Однохвостый

Джанин полу обернулся в мою сторону, как мне показалось прикидывая сказать ли мне правду или нет, но что-то для себя решив все же ответил.

— Лично для меня, в большинстве случаев было главным, вовремя сделать ноги.

Глава завершена.

Глава 18

Самый сложный вопрос

Вопрос. Как нам обустроить страну, какие решения нужно принимать правительству и что нас ждет в будущем? Как вы думаете, кто лучше всех знает ответы на эти вопросы и еще на тысячу других не менее важных, включая что кому делать, кто виноват и где купить самые свежие овощи, ах да и самое главное, кто ночью под хенге первого Казекаге приходил соседке в квартиру на четырнадцатом ярусе.

Что, уже догадались? Да, нет, ладно не буду мучить загадками, это бабушки на лавочке у вашего подъезда. И в мире шиноби их аналог тоже присутствует, правда в более продвинутом варианте, что ли, ибо я не могу припомнить из своего прошлого пенсионерку, которая могла бы развешивать десяток килограмм белья на проводах высокого напряжения натянутых между домами на высоте приблизительно метров в двадцать, при этом лениво переругиваться с соседкой, которая вылезла из балкона напротив и шагает, балансируя по этому же тросу с такой же стопкой белья, при этом громко горланя, чтобы на эти двадцать метров кабеля, возле ее квартиры, ты, старая карга, даже и не смотрела.

Помнится впервые увидев картину, как одна стареющая куноичи, постоянно жалуясь на плохой слух своей товарки из дома напротив, до которого было где-то метров сорок, что спрашивала ту что-то по уходу за корнишонами, устав напрягать голос, выпрыгнула в окно и в два прыжка по "бельевым веревкам" оказалась напротив вопрошающей.

Знаете, мне было тогда года два от силы, но даже в том возрасте я понял, что что-то в этой картине не так. Потом я долго сидел возле открытых окон, украткой выглядывая наружу, когда бабушки начинали переругиваться с соседками из домов напротив, в надежде на очередное чудо. И иногда престарелые дамы оправдывали мои ожидания — вытворяли такие фокусы, что не каждый джанин пожалуй осилит и половину, но чаще я просто вслушивался в их разговоры о мире за стенами моей с дядей квартиры.

Я до сих пор помню как правильно выращивать огурцы до размеров арбузов, имея в запасе из удобрений только: коричневые шарики из судка для кошачьего туалета да стакан с водой, которую перед выливанием в катку нужно пол минуты перемешивать пальцем, одновременно удерживая технику мистической руки.

Еще благодаря этим беседам я приобрел привычку рассуждать, много узнал о древней истории, культуре, экономике, науке, геополитике а главное, изрядно расширил свой словарный запас, из комментариев вроде: "Да, в этом месяце опять рис подорожает из-за того, что в этой проклятой стране Дождя давно уже биджевы древоё... любы резвятся, опять "случайно" посевы спалили на хрен", "А эти выкидыши пиявок и тухлой рыбы, да засунет их малолетний Каге три хвоста своего демона себе в задницу, на той неделе мореходный канал перекрыли, опять из порта в Изу, моему котику в миску сушеных кальмаров не будет". И так далее в том же духе. Особенно, очень детально, даже не желая этого, я узнавал в подробностях какие именно страшные тайны скрывают ото всех половина наших соседей в квартале.

В такие моменты было главное не высовываться, ибо если старушки замечали мою патлатую макушку, то либо закругляли интересный разговор, или сразу же начинали кричать о невоспитанной молодежи и о том, как в наше время трудно поговорить спокойно, чтобы тебя не подслушало да не сбивало с мысли малолетнее хулиганье. Что интересно, старушки за все то время, что я жил с ними по соседству, так и не разу не обсуждали Однохвостого и его нынешнего носителя, у меня на виду. Наверно даже не из-за их тактичности и милосердия к чувствам маленького джинчурики, а потому что чего его обсуждать-то, если вот он все время на виду сидит в окне напротив, постоянно уши греет.

Вот и сейчас я сидел на своем старом месте, на веранде возле приоткрытого окна и внимательно вслушивался в привычные с детства голоса боевых пенсионерок, обсуждающих степень закономерности силы магнитных аномалий при усилении болей от ревматизма.

Мда... и правда, как-то отстал я от жизни за то время, что активно покрывался грибами в подземельях шарообразного выкидыша архитектуры. Мозги уже слипаться начинают от постоянной зубрежки да спаррингов, где их регулярно пытаются выбить из головы разнообразными подручными средствами.

Хотя, о чем это я? В дом своего дяди я пришел не из-за ломки без дозы свежих сплетен про моих старых соседей и прочей полезной информации, вроде перепада цен на зерно. А потому что... Э... Ну, как бы... Ладно, не важно. И вообще. В конце-то концов, это моя квартира! А не убирать в своей жилплощади больше года — это верный способ ее потерять. Кто его знает, вдруг меня из замка завтра попрут, а дома все плесенью до потолка покрылось, да гниет из-за сырости ибо прокладки в кранах вовремя не поменяли, а они взяли да потрескались и тут одно вонючее болото. Так что нефиг лениво рассиживаться, нужно хотя бы пыль, что уже в три пальца, протереть, посуду прополоскать, вещи и одежду перебрать, да посмотреть, что еще на меня налезет, а что можно смело пустить на половые тряпки.

Сухая уборка собственно много времени у меня не заняла. Прошелся по углам и мебели песчаной щеткой собирая пыль. Поднял шкаф, пару кресел как собственно и остальные габаритные предметы в воздух, повозил мокрой футболкой, надетой на швабру, по полу, да и поставил висящую в песчаных тисках мебель обратно. Мда... хорошо быть шиноби, ко многим бытовым проблемам можно подойти творчески, жаль что с мытьем посуды у меня все сложно, ручками придется работать, ну у каждого свои недостатки. Эх, еще с прошлой жизни не любил это делать. А ладно! Посчитаем это за тренировку в виде удерживания очередной тарелки быстро намокающим песком, пока она не выпадет из ослабевшего захвата в раковину, разлетевшись на мелкие осколки... Э, пожалуй нет. Мне экстрима и так по жизни хватает. Уж лучше по-старинке без экспериментов над кухонной утварью. Как не странно, но вымывание старых глиняных горшков тоже меня на долго не захватило. Еще бы, в шесть-то рук, притом я даже к мойке не подходил, а все потому, что нашел три пары резиновых перчаток, а набить их песком, да поднять в воздух... И почему я раньше так не делал? Короче, с делами по дому я закончил. Осталось сделать то, что я все это время откладывал на потом.

Раскрыв шкаф со спальными принадлежностями и парой никогда на моей памяти не использованных футонов, странно было бы обратное при поголовном применение нормальных кроватей, белые простыни, одеяла, наволочки и прочее, о еще большая белая коробка, в которую, видимо кем-то из тех, кто опечатывал квартиру после смерти дяди, были аккуратно сложены все документы из ящиков, свитки, мелкие дорогие вещи и просто безделушки, что заставили меня, не надолго забыв обо всем, как будто разбойника копающего яму для отхожего места, внезапно обнаружившего давно и прочно позабытый клад, усевшись перед коробкой на пол, зарыться в нее с головой, долго перебирая в руках памятные предметы, вспоминая, как мне теперь кажется, очень хорошее и счастливое прошлое, пока пальцы не зацепились за... Я аккуратно вытащил из коробки несколько старых фото в простых металлических рамочках.

Никогда не задумывались над тем, как порою бывает тяжело взять в руки старое фото, на которых словно застыв в янтаре, остался кусочек прошлого? Прошлого, откуда смотрят на тебя, улыбаясь, лица тех, кого давно уже нет с нами в этом мире.

Тяжело признавать, но за те полтора года, со дня смерти дяди, я так и ни разу не посетил нашу с ним старую квартиру на окраине города. Можно конечно оправдаться тем, что это вообще-то от центра селения далеко, да и как такового времени, как и выходных у меня не бывает. Но это все отговорки. Сейчас же, держа в руках слегка присыпанные пылью рамочки с навеки застывшими на них ликами матери и дяди, я понимал, что мне было просто стыдно, стыдно и страшно приходить в этот пустой дом. Как будто лишиться последней иллюзии на... Хотя о чем это я? Какие на фиг иллюзии и вообще добрые чувства, хоть себя не обманывай. Ты пришел в дом своего погибшего по твоей вине родственника, только потому, что у тебя нет денег.

Решительно сцапав все разложенные на полу вещи и фотографии обратно в коробку, а ее отправив в висящий на песчаном щупальце сундук, с прочими по тихому выносимыми, аки тать, вещами. Я развернулся к главному призу моей мародерской команды.

В самом нижнем и дальнем углу лежала шикарная стопочка белых, аки тот стиральный порошок из рекламы, портянок. Вот собственно за ними я сюда и пришел, сбросив бутыли и глубоко вздохнув, я с головой забравшись в шкаф, аки червяк, прополз между плотно лежавшими вещами. Вскоре я вылез, победно удерживая в руках плотно упакованный в пару белоснежных портянок брикет с местной валютой.

Сто тридцать девять, сто сорок, сто сорок один... и короче сто сорок две тысячи и восемьсот рё. Мда, не густо, всего-то какие-то жалкие сто сорок тысяч. Жаль, думал будет больше. А ладно, хоть и впритык, а на взятки осведомителям и чиновникам этого должно будет хватить. Ну, что же, снова тщательно замотал в портянки банкноты и закинул их в тот же висящий сундук. Закончив со всеми делами, я на дорожку присел на веранде у открытого окна, ловя ушами звуки живого города, попутно размышляя о делах минувших и грядущих.

Собственно до сих пор перед глазами ярким пятном на сетчатке глаза стоит то сумасшедшее утро после охоты на сенсея. Что тут сказать, как вспомню, так вздрогну. Тамей,

* * *

* в

* * *

**,

* * *

, на... Да уж, скоро только одно это имя, я буду воспринимать как инстинктивную команду перейти на матерную речь. Но то утро....

* * *

Возвращаясь обратно к себе, уже прикидывая как я, сказавшись больным, забьюсь в своей конуре под одеяло и в компенсацию трех бессонных суток просплю часиков так надцать. По выработанной привычке, обойдя по запасным ходам давно разведанные охранные посты, я выворачивая челюсть от постоянных зевков, подошел к электрощитку на первом уровне и с помощью кусочка медной проволоки сотворил жуткое колдовство, узнанное мною еще в прошлом мире, за которое когда-то едва не угодил в детскую комнату милиции, и из-за которого в этом мире ранним утром первый подземный и часть наземных этажей дворца частично погружались в непроглядную темноту.

Абсолютно спокойно пройдя по-над стеночкой в коридор, привычно вслушиваясь в раздраженный мат дежурного и проклинающего на все лады которую ночь регулярно вылетающие в распределительном узле биджевы пробки. Так, оценивая сложность и полноту новых для меня деепричастных оборотов непечатной речи, я, дождавшись самой громкой ноты возмущения, одним рывком приоткрыл глухую массивную дверь и шагнул на широченный центральный пандус, ведущий прямо на первый этаж. И тут случилась, можно сказать, первая странность. Внезапно я почувствовал себя в вагоне метро в час пик, ибо стоило мне выбраться из технического помещения, как меня, чуть не сбив с ног, зажало со всех сторон гомонящей и постоянно пихающейся людской рекой. Да так, что я чуть снова не распрощался навеки со своим бутылем, уже отжатым от моей спины и уплывающем куда-то в бок. Испугавшись подобной перспективы, я инстинктивно притянул его к себе, прижав к груди, крепко обнял как родного, выставив впереди себя глиняный бок, аки нос ледокола, и тут случилась вторая странность. Неожиданно, откуда-то снизу, пришел панический вопль. "ОН ЗДЕСЬ!!!" И толпа еще секунду назад почти адекватных людей внезапно взбесилась и словно муравьиное море хлынула к уже виднеющемуся в дали освещенному мощным фонарем выходу, причем сразу в трех плоскостях. Поскольку в отличие от технического персонала все шиноби повели себя иначе, они как один начали запрыгивать на стены, видимо посчитав, что безопасней будет пробираться к выходу по потолку. Один из таких товарищей с криком — "Полегче со своими говнодавами, уроды, тут ребенок вашу мать" — выдернул меня за загривок из людской массы, за что этому дядечке огромнейшее спасибо, ибо чувствовал, еще пара мгновения и я бы банально упал, после чего меня бы там просто дружно затоптали ногами, никакая чакра бы не спасла. С высоты пятиметрового потолка в свете редких фонариков я еще успел разглядеть, как десяток темных неуловимо быстрых фигур также выдергивают упавших, попутно раздают затрещины самым буйным, отпихивая их назад от небольшого промежутка пространства, из которого начала расти прямо посреди коридора каменная плита.

Шиноби, удерживающий меня как котенка за шиворот, между тем перехватил ношу поудобней, сделал три стремительных прыжка и выпрыгнул в главный зал. Поставил меня, аки мешок возле стенки, и даже не взглянув в сторону только что спасенного им карапуза, аки супермен, попрыгал дальше по своим делам. А мешок, в легком шоке от еще звенящих в голове воплей и крепких групповых потолкушек-обнимашек, потряс патлатым кочаном, приходя в себя, положил бутыль на пол, поднялся на ноги, и замер, недоуменно взирая на открывшуюся картину.

Как бы ее описать, что-то среднее между Помпеями в момент пробуждения Везувия и взрывом на Чернобыльской АЭС.

В колонном, едва освещенном переносными фонарями зале первого этажа дворца. В зале, квадратной площадью которой мог похвастаться не каждый стадион, впервые на моей жизни места яблоку не было упасть от количества набившегося сюда народа, а судя по прям витающему в воздухе ощущению аврала и паники, должно быть, происходило что-то весьма страшное. Плакали невесть откуда взявшиеся дети, повсюду толкались и гомонили нагруженные разнообразными сумками, вьюками и узлами из простыней люди, взмыленные меднины выносили раненых, рядом со мной, яростно кудахтая пробежала пара куриц, за которыми, сбивая людей, охотились сотрудники дворцового общепита. И так было повсюду.

— Какого

* * *

* синеухаго, вашего биджевого папу, тут... ? — Чувствуя, как от удивления граничащего с оху... охре... офонарением мои зенки расширяются так, что наверно и синяков вокруг глаз уже не видно. Я остро ощутил как от многочисленных вопросов и недостатка информации у меня начинают перегреваться в мозгу системные платы. И дабы понять, какого здесь творится, я поспешил немедленно найти адекватный источник информации.

В принципе, искать пришлось недолго. Подходящий источник обнаружился совсем рядом, возле той стены, куда меня собственно и сгрузили, стоял чуунин, который, казалось, единственный в этом хаосе был занят каким-то полезным делом. С важным видом черкая что-то в планшете, обходил рукотворную баррикаду. Хотя, скорее даже завал, да периодически копался в нем сверяясь с номерками и бирками, поправлял всевозможные бочонки, ящички, коробки со свитками и документами, которые в огромном количестве выносили из подземных чертогов другие шиноби, с завидной скоростью неровными кучами сбрасывали напротив моей стеночки. А после бегом ныряли снова в темноту подземных коридоров видимо за новой порцией эвакуированного добра. Правда большую часть их на моих глазах перехватил мой недавний спаситель, как и еще с две трети находящихся в зале воинов чакры и куная. В процессе чуть ли не пинками их загоняя в недавно перекрытый проход на подземные этажи дворца, причем шиноби прыгали туда с такой взмыленной решимостью, так отчаянно бросались вперед, в такую страшную, неизведанную, образованную недавним коротким замыканием темноту, как будто ожидали, что в любую секунду на них оттуда нападут, как минимум, ужасные монстры.