Граддарика

— Можно, я внесу предложение? — осторожно спросил муж. Я кивнула. — Давай ты у себя повесишь объявление, что принимаешь там, скажем, с девяти и до пяти. В остальное время пусть обращаются к тебе сюда. Я в ближайшее время сделаю приёмную. Пока сватовство, свадьба... Всё сделаю.

— Хорошо.

— А что с травами? Тебе хватит на две приёмных? — поинтересовался муж.

Я подумала, прикидывая, что можно оставить, а что перенести. И вновь кивнула.

— Хорошо.

— Тогда давай так, завтра я пришлю родителей и сватью.

— Родителей? — удивилась я. Но ведь он сирота.

— Названных родителей. Не у тебя одной есть те, кому ты доверяешь. Тебе Бор должен был сказать, что мы — одна семья. У нас ведь есть не только братья и сёстры — женщины, ставшие кому-то из нас жёнами, но и родители, дядьки, бабушки-дедушки — более старшее поколение. Не можем же и их мы считать братьями. Да и для будущего сватовства пригодится. Мы сами выбираем среди названных родственников того, кого хотим считать названным отцом, а его жена, соответственно считается матушкой. Так что завтра жди сватов. А пока я отведу тебя домой.

— А они не будут возражать?

— Будто у них есть выбор?

— Они знают, что я — твоя жена?

— Да, конечно. Все наши знают. Так что завтра — всего лишь игра для общественности.

Перед уходом, Ян показал мне картину с ликом родителей. Хотя и приставлен будет кто-то из наших (так чудно вопринимать себя частью большой семьи), но на всякий случай.

Выполнив то, что обещал(довёл до дома, поцеловал на пороге), Ян простился со мной и ушёл, стараясь не мозолить глаза соседям.

Ещё было светло. А потому больные вполне могли ещё прийти. Только я подумала об этом, как они не заставили себя ждать. Я рисковать на этот раз не стала, взяла с них со всех клятву, объясняя свой поступок соображениями безопасности, по указке порядников, после чего провела больного — одного из сельчан — в приёмную, где выслушала его жалобы на состояние здоровья. Назначив лечение, выдала ему нужные травы, и выпроводила из дому. Следующий тоже пришёл за травками. Они что — сплетни собирают?

— А правда ли, что к тебе Бакула сватался? А что он тебя похитил?

И так несколько человек. Ну ладно, стискиваю зубы, мне не жалко выдать им травы от "обострившихся" недугов. Про Бакулу сказала только, что он и правда сватался и получил отказ, ведь наречённый у меня другой. Хотя уверена, что и эти слова мои переврут.

Спрашивали и про того порядника, что охранял меня сегодня. Подтвердила, что меня похищали и управление приставило ко мне телохранителя. Уже это — повод для сплетен, но хотя бы будут знать из первых уст.

В общем, любопытные люди.

С заходом солнышка, я помылась да собиралась уже укладываться спать, тоскуя по мужу, как услышала негромкий стук в столовой.

Пошла проверить. Прислушивалась. Страшненько как-то. И Шипа нету рядом. Неужто он к Яну перебрался? Обидно.

— Кто там? — спросила, приготовив свой кинжал с грифоном в рукаве.

— Это я, Деюшка, — услышала шёпот Яна.

Долго искала рычаг, но-таки нашла. Не знала, что у меня потайной ход имеется.

Муж вошёл в дом, гася светильник, я выглянула в тайный ход. Но там был мрак. Дверь стала затворяться.

— Ян, это то, о чём я думаю?

— Да, второй тайный ход. Первый переделали под котельную, а второй вот, не связанный с первым, имеется, но о нём никто не знает, кроме порядников.

— А оттуда можно войти?

— Только если внутри кто будет и откроет. С той стороны рычага нет.

Не знаю, какая обстановка может сложиться, из дома в любом случае, можно будет уйти, а вот обратно — вряд ли. Но неплохо бы доделать возможность открытия дверей с обоих сторон, о которой никто не будет знать, кроме меня и мужа.

Как только дверь закрылась сама, меня муж сгрёб в охапку и стал покрывать поцелуями.

— Я так скучал. И так долго мечтал. Любимая моя...

А дальше меня лишили единственного лоскута, что отделял моё тело от его нежных рук. Распустили мои волосы, в которые Ян тут же зарылся, как в живое золото. Перебирая их пальцами. Усадили на стол в столовой. Замуж не выйду, если буду сидеть за столом? Ну да ладно, больше и не собираюсь.

— Красавица моя. Ненаглядная Деюшка, — шептал он, покрывая моё тело поцелуями.

Свет Ян не позволил погасить (я порадовалась, что успела закрыть окна занавесками), он хотел меня видеть. Каждую клеточку моего тела, ласкать каждый изгиб, изучая на вкус, упругость, запах и прикосновение.

Я в долгу не осталась. Раздела его, с грохотом освобождая от оружия, складывая в отдельное ведро, что попалось поблизости, при этом нежно проводя по коже пальчиками, поднимая длинные волоски его рук. Мне нравились его уже рассыпанные не без моей помощи светло-русые волосы, его борода, щекочущая особо чувствительные места моей шеи и груди. Я соскочила со стола и опрометью помчалась вверх по лестнице. Он за мною. Поймал уже в спальне, и мы вместе рухнули на постель.

Его чуть влажные волосы, рассыпались по подушке, пока я изучала его чувствительность и наблюдала за откликом, не позволяя овладеть собою, пока не подразню, как следует.

— Мучительница, — шептал он.

Но ему нравилось, он улыбался, даря неимоверное счастье моей душе.

А потом мы-таки сливались в единое целое. Даря друг другу незабываемые ощущения.

Примечания по главе:

Ладушка* — обращение к любимой, в честь богини любви Лады.

Глава 29

Когда я проснулась, мужа уже не было. Жаль. Даже не пожелала ему доброго утра. Нельзя так поздно вставать.

На дворе маячил вчерашний порядник Бор. Вынесла ему еды на двор. Небось не ел, с утра по-раньше явился. А в дом — не положено приглашать. Он ведь не родственник. Во всяком случае, не в кровном родстве со мною.

Хотела спросить про Яна, да вспомнила, что того не должно было быть у меня дома. Разве что на улице.

— А кто ночью дежурил?

— Ян, — ответил Бор, и старательно отвёл глаза.

Ну что ж это такое — никакой личной жизни. Ян что — докладывает всем про свои личные отношения? Хотя, "одна баба сказала", у них тоже может быть. Кто-то что-то видел. Люди ведь все одинаковые, пусть и живут в своём замкнутом мирке.

Потом стали идти больные, и я ненадолго отвлеклась.

В обед меня "порадовали" сваты от Яна. Мири была неподалёку, поэтому они с мужем и принимали их. Мужчина был видный, широкоплечий, здоровый, сильный. Женщина словно в противовес мужу была тоненькая и хрупкая. Покрупнее меня будет, но по сравнению с ним — травиночка.

Они мне понравились. Сваха была тоже из их семьи. Меня попросили угостить их по своему усмотрению, но только своею стряпнёю. Да я и рада стараться. Чай не чужие теперь. Договорились и о свадьбе через две седмицы. Естественно, у Яна дома.

На удивление, все шутили и улыбались. И даже Оська с Мири казались частью нашей семьи. Ничего лишнего моя новая семья не сказала, но со стороны было видно, что они ко мне относятся по-доброму. Не оценивая меня, а принимая такую, какая есть. Ребята — мои названные родители даже что-то рассказывали из моей жизни. В основном Оська, потому что с Мири мы лишь недавно познакомились. И даже случаи из целительства, как я некоторых особо наглых больных на место ставила. Родители Яна посмеялись, а в глазах светилось уважение. Я даже потупила глазки, смущаясь.

Единственное, что из "смотрин" мне устроили, попросили снять головной убор. Я вздохнула да вышла, переплела волосы в одну косу, повязала красную ленту вместо очельника. Да и вышла. Длинная толстая коса тяжким грузом тянула к низу. Я уже и отвыкла, последние дни подбирая волосы наверх.

— Да, пожалуй, давно пора спрятать эту красоту. Понятно, отчего женихи табунами ходят, — хмыкнул будущий свёкр. Я покраснела, опустила долу взгляд. — Иди, девица, покрой голову, — дали мне добро. Послушалась. Самой неуютно уже без головного убору, ведь уже замужняя.

Провожая сватов, Оська с будущим "свёкром" ударили по рукам в знак заключения сговора. Я взяла у сватов пышный хлеб, принимая предложение сватовства, и подарки жениха. После чего они ушли. Знаю, что в некоторых местах растягивают, и смотрины в несколько заходов проходят, и сватовство, и осмотр достатка жениха. Но для наших мест было обязательным только сватовство да свадьба, остальные же вехи можно было упустить либо по желанию проводить. Зависело опять же от достатка жениха и невесты или по личной договорённости.

Теперь со спокойной совестью могу покрывать голову. Сговор говорил о том, что я уже принадлежу Яну, и светить своею косою не поощрялось. А на свадьбу вообще могли невесту укрыть с головою тонким непрозрачным вышитым покрывалом, закрывая от других мужчин, это уже по желанию заключающих союз.

— Приятные люди, — сказала Мири, закрывая за ними дверь.

— Они тебя уже приняли, милая, — сказал Оська. Хотел меня обнять, да вовремя опомнился, увидев суровый взгляд жены. — Уверена, что не нужно проводить осмотр хозяйства Яна?

— Какое хозяйство, Ось, он же на довольствие властей живёт. Как и я.

— И то верно.

— Я была у него дома. Познакомилась с его Домовым. Думаю, мы поладим.

— А ты правда Домового видишь? — подсела ко мне Мирьяна, готовая слушать.

— Хочешь, покажу? — оживилась я. Впервые подруга проявляла интерес к чему-то такому, что было дано мне. Да и ей и каждому, просто они за суетой обычной жизни позабыли об этом.

— Не, не надо, ещё испужается... — попытался возразить Оська, но был остановлен моим суровым взглядом. Мне виднее, что надо, а что нет. Неужели он думает, что я Мири буду подвергать опасности.

— Хорошо, тогда давай покажу вашего, — про себя подумала, что со своим неплохо бы самой сперва договориться. — Пойдём? Тебе всё одно нужно с ним подружиться, он ведь будет заботиться о твоём дитятке.

Своему на стол поставила отложенную пока ещё гости были стряпню, мною приготовленную, да пригласила за стол.

— Не серчай, Дедушка, я о тебе помню, — прошептала так, чтобы только он меня услышал.

На этом мы и переместили своё место нахождения к ним в дом, в котором никого не было, окромя ленивого кота да пса во дворе. Видно, по делам родители Оськи куда-то ушли. А может посплетничать, или моих сватов провожают, требуя с них откуп.

Оська на всякий случай от жены не отходил. Я поставила на стол, застеленный чистою праздничною скатёркою, приготовленные молодою хозяйкою пироги.

— Здравствуй, Дедушка, мы хотим познакомиться с тобою. Приглашаем тебя к столу. Чай, не осерчаешь, не испугаешь молодуху.

В большой горенке, где располагался длинный стол, на окнах были развешены вышитые рушники, а вот занавесок не было, лавки стояли вдоль стен да сундуки — всё было разукрашено искусной резьбой, думается, ещё дело рук отца Оськи, появился старичок, чистенький, правда взлохмаченный. Скромный такой, стеснительный.

— Здравствуйте, люди добрые, меня к столу ещё никто не звал. Благодарствую, — поклонился он да осторожно присел на лавку напротив.

Мири вышла ненадолго да принесла ему новую рубаху.

— Возьми Дедушка, твоя совсем износилась, — поднесла ему, поклонилась.

— Милая, благодарю, — старик даже слезу пустил. — Меня Гуслею кличут, — представился.

Я тихонько оставила их одних, а сама пошла возиться по хозяйству.

Надо бы со своим Домовым разобраться. Всё ж тут жить теперича не буду, как бы не обиделся. Задобрить надобно. А ещё с Лешим переговорить. Да и за садом уход нужен. Яблоки уже завязались, черешню я уж собрала да обработала, вишня уж почти поспела. Я попробовала несколько ягодок, еще несколько дней и будет самое то, если солнышко порадует своим сиянием.

Бора видно не было, то ли оставил меня одну, то ли спрятался, затаился, чтобы не мозолить глаза соседям.

Вот и стала я удобрять свои огородные растения, поливать да выкапывать лекарственные корневища, цветки обрезать у некоторых. Самое время. А то со всеми делами закрутилась.

К вечеру по пригороду разнёсся слух, что Бакулу арестовали. Хотя никто толком не знал, кто именно, но все упорно об этом твердили. Я спросила у появившегося телохранителя, он сказал, что мать причитала, когда тот шёл по повестке, чуть ли не прощалась с ним. Остальное — скорее всего уже домыслы и сплетни местных. Но на сердце было тревожно. Как там Бакула? Действительно ли он не виновен. Как бы подло он не поступил, дав мне выпить зелье, но в остальном ведь он столько всего для меня сделал. Не мне его винить. Да, был для меня братом, другого я никогда не знала. Но я его люблю и сейчас. Не хотелось, чтобы он был замешан в моём похищении.

Но я старалась отвлекаться от таких мыслей, чтобы не накручивать себя. Всё будет хорошо. Я бы не против провести со своей стороны противоприворот какой, чтобы Бакулу от себя отвадить, охладить ко мне любовь. Вот только возможно ли такое. Надо найти того человека, который сделал зелье. Я не знаю всех деталей, дозировки и прочего. Эх, бабушки нет в живых. Неплохо бы поискать в её книге записи об этом, но вряд ли она таким занималась. Всегда говорила про судьбу и воздаяние, и что влиять посредством зелий — очень чревато. Сказывается на карме*. Хотя если что-то ведала, наверняка записала, потому что те крохи знаний, что она передала — явно не достаточно, чтобы уместить всю её жизнь. В такие мгновения мне становится грустно, что я так мало была с нею, особенно в последние лета, когда училась в обители знаний. К сожалению, время вспять не воротишь.

Заходили несколько больных, один раз меня позвали оказать помощь на месте, бабулька полезла зачем-то на дерево, ягоду собирать, вместо того, чтобы попросить сноху это сделать, ну и упала со стремянки, получив открытый перелом бедра, а ещё и шею повредила. Разумные люди трогать не стали, меня позвали. Починила её, меня потом она звала к себе угостить, да я отказалась. Не потому, что зазналась, а просто за мною уже мальчишки прибежали, больные появились.

Я успела просмотреть книгу бабушки, но ничего дельного не нашла. Жаль.

Вечером муж появился позднее обыденного, уже в сумерках, взволнованный, забрал меня, усадив на своего вороного и увёз. Он был весь в ссадинах, и напрягся, когда я прислонилась к его груди. Хотела отстраниться, но он не позволил.

Долго скакал, что уже и стемнело. Уж не знаю, куда мы приехали, мне казалось, что мы по кругу ездим. Дыхание было сбившимся и не предвещающим ничего хорошего. А его молчание угнетало. Но я не осмеливалась ничего сказать, давая ему время созреть для разговору. Неужели всё так серьёзно?

Привёз он меня куда-то в лес, к протекающему мимо ручейку. Снял с меня платок, распустил волосы и расчёсывал их супружеским гребнем. Я наслаждалась этой лаской, от которой внутри сердце сжималось в тиски. Словно он прощается. Но упорно гнала эту мысль. Нет, не может быть.

Переплёл волосы в обе косы и обнял меня. Крепко-крепко. Ноги наши спускались в воду, охлаждающую ступни и мысли.

— Любимая, нам нужно поговорить, — начал он. Я ждала, когда продолжит, положив голову ему на ключицу. Вздохнул, тяжко так. — Дело дрянь.