль, на берегу небольшое стадо диких свиней. И отпросился на берег поохотиться. С ним отправились ещё два "охотника" из матросов. Договорились о связи на экстренный случай. Наверное, здесь мусульмане на свиней не охотились и те спокойно паслись на виду у людей.

— Нужно у нас с пляжа послать в лес охотников, затариться свежим мясом на обратный путь, да и, вообще на будущее. В морозилках место ещё найдётся. — я включил рацию и связался с Лёхой. Потом пошёл за своими удочками.

До вечера мимо нас прошли около двух десятков различных посудин в обоих направлениях. Прошла даже какая-то большая парусная калоша, типа фрегата, со многими пушками на запад, в сопровождении трёх галер. Мы следили с Пеном за ними в бинокли и на радаре, опасались, как бы эти бродяги не свернули к нашему "пляжу". Но они прошли "от мыса к мысу" напрямик и скрылись с глаз.

— Наверное, от Азова топают, — предположил Пен. Я был с ним согласный.

Вечером на связь вышел Димыч, сказал, что заночует возле Ялты и пожелал нам спокойной ночи. В глубоких сумерках вернулся Кныш, привезли трёх уже потрошённых и ошкуренных свинок, кило под сто каждая. Кок с матросами, уже при свете фонарей, разделали их и заложили в морозильники. Поужинали свежей убоинкой и разошлись по каютам, оставив на палубе только вахту.

12 августа. Галера так и не пришла. Кныш добыл ещё двух диких свиней, а Пен запретил мне ловить рыбу, сказал, что и одного "рыбного дня" в неделю для здоровья команды достаточно. На закате подошла шебека Димыча, и мы в том же ордере вернулись на наш пляж. Там было всё спокойно. Новые мачты галеры уже стояли на своих степсах, правда, ещё без такелажа. Сама галера уже лежала на другом боку и была почти чистая. "Гезлёвские новички" уже были посвящены в "курс делов" местными и выразили мне лично своё согласие плыть с нами. После ужина Гриша опять устроил музыкальный концерт. Только поставил наши 50-ти ваттные колонки на палубу "Мануши" и развернул их к берегу. 100 метров "не дистанция для них, только звучание будет лучше",— пояснил он мне. Гонял Робертино Лоретти и Альбано с Рамирой, и многое другое.

На берегу, рядом со мной опять сидели и слушали Ольга с Фросей и две "новенькие" девочки. Вечер опять удался. А со шхуны всё это время, пока окончательно не стемнело, за входом в Балаклаву в бинокли наблюдали Муха и ещё один вахтенный матрос. " По ночам турки не ходят!" — заверил меня Димыч и мы улеглись спать.

13 августа. Проснулся я, когда "Мануша" была уже в тени Форосских скал, а "Котёнка" уже было не видно.

— Я не стал тебя будить, чтоб не путался под ногами. — объяснил свой гуманизм Пен. Я не стал возбухать.

На палубе толклись две дюжины бывших галерников во главе с Купой. Все были в полной упаковке: в шлёмах, кольчугах, броне с полным комплектом колюще-режущего и порохострельного инструмента.

— Доброе утро, Антон! — приветствовал меня Купа.

— И вам, доброе. — отозвался я. — Ты бы отдал команду, пусть бойцы железо поснимают, а то упарятся. Одеть всегда успеете, не на суше воюем. — посоветовал Ивану. Он гавкнул что-то, я не разобрал спросонья, и его бойцы начали разоблачаться.

— Антон, а ваш корабль и вправду стальной, и его ни картечь, ни ядра пушечные не берут? — подступил ко мне Иван.

— Правда, Ваня. — я постучал кулаком по борту.

— А почему пушек у вас нет? — не отставал он.

— Есть у нас пушки, — успокоил я его. — только их покедова не видно. Пойдём корабль покажу. — и пошёл на бак.

Показал атаману умывальники и душевые для матросов. Показал гальюны и объяснил, как ими пользоваться. Потом спустились в матросский кубрик. Я невольно распустил хвост, как павлин:

— Здесь наши матросы спят, здесь едят, здесь их лечат. — замахал я руками. — А это камбуз, здесь еду готовят.

Фёдор-кок сперва вызверился на нас, потом принял важный вид и горделивую позу. На офицерскую половину ни через камбуз, ни через лазарет я вести Купу не стал, и мы вновь из кубрика поднялись на палубу, прошли к корме. Завёл его в рубку, там истуканом замер вахтенный рулевой.

— Отсюда, Ваня, мы управляем шхуной. — пояснил я и мы прошли в кают-компанию: — Здесь столоваются и отдыхают "братья".

У Купы аж глаза на лоб вылезли от увиденной "роскоши".

— Там моя каюта и каюты "братьев". — показал я на дверь и повёл его назад. Кивнул на трап вниз: — Там другие каюты "братьев". — и мы с ним вышли на палубу.

— А пушки где ж, Антон? — вновь озаботился атаман.

— Дай срок, увидишь. — успокоил я его.

Вконец опупевший Ваня потопал к своим. Стеклянные иллюминаторы и остекление рубки, кондиционированная прохлада внутренних помещений, ковролин на полах и обитые кожей борта и переборки, умывальники, душевые, гальюны из надраенной сияющей "тундры" и нержавейки, сверкающий посудой и плитами камбуз и. наконец, белые простыни и наволочки на матросских койках — таки ввергли его в глубокий шок и охуение. Ладно, пусть обтекает пока, а я вернулся к нашим баранам и своим удочкам.

К полудню ожила рация Яшиным голосом:

— Галера агишного братца прошла к вам. Следуем за ней в шести километрах.

Петя сыграл "аврал". Матросики кинулись прикрывать иллюминаторы и остекление рубки броневыми листами. Я смотал свои удочки и занёс в каюту. Купины воины начали напяливать на себя своё "железо". Мы тоже облачились в "броньки".

Где-то, через час из-за мыса показалась сине-красная галера. Всё верно: 16 пар вёсел, две мачты с латинскими парусами, идёт от Кафы. Петро скомандовал поднимать якоря.

Галера шла километрах в двух от берега. Парусам помогали вёсла гребцов, ветер был для неё противный.

Пропустили каторгу мимо себя и под машиной стали пристраиваться ей в кильватер. С востока подтягивалась поближе шебека Димыча. С галеры нас заметили и стали прижиматься к берегу. Пен дал полный газ, дизель взревел, за кормой поднялся бурун. Паруса мы так и не поднимали. За десять минут догнали турков и пристроились сзади, но мористее.

"Наши" все уже были на своих постах. С правого борта на галеру смотрел через электронный экран прицела гранатомёта Кныш, ближе к рубке к прицелу .308-го припал Гриня. На баке уже поднял, зафиксировал и развернул свою пушку Шорох. Я подошёл к нему:

— Нежней, Коля. Мачты не задень и реи. Чинить их долго. Бей по рулю и вёслам.

— Говорил уже. — буркнул главарт недовольно. — Ты лучше иди... к Кнышу и скажи, чтоб не палил над гребцами, посечёт ведь болезных.

Я отошёл к Кнышу и передал ему пожелание его тёзки. Этот Коля тоже послал меня... к Грине. Но тот тоже долго слушать меня не стал и послал меня, и совсем не в рубку. Даже все штатные места заряжающих и подносчиков были уже заняты. Поэтому я решил стать военным советником Купы при его абордажной команде.

Короче, Шорох быстро и метко одной очередью перебил брус, соединяющий румпель с пером руля, а потом выбил половину вёсел с левого борта турка. Кныш качественно положил свои гранаты на кормовой навес бусурман, а Гриня быстренько состриг пулемётом всех, кто был на боевом мостике галеры и прошёлся пару раз по носовому пушечному барбету.

Потеряв ход и управление, оставшиеся в живых правоверные как-то резко загрустили, быстренько спустили флаг и начали убирать паруса. Мы им не мешали, а тут ещё Кэп-Пен по громкой (даже очень) связи по-турецки, но с сильным корейским акцентом, рявкнул, чтоб 'сдавались, значитца, иначе всех убьёт и один останеца'.

Отже ж, засранцы, совсем оставили своего "адмирала" без работы!

Минут через 15 подошёл "Котёнок", стал справа от галеры в одном кабельтове и изготовился к стрельбе. Наша шхуна подошла к турку сзади и нависла бушпритом над его кормой и..."в бой пошли одни старики" Купы, обвешенные железом. Меня Шорох крепко держал за пояс и на галеру не пущал.

Минут пять оттуда раздавалась православная "мать-перемать!" и правоверный "алахакбар!". Раздалось несколько пистольных выстрелов. Потом всё стихло и Николя отпустил мой пояс. Я, Кныш, Туля и Тесля в сопровождении двух матросов— автоматчиков спрыгнули на галеру с бушприта "Мануши".

Всех, кто выжил из турков, Купины гвардейцы уже привели в должный вид: раненных добили, целых обраслетили, заранее запасёнными пластиковыми удавками и согнали к носовому барбету. Среди гребцов-невольников было двое легко-раненных, посечённых осколками гранат Кныша, и нескольким мужикам опять досталось перебитыми вёслами. Невольничий трюм вообще не зацепили.

"Младшенький" брат Ахмет-Аги Махмудка попал под раздачу и теперь горой лежал под остатками кормового навеса. Он оказался ещё толще "старшенького". Убили мы 62 турка из команды и воинов. 22 барбоса сидели на носу галеры. Вонь тоже была здесь главным из ощущений. Абордажники быстренько освободили палубу от трупов, поделили уцелевшие вёсла между правым и левым бортом и доложили, что даже без руля доведут "сине-красную" до пляжа. А я потопал на корму шукать ништяки. Увы, не дали. Сразу вернули на "Манушу" и подключили к общей суетне.

Слава богу, потерь у нас не было. Так, поцарапало слегка четырёх Ивановых хлопцев. Анатолий сразу обработал и наложил повязки, сказал, что ерунда и до свадьбы заживёт. И тут же занялся пострадавшими гребцами.

Решили сразу идти к "пляжу". Впереди под машиной малым ходом маячил "Котёнок", следом под управлением "абордажников" гребла вёслами галера, а сзади прикрывала шхуна, тоже под мотором. Идти пришлось строго против ветра, но как раз к ужину добрались. Выбросили калошу носом на песок, раскрепили канатами. Шхуну с шебекой опять сцепили вместе и поставили на якоря на прежнем месте.

Я передал все полномочия "береговому коменданту" Лёхе. Сложил с себя до завтра командование, удалился в "адмиральскую каюту" и... основательно и очень качественно напился... Оно, конечно, они все там воевали, стреляли, бегали, прыгали и совершали другие мышечные телодвижения. Это им только на пользу, Доктор говорит, что мышечные нагрузки в нашем возрасте только полезны и хорошо снимают стресс... А я испереживался весь и изнервничался. Измотался в конец, нервов километр пережёг. А нервная ткань не восстанавливается — тоже Доктор говорит... Мне по должности положена релаксация и дезактивация, и даже молоко... Страшное это дело, когда с 200 метров одновременно стреляет гранатомет очередями, пулемёт и два десятка штурмовых винтовок. И всё это приходится на палубу в тридцать метров, а на палубе этой толпится почти сто человек... Да и вид этой палубы после этого уж больно преотвратный. Сплошная мясорубка, изувеченные тела, а кругом кровищей всё залито... А вид крови я с детства очень плохо переношу... Поэтому и напился... Я "мозг", а мозг надо беречь и при пожаре выносить в первую очередь... Дальше сознание моё погасло.

Гл. 9

Крымский поход (Часть 10)

Ещё пара пляжных дней.

14 августа. Очнулся только на рассвете и только потому, что очень хотелось писать. Было погано, но не очень. Справил нужду и вылез из каюты. В рубке "вахтёрил" в кресле Кныш. Посмотрел на меня сочувственно, но промолчал. На палубе маячила только вахта. Я с борта сиганул в море. Водичка прохладная, видно ветер за ночь отогнал тёплую подальше от берега. Рванул стометровку кролем. Обратно к шхуне вернулся уже "брася" неспеша.

На берегу суетились только возле дымящей кухни. Остальные видно ещё спали. Поднялся по трапу и пошлёпал на камбуз, оставляя на палубе мокрые следы. Солнце уже наполовину вылезло из-за горизонта, видимость на миллион, дымки пока не было. На камбузе уже шустрил Федя:

— Ты пока посиди, Антон. — зачастил участливо. — Я тебе сейчас быстренько завтрак спроворю.

Я подхватил из холодильника бутылку с соком и присел в кубрике к столу. Через пять минут Федя поставил передо мной поднос с завтраком. Спустился Мыкола и тоже сел за стол, налил себе из термоса кружку кофе.

— Ну, как там? — негромко поинтерессовался я.

— Нормально. Ещё около сотни каторжан, 29 женщин, 12 детей и 8 мужиков.

— А "мужиков" чего так мало? — удивился я.

— А турки в Кафу пришли с недокомплектом гребцов. Вот сразу и посадили купленных невольников к вёслам. Навес им на берегу ещё вчера поставили. Спали на коврах, притащенных со второй галеры, и на парусах. Вася вчера ещё две бочки под котлы пожертвовал. Так что, ужин приготовили сразу на всех береговых, в одну смену.

Я пошёл в каюту одеваться. Пен "просвистел" по громкой общий "подъём" команде. К полвосьмого высадились на берег, и для меня начались трудовые будни. Первым на доклад ко мне в "штабную" шлюпку подсел "директор пляжу" Лёха:

— На галере взято: — Золота в монетах и слитках 2600 грамм, серебра 26 кило, груз в трюме, в основном сивашская соль, верблюжья, овечья и козлинная шерсть в тюках, плохо обработанная. Необработанные солёные кожи, ну и ещё чего-то там по мелочи. На гребных банках сидело 96 гребцов и ещё три "запасных". В трюме невольников сидело 8 мужиков не старше 30 лет, 29 девчат не старше 25-ти и 12 детей не старше 10-11-ти.

— А почему постарше нет, как думаешь? — не понял я.

— Так я уже поспрошал народ. Пока взрослые бьются с людоловами, младшие к мамкиным юбкам жмутца, а постарше, которые пошустрей будут, успевают разбежаться. Вот и весь секрет. А баб и мужиков "старых" и грудничков в полон не берут, на месте рубят. Не выгодно, мол.

— Зверьё! — скрежетнул я зубами.

— Доктор вчера всех вновь прибывших помыл и осмотрел, уже при фонарях. Выдал всем персональные ложки и кружки, на поясах теперь, на верёвочках таскают. "Старожилы", кстати, тоже. Навесы для женского цеха расширили, там же с ними и детишки ночуют. Для мужиков ещё днём поставили ещё один навес. "Столовую" будем сегодня удлинять. Подстилок для всех не хватает. Пен и Димыч вчера все свои одеяла отдали. Раненные идут на поправку, некоторые уже по лагерю шныряют и столоваются со всеми. Я сказал Купе, чтоб турки приступали к чистке второй галеры всем скопом. На первой сегодня будут ставить реи и такелаж, к вечеру должны закончить. Плотники будут чинить вторую. Да, плотник её тоже остался целёхонек! Везунчики прям. Хоть самому в "плотники" записывайся. Антоша, мы ещё долго тут будем?