Меченый. (Меченый - 1)

— Сон приснился... Жуткий...

Кром облегченно выдохнул:

— Слава Двуликому...

Я вытерла заплаканное лицо рукавом нижней рубашки, потом подтянула одеяло к подбородку и неожиданно для себя хлопнула рукой по кровати:

— Сядь рядом, пожалуйста...

— Я весь мокрый... Тренировался...

— Ничего... — опустив взгляд, буркнула я, а когда кровать ощутимо прогнулась, заставила себя посмотреть в его глаза: — Кром! Я хотела сказать тебе спасибо...

— За что, ваша милость?

— За все, что ты для меня сделал...

Бездушный набрал в грудь воздуха и... улыбнулся! Правда, уже через мгновение его улыбка стала грустной:

— Пожалуйста...

Несколько долгих-предолгих мгновений я смотрела ему в глаза и ждала возвращения той, первой.

Не дождалась. Но поняла, что сон был глупым. Что я не смогу уехать, не попрощавшись. И... что без этого мужчины, с взглядом, в котором живет Бездна, мне будет ужасно одиноко.

Ощущение близкой потери оказалось таким острым, что я, решившись, прикоснулась к руке Бездушного:

— Кро-о-ом?

— Да, ваша милость?

— Я не знаю, как сложится мое будущее, но в доме моего деда в Саммери ты всегда найдешь и стол, и кров...

Меченый угрюмо вздохнул, провел пальцами по зарубкам и опустил взгляд:

— Спасибо, ваша милость. Только я... скоро закончу свой Путь... И мне... — он смял пальцами уголок одеяла, аккуратно смахнул им слезинку с моей щеки и продолжил. Совершенно невпопад: — Я буду помнить вас до последнего вздоха...

Последнее предложение слово в слово повторяло одно из так называемых 'пустопорожних обещаний', которые, согласно 'Рассуждениям о красноречии' Бертрана Виттиара, не несут в себе никакой смысловой нагрузки и являются лишь средством для охмурения восторженных девиц. Однако в устах Бездушного оно прозвучало иначе: он говорил не разумом, а Душой. Той самой, которую, по уверениям брата Димитрия, должен был забрать Двуликий...

...Во время завтрака я смотрела на Крома и пыталась представить, что его нет. Нет ни в комнате, ни в здании, ни в Вейнаре.

Получалось. Только вот чем четче я это представляла, тем сильнее давило под левой грудью.

В какой-то момент боль стала настолько сильной, что я закусила губу и почувствовала во рту вкус собственной крови.

Меченый, дожевывавший кусок вареной репы, вздрогнул, как от удара, и встревоженно посмотрел на меня:

— Вас что-то беспокоит?

Просить слугу Бога-Отступника остановиться в шаге от конца выбранного им Пути было сумасшествием. Поэтому я опустила взгляд... и солгала:

— Живот тянет немного...

Кром тут же оказался на ногах и вцепился за Посох Тьмы:

— Я — за лекарем! Вы только потерпите, ладно?

От его искреннего участия мне стало совсем плохо. И я, поймав его за налокотник, виновато пробормотала:

— Лекаря не надо... Я сказала не-...

В это время рядом с нашей дверью кто-то остановился. И она затряслась от ударов.

— Стража! Открывай!!!

Кром тут же преобразился — из полного сочувствия мужчины он мгновенно превратился во вместилище Темной половины Двуликого. И, сорвав с пояса чекан, перетек к... окну!

— Бездушный! Ты там что, оглох, что ли? Открывай, сказали!!!

— Вроде бы, действительно стража... — выдохнул он, потом повернулся ко мне, показал взглядом на спальню и рыкнул: — Кожу... Под дверь... Потом открою...

Я вскочила, чуть не перевернув табурет, юркнула за дверь, рванула ее на себя и уставилась в предусмотрительно оставленную щель.

— На, смотри... — рявкнули из коридора.

Меченый неторопливо прошел по комнате, присел, поднял с пола кожу, внимательно ее осмотрел, а потом отодвинул в сторону засов.

Дверь вылетела наружу, и в комнату влетело несколько вооруженных до зубов воинов. Четверо здоровяков с фальшионами наизготовку оттеснили Крома к стене, еще трое, вооруженные арбалетами, взяли его на прицел, а восьмой, сжимающий в руке короткий меч, рявкнул на весь постоялый двор:

— А девка где?

— Не 'девка', а ее милость!!! — взбеленилась я. И, шагнув в комнату, продемонстрировала ему родовое кольцо.

Воины, контролирующие Крома, и глазом не повели. Зато старший, оказавшийся горцем, потребовал показать ладони!

Перевернула. Потом назвалась. Перечислила всех членов своей семьи, семьи графа Рендалла, баронов д'Ож, Герренов и, наконец, догадалась упомянуть, что не далее, как вчера, была в Первом Приказе и в кабинете у графа Грасса.

Хейсар слушал, не перебивая. Видимо, пытался оценить правильность моей речи. А когда, наконец, допер, что черные так не говорят, забросил меч в ножны и церемонно склонил голову:

— Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара ! Тебе нужна помощь?

Так со мной еще не здоровались. Поэтому я покраснела и... не сразу поняла, что он ждет ответа на свой вопрос.

Он понял. И повторил его еще раз:

— Помощь нужна?

— Нет, спасибо! — ответила я.

Горец удивленно приподнял бровь и взглядом показал мне на Крома:

— А с ним?

О хейсарах и их обычаях папа рассказывал довольно много. Не мне — Теобальду и Володу. Но рассказы о суровых обычаях горцев были настолько романтичными, что я не пропускала ни одну из их бесед. И запоминала чуть ли не каждое слово.

В общем, думала я недолго:

— Не нужна: этот мужчина — мой майэгард . Я обязана ему честью. И жизнью...

— Майягард? — переспросил горец и ошеломленно подергал себя за ус. — А его Путь?

Смысла этого вопроса я не поняла: спаситель оставался спасителем вне зависимости от того, был у него Путь или нет. Поэтому я пожала плечами и буркнула первое, что пришло в голову:

— На все воля Бастарза...

Вопреки моим надеждам, такой ответ хейсара не удовлетворил: он недоверчиво хмыкнул, потом нехорошо усмехнулся, выхватил из ножен кинжал и протянул его мне. Рукоятью вперед:

— Слово?

— Что? — отшатнувшись, переспросила я.

— Вы готовы в этом поклясться? — поморщившись, объяснил хейсар.

Церемонией клятвы на крови я бредила года два. Поэтому тряхнула волосами, выхватила кинжал из его руки и, не задумываясь, полоснула себя по предплечью:

— Это — мой майягард! Да забудет про меня Снежный Барс, если я лгу...

Хейсар снова подергал себя за ус и... рявкнул. Только уже не на Крома, а на своих солдат:

— Все — вон! Живо!!!

Стражники повиновались.

Дождавшись, пока за ними закроется дверь, горец повернулся к Меченому и посмотрел на него с сочувствием:

— Бастарз проклял тебя, илгиз : стать майягардом воина — великая честь. Женщины — великое испытание...

Потом перевел взгляд на мои предплечья и угрюмо вздохнул:

— Ты эйдине , гард'эйт : этот путь — не для тебя...

Отказываться от данного слова было глупо. Поэтому я холодно улыбнулась:

— Этот человек сделал для меня больше, чем я смогу сделать для кого бы то ни было за всю свою жизнь...

Хейсар прижал к груди кулак и... поклонился:

— Тогда... пусть Бастарз смотрит на тебя, не отводя взгляда, ори'дарр'иара ! Ты — достойна уважения...

Я опять не поняла: по логике, уважения был достоин Кром, а не я. Но спрашивать горца о причинах такого отношения ко мне я не стала.

Тем временем хейсар снял с пояса кошель, вытащил из него две кожи с вытисненными на них головами снежного барса и положил их на стол:

— Тебе и твоему майягарду, ашиара. И... да будет с вами Бастарз...

...Когда за горцем закрылась дверь, Кром бросил Посох Тьмы на свое ложе, подошел ко мне и вопросительно уставился мне в глаза:

— Что такое 'майягард'?

— Спаситель...

— И все? — недоверчиво спросил он.

— Да. А что?

— Просто мне показалось... — он прервался на полуслове, прислушался к топоту, раздавшемуся в коридоре, и тяжело вздохнул: — Клятвы, данные богам, не нарушают...

...Кожи с оттисками второй ипостаси Бога-Воина оказались пропусками, дающими их владельцам право беспошлинного въезда в любой город Вейнара, а так же право беспрепятственного передвижения по всей столице, включая Белую Слободу и летний сад королевского дворца.

Чем я заслужила эти пропуска, было непонятно. Но, полюбовавшись на оскаленные пасти барсов, я вдруг поняла, что у меня появилась возможность хоть ненадолго выйти из порядком надоевшей комнаты и пройтись по городу, не опасаясь привлечь внимание стражи!

Я взяла и предложила Крому прогуляться. А он... согласился!

Оделась я минуты за три. Если не меньше. И... чуть не расплакалась, заглянув в зеркало и увидев свое отражение: волосы, вымытые перед завтраком, топорщились в разные стороны. И не собирались укладываться ни в какую прическу...

— Соберите в хвост — и дело с концом! — поняв, о чем я задумалась, предложил Меченый. — Мы же собираемся просто пройтись...

'Настоящая женщина обязана выглядеть безупречно даже во сне...' — мысленно повторила я слова Аматы... и махнула рукой: все равно в камзоле и шоссах я выглядела, как дочь какого-нибудь купца или писаря. А они обычно ходили по улицам простоволосыми...

Расчесала. Собрала в хвост, натянула сапоги и вылетела в коридор. Первой. И чуть не сбила с ног водоноса.

Тот расплескал половину ведра, помянул Двуликого, потом увидел Посох Тьмы, зажатый в руке Крома, и сложился в поясном поклоне:

— Простите, ваша милость, я случайно!

— Прощаем... — ухмыльнулась я и царственно пошла к лестнице...

...За забором постоялого двора кипела жизнь. По Сапожной нескончаемым потоком двигались груженые телеги; на перекрестке с Цветочной пара дюжих мастеровых пыталась прибить к стене вывеску, а в половине перестрела за ними стайка мальчишек куда-то волокла упирающегося осла.

Чуть дальше, кажется, в Купеческой слободе, брехали собаки, со стороны Ремесленной доносился перестук топоров, визжание пил и звон кузнечных молотов, а от Кожевенной тянуло дублом, гарью и, почему-то, свежей кровью.

Забавно, но этот смрад, смешивающийся с запахом конских каштанов и мочи, меня нисколько не расстроил: я, наконец, вышла из комнаты. И была готова гулять по улицам даже по колено в крови...

...Эдак через час, согревшись на теплом весеннем солнышке, сияющем с абсолютно чистого неба, я настолько расслабилась, что не только перестала реагировать на шипение в спину и отвращающие знаки в лицо, но и умудрилась выбросить из головы странное поведение хейсара.

Еще минут через двадцать меня почему-то потянуло на подвиги, и я принялась оценивающе поглядывать на шарахающихся от Крома горожан, изображать, что шепчу ему на ухо что-то жуткое и даже тянуться к Посоху Тьмы. Так, как будто собиралась им воспользоваться.

Правда, веселье продолжалось не особенно долго: увидев, как от нас шарахаются встречные, Кром нахмурился, потом поймал за руку не успевшего убежать торговца и... купил мне леденец! На палочке! Точно такой же, как те, которые когда-то привозил мне отец!

У меня оборвалось сердце: я всхлипнула и... неожиданно для себя самой потерлась щекой о его плечо...

Слуга Бога-Отступника, почти прошедший свой Путь, остановился, посмотрел на меня совершенно безумным взглядом и прошептал:

— Ты что, Ларка?

Не знаю, почему, но в этот раз я не смогла промолчать. И отрицательно покачала головой:

— Ничего... И я — не Ларка, а — Мэйнария... Для тебя — Мэй...

Кром облизал пересохшие губы и хрипло повторил:

— Мэ-э-эй...

Я прислушалась к тому, как он произносит мое имя, и удовлетворенно улыбнулась:

— Именно...

— Подс-с-стилка Без-з-здуш-ш-шного... — прошипели в спину. Но я даже не обернулась: те несколько дней, которые остались до нашего расставания, я собиралась прожить от души...

Глава 35. Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя.

Пятый день четвертой десятины третьего лиственя.

...Стряхнув песок со свитка, Ансельм удостоверился, что чернила подсохли, аккуратно свернул его в трубочку, собственноручно обвязал шнурком и потянулся за сургучом.

В это время тихонечко скрипнула дверь, и за портьерой раздался голос брата Бенора:

— Разрешите, ваше преподобие?

— Ну, и где тебя носит? — рыкнул глава Ордена Вседержителя, раздраженно шлепнув ладонью по столу.

— Смотрел новых послушниц... — смиренно опустив взгляд долу, пробормотал монах.

— А что, они уже прибыли? — приятно удивившись, воскликнул брат Ансельм. — Если мне не изменяет память, сестра Эльга обещала прислать их только к началу первого травника...

— Милостью Вседержителя они добрались до обители еще вчера... — Бенор повернулся к статуе Бога-Отца и осенил себя знаком животворящего круга.

Ансельму тут же стало не до писем:

— Хорошенькие есть? Или, как в прошлый раз, одни дохлятины?

— Есть! И не одна: как минимум четверо выглядят ничуть не хуже сестры Таисы...

— Ты их уже устроил?

Монах кивнул:

— Конечно, ваше преподобие! Кстати, они только что зашли в купальню...

Глава Ордена вытер о сутану мгновенно вспотевшие ладони и навалился грудью на стол:

— Тогда...

— ...уже распорядился! — кивнул Бенор. — Братья Рон и Ламм поднимутся к вам через час...

Торопливо убрав свиток в ящик стола, глава Ордена дважды провернул ключ, вытащил его из замочной скважины и сунул в кошель. Потом выбрался из-за стола, одернул сутану и нахмурился:

— Ну? Чего стоишь? Открывай!

...Брат Бенор задержался не зря: в потайном ходе, ведущем к женской купальне, уже горели факелы. В небольшой нише под потайными глазками стоял серебряный кубок с ликом Аллаяра Светоносного, а на столике у стены — кувшин с белогорским и ваза с виноградом.

Пригубив вина, Ансельм отщипнул от кисти пару ягод и припал к глазкам...

...Да, на этот раз сестра Эльга расстаралась на славу: все десять новых послушниц были светловолосыми, полногрудыми и широкобедрыми. И при этом совсем молоденькими! А пара... или даже трое действительно выглядели красивее той, которая, милостью Вседержителя, грела ложе Ансельма последние четыре десятины...

— Видишь вон ту, слева? Которая моет голову? — не отрывая взгляда от темно-коричневых ареол невысокой, но на удивление ладной послушницы, хрипло прошептал он.

— Да, ваше преподобие! — так же тихо отозвался Бенор.

— Ее — первой... И поторопи Годрима: я хочу, чтобы она была готова уже сегодня к вечеру...

— С этой он уже закончил... И вон с той, которая мылит правую ногу — тоже...

Критически оглядев вторую послушницу, Ансельм был вынужден признать, что выглядит она даже лучше первой: ее бедра были заметно шире, талия — уже, а грудь — полнее...

— Можно обоих... Сразу... — словно подслушав его мысли, прошептал Бенор. — Кстати, брат-надзирающий сказал, что у них на удивление податливая психика. И что они и до его воздействия считали вас десницей Вседержителя и были готовы ради вас на все...

— Хорошо, приведешь обоих... — облизав пересохшие губы, выдохнул Ансельм. И, почувствовав, что начинает сходить с ума от вожделения, повернулся к помощнику: — Ладно, с остальными разберемся потом. Пошли обратно — у меня еще куча дел...

...К моменту, когда в кабинет вошли оба иерарха, воспоминания о прелестях послушниц успели слегка потускнеть. Поэтому, увидев на лицах братьев улыбки, Ансельм счел их признаком хороших новостей. И не ошибся — вместо того, чтобы сесть, брат Рон закатил глаза и начал читать 'Славословие'!