| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Чародей должен помнить, что его окружают живые люди. Что сам он — живой человек. Что Дзэнсин — это его дом, а его жители — семья."
Старик прав. Прав от начала и до конца. Пока они здесь, вместе — им есть что защищать. Пока они помнят, что вокруг семья — им есть, за что жертвовать свои жизни, есть чему служить. Если поставить свои интересы выше Дзэнсина, пусть даже из самых благих побуждений — это будет путь в никуда. "Даже самый сильный чародей в одиночку ничего не сможет поделать против сотни королевских рыцарей" — эта мысль пришла, как откровение. "И не всё, ох не всё нам говорят о времени основания города". Хаш не мог знать, как обстоят дела в большой политике Акиномори, да и не хотел. Он просто, наконец, ощутил своим домом весь город.
"Аки сделала свой выбор, если действовала самостоятельно" — подумал Хаш. "Если она под воздействием — я её вытащу. Если это её сознательное решение... Тогда она превратится в моего врага" — эта мысль пугала своей простотой и логичностью. Мир вокруг адепта словно стал чётче, яснее, понятней.
Адепт улыбнулся. Впервые, после того, как их выпустили с допросов. Мозаика его чувств, долга и привязанности к Аки наконец сложилась в правильную и чёткую картину. Стоило посмотреть на неё — сразу понятно, что делать, кому верить и куда идти.
Сплюну в воду, рыжий засунул руки в карманы и, насвистывая, отправился дальше. Он хотел гулять. Гулять по своему городу. Смотреть на своих людей. Пока не надоест. Ну или пока темнота не покроет все улицы.
* * *
Где-то.
— Время настало, — шепнула темнота спокойным женским голосом. — Пришло сообщение, что девятую группу освободили от допросов.
— Наконец-то.
— Это не значит, что с них сняли наблюдение. Но у меня есть мысли, как пообщаться с Хашем... почти наедине.
— Почти?
— Почти. Учитывая, что довелось пережить адептам, их связь теперь высока. Но нам это только на руку.
— Чем грозит твой план тебе и мне?
— Ничем. Одним из шпионов придётся пожертвовать. Подставить под удар, когда рой полностью активируется.
— Что ж. Это необходимая жертва. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца.
— Я рада, что ты это понимаешь.
— Разве я когда-либо демонстрировал отсутствие глубинного анализа ситуации?
Два голоса беззлобно рассмеялись. Они делали это, как люди, закончившие долгое и трудное дело.
— Пойдём. Нам надо обсудить детали.
— Пойдём. Скоро рассвет.
— Новый рассвет.
Те, кто прятался во тьме ушли. Грустно падали невидимые капли, как они это делали уже несколько тысячелетий. Во тьме мало что меняется, так уж она устроена. Она любит наблюдать. Впитывать чужие эмоции, надежды. Смотреть на себя глазами других. Тьма знала, что разнообразие закончилось. Ищущие укрытия больше не вернутся. По крайней мере — сюда. Но темнота знала, что от неё людям никуда не деться.
* * *
Кэйран Ицуго обходил квартальную стену уже второй раз. На Дзэнсин давно опустилась ночь, крупные летние звёзды заполонили небосвод. Ещё немного и среди них можно было бы потерять луну. Но полнолуние в этот раз удалось — бледный диск занимал едва ли не треть небосвода — только это и помогало справиться с лучами мохнатой звёздной мошкары. С Севера на Юг купол неба перечеркнул след "упавшей звезды".
"Надо бы желание загадать..." — рассеяно подумал старший Кэйран, а затем улыбнулся своим мыслям. Таким баловством он не занимался с самого детства, а вот сейчас, когда голова занята совсем другими заботами — ребяческое желание вырвалось из подсознания.
Мужчина подошёл к краю квартальной стены и посмотрел на спящий, тёмный Дзэнсин. Давно перевалило за полночь — в домах и мастерских не было света, только уличные патрули, да стража прокалывали эту ночь огоньками "светлячков" и обычных факелов.
Ицуго размышлял над решением, принятым десять лет назад. Решением, которое спасло его сына, помогло ему занять место в "золотой тридцатке" — и которое, судя по всему, едва не стоило Хашу жизни.
Первенец казначея клана с самого детства страдал едва ли не всеми известными болячками. Ребёнок был хилым, слабым. Единственное, что ему досталось от отца — огромный запас Ци, даже по меркам Дзэнсина. Ицуго любил своего сына, несмотря ни на что. Ушедший после его рождения с оперативной работы, молодой отец винил себя в плачевном состоянии ребёнка — до этого рыжий Кэйран занимал пост в особом отделе и активно участвовал в "полевых выездах". Возможно, да что там, вероятнее всего, на одном из таких мероприятий его организм получил свою порцию воплощённой ненависти врагов — в виде какого-то хитроумного дзинтая. "Слабость тела сына...", — решил тогда для себя Ицуго — "...моя вина".
Поэтому казначей нанимал лучших медиков. Нескольких даже привёз из-за границы — одного из Братства Стали (тамошние чародеи славились своими успехами в работе с человеческим телом) а одного из Форта-на-Горе, мрачного убежища южных чародеев. Оба оказались бесполезными.
Со временем мальчику становилось только хуже — не помогало совершенно ничего. Он слабел, хирел и к концу четвёртого года своей жизни почти перестал вставать с кровати. А затем медики Дзэнсина обнаружили у ребёнка редкое заболевание — какая-то дрянь пожирала кости сына изнутри.
Мать Хаша к тому времени ходила беременная его братом. Все мысли сконцентрировались вокруг нового ребёнка, и первенцу доставалось совсем немного внимания. Сам Ицуго ночи напролёт просиживал у кровати сына, сжимая кулаки и играя желваками на скулах. Ребёнок умирал и поделать с этим ничего не получалось. Хаш угасал, словно свеча на ветру, становясь с каждым днём всё меньше, всё прозрачней.
Тогда на него вышел Шин Ягуро, наставник Аки. В приватной беседе магистр Шин сообщил, что его ученица разрабатывает какое-то небывалое изобретение. Нечто, кардинально новое. Нечто, что сможет спасти его сына. К сожалению, сетовал Ягуро, изобретение основывается на запретной комбинации — в сути его лежит энергия Ши, в то время как для функционирования необходима энергия Ци, от живого человека. Это действительно шло в разрез с правилами и положениями магистрата — в устройствах, использующих Ши, Ци могла выступать только в качестве активатора, но не постоянного источника энергии. Конструирование таких устройств, да что там конструирование — даже теоретическая разработка строго запрещалась. Ицуго ухватился за эту соломинку изо всех сил. Шин считался очень сведущим во многих областях магистром и, если он сказал, что изобретение Аки может помочь — к словам стоило прислушаться.
Стажировку Аки проходила, проживая в загородном доме Шина. Так что с лабораторией для создания устройства проблем не возникло, а финансирование предоставлял Ицуго. Добровольцем-испытателем предстояло стать Хашу. Его мнения никто не спрашивал, да и не до рассуждений в то время, когда жизнь висит на волоске.
Они потратили год. Пятнадцатилетняя Кэйран Аки и правда оказалась гением. Ицуго до сих пор помнил странное ощущение, охватившее его, когда она передала плод своих трудов. Прозрачную, глухо запаянную маленькую колбу с маслянисто-чёрной жидкостью. Эта жижа не касалась стенок, держась на расстоянии нескольких миллиметров от стекла. Изредка по ней пробегали мелкие волны.
— Что это? — потрясённо спросил Ицуго, рассматривая продукт экспериментов.
— Объяснять долго, — бесстрастным тоном ответила Аки. — Если тебе так важно знать — это нечто вроде роя мельчайшей мошкары. Попав внутрь Хаша, они поправят его здоровье. И останутся внутри — лечить его дальше, на случай рецидива.
— Они безопасны?
— Для Хаша — да, — на этих словах лицо у девушки стало печальным, она словно вспомнила что-то очень болезненное. — У него высокая ёмкость Ци в организме. Для других чародеев такой рой... почти верная смерть. Это проверено.
— Но Шин говорил...
— Шин ничего не говорил о ранних разработках вашей родственницы, Ицуго. — Ягуро искоса глянул на старшего Кэйрана. — В четырнадцать лет она сделала первые наброски этого роя, работающие на чистой Ци. Тогда же и получила разрешение на клинические испытания... Которые закончились всего пару месяцев назад.
— Да, — механически кивнула девушка. — Подопытный скончался. Первые модели быстро выжигали Ци. Но я исправила этот недочёт. Хаш справится.
А потом случилась лаборатория, введение "мошкары". Он, Аки и Шин держали всё в тайне. Поэтому, когда через несколько недель Хаш резко пошёл на поправку, это посчитали чудом.
Все эти годы, Ицуго следил за растущим Хашем с некоторым беспокойством. Но ничего не происходило. Мальчик рос здоровым и, несмотря на достаточно тщедушный вид, очень сильным. Об этом свидетельствовали его успехи на пути "родзин". Дед души не чаял в задиристом пареньке и видел именно во внуке продолжателя семейных традиций — казначей из них выпал, не придавая должного значения тренировкам пути "найкай", частью которого почитался "родзин".
Старший Кэйран было совсем успокоился. Мальчик почти вырос, впереди его ждала взрослая жизнь, о болезненном детстве и внезапном исцелении вспоминали всё реже и реже. Но, как показывали недавние события — ничто в этом мире не происходит просто так.
Ицуго для себя решил, что вовлёк своего сына в самый длительный эксперимент Аки. Он помнил, вернее, узнал со временем, что эта девушка ничего не делает просто так и все её планы — с двойным, а то и тройным дном.
"Какие цели она преследовала, вводя в Хаша эту дрянь? Почему она сменила наставника почти сразу, после введения "роя"?". Аки действительно ушла к другому магистру, но ни девушка, ни Ягуро не стремились распространяться о причинах размолвки.
Ответа казначей клана Кэйран не мог найти. Он наблюдал за Аки все десять лет. Они стали необыкновенно дружны с Хашем, даже ближе чем родные брат и сестра. Юный магистр возилась с мальчиком, "оттаивая" в его присутствии — по крайней мере, Ицуго так считал до недавнего времени.
Правда, казначей слукавил бы, если бы сказал, что произошедшее стало для него совершенной неожиданностью. В последнее время поведение самой молодой девушки-магистра становилось всё более загадочным. И не всё нельзя списать на сговор с Гиханом. Она вела себя... как настоящая сумасшедшая. Ицуго и раньше наблюдал увлечённых или рассеянных магистров-учёных. Но Аки... Полной уверенности у старшего Кэйрана не было, не его профиль. Однако разговоры, привычки, поступки девушки становились всё более странными. Иногда она забывала, что уже сделал и почему. Иногда её слова противоречили действиям. Для своей лаборатории, расположенной тут же, в квартале Кэйран, Аки зачем-то закупила несколько тонн органических удобрений, хотя не занималась вопросами сельского хозяйства. Члены особого отдела, досматривающие её рабочее место вместе с представителями клана, только недоумённо переглядывались, пытаясь понять, зачем она всё это устроила.
Ицуго вспомнил недавний разговор с девушкой. Анализируя его сейчас, он мог точно сказать — с ней что-то не так. Она говорила отрывисто, обдумывая некоторые фразы по десятку секунд, словно через силу. Тогда старший Кэйран списал всё это на переутомлённость и странный характер, которым славилась магистр.
Казначей глубоко погрузился в свои мысли и далеко не сразу понял, что отвлекает его в окружающем пейзаже. Мужчина вздрогнул, словно сбрасывая с себя сонное оцепенение, окинул взглядом ночной город, затем развернулся к родному кварталу.
Всё та же тишина, темнота — только горят масляные уличные фонари. Внезапно мужчина заметил невысокий, скромно сложенный силуэт какого-то паренька, уверенно идущего к его дому. Присмотревшись, казначей узнал в нём Хаша, возвращающегося домой. "Ага. Сын видимо, прогулялся. Сегодня, встретился с кем хотел. Парня можно понять — последние недели выдались для него сущим кошмаром. Но, судя по всему, он пришёл в себя, причём гораздо быстрее, чем прикидывал казначей клана Кэйран. Тем лучше. Им давно стоило поговорить. Сын имеет право знать".
* * *
— Ну что сынок, ты нагулялся? — этот вопрос, прозвучавший на ночной улице квартала Кэйран, перед самыми воротами дома, сказанный спокойным и, как всегда, чуточку насмешливым отцовским голосом, подействовал на Хаша не хуже убойного дзинтая, ударившего в спину. Неожиданно.
— Добрый вечер, отец, — непринуждённым тоном бросил адепт, разворачиваясь. — Вот, выбирался в город, подышать свежим воздухом. Посмотреть...
— Да, могу тебя понять. Иногда хочется увидеть просто лица людей, а не рожи дознавателей и врачей, верно? — Ицуго улыбнулся открыто и честно.
Это произвело на младшего Кэйрана неизгладимое впечатление. Обычно, такие действия сопровождали гадость вселенского масштаба. Как, например, "День Итто-сэна". Когда Хашу исполнилось десять лет, отец объявил, что каждый неофит, при достижении этого возраста, должен отправиться к магистрату и прочесть оду во славу всех Первых магистров, занимавших пост с начала существования Дзэнсина. Говорил казначей при этом столь убедительно, а улыбался так честно и открыто, что Хаш не сумел заподозрить подвох. Вместе с отцом они сделали "торжественный костюм" — традиционное кимоно каких-то совершенно невозможных цветов и написали "оду". Всё заняло целую ночь. А на утро они отправились к магистрату. Когда до Хаша дошло, что происходит нечто неординарное, он успел прочитать почти всю оду, под свист и аплодисменты собравшейся небольшой толпы. Этот случай ему вспоминают до сих пор.
Поэтому, улыбка старшего Кэйрана вызывала скорее насторожённость, чем доверие. Мало ли...
— Н-ну... В целом, ты, конечно, прав.
— Пойдём. Я хочу с тобой поговорить, — совершенно серьёзно произнёс отец. — Я должен рассказать тебе кое-что.
— В смысле?
— Не здесь. Место не очень подходит.
С этими словами казначей развернулся и двинулся по скупо освещённой улице. Хаш вздохнул и, проклиная свою доверчивость вместе с покладистостью, отправился следом.
Шли долго. Примерно через сорок минут они оказались у северной границы квартала Кэйран, обозначенной мощной гранитной скалой. Там, внутри был устроен склеп. Все представители клана находили свой покой в каменном чреве — естественно, это касалось только тех, чьи тела удавалось доставить в Дзэнсин. Но и для оставшихся вне родной земли, находилось место. К усыпальнице вела крутая лестница с широкими каменными ступенями, выщербленными от времени. Всего ступеней насчитывалось три десятка и три. Сакральные числа — три, это количество духов-проводников, уводящих душу в Подземный мир. Трое нужно для того, чтобы душа не сбежала и не превратилась в кровожадного они, алчущего крови живых. Десять — число духов-хранителей клана Кэйран.
Отец ничего не объяснял, а Хаш всё больше робел, чем ближе они приближались к входу в склеп. Наконец отец и сын начали свой подъём.
Кэйран остановились у саркофага Руруша-основателя. Он был похоронен сразу у входа, для него первого выдолбили гранитную нишу. И от него, как и когда-то клан, начала расти усыпальница.
Казначей остановился, оперевшись руками о край саркофага. Затем достал из-за пазухи западного сюртука длинную трубку и начал набивать её табаком. Хаш знал об этой привычке отца, но всегда полагал, что тот прибегает к курению только в случаях крайнего напряжения или крайней радости. Что же за разговор их ожидает?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
