| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Аффа, спасибо за сохранность шмоток, — поблагодарила я соседку и заметила её хмурое лицо.
— Не за что. Понравилось на приеме?
— Более-менее, — пожала я плечами. Еще подумает, что перед ней избалованная зрелищами жеманная девица, но, говоря по правде, единственной сахарной косточкой на приеме оказалось представление в Большом амфитеатре. — Ты по телеку смотрела?
— Да. Ты очень фотогенична. Тебя раз десять показали — с цветами и чемпионом. Как влюбленных голубков.
Голубок сидит сейчас под арестом, и о нем позабыли, — пришло на ум некстати. А красота — наносное.
— Это Вива постаралась. И тебе спасибо, что посоветовала обратиться к ней, хотя поначалу я не верила.
— На здоровье, — ответила хмуро соседка.
Может, ее обидел тот тип, что в цирк пригласил?
— Пошли ко мне чай пить! Заодно поболтаем, — предложила я Аффе.
— Некогда. Учу билеты, — ответила она неприветливо. — Значит, ты теперь с Мелёшиным?
Я растерялась. В принципе, к чему таиться? Наверняка Мэл прошел днем по общежитию не бледной тенью.
— Вроде бы...
— "Вроде бы"... — передразнила она. — Твоё "вроде бы" не давало мне два часа сосредоточиться на учебе. Вся общага слушала твоё "вроде бы".
Я опешила. Стояла и открывала и закрывала рот, а голос пропал.
Ужас. И еще стыд. Наверняка Капа тоже слышал. И те, кто живет на втором этаже, приложили ухо к полу. В общем-то, и прислушиваться особо не надо — стены тоньше промокашки.
Отвратительно. И Радик слышал. Нет, он не мог, его комната в другом крыле.
Хуже не бывает.
— Спасибо, — ляпнула я невпопад и пошла в швабровку, а Аффа не сказала: "Извини, Эва, я погорячилась. Забудь о том, что услышала".
За спиной хлопнула дверь соседок.
Уши горели, лицо пылало. Я посмотрела на кровать, и в голове пронеслись эпизоды уединения с Мэлом. Меня затрясло.
Кое-как навела смесь из витаминного сиропа с успокоительными каплями, и, по-моему, напутала с дозировками, ливанув в стакан без меры.
Что обо мне подумают? Мало того, что теперь я для всех — дочка министра, завтра к этой новости добавится сплетня о жарких постельных утехах и моей ненасытности и о прочих гадостях, которые смогут изобрести извращенная студенческая фантазия и искаженное сарафанное радио.
Как теперь глядеть людям в глаза, зная, что они знают? Как пойти завтра в институт и смотреть гордо и высокомерно на шушукающихся девчонок и похабно подмигивающих парней? Что лучше — огрызаться на пошлые намеки или игнорировать?
Я не смогу. Лучше останусь в общаге. Или сбегу из города.
Наверное, поэтому бритый парень в подъемнике вложил в свой взгляд особый смысл.
Невыносимо стыдно.
Пытаясь отвлечься, я сходила в душ, где смыла с волос сверхстойкую укладку Вивы, а затем намазала чудодейственным гелем темные следы на шее. Бутылочки и флаконы с косметикой встали ровным заборчиком на крышке тумбочки, и выяснилось, что мне необходима дополнительная полочка, а лучше две — из-за тесноты, образовавшейся на заставленной бардаком поверхности.
Далее наступил черед коленей, героически проползших от начала и до конца по коммуникациям развлекательного клуба. Хотя болезненные ощущения в суставах притупились за день, смазав и попшикав на припухлости, я почувствовала облегчение, да такое, что тут же захотелось вспорхнуть и запрыгать без устали. Жаль, не нашлось повода и соответстующего настроения.
Конспекты не усваивались, потому что в голову лез невообразимый ералаш, вытеснивший слабые попытки вклинить в память хотя бы пару билетов. В общем, тетрадь с лекциями бестолково перелистывалась, и процесс сопровождался катанием по столу серебристого блинчика, бывшего когда-то пером.
"Проклятие и благословение считаются величинами противоположно равнозначными и в векторной форме выражаются..."
Наверное, Мэл уже спит. Завтра он позвонит или сразу приедет в общежитие и, конечно же, продолжит испытывать мою кровать на прочность. А я не смогу, зная, что невольными свидетелями наших постельных опытов станет половина общежития.
"В правой части уравнения проклятия суммируется причиняемый вред, в левой части — противодействие или откат. Обе части равны при следующих условиях..."
Неприязнь Аффы к Мэлу перевесила наши дружеские отношения. Девушка сделала много хорошего для меня, за что я ей благодарна, но она так и не смогла перебороть антипатию к моему парню и вылила недовольство в грубой словесной форме. Обидно за скабрезные слова Аффы и стыдно признавать, что она права.
"Причиняемый вред выражается суммой слагаемых — несчастий, болезней и ущерба. Противодействие (откат) выражается произведением количества негативных последствий на число лиц, охваченных откатом..."
Может, принять предложение Мэла и переехать к нему?
Во всяком случае, силком меня никто не тащит. Заодно узнаем друг друга ближе и если не уживёмся под одной крышей, в любой момент сниму комнату в квартале невидящих, как мечтала вначале.
"В центре волновой схемы располагается лицо, инициировавшее проклятие, далее откат охватывает последовательно родственников, близких, друзей. С удалением от центра волны отката затухают..."
Малыш, которого подбрасывали чьи-то руки в пророчестве, — похож ли он на Мэла? — разволновалась я неожиданно, и в горле защекотало.
Мэл не подозревал, но в оставшееся до сна время к нему примерялось внезапное отцовство в разных ракурсах, и воображение рисовало пасторальные картинки, заставляя меня умиляться и мечтательно вздыхать.
Конспекты были заброшены куда подальше, как и гниющая яма прочих проблем.
— —
В дверь стучали — негромко, но требовательно.
Нащупав на столе фонарик, я посветила на часы с гномиком. Половина второго. У кого в ночную глухомань кран сорвало или унитаз засорился?
Прошлепав на носочках по ледяному полу и чертыхаясь на каждом шагу, открыла дверь. В коридоре стоял мой парень.
— Мэл?! Что случилось?
Он обошел меня, на ходу снимая куртку, и бросил её в угол под ветви страшнючего голубого дерева.
— Тоже не спится? — спросил, стягивая пуловер и швыряя туда же, а затем разулся.
— Кому? Мне? — изумилась я и потерла левый глаз. Очень даже хорошо спалось, пока Мэл не заявился.
— А мне никак. Видимо, получился передоз с "Энергетиком".
Мэл подошел к кровати, на ходу снимая брюки и футболку. Панцирная сетка провисла под его весом.
— Классно, — сказал он, потягиваясь. — Иди спать.
Закрыв дверь и подсвечивая фонариком, я подошла к постели и замерла в нерешительности.
— Выключай. Глазам больно, — потребовал Мэл и, стянув носки, бросил к прочей скинутой одежде. Я осторожно прилегла на краешек кровати, потому что мой парень занял собой практически две трети постельного пространства.
— Не тесно? — спросила шепотом.
— Неа. Тепло, — обнял он меня. — Дома кровать большая, а греть некому.
И через две секунды Мэл уже спал.
Ну и ну.
Я повозилась, устраиваясь. Повернусь-ка на спину, потому что неудобно лежать на боку.
И на спине неудобно. Конечности переплелись: не поймешь, где мои, где — Мэла.
Вздохнув, я осторожно отодвинула его руку. Попила водички, сходила в туалет, посмотрела на себя в зеркало — ну, сонная тетеря, — и вернулась в швабровку.
Посидела на краю кровати, поджав ноги. В конце концов, не на полу же спать. Буду приноравливаться к тому, что есть, вернее, к тому, кто дрыхнет на моей кровати.
Мэл пробормотал что-то над ухом и забросил на меня руку.
Сносно — тепло, но тесно. Полвторого ночи, на потолке свет от уличного фонаря пролез узкой щелкой за шторку, мой парень посапывает рядышком, а у меня сна — ни в одном глазу.
_____________________________________________
сertamа*, цертама (пер. с новолат.) — состязание, соревнование, как правило, нелегальное
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник
Няша* — зыбкое болотистое илистое или глинистое место.
Марь* — заболоченный редкостойный лиственничный лес среди болот
15 . У каждого своя боль
Более отвратительной ночи еще не бывало. Даже теткин сундук — и тот казался сейчас просторнее, чем кровать в швабровке в компании Мэла.
Мне так и не удалось толком уснуть, и половина ночи прошла в состоянии дремоты. Едва организм отключался, проваливаясь в сон, как начинал ворочаться Мэл. Или я просыпалась оттого, что затекла рука или нога. Или из-за неудобного положения ныла спина.
Как ни парадоксально, к дискомфорту примешивалась толика волнения из-за непривычности ситуации. Совместный сон в одной постели виделся мне гораздо более интимным, чем самая жаркая страсть. Мэл то обнимал меня, то забрасывал ногу, то, наоборот, притягивал мою ногу и клал на себя. То мы оказывались лицом друг к другу, а то он прижимался к моей спине, и его сонное дыхание шевелило волоски у шеи.
Зато неудобства, связанные с теснотой, были нипочем для Мэла. Парень наверстывал упущенное вчерашней бессонной ночью и усугубленное энергетическими напитками.
Промучившись до половины четвертого утра, о чем сообщили стрелки на часах, изредка подсвечиваемых фонариком, я опять сходила по гигиеническим делам, и после лунатической прогулки мне удалось забыться поверхностным сном, вздрагивая от каждого шороха, от скрипа и колыхания кровати, когда ворочался Мэл.
У любой усталости есть предел, и организм все-таки сдался. Несмотря на то, что в коридоре захлопали двери и послышались голоса соседей, мое сознание самым наплевательским образом вырубилось, погрузившись в глубокий сон без сновидений.
Глаза открылись, когда за окном окончательно рассвело, и я потянулась, разминая затекшие мышцы. Мэл спал, отвернувшись лицом к стене. Он лежал на животе, укрывшись до пояса одеялом, и засунул руку под подушку.
Не знаю почему, но меня бесконечно умилила картинка спящего Мэла. А утренняя тишина, задернутая шторка на окне, медленно поворачивающийся плафончик, атмосфера обжитости и легкой захламленности крошечного жилища лишь добавили уютности и безмятежия.
Порой незначащие моменты врезаются в память, оставляя неизгладимый след, как, например, сегодняшнее утро.
Я смотрела на Мэла и любовалась им. Спящий мужчина — невероятно красивое зрелище, похожее на ожившее полотно художника: неровная линия позвоночника, выступающие лопатки, рельефные мышцы, смугловатая кожа с россыпью веснушек на плечах и у шеи. Маленькое чудо. Столичный принц — высокомерный и неприступный в институте, и теплый и домашний в общежитской комнатушке, в постели со мной.
Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Мэл перевернулся ко мне, и обнял, и его руки подарили чувство защищенности.
Небритость, проявившаяся к утру на лице парня, тоже умилила. Представив Мэла с бородой и усами, я не сдержала фырка. В моем понимании бородатость ассоциировалась с преклонным возрастом и внуками на коленях.
Вспомнив о рекомендации Вивы, взяла ладонь парня и погладила; провела пальцем по линиям и мелким морщинкам и приложила к груди, как посоветовала стилистка. В ответ — ничего: ни интуитивного толчка, ни внутреннего голоса. Видимо, шестое чувство проснется гораздо позже и как всегда не вовремя, либо вообще не откликнется.
Печально. Я, конечно же, верила Мэлу. Он не солжет в серьезных вещах, но мне хотелось удостовериться в его словах, чтобы погреть душу.
Неисповедимы дороги судьбы. Месяц назад мне и в голову не пришло бы, что нас с Мэлом притянет друг к другу как два разнополярных заряда. Я вообще не знала, что на белом свете существует парень Егор Мелёшин.
А если бы мы никогда не встретились — столичный принц и слепая? Мэл продолжал бы жить в своем мире: катал на машине подружек, меняя каждый месяц как девчонок, так и автомобили; развлекался бы как мог; запланированно женился, пополз в карьерную гору. Жил бы ровно и стабильно. Быть может, однажды я шла бы по улице, а мимо проехал бы свадебный лимузин, везущий Мэла со Снегурочкой, и ни у меня, ни у парня не ёкнуло бы тревожно сердце.
А если б мы столкнулись гораздо позже, и у Мэла была бы семья: снежная принцесска и дети, да и я вышла бы замуж, например, за Тёму? Потянуло бы нас друг к другу?
Какие силы решили свести нас и переплели судьбы?
Сама бы я никогда не рискнула сделать первый шаг, — признала, вздохнув. А Мэл решил — Мэл сделал. Он сильный, умный, великодушный. А какая у него улыбка!
Он... таких, как Мэл, не бывает.
Ясно как день, и не имеет смысла отпираться — я влюбилась как кошка. Нет, как замутысканный котенок, но обязательно стану хищницей и не упущу Мэла из своих когтей. Заточу их до кинжальной остроты и зеркального блеска, чтобы никто не смел покушаться на чужое, ибо Мэл — мой.
Егор, — произнесла беззвучно. Е-гор. Егорчик. Гошик.
Непривычно.
Не раздался гром с небес, и память не озарилась воспоминаниями о подробностях уединения в подсобке "Вулкано", но я вдруг почувствовала: Мэл действительно дал обещание, получив ответное "да" о принятии обязательства. Вот так просто и с уверенностью поняла, что он не покривил душой, и в моем сердце установился штиль.
Мэл заворочался, собираясь вот-вот проснуться, и я смежила веки, притворившись спящей.
Колебания постели и прочие звуки рассказали, что он потянулся, позевал, протирая глаза, полежал немного и встал, аккуратно перелезши через меня. Вороватое подглядывание за парнем сквозь сощуренные ресницы выявило, что он натянул брюки и вышел из швабровки. С его уходом в кровати стало гораздо просторнее, и я оценила прелесть одиночного спанья на узких панцирных койках.
В голову пришло, что с появлением Мэла перестал сниться сон о лесе и о таинственном хозяине. Наверное, потому что перемены в жизни закончились, если следовать объяснениям Аффы, или потому что сегодня не удалось толком выспаться, а вчерашней ночью я, наоборот, вымоталась до невозможности.
При мысли о соседке вспомнились ее грубые слова, и опять нахлынул вчерашний стыд.
Мэл вернулся — с влажными волосами и, стянув брюки, перелез через меня, снова заняв кровать, отчего я скатилась к нему под бок. Судя по руке, закравшейся под мою майку и поползшей вверх, парень выспался.
— Эвочка, — раздался тихий голос, — ты же не спишь.
— Сплю. — Голос дрогнул, когда пальцы добрались до груди. — Крепко.
— Спи-спи, не помешаю, — сказал Мэл, и, развернув меня на спину, навис сверху и задрал майку.
— Мэ-эл, — протянула я сдавленно, пытаясь вернуть ее обратно.
— Приподнимись. — Парень шлепнул по моему бедру, и когда я машинально выполнила требование, ловко стянул пижамные штанишки вместе трусиками.
— Не на-адо, Мэл...
Какое там. Его "хочу" говорило само за себя.
Некоторое время прошло в моих попытках уклониться от нетерпеливой настойчивости Мэла. Наконец, ему надоело.
— Эва, что происходит?
— Ничего. Не хочу здесь.
— Почему? — нахмурился он.
— Здесь хорошая слышимость, — пояснила, смущаясь. — Мне неудобно. Вся общага узнает, как мы... как я...
— Та-ак... Ясно. Кто сказал? Чеманцев? — спросил Мэл, вглядываясь пытливо в мое лицо.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
