— Теперь все перемешалось! Я что, столько времени потратил зря? Теперь еще и перебирать должен?! Ты... придурок слепой! — разорялся Мартин.
Ведра валялись, кожура неопрятной кучей рассыпалась рядом, а картошка и уже очищенная, и еще не попавшая под нож схлопотавшего наряды Мартина, раскатилась далеко по всему полу.
Антига все поторапливала его, но Мартин воспользовался моментом немного сачкануть, и тут такая подстава!
Рени бросился поднимать укатившиеся клубни, таская их по несколько штук и уже на месте "сортируя".
— Иди отсюда, косорукий! — рявкнул Мартин.
Он подхватил ведро с очищенной картошкой и пошел собирать сам, сразу складывая ее, чтобы двадцать пять раз не бегать туда-сюда.
Рени виновато застыл.
— Чё стоишь? Мусор подбери! — велел Мартин.
— Хорошо, — с легкостью согласился светленький мальчишка и принялся собирать очистки. — Извини, я нечаянно...
— За нечаянно — бьют отчаянно, — буркнул второй пацан.
Теперь осталось только собрать неочищенные клубни и быстренько дочистить их.
— Что здесь происходит? — явилась Антига на вверенную ей территорию и подозрительно уставилась на Мартина.
— Ничего, ща я дочищу, — бросил сын коменданта сердитый взгляд на раба.
— Поторопись, — не стала обострять кухарка, примерно догадавшись о развитии событий.
Проверив кастрюли и перемешав что-то в сковородках, женщина обернулась к Ренальду.
— Иди сюда! — позвала она, протягивая большую сочную ярко-оранжевую морковку. — На, ешь. Госпожа Тесса говорит, что в ней много витаминов. А хочешь, я тебе ее потру — со сметанкой, с сахаром, знаешь, как вкусно?
Рени смутился:
— Нет, спасибо, я так...
— Ну и правильно. У тебя зубки молодые, крепкие — и так схрумкаешь, — улыбнулась кухарка и обернулась к сердито сопящему Мартину, дочищающему злосчастную картошку: — Давай, заканчивай быстрее — я тебе тоже оставила. Молодым организмам надо много витаминов, — многозначительно произнесла она и снова уткнулась в свои кастрюли.
Мартина, выросшего здесь, в Замке-крепости, раздирали двоякие чувства: с одной стороны было так же привычно, что Антига, как в детстве, подкармливала его то "витаминчиками", то разными вкусностями, то лучшими кусочками, пока готовилась еда, или гоняла мокрым полотенцем — все зависело от степени его шалости и настроения кухарки. И то, что Антига нашла себе новый объект для заботы и опеки, по-детски обижало повзрослевшего сына коменданта, и задевало то, что его сейчас уровняли с этим неумехой, смазливеньким хозяйским рабом для интимных утех, который ведет себя как ребенок. Но он-то, Мартин, уже взрослый, полноправный (правда, самый младший) солдат личного состава Замкового гарнизона!
Сын Инвара не понимал, откуда это недовольство и ревность к поступкам старших, но подходящий объект для сброса негатива находился всего в нескольких шагах, и досталось опять Рени.
— Морковку надо было клянчить размером побольше, — язвительно заметил Мартин с гадливой улыбочкой.
— Какую дали, — спокойно отозвался Рени, вонзая ровные белые зубы в ярко-оранжевый овощ, явно не уловив не слишком тонкого намека.
Сочная, хрустящая, сладкая... один год у них в общине был урожай такой моркови — почти до самой весны хватило, но больше не уродилось — не удалось сохранить семена...
— Не по назначению используешь, — продолжал издеваться гадкий пацан. — Надо было вот такую просить! — показал он выразительным жестом (ударив одной рукой по согнутой в локте другой) и презрительно расхохотался.
Ренальда этот жест не сильно впечатлил, потому что неискушенный юноша пребывал в счастливом неведении, что он обозначает, лишь интуитивно понял, что это что-то очень пошлое и неприличное.
Решив не ждать, что еще придумает Мартин, он поспешил отойти от недружелюбно настроенного парнишки подальше. Как же Рени ему завидовал — такой молодой (почти как и он сам), а уже самостоятельный и знает свое предназначение, достойное мужчины... Почему Мартин с ним не может хотя бы просто нормально поговорить?
— Ах ты, охальник! — вцепилась Антига натруженными пальцами в ухо Мартина и пребольно крутанула его. — Ты что же, паршивец этакий! Не совестно тебе?! Я вот матери-то скажу, что ты показываешь на людях! Так тебя воспитывали?! Неужто мать или отец такому сраму научили?!
Мартин сначала побледнел от возмущения — кто посмел его драть, как мальчишку — он воин! Но при упоминании матери "сдулся" и вспыхнул. То, что обсуждалось в казарме, не стесняясь таких зеленых юнцов, как он, и то, что отец смотрел на это сквозь пальцы — чай не в воскресной школе — это одно, а сейчас он и впрямь повел себя гнусно. Мать за матерщину ругала даже отца, если, конечно, не происходило что-то из ряда вон, какая-нибудь нештатная ситуация... Сама она могла так же "причесать", если подвернуться ей под руку не вовремя, но тут же истово просила прощенья у Всевидящих, подняв глаза к небу. Вот засада!
— Как тебе не совестно? Ведь Ренальд тебе почти ровесник, он тянется к тебе, вы могли бы подружиться... — сокрушалась Антига.
— Я — воин, а он — "игрушка", даже хуже — подстилка! — зло выкрикнул Мартин.
— Ты что же думаешь, он сам, по своей воле оказался в таком положении? — досадливо всплеснула руками женщина.
— Да все равно! По мне — лучше сдохнуть, чем подставляться! — упрямо заявил сын коменданта.
— Дай-то Всевидящие, чтобы тебе ни в жизнь не пришлось стоять перед таким выбором, — горько вздохнула кухарка. — Все, убирайся вон с глаз моих долой!
— Так я же еще не дочистил — пять штук осталось... — растерялся парнишка.
— Без тебя управлюсь.
Женщина ушла к плите и сердито застучала крышками кастрюлей.
У Мартина горело ухо, и было больно и очень обидно, что Антига, которая обычно приберегала для него какое-нибудь лакомство, даже смотреть на него не хочет. Да еще и мать вечером заскочит на кухню попить чайку и посплетничать, как прошел день, и кухарка расскажет ей... Хорошо, если это случится уже после "отбоя", и возмущенная комендантша не пойдет самолично драть другое ухо, но уж наверняка найдет повод завтра вправить мозги своему отпрыску... или отцу нажалуется...
А все этот гадский Мелкий! Мартин оглянулся. 'Нежного мальчика' уже и след простыл, пока его ругали. Ишь, дружбы ему захотелось — три ха-ха! Этот блондинчик даже на лошадь взобраться сам не сумел... но с Антигой лучше все-таки помириться...
Юноша потер распухшее ухо и пошел "сдаваться".
В это время пришла Тесса с рабом. Наверное, Ренальд ждал ее на улице.
— Антига, мы тебе не сильно помешаем, если займем кусочек плиты? — спросила девушка.
— Госпожа Тесса, ну что же Вы спрашиваете — конечно, не помешаете! Вы что-то хотели, может быть, я сама сделаю? Вот только с гарниром управлюсь.
— Нет, хочу вспомнить детство — леденцы сварить, — улыбнулась Тесса.
— Ой, да зачем сами-то? Я сделаю, — начала было кухарка, но увидев, что хозяйка смотрит на Рени, понимающе усмехнулась. — Я вам сейчас посуду достану, у меня такой ковш есть — на длинной ручке, не горячо будет, и сироп не пригорает. Сейчас, мои дорогие, — засуетилась она.
— Спасибо, Антига, — улыбнулась Тесса.
— Ну что Вы, госпожа Тесса... — немного смутилась женщина. — Вы же можете приказывать, а Вы все спрашиваете да благодарите...
— Разве ты недовольна, Антига? — поддела девушка.
— Да как же я могу быть недовольна? — искренне удивилась растроганная кухарка. — Сейчас, сейчас... вот у меня еще передник есть, совсем новый, чтобы не запачкались...
— Да не надо, мы постараемся не быть "свинюшками", да, Рени?
Мальчишка кивнул, ему было немного неловко за всю эту суету.
Тесса ухватилась за идею сварить леденцы, потому что он признался, что ел их один раз в жизни, когда был с мамой и отцом в городе на ярмарке. До сих пор вспоминает тот вкус простой конфетки на палочке. Ох, и попало же ему за истерику, что у всех вокруг есть такое лакомство, а у него нет. Никакие уговоры, что некрасиво себя вести, как дети простолюдинов, не помогли. На ярмарке леденец купили, а уже дома проводили воспитательную процедуру...
"Отец, мама, если бы вы только могли предположить, что станет с вашим сыном, закормили бы в детстве конфетами так, что все зубы повыпадали бы..." — грустно вздохнул Ренальд.
Единственное, в чем повезло — его, в самом деле, холят и лелеют, словно дорогую домашнюю зверушку... Что с ним стало бы, попади он к другим хозяевам?
Пока варился сладкий густой сироп, Тесса велела Ренальду найти тонкие лучинки и зачистить их, чтобы были гладенькими. Можно было бы воспользоваться спичками для розжига камина (будем считать, что спички в том мире уже существовали*), но она решила дать мальчишке возможность поупражняться во владении недавно полученным ножом (сделанным гарнизонным оружейником специально под его руку), пусть даже и таким незамысловатым способом. И теперь она одним глазом следила за варевом, а вторым — чтобы Рени, увлекшись, не саданул себе по пальцам...
Мартин подошел к Антиге, ловко нарезающей овощи на огромной разделочной доске.
— Ну что тебе еще? — недовольно бросила кухарка, заметив мнущегося парня.
— Давайте, я вынесу мусор, что ли? — заискивающе предложил он.
— Ты же воин — не зазорно тебе будет? — поджала губы женщина.
— Ну... я хотел помочь. Мы же живые люди, хотим есть и пить, мусорим... и наряд отработаю, как положено...
— Эх ты, живой человек! Хозяйский мальчик — тоже живой, — произнесла Антига, чуть понизив голос, чтобы Тессе и Ренальду, находившимся в другом конце просторной кухни не было слышно. — Понимаешь ты? С ранимой душой и большим сердечком, только у него папки рядом не было, чтобы научить всему, что должен знать мальчишка в его возрасте.
Мартин стиснул челюсти, но вынужденно поддакнул.
— Иди, выкинь, — смилостивилась Антига и кивнула на закопченный котел. — Котел еще отчисти и можешь быть свободен.
Обрадованный Мартин подхватил ведра с мусором и потащил их на улицу. В одном был "сухой мусор", который надлежало сжечь, а в другом — пищевые отходы и их придется тащить за внутренний периметр территории крепости, где находился небольшой скотный двор — несколько свиней, четыре коровы, овцы и домашняя птица. Рядом с Замком была только конюшня.
— Готово! — Ренальд предъявил Тессе аккуратно обструганные палочки.
— Отлично, — похвалила она. — У меня тоже почти готово. Сейчас будет самая ответственная часть, — заявила девушка. — Рени, вот на эту доску, она уже смазана маслом, выкладываешь свои палочки... пореже, да, вот так, а то все сольется в одну огромную массу. Вот, отлично! А теперь каждую заливаешь сиропом, только быстро и равномерно, смотри, вот так, чтобы почти половина палочки оказалась внутри, тогда будет удобно держать ее в руке, — показывала Тесса старательно выполняющему ее инструкции мальчишке.
Вернулся Мартин и направился к огромной раковине, где призывно чернел котел — последнее его задание на сегодня. Рени подошел к нему с грязным ковшом (на стенах которого уже застыла сладкая масса) в одной руке и "букетом" леденцов на палочках в другой, поставил ковш на стол рядом с раковиной и протянул леденец:
— На, возьми...
— Зачем еще? — удивился сын коменданта.
— Просто так, вкусно же, — простодушно отозвался Ренальд.
— Обойдусь, а то попа слипнется, — демонстративно отвернулся несносный мальчишка от раба.
Ренальд, уставший от такого явного пренебрежения, опустил руку с леденцом и вспыхнул:
— Тебе-то о чем волноваться? — дрожащим от негодования голосом позволил он себе высказаться в адрес бойца, резко развернулся и быстро пошел к двери.
Мартин с досады швырнул пустые ведра из-под мусора и заглянул в ковш.
"С конфетками он подкатывает, как ребенка подкупает, щенок!" — зло подумал Мартин, но щеки и уши все еще горели — а Мелкий-то, оказывается, умеет "кусаться". Да уж, даже если и "слипнется", на Мартина, слава Всевидящим, интерес лаэра Аслана не распространяется.
Парень достал нож, поковырял остатки застывшей сладкой массы и, отколупнув, отправил кусочек в рот — вкуснооо...
"Зря отказался", — с сожалением подумал он и, подняв глаза, столкнулся взглядом с госпожой. Тесса холодно посмотрела на него, но ничего не сказала и, поблагодарив Антигу (растроганно вертящую в руках леденец, не зная, куда его пристроить, пока занята приготовлением обеда), пошла за Ренальдом на улицу.
Мартин опустил голову, плечи поникли... Он был расстроен и не понимал, зачем так себя ведет, ведь этот "нежный мальчик" ему ничего плохого не сделал... Почему-то вспомнились слова Аслана, как-то беседующего с ним (тогда несколько солдат сопровождали лаэра по делам, и на обратном пути сделали привал), что только слабый духом будет обижать тех, кто слабее его, вместо покровительственной защиты, потому что на их фоне слабак сам себе кажется очень значимой личностью, но со стороны эта травля выглядит омерзительно...
Мартину стало стыдно и обидно, но "виноват" в теперешнем смятении духа все равно оказывался хозяйский раб, "нежный мальчик" Рени. Сын коменданта еще не настолько вырос, чтобы быть снисходительным к чужим "грехам"...
8.
Несмотря на то, что сон был просто замечательным, проснулся Рени от странного ощущения дискомфорта. Мальчишка никак не мог вырваться из сладких объятий одеяла, но что-то было не так — все тело казалось расслабленным, разморенным, шевелиться не хотелось, во рту пересохло, щеки пылали, но самое главное, в паху почему-то было мокро и липко.
Осознав такой конфуз, Рени на секунду замер, а затем вскочил, судорожно скинув влажное от испарины одеяло. Он лежал на животе, и теперь на его ночных свободных штанах и на простыне темнело влажное пятно. Ренальд в растерянности оглянулся на дверь — ему показалось, что по коридору кто-то идет. Если сейчас придет Рута будить его по велению хозяев, или еще хуже, сама Тесса — это же можно провалиться со стыда. Рени не помнил, когда с ним происходило подобное в последний раз — наверное, в далеком-далеком детстве...
В комнате было довольно тепло. Свежий ветерок трепал легкие занавески на окошке большой светлой комнаты раба. На улице ярко светило утреннее солнышко, стараясь перекричать друг друга, заливались какие-то пичуги, но мальчишке сейчас было не до созерцательности окружающего мира. Подгоняемый ужасными образами обнаружения своей маленькой тайны, Рени бросился к шкафу, в котором хранилось белье, хотел вытащить чистую простыню, но остановился в нерешительности, а вдруг ему нельзя этого делать?
Он оглянулся — злосчастное пятно с кровати никуда не делось. Собственные ощущения стали еще неприятнее — когда выбрался из-под легкого одеяла, хранившего тепло его тела, мокрое пятно начало подсыхать и стало противно холодным, образуя жесткую корочку.
Очередного позора мальчишка допускать не хотел ни в коем случае. Разворошив кровать и кое-как стянув огромную простыню, добросовестно заправленную Рутой под матрац, чтобы не сбивалась, он решил постирать все сам. Оказывается, не так это просто, и Ренальд, чуть ли не распластавшись, шипел от собственной неуклюжести и боязни, что его застанут за таким занятием, судорожно комкал большой кусок ткани, пытаясь справиться с непривычной работой. Заправлять одеялом собственное ложе тоже оказалось непросто, несмотря на то, что он сам всегда заправлял свою кровать в келье общины. Эта "рабская", по сравнению с его бывшей, узкой, больше похожей на жесткую лавку, была раза в четыре шире.
