Хейсар. (Меченый - 3)

'Будущее?' — горько подумал я. — 'Поздно: Путь закончен, значит, я должен вернуться в храм...'

Шевельнулся, чтобы улечься поудобнее, но, видимо, перенапрягся, так как вдруг почувствовал, как на меня накатывает слабость...

...Я смотрю в усыпанное звездами небо, но вижу сестру и маму, лежащих на погребальном костре. В душе — боль и пустота: я, как ни стараюсь, не могу вспомнить, как они выглядели живыми...

Взгляд в пламя погребального костра — и у меня останавливается сердце: на лице Ларки, вокруг которой танцуют алые языки пламени, вдруг появляется грустная улыбка! Нет, она смотрит не на меня, а в небо. Но чувствует мой взгляд и словно говорит: 'я рада тому, что ты — рядом...'

Вижу ямочку, появившуюся на щеке, прыгаю вперед, хватаю сестренку за руку и отшатываюсь: это не ямочка, а рана, сквозь которую видны сломанные зубы!

...Пламя — вокруг меня: оно ластится к моим ногам, змейкой скользит по спине и животу, ласково прикасается к лицу. И тихо, на грани слышимости, шепчет что-то о покое, который ждет меня в Посмертии.

Слушаю — и не слышу, так как смотрю на уже тлеющий сарафан и не верю своим глазам: алые искорки срываются не с ткани, а с истерзанного лона и бедер, на которых все еще видна засохшая кровь!

Прокусываю губу, чтобы удержать рвущийся наружу крик. Подхватываю Ларку на руки, чтобы унести и обмыть ее тело перед тем, как его поглотит погребальный костер, еще раз смотрю в такое любимое лицо — и холодею от ужаса: родинка на подбородке, обернувшись капелькой крови, срывается с места, перетекает под правый глаз и врастает в кожу. А через мгновение исчезает шрам на левой брови!

— Нет... — доносится до меня чей-то хриплый голос.

— Нет! — повторяю за ним я. И, поняв, что именно я вижу, кричу во весь голос: — Не-е-ет!!!

Словно в насмешку, пламя взвивается ввысь, обжигает мне щеки, и я, упав на колени, вжимаюсь лицом в холодный, как лед, живот своей Половинки...

— Кром, проснись! Пожалуйста!! Тебе снится кошмар!!! — голос Мэй, донесшийся ниоткуда, заставил меня открыть глаза.

— Я тут! Все хорошо! Слышишь?

— Слышу... — с трудом сдерживая бьющую меня дрожь, хрипло выдохнул я, приподнялся на локте и первый раз за много-много лет изобразил отвращающий знак.

Увидев движение моей руки, Мэй почему-то побледнела, потом прилегла рядом, прижалась к руке и горячечно зашептала на ухо:

— Чем думать о том, что тебе снилось, думай обо мне, слышишь?!

Я слышал. Чувствовал жар ее дыхания, тепло ладошки, касающейся моего лица, но видел перед собой лишь мертвое тело. И тихо сходил с ума от отчаяния, понимая, что, по сути, прозрел скорое будущее.

— Кро-о-ом? Тебе холодно, потому что ты замерз, или из-за того, что увидел там, в своем кошмаре? — внезапно спросила она.

'Я в кошмаре почти всю свою жизнь...' — горько подумал я. — 'И ты — в нем же. С тех пор, как Боги привели меня в Атерн...'

— Кро-о-ом? Тебе холодно?!

Заставить себя произнести хоть слово я почему-то не смог, поэтому закрыл глаза и кивнул.

Жар, обжигающий руку, куда-то исчез.

'Комната большая. Пока прогреется — я замерзну насмерть...' — отрешенно подумал я и почему-то вспомнил, как когда-то, уходя из храма, искренне верил в то, что хочу только одного: пройти свой Путь и воссоединиться с родными. Будущее казалось ясным и понятным. Тогда. А теперь — теперь я понимал, что жажду совсем другого — быть рядом с Мэй. Как можно дольше...

...Чиркнуло кресало... Громыхнуло упавшее полено... Что-то недовольно пробурчала Мэй... Потом меня затрясло так, что я на некоторое время перестал слышать что-либо, кроме стука собственных зубов. И пришел в себя только тогда, когда почувствовал прикосновение к плечу:

— Пей!!!

Открыл глаза, выпростал из-под одеяла левую руку, взялся за обжигающе-горячую кружку с бульоном, сделал глоток — и благодарно посмотрел на Мэй — пока я замерзал, она успела сбегать на кухню!

— Ну как, теперь теплее? — с надеждой спросила она.

Я кивнул.

Видимо, не очень уверенно, так как Мэй нахмурилась, закусила губу и... юркнув ко мне под одеяло, прижалась грудью к моему боку:

— Грейся! Я — теплая...

Глава 34. Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя.

Третий день первой десятины второго травника.

— А-а-адин... Здорово! Дэ-э-эва-а-а... Замечательно! Тэ-э-эри-и-и! Очень хорошо! — брат Айрин, придерживающий Ансельма под левый локоть, не закрывал рот ни на мгновение. — Теперь немножечко отдохнем и сделаем четвертый! Итак, собираемся с силами, поднимаем правую ногу и делаем че-е-етвертый!

В любое другое время глава Ордена Вседержителя, скорее всего, отнесся бы к причитаниям лекаря философски: пытается успокоить? Ну, и пусть пытается! Но слабость, все усиливающееся головокружение и боль в плохо заживающей ключице бесили так, что буквально через десяток ударов сердца после начала 'прогулки' он остановился, холодно посмотрел на брата Айрина и рявкнул. Чуть ли не на всю Обитель:

— Заткнись!!!

Лекарь как язык проглотил: молча склонился в поясном поклоне, отчего Ансельм, враз лишившийся поддержки, чуть было не упал навзничь, так же молча выпрямился и услужливо заулыбался — мол, идите с той скоростью, с какой вам нравится.

Глава сделал еще пару шагов, остановился перед высоким — в рост человека — зеркалом, посмотрел на себя и мрачно хмыкнул: то, что торчало из-под нижнего края ночной рубашки, выглядело чем угодно, но не ногами.

Белые, кажущиеся в несколько раз больше, чем надо, мослы. Дряблая, шелушащаяся кожа, сквозь которую просвечивала синяя сеточка жил. Багровые, все еще слегка воспаленные, шрамы. Тощие, обвисшие, как мокрая тряпка, мышцы...

Вид последних бесил сильнее всего — за какие-то неполные четыре десятины они потеряли в объеме добрых две трети!

'Дохлятина...' — зачем-то пошевелив пальцами ног, подумал Ансельм и в сердцах сплюнул. — 'Выгляжу, как пугало... Если не хуже...'

— Главное, что кости срослись нормально... — еле слышно произнес брат Айрин. — А мышцы — дело наживное...

'Главное, что я — жив!' — подумал Ансельм и успокоился: осенил свое отражение знаком животворящего круга, мысленно прочитал 'Благодарствие' и, без особого труда оторвав взгляд от своих изможденных конечностей, поковылял обратно. К кровати.

Лекарь, явно обрадованный тем, что у его пациента улучшилось настроение, семенил рядом и старательно закреплял успех — рассказывал, как лучше всего восстанавливаться после такого длительного периода неподвижности.

Глава Ордена Вседержителя слушал, но не слышал — перед его внутренним взором мелькали лица тех, кто оказался недостаточно умен, чтобы воспользоваться имеющимися у них возможностями. Мастера Эшта — одного из сильнейших братьев-надзирателей за всю историю Ордена. Сестры Эльги — настоятельницы самой крупной женской Обители. Брата Корга — телохранителя Ансельма, имевшего доступ ' к телу', брата Вартала, знающего распорядок дня Главы, и многих, многих других.

'Они мертвы, а я — жив!' — лучась от самодовольства, повторял он до тех пор, пока не добрался до кровати. А когда опустился на ложе и облегченно перевел дух, добавил: — 'Значит, я умнее, изворотливее и хитрее...'

Последнее лицо — сестры Одалии — улыбнулось ему ярко-алыми губами и заставило вспомнить запах и вкус земляники, затем отодвинулось подальше — так, чтобы Ансельм увидел роскошное тело светоносной , лежащее на иссиня-черных простынях — и исчезло, оставив после себя сухость во рту и дикий жар в чреслах.

Торопливо откинувшись на подушки и прикрывшись одеялом, глава Ордена Вседержителя вцепился в витой шнур у изголовья и, пару раз дернув за него, с прищуром уставился на возникшего в дверном проеме Бенора:

— Брат Айнур посоветовал мне делать меросс. По возможности, почаще... Распорядись!

Объяснить, какой именно меросс ему требуется, не пришлось — в глазах помощника тут же зажглись искорки понимания:

— Когда вам будет угодно начать первую процедуру, ваше преподобие?

Ансельм посмотрел на мерную свечу, поколебался, не перенести ли запланированное совещание на вечер, потом сообразил, что после такого 'меросса' наверняка провалится в сон, и кое-как унял разгорающееся желание:

— После ужина. Эдак через час...

...Минуты тянулись, как еловая смола. Для того чтобы отвлечься от низменных мыслей, глава Ордена Вседержителя взял с прикроватного столика свиток с трудом Игенора Мудрого 'О Власти и обо всем, что ждет на пути к ней', прочитал Слова три или четыре, и понял, что смотрит, но не видит. Пробежал глазами еще несколько Строк, попытался вникнуть в их смысл и криво усмехнулся — после четырех десятин вынужденного воздержания власть волновала ничуть не больше, чем вкус прошлогодней листвы.

Чтобы заставить себя успокоиться, он перемотал свиток до Слова, прямо предупреждающего таких, как он, об опасности потакания своим страстям, и вчитался в третью Строку:

'...но больше всего стремящийся к Власти должен опасаться женщин. Ибо даже те из них, кого он самолично сделал своим оружием, обладают свободой воли и совершенно непредсказуемым нравом. Неосторожно брошенное слово, несвоевременная улыбка, недостаток внимания — и такой клинок, ударив назад, попадет в самое уязвимое место своего недавнего хозяина. И с легкостью разрушит любые, даже самые безупречные планы.

Таким образом тот, кто решит использовать в своих целях именно их, должен всегда руководствоваться следующими правилами...'

Вчитываться в правила Ансельм не стал — закусил губу и мысленно застонал: он, читавший этот труд не один десяток раз, умудрился не заметить подсказки для тех, кто умеет читать между строк:

'ОБЛАДАЮТ СВОБОДОЙ ВОЛИ!!!'

Сглотнув подкативший к горлу комок, глава Ордена Вседержителя торопливо перемотал свиток до шестнадцатого, заключительного, Слова и потрясенно вчитался в последние строчки:

'Путь к Власти изначально несправедлив: у каждого, вступающего на него, разные начальные условия и разные возможности. Поэтому тот, кто играет по правилам или ждет, что по ним будут играть его противники, обречен на поражение...'

'Слава тебе, Вседержитель... — повернувшись к статуе Бога-Отца, привычно подумал он. — Я прозрел...'

Ворвавшийся в комнату порыв ветра взметнул занавеску, и глаза статуи отразили солнечный луч.

Ансельм нахмурился, огляделся по сторонам в поисках брата Магнуса, потом сообразил, что это НАСТОЯЩЕЕ знамение, арбалетным болтом слетел с кровати и, как был, в одной рубашке и босой, упал на колени:

— Если Власть — это удел сильных, а сильные — это те, кто в состоянии пользоваться ЛЮБЫМ оружием и не оглядываться на правила, значит...

Бог-Отец снова сверкнул глазами. На этот раз — недовольно.

Ансельм перепуганно зажмурился и все-таки сформулировал все не дававшийся вывод:

— Значит, единственная сила, отвечающая этим условиям — это Орден! Ибо лишь у нас есть братья-надзирающие, способные лишать людей свободы воли!!!

...К моменту, когда брат Бенор впустил в опочивальню иерархов, боль в недостаточно хорошо заживших ранах и разбитых при падении на пол коленях стала почти невыносимой. Однако в душе Ансельма сиял Истинный Свет.

Видимо, это было видно и со стороны, так как вместо того, чтобы поздороваться и сесть вокруг стола, и Рон, и Дайтер опустились на колени и взглядами попросили благословения!

Движение руки, осеняющей животворящим кругом, всегда казавшееся монаху пустым и никому не нужным, на этот раз ощущалось совсем по-другому: весомым, правильным и каким-то чистым. Поэтому, осенив обоих иерархов, он повернулся к статуе, искренне, вкладывая душу в каждое слово, прочитал Благодарствие. И слегка расстроился, не увидев нового знамения.

Впрочем, тепло от предыдущего все еще согревало сердце, и поэтому, закончив читать молитву, он поудобнее устроился на подушках и жестом предложил иерархам занять места за столом.

Первым сел, конечно же, Рон. И, дождавшись разрешения говорить, мрачно вздохнул:

— Как вы и предполагали, подстрелить Латирдана в пути не представилось возможности: понять, кто из двух сотен хейсаров, передвигающихся одвуконь, является королем, оказалось практически невозможно...

— Значит, он уже в Шаргайле? — на всякий случай уточнил Ансельм.

— Вот-вот прибудет, ваше преподобие...

— А брат Годрим?

— Добрался. Еще утром. Но... э-э-э... в Карават: все дороги и тропы, веду-...

— ...перекрыты. Не трать мое время и не повторяй того, что уже говорил!

— Простите, ваше преподобие! — извинился Рон и тут же продолжил: — Несмотря на эту неудачу, я распорядился подготовить на дороге еще несколько схронов, дабы, в случае чего, иметь возможность воспользоваться ими в том случае, если...

— Если что-то не сработает в Шаргайле... — нетерпеливо перебил его Ансельм. — Дальше!

— Думаю, с приездом Неддара поиски жены Ваги станут еще активнее, и...

— Без общих слов!

— Стрелки на позициях. В двух схронах из пяти подготовленных...

— Нашли? — нахмурился глава Ордена.

— Да, ваше преподобие: хейсары как с цепи сорвались! Может, дать стрелкам еще день-два?

Ансельм отрицательно мотнул головой:

— Нет, не надо: вероятность того, что Латирдан проедет достаточно близко к этим вашим схронам, не так уж и велика, поэтому дайте девке сбежать, как только Годрим закончит с ней работать...

— Хорошо...

Свет, сиявший в душе Ансельма, внезапно померк:

— Что хорошего?! Хорошо было бы, если бы вы выкрали еще и детей!!!

Брат Рон согласно кивнул и начертал отвращающий знак:

— Видимо, на Аттарков смотрел не только Бастарз, но и Двуликий: оказалось, что людей Юлая положил какой-то Бездушный...

— Кто-о-о?! Бездушный?! — вскочив на ноги, воскликнул брат Дайтер и тут же виновато опустил голову: — Простите, ваше преподобие, не сдержался...

Кроме чувства вины, в голосе иерарха прозвучало торжество, поэтому вместо того, чтобы разозлиться, Ансельм ограничился тем, что вопросительно изогнул бровь:

— Говори!

Монах облизал пересохшие губы и по-мальчишески ухмыльнулся:

— Брат Рон поручил мне разобраться, насколько сильно обижены Кейвази. И поискать недовольных среди Голонов и Уверашей... Так вот, с первыми — глухо: чтобы задобрить барона Дамира, Латирдан предложил ему должность королевского казначея...

Ансельм мрачно хмыкнул: решение, принятое Вейнарским Львом, было идеальным: предложение войти во Внутренний Круг превращало взбешенного отца в преданного союзника и заставляло его использовать свои таланты на благо королевства.

Брат Рон пришел к такому же выводу, так как нахмурился и захрустел костяшками пальцев:

— Мда-а-а... Лучшего казначея в Вейнаре не найти...

— Именно! — воскликнул Дайтер. — Поэтому я не стал тратить время на поиски подходов к барону Дамиру, а сосредоточился на Голонах и Уверашах. Попытка пообщаться с первыми ни к чему хорошему пока не привела, а вот вторые...

— Не тяни!!! — рявкнул Ансельм.

— Графиня Марзия слегка повредилась в рассудке! — затараторил иерарх. — Она одержима идеей отомстить за смерть своих сыновей — Валена и Миддара. У моего человека есть основания считать, что смерть Карваля Голона, главы гильдии Охранников Вейнара — дело рук нанятых ею убийц...