Надежда империи

— ...может, прямо сейчас проверим верность Освободителям? — хрипло сказал командир латников, не отрывая завороженного взгляда от бойницы. — Мы сейчас едем на поклонение Деве-Защитнице! Если преклонишь пред ней колени, значит, ты наш!

— На поклонение! — взревели воины и повалили к дверям. — Где слуги? Подать наших коней!

Хозяин гостиницы с огромным облегчением услышал, как с тихим шорохом возвращается на место каменная заслонка. Командир латников выдохнул синхронно с ним, и из его глаз медленно отступило безумие.

— На поклонение! — хищно улыбнулся он. — А потом поговорим! Об уважении к великой армии Освободителей и о тайных галереях в гостинице! Ох как хорошо поговорим! Вдумчиво, с наслаждением!

Он молча прошел мимо предвкушающего военного, одним прыжком оказался в седле и выехал со двора первым. Поклонение Деве-Защитнице — священное действие, до поклонения его не тронут, а потом... потом не успеют. Кони у Освободителей прекрасные, но его-то — из конюшни самого халифатского наместника Пригорья.

Пыль полетела из-под копыт, Освободители разом отстали. Можно бы уходить прямо сейчас, но он сам хотел попрощаться с Девой-Защитницей. Для невежественных северных баронов — покровительницей Пригорья, но для него — одной невыразимо прекрасной девочкой-баронессой, так безвременно и трагично погибшей много-много лет назад.

Она стояла там же, где всегда — на скромном травянистом холмике недалеко от имперской дороги. Каменная плита, из которой словно вырывается в веселом беге волшебно красивая девочка-подросток. Юная баронесса ничуть не изменилась за прошедшие века — ни в камне, ни в его памяти. Он прошел сквозь притихшую толпу воинов, опустился перед плитой на колени и бережно прикопал у ног девочки скромный степной цветок.

— Ей дарят только живые цветы, — негромко пояснил он. — Нельзя оскорблять вечную юность убитой травой. Если цветок примется — ваша просьба сердца услышана.

Воины сконфуженно побросали под куст роскошные букеты. Кое-кто торопливо зашагал в степь в поисках живого цветка. Только командир латников продолжал сверлить его злым подозрительным взглядом.

"Трус, — с презрением заключил хозяин гостиницы. — Хочет отомстить, очень хочет — и не решается. И забыть инцидент великодушия не хватает. Халифатская элита была лучше".

Эта мысль в последнее время все чаще приходила ему в голову. Халифат был лучше. Свирепые воины юга умели убивать, но умели и прощать. И были снисходительны к местным традициям. Взять хотя бы историю могилы юной баронессы. Вообще халифат не приветствовал изображения людей. Узоры, орнаменты — да, но только не лица. И когда конники передового отряда бросились к могильной плите, он решил — всё, сейчас расколотят. Даже стрелы приготовил в своей засаде, чтоб глумление над изображением возлюбленной не осталось безнаказанным. Но подъехал командир отряда, спешился, постоял у могилы в задумчивости. После чего усмехнулся, обронил несколько слов, запрыгнул в седло и уехал. И всё, за столетия оккупации к могиле никто не посмел прикоснуться. А ведь он сказал всего лишь:

— Как живая. Пусть стоит.

Умели халифатцы ценить слово. И командир оказался достойным человеком. Потом они даже подружились и провели немало вечеров в беседах о поэзии. Иное дело — командир Освободителей. Этот своего страха не забудет и не простит. Значит — надо уходить. Да и время пришло, последние десятки лет все чаще раздаются недоуменные вопросы, смертен ли вообще хозяин гостиницы. Дик, чернобородый многомудрый Дик успел смыться вовремя. Оставил на хозяйстве обученного помощника, хлопнул по плечу, пообещал вернуться через пару-сотню лет и был таков. Вот и ему пора. Оставить вместо себя младшего Дер-ви... так-то парнишка вполне готов заменить в управлении гостиницей. О секретных комнатах в толще скалы он, правда, не знает. Ну так пусть и дальше не знает, подскальные покои законсервировать на долгое ожидание не проблема. Да, так и сделать. Тем более что под скалой скрыты не только покои для особо ценных секретных постояльцев, но и лаборатории Дика. А за них по нынешним диким временам могут и повесить. Обвинят в черном колдовстве, и попробуй докажи невежественным Освободителям, что вот это — многоканальный приемник сигнала из Старой империи с плавающей точкой модуляльности, а вовсе не алтарь для насылания мора на боевых коней. Или что вон то — набор кислот для экспресс-анализов, а не колдовское кровавое питие. Сам Дер-ви, конечно, парень с гибкой психикой, идею научного познания мира вполне способен принять, и можно было б обучить его и передать лабораторию для дальнейшей работы, если б не одно "но". Слишком хитер Дер-ви, слишком своекорыстен. Верен, вроде бы даже честен, а доверия не внушает. И они все такие, Дер-ви, начиная от отца-основателя семьи. Тоже был жулик — пробы ставить негде. Не для науки их изворотливый ум, не для науки. Нет в шустрых Дер-ви искренней жажды познания мира, на другое их хитрые ручки заточены. Вот гостиница им — в самый раз.

Он развернул жеребца и пустил широким наметом в сторону от дороги, к еле заметному на горизонте менгиру. Вслед понеслись запоздалые крики. Пускай орут, а ему требуется для сборов время. Пока отряд построится, пока дотопает до города, он успеет доскакать по менгирам напрямую, соберется сам, соберет секретных постояльцев, и все вместе они уберутся вверх по ущелью, подальше от подозрительных взглядов Освободителей. И пусть потом ищут входы в секретные галереи до посинения. Тайные двери не человеческими руками сработаны в стародавние времена, а звездной техникой, простым глазом вход не обнаружить.

Он влетел во двор гостиницы на взмыленном жеребце, спрыгнул одним движением и широким шагом прошел внутрь. Да, пришло время исчезать, точно. А то что такое — столетний дед скачет с лошади ловчее юноши! А ведь кто-то может помнить, что и не сто лет ему, а гораздо больше...

Дверь захлопнулась с треском и отсекла коридор от любопытных взглядов. Захлопнулась еще одна дверь, на выход к скотным навесам. Вот теперь можно и секреты разводить. Но сначала...

Он прошел на кухню, взял расписной поднос ценной горской работы и вдумчиво, неторопливо сервировал его для завтрака. Небольшие пиалы с дымящимся, исходящим одуряющими ароматами бульоном. Аккуратные полоски пресного хлеба. Свежая зелень горочкой. Тушеное мясо в горшочке. Несколько фруктов на тарелочке. Нежный цветок в чеканном кувшинчике. Кувшин с настоем краснокорня, сильнейший адаптоген, тонизатор, пить только крохотными дозами, из серебряной посуды. Значит, и серебряные рюмочки к кувшину рядом. И серебряный столовый прибор впридачу. Привычка к красивому, неспешному приему пищи тоже пришла от халифата и настолько укоренилась, что горцы теперь искренне считают ритуал наследием собственной культуры. Сам он, конечно, помнил, откуда что пошло, но с общественным мнением никогда не спорил. Зачем? Весь поток истории навечно запечатлен в летописи, которую начал еще Эль-лор, значит, знание будет сохранено, остальное неважно.

Секретная каменная дверь бесшумно провернулась, пропустила его в подскальные помещения, снова провернулась, и со стороны гостиницы не осталось даже контура, даже щели. Неровная каменная стена, и только. Намеренно шлепая по каменным ступеням, он поднялся в гостевые покои. Ви-рема — дама знатная, нервная, бесшумное появление может и арбалетом встретить, а так только застыла настороженной статуэткой возле светлого стола наборного дерева. Помнится, Эль-лор уверял, что в столешнице собраны все породы деревьев Пригорья...

— Твое вмешательство в жизнь гостиницы было необдуманным, высокородная госпожа, — заметил он и осторожно опустил поднос на стол. — И оно раскрыло тайну убежища. Но пока нас отсюда не выкурили, прошу разделить со мной скромный завтрак.

— Я не могла позволить, чтоб единственного нашего защитника зарубил пьяный барон! — выпалила госпожа и опустилась в кресло.

Он не был ее защитником на самом деле. Просто они пришли в гостиницу в поисках приюта, еды и тепла, ну а он же хозяин гостиницы, заботиться о постояльцах — его работа, разве не так?

— Ви-рита! — с улыбкой сказал он. — Я слышу тебя за дверью. Выходи, завтрак остывает.

— Я не хочу кушать, — раздался из соседней комнаты робкий голосок.

— Надо хорошенько покушать перед дорогой, — просто сказал он. — Мы уезжаем.

Знатная халифатка замерла за столом тревожным изваянием. Чтоб дать ей возможность прийти в себя, он пододвинул чашечку и принялся за еду, смакуя вкус. Еда оказалась превосходной, как и обычно, повар гостиницы хорошо знал свое ремесло.

Из соседней комнаты робкой мышкой выскользнула девочка, скромно пристроилась у краешка стола. Неделю назад они пришли к нему в гостиницу, измотанные страшными событиями, спасшиеся буквально чудом, уставшие до крайней степени... и голодные. А сейчас Ви-рита не хочет кушать. Девочка быстро пришла в себя, алый конус-шапку с прозрачным шлейфом носит с воистину царственным величием, хрупкие пальчики унизаны драгоценными кольцами, брови тонко и искусно подведены, и вообще вся она напоминает очень дорогую куклу из лучших лавок столицы... только по ночам по-прежнему задыхается и жалобно просит: "Маменька, забери меня отсюда!" Какие кровавые сцены она видела во дворце? Как вырвалась оттуда? И где ее маменька? То, что его гостьи — обитательницы дворца, он был уверен. Властность — она чувствуется в каждом повороте головы, в самом отношении к жизни. И неважно, что Ви-рема заявляет себя женой богатого торговца, погибшего во время столичных погромов, а Ви-риту своей племянницей. Важно то, что Освободители замучают их, если поймают. А он, как и Дик когда-то, искренне считал, что женщины рождены для того, чтоб радовать глаз, рожать, растить детей и вести хозяйство. Но не для того, чтоб погибать на виселицах, нет. И неважно, халифатки они или местные горянки, знатные или нищета из верхних селений.

— И куда мы пойдем? — нарушила тишину Ви-рема.

— Вам решать, высокородная госпожа, — пожал плечами он. — Я в любом случае продаю гостиницу и ухожу. Могу проводить вас до Копей, это там, где раньше жили подземники. Опасно, но по проселочным дорогам и тропам есть шанс. Говорят, в Копях гонения на халифатцев не так сильны.

По лицу юной девушки скользнула тень пережитого — кровавая, страшная тень. Она дико боялась оставаться одна против взбесившегося мира.

— И каковы иные варианты? — безучастно спросила она. — Ты сказал, нам выбирать. Значит, есть выбор?

— Я могу отвести вас в верхние селения, — сказал он. — Они... принадлежат мне. Фактически. Там вас никто не тронет. А если сменить благородные одежды на платья горянок, то и не узнает. Извини, высокородная госпожа, но в тебе ничего нет от южной расы. Зато среди горянок ты запросто сойдешь за свою.

— Это сейчас, — медленно сказала девушка. — А потом? Мы с Ви-ритой не приспособлены для сельской жизни, она нас убьет.

— Думал разведать, как дела за перевалом, — признался он. — И если Освободители туда не добрались, увести вас в Верхний город. Там у меня тоже имеется определенная недвижимость.

— Увести в качестве кого? — прямо спросила девушка. — Женой? Наложницей? Служанкой?

— Это самые очевидные варианты, — признался он. — Высокородная госпожа... мир изменился. Эпоха халифатов кончилась и больше не вернется. Как высокородным дамам вам нет места на здешних землях. Надо или меняться, если хотите жить дальше, или... говорят, дальний юг по-прежнему под властью ваших соплеменников. Можно попробовать пробраться туда. Но я, сильный и богатый мужчина, пока что не рискну. Война перемешала и разорвала привычные торговые пути, и погибнуть можно прямо у стен родного города. А у женщин и вовсе нет шансов.

— Мы бы рискнули, — тихо сказала девушка и опустила глаза. — Но там нас никто не ждет. Никто... Что ж, теперь хотя бы понятно, почему ты нас укрыл.

В ее голосе проскользнула невольная горечь. Ну да, она-то была уверена, что хозяин гостиницы, верный слуга халифата, жизнь за нее отдаст. А он просто приглядел новую бесправную наложницу.

— Если ты против, мы можем попрощаться на пороге гостиницы, — безжалостно сказал он.

Ви-рита заметно вздрогнула, девушка бросила на нее быстрый взгляд, нервно сжала тонкими пальчиками головной шлейф и промолчала. Он мысленно обругал себя всякими презрительными словами. Да, когда-то за такое вот практичное отношение к женщинам он презирал Дика, но не прошло и пары столетий, как сам перенял. Потому что для пользы дела и сохранности собственной жизни необходимо сразу определять роли. А тут выбор невелик: либо он слуга при высокородной госпоже, либо она при нем наложница. И других вариантов жизнь не предполагала. А ситуация с неопределенностью ролей очевидно грозила смертью в эти непростые времена. Пользоваться безвыходным положением женщин он, конечно, не любил, но находиться в ранге бесправного слуги при взбалмошной и не очень умной высокородной юнице он не любил еще больше. Так что выбор был очевиден.

— Тогда выступаем через стандартных полчаса, — буднично решил он и поднялся из-за стола. — Переодевайтесь. Одежда горянок лежит в летописной мастерской на столе.

Глаза Ви-ремы опасно блеснули, он ответно усмехнулся. Да, он изначально предполагал и исход, и ее ответ, и приготовил все заранее.

Его собственные вещи тоже были давно приготовлены, еще с первого дня вступления Освободителей в город. Небольшая сумка, но при наличии хрусталитов все необходимое можно купить, мир за последние столетия стал очень населенным и обустроенным. Что реально было жалко бросать, так это лаборатории. Химические, механические, но больше всего — лабораторию дальней связи. Невероятным гением Дика удалось из кусков уцелевшей аппаратуры и грубых самоделок сляпать устройство, способное дотянуться до информационных сетей Старой империи! Из лакуны, что ранее считалось невозможным. Конечно, плавающая точка модуляльности — форменное издевательство над оператором, чтоб принять кусочек передачи, приходилось непрерывно работать тремя ручками настроек сразу... а записывать чем?! Хвостом, что ли? И все равно доступ к информационным сетям развитой межзвездной цивилизации даже в таком жалком, изуродованном виде являлся величайшей ценностью. Забрать бы с собой, но приемник явно не предназначался для переноски. Да и, по словам Дика, его настройка была жестко привязана к геомагнитной сетке местности. То есть за перевалом он был ценен не более, чем обычный кусок железа.

Хозяин гостиницы вздохнул и направился в мастерские, проверить в последний раз и поставить на длительное хранение. А приемник... как-то же Дик обходится без него там, где он сейчас находится? Значит, и он обойдется.

Он вошел в комнату с приемником, поморгал, привыкая к скудному освещению — и моргнул еще раз, от растерянности.

— Ну, здравствуй, Лесовик, — сказал Дик и усмехнулся в окладистую бороду. — Я вижу, ты тут без меня развернулся. Целый город вокруг построил.

— Да они как-то сами... значит, решил вернуться?

— Пора бы! — хмыкнул Дик. — За две сотни лет, надеюсь, про меня забыли?