— По-моему, беда этих религий была в том, что созданные общества оказались негармоничными, вошли в диссонанс с окружающим миром, сами стали уничтожать собственные основы. Вот эта дисгармония и страх перед неизбежной расплатой определила дух всех религий. Поскольку в такой системе слишком много действий ведет к плохим последствиям, стали бежать от мира, спасая лишь свою душу. А это — страшнейший эгоизм. Говорили о каре за грехи и лишь мельком прибавляли о воздаянии за добрые дела. И, конечно, карма — это скорее противоположность предназначения, чем примитивные подступы к нему, — прибавил Сит.
— Ну ты, Сит, прямо ненасильником Проклятым становишься! Говоришь о гармонии как о главной ценности. Но кое в чём ты прав. Все наши здоровые общества стремятся к гармонии, поскольку они уже давно осознали, и это впиталось с чрева матерей, что погоня за победами и успехом приводит к страшному. А в случае гармоничного поведения они сами приходят, если это соответствует твоему предназначению в этой жизни, — ответил Патриарх.
Брат Строр вновь вступил в беседу.
— Беда этих религий состояла в том, что откровения пророки передавали применительно к пониманию большинства. Тем самым они все главное выхолащивали или представляли в слишком линейной форме. А их апостолы и последователи канонизировали эти несовершенные изложения, и начинали пытаться истолковывать слова, а не их суть.
Патриарх вмешался в рассказ:
— Большинство хотело истины, преподнесенной на блюдечке. Они забывали, что истина — это атрибут Бога, а не тварного существа. А у пророков не хватало смелости сказать им: "И я не могу глаголить Истину. Я тоже человек. И мне не всё доступно. И не обижайся, если соседу твоему окажется понятно больше, чем тебе. Сумей использовать на благо души своей то, что понятно тебе, и не пытайся заставить людей понимать всё так же, как ты". Лишь Мухаммед чётко сказал, что после него придет новый пророк, уточнять и исправлять то, что сделал Мухаммед, так же как он исправлял и уточнял то, что передали предыдущие пророки. Но именно его слова превратили в самые абсолютные, приписав их Богу. А даже Пророку их нельзя было приписать, поскольку записывали их уже после его смерти, по памяти, с пропусками, люди несовершенные. А теперь продолжай.
— Меня поразила история про Иова. Абсурден сам по себе вопрос к Богу: почему же у меня несчастье в жизни? И тем более, за что же Ты меня наказываешь? Наказывает человек сам себя, не выполняя предназначения. Но это предназначение может быть гибельным и жестоким для него: ведь такое испытание душа тоже должна попытаться выдержать, чтобы потом уже за всё отвечать на Страшном Суде, после конца всех времен. Иов пытался показать другим, что задавать вопрос о несправедливости Божией просто абсурдно, но это изложено на языке того же успеха. Излечили язвы его, возвратили богатство, дали новых жен и детей и долголетие.
Разговор вернулся к проблемам своего мира.
— Всё время мы воюем с ересями, где пытаются просить Бога о материальных благах. Людям низшего уровня так хочется чего-то выпросить у высших сил. И они не желают видеть, что есть всего одна высшая сила, которая с удовольствием даст, чтобы взамен получить с них сторицей. Так что все эти молитвы автоматически перенаправляются к Кришне, — вздохнул Патриарх.
— Да, молить о том, чтобы Бог дал тебе духовные силы и разум, чтобы либо достичь цели, либо вовремя отказаться от нее, намного труднее. Ведь эти силы нужно еще потом правильно применить, — улыбнулся Сит и вернулся к прародине. — А в одном месте я вообще упал и долго молился об отвращении зла. Открываю одну из лучших священных книг. Там стоят у престола Господня херувимы и льстят Ему дни и ночи, восхваляют Его. И такое богохульство повторяли тысячелетиями! Как они не уважали Бога! Как сбивались на лесть и подлость по отношению к нему! Другая религия наставила самой себе правил таких, что выполнять честно их невозможно, и начали пытаться по всякому поводу примитивно обманывать Бога. Подкладывали под седло бутылку с водой, если видели, что нельзя завершить путь до того, как это будет запрещено законом. А по воде, дескать, можно путешествовать в любое время. Третья тоже отличилась. Каждую минуту верующий должен был восхвалять Аллаха. Лучше бы просили у него духовных сил самим преодолевать трудности, встречающиеся на пути выполнения Его предопределений, или разъяснения этих предопределений.
— Общая ошибка всех древних религий в том, что они использовали неправильные имена. Бога называли Верховным Существом, а не Сущностью. А существо автоматически наделялось чертами личности, и поклонялись уже не Богу, а идолу. И себя называли рабами Божиими, а не слугами Божиими. Ведь слуга свободен в своей воле, он должен сам понять, как лучше, и может даже отказаться выполнять приказ господина. А раб своей воли лишён, он действительно должен выполнять приказы, и может лишь молить господина, чтобы тот взял назад какой-то приказ. Но ведь за раба полностью отвечает хозяин, и грехи раба лежат на хозяине, пока раб выполняет его приказания. Стать рабом Божиим — это право ещё нужно заслужить, причем и в плохом, и в хорошем смысле одновременно. Ведь это такой господин, который не будет указывать тебе прямо и на каждом шагу, что делать. Тебе придется принять тяжелейшее служение, где каждый неверный шаг опасен. Лишь такое поведение может помочь искупить страшнейшие грехи, но мало кто из существ способны на него. Так что определение заблуждающихся братьев по поводу Победителей, которое мы предпочитаем не комментировать, правильно. Мы слуги Божии, они — рабы Божии, — завершил Строр.
В мире Родины Победителей раб зачастую был в лучшем положении, чем свободный слуга и даже порою чем гражданин. Скажем, цари и владетели часто делали казначеями рабов, поскольку чужих людей поставить на такое место было нельзя, а родственничков — Боже упаси! Рабыня-наложница пользовалась многими неоспоримыми правами, охранялась рядом обычаев и законов, а служанка-любовница никаких прав не имела. Ведь это был свободный выбор служанки — прыгнуть в постель к хозяину, так за что же её ещё и защищать? Хозяин, если пожелает, вознаградит её, если решит — прогонит. А вот взяв наложницу, приказав рабыне слиться с ним, хозяин уже берет на себя ответственность и за неё, и за возможного ребенка. И опять же другое дело, если рабыня сама залезет в постель к хозяину.
— Но вернёмся теперь к нашему мирку. Пусть Единобожники сами пытаются разобраться в своих проблемах, а мы должны лишь быть готовы встретить джихад во всеоружии, если он повернет в нашу сторону, — сказал Патриарх. — Великолепно маскируются демоны!
Патриарх безжалостно употребил слово, которое на само деле чётко характеризовало уровень Сверхлюдей: на порядок выше людей, на порядок ниже дьявольских сил, божеств и ангелов.
— По крайней мере три из них уже растут, — сказал Сит. — Почему сразу несколько?
— До некоторой степени мы доигрались, — продолжил вбивать гвозди в тело обсуждения Патриарх. — Но это соответствовало всем нашим установкам. Нельзя бежать от страстей и соблазнов. Их нужно преодолевать, а ещё лучше — ставить на службу предназначению и потом искупать своими делами. Наши предки до Великого Краха развивали всех людей одинаково, по мужскому типу. Они были крайне беспощадны в этом. Мы гораздо мягче, хотя в последнее время многие людишки, желающие побыстрее выродиться, обвиняют нас в жестокости. Зато и времени у нас оказалось намного больше. Спартанский (это земное слово лучше всего подходит здесь — Юрий) подход к детям позволяет дольше удерживать людей и народы от вырождения и быстрее восстанавливать после надломов. Но ведь мы начали развивать женщин по совершенно другой линии! Я только сейчас, старый дурак, понял, что школы гетер и обычаи знатных женских родов стремительно возгоняют женщин вверх, но по другому пути. И кого же начнут рожать такие женщины, когда тоже находящиеся на грани перехода в демоны мужчины зачнут с ними ребенка в тантре? Не всегда, но часто уже Сверхчеловека. Правда, я пока не чувствую той ужасной презрительной ненависти к людям, которые старые Сверхлюди не могли скрыть. Лишь Невозжелавшие и Победители сумели её частично преодолеть. А что будет, если такой самозащиты от вхождения демонов в наше общество не будет? То ли очень хорошо, то ли ещё больший крах, чем мы пережили когда-то. И последнее. Совершенно точно, что перед Великим Крахом наши предки не знали тантры как исследованного явления, и, соответственно, она у них практически не встречалась. А если всё-таки получалась, то пропадала даром.
* * *
Князь Клингор со своим маленьким войском подошёл к Линье и, поскольку двигался не торопясь, распустил своих людей на неделю (как же так: быть в Линье, не посмотреть и не погулять!) Сам князь был намерен побывать на церемонии коронации новых Высокородных гетер. И сама по себе церемония представляла великолепное зрелище, и сколько прекрасных женщин на нее собиралось! Тем более в этот раз из семи коронуемых был любопытнейший экземпляр: дочь Толтиссы и Императора. Ещё одна встреча, помимо множества протокольных и светских, была для него важна: через денек в Линью должен был приехать его сын по крови.
Услышав песни о южанах, Клингор улыбнулся и сказал своим друзьям:
— Наш король ввёл прекрасную моду. Теперь все цари будут отбивать в наследники выдающихся детей. Король взял себе дитя двойной тантры и собирается, небось, из него всемирного Императора вырастить. Агашский царь живо прикарманил сынка нашего принца Атара. Это качеством пониже, но тоже товар, на Юге невиданный. А вот я в своё время не сообразил. Надо было чуть раньше рокоша наплевать на все дурацкие "приличия" и жениться на достойной меня девушке, а не на этой высокородной развратнице, что сейчас рожает мне детишек. Но ничего, отец по духу у моего сына тоже не промах, посмотрим, что он из него вырастил.
Одновременно с князем к воротам подскакала прекрасная женщина. Вглядевшись в неё, князь узнал по гравюрам гетеру Алтироссу, которая должна была короноваться. Князь подарил ей драгоценность, но больше ничего делать не стал: пост и чистоту перед коронацией надо было соблюдать строго. А с другой стороны, прежде чем ухаживать, надо было посмотреть на возможную реакцию Высокородной. Ведь такой особе не прикажешь.
Алтиросса одарила князя сдержанной улыбкой. Стражники, млея от счастья видеть рядом с собой такую красавицу, пропустили её, как и полагалось едущей на коронование, без уплаты входной пошлины, а вот с Клингора взяли явно больше, чем следовало, пользуясь тем, что в присутствии такой красы князю было неудобно скандалить или торговаться.
Устроившись у гостеприимцев, князь этим же вечером посмотрел спектакль Театра Страсти, а на следующее утро начал принимать и отдавать визиты, одновременно послав своих людей перехватить сына на воротах и доставить прямо в свои покои. Так что, когда через два дня Лир Клинагор появился у ворот Линьи, его уже ждали.
Тем же вечером состоялся первый разговор.
— Рад тебя видеть в добром здравии, сын мой, — ласково сказал князь, одновременно зондируя ауру сына и даже немного пытаясь вторгнуться в его внутренний мир.
— Мой долг поклониться тебе, высокородный и благородный отец мой по крови, — вежливо ответил Лир Клинагор, одновременно поставив глухую ментальную защиту.
— Я вижу, что отец и мать учили тебя, как положено настоящего Высокородного, — улыбнулся принц.
— Ты неправ, отец. Они вынуждены были учить меня лучше, поскольку я одновременно наследник и владетеля высочайшей репутации, и Великого Мастера. Я должен быть вместе и знатью, и мастером.
Клингор отметил, что сын употребил слово "наследник". Это вдохновило князя, ведь на самом деле он понимал, что наследник основателя — то лицо, которое решает, выживет ли владение. Но он позабыл, что ведь Тор теперь тоже владетель, и тоже незаурядной репутации.
— Я хотел бы принять тебя в своем дворце и поселить в своей столице, но тоже хочу, чтобы ты закончил часть обучения, касающуюся мастерства, — продолжил разведку Клингор.
— Да, отец, я вижу, что этот древний дворец с потугами на сохранение прежней роскоши тебя недостоин. Я на самом деле ожидал, что ты поселишься у Высокородной гетеры.
Сын отбил мяч и в скрытой форме слегка подколол своего второго отца.
— Сейчас я занят важным имперским делом, и поэтому не могу отдаться любви так, как она заслуживает. А мелкими удовольствиями меня не завлечёшь, — решил ответить по-мужски князь. — Вдобавок, я окончательно осознал, что я был дураком, не женившись на Эссе ещё тогда, когда мы тебя сделали.
— Тебя на такие мысли песни о южанах навели? — вдруг сделал снайперский выпад сын.
— Ты думаешь, у меня своей головы нет? — рассмеялся Клингор.
"Во всяком случае, сын получился достойным отца" — подумал князь. — "А вот поднялся ли он ещё выше? Совершенно не ясно".
— Когда станешь мастером, приезжай в Карлинор. Это пока что не требование отца, а его совет, — сказал Клингор так, чтобы было ясно: приезжай добровольно, иначе потребую.
— Я рад, что теперь появилось еще что-то, кроме Империи, — казалось бы, невпопад ответил сын. — А в Империи взять меня — твое право, отец.
— Я понимаю, что денег у вас хватает. Но вот тебе кошелек, чтобы на эти деньги ты, когда станешь мастером, сделал себе полное вооружение. Завтра мы с тобой пойдем на коронацию Высокородных гетер. Послезавтра — Театр души.
И князь расписал все дни сына, вплоть до своего отъезда.
После того, как сын ушел, князь схватил себя за волосы:
"А ведь дурак я не только в том, что не женился. Даже в момент страсти с Эссой у меня порой проскальзывали иронические и скептические мысли, и я сбивался с любви на секс. Конечно, поднять её до тантры было крайне тяжело, но стоило попытаться. Во всяком случае, ребёнок бы тогда вышел ещё лучше. А, может, и невозможно было такого добиться: она ведь была хоть и искренне влюблена, хоть и крайне нежна, но чуть холодновата. Мне тогда это ещё больше нравилось: надоели сексуальные свободные женщины".
* * *
Аргирисса проходила те испытания посвящения в Высокородную, которые разрешалось по канонам в состоянии беременности. Она уже знала, что у нее будет дочка (если только во время одного из испытаний плод не погибнет). Кроме назначенных наставниц, к женщине никто не подходил. Она в своем цехе была как зачумленная: одновременно и слава, и позор. А поскольку не ясно было, чего больше, другие просто предпочитали не общаться.
На завтрашнюю коронацию ей полагалось прийти. Но этого совершенно не хотелось. Все будут разглядывать её как достопримечательность. А Тора там не будет...
И тут она вдруг ощутила, что дочка в её чреве начинает мысленно общаться с матерью. И, кажется, не только с ней! Она немедленно стала ставить ментальную защиту, пытаясь при этом как-то объяснить дочке, что она может привлечь к себе внимание очень злых существ, и надо быть осторожнее. И вдруг она почувствовала отклик от чистого мальчика, который одновременно стал помогать ей ставить защиту. Кто это, она так и не поняла, но мальчик был не очень далеко. И дочь её радостно забилась в животе, почувствовав родную душу. И вдруг страшная ментальная атака, с какой-то ненавистью: почти что духовный кинжал. Его сопровождает как будто женский злобный голос: "Умри, жалкая тварь, пока не стала ведьмой!" Если бы не внешняя помощь, дочь бы была (во всяком случае, духовно) убита. Но и сейчас она на себе почувствовала удар, и, поняв опасность, затаилась.
