Граддарика

Пролог

Немощная старуха, сгорающая от нетерпения и всё это время поглядывающая в трубочку с зеркалами*, открыла ворота заграждения обители знаний, впуская двух рослых мужчин. Лицо первого скрывалось под платком, натянутым на нос. В то же время красивые глаза смотрели с прищуром, словно оценивая немолодую женщину, брови хмурились. Прищур делал взгляд хищным и устрашающим. Второй же мужчина, тоже в платке, был ничем не примечательный, обычный такой молодой парень. Оба были в чёрных рубахах без опознавательных знаков — вышивки.

— Ты всё сделала? — шёпотом спросил вожак.

— Как и было велено, — обычным голосом сказала старуха, намекая на то, что их никто не услышит, склонилась в земном поклоне, выражая глубочайшее почтение. Её седые волосы были спрятаны под платок, морщины покрывали лицо, шею, кисти дрожащих рук, всё остальное скрывала полотняная белоснежная рубаха тонкого закрытого кроя — роскошь, которую дарили старым выслужившим женщинам, не имеющим собственного крова.

— Веди нас на старые развалины.

Они прошли пустынным двором, засаженным всевозможными цветами, от которых вокруг разносилось невероятное медовое благоухание. Первый мужчина чихнул, не вынося столь сладостного запаха.

Второй же хмыкнул, глядя на первого и пошёл с ним в ногу.

Они шли вслед за женщиной, медленно переставляющей уже немощные ноги.

— Сколько тебе лет, старая карга? — раздражённо спросил красавчик, у него поджимало время, а ползли они, как ему казалось, со скоростью слизня.

— Да уж восьмой десяток пошёл.

— А чего ж еле ноги переставляешь как двухсотлетняя старуха?

На такое резкое замечание женщина обиделась, только не показала этого, молча продолжая свой путь.

Двое мужчин и женщина прошли внутрь, с трудом распахнув тяжёлые двери обители. Первый мужчина был недоволен из-за усилия, что потребовалось на открытие дверей и вновь принялся ворчать. По поведению, уверенному у первого мужчины, и вороватому озиранию второго, можно было сделать вывод, что в данном деле главным был именно первый. Второй же потешался стариковским брюзжанием, но вслух выразить своё отношение к главарю не решался. Его взяли в дело, выразив высочайшее доверие. Было чем гордиться! А потому гневить главного не стоило.

Необычайно пустые и тихие в это дневное время проходы радовали чистотой да своими золочёными изваяниями, вазами да кувшинами, стоявших в полукруглых нишах, украшенных красивой лепниной.

Второй тут же потянулся к одной из ваз, подготавливая заплечный мешок, но получил кулаком в живот от вожака.

— Не мелочись, не до того!

От удара второй согнулся, но не пискнул. Какое-то время приходил в себя от боли, понимал, что заслуженно получил, но сцепил зубы от злости, а потом побежал догонять не ставших его ждать подельников, и успев всё же сунуть приглянувшуюся золочёную утварь.

Они пришли в спальное крыло, в светлое жилое помещение со множеством огромных окон, светличными растениями на подоконниках и парой десятков лежанок.

— Ты нашла нужную стену? — недовольно спросил главарь старуху.

Та кивнула, указывая рукой на искомое.

— Хорошо. Сейчас проверим!

Он подошёл к разукрашенной красивыми рисунками стене, которая таила в себе тепло детских ручонок, которые седмицу* назад с трепетом выполняли первое важное задание по украшению их обители. Первый мужчина достал из портков палочку и принялся ею простукивать стену. В одном месте палочка засветилась и погасла.

— Отлично! — предвкушающе сказал главарь и обратился к подельнику: — Давай сюда "греческий огонь*".

Ему протянули небольшую серую трубочку с кусочком глины, которую главарь прилепил в нужном месте к стене, после чего велел всем удалиться. Когда в помещение заглянул подельник, он сделал движение высечения искры из кремня. Но выйдя за дверь, пока никто не видит, поджёг палочку взглядом.

Спустя минуту прогремел взрыв, от которого у людей заложило уши, а здание даже не содрогнулось. Ухмылка появилась на лице главаря. Всё же зодчие делали свою работу на славу.

Он вошёл внутрь, оставив сообщников за дверью светлицы.

А спустя ещё минуту вышел, костеря мир на все лады. Схватил старуху за ноздри и влил в рот какую-то жидкость. Женщина стала захлёбываться, а потом пошла пена изо рта и из глаз потекла кровь. Главарь отпустил её, бившуюся ещё пару минут в судорогах, а потом затихшую навсегда. И злобно велел сообщнику сгребать всё золото, что встретят в бывшем здесь некогда храме, так и сохранившим былое богатое убранство.

Если бы кто-то сейчас заглянул в спальню, где произвели взрыв, он бы увидел осколки стекла на полу и жидкость, выбитое окно напротив открывшейся ниши в стене. Других следов внешнего вмешательства просто не было.

Но жидкости оказалось слишком много, и она, словно живая, потекла в сторону дырки в полу, увлекая за собой в сточную канаву полупрозрачное существо ростом с вершок*, внутри которого засветился маленький огонёк.

Примечания по главе:

Вершо́к* — старорусская единица измерения, первоначально равнялась длине основной фаланги указательного пальца . Наименование "вершок" происходит как раз от слова "верх" (верх перста, т. е. пальца).

Греческий огонь* — взрывчатка. Гре́ческий ого́нь (или жидкий огонь, греч. ὑγρός πῦρ) — горючая смесь, применявшаяся в военных целях во времена Средневековья. Впервые была употреблена византийцами в морских битвах. Точный состав греческого огня неизвестен.

Трубочка с зеркалами* — аналог перископа. Периско́п (от др.-греч. περι— — "вокруг" иσκοπέω — "смотрю") — оптический прибор для наблюдения из укрытия. Простейшая форма перископа — труба, на обоих концах которой закреплены зеркала, наклоненные относительно оси трубы на 45? для изменения хода световых лучей. В более сложных вариантах для отклонения лучей вместо зеркал используются призмы, а получаемое наблюдателем изображение увеличивается с помощью системы линз.

седмица* — семь дней, неделя.

Глава 1

Пять лет спустя

Я подобрала тяжёлые волосы, с трудом распределив их равномерно, чтоб не выпирали, и впервые пожалев, что природа наделила меня таким богатством. Спрятала их под колдовскую сетку, которая словно вторая кожа обхватила голову, шею, исказив лицо и ауру. Провела по щеке, ощущая лишь тёплую мягкую, словно у младенда, кожу. Я не знала, сработает ли такая маскировка, но другого случая осуществить задуманное мне не представится. И теперь главное было не попасться на месте преступления. Волнение и предвкушение чего-то необычного охватило меня.

Я надела мужскую рубаху без вышивки, предварительно перетянув грудь, и серые портки с чёрными сапогами. Потом взглянула на себя в зеркало. Ну что ж, женских форм не видно, а это важно. Дальше я рассматривала в отражении мужское чуть продолговатое лицо, жиденькие светлые волосёнки, торчащие в разные стороны и такие же редкие усы. Потрогала их: щетина была мягкая на ощупь, как у молодого парня только проклюнувшаяся растительность на лице. Что собственно и хотела получить, замаскировавшись для серьёзного дела.

— Боги, помогите мне добиться желаемого! — сказала я, легко спрыгнув в темноту с крыльца, дождавшись, пока дверь сама закроется и щёлкнет замок. Всё же вход в мой дом был под запретом без на то моего дозволения. У меня много опасных трав и веществ, нужных для лечения.

Задержавшись и оглядевшись по сторонам, не обнаружив свидетелей моей ночной вылазки, я вздохнула с облегчением, ведь всё это время подсознательно ждала опасности, и решила напоследок подзарядить тело силой природы. Сделав глубокий вдох, вдыхая космическую энергию, на выдохе ощущая, как та разливается по всему телу, распространяя тепло в каждую клеточку организма, я отправилась в путь.

Жила я в самом дальнем доме пригорода. Лекари любят уединения и одиночество. Можно спокойно общаться с природой, без лишних глаз собирать нужные составляющие для целебных отваров и сохранять душевное равновесие.

Неожиданно где-то на небосклоне сверкнула молния, озарив чёрное небо сине-багровой* вспышкой. Приближалась буря. Я чувствовала это, но останавливаться не собиралась. Сейчас или никогда! Было немного страшно, но я подавила это чувство, сосредоточившись на волнующем ожидании, которое будоражило кровь.

Прошла по тёмной улочке, надеясь, что уличные светильники не загорятся при моём приближении благодаря подавляющей человеческое тепло маскировке, и зашла в ночной город. Дальше я двигалась мелкими перебежками от дома к дому и, едва сверкала новая вспышка молнии, — застывала, словно каменное изваяние, коих на улице было довольно много. На доли секунды всё вокруг превращалось в серое очертание — стены, дома, безлюдная улица — и с бешеной скоростью всё снова погружалась во мрак. Я срывалась и бежала дальше, готовясь в любую секунду остановиться и замереть. Потому что меня никто не должен был заметить. Даже в маскировочном костюме.

Наконец-то я добралась до нужного мне дома. Руки дрожали от сильного волнения. Я сделала несколько вдохов и, вцепившись в ветку стоящего рядом дерева, ловко перепрыгнула через деревянный забор.

Оказавшись на земле, я, затаив дыхание, прислушалась. Тишина. Сегодня удача на моей стороне. Впрочем, как и всегда. Удача и чутьё — два моих неразлучных друга. Последнее и вовсе ни разу не подводило, поэтому я всегда слушалась его и действовала, если чутьё подсказывало — да, Дея, вперёд! Всё будет отлично!

Неожиданно молния полыхнула так сильно, что осветила двухъярусный дом, в который я хотела тайком пробраться.

Каменные стены с разукрашенными узорами на окнах, закрытыми резными ставнями с половинками солнышка, красиво лепниной оформленным крыльцом с вычурными перилами, всё это отдавало холодом и было каким-то зловещим, словно нечисть повылезала из своих нор, а может просто такое освещение было, когда молнии отбрасывали не менее страшные тени.

Я помотала головой, как бы смахивая наваждение. Не время отступать! Это всего лишь гроза. А Перун-громовержец* на моей стороне!

Зная про собак, я заготовила для них заклинание сна, которое зазубрила из своей родовой книги, доставшейся от бабушки. Опробовала на соседских животных, оно действовало. Но я иногда путала слова, а потому стала повторять его заранее. Никогда не была сильна в заклинаниях. Как бы чего не забыла!

Собаки тут же зарычали, как бы предупреждая, что не следует соваться на их территорию без приглашения хозяев, а я принялась шептать. Псы заскулили и попрятали свои носы обратно в будки. Теперь самое сложное — проникнуть в дом.

Упали со стуком первые капли дождя, от чего сухая пыль стала подниматься вверх. Но следующая морось прибила и её. Дождь был мне на руку. Ведь он смоет следы и собаки не смогут учуять меня. Да, об этом я не подумала, когда выходила на дело. В очередной раз подтверждение того, что боги на моей стороне!

Я легко пробежала по ещё сухой земле до очередной вспышки. И замерла от ужаса. Прямо напротив меня стоял человек. Попалась! Где-то вдалеке послышался раскат грома. Мне стало невыносимо жарко в маскировке. Но вновь стало темно, и я быстро завернула за угол, ожидая, что предпримет незнакомец. Дыхание сбилось, сердце готово было выскочить. Но Перун-громовержец развеял мои сомнения. Я облегчённо прислонилась к крыльцу. Всего лишь каменные изваяния. Вырвался нервный смешок. Но времени отдыхать не было.

Я достала из котомки, перекинутой через плечо старое рваное полотно и замотала им сапоги. Это поможет не наделать шума, особенно в доме.

Осторожно поднималась по каменным ступенькам крылечка, готовая в любое мгновение повторить заклинание, испробованное на животных. Старалась ничего не трогать, дабы не оставлять своих отпечатков, хотя очень хотелось удостовериться, что лепнина и правда мраморная и холодная, да и почувствую ли я что-то — тоже вопрос. Слышала, что маги могут отслеживать преступников. Как они это делают, не знаю, но глушат ли мои перстянки* отпечаток моей души, я не знала наверняка. Поэтому лучше ни к чему лишнему не прикасаться. Я зажмурилась, дурёха, а ведь только что опиралась спиною на крыльцо. Ну да ладно, не время сейчас думать об этом.

Воздух стал свежее, и дышать стало легче. Но мне было жарко под сеткой, особенно после последнего испуга. Вот бы Стрибог* выпустил своих ветров. Хотя, о чём это я, ведь кожа на моём лице и руках ничего не чувствует, а ноги упакованы в портки. Так что не надо мне ветерка да и раскатов грома мне вполне достаточно, по громкости которых приблизительно знаешь, далеко гроза или близко. А вот шелест листьев будет лишь отвлекать и заставлять прислушиваться.

Я уже готова была взяться за ручку, когда молния осветила пустое пространство, и я чуть не упала, не рассчитывая, что рука пройдёт насквозь. Дверь была распахнута настежь. Вот те на! Я проскочила мимо сеней, заставленных какой-то утварью, так ни к чему руками не прикасаясь. Деревянные полы скрипели, и я кралась на носочках.

На первом ярусе жила челядь и была стряпчая*, а мне нужно было наверх.

Осторожно стала подниматься по деревянным ступеням, каждый шаг отдавался едва слышным скрипом половиц под моими сапогами, пусть и затянутыми в тряпки. Всё же купец внутри дом закрыл деревом. Пахло свежей древесиной. Недавно ведь дом поставили. Пришлый купец решил у нас здесь поселиться.

Страшно. Ой, как страшно! Тут окон не было, так что темно, как в домовине*.

Но я иду дальше, в любое мгновение готовая прилипнуть к стене, слыша, как стучит молот по наковальне, точнее сердце моё. А потом я кралась по пустому проходу, освещённому несколькими тусклыми светильниками — нашей выдумкой умельцев, к нужной мне горенке. И тут дверь открыта? Как же так? Неужели купец такой глупый, что оставил тайник* не замкнутый? Я ведь сегодня мимо дома проходила, видела иноземцев, снующих тут и там, коих с собою купец привёз. Вот ежели б наших нанял, тогда другое дело, можно было б подумать, что на ночь они по своим домам разошлись. Но куда могли эти податься? Почему никого нет? Не нравилось мне это.

Ставни в этой горенке были открыты, как и само окно. Но даже не смотря на выветривание помещения, в нём стоял неприятный запах. Дождь уж разошёлся не на шутку, барабаня по черепичной крыше и металлическому жёлобу-водостоку. Я подошла к окну, стараясь не высовываться. Брызги со стуком отлетали от подоконника и мочили мою рубаху. Я по полстине* мягко ступала, стараясь не дышать. От волнения вспотели руки. Неужели всё так удачно складывается, даже не верилось.

В тайнике был стол для письма, какие-то бумаги на нём, два стула да стойка с ящичками. На стене висели разные картины, одна из которых висела криво. Значит, тайничок именно тут.

Осторожно снимаю живописное изображение этого града. Красивое, во всяком случае так показалось в той вспышке. Осталось совсем чуточку. Главное, чтобы молнии продолжили освещать иногда мой путь. Я совсем не подумала про освещение. А гром уже ударял не над домом, значит, гроза уходит. Нужно торопиться! Всё ж кромешной тьме очень неудобно передвигаться. А если гроза закончится, то выбираться мне придётся на ощупь, чего очень не хотелось.

С замиранием сердца и предвкушением я сняла картину. На мгновение Перун осветил своей молнией помещение. Но за картиной оказалась моё разочарование — пустая ниша. Неужели тайник в стене без дверцы и замка? Я осторожно повесила картину на место, так же кособоко, словно и не притрагивалась никогда.

Неужели всё напрасно? Обида была столь сильна, что я едва сумела подавить слёзы. И куда теперь? Рисковать и идти обратно через парадный вход или воспользоваться окном? Я осторожно подошла к нему. Во тьме ночной ничегошеньки не было видно. Так и свернуть шею себе можно. А быть освещённой светом мне для "полного счастья" и не хватает.

Я развернулась и собралась уже уходить, как в очередной вспышке света увидела человека, лежащего на полу, лицом вниз. И на меня нахлынуло видение его повреждений. Меня повело. Ну что за невезение!

Человек был на последнем издыхании, кровь сочилась из раны.

— Дея, уходи, — шептал внутренний голос, предостерегая об опасности.

— Но он умрёт, — возражала ему так же мысленно.

Я на дрожащих от возбуждения предстоящей помощью ногах двинулась к незнакомцу. Мне нравится помогать людям, хотя сам процесс лечения довольно неприятный. Сколько училась, а так и не смогла привыкнуть.

Села на колени перед его головою. Только бы он был жив. Стянула с себя перстянки* и сняла сетку с головы. Волосы щёлкнули от разряда маленькой молнии* в моих волосах и чуть приподнялись в разные стороны.

А руки сами потянулись к незнакомцу, переворачивать его.

Мне нужны его глаза. Без этого мой дар не появится.

Я положила его голову к себе на колени, лицом вверх, ощущая, как тёплая кровь, до того уже немного свернувшаяся, хлынула с новой силой, просачиваясь сквозь мои портки. Бр... Ощупала пальчиками его лицо, закрытые глаза, высокие скулы. И, положив большие пальцы на виски, другими стала нащупывать рану на затылке. Волосы слиплись, а руки копошились в порваной плоти и липкой крови, нащупывали треснутые кости черепа. Мерзопакость какая! Почему нельзя обойтись без всего этого?

Ощутила, как по жилам потекла сила, волосы взметнулись вверх.

— Перун, прошу у тебя ещё одну молнию, — прошептала я. И надавила на рану.

Вспышка, распахнутые от боли и ужаса глаза незнакомца, глядящие прямо мне в душу. Попался!

И сила потекла в рану, а я ощущала покалывание на кончиках пальцев.

Не знаю, сколько прошло времени, пока восстановились все ткани и заросла кожа. Но я уже была на грани. Никогда ещё не вытаскивала никого с того света. Я имею в виду, чтобы ранение было настолько тяжёлым, что больной был на одном волоске от смерти. Ещё бы пара минут бездействия, и он бы покинул этот мир. Но я успела! Хвала небесам и Перуну!

Только словно пол куда-то поплыл, я покачнулась. Я моргнула, смачивая пересохшие глаза, которые, как я только что заметила, уже жгло. Я ведь так и удерживала мысленно его взгляд, не давая его душе покинуть бренное тело. Пора отсюда убираться, пока не поздно. Сейчас, только чуточку соберусь с духом.

Я поднялась с трудом, откидывая незнакомца, но он ухватил меня за запястье.

— Постой, — прохрипел его словно сорванный голос.

— Отпусти, прошу, — прошептала я.

— Ты забыла вот это, — и он вложил мне в руки мои перстянки и сетку.

Я в непроглядной мгле стала натягивать на голову прежнюю личину. На сей раз проверить свой внешний вид не было никакой возможности.

— Ты нашла то, что искала?

— Нет, — сказала я. Он вновь взял меня за запястье холодными руками, а я вздрогнула, но продолжила: — Похоже, это сделал кто-то другой до меня. Тот, кто раскроил тебе череп.

Как он меня видит? Тут же темень такая, что хоть глаз выколи.

Меня отпустили, и я воспользовалась этой возможностью, улизнув из горницы. Побежала по уже проторенному пути, шарахаясь теней. Мне никто не встретился, что безусловно радовало. А ещё я боялась. что выпачкала не только портки в крови, но и сапоги и оставляю за собой след. На улице я перебежками вернулась к дереву, уже кое-что различая в темноте. Запрыгнула на ветку и забралась повыше на дерево, прячась в мокрой листве, неприятно холодящей моё тело. Ветви, расположенные поблизости, ограждали меня от падения. Теперь передохнуть бы. Откуда только силы взялись? Обычно после лечения я себя настолько плохо чувствую, что встать какое-то время не могу. После самого сложного случая я целую ночь потом приходила в себя.

Так, ничего не забыла? Такое ощущение, что что-то упускаю из виду. Ах, да, собаки. Дрожащими губами я прошептала заклинание отмены сна, прислонилась руками к стволу, чтобы хоть немного взять у дерева силы, и погрузилась в пучину забытья.

Примечания по главе: сине-багровой* — фиолетовый.

домовина* — гроб, куда клали покойника, после чего относили на костёр и сжигали его, а прах развеивали.

перстянки* — (Даль) от слова "перст" (палец)— персчатки, перчатки.

Перун* — бог грома и молнии.

Перу́н (др.-рус. Перунъ, укр. Перун, белор. Пярун, польск.Piorun[3]) — бог-громовержец в славянской мифологии, покровитель князя и дружины в древнерусском языческом пантеоне. Имя Перуна возглавляет список богов пантеона князя Владимира в "Повести временных лет".

полстина* — ковёр.

тайник* — комната для уединений, кабинет

маленькая молния* — статическое электричество

Стрибог* (др.-рус. Стрибогъ) — в древнерусском язычестве божество с не вполне ясными функциями — возможно бог ветров или связан с атмосферой.

Согласно "Повести временных лет", идол Стрибога был установлен в Киеве в 980 году князем Владимиромв числе прочих главных богов. Стрибог — др.-рус. стрый (дядя, брат отца), старый бог, дед ветров, упомянут в "Слове о Полку Игореве" ("Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы"), что, вероятно, указывает на атмосферные функции Стрибога. Стрибог упоминается также в древнерусских поучениях против язычества.стряпчая* — кухня

Глава 2

На утро я едва смогла встать после настойчивого стука в незанавешенное окно. Вчера, точнее уже сегодня ночью я еле добралась до дому и свет не включала, с трудом стянув единственную сорочку, натянутую на голое тело, завалилась спать. Перед свиданием пришлось переодеться в женскую сорочку, а мужскую одежду, выпачканную в крови по возвращении домой в очаг бросила, как и маскировку. Для восстановления нужна была целая ночь, а уже половина ночи к тому времени как вернулась, если не больше, прошла. Вовремя я встать просто не смогла. Внутренние часы сказали, что пора, но я лишь перевернулась на другой бок, стараясь воспользоваться затишьем от больных. И вот сейчас волей-неволей довелось отрывать голову от подушки.

Солнышко уж высоко поднялось, окрашивая всё не только яркими цветами, но и освещая пыль, витающую в воздухе. Надо бы прибраться, а я всё сплю.

Это хорошо, что я одна живу, а то бы весь дом незваные гости переполошили. Правда, тут хорошего мало. С тех пор, как пять лет назад бабушка не вынесла преждевременной новости о моей смерти, я одна-одинёшенька в целом мире осталась. Порой так тоскливо становится, что хоть волком вой. Кем были мои родители, я не знала, бабушка меня в лесу нашла, услышав плач ребёнка. Два серых волка грызлись между собой, как она сказывала, за добычу в виде меня. И пока они были заняты, бабушка, намазавшись травкой для отбивания запаха человека, схватила меня и побежала, заручившись поддержкой Лешего, которому приносила порою гостинцы, собственноручно испечённые.

Бабушка уже в летах была, своих детей вырастила давно, муж её ушёл в мир иной, родные предлагали забрать её к себе в город, да она отказалась — не любила она города, на окраине жить — куда приятнее. И тут боги привели её к дитятку малому, вот она обрадовалась!

Обратилась к порядникам* по поводу найденного младенчика. Те сказали, что никто не обращался по поводу пропавшей девочки. Выдали бабушке временные бумаги на меня, записав бабушку матерью, а отцом почившего уже дедушку. А в двенадцать лет, в виду того, что настоящих родителей так и не обнаружилось, признали меня бабушкиной дочкой законно. Помню, бабушка всё на калитку поглядывала, а каждый раз, как приходил не местный — вздрагивала. Думала, что отберут меня. Я тогда обнимала бабушку да и говорила, что люблю её сильно-сильно и ни с кем не пойду. Она улыбалась и всегда, растрогавшись, плакала.

Растила она меня как свою, учила, передавая своё ведание да потом в обитель знаний отдала, чтоб расширить мой кругозор, ведь не одними травами в жизни заниматься придётся. Виделись мы редко да метко: гуляли по лесу, собирая травы да ягоды, вдыхая хвойный воздух, я ловила каждое бабушкино слово, наслаждаясь общением и этими мгновениями. Я была счастлива в те немногие встречи, которые были для меня сокровищем.

В тот злополучный день, пять лет назад, многое изменилось. Слухи в нашем пригороде быстро распространяются, потому о происшествии в обители знаний узнали быстро. Всех пострадавших записали раньше времени в почивших, вот только, как после поведали чародеи, все отравленные повисли на границе между жизнью и смертью. Недостаточная доза яда оказалась или мы просто все мало отведали, но как бы то ни было, а не померли. И только мне одной удалось выкарабкаться благодаря проснувшемуся во мне дару. Вот только овладеть я им смогла далеко не сразу, бабушка к тому времени уже сильно сдала, на волне переживаний повредив себе сердце, держась на одном желании передать мне как можно больше из своих знаний и умений. В обитель знаний я больше не вернулась. Обращаться к лекарю бабушка не позволила, ведь сама была травницей, да и хотела уже уйти. Давно пора, как она сама говорила, задержалась и так на целое лето* ради меня.

Проводила я её с улыбкой, не позволяя себе расстраиваться, с тех пор не пролила ни слезинки, стараясь искать во всём только хорошие стороны и не унывать.

Обо всём этом я думала, пока быстро одевалась, готовясь принять гостей.

Настойчивый стук продолжился, только на этот раз в дверь. Случилось чего или просто не терпится кому-то?

— Дея! Дея! Я знаю, что ты дома! — послышался с улицы недовольный продолжительным ожиданием голос Мирьяны — моей соседки.

Успев наспех переплестись, я натянула вышитый передник и пошла встречать гостью, завернув к рукомойнику умыться.

Прошла в сенях мимо зеркала в резной раме — подарок мужа Мирьяны, не само зеркало, а рама — и ужаснулась своим видом. Под глазами мешки да синяки, бледный цвет лица, словно у покойника, впалые щёки. Кошмар! Такую среди ночи встретишь — за призрака примешь. И как ещё Бакула от меня не шарахается? Всё же полночи пробегала со свиданием этим, обеспечивая себя нахождением в другом месте. Так, не думать об этом! Я была на свидании и точка.

— Здравствуй, Дея! — бросила мне Мирьяна, оглядывая на пороге мой видок. — Что-то ты замученная какая-то.

— Здравия! Проходи, — пригласила я её, — присаживайся, — сказала я привычным голосом, отозвавшимся резкой болью в затылке, на что я даже зажмурилась и прислонилась к стене. Ну вот, только этого мне не хватает.

Немного придя в себя, я пошла возиться в стряпчую: вылила воду из самовара в ведро для мытья полов, всё же разбазаривать природные богатства просто так не стоит.

Я, стараясь не наклоняться, наполнила заново ёмкость из-под крана. Подула на угли, включая самовар. Очередная волшебная вещичка, доставшаяся от бабули, сама кипятящая воду — не надо новые угли подсыпать.

— Да я по делу, мне некогда чай пить, — попыталась не особо рьяно возразить подруга.

Ну да, ну да, так я и поверила.

— Думаю, дело не убежит, — сказала я тихо, стараясь не потревожить голову новым приступом боли, присела рядом на скамью, положила локти на стол да стала нащупывать на шее ямочку сразу под затылком, наклонив голову вперёд. Закрываю глаза, пальцами надавливаю не один раз, ощущая, как головная боль отступает.

Как лучше стало, я сквозь ресницы оглядела подругу.

Мирьяна — высокая молодая женщина, в прошлом году замуж вышедшая — была красива: высокий лоб, тонкие светлые брови, серые очи, прямой нос, красные губы да румянец на щеках, на лице играет улыбка, сразу видно — счастлива. Когда Оська встретил её в граде, влюбился без памяти. И на местных даже не глядел, хотя до того с разными девчатами гулял и на одной жениться даже собирался. Да сватов заслать не успел, чему был несказанно рад.

То-то неудавшаяся невеста разозлилась, когда он стал к городской свататься, да козни принялась строить.

Родители Мирьяны вначале были против, всё же парень — обычный резчик по дереву, а дочка их красавица. Оська же лицом не вышел, но улыбка у него обворожительная и после общения с ним в первые же мгновения складывается совсем иное впечатление — он больше не отталкивает.

За Мирьяной довелось ему побегать, а потом, получив благословение будущих сватьев, справил свадьбу на всю округу. Гуляли и городские на ней. А у парня руки золотые, так деревянные дома украшает, что глядеть любо-дорого. Все и зовут его и платят кто чем, не скупясь. То-то тести удивились, как он сам оплатил свадебку. Они ему в граде жить предлагали, да он отказался. Поближе к природе хотел быть, а в городе в основном каменные здания, где ему там развернуться? Вот и стали они здесь жить душа в душу.

У Мирьяны тут подруг не было, а до града не близкий путь — с полчаса — не набегаешься поболтать, домашняя работа ведь стоит. Вот она и повадилась ко мне ходить. Благо, повод был, то у свёкра спину скрутит, то ещё чего. Зато я потом знаю, что произошло в ближайшее время, с кем да чего. Сплетни ведь быстро распространяются. Ближайшие часа два мне скучать не придётся, а коли больные найдутся, так у меня уже есть посетитель, заодно спокойненько позавтракаю.

Мирьяна принесла деревянную утварь да пирогов, в уплату, так сказать, за будущее лечение, правда, пока так и не озвучила, что именно ей надобно. И сколько я ей ни говорю, что не могу с неё плату брать, с друзей ведь не берут, она всё равно таскает, повод находит.

Я цену больным никогда не называю, что не жалко, то и давайте. Но наши загородные власти наведываются порою, спрашивают, не нуждаюсь ли в чём, так помогают, когда надобно. То ткани привезут, то ещё чего.

В город же я редко суюсь, там свои лекари есть, правда, и ко мне порою оттуда люди наведываются, когда помочь на месте не могут им. Народ же такой, болтать любит, вот и знают, что дар у меня имеется, когда повреждения серьёзные, так ко мне и обращаются.

— Ну, сказывай, что да чего, — начала я разговор, когда боль покинула мою бренную голову, поднимая глаза на подружку. Она была округлившаяся, вся такая мягкая, а если поглядеть закрытыми глазами, так светящаяся — тут сразу видно, что чадо под сердцем носит.

— А что у тебя стряслось? — Мирьяна спрашивает. Негоже самой говорить начинать, вот она мне как хозяйке даёт сперва выговориться.

— Да о свидании договорилась с Бакулой на эту ночь. А тут гроза началась. Ну, я переждала, пока пройдёт, да к нему побежала. Всё ж обещала. Ну и долго сидели мы.

— А чего в ночи? Вечером бы встречались.

— Так вчера больные были, пришлось маленько приходить в себя.

Что больные были, не соврала я, и про остальное, вот только наперёд, как свидание назначала, не ведала я о том. Надеюсь, Мирьяна не заметит этого, а о свидании загодя в полночь договаривалась.

— А ведёт тебя из стороны в сторону чего? Ты случаем не тяжела ли? — её беспокойство было искренним.

— Вот ещё, мне только этого и не хватает!

— Гляди, а то девчата ушлые пошли, особенно если парень — завидный жених, — усмехнулась Мирьяна. — Я не осужу, да люди будут болтать.

Ну да, права она, соблазнят местные девицы парня, а потом женись, никуда уж не отвертишься. А коли брыкаешься, то и кудесника позовут. Был со мной? Лишил чистоты? Ну, то попал, дружок! А бывает и наоборот, парни, видя, как за девчонкой многие увиваются, пытаются подбить ту на любовные утехи. Ну а там путь лишь один — пожениться.

— Бакула ведь хорош собой и за тобой бегает. Чем не жених?

— А мне торопиться некуда.

— Так год-два и уж в старые девы пойдёшь.

Я махнула рукой, мол, разберусь. А Бакула, ну, да, парень хоть куда, пригож собой, трудолюбив да только не о чем поболтать с ним. Скучный маленько, только о поле и говорит. Да я ж не смогу в поле работать. Пусть и мужское то преимущество, да на жатву или сенокос выбраться не смогу. Мне как раз в ту пору травки собирать надобно. Вот только не верит Бакула, что не пара мы. Ну как выйду за него, свекровь косточки наверняка перемывать начнёт, что мол, ленивая, от работы отлыниваю. Да и она ворчит, меня замечая, только увидев меня замолкает — побаивается. Всё же я единственная на весь пригород с такими знаниями да даром.

Да, чтоб другие парни не привязывались, с Бакулой и гуляю. Он всё хочет сватов заслать, да я против. Конечно, если надумает, тогда придётся решать, связывать с ним свою судьбу или дать от ворот поворот, а пока — сойдёт. Руки не распускает и ладненько. Вспомнила, о чём разговор.

— Да знаю я, просто пока я не вижу в нём своего мужа.

— Ждёшь единственного?

Я пожала плечами. Поглядим.

— Ну ладно, я тебе вот о чём пришла рассказать. Помнишь, зернохранилище городское? Так в него молния вчера ударила, всё зерно и погорело. Представляешь! Народ перепуган, говорит, боги гневаются.

Ещё бы — не перепуган был! Ведь городские власти у нас зерно закупают, а потом продают муку или хлеб. Запасов у народа почти нет. Как до следующего урожая жить будут? Хоть и дважды в год урожай собираем, а всё одно, ещё дожить надобно. А ведь хлеб — всему голова! Местные вряд ли поделятся, ведь лишнее всё продали, осталось лишь то, что на семьи надобно да на посев.

— А чего богам гневаться? Не уважили их? Требы не принесли?

— Да уважили, поговаривают, что из-за того купца все беды. Ну, помнишь, что иноземец приехал да хоромы отгрохал.

Конечно помню, даже знакома с ним.

— А он-то при чём?

— А у него поговаривают скарб какой-то украли в эту ночь. Вот боги его и покарали, а заодно и городских жителей.

— Дурь у народа гуляет в головах! Крадут-то не боги, а люди? Крадун у нас, видно, завёлся. Вот его и ловить-то надо.

— Ты не думай, уже вызвали чародеев да порядников. Расследуют дело, купец ведь бучу поднял.

Я закатила глаза, показывая, что я думаю на этот счёт.

Мирьяна ещё долго болтала, а я о своём думала, посчитав все остальные сплетни уже не стоящими моего внимания.

Это что же получается, что крадун не один действует. Наверняка, именно пока горело зернохранилище, к купцу забрались. Это объясняет, почему челяди не было, вот только работники-то иноземные были, как и купец, которого в граде вчера не было. И сомневаюсь, что они прямо все выбежали пожар тушить. Местных я понимаю, ведь от зерна зависит, как они эту половину лета жить будут. Но иноземцы скорее всего не осознают этого. Тогда как их выманили из дому? Собаки не спали, а людей не было... Всё слишком подозрительно. К тому же как мимо собак злодей пробрался-то?

Когда я была возле дома купеческого, никто не входил и не выходил, значит, преступление произошло гораздо раньше. Вопрос в другом. Купец поднял шум. Властям жаловаться будет, и дело наберёт обороты. Кудесники всё, что смогут, разнюхают, дальше порядники примутся за дело. И всплыву я. Хорошо, что вчера я всё-таки сумела подзарядиться от дерева, забрав немного накопленной им силы, и попасть на свидание. Надеюсь, что чародея не привлекут к даче мною показаний. Не уверена, что смогу солгать и не дрогнуть. Но купец наверняка заподозрит меня. Я ведь к нему являлась с месяц назад. Просила, взывала к совести и жалости. Но он отмахнулся, что сплетни всего лишь сплетни. Он, конечно, же соболезнует моему горю, но помочь ничем не может, если бы мог — не отказал.

Я сглотнула подкативший от обиды ком. Как же, помог бы! А ведь я тогда ему поверила. И если бы не разговор неделю назад, случайно подслушанный мною в ночи после свидания с Бакулой, я бы так и была в неведении и ни на какое дело не пошла бы. А не пошла бы, то и не вляпалась бы по уши. Хотя, тогда бы тот мужчина помер бы. Может, такова его судьба, а я вмешалась. Хотя, мы сами ведь строим своё будущее. А раз боги меня вели туда, пусть и знали, что там пусто, значит, нужна я была для того, чтобы жизнь тому мужчине спасти.

Когда Мирьяна выдохлась, я-таки спросила о плате, за что она. Ну не за свободные уши ведь.

— У свёкра спина опять прихватила, разогнуться не может.

— Так обратились бы к целителю. Авось бы вылечил навсегда недуг.

— Ну, дорого целители берут. Ты ж не хочешь.

— Так мой дар разрывы лечит, не могу я, ты ж знаешь.

Мирьяна улыбнулась, кивая головой. Мол, она-то знает, что не могу, да свёкр видно все уши прожужжал, что не хочу браться я за дело, да нарочно делаю, чтоб Мирьяна ко мне почаще бегала, поболтать там... Было дело, она раз жаловалась, как допёк.

— Слушай, а ещё личный вопрос. Муж волнуется, что доселе деток нет у нас.

Муж ли? А может свекровь? Ой, как попадутся такие, так и замуж вовсе расхочется.

— Мирьяна, а ты тяжела уже. Не переживай.

— Правда? Давно?

Я задумалась, припоминая, когда заметила.

— С месяцок где-то.

— Так чего ж не сказала? — она обрадовалась, полезла обниматься.

— Тихо ты, задушишь! — я смеюсь. Кто меня ещё обнимет, кроме подруги. Бакуле-то не даюсь в руки. Хотя порой так хочется, чтоб приголубили, что хоть на стенку лезь. Вспомнив о вопросе, я продолжила: — Так не принято ж говорить. Я думала, ты знаешь, просто молчишь, пока сам народ не догадается.

Мы ещё поболтали маленько, я отдавала притащенную Мирьяной утварь обратно, пироги ведь уже поели — гостинец, вот как оплата за мазь старику я не возьму да и даже, если б с её трудностью помогла, всё одно не могу. Но девушка всё оставила, не взяла, мол, этой утвари девать уж некуда, а мне пригодится. От чистосердечных даров не отказываются. А я отказаться-то и не могу — не принято.

Уходила подруга довольная, да и мне на душе радостно от её счастья, стою на крыльце, улыбаюсь.

Примечания по главе:

порядники* — правоохранительная служба, следящая за порядком в городе да пригородах, расследующая также преступления. Кудесников привлекают для того, чтобы засечь универсальный для каждой души след, который потом на суде сопоставляется с подсудимым, само расследование ложится на плечи порядников.

лето* — год. Период обращения земли вокруг солнца. Что до времени года, то их было три. Зима, весна, осень.

Глава 3

Провожая Мирьяну, я вышла на улицу, поздороваться с богами. Солнышко ярко светило на голубом безоблачном небе. Я улыбнулась, подставляя лицо ласковым тёплым лучикам, целующим мою кожу, а после поклонилась ему, здороваясь.

— Здравствуй, Земля-Матушка! — ещё одно почтение нашей земле*.

Я поздоровалась и с ветром, который ответил, растрепав мои волосы, и водой и небесами, животными и растениями.

Прошлась босиком по мокрой ещё не высохшей после вчерашнего дождя зелёной траве, холодящей мои босые ступни. Встала под яблоней, прикоснулась к шершавому стволу, провела ласково по нему, мысленно приветствуя дерево. Моё дерево. У нас с ним взаимовыгодный союз. Ощутила, как его сила сама тянется ко мне, а я даю в обмен свою. Закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями тепла и умиротворения.

Сквозь пелену спокойствия настойчиво пробиралось жалобное тоненькое мяуканье, такое пронзительное, что сердце дрогнуло.

— Где ты, малыш? — я повернулась в сторону звука, распахивая широко глаза, но так и не увидела детёныша.

Мяуканье повторилось, и я сделала два шага в сторону большого лопуха. Присела да отодвинула большой зелёный относительно гладкий лист. На влажной земле, куда не добивали солнечные лучи, лежал замученный маленький мокрый котёнок. Он был меньше доводившихся мне видеть, словно родился раньше срока или в слишком большом помёте. Но при этом был уже зрячий, что было удивительно, ведь у котят глазки прорезываются в седмицу отроду, а я ему бы столько не дала. Осторожно взяла его и положила себе на ладошку, чувствуя его тепло и дрожь, вынося его на солнышко.

Окраска котёнка была странной. Светло-коричневой в тёмные пятнышки — несвойственной кошкам. Кошки обычно полосатые, хотя и пятнистые бывают. Разве что на лесных диких котов схоже, но те были крупнее домашних. Ну да не важно. Заморыш глядел на меня голубыми глазёнками, положив голову на лапки и открывал рот, уже не издавая звуков. Казалось, что у него больше не осталось сил на это. Я погладила его пальчиком по покрытому мягкой короткой шёрсткой тельцу, отдавая часть своей человеческой силы, которая уравновесилась благодаря яблоне.

— Мирьяна! — крикнула я, зная, что она где-то на своём участке.

— Дея, что-то случилось? — она вылезла из коровника, помыв руки тут же на приделанном к постройке снаружи рукомойнику и вытерев их о серую тряпку.

— Мирьяна, — я подошла, чтобы не кричать, к плетеню*, отделяющим мой участок от их. Ограждение было небольшим, при желании можно было даже перелезть, скорее служило препятствием от разбеганием домашней птицы. — Будь добра, дай молока.

— Я сейчас, — и молодая женщина, даже не спросив, зачем мне оно, ведь я молоко не употребляла ни в каком виде, пошла в красивый резной дом, разукрашенный разными цветами. Мой же казался в сравнении с их домом — убогой хижиной. Из соседской столярни доносился периодический стук и звук строгания дерева. Оська весь в труде! Одна я с утра бездельничаю. Мне даже стыдно стало. Будем, надеяться, что перед совестью можно оправдаться наличием маленького истощённого больного.

Да-да, я лечила и зверей. Они, порою, сами ко мне прибегали, то с раненой лапой, то ещё чем, чуют мой дар, что ли. А разницы между людьми и животными я не видела. В основном люди это понимали и ни коим образом не пытались даже возразить, если я была занята животным, а не ими. Но встречалась на моей лекарской деятельности пара больных, что были недовольны таким порядком. На что я указывала на калитку, не говоря ни слова. Не хочешь лечиться в порядке очереди — свободен. Тебя здесь не держат. Лекарей у нас хватает, в городе точно найдёшь. Дороже, но что ж ты хочешь? Ты ж не при смерти. Ах, при смерти? А откуда ж тогда силы есть возмущаться?

Тем временем подруга вынесла кувшин с молоком и передала мне через плетень.

— Благодарствую.

Мирьяна лишь улыбнулась. И пошла по своим делам, даже не взглянув на мою руку с котёнком, прижатую к сердцу.

Я вернулась в дом, села на лавку в столовой, так и не выпуская котёнка, отлила молока в небольшую глиняную плошку да взяла маленькую металлическую ложку.

— Давай, малыш, надобно покушать, — я бы не стала его кормить молоком, ведь частенько у кошек бывает расстройство желудка на него. Но котёнок был таким маленьким, как мне казалось, что истинным грудничком, которые только молоко матери и сосут.

Я стала поить его с ложечки молоком, предварительно разбавив его водичкой, придерживая головку и открывая пасть. Поначалу многое разливалось, но постепенно котёнок наловчился глотать без потерь. Скормив ему всю плошку, я, предварительно подпоясавшись, всунула больного за пазуху. Вот так, там тебе тепло будет, да и силой моей подпитаешься.

День начался как обычно, с приёма больных. Что-то пострадавших сегодня было многовато. Стоило одному выйти за порог, как другой стучал. За ночь обострились старые недуги, от которых сельчане не могли избавиться, ведь я могла лишь травками облегчить страдания, хотя некоторым и существенно помогало моё лечение. Но приносили на носилках и больных из города. У некоторых были ожоги, у других ранения.

Как поняла я из общения с людьми, вчерашний склад зерна загорелся быстро, и огонь тут же перекинулся на соседний дом, который был полон люду. Стихия не остановилась и на этом, перекинув пламя и на другие ближайшие постройки.

Зернохранилище была каменным, как и другие строения, вот только крыша везде была деревянной, как и отделка внутри.

Городские лекари просто не справлялись с потоком пострадавших. Тушили всем городом. Странно было то, что я совсем не заметила вчера зарева, словно дом купца был огорожен невидимой стеной.

Потушить пожар удалось далеко не сразу. Огонь выжигал всё на своём пути, и не гас под водой. Зернохранилище сгорело изнутри дотла, только пепел и остался да каменные стены. Дома же пострадали частично. В отличие от склада, их удалось затушить. Но много народу вспыхивало от огня как мотыльки. Погибших не было, что радовало.

Я уже валилась от усталости, когда случился небольшой перерыв. Еды нанесли много, в счёт оплаты, и я незаметно для себя стала быстро уплетать кашу, заедая испечённой уткой да запивая молоком.

Когда поняла, что пью, меня чуть не вывернуло. Надобно успокоиться. Поэтому я представила, как пила всего лишь воду. Раз потянулась рука за кружкой, значит, оно было нужно. Раздался писк и тоненькие коготки стали мять мне живот. Тут же вспомнила про котёнка, достала его и на этот раз поставила его на стол перед плошкой.

— Пей малыш, сам, — ласково сказала я. Ножки у него уже держали вес тела. Пришлось несколько раз тыкнуть его мордочкой в молоко, чтобы он начал облизываться да лакать. Если судить не по размерам, а навыкам на этот миг, не учитывая того, что он только что научился лакать и стоять на лапках, я бы дала ему месяц, не меньше отроду.

Он вылакал всё, а затем стал принюхиваться. Да так смешно это делал, двигая ноздрями и поворачивая голову, что я невольно улыбнулась. Учуял утку. Истинный хищник. Я порезала на маленькие кусочки грудку и дала ему понюхать. Запах ему понравился. Вот только он попробовал слизывать мясушко, да не выходило захватить его в рот. Я приоткрыла ему пасть и затолкала чуточку внутрь. Совсем малость он сжевал, а больше не стал.

— Тебя бы к кошке отнести, в своём кругу ты бы быстро научился всему.

Но котёнок воспринял мои слова по-своему и стал тыкаться в мою руку. Я погладила его. Он больше не дрожал, что радовало. И вообще, состояние его намного стало лучше. Его бы на улицу снести, но некогда. Я отнесла его в нужник, что в доме был, тазик поставила, мол, ходи. Да малыш не понял. Как же его приучить ходить на улицу?

Вновь раздался стук в дверь, и я, сунув малыша за пазуху, пошла встречать новых больных.

Вся тропинка от дома до калитки была полна люду, выстроившегося в очередь. На носилках больных пропускали вперёд. Я сглотнула, ошарашенно глянув на людей. Надо бы что придумать, для подпитки силой. Еда не восстанавливает всю силу, а поспать мне явно сейчас не удастся. Деревья на моём участке были в основном садовые, а потому отдавать силу не могли. А зарядка от космической и солнечной силы, к сожалению, довольно продолжительная. Люди всё равно будут ждать, сколько потребуется. Жаль, что ничего лучше придумать сейчас нельзя. Интересно, кто ж стучал. Смельчака не нашлось. Ладно, я сегодня добренькая, потому сделаю вид, что не заметила стука.

Оглядывая участок, я заприметила высокого светловолосого мужчину, стоящего под яблоней. Нахмурила брови. Не нравится мне, когда хозяйничают на моей земле. А по садовому участку я никому не позволяла ходить. Доселе никто не смел сойти с широкой, в сажень*, тропинки, выложенной деревянными веточками, досточками — Оськиными обрезками — и ограниченной камешками. Вдоль тропинки стояли лавки, на которых можно было ожидать приёма. Дикий виноград оплетал металлические прутики, создавая тень в жаркий день. Широкие листочки могли ненадолго защитить от дождя, пока влагой не слишком пропитаются.

Незнакомец показался мне смутно знакомым, но ко мне столько народу ходит, я запоминаю лишь тех, кто не один раз обращался, а знаю по имени лишь местных. Но отвлекаться было некогда, и я пригласила первых после обеда посетителей.

Спустя ещё два часа, я выглянула во двор, чтобы вдохнуть свежего воздуха, которого так не хватало. На небе, до того безоблачном, проплыла первая серая туча. Неужто вновь гроза собирается? И куда мне всех этих людей девать? Вряд ли дождик будет на четверть часа, на большее навес не рассчитан. В дом я не могу пригласить, ведь за всеми не уследишь. Да и дом у меня отсекает всех, кто за ним, специальным заклятием. Ведь попробуй сосредоточься, если вокруг много народу и каждый со своим недугом. Поэтому после того, как входит сам больной или его вносят, сопровождающие удаляются за пределы моего жилища. А после уж их помощь и не нужна, обычно. Потому приняв последнего перед обедом, я не думала, что меня всё ещё ждут, ведь больше никто не стучал. А вели они себя крайне тихо, давая мне перерыв. Уважают. Понимают, что я не железная, и тоже человек. Приятно.

Отринув все мысли, я сосредоточилась на больной женщине, у которой были ожоги и открытый перелом руки, висевшей от локтя, словно сломанная ветка, но замотанной в некогда белые, а теперь коричневые от свернувшейся крови тряпки.

Мерзкое зрелище. Сразу от порога я поймала её взгляд и не выпускала, теперь она не могла ни о чём думать, все мысли выветрились. Лишь то, что я прикажу будет делать. Таким образом я исключала нанесение мне вреда или всего, что мешает лечению. А плохие мысли могли препятствовать этому.

Усадила её на скамью в приёмной для больных, напротив своего табурета, потёрла руки друг о дружку, сосредоточивая силу в ладонях. Прикоснулась руками к повязке, глядя женщине в глаза.

— Будет больно, знаю, но придётся терпеть и молчать, чтобы не пугать меня и народ, — сказала я внушением незнакомой женщине. Люди снаружи при всём желании не услышат изнутри ни звука, если я не захочу, но об этом знать больному вовсе не обязательно. А лечить под крики больного у меня сердце заходится в бешеной скачке от жалости, и я не могу включить свой дар. Поэтому лучше поберечь мои уши и нервы.

Женщина не пикнула, хотя частое дыхание и меняющиеся выражения лица, а также расширенные зрачки говорили о том, что ей очень больно. Я рвала рану, успев подставить металлический таз ей на колени. Она держала больную руку в том положении, которое мне было нужно, а я, сняв полностью повязку, пошла, не разрывая взгляда, мыть руки. Скинула лишнюю силу в воду и то, что в меня стекло из раны женщины, затем вернулась на своё место. Боковым зрением я наблюдала за окружающей обстановкой, беря ту или иную вещь.

Рана была открыта, и я всунула туда пальцы, притрагиваясь к острому краю кости и крови. Так, главное — не зажмуриться. Сила потекла внутрь, кость вставилась сама на место, едва я убрала от неё руки, женщина скривилась, но глаза не закрыла. Когда рана залечилась, я была без сил. Перед глазами темнело.

От вида крови меня начало мутить.

— Вам плохо? — спросила встревоженно женщина, очнувшись от моего внушения.

Я стала глубоко дышать. Да уж не хорошо, это точно.

— Я основное залечила, ожоги чуть попозже, вы не против? — умоляюще поглядела на неё.

— Да, конечно.

— Тогда я вас провожу.

— А куда это? — спросила она, показывая взглядом на таз с тряпками и кровью.

Я провела её к очагу. У меня была печь, единственная на весь пригород, работающая круглое лето, она давала всем местным горячую воду, а в холодное время лета — отопление, потому была не совсем обычная, а особая, для уничтожения таких вот отходов. Совмещение нескольких свойств в одном месте. Кудесники да учёные мужи придумали.

Нажав на рычаг в стене, в полу открылось круглое отверстие с огнём внутри. Сразу пыхнуло жаром, которого до того не было заметно. Женщина передала мне таз, а я бросила его внутрь.

С ним-то ничего не станется, он ведь из особого сплава, выдерживающего жар. Обработается и приедет на подъёмном приспособлении обратно, предварительно остыв.

— У вас вход в подземное царство имеется?

— Ага, печкой называющееся, — ответила я, вызывая улыбку у женщины.

— А поговаривают...

— Ага, я слышала, — чего только не говорят в народе. Ведь уж глядят все на эту печь после внушения. И про Пекельный мир* я тоже слышала. — А теперь, если вы не против, вы б отправились домой. А придёте завтра, когда основной народ уж схлынет.

— Благодарю. Плата...

Я кивнула, сама ведь приказала женщине оставить дар в сенях*, положив его на лавку.

На этом женщина вышла из моего дома, а я, пошатываясь, вслед за нею.

Люди не посмели меня окрикнуть.

На улице стало совсем хмуро, дождь вот-вот начнётся. Я же, разувшись и закрыв глаза, ступила на траву и пошла за одну из хозяйственных построек на участке. Прислонилась к стене, меня никто не видит — хорошо. Я распустила волосы и вдохнула, стараясь втянуть в себя как можно больше космической силы, когда ощутила чьё-то присутствие. Волосы потянулись в его сторону, начиная отдавать силу, а не брать. Мужчина. Ведь только их тело сосёт силу через распущенные женские волосы.

Ко мне подошёл этот кто-то и протянул руку — это всё на уровне ощущений и свечения, которое я видела закрытыми глазами. Я взяла, даже не усомнившись, ведь привыкла, что люди в большинстве хорошие. В меня тут же хлынул поток чистой силы, хотя волосы продолжали ему отдавать, правда, не в таком количестве. Ого! Взяв безопасное для владельца количество силы, я убрала руку и открыла глаза, собирая волосы и переплетая их.

— Благодарю. Кто вы? — спросила я, поднимая взгляд.

На меня глядели синие очи того незнакомца, что стоял под яблоней.

— А вы меня не узнаёте?

— А должна? — смутно знакомое что-то имеется, только не могу вспомнить. Синие глаза, очерченные слегка закруглёнными светло-русыми густыми бровями, прямой нос, пухлые губы, спрятанные в бороде, слегка заострённое лицо.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Вы не лечиться пришли, — скорее для себя подытожила я.

— Всё верно. Когда мне подойти, а то у вас много народу? — его голос был мягким, но в то же время словно держащим меня в жёстких тисках, не позволяя увильнуть.

— Давайте вечером, как стемнеет. Тогда я не смогу уже принимать больных.

— А разве время суток имеет значение?

— Для меня — да. Я растрачиваю жизненную силу, если делаю это ночью, тем самым сокращая отмеренный богами век.

— Хорошо, я подойду ночью.

На этом мы и расстались. Я проводила его широкую спину взглядом. Он, с собранными в хвост волосами, уверенной походкой удалялся от меня. Я сделала ещё несколько вдохов, поглощая космическую силу, уже не в том объёме, как с распущенной косой. Хоть незнакомец и отдал мне много своей силы, но нужно было её разбавить космической, чтобы она не вызвала отторжение. Так хорошо я себя ещё не чувствовала. Кто же ты, незнакомец? Откуда в тебе столько силы? И какой дар у тебя имеется?

После этого я вытащила котёнка из-за пазухи и посадила на землю. Греби лапками, копай ямку, ну, как кошки делают свои дела.

Стоило мне подумать, как котёнок стал выполнять именно то, что я представила, потом поглядел на меня своими голубыми глазками. Мол, вот так? Я кивнула. А теперь я, смущаясь, представила, что надо сделать. И малыш выполнил. Ого! Да ты читаешь мои мысли? Умничка! Похвалила я его, погладила. После чего он зарыл ямку, и мы вернулись в дом. Я и раньше замечала, что некоторые животные читают мысли. Но не все, а может просто не все показывали этого.

Остальное время дня я провела в бесконечной череде больных, силы на лечение которых особо и не тратились. Я успела принять всех и вылечить ещё до того, как окончательно стемнело. Пошла под душ, смывая с себя все отпечатки людей, оставляющих так или иначе след на мне.

Выйдя из банной горенки, находящейся на втором ярусе моего дома, я принялась вытирать волосы, когда в дверь постучали. Пришёл! Отчего-то испытала чувство предвкушения, как перед делом. Что со мной такое? Я ждала его? Что ж ты от меня хочешь, незнакомец? Я, наскоро вытерев голову, заплела косу и, предварительно налив в плошку котёнку разогретого молока и оставив его кушать на столе, пошла встречать гостя.

Примечания по главе:

земля* — в данном контексте — планета. Землями называли наши предки другие планеты. (Даль) жен. планета, один из миров или несамосветлых шаров, коловращающихся вокруг солнца. Земля наша третья от солнца.

плетень* — забор, плетёный из веточек.

сажень* — размах рук человека, равной росту человека. Среднюю принято считать 1,78м.

Пекельный мир* — пекло — мир, куда попадают души после смерти тех, кто уже не может исправиться в следующей жизни. Там такие души уничтожаются.

сени* — передняя в доме, обычно не отапливается.

Глава 4

Что со мной такое? Отчего я так волнуюсь, ожидая встречи с незнакомцем? Чего жду? Допроса? Возможно. Но отчего ж волна трепетного ожидания разливается по телу? Во всём виноваты прикосновение и отданная им сила?

Окна наполовину занавешены, уже хорошо — свидетелей этой встречи не будет. Не люблю, когда подглядывают, а потом по-своему толкуют. Пусть лучше болтают, вообще ничего не видя. Наверняка местные видели, что ко мне в столь поздний час пришёл незнакомый мужчина.

Я вышла в сени, стараясь побороть дрожь. Вдох-выдох! Включаю свет. Спокойствие, только спокойствие. Ведь моё беспокойство будет выглядеть подозрительным. Нельзя себя так вести. Ох, нельзя.

Я распахнула дверь, оглядывая ночного гостя. Вооружённого до зубов гостя. Это было видно по белой рубахе свободного кроя и выделяющимся сильным рукам, и не только. От него разило металлом. Опасно впускать в дом — не то слово. Я ведь не буду сейчас держать его взглядом. Да и не хочу. Могу я хотя бы после долгого трудного дня расслабиться?

— Доброго здоровья, хозяйке! — молодой человек поклонился до земли.

— И вам здравия! — а не буду кланяться. Не потому, что не хочу выразить почтение, а просто опасно отводить взгляд. — Обещайте, что не причините мне вреда и не возьмёте ничего в этом доме без моего позволения! — я решительно встретилась с его синим, в ночи казавшимся почти чёрным взглядом. Действует защитное заклятие, и пока я, находясь в жилище, не разрешу войти, непрошеный гость не сможет переступить порог. Переживаю, согласится ли?

— Обещаю, — он не отводит взгляда. Присяга закреплена, причём действует не только на этот раз, но навсегда, пока я здесь хозяйка.

— Входите, — я уступила ему дорогу.

Попросить или нет оставить оружие у входа? Обидится ли? Ведь уже дал слово, что не навредит. Но и я в своём праве. Хорошо хоть полы успела помыть, а то за день наносили с улицы пыли, пусть не в сам дом, а приёмную, но ведь через сени ходили.

Мужчина же, словно узнав о моём невысказанном желании, сам принялся из рукавов доставать кинжалы, так же и из-за голенища сапог, которые, переступив порог, снял. И как ему не жарко в обувке до колен. Я вот вообще босиком хожу, как и многие местные, некоторые ходят в кожаных лаптях. А он своим внешним видом сразу же привлекает внимание, хотя рубахой явно пытается слиться с окружающими людьми.

— Благодарю. Проходите прямо, в стряпчую, присаживайтесь за стол, я сейчас.

Я уже успокоилась. Больше переживала до встречи. А сейчас всё в порядке, словно старый друг вошёл. Вот и буду вести себя свободно, могу даже маленько поиграть с ним.

Чтобы окончательно успокоиться и настроиться мыслями на нужный лад, я осталась в сенях и стала осматривать сегодняшние дары. Не мешает их разобрать, убрать в холодильник портящиеся. Заглянув в несколько сумок, я нашла готовую еду и отнесла в стряпчую. Стряпчая была большой, но проходной. Посреди неё стоял небольшой стол, вокруг которого стояли лавки. Вдоль стен были устройства, облегчающие приготовление пищи, а также небольшая печь, где можно было разогреть или приготовить еду. Открытого огня нет, он там, внизу, под домом, а сюда поставлялся лишь жар печи. Имелся и умывальник с огромной мойкой, где можно было и бочку помыть при необходимости. В углу стоял небольшой холодильник. Большой же у меня был в сенях, там всяко прохладнее. Погреба у меня, к сожалению, не было, ведь всё место было занято печью-котлом. Оглядела ещё раз чистый протёртый стол, чистые полотенца, висящие у стены, пучки трав и ягод, висящие под потолком. Вроде стыдно не должно быть. На столе была моющаяся белая скатерть со специальной пропиткой.

Молодой незнакомец уже помыл руки и сел за стол. Сирота, сделала я вывод. Только воспитанники обители знаний сразу разуваются и идут мыть руки — привычка, вбитая с детства. Порядок нарушать нельзя. Местные обычно не заморачиваются этим, с грядок овощи едят, прям с земли, и руки перед едой не моют, а потом ко мне бегают за средством от живота. У нас в женской обители знаний режим был жестче, за счёт того, что учили уходу за больными, а там руки моешь вообще постоянно, и своё тело в чистоте всегда содержишь, во всяком случае так говорили наши учителя.

Я вновь взглянула на незнакомца, подмечая детали. Выправка военная — прямая осанка, но на служивого не похож. Ходит не в форме, легко может затеряться в обществе, вышивка на рубахе обычная, ничего не значащая в занимаемой должности — обережная, с пожеланием здоровья. Грубоватая — знать, сам вышивал. Скорее всего порядник. А значит, пришёл по мою душу.

Пока я разогревала еду в маленькой печи, он игрался с котёнком, сидящим на столе и внимательно наблюдающим за гостем, не обращая внимания на бегающие по столу пальцы порядника, глядящего тому прямо в глаза, а потом просто начавшим умываться.

"Что думаешь? — обратилась я мысленно к разумному животному. — Безопасен?"

Взгляд голубых глаз, сощуренный, словно при улыбке, подарил мне котёнок, и затем продолжил умываться, облизывая лапку. Я восприняла это как ответ "Да".

На это я усмехнулась. Полное безразличие. Вот это да!

"Неужели тебе не интересно поиграть?"

Но котёнок не обращал на меня более внимания, зато довольно заурчал, когда его погладил порядник. Плошка уже была пуста, а детёныш, как мне показалось, чуточку вырос. Надо на досуге спросить, хочет ли он у меня остаться жить? Он ведь уже почти поправился. И тогда не мешало бы дать ему имя. Не кличку, а полноценное человеческое имя.

— Так что вас привело ко мне? — на этот раз я обратилась к мужчине.

Молодой человек потрогал коротенькую светлую бородку да сглотнул, как мне показалось.

— Мне не удобно об этом говорить. Но надо.

— Ну, вы ведь за этим и пришли. Или всё же поужинать со мною вместе? — я хихикнула, увидев, что он покраснел. Бросила взгляд за окно: уже зажглись уличные светильники, в том числе и в моём дворе. — Да не переживайте, я ведь не вчера родилась. Я всё понимаю.

Я наложила ему и себе еды, поставила горячую курицу на стол и выдала ему нож, чтобы разрезал хлеб и птицу. Пошла взяла ложки в ящичке, встроенным в стену. Вернулась, положила их в миски.

Он так же собран и задумчив. Ну куда это годится? И я опустила руки ему на напряжённые плечи, чуть помяв их. Молодой человек аж вздрогнул, бедняга. Потом взял нож, чтоб занять руки. Небось впервые к девушке среди ночи пришёл. Переживает, что подумают другие? Сватается ли? Работу выполняет? Ага, как же! Не поверят.

— Вы ж не сватаетесь, так чего нервничаете, порядник? — шепнула я, наклонившись к его уху, горячим выдохом обжигая его большую красивую шею. Меня же наоборот, забавляло всё это. — Или всё же свататься пришли?

Этот молодой человек располагал к себе. Вот так, как сейчас, широкоплечий, с закатанными рукавами, сильными руками и босыми ступнями, выглядывающими из-под лавки.

Он поднял на меня взгляд своих синих глубоких как горное озеро очей и вдруг улыбнулся. А у него красивая улыбка, обнажающая ровные белые зубы. От сурового, как сегодня днём, или растерянного, как сейчас, мужчины не осталось и следа. Порядник был красив — высокий лоб был очерчен густыми слегка изогнутыми бровями, утончёнными на внешнем конце, нос был прямым и длинным, хорошо очерченные губы не скрывались в лицевой растительности, острый подбородок делал лицо угловатым.

— Благодарю, — он расслабился. И тут же вдруг стал собранным. — Я ведь к вам по делу. Мне надо задать один вопрос.

— После еды, хорошо? А то я голодна, как волк. Да и вы — тоже. Давайте пока никаких разговоров по вашим обязанностям?

Он кивнул.

Тем временем он порезал уже всё и отложил нож, а я его убрала в мойку — подальше от порядника, так, на всякий случай, чтобы не было, чем руки занимать.

Поставила перед ним миску с овощами, предложив угощаться, села напротив него. Он вновь покраснел и потупил взор.

— Имя? — сказала я игриво, наклоняя слегка голову. Волосы слегка растрепались у него из-под ленты, от чего вид его был уже отнюдь не внушающим опасения.

Котёнок открыл глаза и уставился на моего собеседника, словно убеждаясь, что порядник будет отвечать, и никак иначе. Я вновь хихикнула, подперев лицо ладонью. Наблюдать за ними двумя — одно удовольствие.

— Ян.

— Хорошо. Думаю, что моё вы знаете, даже полное имя.

Я молча стала кушать, наслаждаясь каждым кусочком пищи и мимолётными пересечениями взглядов и улыбок. Он ел, не обращая внимания на котёнка. А тот подошёл и сел прямо возле миски Яна. И провожал еду таким голодным взглядом, что молодой человек не удержался и положил животному кусочек на широкую ладонь. И котёнок взял. А потом ещё и ещё. Я вытаращенными глазами глядела на довольно урчащего кошака. Вот это да!

Покушав, я стала собирать грязную посуду со стола, а потом её мыть.

Что было удивительно, Ян не брезговал есть со стола, по которому лазила кошка, мало того, сидела, умывалась. Я, конечно, на стол только миски ставила, но всё равно, другой бы наверняка отказался — сидеть за одним столом с кошкой.

Пока мыла, Ян развернулся ко мне лицом и, облокотившись на свои ноги, наблюдал за своей "жертвой", не решаясь спросить.

— Где я была вчера ночью?

— Что?

— Вы хотели спросить, где я была сегодня ночью? Ведь так?

Он так на меня посмотрел, словно я сказала что-то неприличное.

— Всё верно.

— На свидании. Вас такой ответ устроит?

— Точное время и с кем.

Я откровенно потешалась, наблюдая за ним в зеркало, висящее впереди меня на стене. Я назвала ему всё, что он просил, он обещал проверить. И как ни старался Ян выглядеть серьёзным, я подшучивала над ним, и у него волей-неволей вырывалась улыбка.

— Что вы со мной делаете, Дея? Зачем вы так? Я ведь на службе!

— А как? Вы парень молодой, неженатый, — я знала, просто знала. — Почему я не могу вести себя непринуждённо?

— Но ведь приличия... Вы ж имеете жениха.

— Нет, жениха у меня нет.

— Не может быть! — он искренне удивился.

— Пока нет... — уточнила я с намёком, вытирая со стола крошки.

Он развернулся на лавке и поднял на меня пристальный затягивающий в бездну взгляд, на сей раз не отвёл. Долго всматривался в мою душу. От чего теперь я принялась краснеть.

— Мы с вами встречались? — неожиданно спросил он.

— Да, сегодня, за сараем.

— А раньше?

Я неуверенно пожала плечами.

— Как знать, может боги и сводили нас раньше. Я не запоминаю большинство своих больных, — и ведь не соврала.

Мне показалось, или он расстроился от моих слов? Но домыслить мне не дали.

В дверь настойчиво затарабанили.

— Дея, Дея, открой! — послышался взволнованный голос Бакулы.

Я закатила глаза. Мне только сцены ревности тут и не хватает!

— Он вам мешает? — серьёзно спросил мужчина.

Я помотала головой и пошла открывать.

На пороге стоял взлохмаченный светловолосый молодой человек, на пару лет младше порядника, с короткими волосами, взлохмаченный, но красивый, с густыми усами и пока ещё без бороды. Взгляд был бегающим и напуганным.

— Что случилось? — спросила спокойно, словно и не встревоженная его поведением. Хотя подозрения у меня имелись.

— Это ты мне скажи! Кто у тебя? Сватается? — его голос был напуганным, но решительным. Он сжимал кулаки, а я рассмеялась, не в силах больше сдерживать себя. Ох уж эти мужчины! В том, что котёнок мужского пола, я нисколько не сомневалась.

— Дея! — окликнул он, указывая пальцем сзади меня.

Я обернулась. Позади меня стоял строгий страж порядка. Больше не было растерянного парня, краснеющего от прикосновения девушки. Холодные синие глаза глядели пристально и словно считывали Бакулу. Даже осанка, как мне показалось, изменилась — стала более жёсткой — это был военный на службе. Очарование испарилось без следа. Но я его не боялась. Уже нет, вспоминая его за столом краснеющего.

— Вчера в полночь Дея была с вами? — задал он вопрос мигом растерявшемуся парню.

— Д-да, — заикаясь ответил Бакула. Мне даже стало его жаль.

— Всего доброго! Я услышал то, что хотел. Прошу вас не уезжать в ближайший месяц никуда. Возможно вы понадобитесь для дачи показаний.

Порядник подошёл к тазу, куда было сложено его оружие и принялся цеплять на себя кинжалы. За этим действом наблюдал с ужасом Бакула, уже переступивший порог. Обувшись, Ян вышел.

— Проводите меня, Дея до калитки, — бросил он не оборачиваясь. — А вам, молодой человек, я бы не советовал находиться в столь поздний час в доме незамужней девушки без свидетелей.

Я пожала плечами, поясняя перед Бакулой, что ничего не могу поделать и пошла, разутая, следом.

Шёл он быстро, я едва смогла нагнать его уже у самого выхода с моего участка.

— Дея, благодарю за гостеприимство. Мне хлеб очень понравился. Знаю, вы его сами пекли, — он поклонился до земли. И откуда узнал? Пусть не сегодня пекла, а вчера, но он может сохраняться свежим целую неделю. А вот вся остальная стряпня была не моя.

Встал, встретился со мною взглядом, взял мою руку, тут же задрожавшую от волнения, в свои. И я ощутила, как в меня потоком хлынула сила.

— Не надо, — попробовала возразить я.

— Это меньшее, что я могу для вас сделать.

После чего он слегка сжал мою руку и разорвал прикосновение. Много больше дал силы, чем сегодня днём.

— Благодарю, — он развернулся и пошёл твёрдой походкой по освещённой ночной улице. А я стояла и смотрела ему вслед, теперь уже зная, за что были последние слова благодарности, и где я его видела.

Глава 5.

Силы сейчас было много, что так и хотелось её куда-то потратить. А мне ведь предстоял разговор с Бакулой, сидящий у меня на душе тяжким камнем. Он ведь не пустит всё на самотёк. Наверняка думает, сейчас успел, а в другой раз может и не успеть. Как бы сватов не заслал. Надо его успокоить. Но в то же время — не переступить черту и не дать надежду. Вот с Бакулой шутить так не получалось, как только что с порядником. Он слишком любил меня. Да, поначалу это мне нравилось, не спорю. Когда тебя обожают и готовы на блюдечке носить еду, заглядывая в глаза, словно собачонка. А ведь всё изменилось пару месяцев назад.

Он рассказал тогда, как впервые обратил внимание на меня, тогда как раз крышу с отцом перестилал. А я мимо проходила. То было немногим после того, как во мне дар открылся. Мы и до того были знакомы, вся местная детвора ведь гуляет вместе. Но мальчишки обычно с девчонками не дружат, хотя строят из себя защитников, особенно если к нам городские ребята прибегают. Стенка на стенку лет с семи уже в обиходе.

А тут мне двенадцать лет было. Я бежала с распущенными волосами, лишь очельником* сдерживающим всю эту гриву, чтоб в глаза не лезла. Вообще в это время как раз первую косу девочке плетут, но со всеми этими приключениями на мою голову, бабушка как-то упустила это из виду, и я бегала с распущенными волосами. А Бакула, как сам говорил, засмотрелся как солнышко играет в моих золотистых волосах, словно сиянием окутывая голову, ну и закончилось всё тем, что он с высоты и навернулся. Крику-то было, вот это я запомнила, его мать голосила.

Помню, бабушка тогда прибежала, долго выхаживала Бакулу, а мне велено было и близко не подходить. Ничего, поправился, окрепчал. Сейчас и не скажешь, что когда-то ноги себе переломал. Бабушка у меня знала своё дело и без дара. У неё талант был. Жаль, что мне она не успела все свои знания передать, да и опыт. Эх!

Я пошла в дом.

Бакула так и был внутри, в сенях, на лавке сидел, меня поджидал. Я вытерла ноги о мокрую тряпку, сделала в памяти зарубку, что надо будет помыть перед сном.

— Скажи, я тебе хоть чуточку нравлюсь? — спросил он, поднимая на меня какой-то совсем потерянный уставший взгляд.

— Бакула, не начинай! — взмолилась я, садясь рядом.

— Дея, ты ходишь вокруг да около. Стоит мне сделать шаг вперёд, как ты делаешь два назад. Почему? Я тебя разве чем обидел? Ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе.

Мне стало вдруг жалко парня. Он действительно поддерживал меня все эти годы, как бабушки не стало. Носил мне еду, да и просто был замечательным другом. Другом ли?

Проходя мимо всегда помогал, я ведь поначалу и с хозяйством еле справлялась. Меня предлагали взять в какую-нибудь семью. В том числе и родители Бакулы. Видно, он сильно просил. Да я отказалась. Это моё хозяйство, и я не могла забросить бабушкины труды. Да и дар помаленьку осваивала.

Тогда сельчане помогали, но и я за грядками ходила, травки выращивала некоторые лечебные на огороде.

Я видела, что нравлюсь ему. Да только он молчал, ничего не говорил. А пару месяцев назад он признался в своих чувствах и тогда впервые поцеловал меня.

Такие чувства были мне не ведомы, и я испугалась. Не знаю, чего. Может быть, что прежних отношений уже не будет, а может что не устою, не удержусь. Не знаю. Я так и не разобралась в себе. Тогда мы начали встречаться, я ходила с ним на свидания, мы гуляли под звёздами, любовались ночным небом, и больше молчали. Он о чём-то рассказывал, так, по мелочи, а мне было отчего-то не интересно. Раньше его шуточки забавляли, а тут стали казаться дурацкими. Раздражали. Я не понимала, что со мной. С одной стороны с ним спокойно, я знаю, что за мной он в огонь и в воду пойдёт. А с другой... Я просто не знаю.

Но больше всего я боялась обидеть его. Он ведь столько для меня сделал.

Я принялась разбирать дары, словно и не было рядом гостя. Но ведь я при нём себя чувствую настоящей, когда не надо притворяться быть гостеприимной, Бакула давно стал мне родным.

Надарили много всего: железных ложек, и разной кухонной утвари, полотенца, ткани, посуда, горшки и даже орудия труда сельскохозяйственные и другие. Были и харчи разные, но в основном их несли те, кто не мог другого ничем другим поделиться, дарили готовую еду. Её было много. Хорошо, что холодильник позволяет готовую пищу сохранять длительное время. Убрала всё на свои места: что-то отнесла на чердак, что-то тут же в сенях разобрала по сундукам да полкам, частично отложила то, что могу продать нашим местным жителям и что мне совершенно не нужно.

И тут я обратила внимание на Бакулу, так и сидящего тихо, словно мышка, он облокотился на стену и сидел с закрытыми глазами, похрапывая. Я про него даже и забыть успела. Стало обидно, за него. Ну что я за девушка такая?

Я неуверенно протянула к нему руку: будить или оставить? Прикоснулась к его щеке, ощущая, что бородка начинает пробиваться, пока ещё мягкая, но он становится мужчиной. Он накрыл мою ладонь своею шершавой мозолистой.

— Дея, милая, скажи, что любишь меня, — он, приобняв за талию, усадил меня к себе на колени.

Я закрыла глаза, положила голову ему на плечо. С ним было хорошо. По-своему. Просто посидеть, помолчать. Тихо, умиротворённо.

Он развернул меня к себе лицом. Я приоткрыла глаза. Наши губы были рядом, совсем близко. Это смущало меня.

— Давай поженимся, — он смотрел своими серыми глазами мне в самую душу, и так хотелось поддаться этой нежности, этим его чувствам.

— Прямо сейчас? — улыбнулась я.

— Можно и сейчас, ты же знаешь ради тебя в любой миг готов.

Он нежно прикоснулся своими губами к моим и с каждым мгновением, не встречая сопротивления, усиливал напор. Осторожно развязал завязки на моей сорочке, словно в любую секунду ждал сопротивления.

Да, как мужчина Бакула меня волновал, но всё же я понимала, что это только плотское желание, не духовное. Потому я отстранилась и нежно, будто заранее хочу успокоить и показать, что мы всего лишь друзья, рукой провела по его волосам. Потом взглянула в его глаза и сказала:

— Бакула, я боюсь тебя потерять. После смерти бабушки ты стал мне самым родным человеком в этом мире.

— Я понимаю, — сказал он.

Ничего ты не понимаешь, думала я про себя. Я же не люблю тебя так, как мне бы хотелось, и в тоже время не хочу терять единственного друга. И если сейчас скажу нет, ты просто не поймёшь моего отказа. А если скажу — да, то вряд ли ты будешь со мной счастлив, а заслуживаешь его. Такое вот противоречие получается. А мне так хочется любить тоже...

И я сама поцеловала его. Впервые сама. Потому что захотела почувствовать что-то, что найдёт отклик в моей душе. Отдаться ему, и поддаться его чувствам, ощутить всю любовь, что ощущает и он. Да, я хотела любить. Любить по-настоящему, но...нет.

— Что у тебя с этим порядником? — внезапно прервал он поцелуй и нарушил всё очарование этого мига.

Я отскочила внезапно, как молнией ударенная, соображая что ещё немного и совершила бы то, о чём, скорее всего, потом бы жалела. Ох, Бакула, Бакула.

— Ничего, — я отвернулась и завязала тесёмки на сорочке. — Уйди, Бакула. Что люди подумают! — добавила я одеревеневшим голосом.

Он притронулся к моим плечам.

— Уйди!

Но как же хотелось, чтобы он остался и попытался меня просто понять, обнял бы меня.

Вместо этого я ощутила уличную прохладу, а потом звук убегающих по деревянному крыльцу ног. Дверь хлопнула, а из моих глаз, не сдерживаясь, полились слёзы переживания и страха одиночества.

Бабушка, милая, что мне делать? Я упала на колени и закрыла ладошками мокрое лицо. Почему так обидно? Я ведь сама всё испортила! Впору ему обижаться, а не мне.

Внезапно в меня тыкнулись мокрым носом, а потом и вовсе хвостом по лицу провели. Я притянула его к себе, обнимая маленькое существо, что хочет меня утешить. Хотя бы подарю ему нерастраченную ласку, которую так сама жажду получить.

— Мяу! — сказал котёнок.

— Хочешь нужду справить? — я вытерла слёзы. Котёнок ответил ещё одним мяуканьем, словно подтверждал мои слова. Я распахнула дверь, выпуская его. На улице послышался шум дождя и повеяло влагой.

Котёнок быстро прибежал обратно. Взъерошенный и такой забавный. А потом сидел ещё на пороге и любопытно смотрел за быстрыми струями, разрезающими тёмное ночное небо.

Вспомнила про Бакулу и вновь рыдать захотелось. На крыльце зверька уже не было, и я стала закрывать дверь.

— Кис-кис-кис, — позвала его.

Меня легонько толкнули. Взглянула на мягкое мохнатое существо, трущееся о мои ноги. Взяла его чуть влажного на руки, закрыла дверь и пошла наверх. Хотелось забиться под одеяло, спрятаться в темноте, и чтобы никого не видеть и не слышать.

Полночи я проплакала в подушку. И поняла одну вещь, что действительно люблю Бакулу. Он многое значит для меня. Но я не могу его больше мучить. Пора дать ответ. Тот, которого он достоин.

Под урчание котёнка я задремала уже далеко за-полночь.

А с утра по-раньше отправилась в поле, где Бакула уже должен был сеять рожь.

— Здравия, Ярило* в помощь! — поприветствовала я семью своего ухажёра.

— Дея! — встрепенулся Бакула, увидев меня. Оживился, появился блеск в глазах.

— Пойдём, разговор есть, — я взяла его руку и потянула.

Он перехватил меня под локоток. Я была сама серьёзность, в душе сражаясь со своими чувствами.

Мы отошли к ближайшим деревьям, стали в тенёк, ведь солнышко уже сильно припекало.

Он обнял меня и держал лицом к себе.

— Бакула, я думала над твоими вчерашними словами. Я тебя люблю, сильно, — я подняла взгляд, встречаясь с ним. Он хотел меня поцеловать, но я выставила ладошку. — Дай договорить. Ты мне очень дорог. Мне нравится твоя нежность и вполне возможно, что я смогла бы быть с тобой счастлива. Но...

— Ты любишь его?

— Кого? — растерялась я.

— Порядника.

— Тьфу ты! — я оттолкнула его. — Бакула, ты невыносим! Да я с ним только вчера познакомилась. Дело не в нём, понимаешь, а в нас.

— Дея, — он смотрел умоляюще.

— Ты заслуживаешь, чтобы тебя любила жена, так же сильно, как ты любишь меня. Я не смогу тебя так полюбить, ведь люблю тебя как старшего брата. Ты мне всегда был поддержкой, когда мне было плохо, веселил меня. Но Бакула, я не могу целоваться с тобой, не говоря уж о миловании. Словно с отцом или братом целуюсь. Я пыталась вчера забыться, отрешиться, но всё равно не получается, понимаешь? Можно было б выйти за тебя, и всю жизнь обманывать тебя и себя, просто из чувства долга. Но я так не могу. Ты очень многое для меня значишь. Я хочу сохранить то, что есть между нами.

Я пока говорила, металась рядом. Сложно было удержаться на месте, а быть в его объятиях невыносимо. Подошла к нему, заглядывая в глаза.

— Прости меня, но мой ответ "нет", — и я обняла его, сильно, как смогла, как любимого брата. И он в ответ прижал к себе.

Когда мы отстранялись, в глазах обоих блестели слёзы.

— Я заставляю тебя плакать. Ты столько лет не плакала.

— Прости меня, Бакула.

Он чмокнул меня в щёку.

— Так что у тебя с порядником? Это ведь из-за пожара. Ты к этому причастна? — он не осуждал, но в голосе было беспокойство за меня. Думаю, что даже знай он, что я совершила преступление, он покрывал бы меня, и, возможно, даже взял бы на себя вину.

Я помотала головой, пока он не напридумывал невесть что.

— Рассказать не хочешь?

— Помнишь, что случилось пять лет назад?

Он кивнул.

— Не так давно я нашла в одной из бабушкиных книг лекарство. Но в него входит очень редкая травка. Я не могу его сделать без неё. Травка уж много лет как пропала, кто только не пытался её откопать. Я спрашивала кудесников, они говорят, исчезла, больше не растёт на нашей земле*. Помнишь, что про купца говорили, что он разбогател потому что у него есть "кровь дракона", — я посмотрела на друга. Он удивлённо приподнял бровь. Неужели не слышал?

— Кровь легендарного животного?

— Нет. Это всего лишь трава, сок которой по легенде синий, как кровь дракона, — во всяком случае так в бабушкиной книге было написано. У чародеев я не уточняла, но они точно знали про травку.

— И? Это воровство твоих рук дело?

— Нет. Послушай, наконец, — я раздражалась на его спокойствие, словно он уже всё знает и записал меня в преступницы. Бакула был нетерпелив, часто перебивал. И раньше я закрывала на это глаза, а сейчас не могла.

— Слушаю.

— Я к нему пришла месяц назад. Сказала про то, что слышала от людей, и просила помочь мне. Но он рассмеялся на моё заявление, сказал, что я сказок перечитала. Я умоляла его дать всего чуточку, я попробовала бы определить состав и выделить противоядие. Но он сказал, что это всего лишь сплетни. Понимаешь?

Бакула помотал головой.

— А вчера заявился днём порядник, когда у меня было много народу. Хотел поговорить. Ну, я и сказала приходить ему с заходом солнца, как больных перестану принимать.

— Что он хотел?

— Знать, где я находилась в полночь позавчера.

— Ты ведь со мной была.

— Да, я так ему и сказала. Он сказал, что проверит. А когда ты пришёл, спросил тебя об этом.

— Почему же он спрашивает, если это не ты сделала?

— Да потому что купец меня обвиняет. Я ведь интересовалась о травке этой.

— Пусть только купец попадётся мне под руку, — сказал Бакула, сжимая кулак.

— Бакула, мне надо бежать. Наверное, людей уже много, — опомнилась я. — Все меня ждут, — я прикоснулась губами его щеке. — Прощай.

Но он притянул меня к себе за талию.

— Я буду с тобой встречаться, пока ты или я не встретим кого-то другого, идёт? — он взял моё лицо в свои ладони, заглядывая в глазки. — Спешить не будем, как и раньше, — а потом совсем тихо добавил: — Сестрёнка.

— Благодарю, Бакула, — я улыбалась, на душе было легко, словно я парящая в облаках птица. Он отпустил меня, и я, помахав на прощанье, побежала домой.

Примечания по главе:

земле* — планете.

очельник* — повязка на лоб, завязывающаяся вокруг головы.

Ярило* — бог плодородия, летнее солнышко. Один из ликов Даждьбога.

Глава 6

Следующая седмица окончательно рассосала толпу народа. Ну и ладненько. Но мне нужно было уйти в лес на половину месяца. Мало того, что надо было договориться об этом с городским лекарем, конечно не за бесплатно. В оплату я обычно приносила собранные травы. Так ещё и следовало уведомить порядника, то есть наведаться в городское управление порядка. Повесив на двери объявление, когда буду, я отправилась в не такой уж и близкий путь, прихватив с собой котомку с едой и кое-какими травами и настойками для оказания первой помощи людям.

По дороге здоровалась с людьми, пересеклась с матерью Бакулы.

— Что ты крутишь моим сыном, как хочешь! Ему давно пора жениться! Он всё тебя ждёт!

— И? Вам что-то не нравится?

— Да, зашлём сватов и либо ты даёшь согласие, либо будем искать ему другую более сговорчивую невесту.

— Я ухожу в лес.

— Вот и отлично, придёшь и...

Я не стала больше ждать, с этой женщиной мы не ладили. Она была слишком расчётлива, и попади я к ней в невестки, она бы меня пилила, чтоб я выгоду приносила. В общем, подальше от такой держаться надобно, а то все соки из меня высосет.

Пока шла в город, размышляла о том, отпустят ли меня. Я не крала — однозначно. Были ли у меня такие мысли? Однозначно были, но ведь я их не осуществила. Но ведь пошла на преступление. За это тоже могут жестоко наказать. Пусть доказательств нет, но зависит от вопросов которые мне будут задавать. Повезёт или нет? Удача на моей стороне, нужно в это верить!

В городе я отринула все мысли и стала наблюдать за каждодневной жизнью людей. Въезжали повозки, запряжённые лошадьми, доверху набитые утварью, они спешили в сторону торжища. Некоторые спешили из города. Кто-то таскал деревья. Причём один мужчина в каждой руке нёс по длинному стволу. Мужики у нас сильные, могли больше двадцати пудов носить за раз.

Жизнь кипела. Восстанавливают зернохранилище. Интересно, пожар их чему-то научил?

Я прошла на пустынную улочку, где находилось нужное мне управление.

Широкая гладкая мостовая, по краям которой есть высокие гранитные плиты отделяли проезжую часть от пешеходной. И хоть движения почти не было, я перебралась на вымосток*. Правила дорожного движения нужно соблюдать в любом случае. Найдя двухъярусное каменное строение с колоннами и убедившись по вывеске, что я пришла куда нужно, взволнованно остановилась возле дерева.

— Вам помочь? — рядом прозвучал низкий бархатистый голос.

Я обернулась и встретилась с зеленоглазым незнакомцем, одетым в синюю форму моряка.

В этом городке, стоящем на реке, часто проходили суда, в том числе и иностранные.

Мужчина был старше меня лет на десять, с длинной, до середины груди аккуратно подстриженной тёмно-русой бородой. Южанин, сделала я вывод. Глаза притягивали своей необычностью. Вообще, красавец, я бы сказала. Но по мне, Бакула красивее. Может, потому что родненький.

— Извините, я тороплюсь.

— Здравствуйте, очаровательная незнакомка, — он склонился в земном поклоне, чем совсем засмущал меня. — Могу я узнать ваше имя? — он встал, выпрямляясь, и с восторгом глядел на меня.

— А вам зачем? — понятно, зачем, познакомиться хочет, но не так же сразу называть имя первому встречному.

— Хочу возносить хвалы Ладе-матушке, благодарить за подаренную вам красоту.

Я улыбнулась. Нашёл что сказать.

— Да я и сама принесу требы* богине любви и красоты.

Он растерялся, не зная, что сказать. А я усмехнулась его смущённому выражению лица. Красив, однозначно. Тёмные, слегка вьющиеся волосы, красиво ниспадали на плечи. Высокий лоб говорил об одарённости. Дуга прямых бровей средней густоты слегка выступала над зелёными глазами, делая их более глубокими. Прямой длинный нос со слегка опущенным кончиком делал лицо несколько хищным, но улыбка всё убирала, оставляя в душе ощущение любованием этим правильным лицом. Жилистая шея была слегка прикрыта воротником.

— Дея, — сказала я, улыбаясь, он не внушал мне опасения.

— Какое милое имечко! Ваши родители постарались.

— Позвольте узнать ваше, — а что, не всё коту Масленица, я тоже хочу иметь в руках оружие — имя.

— Дан, — представился скорее всего коротким именем незнакомец, отбрасывая прядь волос и натягивая на голову морскую такую же синюю, как и одежда шапку.

На этом мы расстались, но я долго ощущала его взгляд на моей спине, вплоть до входа в здание, напрочь всё пронизанное силой.

Мимо меня прошёл кудесник с длинной белой бородой и вышел на улицу. Я поклонилась, приветствуя его, но он сделал жест рукой, мол, не надо. От него разило силой, думаю, её каждый человек ощущает, независимо от степени обученности или дара. А вот кудесником не каждый может стать.

Лишь те, у кого есть дар, но и этого мало. Там обучение затягивается на десятки лет. И один кудесник берёт за раз не более пяти учеников. Молодёжь обычно не берутся обучать, ожидая полного раскрытия дара, могут немного помочь его оформить. Ну и пока молодые — семьи заводят, детей рожают. А вот после, как вырастишь своих детей, если желаешь продолжить свой путь по стезе чародея, то можешь это сделать, найдя того, кто возьмёт к себе в ученики. Учителя обычно к тому времени осваивают силу общего назначения, помимо собственного дара, ну и обучают учеников этому. То есть пока не освоишь полностью силу, не сможешь перейти из учеников в учителя. Но на город обычно даётся не больше одного кудесника, и пяти его учеников. Они и в пригородах, деревнях да сёлах выполняют свои обязанности, которые привязаны к граду.

Дышать стало легче, после ухода того кудесника-учителя. Я имею в виду, спокойнее. Уходя, кудесник бросил на меня заинтересованный взгляд, словно читая меня как раскрытую книгу. Я даже поёжилась, а после его ухода встряхнула плечами, пытаясь отогнать неприятное ощущение. Насколько далеко простираются его возможности считки человека — я не знала. Но в любом случае, я смело глядела ему в лицо, не ощущая за собой вины. Я ведь не сделала ничего плохого, даже наоборот. В душе неприятным осадком вставала прощальная усмешка чародея.

Сразу после входа меня встретил уже немолодой с сединою на висках мужчина, в серой форме порядников, не примечательной внешности. Такие тоже встречались на улице, но достаточно редко. Обычно порядники старались не выделяться среди местных, этот, значит, трудится в пределах здания.

— Здравствуйте, — я слегка кивнула. В городе особо не расшаркиваются в приветствии, не отвешивают поклоны.

— Приветствую. Вы по какому вопросу? — бросил он на меня цепкий взгляд. Считал по вышивке, что я лекарь, ну, про то, что незамужняя, каждому встречному тоже понятно в виду непокрытой головы.

— Мне бы с порядником Яном встретиться. Можно?

— Ожидайте, — он бросил взгляд на лавку, намекая, что я могу присесть, после чего удалился.

— Эй, Ян, к тебе твоя "невеста" пожаловала, — услышала я весёлый приглушённый голос этого порядника.

Невеста? Это он о чём? Он, конечно, выделил это слово, да и смеялся явно при этом, но неужели и до сюда слухи дошли, что я принимала порядника в столь поздний час?

Дежурный вернулся на свой пост, глаза его были двумя щёлочками, когда вошёл, но, обратив на меня внимание, тут же приняли серьёзное выражение лица. Эк, они быстро становятся собранными.

Ян не заставил себя ждать.

— Здравия! — я подскочила с лавки, слегка кивая и встречаясь с синими глазами.

— Доброго здоровья, Дея, — он был предельно собран, ни тени улыбки. Что на него нашло? — Пройдёмте.

Я пошла вслед за ним, и другие служители порядка, пока мы проходили мимо, прятали свои лица за бумагами, а вот уже скрывшись из виду, я слышала позади дружный хохот.

— Нас уже поженили, — сказала я тихо, скорее себе под нос, оглядывая пустой чистый проход, по обеим сторонам которого были закрытые двери или помещения с другими порядниками, сидящими за столами и заполняющими бумаги.

Меня провели в большую комнату, с десятком столов, за каждым из которым сидел мужчина.

— Здравствуйте, — я почувствовала себя неловко под пристальными взглядами служителей закона. Но спустя мгновение лица разгладились, и мне уже улыбались.

— Ян, давай меняться. Я сам буду расследовать твоё дело! — сказал один молодой усатый темноволосый парень, подходя к нам и похлопывая моего провожатого по плечу. Но встретившись с колким взглядом Яна, тут же сдулся, как раздавленная слива, и сел обратно за свой стол. О, мне показалось, или Ян воспринял такое предложение слишком близко к сердцу?

Меня провели к заваленному стопочками бумаг столу в самом дальнем углу.

Больше на нас не обращали внимания, а Ян заполнял бумаги, то и дело спрашивая меня какие-то детали моего будущего отстутствия. Не обошлось и без уточнения деталей. По сути, у меня брали сейчас показания по начатому делу. На столе что-то запиликало, и Ян нажал кнопку.

— Да.

— Она чиста, печать я поставлю.

— Хорошо. Благодарю.

На этом связь прервалась. Я встала, и принялась доставать из котомки пирожки, поясняя свои поступки тем, что не успею всё съесть, а жаль, если испортится. Всё же надарили мне много всего. Взяла я с собой достаточно. Раздав всем по пирожку, я села обратно.

Руки отчего-то дрожали, я не посмела достать ещё один пирог, тот, что сама приготовила. Не знаю, почему вчера мне захотелось приготовить. Потом зашла Мирьяна, и мы почти всё уплели, остался лишь небольшой кусок, который я не решилась съесть.

Ребята тут же принялись нахваливать угощение, но я не обращала внимание, всё ж не я готовила. Ну да, вкусно, как мне казалось, гораздо лучше приготовлено, чем моё собственное тесто. Ян не удостоил же меня взглядом, увлечённо что-то записывая. Интересно, если сейчас я его угощу, это будет считаться задабриванием?

Порядник встал, принёс какое-то устройство. Обмотал вокруг моего запястья какой-то ремень, подключённый к коробочке, после чего стал задавать вопросы уже непосредственно по ночи преступления.

— Вы были в доме купца Макария?

— Да.

— Когда это было?

Я задумалась, прикидывая в уме точное число. Назвала. Я спокойна, всё в порядке. Дышу как обычно. Утешаю я себя, заставляя поверить в собственные слова.

— Вы украли у купца что-либо?

— Нет.

— Что вы знаете про "кровь дракона"?

— Растение такое. Иноземное. С истреблением грифонов перестало расти на нашей земле.

— Вы говорили с купцом Макарием о нём?

— Да. Когда прослышала от людей, что у него есть "кровь дракона".

— Что вы ему говорили? Угрожали?

— Нет, что вы! — возмутилась я. — Я его просила и умоляла дать мне хотя бы чуточку, чтобы я смогла изготовить противоядие.

— Для кого?

Я замялась. К горлу подступили слёзы. Я спокойна, спокойна. Но руки дрожали.

— Для девушек из обители знаний.

— Они признаны мёртвыми.

— Да, признаны, — согласилась я. На мою дрожащую руку легла его рука. Я подняла взгляд, встречаясь с его синими глазами, они излучали спокойствие, даря поддержку.

— Вы знаете, что своим поступком подвергли девушек опасности? — спросил он очень тихо, так, что я едва различила слова.

Я подняла непонимающий взгляд. Ян снимал с меня ремень, подкрепляя свои слова столь же тихим пояснением:

— На них повторно было совершено нападение через неделю после посещения вами купца. Сработала сирена, и мы вовремя успели, после чего их перепрятали. Похоже, кто-то заметает следы.

— Вы нашли того, кто пытался проникнуть к ним?

— Нет. Никаких отпечатков. Прямо как и в доме купца. Эти дела могут быть связаны. Пока связующая ниточка — вы.

— Вы меня подозреваете?

— Уже нет. Велеслав подтвердил чистоту вашей души. Показания ваши записаны и подписаны, — Ян открыл прибор и вынул из него бумагу с какими-то отметками, после чего прикрепил всё к моему делу.

Велеслав — это тот кудесник, с которым я встретилась на входе в это здание? Скорее всего. Спросить я не осмелилась.

— Пойдёмте, я угощу вас чаем.

Ян встал и подал мне руку. Я наградила его недоуменным взглядом, после чего вложила ладошку. Сердце отчего-то забилось быстрее, и в меня полилось тепло. Встав, я тут же вырвала свою руку, прерывая передачу силы, наградив его гневным взглядом. А чего он мне всё отдаёт силу? Зачем тратит её. Или не пользуется своим даром совсем, а сила лишняя скапливается? Говорят, что даже могут и головные боли быть, если не расходовать имеющуюся силу. Тело накапливает, и переодически тратить её надо. Всё равно. Сейчас я себя чувствую хорошо и лишняя сила мне не нужна. Не может же он так быстро накапливать силу.

Он проводил меня в отдельную каморку, без окон, зажёг свет, включил похожий на мой самовар, засыпав какой-то травяной сбор в заварной чайник и залив его водой, после чего водрузил на самовар сверху.

Ян достал какое-то печенье, высыпав его из бумажной сумки в миску. А я помыла здесь же в столовой руки и достала пирог.

— Вы правильно поступили, что не дали мне угощение там, в общей комнате. Ребята, конечно, восприняли бы это правильно, но я бы засвидетельствовал получение взятки. У нас с этим строго. Посещение к вам домой мне пришлось списать на дружественное, чтобы расположить вас к себе и просто расспросить, без свидетелей.

— Я всё понимаю.

Пока пили чай, Ян попросил меня никому не распространяться про то, что я училась в обители знаний. Чем это чревато — можно было догадаться. А ещё я должна была запутать следы, и пойти совершенно не туда, куда собиралась.

— Как вернётесь, сообщите, прошу вас, чтобы я не волновался.

— Как скажете.

— Я серьёзно, Дея. На кону слишком высокие ставки. Как уйдёте, произнесите это заклинание, — он протянул мне бумажку, достав её из-за пазухи. У него там пришитый тайник что ли? Я даже подалась чуть вперёд, стараясь заглянуть в вырез, но ничего не увидела. А он меж тем продолжил: — Оно встроено в ваш дом, а слова — всего лишь включат его. Если попытаются влезть, мы будем знать.

По сути мы не говорили о личном, лишь о мерах безопасности. Но ведь все эти лета я жила не оглядываясь на прошлое, почему же сейчас я должна бояться?

А ещё я спросила про устройство, которым только что меня освидетельствовали. Ян пояснил, что оно определяет магически — лгу я или нет. Соврать не получится и даже утаивание части правды не поможет. Только правда. Он не говорил о том, что сам был в том же доме. Моё посещение можно было бы списать на то, что я, проходя мимо, услыхала крик о помощи, и поэтому оказалась в доме. Но это лишние вопросы, и меня могли бы вывести на ложь, тем паче с таким устройством. Это бы всё усложнило. Но тогда выходит, что своё пребывание там он тоже скрывает.

На прощание он влил в меня ещё силы, поясняя это тем, что если мне будет угрожать опасность, то просто сосредоточившись на ощущении этой силы, я должна буду отдать её сразу, одним махом. Единовременно это остановит противника, а потом бежать, бежать без оглядки и лучше куда-то к реке, поддаваясь течению.

Выходила из управления порядников я с камнем на душе. Было паршиво. Но не пойти я тоже не могла.

Ещё нужно будет зайти к городскому лекарю.

Примечания по главе:

Вымосток* — тротуар, мощёный камнем.

Требы* — жертва для богов. Обычно изготовленная собственными руками(печенье, пироги). Называлась еще человеческим жертвоприношением. Бросалась в жерственный огонь, мысленно или вслух вознося молитвы богам, вспоминая предков и восславляя их.

Глава 7

Пока шла из середины града в свою сторону, оглядывала местность. Не нравился мне город, тут и там стояли каменные здания, а изваяния чего стоят. Ну да, были и работающие водомёты*, украшенные скульптурами людей или животных, встречающиеся как по отдельности, так и вперемешку, а были и изображения грифонов, драконов, единорогов.

Кстати, почему-то последние изображались лошадьми с рогом на лбу, хотя доподлинно известно, что они до сих пор водятся, только в море-окияне — это морские животные, родственники дельфинов, с рогом, растущим изо рта. Его ещё называют рогозубом. На них в своё время охотились ради этого нароста. Считалось, что он обладает особой силой. И когда животных почти не осталось, видимо кудесники вступились за них. Тогда и создали небылицу про то, что был такой конь с волшебным рогом. А вот кто такие грифоны — до сих пор не известно. Если с драконами всё понятно — ящер с крыльями, Змей Горыныч, то с грифонами — загадка. Кто-то изображает льва с рогами антилопы и крыльями орла, другие изображают льва с головой и крыльями орла, у третьих передние ноги орлиные и туловище лишь наполовину львиное. А ещё я видела рисунки в обители знаний, где передние конечности как у лошади или антилопы. Бытует мнение, что их призвали из другого мира для охраны каких-то ценностей, обычно считалось золота. Вот только мы никогда не ценили золото. Слишком мягкий металл. Ну да, блестит как солнышко, а потому его в храмах использовали для украшений, делали из него сосуды, покрывали сверху изваяния. А вот иностранцы отчего-то и сочинили небылицу про несметные сокровища, которые стерегут грифоны. И на них стали охотиться. И то ли всех истребили, то ли они рассорились с людьми, но много веков назад они исчезли и больше не появлялись. Но до сих пор грифоны являлись для нас символом-оберегом нашей Родины. Их изображали на стягах*, на курганных золотых украшениях, и в городе, куда ни глянь, везде в том или ином виде грифон изображён. Красивое животное. Полу-зверь, полу-птица.

Я подошла к булатному изваянию льва с крыльями на одном из каменных мостов, переброшенных через речушку, питающую град. Его глаза были как раз напротив моих. А я увидела в нём кошку. Здоровую такую кошку. Прикоснулась к холодной статуе, провела по холодной гладкой металлической щеке, и почесала за ушком, на миг показавшимся мягким. Послышалось довольное урчание. А я от неожиданности и невозможности шарахнулась и даже упала.

— Не ушиблась? — послышался знакомый голос. Мне протягивал руку Дан. Зелёные глаза смеялись.

— Всё хорошо.

— Ты чего шарахаешься? Обожглась?

— Нет. Мне показалось, что статуя довольно урчит.

Дан внимательно посмотрел на неё.

— Эта что ли? — мужчина показал шутливо изваянию кулак. — Нечего пугать девушку!

Я заглянула через плечо и увидела раскрытую пасть льва и показалось, что тот не просто раскрыл её, но и пытается проглотить голову Дана. Что-то перед этим я такого не заметила. Я перевела взгляд на молодого человека, а потом обратно — грифон скалил зубы и выражение его лица, не поворачивается язык сказать морда, было устрашающим. Я мотнула головой, пытаясь отогнать видение и вновь взглянула. Пасть была по-прежнему открыта, только уже расслабленное выражение приобрела. И это вновь было всего лишь изваяние.

— Похоже, я перегрелась на солнышке.

— С тобой точно порядок? — обеспокоенно спросил Дан.

— Да.

— А то я мог бы тебя проводить.

Я подумала и отказываться от предложения не стала. Мы шли вместе с сторону лекарского дома. Дан пытался подшучивать надо мной, но у меня было невесёлое настроение. Я почти всю дорогу молчала. От мыслей с грифоном я перекинулась на мысли о предстоящей нервотрёпке у лекаря.

Эта встреча мне не особо нравилась, да деваться было некуда.

Городские зажрались, как сказала бы моя бабушка, они больше не брали дары, а существовала оплата в виде денег. Больной должен был сперва продать что-то из своего сырья или поделок, чтобы суметь заплатить за приём. При этом, расценки были значительно выше наших, ещё следовало наскрести нужную сумму на лечение. Потому те, у кого состояние здоровья могло подождать, не торопились к городскому лекарю. Вот неотложную помощь он оказывал — тут уж никуда не деться, и вообще задарма — так городские власти постановили, правда, потом надо было всё равно отблагодарить, деньгами.

Потому у меня было предвзятое отрицательное отношение ко всем местным лекарям.

Лекарь, ближайший к нам, жил недалеко от середины града, в огромном особняке. Дом выделялся среди остальных своей роскошью и громадностью. Я бы даже сказала, что дом купца Макария не сравнится с этим. Всюду была лепнина, вислое крыльцо* с красивыми балясами*, подпирающими крышу каменными изваяниями женщин и мужчин, первый ярус довершали облик взбалмошного величия гранённые колонны.

Во дворе, огороженном столбами-светильниками, стояла беседка, украшенная полуобнажёнными женщинами, поддерживающих свод. Интересно, лекарь сюда приходит любоваться статуями, вместо того, чтобы лицезреть свою жену?

— Ты себя как чувствуешь? Тебя подождать? — спросил Дан, поняв по моей остановке, что мы пришли.

— Благодарю, не нужно. Всё уже хорошо, — я улыбнулась.

Дан, проводив меня на крыльцо, помахал на прощание своей синей шапкой и ушёл в направлении, откуда мы пришли.

Я вновь обратила внимание на дом лекаря. Неприятно здесь находиться. Я была словно в каменном мешке, не пропускающем воздух. А ведь даже ещё не зашла. Делаю глубокий вдох, стараясь почувствовать запах растений, но их словно и нет. Вся лужайка затянута булыжником.

И я натягиваю на себя щит, чтоб хоть как-то отгородиться от всего этого, внутри щита представляю колышущиеся зелёные деревья, журчание воды, запах луговых трав и влагу. Дышать сразу становится легче. Я постучала.

Меня встретила челядь. Вот, у жителей нашего пригорода никогда не было слуг. Мы всегда сами справлялись с разными делами, распределяя труд между членами семьи. А эти зажравшиеся лекари мало того, что жадные, так ещё и не хотят выполнять обычные обязанности, им нужны люди, помогающие им одеваться, мыться, прибираться, готовить. Я редко готовлю, но ведь умею. Мне просто хватает и того, что люди приносят. Вот уборка целиком на мне, но раз в седмицу выкроить время можно. Устройства бытовые помогают стирать, да и пылесосом собрать накопившийся за неделю мусор — не составит труда. А если этого не делать, чем же заниматься? Порою нет больных, так у меня всегда найдётся дело, даже просто осваивать новые упражнения с силой, или просто отгораживаться от мыслей и парить в силе земли-Матушки. Пропускать сквозь себя ветер, огонь, воду. Я люблю лежать в воде и чувствовать как всё тело дышит, движется, делая вдох и выдох, сжимается и разжимается. Незабываемые ощущения.

После челяди показалась хозяйка.

— Проходите в гостиную, — меня встретила миловидная рыжеволосая улыбчивая девушка, на шее и в ушах которой были красивые самоцветы. На голове был кокошник, накрытый полупрозрачной тканью. Синий сарафан тоже пестрил разноцветными каменьями. А рукава сорочки были белые полупрозрачные. Красиво, не спорю. Она может себе позволить. Я тоже, только изысканным рукоделием некогда заниматься. А слуг у меня не имеется.

Я поклонилась, приветствуя её. Она в ответ тоже.

— Вы ведь не местная, — начала она.

— Да, а вы знаете всех-всех?

— Очень многие приходят в этот дом, да и городок у нас не слишком большой.

— Понятно.

— А вы знаете Бакулу?

Я удивлённо приподняла бровь.

— Какого Бакулу?

— Он красив, очень. Усатый молодой человек с серыми добрыми глазами.

— А почему вы интересуетесь?

— Говорят, у него есть невеста.

— Враки. У него есть девушка, но она не связана с ним обещанием.

— Правда? — голубые глаза незнакомки были довольными и в них теплилась надежда.

— Вы ко мне? — раздался низкий голос. Девушка тут же улизнула, а я повернулась.

На этот раз лекарь — рыжеволосый молодой здоровяк толщиною в три таких девушки, как я, и выше на две головы — рассыпался в любезностях. Как он рад видеть столь обаятельную девушку, заглянувшую в его скромную обитель. Он попытался меня даже обнять, но я ловко отпрыгнула и зашипела как кошка. Что со мной такое? Насмотрелась на Шипку? Так я назвала своего котёнка — Шип. Потому что последнее время он на всех шипел, стучит кто в дверь, а он ощетинивается, спину дугой выгибает, готовый напасть.

А раз Бакула заскочил, я, забыв, не заперла Шипа, так тот набросился на парня. Прокусил ему до крови ногу. Мне пришлось залечивать, а котёнка с тех пор запираю, когда у меня гости. Не знаю, что на него нашло, но Бакула это так не оставил. На следующий день пришёл с метлой и гонял Шипа, а тот отпрыгнет и вновь в оборонительную позу с одной задранной лапой с высунутыми когтями. Забавно было, повеселилась я, но когда мне надоело на это смотреть, я Бакулу выгнала, решив больше в дом не приглашать и даже убрала его из списка разрешённых гостей. Мало ли... Мне ещё не хватает, чтобы эти двое вели войну в моё отсутствие. А у Бакулы был доступ к моему дому. Правда, он так и не воспользовался им ни разу, иначе мне бы защита дома сообщила по возвращении.

Вот и сейчас сама встала в обороняющую позу.

Мужчина почесал затылок и решил погодить с объятиями. Мы сели на стулья друг напротив друга в гостиной, за большим круглым столом из красного дерева, отполированного словно зеркало. На удивление, внутри дом был полон деревянной мебели.

Передала дела молодому лекарю, который мне даже немного понравился. Мы даже бумагу подписали, что он обязуется принимать моих больных, причём по сниженной цене.

Я удивлялась такому повороту. Но пока идут навстречу, почему бы не воспользоваться предложением? Подписав обе бумаги, я свою забрала, и, попрощавшись, ушла. А лекарь оказался сынком предыдущего, который недавно помер. У него не было дара лечить людей, но дело отца он перенял полностью.

Вышла я вполне довольная. Ещё бы зелени на участок добавить, убрать каменную кладку с земли и было бы замечательно. Хозяин вызвался меня проводить до дороги, и спросил совета по привлечению больных. Я и дала. Снизить расценки, брать товарами-дарами, а не деньгами да участок засадить цветами.

Домой я добралась без приключений. На пороге дома меня ждал Шип.

— Ты со мной или как? — я имела в виду поход в лес.

Котёнок выразил согласие попутешествовать вместе. А я принялась собирать свои вещи.

Приходило несколько больных, но к вечеру я была свободна.

А среди ночи меня разбудил осторожный стук в окошко. Шип побежал впереди меня.

Неужто что стряслось? Я натянула поверх исподней сорочки ещё одну и пошла открывать.

Шип вёл себя странно — задрав хвост бегал по кругу и молчал. Я открыла. На пороге стоял взлохмаченный Ян с распущенными волосами. От него разило потом. Неужто бежал?

— Что? — перепугалась я. Куда бежать?

— Дея, прошу вас никуда не идти, — отдышавшись сказал он.

— Ян, я ведь говорила, это очень важно для меня, — я развернулась, пытаясь успокоиться. Как же хочется спать.

— Вам угрожает опасность.

— Ян!

— Выслушайте меня.

Мы стояли в сенях, он на пороге, не захотев проходить. Ян выключил свет, погружая окружающую действительность в тьму. На улице светильники тоже погасли, поскольку движения не было. А мне казалось, я слышу как стучит его сердце.

— Дея, мне приснился сон. Плохой сон, — начал он тихо.

— И что было в том сне? — скорее любопытство взыграло. Я верила в вещие сны, но не сейчас. Мне надо было идти, во что бы то ни стало. Я так ощущала. А я привыкла доверять своему чутью.

— Ночной лес, вы убегаете от кого-то, из последних сил. Вас настигают, а вы даже не видите того, кто это делает. Вас хватают, а вы... Отдаёте много силы одним махом, как я вам говорил. А потом вы вновь бежите к реке, падаете в неё и отдаётесь течению.

— Ян, вы сильно впечатлительный, не находите?

— Не понял, — он был серьёзным, как никогда. Даже в управлении своём не такой, как сейчас. Я бы пошутила с ним, снимая его напряжённость, но жутко хотела спать.

— Ну, наш с вами разговор, вы почти слово в слово повторяете вчерашние слова.

— Дея, но я правда, беспокоюсь. я не могу вас сопровождать в этот раз. Не смогу защитить.

— Ян, идите домой, мне надо поспать. Ведь через пару часов я ухожу. Всё будет хорошо. Я знаю.

А в следующий миг он взял мою руку, повернул ладонью вверх и вложил в неё холодную металлическую палочку, после чего сжал мои пальчики вокруг неё. Едва касаясь провёл про тыльной стороне ладони своим большим, отчего-то мозолистым пальцем.

А через мгновение он ушёл, просто ушёл, тихо закрыв дверь до щелчка.

Я стояла растерянная, ощущая его ни на что не похожее прикосновение.

Не знаю, сколько пребывала в таком состоянии, а когда включила свет, то обнаружила в руках кинжал из булатной стали. Один из тех, что он в первый раз выкладывал в мой таз. Без особых украшений, только грифон обвивал навершие. Стоило мне провести по мордочке грифона, как я поранилась. Выступила кровь, и я вскрикнула и взяла в рот палец. Другой рукой же рассматривала тут же сомкнувшуюся пасть булатного украшения. Опять у меня видение того, чего нет? Воображение разгулялось?

Сунув кинжал в торбу, что собиралась завтра взять с собою, я поплелась спать. Палец всё ещё болел. Я попробовала залечить ранку, но ничего не вышло. Обеззаразила её, кровь остановилась. Жаль, что я не могу сейчас сама себя исцелить. Но сейчас важнее поспать.

Примечания по главе:

водомёты* — фонтаны.

стягах* — знамя, флаг.

Вислое крыльцо* — балкон.

Балясы* — точёные перила балкончиков, лестниц

Глава 8

Встала я на удивление бодрой, собралась, позавтракала, волосы подобрала, замотав косу несколько раз вокруг головы, надела косынку, пряча их. Взяла длинную палку и заплечный мешок. Кинжал приделала в правый рукав. Было ещё темно и мне надо было уйти до того, как встанут местные.

Повесила объявление на дверь, прочитала заклинание, что дал Ян, и заперла дом. Ну что — ещё вернусь. Всё будет хорошо. Я знаю.

В спину чувствовала чей-то встревоженный взгляд, но оборачиваться не стала. Одежда у меня была вся зелёная, нарочно надела такую. Котёнка всунула за пазуху. Пора!

Я помнила предупреждение Яна, поэтому не стала входить в лес с той стороны, которой хотела.

Ступив на землю лесного духа, я достала требы.

— Здравствуй, хозяин, — низко до земли поклонилась. — Прими от меня дар.

Сама пекла, ведь дары можно подносить только собственного приготовления. Положила всё на платочек, собственноручно вышитый.

В лесу пахло хвоей, и веяло цветущей липой.

Я наслаждалась природой. Вдыхала лесные запахи, слушала трель соловья. Прикасалась к шершавым стволам деревьев, здороваясь в целом и с каждым живым существом, растением, травинкой. Всё жило своей жизнью, дышало.

Послышался рёв медведя и кусты зашевелились. Но мне ни капельки не было страшно. Животные меня не трогали.

Косолапый вылез из кустов, что-то говоря на своём языке. Глядит на меня, ревёт. Не громко. Словно говорит что.

А я поклонилась до земли, поздоровалась мысленно.

Шип попросился наружу, царапая мою кожу. Очутившись на земле, стал принюхиваться, а потом чихнул. Я улыбнулась.

Подошёл к мишке, потёрся боком, чуть подпрыгивая. Умильная картина. Я присела на пенёк и стала доставать из мешочка пироги.

— Угощайтесь, — протянула медведюшке.

Тот сел и в лапы взял пирог, словно человек. А мне захотелось потрогать его шёрстку.

Я осторожно, дабы не спугнуть, подошла к нему, медведь и ухом не повёл. Уже вовсю жевал. Медленно протягиваю руку, а мишка как повернётся резко, испугал меня. Я попятилась. А он встал и на меня. Ну вот. Я уж и глаза зажмурила со страху. А косолапый подошёл, встал на задние лапы, поравнялся со мною ростом и говорит что-то.

Приоткрыла я один глаз, гляжу на его морду.

— Я прикоснуться хотела, ты прости, если напугала. Просто потрогать.

А мишка лапу протягивает. Шип ощетинился, встал меж нами да шипит. Мишка лапу и убрал. Не слыхала такого, чтобы медведь котёнка испугался.

Мишка опустился (Шип едва успел отскочить из-под упавшей на четвереньки туши) да голову склонил. Не знаю, отчего такая уверенность возникла, что разрешает потрогать свою косматую голову. Бояться я перестала. Любопытство возобладало. Прикоснулась. Мягкая и тёплая шёрстка. Не такая, как у Шипа, но тоже приятная.

А после косолапый развернулся и ушёл в лес. А я увидела цветущую калину. Красивые белые цветы, собранные в соцветие, большие цветочки снаружи щитка располагаются для привлечения насекомых для опыления, а плодоносные в серединке — маленькие. Но как же красиво, когда что-то цветёт. Жаль, у калины не особо приятный запах, а то я бы подошла поближе.

Вообще любое время лета очень приятно для глаз. Природой можно любоваться бесконечно.

Я шла, подмечая, где что растёт, чтобы потом собрать, на обратном пути. Вот заметила лиственничную губку на сосне — хорошее кровоостанавливающее средство можно приготовить из этого гриба, а ещё слабительное или успокоительное; а там чистотел, помогающий и при кожных заболеваниях и печёночно-желудочных; тут лежачка или змеиная головка, применяемое при простуде и кашле, а также при заболеваниях кожи. Ещё приметила душицу обыкновенную, растущую на полянке, используемую и при бессоннице и простуде и других болячках.

Вообще трав было много, да и деревьев, только у всех разное время сбора. Вот, малиновые кустики, у которых я собираю и листочки и ягодки. Сушу их и использую для лечения при простуде, желудочных, женских болячек, заболеваниях дыхательных путей. Да и земляника не менее полезна.

Только всё нужно собирать в отдельные мешочки да нести домой на просушку, обработку. То, что я использовала для лечения — собирала исключительно сама. Я спрашивала разрешение у растений и деревьев, чтобы взять кору или оборвать веточки, листики или цветы. Но сейчас я следовала за Шипом, который уводил меня вглубь леса. Ветер шелестел листиками деревьев, а клён так забавно махал мне своими ладошками, что вызвал мою улыбку.

Я шла босиком, чувствуя каждый сучок, неровную землю, иголочки с ёлок, старые прелые прошлогодние листья, тепло и влагу земли-Матушки, её силу. Она обволакивала меня со всех сторон, привечая, обнимая.

Шип тоже наслаждался, бегая с поднятым хвостом, лазая по деревьям, и даже драл когти об уже упавшие ещё свежие, которые лесничие не успели собрать для моей печки. За лесом следил каждый дом, собирая падалицу да хворост со своего участка лесистой земли, не позволяя заражать лес. Раньше каждый топил дом своим очагом, которые до сих пор сохранились, да использовались лишь для готовки в зимнее время лета, сейчас ведь отопление распределялось от моего дома, за ним следили местные власти, как и за дровами, продолжая заготавливать круглое лето. Все понимали, что стараются не для меня, а для себя, ведь отапливался каждый дом. Поначалу не знали, куда котельную поставить, решили на окраине, а бабушка разрешила построить возле собственного дома. А вот как во мне дар проснулся да пошли больные уже с серьёзными повреждениями, то и приспособили для моих нужд печь.

Мы с Шипом вышли на неожиданно появившуюся тропинку. Ну, Леший, куда ведёшь нас?

Я наклонилась, проходя под поваленное, словно крыша, дерево, и очутилась в неизведанном доселе месте. Словно в другом мире. Тут чем-то странным пахло, и воздух был похож больше на горный. Поначалу даже тяжко дышать было, но спустя пару минут я привыкла.

— Здравствуй, Лесной Владетель, — я низко поклонилась, приветствуя пока невидимого хозяина этого дома.

— Здравствуй, девица-красавица, — раздался с хрипотцой голос пожилого человека. — Проходи за стол, будь как дома.

Как дома, говоришь, а как же руки помыть? Я заметила чуть в сторонке звук журчащей водицы.

— Позволишь, ополоснуть лицо? — спросила дозволения.

— Конечно, можешь и испить водицы, коли хочешь, — голос смеялся. Знать, доволен Леший. Хорошо. Да и у себя дома не каждого принимает.

Я умылась, ополоснула руки, да прошла к нескольким пенькам разной вышины, устланными зелёным бархатистым мхом. Стол и стулья? Очень похоже, у стульев даже спинка имеется — слом очень напоминал её.

Сев на один из стульев, я достала из заплечного мешка оставшиеся пироги и выложила на стол.

— Благодарствую, девица, — голос раздался рядом, и я осторожно подняла глаза. Напротив меня сидел мужчина средних лет с тёмно-зелёными ниже плеч слегка волнистыми волосами, спадающими на спину, и ещё более длинной цвета пожухлой травы курчавой бородой, опускающейся ниже столешницы, густыми кустистыми бровями, нависающими над глазами. Лицо было без морщин, но и молодым уже не казалось. Нос был чуть приплюснут, скулы заострённые, улыбка полна бело-зеленоватых крепких зубов. Одет он был в потёртую зелёную сорочку без вышивки, вместо которой была зелёная трава, живая, растущая прямо из сорочки. — Красивая, как и матушка твоя, и вежливая. Голубые искристые очи, глядящие в самую душу, — добавил он немного тише.

У меня сердце невольно сжалось и застучало быстрее. Родители... Что же случилось то, что я осталась одна в лесу, что меня чуть волки не загрызли? На глаза против воли выступили горькие слёзы, а к горлу подступил шершавый огромный ком, который ни проглотить, ни выплюнуть. Стало сложнее дышать.

— Выпей, — мне протянули деревянную кружку с зелёным горячим отваром. Я пригубила, потом сделала глоток и ещё. Спазм проходил. — Распусти волосы, легче будет, часть силы будет уходить.

Я сняла косынку и расплела длинные волосы, что рассыпались по земле.

— Живое золото. Очей не отвести! — кивнул Леший на мои волосы. — Красивая... Хоть тебя себе оставляй. Да знаю, с вами шутки плохи — против воли не возьмёшь. Оставайся у меня, вижу, тебе здесь нравится. Будем жить в мире и согласии.

Это он замуж мне предлагает? Нравится в лесу, не спорю. Хотела бы я здесь жить? Возможно. Шип запрыгнул на мои ноги, утаптывая место по кругу. А потом сел ко мне спиною и повернул голову к Лешему, а потом зашипел. Тот в ответ рассмеялся, не отводя взгляда от светлого котёнка. А ведь Шип может быть лесным котом, тогда он общается мысленно с Владетелем Леса?

— Ну ладно, тогда не буду предлагать остаться, — усмехнулся Лесовик.

— Дедушка, ты, кажется, упомянул о моих родителях. Ты знал их? — тихо начала я, осторожно подбираясь к интересующему меня вопросу.

— Смелая, рассудительная, сдержанная, — похвалил он, усмехаясь в бороду. — Сперва давай отведаем твоё угощение да моего чаю, а там и поговорим.

В ответ я согласно кивнула. На столе появился источающий пар зелёный самовар. Шип протянул лапу, себе тоже требуя еды.

— Кошачью мяту будешь? — спросил Лесовик моего питомца. — Нет? Ну извини. Мышку тебе предлагать не буду, коли захочешь, сам поймаешь.

Шип вновь протянул лапу к столу, и я отломила ему кусочек пирога, давая с руки. Не знаю, как воспримет пока довольный Лесовик, если котёнка на стол посадить, потому пусть с руки моей кушает. Дома ведь я хозяйка, а тут — гостья.

Дальнейшее чаепитие прошло молча, только иногда Лесовик принимал серьёзный вид да глаза словно стеклянные становились, а ещё улыбка или хищный оскал появлялся. И я подумала, что, возможно, он находится далеко отсюда, по-прежнему охраняя свои владения.

— Знаешь, я тут хотел тебе одну судьбу поведать, — неожиданно начал он. Я кивнула, я ведь никуда не спешила. А лесного духа сердить не стоит. — Жил когда-то давно один мужчина, красив был, молод, благороден. Невеста у него была. Любил он её без памяти, собирались они пожениться, да неожиданно повстречал молодой человек волшебницу. Она к нему в облике молодой девушки пришла, попросила дать ей водицы испить. Да он вдруг стал насмехаться над её внешностью да хвалиться своей невестою. А у девушки изъян был, горбик небольшой. Обиделась тогда волшебница, и во время свадьбы, как прикоснулся на супружеском ложе жених к своей невесте, оборотился он медведем. Крику было много. Побежала молодая девушка от оборотившегося мужа своего да споткнулась, зацепилась, да неудачно упала. Померла девка. А медведь обезумел с горя, порвал народу много, с тех пор живёт в моём лесу уж много веков. Ищет ту, что примет его в супруги. Предлагает ей свою руку-лапу. Обычно все пугаются, тогда я отвожу медвежью тропу от девицы. А ты не сильно-то и испугалась. И чуть было не приняла его руку. Тогда бы женою его стала. Да только коли не полюбила б его, оборотилась бы медведицею. Как знать, возможно со временем и были б вы счастливы.

А я сидела и неверяще глядела на Лешего. Значит, тот медведь, что лапу предлагал, замуж звал меня. А если б не Шип... Я вдруг всхлипнула.

— Ну-ну, девонька, — Леший протянул мне мой платочек, на котором я ему требы оставляла.

Обидно мне было, что вот так, без моего ведома меня чуть замуж не выдали. И жаль медведя, да ведь сам виноват. А меня, может, и спрашивал, да не понимаю я ведь его. А Шип меня защитил, мой хороший, — я нежно сжала мохнатого зверька в своих объятиях, стараясь утешиться.

— Благодарю, Шип, — прошептала я.

Что-то в последнее время я падка на слёзы стала. То четыре лета не плакала, а теперь чуть что — сразу реки лить.

Глава 9

Не знаю, сколько времени прошло, но отчего-то вся боль, что жила, оказывается, в моём сердце все эти лета, нахлынула враз, и утекала со слезами. А когда я выплакалась, то Леший решил-таки поведать мне о моих родителях.

— Тебе ведь осьмнадцатое* лето стукнуло, — и глядит на меня, ждёт подтверждения. Я прикинула, а ведь и правда, меня ведь записали тем числом, что нашли, а родилась я маленько раньше. Как бабушка сказывала, только-только пуповина отошла. Мне отроду и седмицы не было. А Владетель Леса продолжил: — Знать, потянуло тебя сюда. Раньше не должно было.

Хозяин местных хоромов протянул мне через стол руку, а я теперь уже усомнилась в этом жесте. Все тут женихаются, куда только девать-то добрых молодцев.

Пока, правда, только трое предлагали, но не суть. Коли б Бакулы не было, наверняка табунами б ходили. Видела я взгляды, бросаемые на меня другими парнями, хоть у них уже и невесты были. Да только плотоядные они были какие-то, в душу-то никто не заглядывает. Так вот, сейчас я немного волновалась, чувствуя, что прошлое может мне не понравиться, понимала, что речь пойдёт о связанных со мною событиях или людях. Но желание узнать было сильным, ведь чтобы строить будущее, нужно знать прошлое.

— Не боись, не сватаюсь боле, — глаза Лешего светились маленькими искорками, от которых я невольно улыбнулась.

Я осторожно вложила руку. Тёплая, мозолистая, а что ж все говорят, что Леший — лесной дух? А он и трудом своих рук не брезгует. Дедушка велел мне закрыть глаза. Послушалась. Отчего-то на душе было спокойно, ни тревог, ни забот. На меня повеяло чуть прохладным воздухом, приятно щекочущим мою кожу да запахом цветущей черёмухи.

А пред глазами лес возник, в том лесу домик схоронен был. Невысокий, одноярусный сруб, весь покрытый мхом.

— Здесь жила семья. Давненько жила, я уж всего и не упомню. Но самые яркие картинки покажу, — заговорил он тихо, а голос был похож на шелест деревьев.

Я увидела здорового мужчину средних лет, с длинной белою бородою, хотя помимо волос ничего не выдавало в нём старика. Красивый, с нежно голубыми глазами, острым взглядом. Возле него бегали детки, что-то рассказывали ему, точнее спорили, пришли, чтобы рассудил их.

Он на колоду сел, да взял младшую девочку на руки.

Голос его был мелодичен, словно песню пел он нараспев. Стал рассказывать деткам что-то, они внимательно слушали, задавали вопросы. Слов я не могла разобрать из-за голоса. Казалось, чего-то не хватает, вроде бы и знакомо всё, да понять не могу.

Потом дети убежали, а из дому вышла женщина красивая в белых одеждах. Волосы у неё были заплетены в две косы да спускались до пят золотыми цепями. Красивая и смутно знакомая. Её глаза цвета небес в ясный безоблачный день выражали тревогу. Правильные черты лица. Она сказала что-то мужу голосом, журчащим словно реченька, после чего он резко встал и вошёл в дом.

Дверь закрылась и больше ничего не было слышно.

Видения сменяли друг друга, дети росли и покидали отчий дом. Вот и последняя красивая девушка с такими же золотистыми, как у матери волосами, привела молодого человека познакомиться к родителям. Справили свадебку, получив родительское благословение, да покинули молодые лес. Остались лишь двое ничуть не постаревших родителей.

Лета бежали, весна сменяла зиму, а осень длинную весну. Вслед за осенью вновь наступала холодная зима*.

И вот женщина вновь зачала дитятко.

Настала пора рожать. Женщина ходила грустная, вовсе не радуясь приближающемуся чуду.

Муж тоже грустил, они почти не общались, но частенько сидели на крылечке на скамеечке в обнимку часто положив руку на её живот. Муж клал голову жене на плечо, и закрывал глаза. А она прижималась к нему, так же положив руку на дитятко.

И вот как-то лицо женщины исказила боль. Муж растопил баню и унёс жену рожать.

А когда малышка родилась, и её вынесли наружу, показать солнышку, женщина на челе малышки начертила руну, которую я узнала, означающую Лелю*, руну жизни, воды, чутья, знаний, цветения, радости.

Это моё имя? Или нет? Или эта руна просто бережёт меня, моя судьба?

Родители улыбались, вот только очень грустно.

Они несколько дней выходили на солнышко, что-то говорили девочке на том же мелодичном языке. Мама кормила дочку грудью. Отец же иногда уходил, а когда возвращался кивал жене.

В один из солнечных дней они встали раньше обычного, вынесли девчушку на двор. Муж ушёл, и взгляд леса переместился за ним, стоило ему выйти за поляну, как он оборотился волком и побежал. На границе владений Лешего мохнатый серый зверь остановился, прячась за деревьями и устремил взгляд за пределы леса. Куда смотрел, я уже не видела, но он за кем-то наблюдал. А когда тот приблизился, волк ушёл обратно вглубь леса. А я увидела вошедшую в лес мою бабушку. Златовласая женщина же тем временем уходила от дома, в сторону, куда недавно убежал муж, неся на руках малышку, крепко прижимая её к груди.

На середине пути она встретилась с волком. Остановилась. Облокотилась о дерево — дикую яблоню, как я заметила. В её глазах были слёзы.

Волк рыкнул и женщина осторожно опустила свёрток с малышкой. Провела по челу, щекам, а потом взяла и ещё раз обняла, что-то прошептав на прощание.

— Леший, ты обещал позаботиться о малышке, если вдруг что, — услышала я чистую теперь уже знакомую речь женщины, полную отчаяния.

— Мы любим тебя, — сказала она маленькой мне, оборачиваясь волчицею.

И они сцепились с волком. Девочка же, как теперь понимала — это была я, заплакала. А волки дрались, слышны были истошный визг, рычание да плач. На поляну вышла бабушка. Замерла, увидев зрелище. В глазах был страх и тревога. А потом появилась решимость. Она осторожно пробиралась к дитятку. А потом схватила и побежала.

Леший и правда помог, вывев её короткою тропою из лесу. В то же время оба родителя оборотились вновь людьми. Не было больше следов драки, оба были целы и чисты, вот только женщина была не в силах идти, слёзы текли ручьём. Муж взял её на руки и отнёс в дом. А после этого дом исчез. Вот просто словно схлопнулся в одну точку.

Я не сразу поняла, что прерывисто дышу и по моим щекам текут солёные ручьи.

Матушка, батюшка... почему же вы меня оставили?

Леший разорвал прикосновение, и переместился за меня, стал гладить по голове своими зеленоватыми руками.

— Так было нужно. Они не могли тебя забрать.

— Но почему?

— Я не знаю, дитятко, не знаю. Но они очень сильно тебя любили. Возможно, со временем ты поймёшь, что они говорили тебе.

— На каком языке они говорили?

— О, это очень древний язык, мне уж не одна тысяча лет, а я до сих пор не знаю его, хотя в своё время был кудесником высшего порядка. Твой род очень древний, девица-красавица.

— Скажи, а мои братья-сёстры...

— Я их больше никогда не видел. Вот тогда, когда показал — было в последний раз.

— А ты можешь показать, что было внутри дома?

— Нет, он был хорошо защищён. Туда они не водили никого чужого. Только твои родители и их дети там были.

— Ты мне покажешь место, где стоял дом? — ухватилась я за последнюю надежду.

— Конечно, милая, конечно.

Мы ещё какое-то время сидели у него, пока он не вывел меня на тропинку, ведущую прямиком к некогда моему дому.

Я не видела ничего вокруг, всё было словно смазанное пятно. Не знаю, сколько шла я, но поляну я едва узнала. Всё заросло, теперь и не сказала бы, что тут была полянка или жилище. На месте дома было дерево. Яблоня.

Я прикоснулась к ней и сразу ощутила тепло узнавания. Мы потянулись друг к другу. Шип тоже ходил рядом, да только оставался снаружи, как мне казалось, призрачного дома.

Голова закружилась, я сползла по дереву вниз, легла наземь, охватив его кольцом. Всё вокруг кружилось, а веки стали очень тяжёлыми. И я уснула.

Снились мои родители, их голоса и мелодичная речь. Вот только я по-прежнему не могла разобрать, что они говорят. Я видела дом изнутри, видно детская память возвращалась. Обычная изба, с печью. А раз в середине дома появилось сияние и к ним вышел какой-то незнакомый мужчина. Он говорил по-прежнему на незнакомом языке. Мама держала меня в объятиях. Родители спорили с этим человеком, но он настаивал. Когда незнакомец ушёл, мама была в слезах, а отец вытирал их. Они нежно прижимали меня к себе, гладя по головке. И говорили, говорили, говорили. Я так поняла, что обращались именно ко мне. Потому что они сами друг друга понимали без слов.

А я будто снова стала маленькой. Ощущала их нежные объятия, прикосновения, взгляды, чувствовала их любовь и тоску. Я заново проживала те несколько дней после родов, что провела с ними. Казалось, они подарили мне любовь на многие лета вперёд.

Я была счастлива, как никогда. И пусть потом меня любила бабушка, которая постаралась покрыть недоставшуюся от родителей ласку, за что я была ей безмерно благодарна. Но сейчас я купалась в любви матушки и батюшки. И просто была дитятком, жаждущим получить всё их внимание, взгляд любящих глаз, нежное прикосновение, слышать такие родные голоса рядом, которые я помнила ещё пока жила у мамы в животике, засыпать под мерный стук маминого сердечка. Тепло их рук и улыбки, запахи родных людей, их горячее дыхание.

Когда я очнулась, было раннее утро. Живот свело судорогой от голода. Сразу за местом, где некогда была входная дверь дома, теперь сидел Шип и глядел прямо на меня.

— Мяу, — сказал он.

— Здравствуй, — я улыбнулась. Он не может войти, я это знала, и всё это время ждал. Интересно, сколько времени прошло?

Сразу от порога вела извилистая тропинка. Я, перешагнув порог дома, поприветствовала лес и его хозяина, взяла на руки своего любимого питомца. А он вырос, я же только вчера его видела, он был поменьше. А теперь и потяжелел и в размерах увеличился. Отъелся? Но ведь судя по ощущению голода сутки от силы прошли. Или нет?

Тропинка вывела нас к дому Лешего. Ещё раз поздоровалась, войдя в гостеприимный дом. Умылась, попила из одомашненной речки, и меня пригласили к столу.

На этот раз угощал меня хозяин леса и этого дома. Тут были лесные орехи, грибы, поспевшие ягоды малины, земляники. Я ела, как мне казалось, в три горла, ощущая себя жутко голодной.

— Ешь-ешь, ты, верно, очень голодна, — настаивал Леший.

— А сколько меня не было?

— Десяток дней где-то.

Странно, но ведь я во сне прожила всего дней пять с родителями, которые показались вечностью. Ну да, а потом ещё раз заново прожила это время, желая, чтобы сон повторился.

— А Шип, так и не отходил от дома? — спросила я, про себя удивляясь, как же он тогда так поправился.

— Ты как вошла, он к тебе попробовал просочиться да только там защита на том месте стоит. Ничего не растёт и попасть туда нельзя.

— Но там ведь дерево растёт и трава.

— Милая, там ничего нет. Нет и места того, куда ты вошла. Ты просто переступила невидимую линию и всё, тебя не стало. С другой стороны обходили вход, пусто, ничего нет, просто лес. Но я знаю, что это лес тот, что был за домом. То, что внутри дома — его словно не существует. Я тебя подвёл ко входу и только ты могла переступить порог несуществующего дома.

Изменение пространства. Удивительно. Смогу ли я когда-то достичь таких высот в волшебстве? И поняла, смогу, если захочу и буду к этому стремиться. Всё в моих руках. Но сейчас я была не готова.

— Так Шип питался, пока меня не было, или нет? — задала вопрос, на который так и не получила ответ.

— А он бегал по лесу, охотился, кушал. Пришёл ко мне да запросился к тебе сегодня утром. Я и провёл, а спустя какое-то время ты вышла.

Я почесала кота за ушком. Предложила ему ягоды и орехи, но он отказался. Шип да охотился? Я не сомневалась в его способностях, но ведь даже выросший за эти дни, он всё равно был маленьким. Я бы по размеру больше месяца ему не дала. Разве такие котята могут сами охотиться?

— Он сытый, не переживай.

— Дедушка, благодарствую за ваше гостеприимство и всё, что вы для меня сделали.

— Не стоит, я всегда рад тебя видеть. А сделал лишь то, что обещал им, — он намекал на родителей.

— А я могу ещё приходить сюда, на то же место?

— В любое время. Ты сама найдёшь дорогу, для тебя всегда существует невидимая тропа, но по ней сможешь лишь ты пройти.

— Извините, я не хочу наглеть, но позволите задать последний вопрос? — я посмотрела в его ярко-зелёные глаза, и, получив кивок в ответ, продолжила: — Могу я собрать грибы, ягоды, травы, веточки деревьев для лечения больных?

Старик рассмеялся. Всё же пусть он и не выглядел старым, но прожил достаточно на белом свете, и не в обиду я называла про себя его стариком, а лишь чтобы подчеркнуть его возраст.

— В любое время, милая девица. В любое время.

— Благодарствую, дедушка, — я встала и низко поклонилась.

На этом мы и простились. Я с Шипом пошла собирать травы да грибы, всё ещё спрашивая растения их позволения. Они были не против. Я осторожно срезала нужные побеги своим кинжалом, который сидел в руке как влитой. Подивилась этому, да значения не придала. Грифон на навершии сидел смирно и не мешал. Странно, но я уже не воспринимала оживающих животных как что-то из ряда вон выходящее. Мне казалось это в порядке вещей.

К вечеру мой заплечный мешок был полон, как и руки заняты разными мешочками. И я возвращалась домой, прихватив палку, которую оставила сразу как вошла в лес, предполагая наличие болот у меня на пути. Но вышло всё без особых трудностей. Всё же не стоит заражать лес гнильцой, а моя палка вряд ли оживёт и пустит корешки.

Простившись с лесом и его Владетелем, я вышла на луг, вдыхая запахи вошедшей в самый сок травы, а затем неторопясь вернулась домой.

Странно, но я была рада возвратиться. Пусть лес много для меня значил, но я поняла, что всё же мой дом здесь, в этом пригороде, в избе, которая досталась мне от бабушки, в которой я прожила большую часть своей жизни, и она пропиталась уже моим духом. Я поприветствовала дом, поклонилась Домовому. Знаю, есть, только не показывается. Как знать, может, стоит его тоже позвать на чай. Надо бы испечь пирогов да позвать. Но то завтра, а сейчас не мешает обработать всё собранное да положить на просушку. Но притомившись, я накрыла на стол и позвала Домового. Он не пришёл, точнее я так думала, пока не заметила, как начала исчезать еда со стола. Хитрец! Ну да ладно. Принял угощение, знать, не сердится.

Примечания по главе:осьмнадцатое* — восемнадцатое.

Времён года* у славян было всего три. Летом же называли сам год. А весна начиналась с Масленницы и была до Новолетия, который праздновали в день осеннего равноденствия (22-23 сентября). Т.е. весна была полгода с 22-23 марта по 22-23 сентября.

Руна Леля* — Руна связана со стихией воды, а конкретно — Живой, текучей воды в родниках и ручьях. В магии руна Леля — это руна интуиции, Знания вне Разума, а также — весеннего пробуждения и плодородия, цветения и радости.

Глава 10

Едва я успела завершить обработку трав, было уже за полночь, как раздался стук в дверь. Ну вот, ни минуты покоя!

На пороге стоял незнакомый страж порядка. А у меня нехорошо так заныло внутри.

— Здравствуйте, а вы — Дея?

— Да.

— К нам поступил вызов. Проникновение. Уже второй раз.

— В смысле?

— За время вашего отсутствия была совершена попытка проникновения. Я могу войти?

Не знаю, почему, но мне не хотелось его пускать. Чутьё ли подсказывало, или просто боялась незнакомца. Помнится в прошлый раз Ян не вызывал опасений, а я всё равно стребовала с него клятву. А сейчас даже клятву не хотела брать. Просто не пускать к себе.

— Нет, — твёрдо сказала я, глядя прямо в глаза.

Он же смотрел на меня недобро так. Молодой парень (ни усов, ни бороды, сколько ему лет?) уставился на меня похотливо, что ли, словно раздевая меня. С меня довольно женихов и всех прочих.

— Вы не хотите узнать, кто пытался проникнуть в ваш дом? — удивлённо вскинул он брови, поднимая взгляд с моих не особо-то и пышных форм. Мне хотелось, и даже очень. Но ответила я совершенно иное:

— Это ведь ваша работа. Так и выполняйте её. Ищите того, кто проник, — сомневаюсь, что порядники знают, кто это сделал. Да и извещать меня об этом... как-то подозрительно.

И я попыталась закрыть дверь. Ага, не тут-то было. Она ведь наружу открывалась, а он держал её ногой. А высунуться я боялась.

Я нахмурила брови. Порядник стоял уже почти на пороге. Неужели защита не подействует? Я осторожно нащупала кинжал, по-прежнему находящийся в рукаве, сжала рукоять.

— Уходите, — как можно увереннее сказала я. Нельзя показывать страх — не сейчас!

За спиной порядника возник Ян, отметила я боковым зрением, по-прежнему не сводя взгляда с нарушителя. Испугалась? Ещё бы! Чем я его побить могу? Всегда работало волшебство или клятва. Но сейчас такая его близость заставляла сомневаться в волшебстве. Сработает ли? Защитит? Как же так? Стало до боли одиноко. И некому меня защитить! Хотя... один защитничек всё же имеется!

А дальше всё было настолько быстрым.

Взмах незнакомцем рукой, песок летит мне в глаза, но защита поглощает его, и он делает в воздухе кувырок назад, оказываясь позади Яна.

Тот уворачивается, едва уйдя из-под удара ножом, а потом мелькают смазанные движения — настолько быстры они были. Я отвернулась, не желая наблюдать. Была мысль вообще закрыть дверь, пока не поздно. Но внезапно заприметила в окошко, как во дворе зажёгся свет, преступник отпрыгнул назад и стал отступать задом, а я повернулась к двери — Ян начал дымиться и упал на колени. Да что ж это делается?!

Боги!

Его разрывала дикая боль, это было видно по выражению лица. И я выскочила наружу, наплевав на собственную безопасность, схватила Яна, и как можно быстрее втащила внутрь, закрыв за собой дверь.

Глаза его закатились.

Повреждения были серьёзными, я ведь не могу лечить того, чего не вижу! Отчаяние было готово захлестнуть меня, но я с трудом отогнала его. И я просто начала вливать в него силу, распределяя по всему телу.

— Прошу вас, Боги, помогите Яну!

В глазах потемнело, и я упала ему на грудь.

Очнулась от того, что он меня куда-то нёс.

— Ян, опустите меня!

— Дея, лежи смирно. А то уроню!

— Это угроза? — и, кажется, он перешёл на ТЫ.

— Нет, но до конца я не восстановился, так что... всякое может быть.

Я затихла. Всё же с лестницы упасть — как-то не то, о чём я мечтала.

Мы-таки поднялись на второй ярус, а дальше я уже указывала, куда идти. Меня занесли в спальню.

— Ян, вы как?

Он сел на краю, рядом со мной, прерывисто дыша. Я сделала усилие и села. Не нравилось мне как он себя чувствует.

Откинула его обратно на постель, а сама нависла над ним.

— Ян!

Я включила свет у настенной лампы. Его глаза были закрыты и дыхание сбивалось. Потрогала лоб. Горячий.

Ну вот, чувствовала себя виноватой. Из-за меня пострадал.

— Мяу! — раздалось у самого уха.

— Шип, что делать? — я была в отчаянии. Я ведь видела, как он горел. А тут ещё и, только начав приходить в себя, тащил меня наверх. Шип схватил сорочку Яна и потащил. Я расценила это как призыв раздеть порядника. Неужели котёнок понимает больше меня в лечении?

Никогда в жизни ещё так не смущалась. Сердце колотилось в запертой клетке, а я стягивала с Яна одежду. Рубашки было недостаточно, Шип помогал вовсю. Ничего лучше не придумала, как принести лёд из холодильника, чтобы хоть как-то остудить моего гостя. Главное — не перестараться.

Всю ночь я сидела с больным, стараясь сбить жар. По-хорошему, если у него внутренние ожоги, то я ничем помочь не смогу, разве что уже той силой, что влила в него. Для меня уже было недопустимо вливать ещё силу.

Я ему заварила общеукрепляющие отвары да обеззараживающие настои вливала в рот.

Так и прошла весёленькая ночка.

К утру он задышал более спокойно, да и я прикорнула рядом. А утром меня разбудила настойчивая птичья трель. Я не могла понять, что происходит, пока окончательно не проснулась. Звук исходил из одежды Яна. Птица? Но звук неестественный какой-то. Нашла я устройство, которое чуть двигалось да издавало этот повторяющийся звук.

Вспомнив как Ян отвечал в управлении на вызов, я стала искать кнопку.

На вызов я-таки ответила. Что-то стали вещать в коробочку. А я пыталась выслушать.

— Ян, почему ты до сих пор не на своём посту? У нас тут проникновение, а от тебя ничего не слышно.

— Извините, Ян не может подойти, — спокойно ответила я. В трубке на несколько мгновений повисло угнетающее молчание.

— Это кто? Ты его девушка?

Я покраснела. Ну вот, он у меня ночь ведь провёл. Что о нас теперь подумают!

— Ян на больничном, — сказала я в трубку и нажала на кнопку.

Трель повторилась. Я отнесла устройство в особый ящичек, положила. Из него звук не должен доноситься.

Пока посетителей больше не было, я стала готовить еду. Всё же лежачий больной имеется, за ним уход нужен. Срок, который я оговаривала с городским лекарем, ещё не закончился, поэтому больных не было, чему я была даже рада. Переделала домашние дела, убралась, перестирала всё. Потом села шить Яну новую рубаху, потому что старая частично истлела после вчерашнего, вышивку я выпорола со старой, подправив лишь в тех местах, где она повредилась. Несколько раз поила больного и давала жидкий прохладный суп-отвар. А вот на двор старалась не высовываться. Иначе прознают местные — хлопот не оберёшься. Авось к ночи Ян оклемается да тихонечко уйдёт, чтоб его никто не видел.

Да только напрасны были мои надежды. Никогда до того у меня не было таких вот больных, чтобы ночевали у меня. Когда ещё с бабушкой жила, она жила внизу, на первом ярусе, да спала на печи. А как печь переделали под котельную, то просто лежанку себе сделала. А как бабушка померла, я отдала её лежанку на кроду*. С тех пор в жилом доме было лишь моё спальное место, широкое, но я любила свободно спать. А теперь вот приходилось спать рядом с голым мужиком. Пусть и красивым, волнующим меня, да только не по-людски было это как-то.

В очередной раз меняя холодные перевязки, я думала о своих подругах. С них ведь всё началось. Я ведь так хотела помочь. А теперь не осталось надежды. Отчаяние захлестнуло меня с новой силой. Она почти была в моих руках. Я не успела всего на чуть-чуть. Как знать, тогда бы и нападения на Яна скорее всего не было. Я взглянула на порядника, растирая его тело противовоспалительной мазью. Интересно, а если порядники найдут травку, могу ли я попросить Яна оторвать мне кусочек? Я нежно провела по его груди. Он меня волновал, и сильно. А если он полюбит меня, сделает ли это? Могу ли я пойти на отношения не ради самих отношений, а ради девочек? Как далеко придётся зайти? Или надавить на его долг предо мною? Ладно, доверюсь своему чутью. Я закрыла мазь и ушла от Яна. Сейчас рано об этом говорить.

На третий день, последний перед моим предполагаемым возвращением, Ян пришёл в себя. Я выдала ему новую одежду, отдала его устройство и отправила, накормив, восвояси.

Мы не говорили, я старательно отводила глаза, стараясь не глядеть на него, то и дело думая о том, как мне заговорить о деле. Как спросить, не выдав своего интереса? Но мысли перескакивали на отношения. И я краснела и отворачивалась.

И поняла одну вещь. Зачем я себя мучаю? Я не могу притворяться! Просто не могу. Он не заслужил этого! Будь это кто-то другой, возможно. Но предать сироту, когда я сама такая, я просто не могу.

Он ушёл, так ничего и не сказав, лишь низко, до земли, поклонился.

А на утро пошли больные. Они больше жаловались на жизнь, чем лечились, но я пускала только местных. Со всех незнакомых я брала клятву. Заходила и Мирьяна, от которой узнала, что таки да, были у меня порядники, кто-то пытался в дом проникнуть. Даже сторожили по очереди моё жилище каждый день. А вот в последние дни их не было видно. Спрашивала, как поход в лес. Я показала свой улов — травы, сохнущие и развешенные по стенам или свежеприготовленные настойки.

— Дея, к тебе один порядник зачастил, уж не тот ли, с которым Бакула в прошлый раз разбирался?

— Ой, Мири, боюсь я. С этими женихами отбоя нет. Пока в лесу была, двое сватались. Ещё и мать Бакулы обещала сватов заслать.

— Радуйся, к иной девке никто и свататься не пойдёт, а тебе есть из кого выбрать.

Да уж, порадуешься тут!

— А если я замуж не хочу!

— Что ж в девках всю жизнь сидеть будешь?

Я задумалась. И правда. Коротать век в одиночку? При моей жизни-то, когда я сама в волка превращусь с тоски?

Мы поболтали о том, о сём да и разошлись. Я отправилась в город — расплачиваться с лекарем да зайти к порядникам, узнать, что к чему.

А то любопытство оно такое...

Все местные приходили больше не о болячках справляться, а поболтать, узнать, кто ж ко мне влезал, что ж за тайна скрывается. А я почём знаю. Наболтала им, что вход в пекло, видно, искали.

Местные с умным видом кивали, а как доходил до них смысл сказанного, то и удивлялись. А я им — так злые языки болтают, не разбираясь что к чему. Надеюсь, приструнила соседей, теперь на чеку будут да болтать зазря не станут.

Вновь набрала гостинцев, что мне "больные" подкинули, затворила дверь да заклинание вновь прочитала — лишним не будет.

Шип дома остался, не буду ж я с собой его повсюду таскать. К вечеру вернусь же. Спросила только, где он будет: на дворе или в доме. Решил погулять.

Написала объявление, что приём больных до завтра откладываю.

Вдохнула свежий воздух, взглянула на солнышко, и пошла в путь-дорогу, с заплечным мешочком.

Долго ли коротко ли, пришла в город. А там торжище развернули. Приехали люди с других городов товар свой предлагать. Ну так у меня ни денег, ни товара. Жаль. Так ничего и не надобно, вроде бы.

— Украл! Держи вора! — крикнул кто-то на торжище.

И бежит прямо на меня злодей. Волосы в разные стороны развеваются, а я стою на дороге и уходить не собираюсь. Неужто на меня побежит?

А мальчишка и не думает тормозить. Так на меня и налетел, сшибая с ног. Да встал, отряхнулся, ещё и наехал, что это я ему на дороге мешалась. А я хвать, а кинжала нет.

— Вот, гад ползучий! — выругалась я. А у самой слёзы вновь на глаза. Подарок украл!

— Дея, что? — Ян прямо напротив появился.

— Твой кинжал, украл, — всхлипнула я.

— Идём! — он потянул меня в сторону от основного народа. Неужели не погонится за злодеем?

— И? Ты так это оставишь?

— Дея, послушай меня, он ворюга, но парень молодой. Если поймают, отрубят ему руку.

А я думала, что порядники в первую очередь придерживаются правил.

— А кинжал... Скажи, ты случаем не поранилась им?

А правда, меня ведь укусило навершие. Потом долго палец болел.

— А что? — слёзы тут же испарились, взыграло любопытство.

— Призови его.

— Но...

— Просто представь его, ощути как лежит он у тебя в руке.

Я вспомнила наиболее острые ощущения, когда в темноте Ян вложил его в мою руку. Открыла глаза, глядя на появившееся оружие.

— А теперь кинь жало.

— Куда?

— В того, кто украл. Только прикажи не ранить его.

— Зачарованый клинок? — я поднесла к лицу, стараясь рассмотреть. Ничего особенного, булат да грифон.

Я протянула поряднику кинжал, но он помотал головой.

— Я подарил тебе. Так что, кидаешь?

И я на миг представила того, кто ещё недавно сшиб меня с ног. И просто бросила вперёд и чуть вверх своё жало. Клинок засвистел, прорезая воздух, и стал набирать скорость, распаляясь. Я осталась наблюдать за толпой, к которой приближался клинок. Внезапно злодей ушёл куда-то меж домов и люди его потеряли.

— А теперь пойдём! — меня потянули за руку.

— Куда?

— Ловить настоящих злодеев.

Мы ходили по ярмарке и порядник показывал мне настоящих воров. Предыдущий злодей был всего лишь приманкой, чтобы отвести людей, а тем временем их прилавки опустошали с завидной скоростью.

Вот тут-то их и поймали другие порядники, в обычной одежде. Молодцы, сработали хорошо!

— А тот?

— Думаю, ещё можно из него дурь выбить. Ему ж лет двенадцать только. Отдадим беспризорника в обитель знаний, может толк и будет.

Я кивнула, соглашаясь с неплохим будущим для парня. Потом станет порядником или военным? И тут сомнения закрались в мою голову.

— Ян, скажи, а ты тоже на улицах вот так помышлял?

— Было дело молодое. Меня поймал порядник да выдавать не стал, видишь, выбился я в люди.

— Сколько тебе было, как родителей не стало?

— Лет пять, я их почти не помню.

Мы шли улицей и просто общались. Впервые, вот так, перейдя на "ты". С местными мы со всеми на "ты", а вот с городскими, не признавая их за своих, только на "вы" обращались.

На одной из улиц Ян заглянул в один закуток и вытащил перепуганного парня с приставленным к горлу висящим в воздухе кинжалом.

— Хороший мальчик.

— Я ничего п-пло-ххого не с-сделал, — начал заикаясь оправдываться он.

— Верю. И ничего больше не сделаешь.

— Не надо отрезать мне руку, я всё верну, — мальчишка размазывал грязными рукавами слёзы да сопли по и без того измазанному лицу.

— Вернёшь, никто и не спорит. Пойдём, — Ян надел на него булатные наручи сзади, единые между собой. И в таком положении погнал вора в управление.

Я шла вместе с ними. Мне было жаль неудавшегося вора. Подавать заявление на кражу я не собиралась. Да и словам Яна доверяла. Кинжал свой я пристроила в рукав, где ему было самое место.

По дороге Ян достал своё устройство связи и вызвал кого-то. Нас встретили ребята в форме порядников и с собаками. Злобными такими овчарками.

У паренька проверили все тайники на одежде, полностью раздев его и выдав чистую рубаху и портки. Записали с его слов, где уворованное добро спрятал, после чего привязали к лошади и увезли.

— А остальные?

— Проведут допрос. Ну а там выявят меру их вины. Привлекут нашего чародея. Он проверит каждого, если кого-то принудили к воровству обстоятельства или люди, то отделаются каторжными работами, а если что другое — отрежут руку.

— Жестоко.

— Порою люди понимают только наглядным примером.

Мы вошли в здание управления правопорядком. Прошли в комнату, где в прошлый раз меня допрашивали. На этот раз нас встретило пустое помещение.

— Дея, подпиши, будь добра, вот эту бумагу, где описано, как ты стала свидетелем попытки взлома твоего дома.

Я хотела возразить, но Ян протянул документы, заставив меня прочитать прежде, чем подписывать. Также была ещё одна бумага, в которой меня оповещали, что защита срабатывала трижды. Сразу после моего ухода, рано утром, потом среди ночи на седьмой день моего отсутствия, и вот в тот день, когда я пришла. В третий раз, естественно, защита была снята и Ян был отправлен наблюдать за домом. Ну а когда ко мне явился поддельный порядник, пытающий пробраться в мой дом, то Ян показался.

Была ещё одна бумага, лекарское заключение, где было указано, что он три дня отсутствовал на посту по состоянию здоровья. Я написала собственное освидетельствование Яна, и всё подписала после его одобрения.

Всё же любопытство я своё удовлетворила. Пока зацепок было очень мало по делу. Небольшой след всё же имелся, но злодей затаился. Подозревать местных было бессмысленно, а вот приезжих старательно проверяли. Что до проникновений в моё жилище, тут зацепок не было, но судя по последнему нападению на Яна, это был не кто иной, как наш недавний вор.

— Скажи, Ян, а дар воспламенения, пожар — не его ли рук дело.

— Скорее всего. Но найти такого человека сложно, мы ведь не ведём учёт одарённых людей. Не хочется контроль делать совсем уж во всём. Но вполне возможно, что такое время не за горами. Ведь если бы мы знали, у кого какие задатки, то легче было бы найти убийцу.

С одной стороны я была согласна. Но с другой же, и правда, и так, каждый дом на учёте стоит, да и каждый рождённый младенец, а вот люди служивые те вообще под приглядом. Я ведь тоже на службе как лекарь состою.

Ян мне кое-что предложил напоследок, не на шутку встревожив меня. Поэтому выходила я в смятении. К сожалению, проводить он меня не мог — следовало ему удостовериться, что задержанный сегодня мальчишка не сбежал и благополучно доставлен в обитель знаний учиться уму-разуму. Но я вздохнула облегчённо. Всё же не хотелось всё время быть под наблюдением.

Примечания по главе:

крода* — погребальный костёр.

Глава 11

На обратном пути домой, после лекаря, я заглянула на шумное торжище. Хоть одним глазком хотелось увидеть, что продают или меняют. Поскольку ничего с собой, окромя кинжала, за который я больше не переживала, у меня не было, то я и не думала о том, что возможны кражи. Ян просил меня на досуге уделить время тренировкам с оружием: запускать и призывать кинжал в любое время. В час опасности это могло защитить. С его мнением я была согласна.

Пока же наслаждалась небольшим отдыхом и любопытством.

Торговые ряды были украшены разными разноцветными яркими заморскими тканями, прозрачными, аксамитовыми*, с яркими надписями. Некоторые торговцы стояли за прилавками, в основном те, что продавали травы или какие-то необычные сладости. А вот некоторые лавки были просто шатрами, стоящими вплотную друг к другу. Порою казалось, что каждый торговец старается удивить покупателя не столько товаром, как своей палаткой. В глазах рябило от пестроты. Стоял шум, ведь каждый торговец старался перекричать другого, зазывая в свою лавку. Ещё и люди торговались, называя свою цену и обсуждая товар. В общем, гвалт стоял, с трудом мною выносимый. В воздухе витали вкусные запахи, да только у лекаря я плотно так покушала, он меня угощал всякими яствами. Гости у него были, вот и меня к столу пригласили. Негоже отказываться. Поэтому сейчас меня еда не соблазняла.

У одного умельца — молодого светло-русого мужчины — было много народу, он показывал деревянного разборного орла размером с лошадь, на котором можно было летать. Заманчиво, только куда мне лететь, мне оно без надобности. Правда, вопреки здравому смыслу, сознание подсовывало картинки гор и редкие травы, которые можно было собрать лишь там, в труднодоступных местах, а с таким устройством — раз плюнуть, а может, тёплое Средиземное или необыкновенно голубое пресное Руское море*. Один путешественник, волею судьбы попавший ко мне на приём, рассказывал о море, с особым влажным воздухом, своим запахом, шумом прибоя. Помню его расслабленное выражение лица во время лечения. Он даже не пикнул, находясь там, в своих тёплых воспоминаниях.

Хотела бы я там побывать? Возможно. Но ради одного-двух перелётов приобретать такое недешёвое устройство... Да и мне наверняка не по карману. Что я могу предложить? Пироги? Или мимолётное исцеление от внешнего повреждения? Мой дар казался столь мелочным во всём этом великолепии. Люди изобретают разные диковинки, а я не могла бы сравнить себя с ними и встать в один ряд. Всё же дар и талант не соизмеримы. Вот только дар не продашь. Считается, что дар только от чистого сердца можно применять, иначе лишишься его, бесплатно. Ну и в ответ люди могут отблагодарить, но это желание добровольное и от души.

Потому подивившись, я пошла дальше. Были здесь и устройства связи с далёкими землями. Вспомнились тут же родители, канувшие в небытие.

Вообще, побыв немного с Яном и наблюдая за его способом общения с сотрудниками, я пришла к выводу, что возможно это и не плохо, иметь такое устройство, если находишься далеко от кого-то или если нужно быстро что-то узнать. Но мне не с кем даже общаться. С Мирьяной? Так я каждый день её вижу, для этого достаточно на улицу выйти.

С Бакулой? Так тоже без надобности связываться с ним через устройство. Всегда знаю, где его найти можно.

Кстати, о Бакуле. Как бы на днях сваты не заявились. Да и давненько я с ним не встречалась, даже как-то неудобно, ведь пока мы ещё не разбежались. А я уже сколько дней его не видела? Две седмицы? Как он там? Мама его, наверное, совсем с потрохами съела.

Та девушка — сестра лекаря — вновь о нём спрашивала. Просила ему весточку передать. Интересно, а Бакула знает о её существовании? Или пока только от неё исходит желание познакомиться? Моё дело передать послание, а сводницей быть не хочу. Пусть сами решают, судьба ли им быть вместе. Тем паче, девушка она богатая. Согласится ли лекарь на такой союз? Всё же после смерти отца теперь он за главного. Но, судя по тому, что я заметила в их доме, наблюдая за домочадцами, он любит свою сестру и желает ей счастья. И к моему совету прислушался, убрал брусчатку, засадил участок деревьями и кустарником. Мне уже легче дышать у него. И сразу к себе располагает, уже не шарахаюсь, как в первый раз. Молодой человек на этот раз не проявлял ко мне слишком явного интереса, что, безусловно, радовало.

События последних трёх седмиц лишь уверили в том, что замуж я пока не хочу. Да, одиноко, но только ради этого замуж выходить — нет уж. Если и пойду, то после того, как полюблю. И в первую очередь, мне должно быть интересно с человеком.

Вот как у моих родителей было. Они понимали друг друга без слов. Хотя, что-то мне подсказывает, что они всё время общались, просто мысленно. Но как они глядели друг на друга — это не подделаешь. Это не дружеские чувства и не чувства брат-сестра, что я испытываю к Бакуле.

Моё внимание привлёк одинокий продавец, предлагавший блюдечко с наливным яблочком, что о дальних землях сказывает. Торговец был с длинной белой бородой, из чего сделала вывод, что ему уже за сотню лет, хотя на старика он не походил. Глаза тёмные, почти чёрные, не люблю таких. Словно тебя насквозь видят, лезут в самую душу, порождая в ней непонятный страх.

— Подходи девица, подходи красавица! — завлекал купец-продавец. — Такого товара нигде не сыщешь!

Соблазнительно. Сразу родители вспомнились. Только разочарование наверняка отразилось на моём лице. Толку-то, я ведь не знаю, куда глядеть. Звездоведения в обители знаний не было. Да и на небе могу различить лишь созвездие Макоши*. Ни звёзд, ни названий земель не ведаю.

— Мне без надобности, — попыталась я вырваться из цепких лап торговца да не тут-то было.

— Неужели не хотите узнать, как другие люди живут? А нелюди?

— Кого вы имеете в виду?

— Драконы, грифоны. Да и просто достаточно представить облик чей-то.

Сердце подпрыгнуло от появившейся надежды. А если... Нет, не стоит даже думать. Но всё же... Что если матушку с батюшкой увижу. Как они живут? А живы ли они? Времени немало прошло — я успела вырасти. А братья-сёстры...

— А нашу землю-Матушку тоже показывает? — отчего-то спросила я. Зачем себя раззадориваю?

— А то ж!

— Мне нечего вам предложить в обмен. Ни денег, ни товара на мену.

Настоящие торговцы никогда не называют цену на свой товар, особенно если сами сделали. Люди дают, сколько не жалко, по достоинству оценивая те качества, которые продавец нахваливает. Вот и я, наблюдая качественную вещь и удостоверившись в правдивости слов расхваливателя, не могла купить задарма. Единственная вещь, которая была при мне — не продавалась. Можно было б обмануть, призвав кинжал уже после отъезда торгашей, но ложь — не мой конёк. Да и имя себе подпорчу. Порядники ведь сразу меня найдут по описанию, золотоволосых девушек у нас не так уж и много.

— Что? Совсем ничего? — удивился продавец. Я в ответ помотала головой.

— Я куплю, — раздался позади меня знакомый голос.

Я скользнула от прилавка, пока продавец занят настоящим покупателем. Отчего-то глаза вновь на мокром месте. Обидно? Что другой купит? Так я и не рассчитывала на приобретение.

— Постой, Дея! — меня нагнал недавний знакомец.

Я внезапно остановилась. То, что мне больно, он ведь не виноват в том. Не он меня ведь обидел.

— Дан? Какие люди! — я развернулась и постаралась улыбнуться.

— Возьми, это тебе, — он протянул мне завёрнутое в бумагу блюдце.

— Извини, я не могу принять столь дорогой подарок.

— Я же видел, тебе понравилось.

— Это очень дорого.

— Могу же я приобрести подарок понравившейся девушке.

— Я не могу взять просто так.

— Хорошо, давай меняться. Ты проведёшь со мной завтрашний день и подарок твой.

Ага, разбежался! Я приём больных не собираюсь отменять ради свидания.

— Мне не нужно, извини, — и я побежала сломя голову.

Разве не этого я хотела? Увидеть родных? Ведь представилась такая возможность, и устройство односторонней связи почти задарма. Дан ведь намекал на свидание. Ещё один жених на мою голову. Я ведь раньше не заморачивалась и давала тому же Бакуле ложную надежду, прикрывалась им ради собственной выгоды. Так отчего сейчас не могу? Что изменилось?

К дому я добралась уже вечером, долго бродила улочками в пригороде, стараясь ни с кем не общаться, завидев тут же поворачивала туда, где никого не было. Пару раз всё же не удалось по-тихому улизнуть, пришлось ради вежливости перекинуться приветствием и последними сплетнями. Но как же хотелось притупить боль, забыться. Броситься в омут с головой, только не от любви, а чтобы оставили все в покое.

Мирьяна увидела меня около дома и пригласила к себе. Правда, пришлось волосы подобрать, дабы не наводить мороку чужим людям в их собственном доме. Женщина, выходя замуж, почему голову покрывает? Потому что считается, что в её волосах заключена колдовская сила и она посредством их может не только влиять на других людей, но и подчинять своей воле. Потому пока замуж девица не вышла, в своём доме она ходит с непокрытой головой, ведь считается, что на родных по крови таким способом повлиять нельзя. А как стала женою, голову покрывает. Лишь перед мужем наедине может женщина не только опростоволоситься*, но даже распустить волосы. С мужем там уже идёт обмен силою, потому можно, он влияет на неё так же, как и она на него.

Меня с радостью приняли в семье Оськи, и даже шуточки свёкра Мирьяны, вызывали у меня улыбку. Заметила я и то, что свёкры, хоть и ворчат на невестку, а всё равно души в ней не чают. Повезло ей! А ворчат — ну так не может же чужая девица, пусть и ставшая частью твоей семьи, вот так, сразу, получить одобрение. Надо его ещё заслужить. Надеюсь, что Мирьяна с рождением дитятка получит полное принятие в новую семью.

Когда пришла к себе, застала сидящего на крыльце утомлённого Дана, подпирающего буйную тёмную голову руками, с покупкой.

— Уходи! — сказала несколько раздражённо, но скорее наигранно. Ведь уже не злилась. И ведь узнал, где живу. Конечно, любого местного спроси, кто такая Дея и где она живёт — тут же покажут, даже проведут к самому дому. И байки про меня поведают. Даже то, чего не было. И сколько женихов ко мне липнет и всё в таком духе. Даже страшно стало, что наплели Дану. В каком теперь свете он видит теперь меня?

— Не уйду.

— Мне не надо! — я говорила о подарке.

— У меня сердечный недуг. Ты не можешь отказать больному в помощи, — напыщенно начал он. Ага, как же, больной тут сыскался. И отказать вполне могу, если человек мне не нравится. Он даже схватился за сердце и продолжил: — А это всего лишь дар, в счёт лечения.

Я закатила глаза. Прикидывается ведь. Ну ладно, если в счёт лечения, то я не против. Он казался искренним. И я, недолго думая, сдалась.

— Руки не распускать! — горячо выпалила я.

— Даже и не думал, — он изображал из себя серьёзного и невинного такого бурого косматого медведя, чем напомнил недавнего косолапого женишка, но уголки губ были чуть приподняты.

— Клянись, что не причинишь мне вреда в моём доме! — не то, чтобы я не доверяла, скорее проверяла его настойчивость.

— Клянусь, — спокоен по-прежнему. Даже серьёзен.

И я впустила. Было ещё засветло, можно было списать на позднего больного, принесшего свой дар.

Подарок я сказала оставить в сенях. Дар, вот потом как-нибудь разберу его, как и остальные.

Провела я "больного" в свою приёмную. Раны, конечно же, не было. Он даже оголился, я послушала его сердце через трубочку, послушала как именно сбоит его главный клапан. Покивала. Дала ему безвредный сбор, для прочистки сосудов.

— А на чай примерного больного не пригласишь?

Я взглянула за окно — ещё светло. Хотя солнышко уже почти село, а значит, ненадолго задержится. Ну ладно, столько ведь усилий приложил, и дар очень щедрый. Так уж и быть!

Угощала ухажёра вчерашними пирогами. Дан хвалил, я краснела, принимая одобрение, да признаться, что не сама пекла, не смогла. Поговорили о том, о сём, о торжище и диковинках, и до сумерек я его выпроводила.

— Могу я надеяться на свидание? — вновь не сдаётся. Похвально! Наглый, но приятный и обходительный!

— Поживём-увидим, — улыбаясь сказала я. От былого расстройства чувств не осталось и следа.

Он ловко спрыгнул с крыльца, молод, красив, и горяч. Одни зелёные глаза чего стоят!

— А поцелуй прекрасной девушки? — спросил он, никак не переступив порога.

— Всё, свободен! — я нахмурила брови. Хорошего понемножку. — Не перегибай палку!

Бакула меня так сколько лет обхаживал, пока я позволила ему поцеловать себя. Да, знала, что поцелует, могла остановить в любое мгновение, но не стала, позволила. Хотелось почувствовать, что это такое. Теперь же особо не жаждала поцелуев.

Отчего-то вспомнился Бакула с его метлой. Кстати, к Яну он жутко ревновал, а к Дану как будет относиться, когда прознает? Очень хотелось посмотреть на их стычку.

Дан всё же ушёл, а я, затворив дверь, прислонилась к ней, задумавшись о блюдечке с наливным яблочком. Негоже так сразу бежать и использовать. Больных больше не будет, очень на это надеюсь. После захода солнца ведь не лечу.

Но ведь ничего плохого в этом нет, чтобы после приёма больных разобрать дары. Да и оправдание у меня есть — я ведь так хочу увидеть их!

Дрожащей рукой потянулась к подарку. Развернула бумагу. Простое такое серебряное блюдечко, с зеркально гладкой серединой, точнее, целое блюдо. И обычное яблоко. Продавец говорил, что любое яблоко подойдёт и даже можно просто круглую вещь положить. В набор входило своё яблоко, но сколько оно прослужит, пока не испортится, то было мне не ведомо. А прошлогодних яблок уже не осталось, до следующего урожая ещё месяц ждать придётся. Потому надо бы поскорее использовать устройство, пока не поздно. С этими мыслями я пошла к себе наверх.

Примечания по главе:

аксамит* — бархат.

Руское море* — здесь в виду имеется Чёрное море, раньше оно было пресным, пока не образовался пролив Босфор и не соединил его со Средиземным. Ещё в прошлом веке руский писалось с одной С.

Созвездие Макоши* — Большая и Малая Медведицы

опростоволоситься* — потерять головной убор, относится лишь к замужним женщинам, ведь незамужние в чужие дома обычно не хаживают, а по улице имеют полное право ходить с непокрытой головой.

Глава 12

Воспользоваться блюдечком оказалось не так-то просто. Руки дрожали, а волнение не находило выхода. Я ходила взад-вперёд по светлице не в силах сосредоточиться на облике родных. Кого первого хочу увидеть? Маму? Наверное. Но я не хотела, чтобы она видела меня такой взволнованной. Ой, о чём это я? Это ведь средство односторонней связи, мама меня не увидит. Но от этой мысли легче не стало. И я сперва решила принять душ. Вода меня успокоила, и я наконец-то смогла взять в руки блюдечко. Поставила его на стол, положила яблоко.

И поняла, что не знаю, как включить устройство. Я ведь не спросила у продавца заветные слова. В том, что кнопки на нём нет, я убедилась. Попробуем придумать, вдруг чутьё правильно подскажет.

— Катись-катись яблочко по серебряному блюдечку. Покажи мне дальние страны, другие земли, — я остановилась, стараясь представить образ матушки. — Покажи мне мою матушку.

Яблочко, положенное в середине блюдечка, стояло на месте. Вспомнить, нужно вспомнить слова, что продавец говорил, когда расхваливал свой товар!

Вроде бы дословно сказала.

Я встала и в отчаянии забегала по горенке. Думай, Дея, думай!

Волшебное блюдечко. Так? Значит, частичка волшебства в нём присутствует помимо самого устройства. Если бы я создавала диковинку, наделила бы я её собственным нравом и разумом? Возможно. Значит, у блюдечка есть собственная душа, и даже, если не знать слов, можно договориться. Как? Что я знаю про такие вещи? Вот, к примеру, мой самовар. Просто дуть в него — не достаточно. Надо вложить туда кроху своей силы, поздороваться, попросить, пусть и мысленно. Так, значит, попросить.

— Здравствуй, серебряное блюдечко! Прошу, покажи мне мою матушку, — и я закрыла глаза, вкладывая в образ златокосой женщины не только внешний вид, но и свою просьбу к устройству, частичку своей силы, передавая её яблочку, к которому прикасалась двумя руками.

Оно стало нагреваться и задвигалось. Я отпустила, позволяя ему раскручиваться по кругу и показывать картинку.

Вначале увидела круглую землю, которая приближалась и росла на глазах. Бескрайние синие моря-окияны, зелёные леса, пышные луга, золотистые поля. Не знаю, какое время суток было, но солнышко хорошо освещало всё вокруг. Потом показались речка и одиноко стоящий небольшой деревянный домик с садом. Одна точка в нём стала стремительно увеличиваться в размерах и превратилась в женщину, которая внезапно задрала голову и наши взгляды словно пересеклись. Неужели она меня может видеть?

Я взяла в руки блюдечко, стараясь настроить изображение, чтобы было сбоку, а не сверху. Это мне удалось, поставив блюдо напротив себя. Мама не сводила с меня взгляд, словно и правда видела.

В её глазах появились слёзы. Я старалась разглядеть почти не изменившийся облик матушки. Такое же овальное лицо, как и прежде, разве что чуть осунувшееся, исхудавшее. Глаза уже не имели прежнего блеска, очерченные красивой дугой бровей, прямой нос был с чуть приподнятым круглым кончиком, скулы заострились. В волосах появилась седина, которая была не сильно заметна, но всё же была. Да и вцелом мама исхудала. Переживает.

— Здравствуй, милая, — голос был таким же мелодичным, но дрожал от волнения.

— Мамочка, — всхлипнула я. — Ты меня, правда, слышишь?

— Девочка моя, как же ты выросла. Красавица!

И видит? Я одной рукой вытерла без спросу текущие от взволнованных чувств ручейки, стараясь не упускать изображение мамочки.

— А где батюшка? — спросила дрожащим голосом. Его нет рядом, неужели...

Женщина сглотнула, закрыла глаза. Нет, только не это!

— Он на войне, милая. Я покажу ему потом нашу с тобою встречу, — грустно сказала она.

А я испытала облегчение, что не потревожила его, не отвлекла своим желанием повидаться с ним, выбрав матушку, что он жив.

— Мамочка, я так хочу встретиться. О стольком расспросить, столько всего рассказать.

— Это невозможно, ты не можешь покидать землю. А поговорить всегда сможем.

— Но...

— Это договор, малышка, договор. Иначе твоя земля будет уничтожена, как многие до неё. Пока её хранит грифон, ей ничего не угрожает.

— Но почему?

— Последний из нашего рода должен находиться на этой земле. Мы не хотели бросать тебя когда нас призвали на войну против Тёмных Сил. Но новорожденное дитя брать в пекло войны тоже не выход. К тому же ты была самой последней, кто родился в то время. А потому по договору должна была остаться.

— Что за договор?

— Между грифонами и людьми был заключён договор, они хранят Срединную Землю*, пока остаётся самый младший из рождённых на ней представитель того рода, что заключил с ними союз. Ты сможешь с нами свидеться, когда будешь в состоянии оставить младшего из своих детей.

— Мамочка, но ведь грифоны все перевелись.

— Глупенькая, грифон — не только материальное тело, это дух. Их нельзя уничтожить. А физическое тело... оно восстановимое. Для этого нужна лишь питательная среда со всеми составляющими.

— Значит, грифоны существуют.

— А ты разве не видела доселе? Ты должна их чувствовать.

— Но ведь то всего лишь статуи, изображения.

— Они — хранители. Через образ они материализуются, когда в том есть необходимость.

Внезапно на руки запрыгнул Шип, немного напугав меня. Я погладила его мягкую светло-бурую шёрстку, бьющую меня маленькими искорками. Сухо в доме, надо будет увлажнить...

— Мам, у меня есть котёнок. Я его Шипом назвала, — мне отчего-то захотелось похвастаться перед мамой своим питомцем.

Такая дорогая мне женщина улыбнулась, у неё появились ямочки на щеках, как и у меня. Не думала, что люблю её так сильно. Не было прежних обид, что оставили меня одну. Была лишь любовь и тоска. Мы, и правда, были очень похожи, только в её лике был опыт, в глазах мудрость, а ещё радость встречи.

— Замечательное имя, вполне ему подходит, — мама взглянула, как мне показалось, на моего маленького друга. — Отличная внешность! Дикий кот, значит...

А Шип, он стал крутиться у меня на ногах, словно показывая себя во всей красе, задрав торчком хвостик. Я улыбнулась. Не поняла, правда, насчёт его внешности, как-нибудь ещё спрошу.

— Он забавный, — сказала маме.

— Дея, мне пора, солнышко. Твоему отцу, а моему мужу нужна помощь. Как сможешь, выходи ещё на связь. Мы тебя любим.

Я всхлипнула, а яблочко вновь покатилось в обратную сторону, выключая изображение.

Чувства были смешанные. И радость встречи, и облегчение, что они по-прежнему меня любят, тоскуют и думают. И чувство защищённости, нежности, удовлетворения. И много всего разного.

Я легла в постель, обнимая Шипа, с улыбкой на губах. Он урчал и подставлял свою смешную мохнатую мордочку для почёсывания. Погасила свет и впервые беззаботно уснула.

Утро началось с нескольких больных, которым уж очень любопытно было, кто ж ко мне приходил, да ещё с таким щедрым даром. Ох уж эти местные... Любопытные и любящие байки сказывать. Про сватовство речь у местных не шла, но вот про богатея, что предпочёл деревенскую девушку городским лекарям, вполне даже намекали. А я что — отказать без необходимости не могу. А что дарят, так я беру, не глядя, а потом не возвращать же...

А вот после обеда всех поднял звон колокола. Срочных больных не было, а заслышав сигнал о об общем сборе, я замкнула дом, включив защиту, и отправилась к дому нашего управляющего. Из каждой семьи не менее одного человека стекалось к нужному месту. Я была в портках и укороченной сорочке, сняла только белую рубаху, что поверх надеваю, когда приём веду, да бегом на место сбора. Люди неодобрительно глядели на меня, всё ж портки считались чисто мужской одёжкой, но ни слова не сказали, понимая, что не до переодевания мне было.

Когда народу было уже достаточно, управляющий взял слово, взойдя на белокаменную колокольню, украшенную грифонами, львами, щитами, правда, не высоко поднявшись.

— Всем доброго здравия! — поприветствовал нас седой семидесятилетний управляющий. — Приступим сразу к делу. Пропало двое детей. Как с утра ушли, так до сих пор и не вернулись.

Дальше пошло описание детишек, кто пропал, когда в последний раз видели, стали спрашивать, кто и где их видел. Следовало отправиться домой, опросить домочадцев, видели ли они, и через час вновь прийти сюда со свидетелями.

Были предположения, что они отправились в лес по грибы-ягоды, хотя родители их не посылали. Самое главное, что ребят никто не видел.

— Я схожу в лес, спрошу у Лешего, — подошла я к управляющему, когда народ разошёлся по своим домам.

— За час управишься?

— А лошадь одолжите?

— Да, конечно, бери мою.

Я подошла к животному, привязанному к столбу. Глубоко вздохнула. Как давно я не ездила верхом.

— Здравствуй, милая лошадка, — погладила её по гриве. — Мне нужно быстро доехать до леса и обратно. Поможешь? — заглянула ей в глаза, устанавливая связь.

Она заржала в знак согласия. Я подошла к ней с левого боку, взалась за загривок. Спокойствие, у меня всё получится. Я ведь тогда меньше была, сейчас выше, а значит, должно быть легче. Замахнула правую ногу, перенося вес тела на левую ногу, и с усилием напрягши руки, запрыгнула на синюю мягкую аксамитовую подстилку, лежащую на спине лошади. В обители знаний нас учили забираться и ездить верхом, лекари — военно обязаны, а потому должны уметь быстро действовать. Давненько это было, думала, что уже разучилась. Но нет, что, безусловно, радовало. Лошадка даже не вздрогнула.

Взялась за уздечку, развязывая узел, натянула поводья и помчалась.

У кромки леса спешилась, оставила лошадку пастись, а сама пошла искать Владетеля.

— Здравствуй, Леший, — поклонилась до земли, стараясь сразу в голове сформировать образ двоих детишек. — Обращаюсь к тебе за помощью. Будь добр, помоги, чем можешь.

Я притронулась к стволу старого дерева, стараясь понять, что Леший ответит.

Перед очами появилось изображение двоих детишек, пробегающих в лесу, но потом они вышли за границу владений Лесовика, отправившись в сторону гор.

— Благодарю, дедушка! — поклонилась вновь, неспешно вышла из лесу, свистнула, подзывая лошадку, да отправилась в обратный путь.

— Что узнала? — спросил управляющий, возле которого уже было несколько порядников.

Так мол и так, я пересказала, что Леший поведал.

— Значит, созываем народ, отправляемся на поиски, распределяя территорию гор. Жди здесь.

Прозвучал ещё раз колокол, оповещая о срочном призыве способного вынести длительную дорогу народа.

А тем временем достали детальные карты близлежащих земель нашего уезда, которые тут же разложили на вынесенном из дома управляющего столе. Расчертили на полоски близлежащие горы, распределяя поиски.

Ян подъехал на вороном коне.

— Раз вы самые первые, отправляйтесь вот по этим двум полосам. Местонахождение определите по устройству, — отдавал распоряжения управляющий. — Дея, бери мою лошадь, я остаюсь, как ты понимаешь. А твоя помощь понадобится, в случае чего...

— Мне надо заехать домой за лекарствами.

— Заедьте с Яном.

Мы поехали, а когда спешились у моего дома, Ян спросил:

— Каково это с Лешим общаться?

— А как с другим кудесником, разве что на ТЫ. Леший ведь когда-то кудесником был, просто перешёл на новый уровень — хранителем стал.

— Даже так?

— Ага.

Дома Ян пробежался взглядом по стенам, ожидая в сенях, а я тем временем собирала заплечный мешок. Взяла баклажку воды, на всякий случай, тёплые вещи, кремень, ну а травы всегда были наготове у меня, собранные в отдельную сумку.

— Готова?

— Я себе взяла тёплые вещи. И пару одеял ребятам, если вдруг понадобятся. Тебе надо что?

— Нет, благодарю. У меня есть шатёр и оружие.

— Оружие?

— Мы ведь не знаем, что на самом деле с ребятами случилось. А учитывая последние события, я не уверен, что к исчезновению никто не причастен.

Я внезапно повернулась к Яну.

— Но... не получится ли, что пригород без людей останется. Одни беззащитные тяжёлые женщины да старики с детьми.

— Ты права. Но смысл сюда влезать? Я понимаю, город. Хотя... Твой дом в последнее время пользуется повышенным спросом. Что у тебя такого, что словно мёдом намазано?

— Не знаю. Ценностей у меня никаких. Разве что семейная книга, ну и вот вчера появилась ещё одна диковинка.

— Диковинка?

— Серебряное блюдечко с наливным яблочком.

— Это кто ж такой щедрый выискался? И какие услуги ты оказывала?

— Самые обычные. Избавляла от сердечного недуга.

Ян фыркнул, словно лошадь, но промолчал.

Что ж не высказываешься по поводу ухажёра?

— Идём? — предложила я, взваливая на себя сумки, которые перехватил Ян.

— Да. Дея, произнеси заклинание, что я тебе давал, пожалуйста.

Я послушалась, он ведь прав. Слишком уж усердно пытались в дом ко мне попасть.

— Погоди, — внезапно остановился Ян. — А помимо трав у тебя что ещё есть ценного?

— Я ж тебе сказала.

— А ты можешь это ценное спрятать куда, вынести из дому?

— Сейчас?

— Да.

Делать было нечего. Рисковать вещами не хотелось. И хотя на доме стояла защита, попытки взлома её продолжались.

— Шип, пойдём с нами! — позвала котёнка. Но он не ответил. Может прошмыгнул, пока я в спешке убегала?

Но когда пробегала мимо Яна с Серебряным блюдечком, он остановил меня, можно сказать успел схватить за стан. Меня аж в жар бросило от волнения.

— Стой, — взял у меня диковинку, вызвав во мне разочарование. — Фонит силой.

— Ну так волшебное.

— Оставь его. Не надо к семейным ценностям.

Ну ладно. Всё равно защита в доме стоит. Если украдут, жаль будет. С другой стороны, не ради него совершали предыдущие взломы.

Я его убрала в другой тайник в самом доме, после чего мы всё же уехали в обход леса, в сторону гор.

— А ты пользовалась уже этим даром? — нарушил он гнетущую между нами тишину.

— Да.

— И как? Увидела то, что хотела?

— Да.

— Хорошо.

— Ян, ну что тебе не нравится? — недовольно пристала с расспросами к молодому человеку.

— Знаешь, если бы это было устройство двусторонней связи, я бы сказал, что это подслушивающее устройство.

Я резко остановилась. Что? О чём я с мамой говорила? О грифонах?

Ну почему? Слёзы наворачивались на глаза.

— Дея? — порядник перехватил мою уздечку, притягивая меня с лошадкой ближе. — Что я такого сказал? Чем тебя обидел? — его голос был нежным и встревоженным, он пытался заглянуть мне в глаза, но я понуро опустила голову.

Ян спрыгнул со своего коня и мне помог спуститься, ведь мы приехали.

— Дея, прости, я не хотел. Я ничего не имею против того, что за тобой ухаживают другие, хотя мне и не нравится это. У меня нет прав ревновать, ведь так? — он приподнял мою голову. — Ну посмотри же на меня, прошу.

Я осторожно подняла заплаканный взгляд.

— То что ты сказал, правда?

— Ты о чём? Я всегда говорю тебе правду.

— Что мой разговор могли подслушать.

— Разговор? Ты говорила через это устройство? С кем? — на его лице было написано недоумение и растерянность.

— С мамой.

Он отпустил моё лицо, чуть отстранился. А мне так не хотелось, чтобы он отпускал. Открыла для себя, что мне очень приятны его прикосновения. Даже просто быть в его объятиях оказалось спокойнее и волнительнее одновременно.

Мы привязали лошадей к дереву начинающегося леса, поросшего на склоне горы.

— Дея, кто тебе подарил блюдечко?

— Он не имеет к этому отношения. Я блюдечко увидела вчера на торжище и так захотелось купить. А мне нечего было предложить продавцу. А он увидел и купил его для меня. А когда не взяла, пришёл под видом больного, дар принёс.

— Он тебе так дорог?

Его вопрос застал меня врасплох. В его голосе слышалась отчего-то боль.

— Ян? — неуверенно позвала я. Он молчал.

Мы молча взбирались на гору, следуя по отведённому каждому управляющим участку, заглядывая под кусты.

Внезапно меня потянуло куда-то в сторону. Непреодолимо так.

— Ян... — успела крикнуть и стала спускаться в скалистое ущелье, на котором одиноко стояло засохшее дерево.

Мальчишка лет семи застрял в острых ветвях ветвях, нанизавшись на торчащий вверх сук.

— Ян! — в отчаянии крикнула я. А если мы опоздали?

Порядник уже карабкался с помощью верёвки на дерево. Потом осторожно, боясь что ветка не выдержит его, стал пробираться к мальчишке.

— Если ветку вытащить...

— Нельзя.

Ян выломал с трудом ветку и мальчишка упал мне в руки.

Кровь хлынула с новой силой, проталкивая сук.

— Ян!

Он спрыгнул рядом.

— Как тебе помочь?

— Сук, как скажу, вынимай.

— Целиком можно? Я могу подчистить сразу рану от остатков дерева и грязи, если она осталась в ране.

— Тогда делай, — сказала я, погрузив руки в край раны и включая свой дар.

В мгновение ока ветка просто исчезла, а кровь хлынула с новой силой.

Я пыталась успеть, ведь сейчас мальчишка был без сознания. И уже не чувствовал боли, и его взгляд, как с Яном при первой встрече, не получилось бы поймать. Жизнь утекала очень быстро и я пыталась обогнать её скоростью своей мысли, одновременно заставляя дар работать с той же скоростью.

Перед глазами плыло, когда ощутила новый приток силы. Не отвлекаться!

Рана затянулась. Я облегчённо вздохнула. Успели! Теперь главное, чтобы он от слишком большой потери крови не помер.

— Ян, поделишься ещё немного? Хочу влить силу, чтобы ускорить кроветворение.

Слова были не нужны, он просто начал вливать в меня, а я в мальчика. Потом стала поить его водой из баклажки.

Теперь остаётся только ждать.

Идти куда-то я была не в силах.

В голове слышался звук бурлящей горной реки. Я же прислонилась к дереву. Вся в крови. Бр...

— Тут речка рядом. Пойдём ополоснёшься?

Я отмахнулась, не в силах встать.

— За мальчишкой надо следить?

Я уже повернула его набок, чтобы в случае чего не захлебнулся. Потому просто мотнула головой.

Меня подняли на руки и понесли.

— Вода холодная, — молвил он и принялся стаскивать с меня рубашку.

Мне было всё равно, я засыпала.

А вот проснулась от действительно бодрящей и пронизывающей холодом воды. Он меня занёс в воду и враз опустил по шейку.

Я заметалась. Ян поставил меня.

— Давай, двигайся, не то околеешь.

Я тёрла своё тело, смывая с себя чужую кровь. Ян только с лица ещё смыл.

— Выйти на берег сможешь?

А я вся дрожу от холода.

Он меня на плечо перекинул и вытащил на берег, после стал одеялом растирать моё покрытое гусиной кожей тело.

Достал из моего заплечного мешка тёплую одежду и помог одеться, после протянул мне свою баклажку.

— Что это?

— Волшебный напиток. Пей!

Я глотнула. На вкус обычная вода, без запаха. Вот только тут же стала согреваться изнутри, меня стал бить озноб.

Ян уже тоже оделся в свои прежние рубаху и портки.

Минут через пять озноб прекратился, а я себя чувствовала полной сил.

Проверила мальчика, он уже пришёл в себя. Его тоже напоили волшебным напитком.

На мальчишку немного по-другому подействовал напиток, имею в виду, что его не бил озноб, но румянец возвращался на лицо.

— Что это за напиток такой?

— Велеслав с учениками готовит для таких вот случаев. Действует на каждого по-своему, кого-то согревает, кому-то возвращает силы. Разве что от ран не лечит и болячек.

Ян сложил мою грязную одежду в отдельный непромокаемый мешок.

— Готов, Борай, идти? — вопрос Яна был направлен мальчишке.

Тот кивнул.

— Рассказать не хочешь, как тебя занесло в горы? И где твой брат? — спросила я, протягивая ему чистую белую рубаху без вышивки.

Голова у меня была по-прежнему сухой, ведь волосы ещё выходя из дому я подобрала, спрятав целиком под платок, чтобы не мешали.

Со стороны меня могли даже за замужнюю принять.

— А Годун разве не со мной был?

Потом в Яне проснулся порядник, и он со страстью принялся допрашивать мальчишку.

Оказалось, что на торжище они встретили одного продавца, который сказал, что в наших Рипейских горах* водятся грифоны. Вот мальчишки и пошли проверить, не поверив незнакомцу. Тот собирался поохотиться.

— А тебе родители сказывали, что грифоны охраняют Граддарику?

— Да? — удивился Борай. Неужели ничего про нашу сторону городов и даровитых людей родители не сказывают? Кто бережёт, почему почитаем мы грифонов. Ведь не просто слияние стихий воздуха и земли идёт. Это ведь и слияние тела(земли) и души(воздуха), и таланта и дара. И много всякого. Не зря ведь у нас и кудесники, и люди с даром, да просто талантливые умельцы имеются.

— А отчего ты думаешь, ваятели изображают их везде?

— Но купец хотел охотиться на них, а разве на священных животных можно охотиться? Мы с братом хотели предупредить их.

Я закатила глаза. Я, как самая "умная", просветила мальчишку. И чего взъелась на и так перепуганного Борая?

Ян передал по устройству связи о нашем местоположении и сообщил, что одного мальчишку мы нашли. Пока Ян говорил, отходил чуть поодаль, и мы не слышали о чём разговор. Но вернулся он мрачнее тучи.

Пошли все вместе вверх по склону, по которому ещё недавно поднимался он с братом. Было узко, а потому шли по одному, связавшись верёвкой в сцепку.

К вечеру мы поднялись достаточно высоко, пришлось закутаться в два одеяла, доставшихся мне и мальчишке. Ян сказал, что ему не холодно — с детства закалён ежедневными тренировками. Вышли на перешеек между горами, повстречали моих знакомых из нашего пригорода, отправившихся тоже на поиски. Передали мальчишку им, а сами продолжили поиски.

Месяц освещал наш путь, я не чувствовала усталости.

— Нужно сделать привал.

— Пойдём, нет времени. Мальчишка мог уже давно замёрзнуть, — возразила я.

— Да ты на ногах еле держишься. Нам нужно передохнуть.

— Пойдём!

— Пару минут.

— Хорошо.

Я остановилась, присела. И только тут поняла, как устала. Сил куда-то идти не было, но было нужно, я знала. Дышать было трудно, ноги уже болели.

— Выпей пару глотков, — Ян протянул мне свой волшебный напиток. Отказываться не было смысла, тем более, если хочу продолжить поиски.

Я достала из своего заплечного мешка оставшиеся пироги и протянула половину Яну. Он не отказался, поблагодарил.

— Мне приказали вернуться.

— Отчего не вернулся?

— Тебя не брошу. А ты ж пойдёшь дальше.

Я подавила улыбку. Правда, пойду, потому что чую, что так надо. Раз боги ведут, значит, я должна идти, даже если сил уже не осталось.

Взглянула на взлохмаченного красивого немного запачканого горной пылью мужчину, освещённого бледным светом растущего Месяца*.

— Готов? — я встала, отряхивая пыль с одежды, перевязала платок потуже.

Он уже тоже был на ногах.

— К нашему разговору о серебряном блюдечке. Я тут думал и вспоминал свои ощущения. Думаю, надо показать его Велеславу. То, что волошбы там больше, чем нужно, ясно даже на уровне ощущений. Если твои родители кудесники, вполне могли повлиять на диковинку, отсюда, возможно, и столько силы. Это если не рассматривать попытку взлома твоего дома.

— Понятно. Благодарю.

— Дея, почему ты была в обители знаний, если у тебя есть родители? Я читал дело о твоём удочерении.

— Что там интересного написали?

— Только то, что по не выясненной причине ты оказалась одна в лесу. Тебя нашла бабушка, и это подтвердил Велеслав. Ни слова лжи. Она не знала, как ты там оказалась. Но Велеслав счёл провидением то, что именно твоя бабушка нашла тебя.

Поэтому тебя и отдали ей, хотя она не молода уже была. Своих детей вырастила, опыт родительский у неё был и бодренько бегала. Это так в документах написано.

— А что ещё?

— Я говорил с Велеславом о тебе. Было ещё кое-что, о чём он умолчал. На тебе была выведена защитная руна, это могли сделать только кудесники. Куда делись твои родители, было не ведомо. Защита была такая, что он не смог пробить и выяснить что-то сверх того. А потому лезть не стал, посчитав, что бабушку выбрали именно твои родители. Придёт время, и ты узнаешь всё сама.

— Так и есть. Я вчера впервые говорила с мамой. То, что она сказали, мне не понравилось. Я не смогу с ними встретиться, во всяком случае в ближайшие лет сорок.

Ян присвистнул.

— Дея, мне очень жаль, — он тронул меня за плечо, а потом и притянул всю меня в объятия. — Ты всегда можешь на меня положиться.

Я сглотнула подступивший ком.

— Ян, то, что ты предложил тогда в управлении...

— Если не хочешь, не приходи.

Я слышала, как стучит его сердце. Задрала голову, насколько возможно, чтобы увидеть его лицо и натолкнулась на щекотливую бороду.

— Поживём-увидим, — улыбаясь сказала я, вырываясь из сцепления его нежных рук.

— Я буду ждать, — услышала я шёпот ветра.

Мальчика мы нашли, обессиленно повисшего на одной руке на уступе прямо над нами. Ян быстро завертел головой.

— Дея, что делать? Я могу убрать часть скалы. Но вот не рухнет ли уступ и не придавит ли нас с тобою, я не могу оценить риск. Я могу не успеть вскарабкаться к нему. Не ждать же, пока упадёт, может же не выжить...

Я бросила взгляд назад и по сторонам, стараясь погрузиться в мир природы, почувствовать её. Обвал может нести опасность не только нам.

— Дух гор, — я поклонилась. — Здрав будь! Прошу помоги, — и представила нишу прямо под мальчишкой, без обвала. А как отойдём, то чтобы всё вернулось, как было.

— Хитрая ты, — услышала голос старика рядом, — но мне нравишься.

Он помог нам, прогнув немного гору, словно она из теста была, Ян успел подбежать к месту под мальчиком, и когда у того разжались руки, поймал его. А потом быстро вернулся с ним на тропинку, на которой мы были до этого. Гора вернула себе прежний вид.

— Благодарствую, дедушка, — я вновь поклонилась.

Осмотр выявил перелом руки и вывихи, а также несколько ссадин. Я через открытую рану залечила все внутренние переломы, а вот суставы вправить у меня уже не было сил.

Мы спустились чуть ниже, и попали внутрь скалы.

Поклонились, приветствуя хозяина гор. А присев на уступ скалы, что похож был на лавку, я положила голову на каменный стол и уснула.

Примечания по главе:

Срединная Земля* — имя нашей планеты.

Рипейские (Рифейские) горы* — Уральские горы. Геродот писал, что за Рифейскими горами живут Гиперборейцы. Плиний старший писал: "За этими (Рифейскими) горами, по ту сторону Аквилона, счастливый народ, который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил. Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда солнце не скрывается (как о том думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем. Страна эта находится вся на солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ Богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью... Нельзя сомневаться в существовании этого народа."

Месяц* — (с большой буквы) название спутника Земли, название нашей луны. Сохранилось лишь в славянских языках.

Глава 13

Проснулась я в кромешном мраке. Ни зги не видно. Запах только моего немытого тела. Душно немного. Жарко. Слева какой-то постоянный звук раздавался, а я никак не могла понять, что это. Села. Голова непривычно ныла, и мне стало понятно от чего.

Я сняла туго завязанный платок и расплела косу. Развязала завязки душегрейки. Сразу стало легче. Вот только волосы задвигались и, словно живые, поползли куда-то.

— Апчхи! — раздался чих слева от меня. — Дея? — спросонок заговорил хрипло Ян, да так близко и неожиданно, что я вздрогнула. И как я сразу не догадалась, что слышу его дыхание?

— Прости, что разбудила, — я попыталась отползти от опасной близости молодого мужчины, но поняла, что путь закрыт, упёршись в стену. Весело! Я села к стене спиной, стала завязывать завязки душегреи. Он ведь не видит в темноте. Ведь так? А потом попыталась собрать волосы.

— Погоди, дай распутаюсь, — сказал невидимый порядник.

— Что с моими волосами, чего они к тебе липнут?

— А я почём знаю? Может с даром твоим как связано, а может, с моим.

— Что ты имеешь в виду?

— Твои волосы сосут из меня силу. Не сильно, но сосут, — а спустя пару мгновений, пока я пыталась осмыслить сказанное, добавил: — Всё, забирай!

Я тут же почувствовала ослабление и собрала их в хвост, тут же заплетая косу.

— А собранные не сосут, — сказала я вслух, припоминая кое-что. Давно было, как бабушка рассказывала смысл заплетания косы или двух. Я просто подзабыла и действовала всегда на уровне привычки.

— Собранные собирают потихоньку силу из окружающего мира, и накапливают, передавая её тебе. А распущенные начинают отдавать силу быстрее, чем принимать, а почувствовав источник силы, видно, хотят восполнить недостающее. Не просто так же женщины ходят с косами, а не распущенными волосами.

— А чего ж у мужчин не так? Вы-то с косами не ходите.

Ян на такое заявление хмыкнул, а мне почему-то показалось, что улыбается.

— Ну, мы ж разные, у нас сила в бороде — богатство рода, потому и не бреемся. Я ненадолго задумалась, осмысливая сказанное. А ведь правда, никогда не обращала внимание, почему мужчины отращивают бороды, а не сами волосы, обычно подстригая их.

— Давай выбираться отсюда, — предложила я. — Ты знаешь, где выход?

— А нет его.

— Как это?

— Хозяин гор...

Я вспомнила, как он пригласил нас в гости и всё поняла. Без его позволения из горы теперь не выбраться.

— Здравствуй, хозяин! — я попыталась встать во весь рост и поклониться. На удивление это мне удалось, словно гора расступалась. Хотя, так и было.

— Здравствуй, девонька, как спалось?

— Отлично, благодарствую за ночлег. Ты прости, что я сразу уснула.

— Проходите, — мне показалось или я увидела слабое свечение каменьев в стене, словно россыпь маленьких светильников, и появляющийся прямо на глазах проём.

Ян тоже поздоровался, и пошёл следом.

— А где Годун? — вспомнила я про мальчишку. Странно, что его не было рядом.

— Спит ещё. Тебя провести к нему?

— Да, если можно.

Раздался смех, доносящийся со всех сторон, словно сама гора говорила с нами. И чего тут смешного?

Нас провели в небольшое помещение, где спал мальчик, постанывая. Бедный. Всю ночь мучился, я не вправила суставы. Теперь понятно, отчего его Владыка Гор не положил рядом, давая нам возможность выспаться. Хотя я так вчера устала, что меня и обвал не разбудил бы, наверное.

— Ян, подержи его, прошу.

Порядник присел у стены, облокачиваясь, затем приподнял мальчишку. Тот начал просыпаться, но я дала толику своей силы, не позволяя это сделать.

— А почему не стала будить? — удивлённо задал вопрос порядник.

— А мне нужно, чтоб он был расслаблен. А в сознании начнёт напрягать руки-ноги, вставлять будет сложнее и болезненнее.

И я стала ощупывать его суставы. Вправила локоть, и на другой руке плечо. А потом и колено и голеностопный сустав. Бабушка научила, как это делать. Требовалось усилие, но мне не привыкать. Переломы я обычно вправляла с помощью дара, увеличивая поток силы. А вот вывихи — без волошбы.

Остальные повреждения мальчишки затянулись ещё вчера.

— Дедушка, ты позволишь нам остаться ещё ненадолго, пока мальчик сам проснётся? — спросила у добродушного хозяина. Сон — лучшее лекарство, и как восстановится полностью тело, так и пробудит мальчика.

— Если вы согласитесь попотчевать вас.

— Да, конечно, — нельзя отказаться от гостеприимства хозяев.

Нас провели в соседнее появившееся помещение, где был накрыт стол, за которым сидел темноволосый старичок с длинной бородой. На каменной глыбе в виде стола, был самовар да миски с едой, да светильник в виде светящегося шара с ладонь. Было жарко. Вот только переодеться мне не во что. Была, конечно, одна запасная рубаха. Я отпросилась у дедушки переодеться. Он был не против. Душегрейку спрятала в заплечный мешок, снаружи, если холодно будет, надену.

Мы с Яном присели, а он достал из своей сумки какую-то снедь, в полумраке я не заметила, какую.

— Угощайся, дедушка.

— Благодарю, внучек.

Пока чай пили да ели дары гор, Горец поведал нам, что в последнее время неспокойно в его владениях. Рыщут незнакомые люди, кто-то даже пытается без спросу долбить породу, забирают разные самоцветы. И даже обвалы их не пугают. Не дают спокойно дожить свой век.

Старик жаловался на жизнь, вздыхал. А мы больше слушали, давая ему выговориться. Спустя какое-то время, дедушка сообщил, что Годун очнулся. Его тоже попотчевал дух гор, после чего образовался проход, через который мы вышли наружу, поблагодарив за всё. Я выходила последней, и гора мне шепнула, голосом хозяина, чтобы я держалась за молодого человека. Сейчас, мол, хорошего жениха поискать надобно. Да не каждый подходит. Я же поблагодарила за совет да простилась.

Ян тут же связался со своими, сообщил, что мальчика мы нашли, так что поиски надо сворачивать.

На Яна кто-то очень сильно орал, видно, начальник. Ян отмалчивался, только стал белым, как снег.

— Ян?

— Да?

— Ты вчера нарушил приказ?

— Да.

— Что тебе велели?

— Возвращаться с тобой или без тебя.

А он остался, вызвав гнев руководства.

— А чем тебе грозит неподчинение?

— Не знаю, такого ещё не было.

— Я плохо на тебя влияю.

Он улыбнулся.

— О да, — Ян подхватил пятилетнего мальчика на руки и забросил себе на шею, чтобы ускорить шаг.

Горная тропинка выложилась в форме широких ступеней, за что мы в очередной раз поблагодарили Владетеля гор. А когда спустились, обнаружили, что лошадей-то нет. Интересно, чьи проделки?

А Ян громко свистнул, чем напугал меня. Так ведь обвал можно вызвать. Прислушалась — вроде тихо. В ответ заржала лошадь, и тишина.

Порядник напрягся. Достал из сумки самострел, наложил короткую утолщённую стрелу. Приложил палец к губам, предупреждая нас вести себя тихо.

Я не успела сообразить, как услышала свист стрелы и мельком заметила, как Ян наложил вторую, а затем третью. Повернулась, замечая падающие с лошадей тела в десяти саженях* от нас.

Обернулась вновь на Яна, и в этот миг мимо меня просвистела первая стрела, едва не задев. А ведь если б я не повернулась...

Ян свистнул и вороной конь встал на дыбы, и поскакал к нам. А Ян, велев нам жестом спрятаться за деревьями, уворачивался и стрелял, защищая своего коня.

А я переживала. Раны я залечу, без вопросов, но ведь могут быть смертельные повреждения.

Следующий обстрел Ян провёл за деревом, недалеко от нас.

Он учащённо дышал, а я не понимала, плохо ему, может, всё же ранили, или что случилось, но лезть к нему не стала. А дальше на земле появилась трещина, которая побежала вперёд, в сторону бандитов. Конь заржал поблизости, а вот дальше земля под скачущими людьми стала проваливаться.

Моя лошадь мчалась ко мне, поднимая копытами пыль. Одёрнула себя на мысли, что считаю её своей. Ну вот, как я быстро привязалась к белой кобылке управляющего.

Ян вышел, посчитав, что уже безопасно. Он грустно посмотрел вдаль, окинув размах того, что произошло.

— Прости, хозяин, — прошептала я, — позволь использовать твоё имя, чтобы кое-что скрыть, — я прикасалась к поросшему деревьями склону горы, присев на корточки. Ощутила покалывание в пальцах, восприняла его как согласие.

— Ого! — вышла из укрытия. И в самом деле овраг получился знатный, особенно возле нас. — Неплохое русло для реки сделал Владыка Гор!

Ян обернулся ко мне и глядел удивлённо, непонимающе, а я ему подмигнула.

— Никогда не видел такого... Никогда бы не поверил, что так можно с духами общаться, и даже они защищают нас... — протянул удивлённо мальчик, подходя ко мне. Взрослый, неужели предыдущая жизнь даёт о себе знать и раньше времени проснулись воспоминания. Потому что он рассуждает не по возрасту.

— Почему не поверил бы? В грифонов же верил? — продолжала спрашивать я.

— Не, то мой брат верил, а мне просто было любопытно, и не бросать же его одного в беде.

Я окинула взглядом пятилетнего малыша. Сильный духом парень, смелый.

В плечо мне ткнулась голова белой кобылки, и я потрепала её за гриву и погладила шею. Пора возвращаться. Думаю, что проверять не будем, что стало с ворами.

Я забралась на лошадь, после чего Ян подсадил мальчишку на своего коня, а сам повёл его за поводья, двигаясь плечо к плечу с ним.

Вороной был доволен встретиться с Яном, и мне даже показалось, что между ними имеется определённая связь. Надо будет как-нибудь расспросить.

А в голове у меня вертелась мысль, как Ян узнал про бандитов? Мы ведь их не видели. А одного того, что он услышал ржание лошади, было не достаточно.

Шли мы не так уж и медленно, просто в ногу с Яном. Но большую часть дороги молчали, во всяком случае он. А вот Годун задавал вопросы, на которые я старалась ответить, лишь изредка, не зная, как объяснить, обращалась к поряднику, ставшего мне другом, вырывая его из тяжёлых дум. А в нашем пригороде мы заехали в дом мальчишки, отдали в руки его семье, после чего я отправилась к управляющему, возвращать лошадь, а Ян в город.

— Ян... — нарушила молчание, и получив в ответ взгляд, полный участия, продолжила: — А как тебя полностью звать-то?

Он сглотнул. Полное имя в руках чародея очень опасно. И пусть мы с ним не были кудесниками, а всего лишь людьми с даром, некоторая власть друг над другом могли заиметь. Но ведь он знает, что меня Добродеей звать, ведь документы просматривал, где всё написано. Я тоже хочу знать.

— Зорян, — сказал он так тихо, что я едва расслышала. — Только, прошу, никогда вслух не зови меня так.

Я улыбнулась. Замечательное имя, и наклонилась к лошадке, чтобы попросить ускориться, скрывая румянец на щеках.

Ян успел не только взобраться на лошадь, но не прошло и минутки, как нагнал меня, и мы вместе подъехали к колокольне и дому управляющего. Колокольню всегда ставили рядом с домом того, кого на вече каждую зиму, после Коляды*, избирали в органы власти. Последние десять лет это был Яр — достопочтенный муж, воспитавший и вырастивший шестнадцать детей. А вот ежели другого кого выберут, кудесник Велеслав перенесёт колокольню к другому дому, силой своей мысли. Колокольня была сделана из единого камня, без швов, и глубоко в землю входила, имея свои корни, как у дерева, для устойчивости. Внутри была лестница и пара площадок. На верхней висел колокол, который при необходимости мог служить оружием. Так бабушка рассказывала, когда я поинтересовалась этим вопросом. Сама же я не помнила, как переставляли колокольню.

Я вернула управляющему его кобылу, но та всё равно тянулась ко мне. Потрепав её напоследок, я простилась со всеми и пошла домой.

Возле дома меня поджидали несколько человек с носилками. Больного я приняла, вылечила. Он сорвался со скалы вчера, ну и сегодня с утреца они и пожаловали ко мне. А коль меня нет, принялись ждать. Все ведь уже давно должны были вернуться, вчера вечером отбой в поисках был. Я поведала, что обоих мальчишек мы нашли. А это был их отец. То-то он обрадовался, чуть не вскочил со сломанной ногой. Рассказала и о причине побега ребят, что нам удалось с порядником выяснить. А вот дальше пусть разбирается сам со своими детьми. Да уж, за последние сутки я перелечила большую часть мужчин этой семьи.

На этом и расстались, исцелённый больной меня даже обнял на радостях, что для меня было большей благодарностью, чем все дары. А вот потом я вошла в свой дом, ведь больных я лечу в приёмной — пристройке к дому.

Дом был перевёрнут верх дном. Я ошарашенно глядела по сторонам, а потом в ужасе выбежала. А что, если злоумышленник до сих пор в доме?

Руки дрожали. Я у себя во дворе села на одну из лавочек для больных. Что мне делать? Куда бежать? И где Шип?

Котёнок потёрся о мои ноги, и я взяла его на руки. Ну что за напасть такая?

— Дея! — услышала я знакомый голос и подняла заплаканный взгляд на Яна. — Я приехал как только узнал!

Он отпустил вороного, и вошёл в калитку.

— Что ты видела?

— Иди, сам проверь. Я туда не пойду.

Ян стиснул мне плечи, в знак поддержки, а я всхлипнула. И он прижал к себе, обнял, а я дала волю слезам. Чуть успокоившись, я его отпустила, вспомнив, что злоумышленник может быть всё ещё внутри.

Порядник удостоил меня внимательным взглядом, протянул платочек, после чего пошёл в дом. А я, потоптавшись снаружи, не смогла скрыть беспокойство за Яна. Уж лучше быть с ним рядом и подвергать себя опасности, чем не знать, что там внутри.

Я вошла следом. Ян на мгновение задержался на пороге, раздумывая разуваться или нет, я помотала головой, мол, полы помою, не беспокойся. Кивнул, пошёл, приготовив самострел.

В доме никого не было заметно.

— Можешь навскидку сказать, что пропало?

Я лишь пожала плечами в ответ.

— Ценности?

— Проверить сейчас?

— Пожалуй, попозже вместе проверим.

А вот серебряное блюдечко было на месте, разве что яблочко пропало.

Ян включил какое-то устройство в виде шарика и запускал вперёд себя в каждое помещение, я так поняла, что оно определяло всех, кто был размера не меньше мыши, и засекалось не только тепло, но и малейшее движение воздуха, любой звук, например, дыхание животного или человека.

— Дея, всё чисто. Я проверил защиту, взлом был изнутри. Я не уверен, но подозрения всё же имеются, — он взглянул на меня, спрашивая взглядом, продолжать ли ему, и получив мой кивок, продолжил: — Единственное, что имеет сильный силовой фон — серебряное блюдечко.

А у меня дрожали руки. Я села на лежанку и закрыла лицо руками. Как же так? Ну почему? Мы говорили с мамой ведь о грифонах. А это опасное знание. Что если меня захотят уничтожить?

— Дея?

— Ян, забери блюдечко и проверь не только, является ли оно "окном" в мой дом, но и наличие подслушивающего устройства. Может ли злоумышленник слышать то, что я говорю или что говорит тот, кого я вижу.

Судя по его голосу рядом, он присел напротив меня на корточки. Старается заглянуть в глаза?

— Дея, посмотри на меня.

Я открыла глаза и подняла взгляд, встречаясь с его безмерно глубокими синими глазами, обеспокоенными и серьёзными.

— Я не могу сказать точно, что это серебряное блюдечко. А значит, что "окна" в твой дом уже нет. Ты уверена, что хочешь здесь остаться? Или может поживёшь у меня?

Я покраснела на его предложение, знаю, что ни на что не намекает, говорит обо всём всегда прямо, но что подумают люди...

— Я останусь здесь. Благодарю за заботу. К тому же, мне нужно навести порядок.

Он замер, оглядывая ещё раз помещение, взглянул на меня, словно убеждаясь в том, что я не передумала, и ушёл.

А я откинулась на лежанку и какое-то время была не в силах подняться. Просто глядела в балки, застеленные досками, являющимися полом чердака. В душе не было страха, просто безразличие. Как я устала. А ведь началась эта череда неприятностей с моего похода в дом купца. Но жалеть не буду. Ведь нельзя променять жизнь Яна на моё спокойствие. Не знаю, что к нему чувствую. Сильных чувств не испытываю, а может просто острых. Мне с ним просто хорошо. Можно обо всём говорить, разве что тот день для нас является запретом. Могу ли я ему доверять? Не может ли он быть тем, кто доставляет мне неприятности? Если бы не провела эту ночь с ним в горе, возможно и подозревала бы его.

Скорее всего не стоит больше общаться с мамой через серебряное блюдечко. Это слишком опасно. Не только для меня.

Примечания по главе:

сажень* — мера длины. Равна размаху рук человека, если их расставить в стороны и померить расстояние между указательными пальцами, а также равна его росту. В моём мире единого стандарта нет, ведь у каждого она индивидуальна. Использовалась для постройки домов (золотое сечение), так же как и другие меры человека — локоть, пять, аршин и т.д. Уже значительно позже, была принята усреднённая сажень=1,78м (средний рост человека).

Коляда* — праздник зимнего солнцестояния, посвящённый одному из обликов солнца — Даждьбога.

Глава 14

Подумав как следует и собравшись с духом, я принялась наводить порядок. Перевернули всё, вытряхнув даже сундуки с приданым. Там ничего ценного не было, ткани да рубахи, портки, разве что сорочки с вышивкой, нитки, разные бусы, да тёплая одежда. Лишних вещей у меня не было.

Я собрала все выбеленные ткани и рубахи и отнесла их в стирку, запустив стирающее устройство. Грязное, кем-то троганное, не смогу надеть, а храню только чистое.

Собрала и постельное бельё, приготовив его для следующей стирки.

Все вещи с пола я протирала обеззараживающей жидкостью, стараясь смыть не только грязь, но и чужой отпечаток души.

Вообще я не настолько чистюля, но сейчас хотелось смыть чужое пребывание в этом доме.

Прибрала лишь спальню да стряпчую, в которой был вообще ужас. Вывернули все крупы, даже муку. Пусть и немного съестного, но всё равно жалко. У меня просто руки опускались глядя на всё это. Еду ж не выбросишь и не вымоешь. И что делать? Я стала сгребать всё подряд в мешки — отнесу в храм, попрошу прощения да отдам как требы или птицам скормим с позволения жрецов. Лишь холодильник был не тронут, хотя там тоже рылись. И искали что-то именно в доме, а вот сени на удивление были в прежнем порядке, словно туда не попали.

Больных не было, а я вспомнила о Бакуле и рыжей девушке. Надо передать послание, она ведь ждёт да и затягивать нет смысла. Взяла выстиравшееся бельё и вышла на улицу развешивать.

Приятный прохладный ветерок овевал моё тело, неся запах цветущих лекарских растений с моего огорода. У соседей неслись куры. Пока развешивала, переговорила с Мирьяной, проходившей в это время по своему двору.

Она в поисках детей участия не принимала, только Оська с отцом. Зато слышала спустя пару часов, как народ пошёл искать, в моём доме шум. Но никто не входил и не выходил. Списали на то, что Шип в моё отсутствие безобразничает. Мирьяна ещё высказала недовольство, что вот так, приютила на свою голову кота. На что я возразила, что Шипа дома не было.

— Тогда что же это получается? Влез кто-то?

— Да, порядник уже приходил, составлял дело.

— Что украли?

— Не знаю, пока не заметила, чего не достаёт. Разве что яблока нет.

— Яблока? — подруга одарила меня недоверчивым взглядом.

— Ко мне тут один моряк из города приходил. Принёс в плату серебряное блюдечко с наливным яблочком. Вот саму диковинку не взяли, а яблока я пока не нашла.

— Странно.

— Ну да.

— А моряк из города, случаем не тот зеленоглазый красавец, о котором толкуют все местные?

Я улыбнулась. Шила в мешке не утаишь.

— Сватается?

— Пока нет.

— Я его видела, и правда красавец. Бакула зубами скрипит. Странно, что до сих пор сватов не заслал.

А я вздохнула спокойно, про Яна никто не вспоминает, и что ночь с ним провела, ну и ладненько. Пусть лучше о Дане болтают.

На лице против воли появилась улыбка, которую Мирьяна восприняла по-своему.

Но я решила, что мне пора. Собрала обед из того, что имелось в холодильнике, предварительно разогрев, решив идти к своему парню не с пустыми руками.

Наши пашни были чуть в отдалении, и до них идти было, как до города. Через полчаса я была на месте, выискивая глазами Бакулу. Того не было видно, хотя отец его трудился на "парах"*, запахивая в землю навоз. Где ж Бакула?

Поскольку на поле я его не нашла, то пошла в ближайшую лесополосу, ограждающую поле от выветривания. Очень надеялась, что меня не заметили. Бакулу я-таки нашла, целующегося с местной девушкой Ольяной. Довольно-таки откровенно.

— Кхм-кхм, я не помешала?

Я потупила взор, не желая это наблюдать. Было неприятно, если честно, но во всяком случае не больно. Знаю, мы договорились, что попытаемся найти себе пару, но не так же быстро. Мы ведь две седмицы не виделись, мог бы прийти ко мне хотя бы ради приличия, поздороваться, да и сообщить, что нашёл себе кого-то.

— Дея? — его голос дрогнул. Не ожидал? — Прости, — виновато молвил он. А потом обращаясь не ко мне добавил: — Оли, ты извини нас, ладно?

Девчонку словно ветром сдуло.

— Я тебе тут поесть принесла, — тихо сказала я, не зная, о чём говорить.

— Ты не сердишься?

— Ну, мы вроде как договорились, только мог бы сказать, — ответила я, так и не поднимая взгляда.

— Я слышал к тебе какой-то зеленоглазый красавчик зачастил. Тоже могла бы сказать, — он спокоен, вот только сталь слышится в голосе.

Что-что? Дан ведь был всего один раз у меня. Так это что — месть?

— Бакула! — немного резко начала я, но тут же сбавила напор. А есть ли смысл оправдываться в том, чего не совершала? Я ведь хотела, чтобы он нашёл себе пару, так чего возмущаюсь. Разве имеет значение, что люди думают? Ведь важнее его чувства. — Я тебе тут послание принесла от одной городской девушки. Но раз у тебя уже кто-то есть, не стоит отдавать.

— Да? — оживился он. — Почему это не стоит? С радостью погляжу на неё!

Я подняла взгляд на Бакулу. Передо мной стоял незнакомец. Уверенный в себе, нахальный. Больше не было робости во взгляде, неосторожных прикосновений. Изменения меня не радовали. Неужели всё время он был таким, просто со мною притворялся? Нет, не верю, не хочу верить!

Я достала из котомки письмо и принесённую еду. Он поблагодарил, вскрыл послание и, сев кушать, стал читать. На его лице появилась не очень искренняя улыбка.

— Какая-то она зажатая, судя по почерку и скромным словам. Можно, конечно, встретиться, но стоит ли? Небось ни приданого, ни лица.

А я ошарашенно уставилась на своего друга. О чём он таком говорит? Как можно судить о человеке по размеру его приданого? Хотя это тоже важно, ведь считалось раньше, что если девушка трудолюбива, то много наткёт полотна, сорочек сошьёт себе, будущему мужу. Это и было приданое. Сейчас же, в век, когда домотканина осталась лишь в пригороде, и на торжище можно купить более тонкие ткани, уже деланные не вручную, приданое стало исчисляться зачастую дороговизной тканей или диковинок.

Да и внешность не важна. Каждый человек красив по-своему, та же Ольяна или Мирьяна. Да и я никогда не считала себя красавицей. Да, милая, не спорю, но чтоб первая красавица на деревне — не было такого. Вот волосы и правда у меня были насыщенного пшеничного цвета, и густые, коса толщиною с предплечье. Но в остальном, как по мне — обычная девушка с голубыми глазами. То, как описывал меня Леший, я такого не видела в зеркале. Вполне себе обычная.

А приданого у меня тоже прямо-таки ценного не было. Дары, что давали, я особо не хранила, да, запас продовольствия всегда был, а готовые гостинцы раздавала. Вот запас обычных тканей был и даже несколько тоненьких да шёлковых, дитяткам пригодятся.

Неужели Бакула пошёл в свою матушку? Та расчётливая всегда была да накручивала его. Или ему нашептала за время моего отсутствия? Я проглотила подступивший ком.

Мне уже было жаль ту девушку — сестру лекаря. Но ведь обещала передать письмо.

— Передай ей, что я готов с ней встретиться, — нарушил мои мысли Бакула немного надменным голосом — одолжение делает.

— Что? Не буду я передавать. Я тебе не служанка.

Бакула переменился в лице. Исчезла надменность во взгляде, словно прежний вернулся. Девушка меня очень просила и мне хотелось ей помочь, но не этому напыщенному индюку.

— Прости, Дея, — он меня приобнял. — Ты не сердись, я заигрался.

— Бакула, я тебя не узнаю. Куда подевался скромный парень, которого я всю жизнь знала?

— А зачем ты с городским нахалом шашни водишь?

— В этом всё дело? Что я променяла тебя на городского?

— Городского состоятельного красавца, если быть точным.

Я развернулась и ушла, молча. Не о чем мне больше с ним говорить.

— Постой, Дея!

— Прощай Бакула. Думаю, что сватов твоя матушка засылать передумала уже. Ты прав, я променяла тебя на городского парня.

Я была расстроена. После всего, что мы пережили с Бакулой, вместо дружеской поддержки сплошные разочарования. И как я могла всё это время не замечать такого Бакулу? Ведь не может человек вот так резко измениться!

Незаметно для себя я, пробираясь лишь лесополосой, очутилась в лесу, а потом и у знакомой яблони, растущей на месте дома родителей. Мамочка, как же плохо!

— Что случилось, милая? — услышала я мелодичный голос родительницы. Напротив меня, сквозь пелену слёз, стояла она.

— Ты призрак?

— Нет.

— Тогда как я тебя вижу?

— Я же тебе сказала, когда тебе надо будет, свидимся.

— А серебряное блюдечко что, не нужно для связи?

— Для первого раза только, а теперь я установила с тобой связь без всяких устройств.

Я села на воображаемую лавку в доме, как и она, и стала ей рассказывать последние события, как и свои переживания по поводу нашего с ней разговора.

— Какого разговора?

— Про грифонов.

— Но серебряное блюдечко передаёт лишь изображение.

Я внимательно глядела на матушку. Она была серьёзна. Но ведь я видела и слышала!

— Милая, ты считаешь, что мы будем разглашать такие данные окружающим? Осторожность превыше всего. Всё, что я говорю, слышишь лишь ты.

Но как же Шип? Я ведь видела, как он крутился на слова мамы.

— Всё, что ты видишь и слышишь — по сути мысленный разговор. Тебе удобнее было представить его через устройство связи, ты и представила, приняла. И даже видела, как я открываю рот и слышала мой голос. Но отчего же ты меня понимаешь? Я ведь говорю на том языке, который ты пока не знаешь.

— Разве? Но я ведь слышу на своём.

— Для мысли нет языка, есть лишь образы. А вот способ представлений у каждого уже свой.

— Но ты ведь видела меня, сама говорила.

— Да. Видела твоими глазами, отражённое изображение тебя в зеркальной поверхности серебряного блюдечка. И Шипа также видела.

Мы ещё долго общались, как мне показалось, я рассказала маме о своих переживаниях. Спросила про братьев-сестёр. Мама сказала, что никого нет на Срединной земле, я осталась единственная из их рода.

— Мамочка, а что ты скажешь насчёт Бакулы?

— Милая, ты ведь хотела, чтобы я тебя выслушала. А хочешь ли ты совета?

Я подумала и решила, что да.

— Тогда подумай вот о чём. Видела ли ты его улыбку? Вспомни, каким он был, когда искренне улыбался. Вот это его суть. Всё остальное — не настоящее. Шелуха. А почему так ведёт себя? Может ему больно, и его тело так защищается, а может влияние матери велико, а сил бороться с ней нет. Причина всегда найдётся. Но думаю, что ты не сможешь ему помочь, не стоит лезть к нему в душу, если не любишь той самой любовью. Так только хуже можешь сделать.

— А Ян и Дан?

Мама улыбнулась. И сказала, что я сама всё пойму в своё время. Не стоит подгонять события.

На прощанье, я спросила, как мне связаться с ней. Улыбка была мне ответом. Я всё уже знаю — стоит лишь захотеть и представить.

На душе стало легко и спокойно — что значит поговорить с тем, кому доверяю, исповедать душу.

Прошла мимо речки, текущей через лес и пашни, заметила, что она обмельчала. Странно. Наш пригород-то от этой речушки питается. Надо будет узнать, что к чему.

— Дея, здравствуй! — напротив меня стоял управляющий Яр.

— Здравствуйте, — я поклонилась.

— Чего такая озабоченная?

— Да вот речушка что-то обмельчала.

Он посмотрел на речку, кивнул.

— Надо будет проверить. Дея, у меня к тебе поручение будет. Выполнишь? Вижу, срочных дел у тебя нет.

Ну вот, теперь ещё лентяйкой прослыву. Дел всегда много, дома, на огороде. Но сейчас дома не могу находиться. Боюсь. Да и глядеть на разгром не в силах. Но сегодня-завтра надо будет всё прибрать.

— Сходи в город. Передай письмо Яну. А также зайди к землеведам и водопроводчикам, передай им, что речка обмельчала, пусть разбираются, — на мгновение лицо приняло озадаченное выражение, после чего взглянул на меня оценивающе. — Слушай, Дея, тут прошёл слух, что вы с Хозяином Гор виделись. Да что он новое русло проложил. Это правда?

Если честно, я вначале подумала, что вновь начнётся про женихов, не местных. Но нет, что радовало. А ведь точно про речку подметил управляющий, всё же не даром свою должность занимает! Только та трещина в земле ведь небольшая была, вода ведь должна утекать куда-то.

— Значит, правда это, — сделал он сам вывод. Неужели на моём лице всё отражается? — Ну что ж, всё равно зайди к землеведам, пусть проверят. Возможно придётся водопровод переделывать, если воды будет нехватать. Надо ещё понять, куда ведёт новое русло, и как это можно использовать. Передашь?

— Да, конечно.

— Будешь мимо моего дома проходить, возьми лошадь. Нечего тебе гулять тут, а по поручению смотаться — много времени не займёт.

— Как скажешь, Яр, — я простилась и повернула на лучевой просек, ведущий к дому управляющего.

Занять себя не помешает, а там страхи улягутся и примусь за домашние дела да и бельё к тому времени высохнет, надо будет погладить.

Примечания по главе:

Пар* в земледелии — вспаханное поле, оставляемое на одно лето не засеянным. Если в таком состоянии земля остаётся более одного года, то она уже носит название залежи.

Трёхпо́лье, или трёхпо́лка — система севооборота с чередованием, например, пара, озимых и яровых культур. Применялась в крестьянских хозяйствах России и других стран с древнейших времён.

Широко была распространена двукратная вспашка — "двоение". Простейший ее случай, когда сначала в июне запахивали в землю вывезенный на паровое поле навоз, бороновали и оставляли преть почву с навозом; а второй раз пахали и бороновали во второй половине лета уже под сев озимых (то есть тех хлебов, семена которых зимуют в почве).

Глава 15

Прежде, чем отправиться выполнять поручение управляющего, пришлось забежать домой и переодеться в верховую одежду — портки и укороченную женскую сорочку. Вообще женщины портков не носили и верхом не ездили, всё в телегах, если надобно, но целители или лекари были исключением, нас даже на военную службу во время войны призывали, когда была в этом необходимость. А потому у меня были и портки и укороченные мужские сорочки, от женской разве что вышивкой отличались. Да и то, те сорочки, что надевала при приёме больных, вообще без вышивки были. Потому что частенько отбеливать приходилось, а выцветшую вышивку иметь не хочется. А белыми нитками вышивали лишь свадебные наряды, вкладывая тайные знания, передающиеся из поколения в поколение, которые никто не мог прочесть, потому что рисунок сливался с тканью. У меня же не было готовой свадебной сорочки ни мне, ни жениху. А потому что угадать с размером можно конечно, но могла запросто и ошибиться. Ткань имелась, как будет женишок, тогда и сниму мерки да сошью. Дело одного дня. Другой вопрос, что над вышивкой попотеть придётся. Я не могла с рисунком определиться. Вот сейчас с мамой возможно стоит побеседовать будет, может, она передаст свою мудрость, если это не слишком опасно.

На уже знакомой лошадке, имя которой таки узнала — Буревестница, а я сократила до Весты — я быстро добралась до города. Поехала сразу в управление порядников, да Яна там не оказалось. Поскольку письмо было личное, то оставлять его не стала. Где он находился, мне не сообщили, сказали только что сегодня вряд ли появится. Тогда я отправилась к землеведу, поведала о новостях, никаких предположений не делая. Передала только слова управляющего и всё. Советы от молодой девушки вряд ли потерпит, ведь не спрашивал моего мнения на этот счёт. Да и сама я была не уверена, что обмельчала речка из-за недоделанного Яном русла.

А вот водопроводчика я не нашла. Был лишь его сын лет так пятнадцати, но передавать отцу распоряжения он отказался. Дело серьёзное, мало ли что забудет, не так поймёт. Отправил он меня в гостиницу — большой такой трёхъярусный терем, где приезжих кормили и предоставляли им ночлег. Всё же город у нас торговый, суда частенько заходят, купцы решают свои дела, поставляют сырьё по договорённости. В общем, жизнь кипит. Пока одной гостиницы хватало. Вот только она была на другой стороне реки. Я вошла пешком на каменный высокий мост, который пропускал под собой любые корабли. За пригородом был другой мост, который служил пограничной заставой. Тот проверял все корабли, входившие к нам с пограничных земель с моря.

Почему пешком? Просто чтобы любоваться видами реки, обросшими деревьями зелёными склонами берегов и величественностью гор на небосклоне через зелёно-чёрные пашни. Красиво, аж дух захватывает. Когда находишься в горах — не видишь эту пышность, представившуюся сейчас во всей красе. Зелёные склоны, затянутые в вышине сизой дымкой. Безмерно прекрасное зрелище!

Ветер развевал мои длинные широкие рукава и вышитый незатейливой солнечной вязью подол выбеленной сорочки, широкие серые портки, с влагою доносил запахи реки, едва ощутимый ольхи и вербы*. В городе только вот тут я чувствовала себя замечательно, единой с природой, стоя на мосту, подставляя себя ветру. Лошадка ткнулась мне в спину, намекая на то, что нам пора.

Я грустно вздохнула и переступила невидимую черту, разделяющую город и его пригороды пополам и начала едва ощутимый спуск. Вообще город с пригородами был подобен солнышку, с его лучиками. В середине был храм-святилище всем богам, вокруг которого располагалась площадь, на которую созывалось вече или устраивалось торжище. Речку поместили в два канала, сузив природное русло и поместив его под землю, огибающих площадь, и вновь смыкающихся за нею. Так город делился пополам. Вокруг площади, сразу за речкой, шли в разные стороны улочки-лучи, меж которыми располагались здания властей и служб, потом торговые лавочки, дома. Но город с пригородами делился не на две части, а на четыре. За городом, по таким же улочкам-кругам и улочкам-лучам располагались пригородные дома, каждый из четырёх пригородов был отделён лесополосой и широкой дорогой. Сразу за пригородом располагался наполовину лес и пашни. С нашей западной стороны были ещё и горы, начинающиеся сразу за лесом.

Гостиницу я нашла не сразу, пройдя мимо лавочек местных умельцев. Здесь было много иноземцев, разглядывающих меня не совсем уж невинными взглядами, от которых я невольно ёжилась. Надо было на голову повязать платок, мол, занята, замужем. Конечно, покрытая голова не обязательно обозначала замужество, и в лес накрывали волосы, и в сильный солнцепёк, но может быть мужики поостереглись бы так откровенно разглядывать.

Но здание гостиницы заметила сразу. Оно было самым высоким в этой части города и самым большим. По другую сторону улочки-дуги располагались здания властей, а по эту — лавочки да гостиница.

Войдя в сени, в нос ударил запах немытых тел, от которого меня едва не стошнило. Иноземцы не знают что такое баня? Неужели не могли поставить им баню и заставить мыться? В сенях висели какие-то хламиды* с наголовниками*, причём много. И надпись сверху: "Если надо — бери". Я и взяла, всё же прикрыть свою внешность стоило. Знала бы, дома ещё и грудь перетянула. Хотя по улице в таком виде ходить явно не стоило, а то, что я женщина, если не прятать лицо, — не скроешь. Волнительно. Женщины тут вряд ли есть. Боязно. Обидят? За осквернение наших женщин могли даже казнить. Только это и вселяло надежду.

Вдохнула поглубже, собираясь с силами, и вошла.

Внутри, помимо удушающего запаха какой-то палёной дряни, примешивались запахи еды. Как тут вообще жить можно? Продохнуть ведь нечем. Внизу царил полумрак. Освещена была лишь одна сторона большого помещения со столами, которые стояли у закрытых занавесками окон. День ведь на улице, зачем закрывать? Или полумрак специально тут сделан? Не нравилось мне тут. Столы были застелены белыми скатертями, и только это было светлым во всём мрачном помещении. Даже печь, расположенная посередине стены, что напротив входа, была разрисована тёмными красками. Бр... Словно к Чернобогу* в Пекельный мир попала, даже увидела чёрное марево, ползущее, словно змейка, по полу. Смахнула наваждение.

Я подошла к расторопному парню-подавальщику еды, с короткой стрижкой. Мальчишке от силы лет восемь, а уже чувствуется сноровка. Спросила про водопроводчика, но он лишь отца позвал. Тот был широченный, чем-то похож на недавнего знакомого лекаря, правда, пониже ростом, и голова уже имела плешь, хотя и не была седой. Тёмные волосы, какие глаза в полумраке не разобрать, лицо круглое, как и он сам, похожий на Колобка*, разве что с бородой.

— Здравия! Чем могу служить? — он поклонился.

— Доброго здоровья! Мне водопроводчик нужен, — я поздоровалась, как подобает. Мужик сразу же стал приветливо искренне улыбаться, привечая во мне местную. Иноземцы не особо любят кланяться перед обычными людьми. Перед представителями власти расшаркиваются, а перед простыми горожанами порою даже словесно не здороваются.

— Он сейчас на втором ярусе, у постояльцев. Я позову. А вы пока присаживайтесь, прошу, — любезно попросил меня хозяин. А затем сыну добавил: — Принеси наш лучший обед девушке.

Я поблагодарила и оглядела помещение, выбирая себе почище местечко, посветлее да малолюднее. Но все столы и пол были чистыми. Неужели иноземцы не сорят? Мнение почему-то было именно такое, после всех запахов в сенях. Интересно, а как хозяин этого заведения узнал, что я девушка?

Я села возле окна и стала смотреть в щёлку в занавесках, хоть как-то получая свет. Нос уже привык к местным запахам, разве что небольшая дымка не улетучилась. Мимо прошёл кто-то и сел позади меня за соседний стол.

— Наша сделка в силе? — услышала я знакомый голос. Внутри всё похолодело. Что за сделка? Я навострила ушки.

— Да, если докажите, что у вас есть товар.

— Есть. У травы едкий запах. Но принесу её только на встречу.

— Хорошо. Тогда встречаемся сегодня в полночь у трёх дубов.

Я опустила голову, чтобы меня никто не узнал. А ведь я ему доверяла. Неужели очередное предательство? Я помнила запах, что стоял тогда в купеческом доме, едкий такой, когда я отодвинула картину. Тогда было не до него, но сейчас после этих слов вспомнилось. Но до конца сердце отказывалось верить. Я приду на встречу, и сама своими глазами увижу. А может, если у него она есть, я заберу "кровь дракона".

На этом оба собеседника удалились. Мне принесли хорошо пахнущий суп, но пища казалась мне безвкусной, а ложка с трудом лезла в горло. Но пришлось запихивать в себя, чтобы не обидеть хозяина гостиницы. Порадовалась, что наголовник скрывал моё лицо. Пока ела, меня никто не беспокоил. Вдали, у противоположной стены слышалась негромкая речь, но разобрать о чём говорят, не представлялось возможным. Да я и не хотела больше подслушивать. Мне хватило.

Потом, как унесли пустые миски, спустился водопроводчик, которому я передала слова управляющего, после чего поблагодарила за вкусный обед хозяина и вышла из основного помещения. А у самого выхода, когда я уже сняла хламиду, меня поймал Дан.

— О, не иначе как боги свели нас!

— Приветствую вас!

— Мы же вроде на ТЫ перешли.

— Не знаю, — я отмахнулась. Уже ничего не знаю.

— Что у тебя стряслось? На тебе лица нет. Хотя даже в мужской одёжке ты всё равно прекрасна как распустившийся цветок.

Я одарила его недоверчивым взглядом. Но он улыбался своей очаровательной улыбкой, и сердце у меня дрогнуло.

— Пошли, погуляем. Я как раз завершил все свои дела на сегодня.

Не время для гуляний. Днём положено трудиться.

— У меня много дел, я не могу.

— Тогда позволь проводить тебя.

— Я верхом.

— Так вот почему ты в портках! А не скажешь, что тебя привело в гостиницу?

— Дела, — с намёком сказала я важно. — Выполняла поручение управляющего.

Я вышла во двор, отвязывая Весту, и прошла несколько шагов пешком. Но Дан не отставал, ведь лошади у него не было. Предложил подсадить, а мне перед ним было неудобно самой залезать на лошадь, поэтому я наступила в его собранные в замок ладони, и, слегка подброшенная вверх, села на Весту. Дух на то мгновение полёта даже захватило. Настроение улучшилось, и я просто наслаждалась шуточками Дана.

Он старался похвастаться своими познаниями местных достопримечательностей, постройкой моста, к примеру, колокольни. А я улыбалась. Забавно слышать такой взгляд на наши привычные вещи, что мост строился с помощью ряжей*, засыпанных песком. Вот только как их обложили под водой камнем, пояснение отчего-то не давалось. Перекрыли речку плотиной. Ага, а ещё построили обходной канал, которые после установки моста засыпали. Но и посвящать в наши тайны я не собиралась. Эти знания могут передаваться из поколения в поколение, и лишь люди с даром передают тем, кто наследует его. В обители знаний тоже рассказывают, но потому что мы жили в бывшем храме, имея доступ к знаниям богов. И с нас брали клятву никому не передавать их, кроме своих детей и внуков. А поэтому я просто улыбалась, глядя на с важным видом вещающего Дана.

Незаметно мы дошли до дома управляющего, где я вернула довольную прогулкой Весту. Поблагодарила внучку управляющего и простилась с Даном, сказав, что не к месту сейчас светить тем, что я не при делах, а гуляю с парнем.

Зато как он улыбнулся при слове "парень", словно я назвала его своим женихом. Он спросил про серебряное блюдечко, пользовалась ли я. Я его поблагодарила, сказала, что очень полезная вещица оказалась, мне очень понравилась, и я безмерно признательна за столь щедрый дар.

— Так как насчёт свидания вечером?

— Не знаю, не сегодня, — а потом подумала, что до полночи у трёх дубов глаза вылупишь, почему бы вечером не погулять, не накручивая себя, а потом как раз отправиться домой и на встречу. Поэтому вслух добавила: — Хотя, можем и сегодня. Часиков в десять.

— Отлично, я зайду! — и он насвистывая чуть ли не вприпрыжку пошёл обратно в город.

— Не опаздывай! — крикнула ему во след, улыбаясь.

— Не имею такой привычки.

А я постояла с минутку и отправилась по своим домашним делам и лекарским заботам.

Примечания по главе:

Верба* — народное название некоторых видов древесных растений рода Ива.

хламида* — плащ.

наголовник* — капюшон.

Чернобог* — он же Черный Змей, Кощей, он же Повелитель Нави, Тьмы и владыка Пекельного царства. Бог холода, уничтожения, смерти, зла; бог безумия и воплощения всего плохого и черного. Славяне делят весь мир на две половины: добрую и злую или дружественную и враждебную человеку. Каждую из них олицетворяет свой бог.

Враждебную олицетворяет Чернобог. Он изображается в виде человекоподобного идола, окрашенного в черный цвет с посеребренными усами. Ему приносят жертвы перед началом важнейших дел, например, перед выступлением в военный поход.

Колобок* — персонаж "Сказка про колобка" о Месяце, который по звёздному небу катится, меняя свои фазы по мере приближения к тому или иному созвездию Сварожьего круга*.

Сварожий Круг* — это участок звёздного неба, по которому за одно Лѣто перемещается Ярило-Солнце (современный Зодиак, или эклиптика). Сварожий Круг поделён на 16 Чертогов: Чертог Девы, Вепря, Щуки, Лебеди, Змея, Ворона, Медведя, Бусла, Волка, Лисы,Тура, Лося, Финиста, Коня, Орла, Раса.

Ряж*— деревянный сруб, погружаемый в грунт и заполняемый обыкновенно сухой, вязкой, жирной глиной или булыжником. В основном применяется к постройкам гидротехническим для устройства основания плотин, молов, набережных, иногда и мостовых опор и пр. Ряж рубится из круглых бревен, в виде ящика той формы, которая соответствует плану сооружения, и для большей крепости противоположные стены через известные промежутки стягиваются бревенчатыми якорями.

Глава 16

Возле дома меня поджидала неожиданность, точнее даже не одна.

У калитки стояла зелёная свежесрубленная берёза, уже не предвещавшая мне ничего хорошего. Бедное деревце! Кто посмел его срубить? Да ещё вот так бросить? Решили загубить дерево, так ко мне зачем притащили? Чувствовалось в этом жесте что-то зловещее, словно предостережение. Я нащупала свой кинжал в рукаве и осторожно двинулась дальше, словно передумала входить, и вошла через калитку Оськиного участка. У нас, поскольку земли сообщающиеся, был смежный проём, засаженный кустами малины. И если не знаешь про него, то и не увидишь и не найдёшь.

Пробралась к Оське в столярню — огромную такую одноярусную постройку, больше дома в несколько раз, заставленную всю разными станками, а также поручьем*, досками, пеньками, а также брёвнами. На полу были стружки, опилки, древесная кора. Оська сам и распиливал деревья, и потом обрабатывал негорючей смесью, и уже потом делал резьбу. Использовалось всё, вплоть до опилок, щепок и прочего, что-то забирали у него другие мастера городские. Мы старались сырьё не выбрасывать. А деревья рубили, предварительно испросив у них да Лешего разрешения, да после засаживали делянки*, подновляя лес. Но сосед-столяр не только резьбой занимался, да и просто в брёвнах для будущего дома выпилы делал, чтобы сруб можно было сложить, его труд зависел от заказа.

Оська вовсю трудился, отпиливая тонкие кусочки дерева станком, и за шумом не сразу меня заметил. Пугать его не стала, сглотнула, смачивая горло, и громко окрикнула:

— Ось!

Он перестал шуметь, замер, словно прислушиваясь.

— Здравия! Тут такое дело...

Я обошла столярный стол, чтобы видеть его красивое лицо с серыми добрыми глазами, пусть и простое, ощущая под ногами мягкие ещё тёплые опилки, и поведала, что у меня стряслось, как и то, что мне страшновато.

У нас с ним всегда были дружеские отношения, соседские. В своё время даже играли вместе. Помню как он сам, подражая своему отцу, смастерил из досок домик на дереве, стараясь не повредить его. Мы вместе на него лазали да понарошку даже жили там, когда разрешали нам просто поиграть.

Но после смерти бабушки меня обхаживал Бакула, и Оська как-то ушёл на задворки моего внимания. А потом он стал с девчатами гулять да оженился. Но я никогда его не рассматривала как возможного жениха. Просто сосед, который в случае чего поможет. А душу изливать — никому не изливала, даже Бакуле.

Оська пообещал разобраться, взял бревно длиною в несколько саженей и, без труда, переложил его на пол. Сильный, всегда знала! Оська взял молоток и стамеску, и мы прошли через малинник ко мне на участок.

На пороге моего дома была опасность в виде двух бородатых мужиков, одетых не по погоде, в длинных, расшитых узорами, синем и красном кафтанах. Ох, не нравилось мне это! Одно радовало, что позади стоит Оська выше меня на две головы, с подобранными очельником волосами да закатанными рукавами, и поручьем наготове.

Одной из угроз был тот самый купец. Так, не думать об этом! Тот, что натравил на меня порядников только за то, что я к нему приходила да просила "кровь дракона".

— День добрый! Чем могу помочь? — я встала напротив, не доходя до крыльца и сложив руки на груди. Кланяться не буду. Перебьются. Уважение к ним я не испытываю.

Оба мужика расплылись в слащавой улыбке, не предвещающей мне ничего хорошего.

— Может, в дом пройдём? — предложил купец со своим иноземным немного горловым произношением буквицы Реци*, хотя говорил на всеобщем славянском языке.

— Вы больны? — а сама думаю о том, что там некуда будет бежать.

Купец — высокий широкоплечий мужик, с огромным пузом, светло-русой бородой до середины груди в красном кафтане и высокой шапке — на мой вопрос растерялся. Забавно было за этим наблюдать. Ну да, если преследуешь какую-то цель, а тут вопрос о болезни, мол, ты в своём уме? Ещё бы не растеряться! И как ему не жарко в таком наряде? Но это могли посчитать оскорблением, а потому я решила добавить:

— Я лекарь. Ко мне приходят больные люди лечиться.

Купец проморгался, до его головы, видно, дошло, что я хотела этим сказать. А я тем временем разглядывала второго мужика, повёрнутого ко мне боком. Он был в синем кафтане, попроще, нежели у купца, без речного жемчуга, на спине имел ещё один рукав. Странно. А зачем третий рукав? У него имеется ещё одна рука, которую он иногда высовывает? Слышала, что некоторые народы ставят опыты над животными, пытаясь искусственным путём вывести тех же грифонов. Может и людей изменить пытаются? Конечно, бывает и природа наказывает некоторых людей, всякими недостатками или излишествами в виде хвоста или третьего глаза. Поэтому было любопытно, с точки зрения лекарского дела посмотреть на этого человека в голом виде.

— Нет, — был мне ответ.

— Тогда я не могу пригласить в свой дом.

У мужика глаза из лунок* полезли. На лице отразилось негодование. Но второй мужчина решил исправлять положение дел.

— Какая сегодня погода замечательная! Самое время кашу сварить! — этот говорил чуть аксамитовым голосом, тоже с таким же выговором.

Вот на этот раз я рот открыла от удивления и гляжу на него как баран на новые ворота.

— Простите?

— Говорят, домик у вас продаётся.

— Ничего у нас не продаётся! — решительно ответил Оська.

— Вот как? Может всё же в дом войдём? И решим вопрос полюбовно?

А меня уже трясти начинало. Чего им в доме понадобилось? Уж не купца ли рук дело моё перевёрнутое жилище? Конечно, я не знаю, как пробрались в мой дом, Ян не подтвердил того, что "окно" было через серебряное блюдечко, но и не опроверг. А значит, можно допускать такое развитие событий. Кто мог знать, что я куплю это блюдечко? Я ведь могла даже не быть на торжище. И денег у меня не было. Тогда получается, что Дан к этому тоже причастен? Верить не хотелось. Он казался искренним. Но продавец уж очень настаивал на приобретении мною блюдечка. И выглядел подозрительно.

— Иди, милая, я разберусь, — шепнул мне на ухо Оська.

Я бочком прошла в собственный дом и заперлась.

— Чего надобно?! — голос Оськи хорошо был слышен даже через мою дубовую оцинкованную дверь. Он умел гаркнуть так, что со страху помереть недолго.

— Так мы ж того, свататься... — стушевался второй мужик.

— Ах, свататься! — сказал Оська уже ласково. Затем раздался негромкий стук в дверь. Я приоткрыла, боясь высунуть нос. — Милая, ты собираешься замуж за одного из этих достопочтенных мужей?

Я помотала головой.

— Так не за нас, а за моего сына... — а это купец говорил.

— Может впустим их, примем, как подобает? — спросил Оська в щель так, что только я могла услышать.

— Ось, ко мне, как ты знаешь, вчера вломились. Я до конца так и не прибралась. Перевернули весь дом. Увидят, поползут слухи...

— Я понял. Ладно, где наша не пропадала! — он улыбнулся мне. А потом уже гостям, отвернувшись, добавил: — Как у вас отказ дают?

— Яйца или тыква, или кусок хлеба.

— Милая, у тебя есть что-то из этого?

Я отрезала кусок хлеба и вынесла соседу.

— Очень жаль, что ваш дом уже продан, — протянул разочарованно второй мужик.

А дальше я в щёлку видела, как Оська схватил купца за воротник и поднял над землёй. Любопытство взяло верх, и я чуть приоткрыла дверь и высунула голову.

— Вам будет лучше считать, что этого сватовства не было, и только попробуйте заявиться сюда ещё раз! — он шипел на незваных гостей. — А услышу сплетни или жалобы, вас выкинут из нашего города и имущество ваше заберут. Вам ясно?

— Да-да, -дрожащим голосом пробормотал купец.

После этого неудавшиеся сваты ушли, а я облегчённо выдохнула, сев на лавку.

Оська вошёл в дом, он был одним из тех, кто входил в круг доверенных лиц, как и Мирьяна, если полной защиты на доме не было, то мог попасть без приглашения.

— Ты правильно поступила, что меня позвала.

Он сел напротив, хотел сжать мои запястья в качестве поддержки, но, видно, вспомнил, что пока жена ждёт чадо, нельзя прикасаться к другой женщине, поэтому опустил руки, не донеся их до меня.

— Благодарю, — искренне поблагодарила его. Что бы я без него делала?

— Ты ведь знаешь, что не можешь сама принимать гостей. Всегда зови, если надо.

Я кивнула.

— Ось, я принимала раз порядника у себя, — тихо сказала. Потом добавила: — Вечером.

— Я знаю, но старайся, чтобы впредь этого не было, иначе тебе придётся стать его женой, потому что если поползут слухи... Ну, ты понимаешь... А народ уже болтает, пока правда, не особо накручивают, но при повторении...

Я кивнула. Понимала. Замуж вряд ли выйду. Разве что через освидетельствование Велеслава, что до сих пор чиста. А это в любом случае не добавит мне доброй славы. Прослыву скандальною девкою.

Оська ушёл, а я подскочила и пошла наводить порядок, дабы отвлечься от этих мыслей. Ещё три горенки надо прибрать, а ещё бельё снять и новое развесить.

Не успела я развесить бельё как за мной примчался мальчишка, внук Яра. Ну вот, что-то срочное...

Нужно было захватить сумку с лекарствами, на всякий, я и забежала в дом, включив защиту. У выхода, где берёзу просто кинули наземь, стояла непривязанная Веста. Я быстро вскочила на неё, протянула руку мальчишке, усаживая впереди себя, и мы поскакали в сторону обработанных полей.

А там моему взору предстала бойня. Разложенные в лесополосе окровавленные тела.

Я соскочила с лошади, стараясь не зацепить мальчишку. Думаю, сам слезет, чай не маленький.

Людей стаскивали в одно место, оставляя за собой кровавый след. В основном пострадали наши мужики. Было и несколько девчат и женщин, принесших обеды своим отцам и братьям и мужьям. Многие люди уже были на последнем издыхании.

Они были истыканы стрелами, порой даже не с одним попаданием.

Начала я с тех, кто уже помирал, выдала молодым мальчишкам тонкие узкие выбеленные тряпки и велела перевязывать тех, кому сейчас надо было остановить кровотечение, переложив обязанности на самого старшего паренька лет двенадцати.

Яр стал мне помогать вытаскивать стрелы у первоочерёдных больных. Дело пошло бы быстрее, если б Ян был тут. Но думать о поряднике было некогда.

Я всё делала быстро, в основном залечивая лишь смертельные раны.

Среди пострадавших был и Бакула.

Я его даже не заметила, ведь сосредоточилась целиком на ранениях, пока управляющий не сказал. Но время думать об этом не было.

После десятой жертвы я уже вообще плохо видела. Голова кружилась, перед глазами плыло, но отдохнуть я просто не могла. Не сейчас. Если потребуется, попрошу силу у леса.

А потом я ощутила чьи-то руки на плече и приток знакомой силы. Дело пошло быстрее, да и Ян заменил уже под-уставшего управляющего. Когда смертельных ран больше не осталось, я пошла по второму кругу, залечивая уже перевязанные ранения, предварительно их разматывая.

Рядом слышались строгие голоса порядников и военных — они допрашивали приходящих в себя больных.

То, что я поняла, переключаясь с одного больного на другого, что на пашни напали бандиты. Их было порядка двадцати, хорошо подготовленных, верхом на лошадях и во всеоружии, хотя пользовались в основном самострелами.

Пытались и поле поджечь, да огонь не пошёл, ведь зерновые как раз в самом соку были, а может Полевой* защитил. Надеюсь, люди поблагодарят его — принесут ему требы.

После того, как больных не осталось (мёртвых тоже не было, что меня безусловно радовало), порядники уехали, а вот военные разбрелись на лошадях дозором вокруг полей.

Быстро ребята выполняют свои обязанности. Судя по солнышку, я тут всего около часа, уже и порядники на месте очутились и допросить успели, и уехали ловить банду, выставив дозор.

А ведь я с Яном не перебросилась даже словечком. Он всё делал правильно, молча, прекрасно понимая меня. И силы в меня влил немерено, как сам на лошадь забрался — не понятно. И напоследок прикоснулся к руке, делясь силой. Немного дал, но этого было достаточно, чтоб мне и дальше держаться на ногах.

Яр поблагодарил меня от лица всех, поклонился, не смотря на свой возраст. Вообще он, хоть и был уже прадедом, считался только вошедшим в пору мудрости и расцвета. У нас доживали местные лет до ста пятидесяти запросто. Треть стариков и до двухсот лет дотягивала. Просто обязанности у них были уже совсем иные, они учили детей, занимали посты в государственных службах. Старики были гораздо дальновиднее молодёжи, хотя и менее подвижными, и не так быстро уже думали. Во властях были и молодые мужи, но больше как исполнители, хотя к их мнению тоже прислушивались.

Вот, например, Бакула. Молодой человек двадцати одного лета, вместе с отцом и младшими братьями трудится в поле. Его дед уже в городе служит, уж не знаю кем в военном ведомстве, там и живёт с бабкою.

А вот уже его прадед помогает советом да учит младших ребятишек.

Я стояла, прислонившись к шершавому стволу одного из деревьев, глядя вдаль на зелёные колышущиеся ветром поля, вдыхая их запах, да чуток подпитываясь от дерева, предварительно спросив разрешения.

Примечания по главе:

поручье* — ручной инструмент.

Реци* — буквица "Р" в старославянской азбуке. Означала образ "речь, изречение".

лунка* — ямка, впадина, глазная орбита.Полевой* — хранитель полей.

Глава 17

Пока я стояла и подпитывалась силой деревьев, ко мне подошёл управляющий. В его осанке была гордость, не смотря на прожитые лета. Ни сгорбленности, ни сутулости! Этот достопочтенный муж мог и на поле трудиться, только в его обязанности это не входило.

— Дея, ты как? На тебе лица нет.

— Жить буду, не помру.

— Я не о том, — сказал Яр. Намекает на мои душевные переживания, а не нехватку силы?

Уж не знаю точно, о чём, но я решила разъяснить то, что было мне интересно, а не ему. Понимаю, что скорее всего этот разговор не выйдет за пределы нас, но всё равно... Душу не привыкла никому открывать.

— Яр, скажи, какой смысл нападать на нас? Мы ведь являемся торговым городом, у нас ничего толком нет. Грабить нечего? И я понимаю, если бы убивали с целью ограбления, но тут...

— Возможно, целью было не ограбление.

— А что? — и тут вспомнила, что в прошлый раз мальчишки пропали, а в это время влезли ко мне в дом. В совпадение сложно было поверить. Поэтому я решила поведать об этом управляющему, если он ещё не знает: — Ко мне в дом уже не первый раз пытаются проникнуть. И последний раз это удалось. И что теперь? Опять у меня роются? Но у меня ничего нет. Приданое как и у всех, а может и меньше, ни сокровищ, ни золота, ни денег. Да и невеста я не ахти, а ко мне сегодня купец свататься приходил.

— Купец говоришь?

— Да, какой-то иностранец.

— И что?

— Ну, мы ему кусок хлеба вынесли.

— А мы — это кто?

— Я и Оська.

— А, хорошо. Ты гляди, не вздумай за чужака пойти, мы тебя не отдадим. Сегодня может и тут живёт, а завтра уедет да тебя с собою увезёт. А потом выяснится, что у твоего мужа уже жена и дети имеются. А мы тебя ни защитить не сможем, ни помочь.

— Скажи, а если ко мне придёт свататься кто-то из другого города?

— Подай прошение порядникам, чтобы проверили человека. Свои-то за тебя горой, ты уж не один раз и жизни спасала и лечила, а там — кто знает. Видишь, какое сейчас время неспокойное.

Пока говорили, я уж немного оклемалась. Народ уж разошёлся по делам, хотя бабы прибежали и теперь охали и ахали. Но к нам не лезли, между собой перемывая косточки бандитам. Ну и хорошо.

— Среди твоих ухажёров, я б тебе советовал приглядеться к Яну. Вижу, вы друг друга без слов понимаете. Я наблюдал за вами сегодня. Знаю, не моё дело, но вы с ним похожи. А Бакула, я гляжу, без взаимности за тобой бегает.

Я хотела сказать, что уже и не бегает, но закусила губу. Сплетни ни к чему плодить. И без меня найдутся длинные на язык.

— А что вы скажете о Дане?

— Это тот купец, что тебе блюдечко подарил? — он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая.

— Купец?

— Ну да, он часто в городе проходом. Скользкий тип. Всегда в выгоде останется. Хватка у него стальная, пощады бесполезно просить, раздавит и не пискнет.

— Убийца? — я расширила глаза от удивления.

— Да я в переносном смысле говорю. Если б убийцей был, давно б казнили.

— А Ян?

— Что Ян?

— Какой он, на ваш взгляд? — не унималась я. Коль управляющий мне Яна сватает, так надо ж чтоб расхвалили его качества. Забавно послушать.

— Упорный, надёжный, с характером, если что втемяшилось, не переубедишь, оттого часто рискует и лезет нарожон, — Яр посмеивался, глядя на меня и поглаживал бороду.

— Поэтому вы мне его предлагаете?

— Если хочешь спокойствия, иди за Бакулу. Ни с Даном, ни с Яном тиши не жди.

— Так что ты думаешь насчёт сегодняшнего отвлекающего манёвра? — я решила вновь повернуть разговор в другое русло.

— Думаю, что ты права. Что-то искали, но не у тебя. Тот, кто за всем этим стоит, играет в опасные игры.

— Скажи, Яр, а Ян может быть не тем, кем кажется?

— Что ты имеешь в виду? — теперь управляющий был собран и серьёзен.

— Обмануть может?

— Смотря кого. Он у нас кто? — выжидающе глядит. — Порядник. Он живёт своим трудом, считай и днюет там и ночует, особенно в последнее время. А потому ради раскрытия дела, я думаю, может и обмануть.

Хотела спросить, что он имеет в виду под "в последнее время", "там" и "днюет и ночует". А вместо этого спросила:

— А меня может?

— Дея, спроси у него сама. У тебя ведь хорошо развито чутьё. Нашли ведь с Яном обоих мальчишек, хотя уже никто не верил. Вот и доверься себе. А сомневаешься — спроси у Яна прямо. Он у нас слишком прямолинейный. Ходить вокруг да около не будет.

— У нас?

— Он за нашей четвертью* присматривает.

— Почему же я его раньше не видела? — и почему я уже почти ничему не удивляюсь.

— Ты просто не сталкивалась. На твоей улочке не происходило ничего такого.

Может он и прав. Я действительно вела размеренный образ жизни, живя в собственном мирке трав и больных, принимала участие в общественных праздниках или сборах. Но у нас ничего такого не происходило в последние лета.

— Он уже несколько лет выполняет свой долг, как окончил обитель знаний.

— А что ты знаешь о нём до назначения на должность?

— Его родителей убили бандиты. Набег, подобный сегодняшнему. Ему тогда лет пять было. Он жил в нашем пригороде с семьёй. И тогда целителя у нас не было, вовремя оказать помощь не смогли. Да и вряд ли бы успел целитель. Убили обоих родителей, и двух братьев. Его хотел взять к себе тогдашний управляющий, да только не успел. Мальчишка пропал. А спустя два лета его поймали на воровстве. Малое дитя, неразумное, вот и решили сделать из него человека, отдав в обитель знаний.

— Об этом многие знают?

— Нет. Я просто наводил справки, когда его назначили нашим порядником. Мне показалось, что я где-то видел его лицо.

— А почему ты мне об этом говоришь?

— Ты у нас девушка одинокая, болтать не будешь. Просто присмотрись к нему, — сказал он спокойно. — Но надеюсь, что ты не будешь с ним играть, как с Бакулой. Молодой человек не заслужил этого. Ты должна понимать его как никто другой.

Хотела возразить, что с Бакулой я вовсе не играю. Просто дала ему возможность проявить себя. Хотя, да, использовала для прикрытия от ненужных женихов и не только. Да только не первый день управляющий живёт уже, а потому видит со стороны то, что даже я ещё не понимаю. Я грустно вздохнула. В душе были сомнения насчёт Яна. Парень и правда неплохой, во всяком случае, вёл со мною себя хорошо, вот только помимо дружеского участия я не увидела к себе интереса. А как я сама к нему отношусь, я так и не поняла. Да, волновал он меня, те мимолётные прикосновения, но этого для семьи ведь мало.

— А разве мне не стоит выходить замуж за суженого, того, от кого кровь начинает течь быстрее?

— Нет, милая, ты ещё совсем дитя. Это влюблённость, всего лишь влюблённость. Она может быть к человеку, а может и не быть. Но со временем проходит и если связывало вас только это, то потом начинаются размолвки. Почему в этом вопросе прислушиваются к совету родителей. Они опытнее и видят, подходят ли друг другу молодые и только потом спрашивают мнение дочери. А порой могут и отказать в сватовстве. Всё, конечно, можно изменить, если чувства настоящие и человек хочет измениться и бороться за своё счастье. Но такое редко бывает. А суженый — как знать, доведётся ли его встретить. Я вот сколько со своей женой живу, а ведь нас свели по сути родители. А мы души друг в друге не чаем. Не это ли судьба? Порой мы сами её творим, и у тебя есть такая возможность. Не упусти её и выбери именно того, кто и станет твоей судьбой.

— И что же мне делать? Подбирать мужа по расчёту?

— Слушай своё сердце и чутьё. Я вот тебе говорю, что Ян тебе подходит. А ты уж смотри сама. Пока я больше не вижу пары для тебя среди тех, кто рядом вьётся.

— Благодарю за совет. Я уже восстановилась, пойду домой. Дел хватает.

— Иди, Дея, надеюсь, что больше происшествий не будет.

На этом мы простились.

И я уже пошла в сторону дома, а потом вспомнила и вернулась спросить про речку. Управляющий сказал, что речку кто-то пытался повернуть на наши пашни, заваливая её камнями. Потому приток и обмельчал, и если б вовремя не среагировали, речка бы размыла посевы или дома затопила. Что до нового русла, которое сделал Хозяин Гор, появилась новая горная речушка, но она ушла под землю, образовав небольшое озерцо между горами и лесом.Так что эту речушку собираются использовать как запасную, в случае чего...

Я уже почти ушла, как меня догнал Бакула.

— Дея, благодарю, — он поклонился. — Никогда не думал, что для тебя это так мучительно.

— Да нет же. С чего ты взял?

— Ну, твоё выражение лица, когда я очнулся.

— Мне просто неприятно копаться в крови или ране. Но только это и включает дар, наверное, нежелание видеть рану и ощущать её.

— Всё равно, ты прости, что я с той девицей целовался.

— Бакула, мы ведь уже всё решили...

И он меня вдруг поцеловал. Не так, как обычно, нежно, осторожно. А напористо, словно устанавливая свои права на меня, и даже больно.

Я оттолкнула его, не в силах выносить другую боль, что была внутри.

Не могу, знаю, любишь, но я не люблю. Люблю, но не так!

Я ему ничего не сказала, только пошла дальше.

Он меня догнал и взял за стан своими здоровыми ручищами.

— Дея, пойдём вместе на праздник?

— Нет.

— Прошу. Даже если потом ты будешь с другим, но позволь тебя хотя бы в первый и последний раз привести...

А я вспомнила прошлое, прошлым летом он тоже настаивал, но я не пошла. Отказалась вовсе идти. Ушла глубоко в лес искать цвет папоротника, его сияние. Ведь считается, тот, кто увидит его цвет, обретёт счастье. Не особо искала, но не хотела быть там, где празднуют влюблённые парочки. Возможно всеобщего веселья мне и не хватало, поддаться этому безумию, отдаться чувствам, не обращать внимания на приличия, просто быть собою.

А сейчас он вновь просил, и впервые не унижался, а был настойчивым и уверенным в себе. И я дала слабину, согласилась. Он на радостях хотел вновь поцеловать, но я вырвалась и убежала.

Дома было затишье, всё по-прежнему. Жужжат насекомые во дворе, опыляя цветущие растения. Где-то корова мычит, ещё обычные звуки пригорода, работа станка у соседа.

Погубленную берёзу уже кто-то убрал. Наверное, Оська постарался. Надо будет поблагодарить. И я пошла-таки наводить в доме порядок.

Больные появились ближе к вечеру. Дом к тому времени уже сиял чистотой и радовал глаз.

Привезли раненых на носилках. Одного — порядника, а вот второго — бандита.

Порядника вылечила в первую очередь. А вот бандита мне одной не дали.

— Мы не можем вас оставить наедине с ним.

— Я не могу лечить, когда мне мешают.

— Мы мешать не будем.

— Нет. Либо лечу так, либо никак.

— Где Ян? — спросил их главный. Хочет, чтобы тот присутствовал? Так я и Яна выставлю.

— Мы не знаем, — ответил кто-то из порядников.

Потом начались разборки внутри стражей порядка, а я просто захлопнула дверь, выгнав двух неуверенных в себе молодых парней-носильщиков, оставшись с бандитом с глазу на глаз. Он, правда, был без сознания. Потом порядники стали ломиться в дверь, но я отключила внешние звуки, чтобы не мешали. Как я поняла, это был не просто бандит, а главарь шайки. И из него хотели вытянуть нужные сведения.

Как-то я общалась с Велеславом по поводу моего дара. Он дал тогда несколько советов. Тогда и обронил, случайно или нет, что в миг включения дара я могу иметь доступ к сознанию больного. По сути считывать его память. Возможно сейчас удастся что подобное. Мне хотелось попробовать, узнать, кто нанял их, ведь в том, что они всего лишь наёмники, я нисколько не сомневалась.

Дар включился и мне удалось увидеть его глазами, последние события, словно в обратном времени идущие назад. И я увидела, как он стрелял безжалостно в порядников, а перед тем в ни в чём невинных людей на пашне. А дальше я просто не смогла смотреть, как и лечить. По моим щекам текли слёзы. Ведь было кое-что, за что зацепилось око в моём видении.

Я глянула на наполовину затянувшуюся рану и выбежала из дома, давая доступ к преступнику порядникам. И бежала я через свой участок в сторону леса. Там текла небольшая речка, где мне хотелось смыть эту грязь, чтобы никогда не видеть, но я не могла сейчас этого сделать. Сколько ни смотрю на ранения, а никак не могу к ним привыкнуть. Было ещё кое-что, что я увидела, и я торопилась успеть. Только бы он был ещё жив!

Лешему поклонилась, и попросила привести короткою тропкою к Яну.

Он не показался, но невидимая стежка всё же появилась, которою я бежала, сломя голову.

Ян был скрыт травою, и я не сразу его увидела. Прикоснулась к его шее. На улице жарко, а потому не ясно, жив он или нет, но сердцебиение не чувствовалось. Грудь не подымается, кровь уже свернулась.

— Боги, прошу, только бы он ещё был жив!

Я взывала к силам небесным, ощущая, как волосы сами расплетаются и поднимаются вверх. Мой дар не включался, как я ни трогала рану. Отчаяние захлёстывало меня. И я просто поцеловала его, вкладывая все чувства, что испытывала к этому стражу порядка, что так внезапно ворвался в мою жизнь.

По моим щекам текли слёзы, и я продолжала целовать, не замечая, что кое-кто уже отвечает, а по моему телу распространяется лёгкая дрожь.

И только когда он стал вытирать мои щёки от мокрых дорожек, я поняла, что моя безумная затея удалась! Боги услышали меня, позволили мне вернуть его душу. Я прервалась, тяжело дыша, и только сейчас поняла, что всё это время не делала вдох.

— Ну что ж ты, как ни встретимся в последнее время, почти всегда плачешь! — он говорил шёпотом, но от этого у меня волоски на теле поднимались дыбом. — Где ж та весёлая лукавая девушка, с которой я совсем недавно познакомился?

— Ян, дурень, ты чего решил уйти в мир иной? Зачем под стрелы лезешь? — выплеснула я свой страх. А потом разрыдалась: — Это я виновата... если б ты не отдал мне тогда силу...

Он с трудом сел и прижал меня к себе, крепко, но не делая при этом больно. Гладил по моим уже опустившимся долу волосам. А потом мы просто лежали в траве, рядышком. Оба были без сил. Я потратила последние на его оживление, а он — так и не восстановился после последней закачки в меня силы.

Не знаю, зачем сказала, что у меня в десять назначено свидание с Даном.

— Понятно, — он подобрался, его голос вновь стал отчуждённым.

— Я не пойду, — попыталась я сгладить свою оплошность. Уже и правда, не хочу.

— Пойдёшь!

— Нет!

— Да!

— Но почему?

— Так нужно.

— Ян, ну сколько можно?! — я думала он ревновал, но здесь было что-то другое.

— Я не могу пока сказать. В свидании ведь нет ничего такого. Я надеюсь, что ты на первом же свидании целоваться не будешь. Наслаждайся! Ты ведь особо-то и не гуляла, а девица должна нагуляться перед замужеством!

Захотелось его локтём двинуть, еле сдержалась, памятуя о его состоянии.

Он так и не сказал о своих чувствах ко мне, да и я — тоже. Болтали о том, о сём, но в основном — ни о чём. Я-таки спросила про блюдечко.

— А блюдечко действительно "окно" имело. Велеслав его заблокировал. Если хочешь, я тебе верну.

— Нет, не нужно. Оставь себе.

— Тогда будет как вещественное доказательство.

— Глупо.

— Ну, не положено. Да и мне глядеть некуда просто.

Потом он стал меня допрашивать, а откуда я вообще прознала, где он находится. Ну, я и поведала. Он тут же замолчал. И как я ни пыталась разговорить, не отвечал. Обиделся.

— Ян, я так не могу. Скажи, что не так. Я не понимаю.

— Больше никогда не рискуй своей жизнью!

— Но...

— Нет. Я рискую — такова моя обязанность. Но есть человек, который может меня подлатать. А у тебя никого нет, понимаешь? Ты незаменима. И не только для меня. А для всего города. Я имею в виду не только середину града, но и его окраины.

— Солнышко почти село, — тихо сказала я, стараясь отвлечь его.

— Иди, тебе пора. Тебя Дан уже заждался. Небось пороги уже обивает.

— Пусть.

— Мне тоже пора.

— Куда?

— Не могу сказать. А тебе ещё не мешало бы смыть кровь. Не в таком же виде на свидание идти.

Он встал и подал мне руку. А потом свистнул, что у меня уши заложило.

— Слушай, а конь твой...

— Да. Мы связаны. Я могу его глазами видеть. Просто сам выбирал себе только что родившегося жеребёнка, ухаживал за ним, объезжал. В общем, он — продолжение меня.

— Так вот как ты... — имела в виду, что он знал то, чего не мог видеть. И кто похитил, а конь своим ржанием всего лишь показал направление, где искать.

— Да. Я тебя подвезу.

Не успела я опомниться, как Ян уже сидел верхом, и меня перед собой держал, сжимая поводья. Мы скакали по ровной широкой тропке, хотя отчего-то очень длинной. Леший постарался растянуть эту скачку? Я шепнула ему слова благодарности. И на границе леса, не доезжая до моей земли, Ян меня высадил.

Уже почти стемнело, а мне и правда не мешало помыться. Всё ж сама согласилась на эту встречу, негоже заставлять Дана ждать. Дом был закрыт на замок, и следов порядников и преступника уже не было. Мне было на самом деле всё равно, выжил ли бандит. Главное, что Ян жив. Как же я перепугалась сегодня. Так недолго седою сделаться!

Примечания по главе:

Четверть* — здесь имеется в виду четверть круга. Город с пригородом поделён на 4 части. Участковый порядник присматривает за четвёртой частью, куда входит и город, кроме площади с храмом, и пригород.

Глава 18

Войдя в дом, я обратила внимание, что Шип куда-то вновь запропал. Когда я его в последний раз видела-то? Может, и вовсе он не мой питомец? Всё ж дикий кот, с чего вдруг я его своим стала величать? Взгрустнулось отчего-то. Наверное, мне очень хотелось иметь родственную душу. А Шип, в отличие от других животных, которых я лечила, успел прочно поселиться в моей жизни, да и под сердцем носила ведь, словно дитятко. Но если он ушёл на волю, я ведь должна радоваться за него. Животные быстро взрослеют, особенно дикие. Отогнав такие печальные мысли, я стала отмываться, предварительно засунув испачканную кровью одежду в особое обрабатывающее устройство, оно хорошо выводит саму кровь из волокон ткани да и лекарскую одежду обрабатывает от всякой заразы.

Я успела помыться да принарядиться, ещё до назначенного часа свидания. Ожерелье надела красивое, под цвет очей, а потом раздумала. Ночь на дворе, вообще всё в серых оттенках снаружи, так что и не видно всех прелестей моих волос или очей. Покрасовалась маленько перед зеркалом, покрутилась, да сняла всё, в том числе и серьги, и косник*. Решила вплести красную ленту. Девочка как в девицу превращается, так ей красную ленту в косу вплетают и вполне до замужества можно только её и носить. Скромно, без прикрас, но так принято.

Бросила взгляд на прибранное, сияющее чистотой помещение, порадовалась. Любо-дорого глядеть, не то, что совсем недавно было. Сколько трудов стоило, но я вполне довольна. Вообще я редко прибираюсь, сама ведь живу, у меня всё разложено по своим местам, подписано, порядок я люблю. Сорить у меня некому, а потому раз в седмицу пыль протереть, высосать весь сор да полы помыть — мне не сложно. А в сенях каждый день полы мою да в приёмной, с утра, обычно, перед приходом первых больных или с вечера, если силы есть.

Взглянула на настенные часы, что-то Дан задерживается, поэтому я решила проверить — вдруг дожидается. Слабо верилось, но опаздывают обычно девушки, а не парни.

Обнаружила сидящего на крыльце молодого человека, не ожидая, чуть дверью его не огрела. И правда, здесь. Чего ж не стучит? Ненавязчивый, хорошо.

— Доброй ночи, хозяюшка — очаровательная красавица!

— Полно тебе, Дан, льстить.

— Правду говорю ведь!

Я потупила глазки, покраснела от смущения. Ну, коли правду, то можно и принять похвалу.

— Дея, переоделась бы ты, — предложил он, пока я ещё не вышла из дому.

— Зачем?

— После узнаешь.

— И чем тебе наряд не угодил мой? — искренне не понимала. Ну да, без изысков, так не замуж же сейчас собралась в своей лучшей сорочке. А изысками в виде заморских тканей не блещу. Хотела даже обидеться да не хотелось настроение портить.

— В портки не мешало бы...

Я приподняла в удивлении бровь да ничего не сказала, хотя ощутила облегчение. Не хотел обидеть, значит. В портках мне удобнее, да и как-то поспокойнее себя ощущаю. Разве что волосы тогда подбирать приходится, коса как-то не сочетается с мужским нарядом.

Переодевание много времени не заняло, Дан всё это время чинно сидел во дворе на крыльце, даже не просясь в дом — знает, что не пущу.

Да, ещё не удивлюсь, если свекровь Мирьяны к своему окошку припала да блюдёт мою честь и ожидает повод для сплетен. Завтра с утра наверняка в таких красках меня распишет — много нового о себе узнаю!

Уходя из дому, выключила свет во дворе — не хочется быть на виду у соседей.

Косу уложила вокруг головы да крепко лентою завязала, чтоб не расплелась. Для надёжности ещё и косынкою накрыла. Взглянула в зеркало — ничего так выгляжу. До того, на мой взгляд, краше была, когда волосы не прикрывала. Да не страшно. Впечатление производить ведь не собираюсь.

Дан похвалил мой новый облик — так ему не в первой меня такой видеть. Это местные не одобряют, когда в портках хожу, всё же девушка должна женственно выглядеть, а не на мужика смахивать. Ведь подол сорочки создаёт особую трубу в виде круглого клина*, черпающую женскую силу от Земли-Матушки, нужную для последующего вынашивания чадушка. Поэтому я стараюсь не особо часто портки носить. Это в последние дни как-то получается, что верхом езжу.

Молодой красавец повёл меня в сторону леса, через мой участок. Волосы его теперь уж в ночи совсем чёрными казались, спадающими на плечи немного растрёпанной причёской. Но красив, даже в темноте! Куда идём и зачем?

Было несколько любопытно, но и чуточку боязно. Отчего-то знала, что не обидит, хотя кинжал со мною был. Вот только я так и не тренировалась, о чём уже жалела.

Шли мы рядом, не торопясь, Дан рассказывал о разных градах, в которых довелось ему побывать. Да так, что заслушаешься. Прирождённый рассказчик.

Например, я и не знала, есть есть город на деревьях. Вот целиком. Болотистая местность, и дома вместо того, чтобы на высокие сваи ставить, строят прямо на ветвях. Красиво, наверное. Хотелось бы взглянуть. Я помнила Оськин домик, в детстве он казался таким уютным и каким-то сказочным. А если ещё и зелено вокруг — очаровательно выглядит и скрыто от людских глаз. А были и горные грады, в пещерах высеченные. И даже брошенные такие стоят некоторые, много искателей сокровищ там побывало, да только ничего не нашли. А может и сыскали, да только рассказывать про то не стали. И даже подводные имеются города. Но больше на сказки похоже, про Морского царя и его народ.

Настороженность сошла на нет, и я расслабилась. Правильно Ян сказал, надо погулять маленько, а то замуж выскочу, времени уж тогда не будет. Девица, как красную ленту вплетает, начинает готовиться к будущему замужеству: приданое шить, гулянки да посиделки посещать. И с молодыми людьми учится взаимодействовать и распускаться как цветок. И не только красотою, но и внутренне силу свою ведовскую материнскую раскрывает постепенно.

А мне некогда было, дел-то хватает, я ведь сама жила, днём больные, а ночью уж ног не чуешь под собою. Какие гулянки?! На посиделки в эту зиму ходила не один раз, после захода солнца, зимой-то вообще короткий день. Сидела, вышивала. Слушала и наблюдала, как девчата с парнями заигрывают. И на меня стали ребята внимание обращать. Вот тогда Бакула садился рядом, никто и не лез. Я посмеивалась да не возражала.

Внезапно мы остановились, что вырвало меня из дум. Взглянула, куда пришли-то. Оказалось, что находимся около распределительной будки, что давала свет всему пригороду. Она располагалась чуть в отдалении от нашей четверти, но не доходя версту* до леса.

Я даже возразить не успела, как Дан уже ловко лез вверх, нащупывая уступы и цепляясь за камни, на немаленькую будку, высотой в несколько саженей, повыше моего дома на ярус или два будет.

А потом моряк спустил мне верёвку, толщиною в восьмую часть моего перста*.

— Ты что задумал? — крикнула ему что есть мочи.

— Не трусь! Будет весело! Залезай!

Было чуточку страшновато, но это щекотало нервы.

Я сильно дёрнула за спустившийся конец, сомневаясь в надёжности верёвки. А вдруг не выдержит? Дан ведь карабкался не по ней, а по самой стене. Я, правда, на это не способна, все пальцы себе пообломаю да и навыка нет. Но тонкий трос оказался прочным. Морской? На купеческих ладьях используется?

Подниматься мне понравилось, я упиралась ногами в стену, крепко перехватывая руки. Правда, они, хоть у меня и сильные, а притомились.

Когда я очутилась на будке, Дан достал из котомки самодельный самострел. Я нахмурила брови, самострел — военное оружие, на него особое разрешение нужно. У Яна был, ну так он ведь порядник. Молодой человек отвязал верёвку, собрал её всю на крыше, да привязал её к маленькой стреле. Я смотрела, как он ловко вяжет узлы. Сразу видно — моряк. Чувствовалась сноровка. Да и пальцы все в мозолях, ощупала, как подавал руку, значит, труда не чурается. Не одни приказы отдаёт. Это было в его пользу. Вот только зачем всё это? Впечатление произвести или так развлекается?

Тем временем Дан наложил стрелу на тетиву, с привязанной верёвкой, и выстрелил в сторону моего дома. И как он в этой темноте видит? Тут ведь светильников нет, нарочно, чтобы дети не лазали. А света Месяца хватало только чтобы рассмотреть быстрые отточенные движения молодого человека.

Верёвка начала быстро разматываться и чуть было не соскочила вниз, но Дан успел схватить конец прежде, чем она сделала рывок и натянулась. Он дёрнул за неё, и я нервно вздрогнула — мне показалось, что сейчас не удержится и упадёт, такой силы движение было. Но он устоял на ногах, после чего закрепил конец на металлическом громоотводе.

Я во все глаза смотрела на его действия, уже страшась того, что, как я предполагала, планировал Дан.

— Только тихо, а то народ сбежится, — предупредил он вполголоса, надевая толстые перстянки, а после и мне протянул пару. Вслед за этим полез вперёд ногами, зацепившись и руками и ногами за трос, предлагая мне повторить его действия.

Стало отчего-то страшно. Очень. Я глянула вниз и в ужасе отпрянула. И что делать? Я одна тут, совершенно одна. И никто не придёт мне на помощь. Я, конечно, могу крикнуть, зовя на помощь, поднять на уши весь пригород. И меня снимут, может даже кудесника вызовут. Но стоит ли привлекать внимание? За это меня по головке не погладят, а в умственных способностях начнут сомневаться. Забралась ведь. А зачем? Не буду же объяснять, что парень заманил и бросил. Но спуститься так, как того хотел Дан, я страшилась. И что делать?

Выбора не было. Успокоиться нужно.

— Гдяли, Дея, какая красота вокруг! — сказала сама себе.

Тёмные очертания домов, освещённые разноцветными светильниками дугообразные улочки. И даже вдалеке виднеется разноцветная опушка леса, подсвеченная разными огоньками, откуда слышится смех и песни-шутки ребят, ушедших на гулянку. Тени деревьев маячили на освещённом Месяцем небосклоне.

И я последовала примеру своего сопровождающего, собравшись с духом. Проползла где-то сажень и остановилась, боясь пошевелиться. Тело свело судорогой. Ян, ну зачем ты отправил меня на это дурацкое свидание?

— Так, соберись, Дея! — сказала я себе. Ещё не хватает вот так упасть вниз. Жизнь, между прочим, только начинается! Я только влюбилась и осознала свои чувства! Мне не страшно! Всё хорошо! Осторожно спускаюсь вниз. Дан ведь спустился, значит, и я смогу!

С такими мыслями я делала шаг за шагом, продвигаясь к спасительному другому концу верёвки. Да, неудачно, на мой взгляд, началось свидание. Боюсь предположить, как оно может продолжиться.

Когда я упёрлась в пологий скат на крыше собственного дома, от неожиданности чуть не отпустила трос.

— Вот, молодец! Не сомневался, что справишься! — похвалил меня Дан, которого я не видела, но слышала слева от себя.

— Ты издеваешься? — зашипела я. Он помогать не спешил. А я села, всё ещё не отпуская рук, и часто-часто начала дышать, пытаясь хоть немного прийти в себя, в душе же ликовала. Я смогла! Ура! Есть, чем гордиться! И ещё не успевший оформиться страх поборола.

— Отдышалась? Готова к следующим приключениям? — он подошёл к краю крыши, заглядывая вниз.

Я замотала головой, только кто ж меня спрашивал.

— Давай, сбегаем на раз-два!

Это ведь второй ярус! Но не успела я возразить, как он схватил меня за руку, поднимая с пятой точки, и потащил вниз. Пришлось быстро переставлять ноги. А потом моряк, или кто он там, сделал кувырок в воздухе.

— Боги! — я едва успела расслабиться, представляя тело лёгким, словно пёрышко. Если б я этого не сделала, вывернула б руку. И я бы упала, если б он не поймал.

— Дан! Угомонись, слышишь! Ещё одна такая выходка и свидание окончено!

Мне и правда, надоело всё это. Теперь было по-настоящему страшно его безумия. Я, конечно, залечу и собственные ранения, но для этого надо покалечиться не насмерть и желательно в сознании быть, от этого зависит скорость залатывания повреждений.

— Ну скажи, неужели тебе не понравилось, хотя бы чуточку? — он лукаво глядел на меня. И ни капельки не раскаивается!

— Разве что чуточку, пока карабкалась вверх, — подтвердила нехотя его догадки. — Но я не люблю рисковать жизнью.

Судя по нему, он наоборот — искал острых ощущений.

— Тогда, пойдём! — и он потащил меня через широкую дорогу в соседний пригород.

Я ведь на окраине своей четверти живу. А вот между нашим пригородом и соседним водомёты* многоскатные имеются, словно маленькие водопады, что бьют вверх разной высоты струями да украшенные бронзовыми изваяниями героев из разных сказок. Они не только имеют свойство красоту, радуги, влажность в жаркий день создавать, но и нужны для водопровода. То ли как уравнительные водоёмы, то ли ещё для чего, я в этом вообще не разбираюсь.

Можно было б пройти по небольшому деревянному мостку, но Дан потащил меня прямо через водомёт. А что — босая ведь, да и он разулся. В одной руке — обувь, другую — мне протягивает.

А в свете Месяца дорожка серебристая светится — красиво.

Ну ладно, пока ничего такого... За это даже ругать не будут...

Я закатала портки до колен и неуверенно вложила руку, и рывком была заброшена на уступ.

Прохладная вода щекотала ноги, создавая необыкновенные ощущения. Волнительно! Необыкновенно!

Отчего-то только представляется рядом со мною совсем другой молодой человек. Так и подмывает назвать Дана его именем...

А потом мы влезли в сад чужой. За черешней! Воровать! И всё волшебство вмиг улетучилось, оставляя горький осадок.

— Да ладно, неужели никогда не воровала у соседей?

Я помотала головой! Зачем? Можно просто зайти и попросить, если очень хочется.

Волнительно? Нет, нисколечко! Скорее переживательно! Не хочу по пустякам беспокоиться! На мою жизнь уже достаточно испытаний обрушилось! Да и в моём саду черешня имеется! И вишня! И слива, и много чего ещё! Полон сад всевозможных плодовых кустов и деревьев! Но нет же, это скучно!

Дан полез на соседский участок, велев мне ждать, а я просто прошла по мостику обратно. Соучастницей не буду! Если его поймают — сам виноват. Ведёт себя как ребёнок!

И даже дети понимают, что чужим трудом нельзя пренебрегать. Уважение должно быть к тому, кто посадил, ухаживает за растениями.

Я взглянула на Месяц, скрывшийся за тёмное облако, озаряя его своим холодным светом. Высоко поднялся. Время близкое к полуночи. А значит, мне пора к трём дубам. Туда ведь ещё добраться надобно. Я прикинула в голове путь, как бы мне сократить его?По дуге пройти или просеку? Приняв решение, я припустила, что было сил.

Примечания по главе:

Косник* — Накосник треугольная подвеска, одним углом прикрепленная на конце девичьей косы, украшенная бусами, кистями и др

Круглый клин* — конус.

верста* — мера длины, равная пятистам саженям.

перст* — мера длины, приблизительно в 2 см. Но зависит от толщины пальца. Вообще меры длины не имели общего значения.

Водомёт* — фонтан.

Глава 19

Три дуба — место, что было недалеко от пашен. Как лес заканчивался шла просека, шириною в несколько саженей, а потом начиналось поле на месте некогда вырубленных для посевов деревьев, которые пустили на жилища, когда строили здесь городище. Изначально город был деревянным, а как камнедобычу наладили в горах, то и стали обкладывать дома камнем, мол, не так опасно при пожаре. А всё одно горят дома, выгорая изнутри.

Верхом я бы домчалась быстро, а вот пешком путь казался слишком длинным, а ведь следовало ещё обогнуть гулянку. Ребята ведь веселятся, позовут меня к себе, отказываться негоже, да и просто увидят — потом сплетни поползут, что я одна брожу среди ночи не понятно где, да ещё и в мужской одежде. Начнутся ненужные вопросы. А врать я не умею.

Я пробежала часть пути, пока не притомилась. Потом вошла в лес, и не торопясь пошла, стараясь передохнуть маленько. Надеюсь, что всё же поспею вовремя.

Недалеко показалась целующаяся парочка. Незнакомы мне оба — знать не с нашей улицы. Я тихонько пробралась мимо, стараясь не спугнуть их. Но они так откровенно целовались, что ввергли меня в смущение. Мне только и не хватает подглядывать. Не то, чтобы я не представляла, как оно всё. В своё время и за животными наблюдала, бабушка мне ещё и с лекарского дела всё объясняла. За людьми не принято было подглядывать, во всяком случае за таинством между мужем и женой. А в голом теле вообще ничего такого не было. Порою мужчины с женщинами в одной бане парились и ничего. Всё, что создано природою — естественно и не может быть некрасивым. Да и в волошбе частенько обнажались. А потому мне стыдно было глядеть на этих двоих, если они решили до свадьбы того, нарушая запреты предков, то не мне за ними подглядывать, а тем самым предкам.

Но парочку окрикнули, и ребята вынуждены были прерваться, а я как раз проскочила мимо, радуясь, что всё так вышло. Как знать, возможно сейчас они убереглись от ошибки, о которой после жалеть будут.

Я взглянула на Месяц — опаздываю! Плохо! Ну вот что мне дома не сидится. Если Он узнает, вряд ли обрадуется. А меня тянет туда неумолимо. Знать, надо. И дело вовсе не в любопытстве и доверии. Чутьё! После того, как разобралась со своими чувствами, поняла, что плевать на его поступки. Я за него буду горой стоять, даже если он нарушает закон. Наверняка найдётся причина, почему он это делает. Ведь у самой совесть не чиста. Точнее не так, совесть моя чиста, а вот закон я всё же нарушила. Так, не думать о том, ещё не хватает мне какого-то одарённого на чтение мыслей человека.

Обратилась за помощью к Лешему. Неудобно мне перед ним, ведь уже в который раз обращаюсь, а сама не удосуживаюсь принести требы. Надеюсь, что он не обидится. Надо будет напечь пирогов да снести просто так, проведать Дедушку.

Хозяин не отвернулся, вняв моей просьбе, поэтому я очутилась в нужном месте вовремя.

Под тремя дубами вырисовывалось чёрное очертание человека в хламиде. Я поползла, распластавшись, по земле, скрытая травой, достигающей мне до колена, а местами и выше. Раскрылись ночные цветы, приятно пахло луговыми травами. Безветренно. В лесу ухает сова, выйдя на охоту. А ещё кузнечики стрекочут своими крылышками. На ночном небе звёзды да рожок растущего Месяца освещают всё вокруг блеклым светом. Умиротворённо. Разве что комары кусаются. Продумала бы всё — намазалась бы "некусайкой". Вот на такое я совсем не рассчитывала. И что меня тянет на приключения? Вроде ж Дан вот предлагал, а я отказалась. Не рада была. А сейчас сама нарожон лезу.

Подползла почти к самому разделённому на три ствола дереву. Деревья вообще на просеках не растут. Отчего, не знаю, то ли сила волшебная замешана, то ли предки наши постарались, разбивая всю землю-Матушку на участки леса, поделённые просеками, чтобы если какой-то участок леса горит, пожар не перебросился на соседний. Так вот, это дерево росло в том месте, в котором не должно было. Кто его посадил — то не ведомо, но ему была уже не одна сотня лет. Сросшиеся три дуба, повидавшие не одно сменившееся поколение людей. Могучее, красивое дерево. Днём оно вообще величественно выглядит, но при этом нет той надменности, что иногда присуща людям. Да, старое я дерево, да в случае чего помогу, обращайтесь.

Как появился второй человек, я не заметила, но когда я была уже рядом, услышала разговор двоих.

— Принёс?

— Да.

— Показывай!

— Э, нет, так не пойдёт. Вначале деньги покажи.

На землю была брошена тяжёлая торба, с чем-то металлическим.

Ян наклонился к ней, и тут его схватили, приставив к горлу нож. Я напряглась.

— Значит, ты не настоящий покупатель? Что в сумке? — ни тени страха в голосе порядника не заметно. Только спокойствие.

— Я работаю на своего хозяина. Но деньги он не собирается платить какому-то вору. Не проще ли сдать тебя властям, кара у вас достойна преступлению!

— А ты думаешь, что я такой дурень, додумался приносить с собою "кровь дракона"?

И не успела я опомниться, как Ян вывернулся, ударив в "солнечное сплетение" локтём, и приставил свой кинжал к горлу незнакомца. Молодец, хвалю! От сердца сразу же отлегло. Только сейчас поняла, что не дышала всё это время, переживая за него.

Свист стрелы разрезал воздух прямо над моей головой.

— Ложись! — крикнула Яну. Точнее я думала, что крикну, но голос вообще пропал. Перепугалась не на шутку. Не смогла вовремя предупредить! Ну что ж за невезуха. Надеюсь, что с лечением поспею.

Оба соперника очутились на земле, а я поползла проверять, жив ли любимый.

Ян был цел, а вот второй был почти мёртв.

— Ты что тут делаешь?! — возмутился Ян.

— А что ты?!

— Ладно, не время спорить. Ты можешь спасти его?

— Ян, ты же знаешь, мне нельзя.

— Это важно, очень. Мне нужно знать кто его нанял.

— Так ты...

— Да, мне нужно выйти на покупателя, чтобы найти вора.

Мне не очень хотелось лезть в голову мнимого покупателя. Да и всё это дело мне казалось каким-то замороченным и подозрительным. Но выхода другого я не видела.

И я полезла в его рану, пытаясь включить дар. Но толку не было. Тишина внутри. Разве что мерзко, как обычно, от копания в липкой жидкости.

— Ян, у меня не выходит.

Вспомнилось, как в последний раз с Яном тоже ничего не вышло. Неужели я утратила свой дар? Но почему? Как же так?

Ощущение растерянности поглотило меня.

— Давай, Дея, пока не поздно! — и он сжал легонько мою руку, передавая силу.

Дар-таки включился, но считывать память мне не хотелось. А потому я стала исцелять рану, а Ян уничтожил стрелу.

Когда неудавшийся покойник пришёл в себя, порядник уже его связал и засунул в рот кляп.

Мне хотелось уйти отсюда, но Ян не позволил, сказав, что небезопасно это. Сам же вызвал по устройству связи подкрепление. Говорить с ним не говорили, ведь рядом с нами был подозреваемый, и опасно было разглашать любые личные данные. Я это понимала. А ещё я знала, что любимый сердится, словно ощущала его чувства. Недоволен моим появлением, а ещё испугался, когда меня увидел. Вот только высказать ничего не мог. А ещё до того, как больной пришёл в себя, Ян велел мне спрятаться на дубу, в кроне деревьев и не подавать признаков жизни. Меня тут не было, и точка. Я осторожно забралась на ствол с другой стороны от места, из которого прилетела короткая стрела самострела, и расположилась на ветке, скрытая в листве.

Дерево дарило покой, а ожидание было слишком утомительным. Лечение хоть и не затратило ни крохи моей силы, всё равно выбило меня из колеи. Я была разбита душевно. Как же так, отчего у меня дар перестал включаться?

Неплохо бы пообщаться с мамой, спросить, что к чему.

Я сосредоточилась на её облике и позвала мысленно. Но ответа не последовало, и я начала тихо паниковать. Что со мной вообще творится? Дар потеряла. Как же без него жить-то? Я же ничем не смогу помочь нашим людям. Ну да, я травница, но не такая, как бабушка. И даже с мамой не могу связаться. Ощущала я себя никому не нужной, пока не забылась во сне.

А проснулась уже на лошади, когда подъехали к задней калитке моего дома и остановились.

Ян снял меня и понёс, забросив на плечо. Вран — вороной конь Яна — тут же ускакал, и ни звука не издал, словно понимает, что ржание может привлечь нежелательных свидетелей.

— Поставь меня.

— Дея, что на тебя нашло?

— Оставь меня в покое! — крикнула слишком яростно.

— Тихо ты, или хочешь, чтоб соседи повылезали?!

Предупреждению я вняла, и правда, не стоит привлекать внимание. Подумала, как хорошо, что дворовое освещение выключила, уходя на свидание с Даном. Но сдаваться я не собиралась, ведь поза вверх ногами была не очень удобна, я молча пыталась лягаться, болтаясь по его спине словно куль муки, но это мне мало чем помогло.

Дверь он отворил сам, дом его пустил, ведь он давал присягу, и внёс меня внутрь. Разулся и потащил на второй ярус.

— Ты что делаешь? — возмущалась я.

Но вместо слов Ян предпочитал совершать дела. И он засунул меня под душ, холодный душ! Прямо как была я в одежде, так теперь мокрая и холодная стояла в ванне, и просвечивала своими изгибами.

— Пришла в себя?

— Ян, ты, ты... — но я дрожала и на ум ничего не приходило.

Как теперь эту одежду вообще снять? Она ведь прилипла к телу.

Раздеться порядник мне помог, потом поливал меня тёплой водой, пока согрелась, после чего бережно завернул в полотенце, растирал тело, пока я зубами клацала, пусть и какое-то время мне было даже жарко. Вот тебе и поздняя весна, почти день весеннего солнцестояния*. Или это на меня так холодная вода подействовала? Мне только заболеть и не хватает для полного счастья!Ян отнёс меня в горницу, укутал в одеяло, достав то из сундука, предварительно поинтересовавшись, где его искать, и сел рядом, откинув простынку, чтобы не испачкать.

— Рассказывай, — подвёл итог он.

Немного препирательств, и я сдалась. Начала выливать на него свои переживания, а он молчит, хоть бы возразил, так нет же, кивает головой, мол, дальше. Ну и про возможное предательство поведала, как и про подслушанный накануне разговор.

— Ян, что скажешь? — и жду приговора.

— Ну, — замялся, — твои переживания понятны. Ты растеряна, обеспокоена и одинока.

И обнял меня. Крепко-крепко. И тут я поняла, что всё не важно. Вот, нисколечки. Он рядом, я в его объятиях, что ещё нужно для счастья? И никакой он не злодей! Управляющий был прав, ради своих обязанностей, жизнью рискует. И плевать мне, что соседи подумают. Поняла и то, что уже не дрожу — успокоилась.

— И ты не дашь совета? — отстранилась и гляжу на него выжидательно. Совет мне бы сейчас пригодился, хотя уже на душе легче от того, что выговорилась.

А он молча встал, я уж испугалась, что уйдёт, выключил свет и, раздевшись, лёг рядом.

— Ты спи, Деюшка, спи, утро вечера мудренее. Думаю, что всё от нервов. Но я рядом, не переживай.

Когда я с первыми лучами Солнышка проснулась, его уже рядом не было. Постель, правда, с его стороны была ещё теплая. На столе был нагретый самовар, и записка на вырванном из записной книжки листке, гласившая следующее:

"Мыслями я с тобою, но обязанности никто не отменял. Думаю, что ты уже всё поняла и сама, но если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. Обещаю — больше ничего опасного, без твоего ведома. Люблю."

Всего несколько строчек, а сколько в них всего сказал. Что доверяет моему мнению и моему чутью, что он рядом, и поддерживает меня. И что любит. Улыбка сама возникла на лице. И ушёл ещё затемно, пока соседи не проснулись. Заботливый. Я села на стул и прислонила к сердцу записку, расслабившись и откинувшись к стене.

В приоткрытое окошко запрыгнул с улицы Шип, перепугав меня.

— Ба, какие люди!

В ответ Шип мявкнул.

Видок у него был неважнецкий — грязный и страшный. Я взяла его на руки и понесла в ванную, стараясь не прислонять к своей одежде. Мне ещё не хватало, чтоб собою всё пачкал.

Навела погорячее воду, чтоб сравнять её с теплом его тела. Пока его мыла, он даже не пикнул, и, наоборот, балдел, как мне показалось, подставляясь под тёплые струи. Вода красным не окрашивалась, что меня, безусловно, порадовало. А потом я закрыла ванну не пропускающей влагу голубой занавеской, принесенной каким-то больным в дар, позволяя Шипу отряхнуться. А тем временем принесла ему толстое полотенце.

Он дрожал, умываясь в коконе, у меня на коленях. Я позавтракала и окончательно успокоилась. Всё хорошо, жизнь продолжается, даже наоборот, начала налаживаться. К слову сказать, я ведь ещё и за Шипа переживала. Ну, что он бросил меня. А оказалось — нет, как гора с плеч! Шип дома, любимый поддержал в очередной раз. Я стала накапливать на руке силу, и на кончики пальцев стало покалывать. Протянула руку, ладонью вверх, держа на руках невидимый шарик.

Подросший котёнок высунул мордочку из свою уютного узелка и пошёл на мою силу. Чувствует её. Значит, сила никуда не делась. Я улыбнулась, порадовавшись, что всё возвращается на круги своя. Тогда что же силу блокировало? Ужас, который нахлынул на меня, как увидела в воспоминаниях падающего с лошади подстреленного Яна? Но сейчас я спокойна, не мешало бы попробовать кого-то полечить, чтобы проверить. Но с другой стороны, лучше вовсе без больных.

И самое главное, что меня ничуть не смущает то, что я с молодым человеком провела ночь, если кто прознает, то ему придётся жениться на мне. Отчего же улыбка не сходит с лица?

Вспомнила, как я вчера засмущалась, когда Ян лёг ко мне под бок, обняв меня. Я заелозила по постели, но он попросил на раскрываться, отгораживаясь от меня одеялом. И что меня разочаровало, так то, что он ни разу не поцеловал. Правда, сомневаюсь, что на этом мы бы остановились. И болтать он мне не дал, приложив палец к моим губам, сказал, что ему рано вставать. Это меня не меньше взволновало, чем его близость. А вот утром, сквозь сон я ощутила его поцелуй, только вырваться из царства Дрёмы не смогла, утомлённая вчерашними событиями.

Шип, уже умывшись, позавтракал вместе со мною, и, забравшись под одеяло, завалился спать, даже нос спрятал. Я сделала небольшую дырочку, чтобы не задохнулся, погладив его тёпленькую и уже почти полностью просохшую прилизанную шёрстку. Где ж ты был несколько дней? По болотам лазил? Зачем? Охотишься? Подрос. Вроде пару дней всего не видела, а кажется, словно месяц прошёл, судя по тому, как он вырос.

Но ответ получить мне было не суждено, потому что котёнок уже сопел, свернувшись клубочком и спрятав нос под свой хвост.

Я выбралась на огород, занялась прополкой, потом стала собирать спелую черешню, частично поев её прямо с дерева. А после, завершив дела на грядках, пошла варить варенье — мёд ведь у меня с прошлого лета ещё есть — да надо бы пошить приданое, имея все нужные размеры.

После забежала Мирьяна, спрашивать, как прошло свидание с Даном. И получила глубокий вздох.

Отчего-то вспоминалась ночка, проведённая в объятиях совсем другого человека. От этого я краснела и отводила взгляд. Надо будет встретиться с Даном да сказать, что он — славный парень, но я люблю другого. Только где он остановился? Намеренно искать его тоже не хотелось, особенно в тот притон возвращаться, где останавливаются сомнительные личности.

А подруга понимала всё не так, но я не спешила её переубеждать. Пусть. Интересно, смогу ли я когда-то доверять людям полностью и без остатка? И поняла, что один человек это заслужил. И подруга никогда не подводила. И я сдалась. Нет, про ночку в одной постели я не поведала — слишком личное, но про свидание с Даном рассказала, как и то, что влюблена в другого. И только в эту ночь я смогла полностью принять это.

Глава 20

После допроса подозреваемого Ян ломал голову над очередной задачей, пытаясь найти решение.

— Ян, иди к ней, сегодня короткий день! — окрикнул его сослуживец Слава.

— Она с другим пойдёт на праздник.

— И ты так это оставишь?

— А что мне делать?

— За своё счастье нужно бороться!

Ян взглянул на часы. До праздника было много времени, сбор правда начинается через два часа. Друг был прав, но они с Деей договорились встретиться на самом празднике, а обещала пойти она с другим. Поэтому было время подумать над делом.

— Иди!

— Да, скоро пойду, — кивнул Ян, заново перебирая бумаги по делу.

— Ладно, я пошёл! Не упусти её! — молодой парень с серыми глазами и тёмно-русыми волосами на одно лето младше Яна улыбнулся в жиденькую бородку и наигранно грустно добавил: — Жаль, у меня нет никого. Но я всё ещё надеюсь познакомиться с какой-нибудь девушкой сегодня, — он похлопал Яна по плечу и ушёл.

Ян улыбнулся мыслям друга. Кто бы мог подумать, что всё так выйдет? Он и сам не надеялся встретить ЕЁ так скоро.

Молодой человек бросил взгляд на уже пустое помещение, немного грустно вздохнул.

Но он отвлёкся.

Что же получается, покупатель и вор одно лицо? Что-то не сходятся концы с концами. Допустим, купец договорился с покупателем, а тот, решив не платить, просто совершил воровство. Но тогда получается, что всё было спланировано заранее. Мало того, что пожар был неслучайным, так после того, как слуги покинули дом Макария, вор пробрался внутрь.

Сам Ян видел, как человек крадётся, и как вспыхнул, словно светоч* сторож — мужчина лет пятидесяти, одетый в некогда дорогую заморскую одежду — кафтан и портки, подстриженный коротко, с курчавой тёмной бородой — это всё, что успел рассмотреть Ян в красном пламени, которым горел человек. Он с криком выбежал на улицу, только звук казался каким-то приглушённым, а когда стал гореть изнутри, визжа от боли, которую порядник скорее видел на перекошенном лице, чем слышал, то бросился в водомёт, находящийся на заднем изысканном каменном дворе. Послышался плеск воды, после чего вспышка озарила небо и погрузила всё вокруг в грохот.

Ян же собирался вызвать подкрепление да связи не было. Он бросился к водоёму, собираясь хоть чем-то помощь пострадавшему, но человека не было, разве что облачко пара поднялось над ещё чуть движущейся поверхностью воды да запах горелой плоти свидетельствовали, что ещё недавние события не привиделись ему. Разбираться, что к чему было некогда, и Ян пошёл вслед за преступником в дом, приготовив оба кинжала, что были у него в рукавах.

Дом был тих, разве что сверху шёлкнул замок открываемой двери.

Порядник был осторожен и старался двигаться бесшумно. Но когда он заглянул внутрь горницы-тайника, там никого не было, во всяком случае в свете ночных светильников не было видно. Ян решил проверить за столом. И вот тогда, не ожидая нападения, он был застигнут врасплох. Резкая боль пронзила голову, застилая сознание, и пустота поглотила молодого человека.

Очнулся он опять же от боли и стука собственного сердца, что отдавался в ушах. Было темно, да и плохо видно, вот только во вспышке сине-багряной молнии он увидел её, копающуюся в его ране на затылке. Красивая, решительная, но на лице промелькнула брезгливость. Он ощущал, как она удерживает его в этом мире, как борется за его жизнь, не позволяя отвести взгляд, как боль постепенно притупляется, отступает и мысли уже даже начинают связно мыслить. Неужели это она прокралась в дом? Он шёл за нею? Но зачем тогда спасать его жизнь? Или она подельница того, кто это сделал?

Ян не знал, что и думать. А когда девушка уходила, он чувствовал себя в неоплатном долгу. Всё же она спасла его жизнь.

И первое, что он сделал, вернул ей маскировку, упавшую с её колен, когда она встала. А потом подумал, что, если это она напала на него? Вначале пыталась убить, а потом исцелила? И он, схватив её за запястье, считывая, лжёт она или нет, спросил, нашла ли она то, что искала. Эту способность, конечно, не приткнёшь к делу, ведь он скрывал собственный дар, но он хотя бы для себя будет знать.

Получив правдивый ответ, он отпустил её. Всё же до конца не был уверен в ней, вот только если она действительно влезла после первого вора, то она не провинилась, как он считал, и наоборот, спасла ему жизнь. А потому нужно было предпринять что-то. Ведь пусть даже она всего лишь замыслила недоброе и попыталась осуществить, влезши в чужой дом, всё равно наказание будет серьёзным. Даже с благими побуждениями, ведь законы одинаковы для всех. Будь то хоть кудесник или городовой.

Да ещё и как он, не приплетая её и чудесное оживление, объяснит своё появление в доме?

Пришлось зачищать все следы в хоромах купца и поблизости, не разбираясь особо где чьи, ведь на это он был не способен — считывать ауру, хотя зачищать мог не только материальные следы, но и отпечатки души, единственное, что он не тронул, был водомёт, где по его мнению произошло убийство.

Утром его привлекли к расследованию в городе, хоть за ним числилась лишь одна четверть пригорода, ведь людей не хватало — слишком много всего произошло в эту ночь. И он на время забыл о девушке-целительнице, пока не явился к купцу и не стал опрашивать свидетелей.

Оказалось, что пропал один человек, как Ян предполагал, тот самый, сгоревший. Вот только он, не выдавая своего присутствия здесь вчера, не мог поведать, что тот умер, разве что чародей сам даст наводку на это. Макарий же обвинил в краже Дею — какую-то девушку-лекарку. Мол, у неё был мотив, что уже не мало.

Будь порядник не предвзятым, он бы ухватился за эту соломинку и с головой окунулся в расследование. Но сейчас других зацепок у него не было, а в любом случае, если это та самая девушка, её имя назвал пострадавший, причём он написал заявление, обвинив именно её. А значит, целительницу в любом случае придётся допрашивать.

Ян поднял документы на всех лекарей города, ведь те были на военном учёте и дела на них имелись, и нашёл искомую девушку. Правда, рисунок её образа был слишком давнишний, причём можно сказать, сделанный когда она была отравлена, и уже даже кудесник не давал никакой надежды на то, что кто-то из пострадавших девчат обители знаний когда-то очнётся. Черты лица рисунка всё равно читались — это была она.

Порядник узнал, что именно произошло пять и восемнадцать лет назад.

Связь между делами была, и это ему не понравилось.

Он заявился к её дому, увидел немало людей, пострадавших от вчерашнего пожара. Он не думал, что она была так востребована. Ведь шли к ней городские, а не местные. Он, правда, никогда ещё за всё время своей службы не видел столько ранений, но, казалось, сюда собрался весь город. Ян довольно долго ждал, пока девушка выйдет. Это была она. Уставшая и грустная.

Пока стоял в очереди, разговаривал с людьми, создавая видимость, что хочет скоротать время, да и просто разузнать побольше про лекарку, прежде чем идти к ней на приём, по совету друга. Что она умеет, например. Про личную жизнь не спрашивал, ведь вряд ли городские что-то ведали.

— Как давно она лечит людей? — задал вопрос топлпе. Заодно не мешало их отвлечь от боли.

— Уже лет пять, — сказала какая-то рыжебровая баба (замужние ходили с покрытыми головами, да подбирали волосы так, что ни одного волоска не видать).

— А что так мало? Отчего ж тогда все к ней?

— Так девушка молодая, — ответила другая, на этот раз чернобровая, простоватая.

— Так дар у неё хороший да не зазналась покамест, — ответила первая.

Сомневаться в даре было нельзя, он ведь сюда на приём пришёл, прослышав про её способности.

Выпытывал Ян очень осторожно, дабы не положить даже тени сомнения на честь целительницы. Ведь людям только повод дай. А приплетать по делу этому её не хотелось.

Возникла трудность со здоровьем у него, а поскольку народу много, то ему нужно узнать лично, когда можно подойти по его вопросу. Народ не очень-то обрадовался, когда Ян пошёл без очереди к девушке, правда, люди всё же усомнились в том, что она будет лечить в перерыв, поэтому бабы бой не полезли, остановленные мужиками, указавшими на усталость лекарки. Всё же уважали её, и заботились о своём целителе. Это уже говорило о многом. Ян это всё отметил краем глаза, пока шёл за постройку на участке, вслед за девушкой.

Она была прекрасна, пусть и слишком бледна. При дневном свете ему удалось лучше рассмотреть её, особенно небесный цвет очей и золотистый, словно поцелуй Солнышка, распущенных волос. Но внешность бывает обманчива, он это знал по долгу службы. Ему приходилось быть предвзятым, ведь положение в обществе обязывает.

Она его не узнала, что, впрочем, ни о чём не говорило. То выражение лица, что он тогда заметил, говорило о том, что ей было очень неприятно заниматься тем, что она делала. Ей не нравится исцелять? Тогда зачем она занимается этим? Чтобы выжить? Но ведь он не просил её спасать ему жизнь, не приходил к ней на приём. Она сама пришла к нему.

И он, видя, что она сейчас вообще упадёт от истощения, взял её за руку и стал вливать в неё силу.

А тем же вечером он очень волновался, ведь впервые являлся к девушке домой, пусть и по прямым обязанностям, но ведь Дея живёт одна. Придя к ней, он увидел её совсем иной, открытой, улыбчивой, тоже немного переживающей и заигрывающей. И если бы он захотел, мог бы напрямую спросить о вчерашнем вечере, но он не решился нарушить этот миг, когда не нужно притворяться, а просто быть собою.

Они седмицу не виделись, что показалось для него очень длительным сроком. Хотелось найти повод и наведаться к ней. Но из упрямства он держался. Не мог он в неё влюбиться. Просто не мог.

Ему было сложно допрашивать её, но переложить обязанность на другого он просто не мог, ведь стоит задать не тот вопрос и её запросто можно было развести наименьшее на попытку совершить воровство. После её показаний, он успокоился и расслабился. Она не выдала себя, и он закрыл дело. Теперь её не могли допрашивать по поводу воровства, и он вздохнул с облегчением. Вот только предстоящая разлука пугала его. Он сказал ей то, чего не мог знать, просто не мог.

Но той же ночью его поразил сон, приснившийся после встречи, в котором она убегала от злодея, которого Ян не смог разглядеть в темноте. Вот только в том сне было кое-что ещё, поразившее его до глубины души.

И он пошёл к ней, вручил кинжал, доставшийся ему в качестве волшебного подарка от одного умельца-оружейника. Отпускать её не хотелось. А ещё он желал всей душой её поцеловать. Вот только признаться в том, что он так быстро влюбился, он не мог даже себе. Сдержавшись, он ушёл, скрывая взволнованность.

Вот только две седмицы, что её не было, стали для него кошмаром. Он пытался выполнять свой долг, навесив на себя больше нужного, но не находил себе места. Ребята, такие же порядники, вышедшие из стен его обители знаний, уже шутили:

— Она девица красивая, не ровен час, Леший её к себе утащит.

— Ничего вы не понимаете!

— Ага, скажи, что не влюбился в неё!

— Если нет, то я буду подбивать к ней клинья, — сказал один приятель, на которого Ян поглядел волком. — То-то и оно, брат!

А он переживал за её жизнь.

В дом пытались проникнуть, и он проверял его несколько раз. Сотрудники их уже давно поженили, он же отмахивался, мол, это всего лишь долг. А потом поступил сигнал, что защита снята. Яна отправили проверить.

Дея была дома, вот только он не знал, что ей сказать. Боялся сграбастать её в охапку и не выпускать.

Какие безумные мысли посещают его буйную голову. Нужно было остыть. Он пошёл за сарай, опёрся о стену, как некогда она, и пытался унять своё волнение от предстоящей встречи, когда услышал, что пришёл посетитель. Вот только разговор насторожил его.

Кто представился стражем порядка, выяснить не удалось, потому что он на себе ощутил все прелести сгорания изнутри, даже не вступив в схватку. Огонь, что выжигает полюбившее сердце.

Очнулся он уже в её доме, ему стало легче, значительно легче. Он даже нашёл в себе силы встать. Только она была без сознания, сколько же она потратила сил? Девушку не мешало бы положить на постель, только на первом ярусе лежанки не имелось. Разсудив, что спальня наверху, он взял её на руки и понёс. Она была легка, но его силы расходовались слишком быстро. Зря, наверное, он так поступил.

А когда донёс её, опять потерял сознание.

Что ему устроили потом, когда он всё же объявился в управлении, спустя три дня!

Выговор за то, что пропал, не предупредив, ещё и попал на больничный, и за пользование служебной связью посторонними лицами.

Они постоянно пересекались с Деей. А ещё с ней не обходилось без приключений. Вот только он не чувствовал себя раньше таким живым, как с ней.

Как же хотелось поцеловать её, обнять, прикасаться к ней. Периодически это удавалось, и стоило больших трудов сдержаться.

Поэтому он отвлекал себя разговорами, ему нравилось с ней просто общаться.

И вот сейчас он ломал голову над тем, кто такая Дея и зачем она нужна всем.

Допустим, купец Макарий думает, что "кровь дракона" у неё. Это объясняет его сватовство.

Но вот зачем вору Дея — не понятно. Он ведь украл травку, а значит, знает, что её нет у девушки. Тогда зачем блюдечко, подаренное Даном? Подозревал ли его Ян? Он всех подозревал, кто вился вокруг девушки. В том числе и ревнивого Бакулу. И дело было вовсе не в ревности Яна. Её не было. Он Дее всецело доверял, хотя она и ничего ему не обещала, а нехорошие мысли душил на корню.

Если бы купец подарил блюдечко, тогда бы сходилось. А что, хорошая мысль. Допросить бы его. Вот только с какой целью или обвинением? И опять же, это не объясняет, зачем вору нужно было попасть домой к ней под видом порядника. А в том, что это он и есть, Ян не сомневался. Вряд ли два поджигателя в одном городе имеются. Вообще дар такой очень редкий.

Отчего-то Ян вспомнил о блюдечке. Дея говорила о том, что общалась с мамой. Может, ему тоже стоит попробовать и пролить свет на некоторые вещи? В том, что родители Деи — не простые люди, он нисколько не сомневался. Тем паче, что бросили дочку, едва родив, а значит, имелись какие-то причины. Он не заметил, что Дея обижена на родителей, после того, как пообщалась через блюдечко.

Ян ушёл в хранилище вещей, связанных с преступлениями, и нашёл блюдечко. Заперся в защищённом помещении, чтобы никто подслушать не мог.

Он прислонил особую карту, дающую доступ ко многим устройствам, в том числе и этому.

Теперь нужно было назвать человека или представить его облик. Он и назвал "мама Добродеи" и представил саму Дею, предположив что сходство между ними должно быть.

У Яна всё получилось. Пред взором предстала красивая женщина, очень похожая на Дею, разве что с проседью в волосах.

Она так на него посмотрела! Но ведь это устройство односторонней связи — он проверял.

— Да, молодой человек, — сказала женщина, глядя ему в самую душу.

Ян чуть со стула не упал, когда услышал в голове её голос, казавшийся таким же, как у её дочери.

Он подумал о Дее, стараясь осознать вопрос, но женщина, видно, читала его мысли.

— Я не могу тебе помочь, Зорян, — сказала она, удивив Яна знанием его настоящего имени. — Эту тайну хранит наша семья не одну тысячу лет.

— Но я не могу раскрыть дело и помочь вашей дочке, если не знаю, зачем на неё охотятся.

— Зорян, не лезь в это.

— Я уже влез. И не могу отказаться от Деи. Я люблю её.

— Это не наша тайна. Всё, что могу сказать тебе, что мы с мужем благословляем вас.

Ян так и опешил. Откуда она... Ясно, откуда. Вот только выходит, что родители у Деи очень сильные кудесники и успели прочесть не только то, о чём он думал.

— Благодарю, — сказал он. И блюдечко тут же отключилось, как и присутствие в голове постороннего исчезло.

Ну, допустим, что есть некая тайна, которую знает семья Деи. Могут ли за ней охотиться? Вполне. Зависит от того, что за ней скрыто. Раз это существует так долго, значит, что-то не материальное. Знания? Вполне возможно. Но отчего тогда преступник пока не напал на саму Дею? Да, в дом проникнуть пытался, и подвергал Яна опасности. Причём в последний раз бандиты когда напали, стреляли именно в него, целенаправленно. Значит, либо он подобрался достаточно близко, либо дело не в нём. Пытаются лишить Дею поддержки, вывести из равновесия? Если знают, кто такая Дея, и кто её родители, вполне. Сильные чувства способны пробудить в ней куда большую силу. Так причина именно в этом? Или что-то другое?

Если бы он мог связать события пятилетней давности с сегодняшними, когда у Деи пробудился дар исцеления. Мог ли преступник знать об этом? Скорее всего нет. Вообще, считалось, что тогда все погибли. Пока Дея не пришла к купцу просить "кровь дракона". Значит, купец с этим как-то связан. Но как? Макарий появился в городе не более полугода назад. Что Ян знает о нём? Успешно вёл дела в Западной части Градара — так сокращённо называли Граддарику. Зачем же сюда приехал? Продать свою травку? Но кому? Что в ней такого, помимо исцеления, что она стоит таких баснословных денег.

Ян продешевил на встрече. Возможно именно это и выдало его. Но ведь вор не может требовать полной платы, которым он и представился. Перед встречей Ян готовился, советуясь с Велеславом по поводу товара. У него и узнал, что "кровь дракона" имеет резкий запах. Хотя об этом мало кто знал.

Вопрос ещё в другом. На самом ли деле эта травка есть? Или купец так сообщил, надеясь, что ему найдут сокровище, за которое и убить могут, если оно столь дорого, и отдадут прямо в руки. Так и сам мог всё устроить, чтобы потом обвинить наш город. Только вот зачем?

Допустим, это правда. Что тогда? Пусть он с нами поссорится, если мы ему насолим. Ну а дальше что? Пойдёт войною на нас? Смешно. Даже если у него будет кудесник, но что это даст? Ну не станет целого города, захватит землю? А что в ней ценного?

Хозяин гор говорил, что люди стали незаконно взрывать его недра, добывая без разрешения ископаемые. Может ли это быть причиной? Просто нужна расчищенная местность?

Ян решил не отказываться от этого предположения. Отрицать всё не выйдет.

Но теперь стоило рассмотреть и другую цепочку событий. Пусть травка всё же была у купца. Тогда где он её взял, если, по словам того же Велеслава, она исчезла уже довольно давно с исчезновением грифонов. Что-то тут не чисто. И спросить некого. На покупателя так и не вышли. Не мешало бы в городскую читальню попасть по своему пропуску, особого отдела. Возможно там и удастся что-то отыскать.

С этими мыслями Ян покинул управление и отправился в середину града — храм Всех Богов. Пустят ли в читальню? Не имеют право не пустить. Или имеют? Жрецы — они такие, никому не подчиняются. А требы Ян не имел с собой. Но выбора всё равно не было.

Примечания по главе:

светоч* — факел

Глава 21

"Она совсем не обращает на меня внимания, так, словно меня и не было никогда, словно я был всего лишь тенью. Это задевает. Как же больно чувствовать себя никем для неё. Любить её долгие годы, обхаживать. А потом она просто достанется другому?

Хоть приворотное зелье доставай. А эта мысль интересна. Конечно, если прознают, по головке не погладят, но если она уже будет моей женой, вряд ли заведут дело. А там, глядишь, всё же проснутся чувства, которым она никак не даёт выхода.

Вот только к кому стоит обратиться? В нашей четверти это опасно делать да и нет никого такого. Разве что Дея, но я не слышал, чтобы она таким занималась. И к ней же самой не пойдёшь. Говаривал друг, что есть знахарка на другой стороне города. Возможно, она поможет."

Эти мысли были у молодого человека, работающего в поле. Он ещё совсем недавно совершил ошибку, начав встречаться с другими девчатами и поплатился. Но сейчас он раскаивался и был полон решимости, ведь Дея пообещала пойти с ним на праздник любви. Если бы она его не любила, разве б согласилась пойти? Нет. Она бы просто его оттолкнула и сказала, как другие, что больше не желает его видеть. Правда, он бы вряд ли пережил это. Наверняка утопился бы с горя. Но ведь этого не было.

Сегодня был короткий день, Солнышко радовало глаз, и улыбка, сама расползающаяся на лице, говорила о том, что всё будет замечательно. Молодой человек уговорил отца закончить по-раньше. Старшее поколение тоже предаётся любви в этот день, особенно, коли трудности с зачатием(а у Бакулы уж тринадцать лет как не появлялись братишки да сестрёнки), правда, уже подходит ближе к сумеркам, чтоб через костёр попрыгать, если в состоянии, да по углям пройти, заряжаясь силой да очищая дух и душевные тела. Молодёжь же обычно принимала участие в подготовке праздника — собиранием хвороста, установкой костров.

— Батюшка, мне очень надо...

— Ну, коли надо, то иди, — не стал возражать отец.

— А можно я возьму нашу лошадь? — он умоляюще уставился на родителя. Ну прямо как собачонка, выпрашивающая косточку.

Отцу это не понравилось. Он считал, что в человеке прежде всего должно быть достоинство и гордость. Чего он не замечал в сыне, бегающего за этой девчонкой-лекаркой. Возможно, стоило поговорить с ним по душам, давно уже. И вот опять. Неужто отважился на какое-то безумие? И вновь ради неё?

Но портить хорошее настроение сына он не стал да и решимость в его глазах говорила о многом. Разбивать надежды и стремления не следует. Поговорит после праздника. Всё же сегодня день влюблённых. Праздник Даждьбога, негоже сердить богов.

— Иди сынок, Боги с тобою!

Бакула вскочил на коня, и помчался в сторону города, не тратя ни минутки. Но потом вспомнил, что у него ничего с собой нет, что можно было бы предложить в уплату знахарке, и на соседней улице-дуге повернул в сторону дома, что располагался неподалёку от дома его девушки.

Ничего ценного у них не было, разве что яхонтовое* ожерелье, подарок, который он берёг к свадьбе, чтобы подарить своей жене-Дее. Почему он выбрал на том торжище три лета назад именно красные яхонды. он не знал. Ведь Дее пошли бы больше синие, под её голубые очи. Да и красного она никогда не носила.

"Ничего, — думал он, — ещё у нас вся жизнь впереди, будет не одно ещё ожерелье, может как раз синие яхонты приобрету, что я тогда дурь совершил, покупая красные. И заметил поздно, когда уже матушка дома обратила на это внимание".

У дома вылез их здоровый лохматый пёс коричневого окрасу с чёрными пятнами, и недобро гавкнул на Бакулу, словно предупреждая, что он идёт против воли богов. Такого отродясь не было. Но молодой человек был в своих мыслях и не обратил внимание. Правда, хватать за пятки хозяина не стал, хотя очень ему хотелось.

— Что ты делаешь, Бакула? — удивилась мама, войдя в дом с пустыми вёдрами, чтобы набрать воды и отнести в летнюю кухню, да продолжить готовку для праздника, сетуя про себя, что так и не провели водопровод туда. Она застала сына в доме, копающегося в сундуке с подарками для невест.

— Матушка, где яхонты?

— Зачем они тебе?

— Нужны.

— Уж не этой ли выскочке дарить?

Бакулу покоробило прозвище Деи, но спорить с матерью не хотелось, когда он так торопился. Матушка ему постоянно напоминала, что они не пара, но он отмахивался, вот только надеялся, что родители всё же дадут своё благословение на союз с Деей.

— Нет, не ей. Так где?

— Внизу, на самом дне, в правом углу.

Сын стал перекладывать вещи, что были сложены стопочками сверху, покоробив порядок. А как нашёл, так даже не закрыл сундук, побежал на выход. Мама, проходя мимо, затворила сундук, посетовав, что вновь придётся возиться с упорядочиванием вещей, и бросилась за сыном, пытаясь остановить того от безрассудства, но он уже вскочил на коня и помчался в сторону города.

"Что он задумал? Наверняка Дея виновата во всём! А ведь такое дорогое ожерелье! Его заслуживает невеста с богатым приданым. А не эта нищенка, отношения с которой не заладились ещё с самого начала. Ведь сын именно из-за неё тогда чуть не убился", — так думала уже не молодая, но ещё не старая дородная женщина, имеющая пятерых детей, из которых Бакула был младшеньким любимым сыночком, вспоминая случай, когда Бакула упал с крыши и началось его наваждение этой девушкой.

А ещё мать может быть и смирилась бы с такой снохой, ежели б она не была вертихвосткой. Она всегда считала её такой, хотя та и не была замечена в гулянии с кем-то, кроме её сына. Да и вообще была всегда при деле. Бакула даже просил за неё родителей, когда бабушки Деи не стало. И у матери был порыв взять её, коли сын ею бредит, да воспитать из неё достойную сноху. Да девушка нос отворотила. Это в очередной раз задело материнское сердце. Слишком горда! А сейчас видя, как то порядник к ней наведывается, то купец — окончательно убедилась в этом. А Дея себе на уме, надеется, видно, урвать жениха побогаче. Как бы с носом не осталась с такими запросами! На лице матери появилась злорадная улыбка. Вот бы осталась в старых девах, пока играла с женихами, те бы все и кончились.

Женщина подумала о более богатой невесте для сына, достойную красного яхонтового ожерелья. Пожалуй, стоило б заслать сватов к более богатой девушке. У неё даже имелась на примете такая — дочка городского лекаря. Она видела, как на торжище та провожала Бакулу влюблённым взглядом. Сегодня самое время посвататься. Правда, это весной обычно делается, но из-за Деи, всё не вовремя. Зато праздник Купалы, а тут возможны некоторые исключения.

Женщина оставила дом на единственную дочку, которая ещё не вошла в пору и принимать участие в любовных играх не могла, а сама отправилась встречать мужа, решив по дороге зайти к свахе. Уж та сумеет расхвалить её сына перед родителями девушки.

Со свахою она договорилась, а вот муж велел обождать.

— Не сегодня. Ты же знаешь, как пары выбираются. Вот, коли сложится их пара сегодня, тогда и можно будет. Но сходи со свахою к её семье, да договорись, чтобы девушка была на нашем празднике.

Жена согласно кивнула мужу. Уже в думах придумывая речь к лекарской дочке.

А тем временем молодой человек загонял коня, думая о том, только бы успеть провернуть дела. За Деей он должен был зайти около четырёх дня, а сейчас уже два часа где-то было. По дороге он не обращал ни на кого внимания, а вот на него много кто обратил да стал перешёптываться. Всё ж Бакула был достаточно красив — светло-русые волосы да серые глаза, красивые черты лица. Молод да горяч!

Бакула так торопился, что даже чуть не затоптал какого-то мальчишку так не вовремя выскочившего под копыта лошади.

Это чуточку охладило его пыл да заставило резко остановиться, после чего следовало прийти в себя и отдышаться, стараясь совладать со страхом пред чуть не совершившимся убийством чада. Он спрыгнул с коня, и стоял несколько минут, приложившись челом к шее четвероного друга. Он уже даже раздумывал о своём безрассудном поступке да знакам богов. Словно ему препятствуют. Неужели всё напрасно и ничего нельзя сделать? Безысходность подкатывала, да руки опускались.

— Чего добрый молодец пригорюнился? — раздался мелодичный женский голосок.

Бакула гордо поднял голову, собираясь дать отпор любой, мол, у него уже есть любимая, и встретился с рыжеволосой голубоглазой красавицей да так и раскрыл рот от удивления.

На миг ему показалось, что они раньше встречались. Но ведь такую девушку нельзя не запомнить. Вообще рыжие у них редко родились. Но как же необычно выглядела она. Да ещё и в бело-голубом под цвет очей кокошнике, расшитым речным жемчугом, завязанным сзади синим бантом поверх рыжей косы, перекинутой на грудь, да голубом простом атласном сарафане. Странно, но отчего-то подумалось, что ей бы пошли красные яхонты, под цвет её волос.

Бакула испытал потрясение, удивление и что-то такое, заставляющее его глядеть на девушку, не в силах отвести глаз. Словно он заглянул на миг в её душу, где клокотали огненные чувства. Его окатило жаром, словно языки пламени ластились к нему. Поймал себя на мысли, что стоит посреди улицы и не помнит, куда шёл и зачем.

Опомнился! Встряхнул короткими прядями, словно смахивая мару*. Зато воспылал бодростью духа.

— Прости, девица, мне некогда.

— Постой! — опомнилась девушка. А молодой человек замер, хотя до того уже запрыгнул на коня да натянул поводья. — Ты сегодня идёшь на праздник?

Бакула растерялся. Девушка явно намекала на встречу там. Что если... Нет, у него есть Дея! Хотя, пути богов не исповедимы.

— Да, буду, — кивнул он и легонько ударил щиколотками бока коня.

Знахарку он нашёл не сразу, пришлось поспрашивать у местных. А когда переступил порог её дома, поклонился та поздоровался, окунулся в необычные не очень приятные запахи, которые он не смог разобрать. Дом, впрочем, чем-то напоминал дом Деи. Такие же развешенные сушиться по стенам травы да ягоды. Баночки, скляночки на полках. Разве что у его девушки лекарства были в отдельном помещении, где она принимала больных, со своим запахом, а в самом доме пахло приятно разнотравьем.

Его встретила уже в летах женщина с морщинками вокруг очей да на щеках, но всё ещё достаточно привлекательная, судя по виду, не старше его матери.

— Зачем добрый молодец пожаловал? От дела лытаешь аль по делу пытаешь? — не очень дружелюбно встретила она Бакулу.

— Помоги, бабушка, — он не имел в виду её лета, просто "баба*" сказал более ласково. — Я просто не знаю, что делать.

Женщина продолжила заниматься перетиранием каких-то трав, а Бакулу усадила за стол, на почётное место у красного угла да попросила поведать о своей беде.

Бакула вкратце и пересказал своё видение отношений с Деей. Мол, так и так, хочет избавиться от ухажёров да очистить сердце любимой для себя единственного.

Знахарка посмотрела особым взглядом на него да вручила ему прозрачный пузырёк с какой-то красноватой жидкостью.

— Только учти, если не любит она тебя, то и не полюбит. Макошь* не обманешь, а коли есть у неё суженый да знакома с ним, никто не застит ей очи.

— Благодарю, — кивнул Бакула да уже собирался встать.

— Только не сегодня, — охладила его пыл женщина.

— А когда?

— Сегодня день любви, Купальская ночь. Не гневай богов, только искренние чувства. Но если ты будешь рядом, можете поддаться таинству любви. А тогда на завтра и снадобье моё не понадобится.

Бакула поблагодарил искренне, предложил в уплату яхонты, да знахарка не взяла.

— Вот будешь через лето по-прежнему с нею, будешь счастлив, тогда и принесёшь мне в дар детское место* вашего чадушка. Жене скажешь, что закопал под берёзою, а сам мне приноси.

— Зачем оно тебе? На дитятко влиять?

— Нет, милый, лечить людей. Сейчас его днём с огнём не сыщешь. Все ведь деревья сажают, связывая чад своих с деревьями, а я не могу набрать достаточное количество от своих детей. А как не воспользуешься пузырьком, отдай его этой девушке, скажи, что Йогиня прислала.

За сим и простились.

Бакула отправился в обратную дорогу, выбрав на сей раз дорогу околицей, а не через середину града. Так и внимание меньше привлечёт да не затопчет никого. Интересно, зачем Дее отдавать пузырёк, если выйдет всё без него? Зачем Дее это снадобье?

Домой Бакула вернулся почти к четырём, да спрятал пузырёк, пока матушка не видала.

Перекинулся с сестрою парой слов, да пошёл помочь той, покормить скотину, после чего следовало отправляться за Деей. Возня с животными помогла привести мысли в порядок да успокоиться после бешеной скачки да клокочущими в груди чувствами.

А после они с сестрою переоделись в праздничную одежду, да отправились вместе к Дее. Бакула был в душе вначале против, ведь уединения со своей девушкой у него тогда бы не вышло, да делать нечего, родителей ведь не было дома, а так будет сестрёнка под приглядом. А то ранние пташки пошли в последнее время, и Бакула опасался за честь сестры. Был тут один паренёк, что за нею бегал. Не рановато ли? И пусть ей ещё не было четырнадцати, а значит, в любовные игры на Купалу она не допускалась, но это уже тревожило любящего брата. Ведь на Купале могли поддаться и не просто любви, а также волшебству ночи, и тогда уже ничего не поделаешь, коли девицу парень лишил чести по её воли...

Вот на это, в общем-то и расчитывал молодой человек с Деей, коли по-другому не выйдет. Главное, чтобы она поддалась всеобщему веселью, возбуждению, чувствам, исходящим от всех влюблённых.

Улыбка вновь появилась на его лице, а мысли уже блуждали в мечтах, как всё это будет...

Примечания по главе:

Я́хонт* — одно из устаревших названий красного и синего ювелирных минералов корундов. Соответственно, красным яхонтом называли рубин, а "яхонтом лазоревым" или синим — сапфир.

МАРА* ж. ма́на, блазнь, морок, морока, наваждение, обаяние; греза, мечта; призрак, привидение, обман чувств и самый призрак; напр. в олон. род домового или кикиморы, который путает и рвет кудель и пряжу. То мара, не верю! говор. мужик о фокуснике.

Баба* — замужняя женщина, обычно уже имеющая детей.

Макошь* — богиня судьбы.

Детское место* — плацента. Когда малыш рождался, то детское место закапывали под деревом, делая привязку. Девчачье — под берёзой или яблоней, мальчишечье — под дубом. Дерево росло вместе с малышом, и считалось, что при необходимости даёт ему силу, и они связаны крепко, так, что если с человеком что случалось, дерево начинало вянуть и сохнуть. И родители всегда могли увидеть состояние здоровья своего чада, тем самым вовремя прийти на помощь.

Глава 22

Ян уже подъехал к мосту, ведущему к площади и капищу, как остановился, не в силах перейти мост. Смутная тревога была в сердце, но настолько слабая, что он не понял, откуда она исходит и что именно беспокоит его. Мысль ускользала.

— Что скажешь? — спросил всадник несуществующего собеседника, как могло показаться со стороны.

Животное потопталось на месте, а потом, направляемое наездником, перешло по мосту.

Главная и единственная площадь в городе была просторна, находясь в кольце реки, словно на маленьком островке, могла уместить при необходимости в себя всех жителей. Правда, никогда полностью всех не собирали, лишь мужчин, обретших право голоса, самое большее, кого собирали — всех женатых. Созывались все особым многоголосьем колоколов, имеющих разное звучание, отбивающих любой напев. Колокольня находилась на высокой башне, находящейся в середине капища всех богов, расположенного колом* вокруг неё. Звук разлетался во все уголки города, охватывая в том числе и его пригороды. Разве что лесополоса да лес, не позволяли ему вырваться дальше, в горы, дабы не создавать обвалы.

Звонили редко: либо на большие праздники, либо созывали на вече. Но на большие праздники колокола играли красивые мелодии, насыщая воздух особым настроением.

Ян вошёл в храм, середина которого была накрыта прозрачным огромным куполом, из которого только и выступала высокая колокольня, словно посох воткнутая в землю.

— Доброго здравия Предкам желаю! — он низко поклонился, приветствуя богов вцелом и поклонившись каждому истукану. Вообще, в храмы люди особо не ходили. Разве что требы туда приносили, когда хотели помянуть предков, подзарядиться силою космоса, да вот знания там хранились.

— День добрый! Что ты хотел, порядник? — из одного полукруглого проёма вышел жрец — седовласый старец, одетый в длинную рубаху, вышитую коловратами* да обережными символами.

— Здравия! — поклонился Ян, приветствуя самого старшего жреца Всеволода. Встал, встретился взглядом с ним. — Могу я воспользоваться читальней*?

Жрец долго всматривался в душу стража порядка, после чего попросил следовать за ним. После этого Яна провели в подземное хранилище, усадили за стол и спросили, что именно он ищет. Получив развёрнутый ответ, жрец предупредил:

— Как ты уже знаешь, любые данные, полученные в этих стенах нельзя никому разглашать или записывать.

— Да, знаю, — подтвердил Ян и дал обещание, на крови, пролив красную жидкость на силовую печать-меч, висящую на груди у жреца. На мгновение молодому человеку показалось, что маленький меч вспыхнул огнём, но он списал на разгулявшееся воображение, хотя здесь в этом нельзя было быть уверенным. Нарушить он клятву не мог при всём желании. Просто данные стёрлись бы из памяти, как только он хотел бы их разгласить. Через пять минут перед Яном была стопка книг. Всеволод не говорил о том, что книги нельзя выносить. Это подразумевалось само собой. Да и вынести никто, кроме жрецов, не смог бы.

Обложившись книгами, Ян провёл так час с небольшим, проглядев нужные главы, но не успев просмотреть все. После чего беспокойство возросло. И теперь он точно знал, откуда оно идёт. Книги помогли разобраться, как травка связана с отравлением. Вот только деталей цельной картинки не хватало. Но копаться в книгах дольше он просто не мог. Поблагодарив и вернув книги жрецу, Ян, ушёл.

Подошёл к своему коню, пасшемуся на лужайке внутри здания храма, поблизости от деревянных изваяний богов. Взглянул на Солнышко, перевалившего за колокольню да отбрасывающего её недлинную тень.

— Боги, защитите её, пока я не смогу этого сделать! — воззвал он к своим Предкам. — Пойдём, друг, — обратился порядник к четвероногому, после чего пошёл на выход через главные врата.

Стоило им выйти с земли, на которой находилось капище, как молодой человек вскочил верхом.

Сердце было не на месте. Он развернул коня в сторону нужной четверти (его владению), тот заржал, как бы одобряя выбор своего наездника.

Не мешало бы проверить Дею. Ян выехал на лучевой просек и поехал вдоль водомётов, обыкновенно дугами выбрасывающих воду в разные стороны в пределах водоёма. Красиво, но любоваться сейчас не удавалось.

Улочка эта редко использовалась в дневное время суток, в основном возле неё гуляли влюблённые парочки вечерами. Именно поэтому Ян выбрал её, решив скакать во весь опор, к тому же к Дее это была самая короткая дорога.

Как бы Яну хотелось побывать тут с Деей, никуда не торопясь, просто наслаждаясь окружающей природой, пением птиц, что сплели гнёзда на деревьях просади*. Ян проехал дальше, не останавливаясь у её дома. И выехал на околицу. Покружился, вглядываясь вдаль, стараясь понять, что его беспокоит. Раздумывал, зайти к ней или не стоит? Очень хотелось это сделать и провести остаток дня с Деей. И наплевать на её обещание Бакуле. Он не воспринимает её как сестру. Будет больно тому, но другого выхода он не видел. Настоящий мужчина должен пережить отказ скрепя сердце, как бы ни любил сильно, а не плакать.

Ян спешился. А Вран подтолкнул головою своего двуногого друга в спину, мол, иди к ней.

— Тогда иди, гуляй! — отпустил Ян своего коня, потрепав по загривку.

Конь игриво встал на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами, а потом поскакал вовсю прыть, надеясь и сам на любовные игры с одной белой кобылицей, если посчастливится. Ян усмехнулся мыслям своего Врана, какое-то время ещё стоял и любовался им. Красавец! Друг! Чёрный, как ворон, в честь которого и назван. А ещё вороны очень долго жили и были очень умны. Поэтому, назвав жеребёнка Враном, Ян надеялся, что тот будет жить долго.

Он помнил, как его повели в военную конюшню выбирать жеребёнка. У него будет свой конь! Сколько радости было в глазах мальчишки, когда учитель по бою впервые сказал про это. Ходил маленький Ян долго, присматриваясь к молодняку да только никто не приглянулся.

— Ну что же ты? Выбирай! Неужто наши лошади тебе не по душе? — подбадривал темноволосый усатый конюх с добродушным лицом.

— Ну что вы, они прекрасны, да только моего коня здесь нет.

— О как! Неужто он не родился ещё?

На эти слова Ян обратил внимание на тяжёлых лошадей, заприметил одну каурую*, ничем не примечательную тяжёлую кобылицу, и положил на неё глаз.

— Отличный выбор! — похвалил конюх. — Лошадка крепкая! Ты не гляди, что неприметная. Выносливая и умная.

Ожеребилась она только спустя два месяца, всё это время десятилетний мальчишка ухаживал за нею, приходя каждый день после занятий, перенимая умение от конюха.

В тот день он не мог спокойно заниматься борьбой и с занятий отпросился в конюшню. Учитель, видя в глазах мальчишки взволнованность, отпустил ученика.

Ян примчался, а потом был рядом с рожающей кобылицей. Успокаивал её словами, гладил. А родившегося жеребёнка назвал Враном сразу, как увидел. С тех пор они виделись каждый день. Ян по-прежнему ухаживал и за матерью и за жеребёнком, пока тот не вырос и паренёк не забрал его себе. Ребята восхищались конём и завидовали, но по-доброму, ведь у каждого была своя лошадь, выбранная им, разве что малыши ждали как подрастут, чтобы и себе выбрать ездового друга.

Вернувшись из воспоминаний, Ян, проводив Врана до самого небосклона взглядом, пошёл по участку Деи, войдя со стороны леса.

Из её дома кто-то вышел. Опять незнакомец? Это уже ему не нравилось. А ещё порядник заметил некоторую расплывчатость души. Маскировка! Ян хотел окрикнуть мужчину, когда увидел, как вышла Дея. Она даже не закрыла дверь, пройдя мимо него и не обратив внимания. Взгляд её, казалось, задурманен. Ян обеспокоенно глядел на неё, а когда обернулся в сторону незнакомца, того и след простыл. Выбирая между ловлей злодея и спасения любимой, он выбрал второе. Долг никак не превыше Деи. Хотя спасение доброго человека намного важнее ловли злого. Такому даже в их обители знаний учили.

Он быстро прошёл к дому, захлопнул дверь да включил защиту, после чего побежал догонять любимую.

Можно было б вызвать Врана, но не хотелось его беспокоить. Всё же хоть кто-то сегодня должен отдохнуть да обрести счастье. Он ведь нагнал девушку. Что делать, Ян не знал. Как вернуть её Явь? Где она сейчас блуждает?

Ян даже поймал её раз за стан, но Дея просто стала вырываться, отчаянно дерясь с ним, а он не хотел сделать ей больно. Поэтому он обречённо шёл следом, боясь спугнуть. Состояние девушки было похоже на снобродство*. Были в его опыте такие бродяги. Даже по бельевой верёвке ходили и хоть бы хны. А стоило разбудить человека, как он тут же падал, не веря в собственные силы, а просто разум недостаточно раскрыт, хотя и имеет скрытые способности. Вот кудесники и раскрывают скрытые возможности сознания.

У кудесников вообще явление снобродства довольно частое, так показывается сила ученика, он должен поверить, что может. Чародеи могли любого человека погрузить в такой сон, сказав, что тот может летать, например, и тот отрывался от земли. Но с этим опасно было играть, ведь последствия пробуждения могли быть даже смертельные, а потому кудесники занимались этим только со своими учениками, полностью беря ответственность за них. Поэтому Ян старался разбудить Дею только пока она находились на земле.

Он говорил ей что-то, пытаясь достучаться, рассказывал разные мгновения своей жизни. И весёлые и грустные, всякие, пытался шутить, но это занятие у него плохо получалось. Он старался вызвать те или иные чувства. Но девушка его словно не слышала. Шла куда-то, видимой только ей одной тропою. Тогда Ян стал думать о деле. Он нарыл кое-что. Нашёл связь между делами пятилетней давности и сегодняшним расследованием. Всё дело было в том, что женская обитель знаний находилась на земле старинного храма. И на его руинах была построена, ведь разбирать, пусть уже и разрушенное капище, было нельзя. А вот тот храм хранил много ценностей, и в одном из преданий было упоминание о грифоне. Дальнейшие выводы он сделать не успел, потому что Дея поменяла направление.

Буйный лес уже прошли полный гомона птичек, в котором на мгновение Яну показалось, что Дея очнулась, но мара вновь нахлынула на её глаза, вновь глядящие куда-то в даль. Всё без толку! Но он не сдавался. Он не помнил, чтобы когда-то так много говорил. А вот в горах он уже не рискнул заговаривать с нею.

Она забиралась по узкой тропе, часто по самим скалам, просто карабкалась, не обращая внимания на кровоточащие руки да ступни. Ему больно было смотреть на неё.

— Боги, прошу, помогите ей прийти в себя, пока не поздно! — взмолился порядник, обращаясь к небесам.

— Хозяин Гор, ты ведь можешь что-то сделать?

— К сожалению, не могу.

— Запри её в скале, пока не натворила бед.

— Это не остановит её. Ты не видишь, какая в ней сейчас клокочет сила. А я вижу, — тихо прошептал Горец. — Она идёт с определённой целью. Возможно, она её достигнет. Положись на волю богов.

Ян хоть и верил в Предков, да только не мог отвернуться от любимой, надеясь на их помощь. Да, помогут, но они помогают не совершая чудеса, а влияя на других людей, помогая через них. И он готов был послужить спасательной лодкой в их руках.

Ян старался подавить панику и волнение. Что же делать? Взгляд метался из стороны в сторону. Перед порядником внезапно возникли уступы, за которые он и цеплялся, а вот для Деи Хозяин Гор отказался такое делать.

— Нельзя вмешиваться, — пояснил он. — Не знаю, кто её ведёт, но в любом случае, она под определённой защитой.

От этих слов Яну немного стало легче. Но лишь чуточку.

Уже на самой вершине Хозяин просто убрал часть скалы, создавая пропасть под находящимися там людьми.

— Больше ничем я помочь не смогу. Но если она упадёт, пусть лучше на землю, она мягче, чем скалы. Но ты будь готов!

Ян понял, на что намекал Горец. На его дар. Если это единственное, что её спасёт, он будет готов, но тогда ему нужно будет прикоснуться к земле раньше неё.

каурый* — рыжий.

снобродство* — лунатизм.

коловрат* — солнцеворот(свастика).

читальня* — библиотека.

коло* — круг

просадь* — аллея, дорожка усаженная с двух сторон деревьями.

Глава 23

Ко мне пришёл незнакомец с повреждённой рукой, подвязанной на платке, а когда я поймала его взгляд, чтобы подчинить, не позволив ему своевольничать в моём доме, в сознании помутилось. Я не помнила, как он выглядел и даже цвет глаз запамятовала. Словно смазанное пятно. Облако. Зато ощутила резкий непривычный запах. Где-то я его уже ощущала, правда не так сильно. Но мысли путались.

А дальше я слышала неприятный шёпот, велевший найти грифона. Вот только где того грифона искать? Но ослушаться приказа я просто не могла. Пришлось довериться чутью и пойти в горы. Я не помнила, как закрывала дверь, как уходил незнакомец. Просто ушла, ведомая чутьём.

Вошла в лес, вдохнула еловый запах, и на миг ощутила неуловимую связь с этим местом. Мысленно поздоровалась с Лешим да попросила прощение, что опять не принесла ему гостинцев. Но даже мысль не возникла позвать на помощь.

Знаю, со мною рядом кто-то находится. То ли тот, кто приказы отдаёт, то ли Ян. Вот только я его не вижу, хотя и незримо ощущаю.

— Дея! — слышу голос любимого, проникающий в меня словно сквозь толщу воды. И иду дальше. Прошла лес, а затем пошла по протоптанной тропинке в горы. Поднимаюсь всё выше и выше. Тело начинает мёрзнуть, но я не обращаю внимание. Просто пробираюсь едва заметной тропкой дальше. Руки болят, ведь цепляюсь за уступы, но я всё равно забираюсь ещё выше.

И мне страшно, но я ничего не могу с собою сделать. И ноги в кровь разодрала, а всё равно иду, как мне кажется, оставляя кровавый след на камнях.

— Дея! — меня как следует встряхивают, пытаясь привести в чувства, но я даже не могу поднять взгляд, лишь вырываюсь и пытаюсь идти дальше. — Прости! — и меня хватают за шею и погружают в темноту.

А потом ощущаю, как меня несут верх ногами. Открываю глаза и вижу лишь чьи-то ноги, серые портки и чёрные сапоги.

— Ян! — кричу что есть силы, пытаясь дозваться до любимого. Но голос многократно усиливается, отражаясь эхом от скал. И слышится грохот. Мы падаем наземь, гора трясётся.

— Дея! — меня едва Ян успевает ухватить за руку, как кусок скалы обрушивается, и я повисаю над пропастью. — Ну что ж с тобой одни испытания.

Он держит, но моя рука слабнет. И я наконец-то могу взглянуть в его бездонные синие глаза. Мне не страшно. Он рядом. Остальное не важно.

— Отпусти, — шепчу я, — а то вместе упадём.

— Не отпущу! — уверенно говорит он. Не отпустит, как бы ни просила.

— Отпусти, любимый. Я рада, что влезла в тот проклятый дом, потому что спасла тебя. И не жалею ни о мгновении, проведённом с тобой.

— Дея! — он хочет что-то сказать, но моя рука выскальзывает из его взмокших пальцев, и я лечу какой-то миг, без него, кажущийся мне вечностью. И вот теперь мне по-настоящему страшно. Остаться одной, без него.

— Ян! — шепчу одними губами. Мимо проносятся воспоминания о том, как мы встретились, и когда были рядом. По моим щекам текут слёзы, которые холодный ветер тут же смахивает обжигающе холодным потоком.

И тут ощущаю, как меня перехватывают в воздухе тёплые заботливые руки, и обнимают.

Мы летим вниз, но мне уже не страшно. Зачем только ты выбрал мою судьбу? Но я счастлива, много ли для этого нужно? Всего лишь быть рядом с Ним, чувствовать его тепло и прикосновение, уткнувшись носом в его грудь, ощущая биение его сердца, чувствовать его особый запах, слышать свист ветра в ушах. Я счастлива. Мне вовсе не страшно. Люблю, как же сильно я тебя люблю, мой Зорян. В душе трепещет всё. И я тянусь к его губам. Поцелуй меня, мой единственный.

Наши губы соприкасаются, а в следующий миг из меня словно вышибают воздух, такой сильный рывок. Мы погибли?

Не страшно, но как-то неудобно. Если бы умерла, наверное не ощущала бы своего тела. Только бы любимый был жив! Боязно! Не за себя. Хотя если он мёртв. ему уже всё равно. Но я не хочу жить без него. Просто не хочу! Я неуверенно открываю глаза и ощущаю себя снизу, по прежнему в объятиях любимого, но мы несёмся над землёй в сторону леса, по воздуху! Мне страшно поднять взгляд. Но я нахожу в себе силы это сделать. И вижу Яна, скривившегося от боли. С ужасом поднимаю взгляд за него. И вижу огромного коричневого орла, больше человека, с распростёртыми широченными крыльями, парящего на потоках воздуха. Кто ты?

"Тот, кого ты искала," — слышу голос в своей голове.

"Грифон?" — удивляюсь так же мысленно.

"Да."

"Но зачем ты явился? Я тебя искала по чьей-то указке. Уходи, пока не позно".

"Ты подвергалась опасности. Моя задача хранить тебя."

"Меня? Разве не землю-Матушку?"

"И её тоже. Но ты — это залог жизни на ней. Поэтому в первую очередь я берегу тебя."

"А как же ты? Кто-то охотится на тебя."

"Пусть. Мне не могут причинить вред. Пообещай мне одну вещь."

"Какую?"

"Когда этого злодея ранят, ты не будешь его лечить. Ты не притронешься к нему."

"А как я узнаю, что он — тот самый?"

"Узнаешь."

Мы приземлились в лесу, что-то место до боли знакомое. Грифон отпустил Яна, и я поняла, отчего тому было так больно. Когти. У сказочного существа был облик полуптицы-полульва, задние конечности были звериные, а вот передние птичьи. И хищными когтями он, спасая нас, схватил Яна. Правда, стоило грифону встать на передние конечности, как облик изменился, теперь это был целиком лев, разве что с такими же орлиными крыльями.

Как только любимый оказался на земле, он упал на подкошенных ногах. А я бросилась залечивать его раны, из которых сочилась кровь.

"Прости, я не должен был причинить ему боль, — извинился грифон. — Просто я ещё не привык летать. Первый опыт, так сказать."

— Потерпи чуточку, Ян, — я лечила его, не обращая внимание на то, что у самой изранены конечности, боли я не чувствовала и переживала только за любимого.

Как только раны затянулись, он встал и перехватил мои кисти, разворачивая ладонями вверх.

— Как мне тебе помочь? — но не дождавшись ответа он стал вливать в меня силу.

Повреждения тут же стали затягиваться сами собой, а когда от них не осталось и следа, Ян перестал отдавать силу. После этого мы одновременно поклонились такому прекрасному существу, поблагодарили за чудесное спасение. Мне было интересно, как он устроен, потрогать его, пощупать, но я не решилась спросить.

"Потрогай," — разрешил грифон.

Я всё время забываю, что он мысли читает.

Прикоснулась к мягкой короткой шёрстке живого существа, погладила по шее, полностью лишённой гривы. Как интересно. Лев да не лев. Почесала за ушком. От чего послышалось громкое урчание.

Ян же не решался подойти к нам. Стоял и просто наблюдал.

— Скажи, а если связь между тобой и "кровью дракона"? — задал он вопрос грифону, как я поняла.

Но ответ я не услышала. Интересно, а Ян его получил?

А дальше была тишина. Ян ничего не говорил, но я больше, чем уверена, что общались они мысленно. Я потрогала крылья, точь-в-точь как у птицы. Разве что перья более длинные.

А когда я обернулась к поряднику, а потом обратно к грифону, того уже и след простыл. Как же так?

— Неужели он просто исчез? — но мой вопрос остался без ответа. Я пыталась обратиться к существу мысленно, но слышала лишь звенящую тишину в голове.

— Пойдём на праздник? — предложил Ян.

— Да, конечно.

— Только сперва тебе стоит переодеться, как и мне. Негоже в таком виде там появляться.

Ян хотел меня провести, но я отказалась. Но он всё равно довёл меня до дома, зайдя через задний вход со стороны леса. Вот только на моём крыльце увидел Бакулу.

— Дея, извини, я пойду к себе. Ты ведь обещала ему, сходи.

— Но почему? — если честно я уже жалела, что согласилась пойти с другом детства. Стало обидно, что вот так, Ян не хочет быть со мной? Он ведь так и не сказал, что любит. Да, разок написал в письме, но вслух так и не сказал.

— Дея, постой! — услышала я его шёпот и резко остановилась.

Мы были за сараем и Бакула не мог нас видеть.

А в следующий миг Ян развернул меня к себе и поцеловал. Страстно, напористо, но у меня закружилась голова от его поцелуя. Столько чувств было сейчас. Он просто обнял меня, прижимая к себе крепко-крепко.

— Я люблю тебя, — прошептал он. Вот так бы и была в его объятиях вечность. По моим щекам текли слёзы, слёзы счастья, которыми пропитывалась его рубаха. — Иди к нему, а то я не смогу остановиться. Слишком много сейчас чувств.

Он отодвинул меня от себя на вытянутые руки, так и держа за стан.

— Встретимся на празднике, — сказал он.

А я стояла и смотрела, как он уходит. Ну не уходи, не бросай меня наедине с Бакулой. Как же не хочется выяснять с ним отношения. Тяжело. Очень тяжело. Я глубоко вздохнула. Но от этого никуда не деться. Я не знаю, как ему доходчиво объяснить, что между нами всё кончено. Боюсь сделать ему больно, но мягко как-то не получается.

Ещё один горестный вздох, и я пошла к крыльцу, на котором сидел мой друг. Или уже не друг? Похоже, с ним придётся рвать все отношения.

Бакула встрепенулся, как увидел меня. Даже повеселел.

— Дея! — подскочил, и даже хотел меня обнять, но я увернулась.

— Бакула, разве не видишь, в каком я виде?

Он смутился, оглядывая меня. Извинился, что и правда не заметил.

— Ты идешь?

— А куда я денусь.

— Мы тебя тогда здесь подождём.

— Мы? — удивилась я. И только тут заметила его сестру Веру.

— О, привет, Верунчик! — я улыбнулась.

Окинула её взглядом. Да уж, молодёжь пошла уж очень ранняя. Девица, помимо нарядной сорочки нацепила ожерелье из волосатика*, а это приворотное средство. Мужики же в этом ничегошеньки не понимают, думаю, что Бакула бы не обрадовался, прознав, что сестрёнка задумала. Сказать ему или нет?

— Привет, — недовольно пробурчала девушка. — Мы тебя тут уже час как ждём!

— Ну, больные, что ж поделаешь, — я развела руками. Яна ведь пришлось подлатывать, да и пошла я из дому после посещения меня больным, про то, что он мнимый был, говорить не стоит.

Я вошла в дом, закрылась, и пошла в душ. Пока приводила себя в порядок, думала.

Что это получается? Я попалась на удочку, как попыталась установить связь, здесь, дома, когда пришёл больной. Значит, это небезопасно. Раз я могу подчинять людей, значит, и другие могут. Возможно, я очень уязвима в это мгновение и на меня смогли воздействовать. Тогда как же мне быть? Больше не ловить взгляд? Но ведь я не знаю другого способа временно подчинить человека. Брать с каждого присягу? Слишком долго, тем паче, доступ в этот дом нужно прописывать разовый. Слишком утомительно. Мне бы посоветоваться с Велеславом. Но вряд ли он сегодня будет на празднике, тем паче у нас. Народу много, и каждая четверть, если делить городище, начиная от середины града, будет праздновать отдельно. Что же мне делать? В любом случае, домой пускать больше никого не стоит, пока я не решу этот вопрос. Но и на дворе лечить я не могу при большом скоплении людей. Да, бывают исключения, как тогда на пашне, но тогда управляющий постарался устроить место лечения немного в отдалении от других людей. Ко мне подносили следующего больного, отходили, оставались лишь мы с Яром одни, а потом я с Яном. Но там лес, природа, она сама помогает и лишнее воздействие убирает. А здесь жильё. Тут так не получится.

Я помылась и переоделась в чистую праздничную сорочку, надела кожаные обручи*, покрытые вышивкой и бусинами с кровавиком*. Защитная сила мне не помешает в виду последних событий. Окинула шкатулку с украшениями пристальным взглядом. Так, что же выбрать? Зеленчак* — камень жизни и здоровья, защиты от нечисти — сейчас не нужно. Всё же сегодня боги нас берегут. Алатырь* приносит счастье и здоровье своему владельцу. Кошачий глаз* — бережёт от покушений на жизнь да несчастных случаев, защищает любовь, предупреждает измены. Но меня защищает кое-кто посильнее какого-то камушка.

Мой взгляд остановился на лунном камне, вот, то, что нужно. Даёт единство влюблённым, усиливает между ними связь и много чего хорошего. Пожалуй, надену серьги с ним да ожерелье, в котором через бусину нанизан халцедон, защищающий от любовных чар. Всё в одном цвете, беленьком, с голубизной у лунного камня. мне подойдёт.

А что делать с волосами, я не знала. На Купалу их расплетают, но сейчас, рядом с Бакулой этого делать ой как не хотелось. Я переплела волосы в косу, ничего не повязывая на её конец. При необходимости расплету. Ещё надо будет венок сплести. Но вот в играх участвовать следует с распущенными волосами. Там же хороводы, на этот праздник все девушки выпускают свою силу, сотворяя силовое коло, к чему и примешивается выбор суженого.

Взглянула на себя в зеркало. Красива. Длинная подпоясанная сорочка с вышитым узором "одолень-трава" (символом женского начала, защиты от болезней), идущим по всем краям сорочки. Пожалуй, на сегодня больше одежды не требуется. Лишь одна сорочка.

Я вздохнула, взяла ожерелье из бирюзы и пошла на выход, взяла восковую свечку да заготовленный заранее плотик-огневицу, сделанный мною из камыша.

Бакула сглотнул, как меня увидел, а я нахмурилась, но ничего не сказала.

— Верунь, зайди-ка на минутку, — позвала я девушку в дом.

Та вошла, а я закрыла дверь да вручила ей своё ожерелье.

— Переодень.

— Но...

— Зачем тебе приворот? Тем паче сегодня нельзя богов гневить. А бирюза — и счастье, и любовь приносит, а также верность и победу.

Девушка неуверенно сняла волосатиковые жёлтые бусы и надела голубые.

— Оставь здесь. После заберёшь, как вернёшь мне эти, если захочешь вернуть. А можешь себе оставить.

Вера кивнула и поблагодарила. На лице появилась улыбка, вместо напряжённости. Бедняжка, переживала насчёт своего наряда. Ну да, любая женщина прочтёт тебя по наряду да камням. А неприятности Вере ни к чему. А сейчас успокоилась и вроде бы довольна. Я и не при брате ей сказала, а лично.

— Ну, как дела, всё в порядке? — насторожился Бакула, когда мы вышли.

— Да, маленькие женские хитрости, — подмигнула я девушке.

Бакула даже не заметил, что у сестры изменилось ожерелье, а может просто ничего не сказал. Я заперла дом, и мы вместе пошли к заднему входу, через который я недавно входила с Яном. Любимый, сколько мы не виделись, а я уже скучаю. Хочется окунуться в твои синие глаза, прикоснуться к твоему телу. Так, кажется, я не о том думаю!

Бакула с сестрою о чём-то болтал, пока я задумалась. А я впервые ощутила, что всё же вот так, легко, я себя ещё никогда не чувствовала. Просто быть рядом, но без каких-либо обязательств. Просто друзья. Правда, такое состояние продлилось недолго. Бакула бросал на меня взгляды. Надо набраться смелости и поговорить с ним, но наедине, а не при сестре. Не хочется выносить сор из избы и слушать потом сплетни про нас. Эх...

— Какая очаровательная девушка, — послышался приятный голос молодого человека.

Я остановилась. К нам неспешной походкой шёл Дан. Он мило улыбался, причём не мне, а Вере. Мне это не понравилось. Не то, чтобы я ревновала. Но она ведь ещё слишком мала для отношений. Отчего-то вспомнились слова управляющего, что Дан расчётлив и опасен.

— Добрый день, Дан. Нам нужно поговорить, — я схватила его за локоть и потянула в сторону. — Ты чего творишь? Зачем к девчонке пристаёшь?

— А зачем ты вчера меня кинула? — в его голосе сквозил холод. Обиделся? Мстит?

— Дан. Послушай. Я не хотела так поступать. Просто кое-что случилось. Мне нужно было отлучиться.

Он показно отвернулся, словно ему неприятно об этом говорить.

— Могла бы сказать. Я бы пошёл с тобой, — и вроде бы участие сквозит и в обиженном голосе, но словно камень за душой держит. Я даже поёжилась.

— Дан, ты прости. Но вчера я поняла одну вещь. Ты замечательный парень, но не для меня.

— У тебя есть другой? — в его голосе не было ревности, лишь внезапно возникший интерес.

— Да, есть. Вчера я наконец разобралась в своих чувствах. Не серчай, ладно? — я заглянула в его смягчившиеся зелёные глаза. — Мир?

— Мир, — кивнул он. — Я тоже хотел с тобой поговорить. Я уезжаю. Не знаю, когда вновь приеду, но теперь это уже и не важно. Думал попросить тебя подождать меня, но теперь в этом нет необходимости.

— Ты правда не сердишься? — я не могла поверить. Не потому что это было противоестественно, хотя и это тоже, но как-то неправильно. Я не могла понять, что не так с моими ощущениями. На лице ничего не заметно, но в глазах словно мрак сгущается. Это было всего лишь мгновение, после чего ощущение опасности пропало.

— Правда, — и он улыбнулся. — Жаль, что у нас ничего не вышло.

— Благодарю. Ещё раз извини.

На этом мы и расстались. Он развернулся и пошёл в сторону города, а мы с Бакулой и Верой продолжили свой путь. Я иногда оглядывалась, казалось, что кто-то провожает меня злобным взглядом. Но когда я оборачивалась, то видела лишь довольных людей, улыбающихся и что-то увлечённо рассказывающих друг другу. Да и Дан скрылся из виду. Бакула же был слишком напряжён и хорошее настроение у него улетучилось. Верунчик же пыталась спрашивать о Дане. Кто он такой, какой красивый... Томно вздыхала. Я не спешила разочаровывать её, потому что теперь появилась возможность избежать ей возможных ошибок и преждевременных решений, особенно если Дан уезжает.

Примечания по главе:

обруч* — браслет — то, что обхватывает руку.

кровавик* — гематит — камень энергетической защиты.

волосатик* — волосы Венеры, стрелы Амура.

Зеленчак* — нефрит.

Алатырь* — янтарь.

Глава 24

На опушке леса, где разливались запахи разнотравья, недалеко от реки, что текла из гор через лес, притоком подходила к нашему пригороду, поворачивая затем в сторону полей, народ уже потихоньку собирался. В том месте, где река близко подходила к нашей четверти, берег реки был песчаным. Я окинула всех быстрым взглядом, предвкушая встречу, выискивая лишь одного человека. Яна не было. Взгрустнулось. Неужели до сих пор не пришёл? А я так ждала! Вздохнула. Хотя, если подумать, отключая чувства, живёт он в городе, и если верхом, то быстро можно добраться, а пешком туда и обратно — путь не близкий. Надо будет спросить, где он обитает.

— Дея! — окрикнул Бакула, возвращая меня из переживаний обратно на землю. Ну что опять?

— Бакула, я пойду, — перебила его я.

— Куда?

— К девчатам, — увидела я спасительную соломинку в виде разбредшихся по опушке леса женщин с детьми в красивых праздничных нарядах.

Пока он не опомнился, я подхватила под локоток его замолчавшую сестру и удрала. В спину чувствовала его недовольный буравящий мою спину взгляд. Я уже стала собирать цветы, когда поглядела мельком на него. Бакула так и стоял какое-то время, и только когда его окликнули знакомые, присоединился к остальным мужикам сооружать жертвенник, меч, кострище да солярные знаки из хвороста на берегу, последние — для хороводов жениха и невесты. Интересно, о чём он хотел поговорить? Мне, если честно, не хотелось вообще быть рядом с ним, слишком напряжённо, приходится следить за своими жестами, действиями, словами.

Всю дорогу сюда я, поначалу расслабившись, была чуть позже как на иголках и просила богов, чтобы Бакула не заговорил со мною. Но его взгляды были пламенными, обжигающими, а мне было страшно. И сейчас, не видя Яна, я тоже была напряжена и никак не удавалось расслабиться.

Мы пели с девчатами песни, собирая цветы. Вообще просто так мы цветы не рвали. Да и вообще ничего не рвали, не рубили, стараясь не обижать природу, если нам это было не нужно. Вот собрать травы на чай — всегда готова. Сено покосить для скотины, когда надо — не откажу в помощи. Ну и единственный раз, когда просто так срывали, для венков на Купалу. Хотя и это действо считалось священным. Мало того, что на голову надо было себе венок смастерить, так ещё и вокруг плотика по кругу намотать травы. А в середине этого веночка на плотике ставилась зажжённая одна свеча или несколько. Всё зависело от того, за одну себя я зажигаю или ещё за родственников, которые не могут сами этого сделать. На свечку наговаривали всё плохое от чего хотели избавиться. Совсем немного удалось отвлечься, избавиться от тревожных мыслей, вкладывая в сорванные травы чувства к любимому.

Как венки сплели, можно было зажечь плотик-огневицу и пустить по реке. Что я и сделала, а после пошла искупаться, чтобы очистить своё тело.

Я расплела волосы да окунулась в речку, а потом решила войти полностью, и даже поплавала маленько, намочив полностью волосы, уйдя пару раз целиком под воду, думая лишь об очищении тела, ощущая, как вода, обтекая меня прохладными потоками, ведь речка была горная да холодная, гонит от меня не только мнимую грязь, но и смывает волнение.

А когда вышла на берег, то встретилась взглядом с любимым. Он улыбался. От этого сердце дрогнуло. Впервые я видела его таким счастливым. От чего и самой сделалось радостно. Уголки губ непроизвольно поползли вверх. Он впервые распустил свои светло-русые волосы, слегка закручивающиеся на кончиках, падающие по плечам, от чего казался каким-то другим, но таким красивым. Хотелось им любоваться.

Ян был сухой, во всяком случае одежда не выглядела мокрой, а вот с волос стекали струйки воды. Искупался, значит, нагишом.

— Здравствуй, любимая, — поприветствовал он слегка охрипшим голосом.

А я бросила на себя взгляд да покраснела. Мокрая сорочка облепила тело, подчёркивая его изгибы. Подняла вновь на любимого взгляд.

— Ага, попался!

А он такую невинную рожицу сразу скорчил, отводя глаза в небеса. Не смогла не хихикнуть. Забавный. Люблю. Как же сильно люблю!

— Я переживала.

— Из-за Бакулы?

— Да. Он слишком откровенные взгляды бросал. Боюсь, как бы чего не утнул.

— Я с тобою. Не переживай. Да и не думаю, что засветло осмелится. Но на всякий случай, постарайся не отходить от людей.

Я была целиком согласна с его мнением. Но Ян ведь уже пришёл, поэтому страхи остались позади. Я глубоко вздохнула, стараясь расслабиться.

Заплела волосы, ведь пока рано им высыхать. Впереди прыжки через костёр, и пусть там больше используется вера в то, что он не причинит вреда, но рисковать волосами не хотелось. Лучше, чтобы они были влажными.

Тут увидела сестру лекаря. Она жалась в сторонке, неуютно себя чувствуя в большом скоплении людей. Неужели это её первый праздник? Девушка нарядилась в сорочку да и здесь выделилась, поверх нацепив красный сарафан. В городе девушки носили сарафаны, а вот жители пригорода ходили в одних сорочках, подпоясанных. Волосы были собраны в косу да перевязаны красной лентой вместо очельника. Ну хоть кокошник сняла. Тут не место выделяться, наоборот нужно стараться слиться со всеми, чтобы чувствовать себя частью общего действа.

— Привет! — поздоровалась я.

— О, Дея, здравствуй! — оживилась девушка.

— Ты-таки отважилась?

— Ну, — она потупила вздор и, как мне показалось, покраснела.

— Просто делай, как все.

— А венок...

— Сплети. Давай, а то скоро начнётся праздник. А как тебя звать-то?

— Заря, — она ещё больше покраснела и, дабы подавить смущение, убежала собирать цветы. Красивое имя, очень ей подходит.

Народ собирался вокруг жертвенника, а жрец, с достоинством подносил длинную палку с огнём, готовый поджечь хворост. Он произнёс речь-хвалу богам — Предкам нашим. А мы ему вторили. После чего кидали свои, взятые из небольшого снопа, жертвы в виде колосьев зерна в огонь, принося наши растительные требы Предкам, чтобы и они вкусили эту СИЛУ, что мы им дарили, вкладывая любовь, пока сажали, выращивали хлеб, и чтя память о них. Мысли были лишь о тех, кто оставил Явь* да перешёл в мир Прави*.

По завершении обряда, перешли к другому кострищу с мечом Перуна, вокруг которого водили хороводы, пели песни. Детки задорно смеялись, составляя правильный внутренний круг, молодые образовывали второе кольцо вокруг мелочи, а третьим внешним кругом были те, у кого уже есть внуки.

Любимый не выпускал мою руку, словно боялся, что кто-то отберёт меня, уведёт, и, думаю, что у него были причины так предполагать. Неподалёку всё время вился Бакула, вот только Ян оберегал мой покой, иногда на того бросая суровые отпугивающие взгляды, правда, не особо сейчас действующие, но очень меня потешавшие.

В предыдущие лета я не видела окна в мир Прави, как и не принимала участия в хороводах жениха и невесты. Вообще в них принимали участие все, кому исполнилось шестнадцать и кто не был сосватан. Но я просто отходила в сторонку, наблюдая, но не участвуя.

Сейчас же составлялся второй хоровод, с одной стороны у меня был Ян, а с другой я взяла за руку изменившуюся Зарю, которую я не сразу узнала, если бы не цвет волос. Она сняла сарафан, оставшись лишь в неподпоясанной сорочке, расплела волосы, украсив их венком, последовав примеру остальных. Они огненным пламенем тянулись во все стороны и даже проскакивали маленькие молнии, которые и меня били. Сухие волосы. Зря. Значит, не купалась. Я же распускать волосы не стала, не желая, чтобы от большого пламени и жара они тут же высохли.

Бакула брать за руку Яна не стал, пришлось ему довольствоваться этой девчонкой да сестрою.

Когда меч почти прогорел, все обратили свой взор на огонь, ожидая как Семаргл* откроет вход в мир Предков, дабы на миг соединиться с ними, пообщаться. Когда мне показалось, что врата открылись (огонь словно расступился, образуя внутри себя окошко), ощутила невероятную лёгкость во всём теле, словно моя душа его покинула и теперь парит в чуть красноватом, наполненном едва заметными искорками дрожащем воздухе, но при этом горячем, обжигающем. Все мысли были там, у моих незнакомых умерших родственников да по родословной приёмных родителей. Я старалась вложить свою любовь, которую испытывала к бабушке. Мне показалось, что и она мне улыбнулась, обняла, даря тепло и нежность. Я в мыслях видела её улыбающееся лицо, такое, как я запомнила — старенькое, но доброе.

"Всё будет замечательно, не переживай," — услышала я в мыслях её такой родной голос.

"Бабушка, я так тоскую".

"Не стоит, малышка. Я тебя люблю. Ты всегда можешь позвать меня, и я приду к тебе во сне. Сможем поговорить".

"Скажи, ты нашла своего любимого?"

"Да, я тебя как-нибудь познакомлю со своим мужем, которого твоим отцом записали. Он тебе обязательно понравится."

"Бабушка, а я нашла свою маму. Ты прости меня".

"За что же, милая?" — удивилась бабушка.

"Я поняла, что её тоже люблю. Так же сильно, как тебя. А ещё за то, что никогда не называла тебя мамой," — этот груз всегда висел в моей душе. Не знаю, от чего язык никогда не поворачиваться так назвать. Ведь она с рождения ухаживала за мной, любила, сидела бессонными ночами рядом, когда я болела. Ей было бы, наверное, приятно.

"Это замечательно, — она сказала это искренне. И я поверила, что не сердится. Что правда — рада за меня. — Я её здесь не видела, значит, жива. Может ещё и свидитесь. А что до мамы, ты хранила в сердце облик другой мамы, любящей тебя, пусть и не помнила её".

"Я её уже несколько раз видела. Через серебряное блюдечко да в мыслях общалась с нею".

"Рада за тебя. Будь счастлива! У тебя замечательный суженый".

"Мама, я так люблю тебя!" — прошептала напоследок, обращаясь на этот раз к бабушке. Но ответа уже не последовало. Я не знала, услышала ли она. Хотя, о чём это я? Конечно, услышала. Мы ведь всегда обращаемся в предкам, и они нас слышат. А сегодня можно было услышать ответ.

На этом ощущения пропали, и вдруг стало холодно. Хоровод рассыпался, а любимый на миг обнял меня, выражая свою поддержку. Благодарю, Боги, за встречу со мною горячо любимой бабушки, что стала мне матушкой.

В предыдущие лета я не видела окна в мир Прави, как и не принимала участия в хороводах жениха и невесты. Вообще в них принимали участие все, кому исполнилось шестнадцать и кто не был сосватан. Но я просто отходила в сторонку, наблюдая, но не участвуя. Как-то управляющий Яр спросил меня об этом:

— Пошла бы, что всё сторонишься?

— Не время ещё. Я не готова.

— Но ведь наречённые могут пожениться и через несколько лет, если не созрела.

— Нет, возможно на следующее лето.

И так каждую Купалу или праздник Перуна. А в этот раз я уже собиралась принять участие, хотя и очень волнительно было.

Меч прогорел и настало время прыгания через пламя, высотою с меня, если не больше.

Мы пошли становиться в очередь на прыжки. Ян по-прежнему не отпускал мою руку.

А у меня волнение нарастало. Страшно. Но не через костёр прыгать, а вот дальше...

Подошла и наша очередь. Мы разбежались и прыгнули вместе, языки пламени щекотали нас, но не обжигали. Огонь очищал одно из тел души. Следовало девять раз прыгнуть, очищая душу целиком.

Жрецы руководили праздником, направляя нас, напоминая, какие песни когда следует петь или какие хвалы возносить Предкам.

Вообще общие праздники сближают людей. Ощущается единая такая сила, единое веселье, радость и любовь. Наверное это можно сравнить с быстрою рекою, в которую втекают притоки, и единым потоком бегущую дальше.

Догорели последние дрова, и угли стали высыпать дорожкою между жертвенником и кострищем. По ним следовало идти босиком, очищая и обогащая дух. По-хорошему, нужно тоже пройти девять раз, вдоль речки, Ирия*.

Уже стемнело. Одежда полностью высохла, как и волосы. Перед проходом в последний раз по углям, которые обжигали даже меньше, чем снег зимою, я расплела волосы. Они тут же потянулись к Яну. Забавно это наблюдать.

— Ты — мой. Даже волосы это признали.

Ян же и не отрицал.

— Твой, никуда мне не деться уже. Как встретился с тобою в первый раз, так и понял, что пал навеки.

— Ты о долге?

— Не только. Но чем больше я тебя узнавал, тем сильнее попадал под твои чары.

— Не правда, ничем таким я не пользовалась, — я надула губки. Ведь впервые надела ожерелье, которое лишь хранило уже существующую любовь.

А он взял да и притянул к себе, поцеловал нежно, что все звуки померкли да остались только мы, на мгновение.

— Ребята и девчата, давайте, каждый в свой круг! — возвестил жрец, прерывая нас. Так не хотелось отпускать любимого.

— Всё будет хорошо. А даже если и не выпадет наша пара, найдём способ быть вместе.

— А если кто другой выпадет?

— Ничего у тебя с ним не выйдет. Спорим?

Мне бы его уверенность. Вздохнула полной грудью, стараясь угомонить взволнованную душу.

Всё будет хорошо? Нужно в это поверить.

Заиграла дудочка незамысловатый напев.

Жрец начал запевать:

— Да свершится воля Богов!

И хороводы тронулись с места, закручиваясь по движению знака, горящего в ночи на песке. Женского — солони и мужского — коловрата.

Как же страшно. Сердце готово из груди выскочить. Мне бы уверенность Яна.

— Стой! — прозвучал приказ жреца. Хороводы замерли. И вышла первая получившаяся пара, у которой спины соприкоснулись.

Кола вновь сомкнулись, вновь пришли в движения под голос жреца.

Я просто шла, плохо осознавая, в каком месте нахожусь, иногда соприкасаясь спинами с парнями, ведь кола тёрлись друг о друга.

— Стой!

Руки мои отпускают и только тут я понимаю, что стою спина к спине к кому-то. Ян. Волосы вновь потянулись к нему. Но к руке кто-то другой прикасается.

Страшно обернуться, просто до дрожи.

— Выходите, не задерживайте игру, — вещает жрец. И меня двух сторон берут за руки.

Я оборачиваюсь налево и встречаюсь взглядом с Яном, а потом направо — Бакула.

Нет, ну за что мне это?! Надо ж было так попасть — сразу к двоим прикоснуться.

— Всё будет хорошо, — шепчет Ян, — просто верь в это!

Дальше всё было как в тумане. Я больше не ощущала счастья, ожидание меня утомляло. Нужно было дождаться, как хороводами выпадет девять пар. А ведь теперь будет испытание на поворот в одну сторону.

Когда подошла наша очередь, Бакула настоял на том, что он, как мой парень, имеет право пройти испытание первым.

Я же глядела в небеса, ища поддержки богов.

— Нет! — сказала я громко. — Сперва Ян, — опустила решительный взгляд на жреца. Пусть только попробует возразить. Мои волосы взметнулись вверх, а сила засочилась в крови.

— Хорошо, — согласился он. Вот и славненько!

Мы стали между двумя жертвенниками, возле которых ещё недавно водили хороводы жениха и невесты. Спиной к спине. Он к коловрату лицом повёрнутый, а я — к солони. Казалось, что сейчас мы были одним целым.

— Явь! Навь! — закричал народ хором. — Правь! — и мы повернули головы в одну сторону. Встретились взглядом. И вздох облегчения вырвался из меня. Я всё это время боялась? Глупенькая!

— Теперь моя очередь! — вышел вперёд Бакула.

— Нет! — сказала я.

— Я как твой парень, да ещё и выпавший в хороводе, имею полное право тоже пройти испытание.

— Он прав, — сказал жрец. — Становитесь спина к спине.

А из меня стала утекать сила, стоило соприкоснуться моим волосам с его телом.

— Явь, Навь, Правь!

Я обессиленно повернулась в сторону, где стоял Ян, направо, ища взглядом поддержки.

Толпа загудела.

— Значит, испытание "Игры богов" будете, парни, проходить, — возвестил жрец.

На мгновение были объятия Яна, и вливание в меня силы, но много передать он не успел.

А дальше я уже ничего не видела. Было плохо, очень плохо. Перед глазами плыли чёрные круги. Слышала, как Яна и Бакулу увели на место "Игр богов", где они должны были соревноваться в меткости кидания ядра. А я добрела до леса, заплетая на ходу косу, чтобы больше никто не мог поживиться моей силою. Отчего сила полилась к Бакуле? И отчего в таком количестве, что мне сразу стало так плохо?

Деревья, где же деревья? Я шла больше по наитию, пока руки не нашли препятствие. Прикоснулась к стволу, ощупала его шершавую кору, здороваясь с лесом и Лешим. Повернулась спиною к дереву, а лицом к играющим, где ещё были видны огни почти догоревших костров, которые я едва различала лишь как яркие искорки в кромешной тьме.

Доносился смех молодёжи, ощущались запахи хвои.

Где-то там любимый соревнуется с Бакулой. Я не сомневалась, что он победит. Но чувство тревоги не ушло. Что со мной такое?

И тут кто-то схватил меня за горло, больно, как же больно. Я никого не видела, только мужские очертания на фоне кострищ.

— Наконец-то я тебя поймал! — сказал он низким потусторонним голосом, от которого кожа на голове стянулась, а волосы, как мне казалось, стали дыбом. — Долго пришлось ждать, пока ты без своих ухажёров останешься.

Примечания по главе:

Семаргл* — бог огня. Семаргл — славянский бог первородного огня и плодородия, бог— вестник, способный объединять и умножать силы всех Сварожичей.

Явь* — наш мир, мир людей.

Правь* — мир богов, предков.

Ирий* — река, текущая в мире Прави. Священная река. В честь неё славяне называли главные реки, или любую реку могли так назвать, как бы связывая её с рекой богов.

посолонь, солонь* — солярный символ, закрученный по часовой стрелке. коловрат* — солярный символ, закрученный против часовой стрелки.

Глава 25

Горло больно сдавили тиски рук. Дышать было нечем. Страх захлёстывал.

— Наконец-то я тебя поймал! — сказал он низким потусторонним голосом, от которого кожа на голове стянулась, а волосы, как мне казалось, стали дыбом. — Долго пришлось ждать, пока ты без своих ухажёров останешься.

Сознание уплывало, и я пыталась двигать конечностями, стараясь выскользнуть или ударить его, но это не получалось. Казалось, что руки налились тяжестью, как и ноги. И все мои усилия напрасны.

Изо рта послышался хрип, и хватка чуть ослабла, после чего меня отпустили, и я смогла через боль вдохнуть. Горло саднило, как и внутренности. Меня же схватили за руку и потащили в лес.

— Леший, прошу, помоги, — шептала я, беззвучно шевеля губами.

Внезапно налетел порыв ветра, деревья зашумели, словно возмущаясь таким обращением со мною. Они хлестали его по лицу, рукам, но от этого он только сильнее стискивал свои пальцы.

— Что тебе надо? — воззвала я к злодею, больно сжимающего мою руку.

— Ты знаешь. Мне нужен грифон.

— Они вымерли много веков назад.

— Сказки будешь рассказывать своему парню, если выживешь.

— Но я говорю правду.

— Ага, именно поэтому тебя сегодня спас один из них.

Он говорил спокойно, но голос был таким холодным, в нём словно не было ничего человеческого. Никаких чувств. От этого было ещё страшнее. Так, не думать об этом! Я не знаю, что именно грифон ощущает, то ли мой страх, то ли угрозу жизни. Поэтому я постаралась чувство страха перевести в не боязнь за жизнь, а другое.

Он наблюдал. Всё это время за мной следили. Как часто? А в доме? Каждый мой шаг? Мне стесняться было нечего, но я хотела, чтобы моя жизнь была моею. Чтобы у меня было что-то личное, с тем же Яном. Неужели и в горах и в лесу за мною наблюдали? Как давно?

— Он не придёт! — в отчаянии крикнула я. Ведь не придёт же! Больше старалась убедить себя в этом.

— Придёт, я сделаю с тобой, всё, что потребуется, ты будешь умирать медленно и по-разному, но я добьюсь своего.

— Зачем? Неужели обычная жизнь тебя не устраивает?

— Мне не нужна обычная жизнь. Мне нужен грифон.

— Зачем? — повторила свой вопрос, высказывая непонимание.

— Они — хранители знаний, богатств.

— Тебе нужны деньги?

— Нет. У меня их хватает.

— Власть?

— Может быть. Но мне нужны знания. Знания — это сила, власть, богатство — всё!

— Что всё?

— Много чего. И ты мне в этом поможешь!

Он больно надавил на кисть руки, заворачивая её к предплечью, до хруста в суставах. Ещё чуточку и сломает. Больно. Как же больно. Но нельзя бояться, хотя очень хочется. Нельзя кричать. На помощь никто не придёт.

— Скажи, кто ты?

— Тот, для кого человеческие жизни ничего не стоят.

Хотела сказать, что с моей смертью он ничего не добьётся, и даже наоборот, подвергнет жизнь на Земле-Матушке опасности, в том числе и свою. Но вовремя прикусила язык. Это тайна. Вот пусть ею и остаётся. Какое ему дело до всего этого? Да и целая земля для него ничего не значит.

Ян, милый Ян. Я люблю тебя. Прости, что всё так вышло. Я приношу одни неприятности. И я рада, что тебя нет со мною, и ты не видишь всего этого. Я бы не перенесла боли в твоих глазах. И я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью ради меня. Убийца ведь ни перед чем не остановится, чтобы сделать мне больно. А если меня не станет, кто излечит тебя от ран?

Я едва переставляла ноги. Силы давно уж кончились. И я упала, споткнувшись об очередной торчащий из-под земли корень, не успевший уйти в землю. Деревья словно мешали, вот только злодей действовал мгновенно, перепрыгивая препятствия, и ни разу даже не остановился. А меня, споткнувшуюся, потащил за собою. Если бы отпустил, Леший мог бы развести наши дороги. Но злодей не выпускал моё запястье.

Рука нестерпимо болела. Одна из костей руки уже треснула, я это ощущала, как она ломается расходящимся зигзагообразным проломом в разные стороны, словно молния. Я едва подавила крик. Хотелось кричать, но вместо этого я слышала лишь как трещат всё новые мои косточки. Только бы ноги были целы! Возможно, тогда смогу убежать.

Меня притащили на какую-то полянку.

Рожок Месяца освещал тёмный лес холодным светом, но от этого легче не становилось, да и лица я по-прежнему не могла разглядеть. Пусть не я, но если лицо будет открыто, Ян сможет обратиться к Лешему, чтобы найти этого гада. Или кудесник поможет.

— Тут вполне хватит места ему приземлиться! — бесчувственно сказал этот...этот... и поняла — убийца. Он не один раз убивал. И ничего человеческого в нём нет. Чудовище! Я испытывала к нему отвращение. Как когда копаюсь в ране, такой же липкой и мерзкой, как и его обагрённые кровью руки.

— Давай, кричи. Тебе будет только хуже. Как долго ты продержишься, я не знаю. Какой у тебя болевой порог?

И он сжал руку и сломал полностью о своё колено. Крик непроизвольно вырвался из моего горла. Сознание готово было покинуть моё тело.

Нельзя грифону появляться.

"Если ты меня слышишь, не приходи, прошу!" — из последних сил старалась мыслить я.

Горло вновь стиснули холодные пальцы. А я попыталась заглянуть в глаза убийцы. Но вместо этого ощутила, как внутри начинает больно гореть.

И зачем я это сделала? Неужели меня предыдущая вылазка в горы ничему не научила? Глупая!

Мысль отчего-то возникала, и правда, позвать грифона. Хотелось, чтобы всё закончилось. Эта боль была нестерпимой, и даже из горла не вылетало ни звука. Жар был внутри, он жёг, опалял и не мог найти выхода, поражая всё новые внутренности. Грифон. Красивый орёл, с телом большой кошки. Отчего-то вспомнился кинжал, подаренный Яном.

Ты всё сделал, чтобы меня уберечь. И вот я опять во что-то вляпалась. Прости, милый.

"Борись!" — в голове слышится голос Яна.

Как?

Вспоминаю, как Ян взял мою руку и всунул туда кинжал, который меня укусил. Грифон. Опять грифон. Но ведь это зачарованный кинжал. Он не должен вызывать существо.

И я представила, как кинжал летит ко мне, и останавливается в вершке от этого нелюдя.

Вот только жало не долетает. Я не могу представить, как оно проткнёт чью-то плоть. Я не убийца. Не могу! И даже ранить не могу.

"Борись!"

Ян, любимый мой. Прости! Слабая тебе досталась женщина, не способная даже защитить себя. Но ты найдёшь себе другую. Найдёшь ведь? И понимаю, что нет. Он суженый, не бывает двух суженых. Мы — две половинки одного целого, а третьей просто не дано.

Как же мне тебя не хватает! Что я могу сделать? Боль настолько нестерпимая, что мысли путаются. И даже мой включившийся дар не успевает справляться с последствиями сжигания изнутри.

"Борись!"

Вспоминается разговор в управлении, после дачи мною показаний. Ты тогда сказал мне использовать свою силу, что ты влил и заставил отложить про запас, не разрешив ни на что больше использовать. Только на спасение своей жизни в лесу. Ты знал, не так ли? Пытался меня предупредить. А я, глупая, не верила. Что ты тогда говорил? Слить одновременно всю ту силу. И хоть сейчас моей силы нет, а то, что осталось — борется с нестерпимым жаром внутри, но тот неприкосновенный запас остался, я про него уж и забыть успела.

И я сосредотачиваюсь на этой силе. Начинаю ощущать, как она выходит из потайного мешка моей души и расползается по телу. Пытаюсь поднять руки, чтобы прикоснуться к злодею, но просто нет сил. Ну что ж, отлично. Ты сам напросился!

Убийца ведь ко мне прикасается. Использую это. Нужно лишь выбрать одну точку, через которую сразу всё отдам.

И я нахожу место, самое близкое к боевой жиле*, в которой он сжимает мою шею. Сила течёт по крови от сердца к горлу, и собирается в одном месте. Пора!

И я выбрасываю единовременно всю силу.

Убийцу откидывает от меня, словно он ядро, по которому только что нанесли удар. Представляется Ян на "Играх богов". Ты до сих пор играешь? Или игры закончились? Кто победил? И понимаю, что мне уже не важно.

Я пытаюсь отдышаться. Силы моей почти нет. Нужно бежать. Я делаю глубокий вдох, прикасаюсь к дереву и, попросив о помощи, забираю столько, сколько могу взять за этот миг. И срываюсь с места, не глядя на убийцу.

Бежать! Кажется, в сторону реки. Только где она? Я совсем ничего не понимаю. Куда мне нужно? Полагаюсь на Лешего, которому шепчу, что мне нужна речка.

Бежать!

"Беги!" — вновь слышится голос любимого в голове.

И я бегу. Что есть сил бегу. Спотыкаюсь на ровной тропинке, выстеленной для меня Хозяином леса. Сил совсем нет. Бегу на одном упрямстве. Уже не знаю, сколько прошло времени, мне уже всё равно. Судя по Месяцу, возможно, где-то около часу ночи. Сейчас наши, наверное, ищут цвет папоротника. И лишь я ищу спасительную реку.

Кажется, что убийца дышит мне во след, настигает меня и протягивает свои внезапно удлиняющиеся руки, стараясь схватить меня за многострадальную шею. Жара внутри уже нет, но от этого не легче. Я по-прежнему ощущаю его мерзкие пальцы на моём горле.

Рука онемела и болтается сломленной веткою. Нужно её починить, но сейчас не время думать об этом. Нужно бежать, как говорил мне Ян.

Тропинка выводит меня к реке, и я с разбега просто падаю в воду.

Отдаться течению. Всё сбылось, что он говорил. А я ему не верила.

Это конец? Я ведь всё выполнила, о чём любимый сообщил. Вдохнуть, нужно срочно вдохнуть.

Ноги путаются в мокрой рубашке, облепившей моё тело.

Я начинаю грести, вот только вновь паникую, кажется, что одежда пытается меня связать, не дать выбраться на поверхность. Вдох, нужно сделать вдох, а для этого надо высунуть голову. Но как назло ничего не получается. От этого начинаю мельтешить и иду ко дну. Что ж отлично! Касаюсь дна, приседаю и что есть мочи отталкиваюсь ногами.

Сознание уплывает, но голова разрезает-таки толщу воды, и я делаю спасительный вдох.

Успокоиться, нужно успокоиться.

Я ложусь на спину и просто гляжу на чёрное небо с вранами* звёзд. Красиво. Вода приятно холодит меня, но мне не холодно. Она очищает последствия нападения, насыщая меня силою, которую сама отдаёт. Я расслаблена. Мне хорошо. Кости руки вставляются на место и зарастают.

Вода! Сегодня ведь купальская ночь. Целебная сила воды, что пронизана силою богов, космоса напитывает моё тело.

Вот только мне холодно, не телу. Глубоко внутри. После того жара, словно всё ещё выжженная пустыня в моём сердце. Мне уже всё равно. Кажется, что я в последний раз любуюсь маленькими светлыми искорками, что подмигивают мне в бесконечном безвоздушном вселенском океане. И глядя на россыпь чертогов*, кажется, что ты даже не песчинка, а ещё меньше.

Далёкие земли, что вас, звёзды, окружают. Где-то там мои родители воюют с силами зла. Они борются. За что? За мир? За свою землю? Свою Родину?

А мне уж и жить не хочется. Я слабая, наверное. А может просто потеряла то, ради чего стоило бы жить.

Месяц глядит на меня своим одним глазом, подставляя под Солнышко лишь свою левую сторону лица, да улыбается. Нет ничего смешного в моём состоянии, поверь мне! Во мне глубокая пропасть, где можно пропа́сть.

Внезапно меня хватают горячие руки. Я паникую, сердце уходит в пятки. И бьётся лишь одна мысль: "Конец!"

Меня развернули, поставив на ноги, под которыми оказалось песчаное дно, а вода доставала мне до груди.

Я встретилась с таким знакомым и ставшим родным лицом. Вздох облегчения вырвался из груди, и чувство радости разлилось в душе. Не думала, что могу ещё радоваться.

— Милая моя, ненаглядная моя! Ты не представляешь, как я испугался! — он нежно потёрся о мой нос, прижавшись ко мне челом. Дыхание его было учащённым, и он никак не мог совладать с собою. Руки его дрожали. Что же ты пережил, любимый?

— Ты искал меня?

— Поднял на уши всё управление!

— Как же ты нашёл?

— Я увидел реку и Месяц и вспомнил про сон. Нашёл место, где я поймал тебя в видении, перед этим облазив половину леса. Леший отказался помочь, сказав, что ты можешь пострадать.

Я обвила его шею руками, стараясь обнять его, прижаться к нему ближе. Ещё ближе!

Он держал меня за стан нежно, но крепко. Мы несколько мгновений не отрываясь глядели в душу друг другу, понимая, что-то очень важное. Моя душа наполнялась теплом, и пустота уходила, возрождая утраченные чувства.

— Душа моя, — нежно сказал Ян. — Как же я люблю тебя, ты даже не представляешь!

— Свет очей моих, — прошептала я, осознавая всю глубину своих чувств.

А в следующий миг он поцеловал меня. Так, что я забыла обо всём на свете, кроме этого самого дорогого мне человека.

Его руки скользили по моим бёдрам, вниз, вверх, задирая мою сорочку, а потом рывком сняли и бросили на берег.

Волнительно, как же волнительно. Но я даже рада.

Я прикасалась к его обнажённому горячему телу, его твёрдым буграм на плечах и спине и груди. Обняла его крепко руками за шею, желая быть как можно ближе.

Его чуть шершавые руки скользили по моей спине, бокам, груди, и, когда прикоснулись к бёдрам, я, ничуть не смущаясь, обхватила его стан ногами.

Он расплёл мою косу, и волосы окутали нас, накрывая, словно коконом.

— Люблю тебя, — прошептала я и вновь слилась с ним в поцелуе.

Он на мгновение замер, как бы ища одобрения своим действиям.

— Я — твоя, твоя навсегда.

— А я твой, любимая Деюшка, — и он сделал меня своей. Было чуточку больно. Но я только сильнее прижалась к любимому. Он мой. Мой муж! Радость и счастье разливались в душе.

Когда же мы слились в единое целое, не только телами, но и душами, я прикоснулась к его силе, принимая разрушающую часть его сути. Это было очень болезненно, не сравнимо с моей мимолётной болью, но он с этим жил все эти лета, не имея поддержки близкого человека. Теперь у него есть я — его жена. Он больше не будет одинок.

Я подарила ему свою силу, исцеляя его душу, свою любовь, сливаясь с ним, наполняясь им.

А когда всё закончилось, я обессиленно повисла на нём. Он вынес меня на руках из воды, не сводя влюблённого вгляда.

Это последнее, что я помнила прежде, чем уснула в его объятиях.

Примечания по главе:

боевая жила* — артерия.

Вран* — ворон — здесь используется обозначение числа в великом словенском числе, "коли прилучался великий счет и перечень" — равное 10 в 48-й степени — леодр* леодоров в великом числе.

Леодр* — в малом счёте — миллион (10 в 6-й степени), в большом счёте — легион* легионов — 10 в 24-й степени.

Легион*(неведий) — сто тысяч (10 в 5й степени) в малом счёте, тьма* тем — 10 в 12й степени в большом счёте.

Тьма* — 10000 — десять тысяч в малом счёте, 100 000 — тьма тем, 10 в 6й степени — тьма великая (в большом счёте).

Чертог* — созвездие.

Глава 26

Настойчивый стук в дверь довольно неожиданно вырвал меня из неги сна. А ещё было ощущение, что такое уже было. Правда, на этот раз голова не болела.

Я стала выбираться из постели, перелезая через любимого. Не удержалась, поцеловала. Он спал крепким сном. Пусть спит, а то ночку-то мы и не спали. Оба на переживаниях. А он вообще за меня беспокоился, даже седина появилась, правда не очень-то заметная в его светлых волосах.

Чуть волнистые волосы в беспорядке рассыпались по подушке. Я быстро стала переплетаться да одеваться, любуясь им. Старалась не думать о вчерашнем дне и особенно ночи, дабы не смущаться.

Переодевшись, я пошла спускаться — встречать незваных гостей. Может, кому помощь нужна?

На пороге оказалась первая сваха на селе, родители Бакулы, ну и сам виновник этого деяния. Да уж! Влипла! Надеюсь страх не отразился на моём лице, улыбку вовремя натянула.

Я захлопнула дверь так же быстро, как и открыла. И что делать?

Куда бежать? Оську звать? Бросила взгляд в зеркало. О, боги, за что мне это?

В зеркале отражалась я, обычная, в одежде, без вышивок, я ведь думала, что больные пожаловали. Но ведь я уже мужняя. Негоже с непокрытою головою ходить. По привычке оделась да переплела волосы в одну косу.

Я бросила взгляд на вешалки. Хотя бы белым лекарским платком перевяжу голову.

Подобрав волосы, я открыла дверь.

— Здравия, люди добрые! — я низко поклонилась.

— Здравствуй, девица-красавица! — за всех поздоровался молодой человек, и все склонились в земном поклоне.

— У вас товар, у нас купец... — начала сваха.

— Бакула, отойдём? — я сошла с крыльца, очень невежливо перебив сваху. Та подарила недобрый взгляд. Наверняка, припомнит. Да я тоже могу...

Молодой человек растерялся маленько, но послушался.

— Ты чего это удумал? Мы ж с тобой всё обсудили. Ты мне как брат. Ну сколько можно?

— Я вчера выиграл "Игры богов", так что теперь — твой наречёный, — спокойно ответил он. — Нас сами боги свели вчера.

Я помотала головой. Как он не понимает.

— Я не люблю тебя, Бакула.

— Стерпится-слюбится.

— Бакула, ты слеп. Я не знаю, что на тебя нашло. Ты меня не слышишь совсем. Тебе не важно, что я чувствую и буду ли счастлива в союзе с тобою?

— Принимай сватов, — сказал он всё также спокойным голосом.

— Хорошо. Тогда жди. Не может ведь сама девица принимать сватов.

И я пошла к соседям, звать Оську. Тот уже сверлил что-то в столярне. Ощутила неловкость. Ну вот, опять беспокою. Люди, между прочим, уже вовсю трудятся. А я от дел отрываю.

— Ось! — осторожно начала я.

Он выключил станок да поднял на меня взгляд.

— Здравия!

— Здравствуй, Дея. Как ты?

— Ты о чём?

— Ну, Ян вчера тебя искал, ты ведь запропала. Даже в "Играх богов" не стал соревноваться.

— В смысле?

— Ну, отказался. Он ничего не сказал, но я ведь заметил, что что-то случилось. Его потерянный взгляд видел да слышал, как он связывался со своими ребятами.

Я сглотнула. К горлу подступили слёзы, как вспомнила, что вчера было.

— Ладно, поговорим об этом после. У меня другая трудность, — перевела разговор в другое русло.

И я начала пересказывать про сватов на пороге. А потом замялась, не зная, как заговорить о Яне.

— Ось, понимаешь, вчера действительно кое-что произошло. Мне было очень плохо, меня похитили. А потом Ян нашёл меня.

— И?

— И, мы провели обряд. Теперь я его, понимаешь? — взглянула ему в глаза, немного смущаясь. — А тут сваты... А Бакула твердит, что вчера выиграл "Игры богов"...

— Да, — почесал бороду Оська. — Задала ты задачку. Всё не как у людей! — он задумался, а потом выдал: — Надо Яна звать.

— Он у меня, спит.

— Сватов надо принять, — вздохнул. — Ладно, поглядим. По-хорошему бы их выставить. Иди домой и как приду да постучу три раза — откроешь, да сама спрячешься. И пока не позову, не показывайся.

Я побежала домой. И вдогонку слышала, как Оська позвал Мирьяну.

— Прошу прощения за задержку, — бросила я сватам, подбегая к дому. — Сейчас названный батюшка подойдёт, примет вас.

А что — чем не батюшка? Оська меня давненько по-отечески любит да оберегает, хотя не сильно старше Яна.

Я пошла переоделась в нарядную сорочку, нацепила передник вышитый, а волосы так и оставила под платком.

Тут и "батюшка" с "матушкой" пожаловали. Я едва скрыла улыбку, впуская их. Зато как были ошарашены гости, они-то думали, что я родителей Оськи позвала. А тут молодой отец, пусть и названный. Правда, ничего не сказали, лишь поприветствовали "родителей".

— Дея, ты как? — набросилась на меня Мири. — Цела?

Я, скривившись, кивнула. Неприятно вспоминать. Понимаю, что все беспокоятся.

— Давай не будем об этом, ладно?

— Хорошо. Но после я буду ждать подробностей.

Я оставила ребят встречать сватов, а сама ушла в смежную горенку. Оттуда я слышала всё, о чём говорили. Мирьяна встречала гостей, хозяйничая на моей кухне. Вообще ей не впервой, она даже знала, где и что лежит у меня. Накрыла на стол, самовар поставила. Да помалкивала, а говорила больше сваха, расхваливая Бакулу — отличного парня, трудолюбивого, скромного, сильного, доброго, со средним достатком.

Потом настала пора поглядеть на меня. Оська вышел ко мне, спросил, готова ли.

— Дея, не утни чего. Не груби. Сдерживайся, ладно?

— Я постараюсь, — скромно потупила глазки. Где это было, чтобы я грубила? Хотя, норов у меня и не сладкий. Особенно когда больные права качать начинают. А судя по сплетням — меня боятся. Особенно городские, ведь пекельные врата у себя имею... А как гляну, так могу и сглазить...

Так и вышла с "батюшкой". Сваха принялась давать мне задания. Тесто там замесить. Про курей, видно, тоже хотела спросить, да получила знак от матери жениха в виде лёгкого мотания головой. Вообще на смотринах одно из заданий для девушки — поймать курицу, убить её, ощипать, выпотрошить, приготовить. Как хорошо, что у меня живности не имеется. Не смогла бы я забрать жизнь у животного. Вспомнился Шип, опять запропал. Ну да ладно. Главное, чтобы жив-здоров был.

Я стала возиться с тестом, потом вспомнила, что мука кончилась, пошла в сени набирать. Перепачкалась, маленько. Пошла в стряпчую руки мыть. А тут сзади ко мне кто-то подходит. Я тень увидела, повернулась.

— Бакула, ты чего? — он идёт прямиком ко мне.

— Дея, ну сколько можно меня мучить.

— Бакула, зачем сваты? Или это твоя матушка настояла?

— Выпей, — протягивает мне стакан с какой-то красной жидкостью.

— Что это?

— Ты мне доверяешь?

Хотела сказать, что нет. Но промолчала. Обижать не хотелось. Поэтому кивнула. Он вложил стакан в мою руку.

Я закатила глаза и выпила. Ну не любовное зелье ведь он мне предлагает.

На мгновение меня повело. И я ухватилась за мойку.

— Бакула, ты что мне дал?

А он оказывается в прямой близости от меня да впивается в мои губы поцелуем. А я пытаюсь оттолкнуть, да только в запястья, словно клещи, вцепились пальцы Бакулы.

Я в панике мечусь, потому как хоть и не больно, а против воли удерживает меня, как убийца давеча* так же хватал. Я выгибаюсь назад, чтобы хоть как-то вывернуться.

— Отпусти её! — слышу стальной голос порядника и вижу побелевшие пальцы, сжавшие ключицу Бакулы.

Бакула отпустил, развернулся, да хотел с замаху ударить Яна. Вот только его кулак оказался в руке одетого во вчерашнюю праздничную одежду порядника, и в следующий миг Бакула отлетел к стене, я словно вижу, как он замедленно сползает по ней, оставляя красную полосу от своей головы.

— Ещё раз её тронешь и зубов не досчитаешься, Дея восстанавливать зубы не умеет! — в его голосе нет ни тени слабости. А вот угроза настоящая. Я и правда не смогу восстановить.

Я хотела броситься к Бакуле и залечить тому рану, ведь это обязанность целителя, но муж не позволил.

— Ты не будешь его лечить, — это был приказ мужа к своей жене. Странно, но я не смогла ослушаться. Ведь это бы означало предать Яна. Показать, что он ничего из себя не представляет в моих глазах перед соперником.

— Ты не имеешь права... — неуверенно говорит Бакула, поднимаясь на ноги.

— Имею, — муж поднимает на меня взгляд: — Милая, ты хочешь на него заявление подать?

Я мотаю головой.

— Жаль, может самому заявить?

— Ты не можешь, — трепыхается парень, стоя на своих двоих, но покачиваясь.

— Могу. Руки так и чешутся.

— Не надо, — прошу я тихо.

Ян встречается со мною спокойным взглядом, в котором отражается волнение. И как бы глазами спрашивает, мол, ты как?

Сглотнула пересохший ком, закрыла глаза, пытаясь подавить слёзы. Ян поворачивается спиной к Бакуле, бросает неудавшегося жениха и идёт ко мне. А в следующий миг Ян поворачивает тело на полоборота и локтём бьёт Бакулу в солнечное сплетение, нанесшего удар в спину сопернику.

— Она моя наречённая... — говорит во след Бакула, но уже как-то неуверенно, сплюнув кровь.

— Правда? Интересно, это когда она такой стала? Когда ты сжульничал, прикоснувшись к её руке в хороводе или когда повернулся не одновременно с нею, а спустя мгновение? А может когда сам с собою играл в "Игры богов"?

— Ты отказался участвовать, признав своё поражение, — спокойно говорит Бакула, вытирая кулаком губу.

— Я ничего не признавал. Вот только позволил тебе слишком многое вчера.

— Дея? — взглянул Бакула умоляюще.

— Уходи, Бакула. Между нами всё кончено.

— Неужели ты выбрала его? — бывший парень с презрением глядел на Яна.

— Да. И боги вчера показали, что именно он — тот, кто послан мне Макошью.

— Признай поражение как мужик, — сказал Ян.

— Ты сама приползёшь ко мне да будешь умолять взять тебя в жёны. Вот только пути назад уже не будет. Уверена? — Бакула повернулся и глядел только на меня.

— Уходи, — тихо сказала я. — И прощай!

Бакула просто молча ушёл, сжав кулак, хотел ударить стену у выхода, но передумал, лишь громко хлопнул дверью.

— Благодарю, — сказала мужу, оставшись в проходной горенке с ним наедине.

— Милая, ты как? — он обнял меня за стан, заглядывая в глаза.

— Прости, я не могу смотреть на насилие.

— Ты меня прости, я не хотел тебя пугать. Сама разберёшься со сватами или мне выйти? — Ян нежно взял мою руку за локоток и поцеловал в то место обе руки, где сейчас касался Бакула. — Болит? — и глядит в зеркала моей души.

Я улыбнулась. Я справлюсь.

Тесто я замесила и поставила выпекаться. А тем временем вышла к сватам, покорно склонив голову.

— Куда-то жених наш задевался, — сказала сваха.

— Приносим свои извинения, — начал Оська. — Мы с женою посоветовались и решили, что наша дочка ещё слишком молода.

У матери Бакулы глаза из лунок полезли? Мол, невеста уже стара, на её взгляд, да-да, я слышала такое от её сына, она ж ему много чего про меня говорила, а ей тут вещают, что мне рано замуж.

Но в любом случае отказ сваты получили. Никуда не деться.

Чего она недовольна? Она ж не рада была мне как будущей снохе. Всегда твердила об этом. Так чего корчит обиду на лице?

Сваты ушли, закрывая дверь спиною. Этот жест считается обидным, таким способом они желают мне не выйти замуж. Ну да ладненько, я и не собираюсь.

Закрыв за ними дверь я вздохнула с облегчением.

Слишком много приключений на меня одну.

Ян вышел из укрытия.

— Пойдём, потчевать твоих "родителей"?

Я хихикнула. Ну да, родителей.

Просидели мы довольно долго за столом. Пока Ян рассказывал о событиях на празднике, в основном речь была о Бакуле и как тот жульничал, а на мой вопрос, почему Ян не заявил об этом, сказал, что настоящие мужики не похваляются своею силою и не унижают соперника. Оська одобрительно кивнул, соглашаясь с мнением Яна.

Я же быстро готовила нам покушать. Я уже замужняя, пора мужа кормить домашней едою, а не невесть кем приготовленою.

Накрыла. Накормила всех.

— Ну что, "дочка", а теперь давай, сама рассказывай о том, как ты без нашего ведома замуж выскочила.

Мне пришлось краснеть и прятать взгляд. И правда, не по-людски всё. Никаких сватов, обручений, свадьбы. Мне оно и не надо всё. Да молва — вещь нехорошая. Честь ведь ложится не только на нас двоих, но и на наших родственников. Пусть у нас их нет, зато будут дети, которым не нужно такое наследие от поспешивших родителей.

Ян не стал вдаваться в подробности, сказав, что не имеет права разглашать детали. Вот только меня похитил очередной жених, иноземец, пытался насильно женить, провести обряд заключения союза.

— Уж не этот ли хлыщ, купец, что в прошлый раз сюда свататься приходил? — спросил Оська.

Ян на меня вопросительно поглядел. Мол, это о чём он? Я потупила взгляд.

Муж подтвердил, что да, тот самый. И ему удалось удрать, потом на волне моих переживаний было не до того, чтобы среди ночи заводить дело. Надо будет сегодня это сделать, хоть и выходной. Ну и про обряд рассказали, как в воде произнесли свои клятвы под месяцем и звёздами.

В общем, ребята посоветовали нам сходить в храм, объяснить наш случай, да попросить, чтобы они по-тихому провели семейный союз.

Потом же надобно Яну заслать сватов, провести сговор, да справить скорую свадьбу с разрешения жрецов.

Оська с женою были правы. Мы с Яном переглянулись, он виновато себя чувствовал. Я улыбнулась, мол, всё в порядке.

— Вижу, вы хорошо ладите, друг друга без слов понимаете, — сказала Мири. — И когда успели так узнать друг друга?

— Поэтому давайте, ребятки, только встречаться, чтоб тебя, Ян, я не видел у Деи дома, пока не поженитесь по-людски. А то ещё не хватает, чтобы твоя жена понесла раньше времени.

Ян растерялся. Уже считал меня своей, а тут приходится идти на ухищрения, чтобы сохранить моё доброе имя. Муж скосил на меня глаза, спрашивая, мол, а я не того уже? А я пожала плечами. Пока не знаю. Вообще, Купала — волшебная ночь, и чадушко, зачатое в это время обладало бы рядом хороших качеств. Так что, может, и хотела бы.

Муж ушёл через один из выходов с участка — тот, который смежный с соседями. Благо, я живу на окраине, и помимо добрых "родителей", провожающих Яна через свою калитку, любопытных глаз не имеется.

Примечания по главе:

давеча* — недавно.

Глава 27

Стоило мне остаться одной, как объявился Шип. Мне кажется или он избегает общения с посторонними? Уж не драка ли с Бакулой и веником так повлияла на него?

— Ну, здравствуй, друг! Кушать хочешь?

— Мяу! — был мне ответ.

— Это да или нет?

Кошак, уже конкретно так вымахавший, теперь казавшийся уже даже не месячным, а месяца два, не меньше, что узнать в нём Шипа можно было разве что по необычному окрасу, стал ластиться. Чистенький, хорошо. Шёрстка мягенькая, шелковистая. На этот раз по болотам не шастал? Значит, мыть не придётся. Хотя я не заметила, чтобы в прошлый раз он был недоволен. Может, он как раз любит купаться.

Я села, взяла его на руки и просто наслаждалась видом балдеющего от моих ласк маленького существа, пока ещё помещающегося у меня на коленках.

Решила пожаловаться ему на жизнь. Мысленно. Показала последние события. Уж не знаю, понимает ли, да и что он может понимать в человеческих отношениях. Но вообще я верила в то, что животные как раз умеют мысленно общаться с людьми. Правда, пока я ответа не слышала, но предыдущее общение с Шипом говорило об этом. Прокручивание в голове сцены последней ночи, да не просто воспоминания, а именно с целью рассказать не человеку, а понимающему меня существу, помогло мне раскрыться. И на душе стало легче. Котёнок всё время урчал, чем подбадривал меня. А когда я переставала передавать картинки, чуть приподнимался и тыкался в меня носом. Мол, продолжай.

А потом я решила его покормить и пошла в кухню. Он за мною. А вот там он запрыгнул на стол, где стоял стакан с пойлом, что мне дал Бакула. Понюхал, а потом зашипел.

— Что, такая дрянь?

Котёнок же взбесился не на шутку, стал орать неестественным для себя голосом, и метаться по дому.

Что ты хочешь мне сказать? Я взяла со стола стакан, поднесла к лицу да принюхалась.

Ох, ничего ж себе! Я даже чихнула. Пусторыл*, тысячелистник — опасные травы в беременность. Остальные намешанные в зелье составляющие, которые удалось определить по запаху, были вполне безопасны. Значит, таки решился на приворот. Зараза!!!

Самое главное, что это зелье — мощнейшее целебное средство, помогающее при ранениях и воспалениях, различных заболеваниях. Но внутрь его можно давать только мужу, жене, находясь наедине с больным около часа, дабы исключить приворот.

Что до приворота — это меня не волновало. Он не имел на меня действия, ведь в своих чувствах я давно разобралась. А вот не повстречай я Яна или металась бы в сомнениях, то пала бы под чары того, кто опоил меня зельем.

Я боялась лишь за своего малыша, если я-таки понесла.

— Шип, что же делать? — спросила у наконец угомонившегося кошака.

— Мяу! — ёмкий ответ, ничего не скажешь. Подумала, что неплохо бы разыскать виновника всего этого.

Я вышла из дому, закрыв его, и повесила на дверь записку, когда меня ждать.

И только тут заметила сидящего на лавке человека. Напротив меня был незнакомец. Собранный, серьёзный. Кого-то мне это напоминает... Мы обменялись любезностями.

— Вы ко мне?

— Нет.

— Тогда...

— Я буду тебя оберегать.

Я растерялась. Это что же, у меня теперь телохранитель появился. Парень был молодым, не старше Яна. Такой же светловолосый, разве что без бороды, но уже с усами. Лицо серьёзное, но, думаю, если улыбнётся, отбоя от девиц не будет.

По дороге к Бакуле я попыталась из вежливости пообщаться с молодым человеком, но он молчал. Ни слова больше не проронил и шёл не рядом со мною, а позади. А меня это раздражало, ведь я его не видела. А он, словно стал моей тенью. Говорят, даже колдовство такое возможно, если идти след в след за человеком, повторяя его действия, то можно управлять им, ты как бы сливаешься с ним и разумом, и телом. И подчиняешь, потом тот, кто сзади сам уже двигается, а первый за ним, не оборачиваясь, повторяет.

А вот на поясе у него висел самострел да укороченный колчан, а также ножи за голенищем сапог да наверняка в рукавах. Похоже, Ян отнёсся к моей безопасности со всей серьёзностью. Поставила себя на его место. Я бы волновалась, сильно. И если бы такое повторилось, не простила бы себе.

С несостоявшейся свекровью мы чуть не подрались. Высоко задранный подбородок, взгляд презрительный — всё говорило о том, что она не рада меня видеть. Я тоже не в восторге от общения с нею. Пусть не обольщается своей важностью. Она меня, естественно, даже на порог дома не пустила, так и стоя на крыльце, а я на земле, показывая всем видом вселенскую обиду, сказала, что Бакулы дома нету и вообще, чтобы я забыла дорогу к их дому. Я им не чета, голодранка, а сынок её уже сосватал другую. Пожелала мне кусать локти, что упустила такого жениха.

Не то, чтобы я поверила в её слова, но как-то они быстро всё обстряпали, как мне кажется.

Обычно сватовство дело людное, если сваху с кем замечают в нарядных одеждах, всё, тут же весь пригород знает. Ну и ждут решения родителей девушки. И если сватам отказали, тут же любопытные глаза и уши знают об этом, не поскупятся, тут же поделятся новостью со всеми встреченными ими людьми, соседями, родственниками. А потом могут как насмешки устраивать неудавшемуся жениху, так и каверзы.

А тут значит, сразу уже сговорились. Уж не за моей ли спиною сразу два дельца обстряпывали?

На каждое её обзывание в душе вспыхивала обида. Да, Бакула вился всегда рядом. Да, помогал мне. А я, неблагодарная, так и не полюбила его. Но ведь я давала ему возможность, искренне попыталась полюбить, раскрыть своё сердце навстречу его чувствам. Вот только ничего не вышло. Ну так пусть мать его радуется и возносит мне хвалу, что я "отвязалась" от него, что теперь у них появилась достойная пара!

А она на меня бочку катит!

Я развернулась к ней спиной, и пошла в сторону калитки. За мною тенью последовал охранник.

— О, очередной ухажёр! Знала, что ты ненадёжная! — услышала во след её ядовитые слова.

— Если вы не замолчите, я вас арестую, — спокойно, впервые за долго время, сказал страж порядка.

— Что, правда глаза колет?

— Где ваш сын?

Я повернулась, решив понаблюдать за представлением.

— Что? — растерялась она.

— Он проходит по делу о вчерашнем похищении Деи. Вечером вам пришлют повестку в управление.

Улыбка сама возникла на лице, еле-еле удалось её скрыть. Я отомщена. Приятно.

А меж тем страж порядка продолжил:

— Завтра Бакула должен явиться сам, безоружный, и дать показания. Не придёт, подаём в розыск за соучастие в преступлении, — и порядник приподнял свою руку, обнажая самострел на боку.

Мать Бакулы так и открыла рот и, побледнев, вытаращилась на нас. Мне показалось, или ей поплохело?

Только бы обошлось. Как мне не хочется ей лекарскую помощь оказывать. А если сердце у неё слабое?

Неужто Ян взялся за это дело всерьёз? Хотя, теперь это даже не вопрос долга, а скорее чести, ведь теперь я его жена, которую вчера чуть не убили.

— Пойдём, думаю, она всё поняла, — тихо бросила я и пошла к выходу.

Не сомневаюсь, что он пошёл за мною.

— Благодарю, — не оставила я заступничество без внимания, но промолчав о переборе.

— Не стоит. Не захотела баба по-тихому, пусть сама окунётся в перессуды. Охочих до сплетен много повылезало.

Я оглянулась по сторонам — точно! Значит, играл на толпу. Ну что ж, неужели справедливость восторжествовала? А мне парень уже нравится. Жаль, у меня знакомых девчат нет. Хотелось бы дружить семьями. Ну да ещё не вечер.

— Куда теперь? — поинтересовалась я.

— А ты свои дела все выполнила? — такое обращение покоробило. А ведь и правда, он с самого начала ко мне так обращается. Всё же чужой, а на ТЫ. Даже с Яном я не сразу перешла с ВЫ. Но спросить не решилась.

— Я не нашла Бакулу.

— Зачем он тебе?

— Нужно было кое-что спросить.

— Ладно, если намерений больше нет, пойдём в управление. Ян велел привести тебя к нему и сдать в руки.

— Это правда, что Бакула под подозрением?

— Да. Он один из тех, кто вился рядом с вами, причём пытаясь добиться любой ценой.

— Не думаю, что это он. Он и жука не обидит.

— Люди двуличны по своей сути.

— Ян тоже такой?

— Если надо, да, он может притворяться не тем, кто есть на самом деле. Но в обычной жизни он скрытный. Ты знаешь, что до встречи с тобой он жил своим долгом перед обществом. Дневал и ночевал, распутывая дела.

— А сейчас?

— Последние седмицы он дежурил у твоего дома.

Правда? Ян так ведь и не сказал мне об этом, хотя я подозревала. И слухов не было, хотя, особо ж я ни с кем не общалась, а день, особенно вчерашний был насыщен событиями.

Интересно, все порядники такие серьёзные и не говорливые? Хотя вот этот уже столько всего мне сказал за последние пять минут. Слишком подозрительно. Болтун не ждёт спроса, а сам всё расскажет. Для порядника, не думаю, что это хорошее качество.

— А вас в обители знаний учат быть скрытными и молчаливыми?

— Ну, по сути да, мы говорим только по делу, а друзей у нас нет, разве что семья.

— Семья?

— Да, все ученики обители знаний друг другу братья. Нас учат быть семьёю, любить друг друга, доверять.

— А мне, значит, вы доверяете?

— Ты — теперь часть нашей семьи.

Я остановилась. Неужели Ян сказал?

— Почему?

— Ты ею стала почти сразу, как пришла тогда давать показания. Ты нас угостила и приняла за своих. А Ян, сразу видно было, что запал на тебя. Он ни с кем из противоположного пола ещё чай не пил, в подсобку не водил. Ну а чтоб дежурить во внеурочное время...

В общем, мы давно уже наблюдаем за вашими отношениями. Ну а вчерашние события доказали его право называться твоим наречённым.

— Как? Ведь выпало двое: Ян и Бакула.

— Нет. Выпал только Ян. Мы наблюдали за праздником, сливаясь с толпою. Бакула жульничал. Но мы доверились Яну, не стали высовываться. А после упустили тебя, пока Ян собирался принять участие в "Играх богов". А когда Ян спросил, где ты, никто не знал. Тогда мы разделились и оцепили участок леса. Ну и видели, как Ян тебя нашёл... — Он многозначительно замолчал. Значит, они наблюдали? — Ты не подумай, мы не подглядывали, но берегли ваш покой.

— А преступник? — решила не заострять внимание на предыдущем высказывании.

— Мы его не нашли. Ты его точно не видела?

Я помотала головой. Вздохнула. Но я ведь жахнула его сильно. Неужели после такого удара он мог уйти самостоятельно? Не мешает с Лешим посоветоваться. И спросить, почему он отказался помочь Яну найти меня.

— Значит, поэтому вы приняли меня? — ну не могу я перейти вот так сразу на ТЫ. Разговоры разговорами, а пока я ему не доверяла. Один раз спасение от обливающей меня грязью женщины не считается.

— Приняли давно. А вчера ты ведь стала его женой, не так ли? — он на меня внимательно посмотрел, а я покраснела и опустила взгляд. — Поэтому ты — теперь часть нашей семьи.

— Почему же вы молчали всю дорогу до дома Бакулы. И лишь после стали меня защищать от нападок.

— Дея, мы защищаем своих. И не стремимся пойти на общение. Мы замкнуты. Но та баба вынудила меня вступиться за тебя. А потом само пошло.

Согласна, может и правда, но последние события научили меня не доверять людям. Бакула ведь предал. Дан... не знаю, он ведь подарил то злополучное блюдечко. Да и как-то я давненько его не видела, уплыл на своей ладье по делам? Что-то мне казалось, что и этот ухажёр от меня не отстанет. Надоело. Как же надоело. Не видела б никого из них — Бакулу, Дана, купца. У меня есть Ян, и больше мне никто не нужен.

— А как вас звать? — вспомнила, что до сих пор не знаю его имени.

— Ждибор, — назвал он полное имя? Я не ослышалась? Доверился...

Мы дошли до управления, и меня провели в общий кабинет, где я давала показания. Я поздоровалась со всеми, все расплывались в улыбке, словно и правда рады меня видеть. Под их добрыми взглядами я чувствовала себя неловко. Села на тот самый стул и ждала, пока Ян завершит свои дела.

— Ян, мне нужно поговорить.

— Погоди минутку, ладно?

Я кивнула, рассматривая помещение. Остальные порядники уже не обращали на нас никакого внимания, но собирали свои вещи, относили какие-то бумаги на подпись, отчитывались. Они мельтешили, как муравьи в муравейнике, занятые каждый своим делом. При этом обсуждали свои вопросы прямо при мне. Неужели они при посторонних так себя ведут? И поняла, что нет. Тут работает одна большая семья. И я теперь её часть. Мне доверяют как друг другу. И это доверие я просто не могла предать.

— Деюшка, идём? — Ян уже стоял напротив, подавая мне руку. Замученный какой-то.

Я встала, хотела ему рассказать про Бакулу, но решила, что по дороге поведаю обо всём. Он же притянул в свои объятия и просто обнял, уткнувшись мне в шею. Любимый? Ты как? Какое-то время мы просто так и стояли. Его дыхание щекотало мне кожу, но я не смела думать о большем. Мы ведь не одни. Хотя от поцелуя я бы не отказалась. Мне показалось или он вдыхает мой запах?

Спустя пару минут муж-таки отстранился и, взяв меня за руку, легонько потянул за собою. Привёл меня в подсобку, где была сделана стряпчая, тут мы в прошлый раз пили с ним чай.

Сел, притягивая меня к себе на руки. Дыхание его участилось. Он глядел затуманенным взором, медленно приближаясь к моему лицу. Наши губы соприкоснулись. Вначале нежно, едва касаясь. Его руки ласкали мои ушки, снимая с меня платок. Он отстранился поглядел в глаза, казалось, взгляд заскользил по чертам моего лица, любуясь, наслаждаясь. Я улыбнулась. Солнышко моё. Осмелела, прикоснулась к его волосам, челу, провела пальчиком по носу, ямочке под ним, очертила усы, спустилась к губам, а там взъерошила бороду. Он закрыл глаза, поддаваясь на ласку. Любимый. Вдохнул ещё раз глубоко и согнал меня с колен.

— Пойдём, иначе я не устою, соблазнительница моя.

Я улыбнулась, а он вновь притянул меня к себе, дождался, пока я перевяжу волосы платком, и, обнимая за стан одной рукой, вывел из здания. После чего рука его переместилась на мою ладонь. Всё ж на людях не принято открыто выражать свои чувства. Да и для всех мы не более, чем встречающаяся парочка.

Мы пошли не в сторону моего дома, а к храму, где собирались поговорить со жрецом.

Я поведала Яну о своих сомнениях, приворотном зелье, стараясь отвлечься от неподобающих месту мыслей.

— С Бакулы стрясём. Я взял с собою повестку. Как раз заполнял её, когда ты пришла. Если его обвинить в похищении, расколется, никуда не денется.

— Но ведь это серьёзное обвинение.

— Твой Бакула пропал, я ведь отказался участвовать в Играх, как почуял неладное. Так вот, порядники разбрелись по лесу, сняв с него наблюдение. Но одно мы знаем точно, он недолго пробыл на гулянии. Может, конечно, искал вместе со всеми цветок папоротника.

— Но ведь когда произошло нападение, по сути, я вас почти видела. Обоих. Немного расплывчато, но видела.

— И?

— Значит, не он меня похитил и пытал.

— Да. Но нужно всё проверить. Заодно и насчёт твоего зелья спросим.

Мы как раз подошли к храму. Муж переплёл наши пальцы, крепче сжав, мол, никуда не отпущу. Ты моя. Я улыбнулась. Люблю. Встретилась с ним взглядом, передавая свои чувства. Он кивнул и повернулся в сторону здания. Я тоже.

Вечернее солнышко освещало купол золотисто-красным светом, от чего сад внутри капища казался причудливым и каким-то сказочным, хрустальным. Красиво! Мы одновременно вступили на землю служителей веры.

Примечания по главе:

Пусторыл* — жасмин

Глава 28

В храме нас встретил молодой жрец, с едва проступившей бородою, темно-русый, в обычной сорочке с вышивкой служителя храма, словно знал, что мы придём, дождался, пока мы поклонимся Предкам.

— Доброго здоровья, брат и сестра! — поприветствовал он нас да пригласил в отдельное помещение. Ян всё так же не выпускал мою ладонь из своей, словно боялся, что меня могут отнять.

— Чем могу быть полезен? — улыбаясь спросил он.

— Вы бы могли нас обвенчать?

— Да, конечно. Назначим время на осень, проведём обряд. Вы сосватаны?

— Нет.

— Ну, сперва нужно сосвататься...

— Понимаете... — начал Ян, жутко краснея.

— Мы вчера стали наречёнными. А потом дали друг другу клятвы. Ну и, я стала его женой не только на словах, — быстро выпалила я, стараясь побороть стыд.

— А, ранняя молодёжь, которая подождать не может.

Он говорил не обидно, словно давно уже махнул рукой, понимая бесполезность чтения заповедей предков. Но с какой-то обречённостью, что ли, что мне стало ещё стыднее.

— Раз вы уже прошли обряд клятв, могу засвидетельствовать ваш союз перед богами.

— Когда?

— Да хоть сейчас начнём. Только вы разойдётесь по разным скитам да проведёте ночь по-отдельности, прося у Предков прощение за совершённую глупость. А с утра, с первыми лучами Даждьбога и начнём.

Я потупила очи, на которые наворачивались слёзы. Не хочу разлучаться. Не хочу просить прощения за то, что считаю правильным. Это ведь не честно. Я нисколечко не раскаиваюсь в этом. Да, не удержались. Но в тот миг это было правильным. Мы так чувствовали.

— Нет! — твёрдо сказал Ян.— Моя жена будет со мною, — и он слегка сжал мою ладошку в знак поддержки.

— Вы смеете мне перечить... — куда делся умудрённый улыбающийся служитель храма? Вместо него сейчас был высокомерный человек, считающий нас какими-то букашками, никак не ровней себе. Вскочил с места, и навис угрожающе надо мною. — Вы, нарушившие заповеди...

Мне стало обидно. Так не честно, я не заслужила, чтобы со мною так разговаривали. Храм, словно в ответ на моё негодование, затрясся.

— Не сердите меня, иначе здесь камня на камне не останется, — угроза Яна, сказанная очень тихим и спокойным голосом, от которого у меня волосы встали дыбом, была вполне осуществима. И он скорее не угрожал, а предупреждал. Значит, землетрясение — его рук дело.

Тут в горницу вошёл другой жрец, более мудрый и старший, с длинною белой бородою. Самый главный. Тот, что Всеволод. Я подняла на него затуманенный непролитыми слезами взгляд и быстро опустила.

Он окинул нас двоих пристальным взглядом.

— Здравия! — он поклонился. — Что молодые люди хотят?

Мы встали и, так и не отпуская рук, поклонились. После чего молча сели.

— Они нарушили коны предков и требуют, чтоб я их обвенчал.

— Мы просим, — тихо сказала я.

— И? Ты что не можешь их обвенчать?

— Они не хотят быть ночь по-отдельности. Просить прощение за свои ошибки.

— А разве положено мужу разлучаться с женою?

— Но... — попытался возразить молодой жрец.

— Они уже муж и жена. Пред богами. И на самом деле им вовсе не требуется венчание. Но они хотят этого. Так в чём трудность?

— Но так не положено... — лепетал уже не столь уверенно жрец.

— Для чародеев?

— Чародеев?

— А ты разве не видишь, кто пред тобою?

Молодой жрец уставился на нас, и чем дольше всматривался, тем его глаза всё больше расширялись от удивления и даже страха.

— П-простите, — начал он заикаясь. — Я не хотел. Если всё ещё хотите, я проведу обряд.

Ян взглянул на меня, спрашивая взглядом, хочу ли я. Получив отрицательный ответ, он сказал:

— Выдайте нам бумагу о венчании и кольца.

Молодой жрец взглянул на старого и получив утвердительный кивок, стал заполнять бумагу от сегодняшнего числа, спрашивая о наших именах. После чего попросил капнуть по капле нашей крови на это свидетельство о венчании. Капельки, сливаясь в одну, засветились ярким светом, образуя маленький красивый светящийся шарик, умещающийся в ладони, он вращался вокруг своей невидимой оси, после чего вошёл обратно в бумагу и, оставив на ней рисунок шарика с наложенными друг на друга нашими лицами, исчез.

После чего нам выдали кольца, и мы надели друг другу на безымянный палец левой руки.

— Объявляю вас мужем и женою. Можете поцеловаться.

Ян слегка прикоснулся ко мне губами, глазами говоря о том, что если позволит себе сейчас большее, то точно не устоит.

— Благодарим, — мы поклонились. Ян взял бумагу и, свернув трубочкой, убрал себе за пазуху. В то время, как остальные документы у него были в котомке.

После чего мы ушли.

— Вы простите Бреслава, он молод, горяч, но он учится на своих ошибках.

— Мы прощаем, — сказал за обоих Ян, закрывая дверь, тем самым показывая, что разговор окончен. А как закрыли дверь, Ян остановил собирающуюся уходить меня, прислушиваясь к разговору, точнее тихому недовольному тону Всеволода, отчитывающего молодого Бреслава. Мол, ты в своём уме? Задаваться своим положением нельзя ни в коем случае, даже перед простым человеком, просто из уважения к нему, к тому же распознать, кто пред тобою тоже не всегда возможно. Да и может просто человек с даром быть, а разозлив его, можно поплатиться жизнью, даже если он этого не хотел. Просто дар может сыграть злую шутку.

Мы молча вышли из храма. И пошли, держась за руки, в сторону нашей четверти. Вот только не в сторону моего дома. Остановились на окраине города, у самого пригорода. Перед маленьким деревянным домиком, что затерялся среди каменных строений. Окружённого высокими дубами да липами, ветви которых переплетались и прятали строение.

Так же молча вошли в калитку, подошли к крыльцу. Муж открыл дверь, после чего взял меня на руки и внёс через порог дома. Сени как сени, разве что маленькие. Какое-то поручье разложенное по полкам, да сундук. Темно, разве что. Из-за деревьев, оплетающих дом. Ян зажёг свет.

— Здравствуй, Дедушка, гляди, кто теперь появился в твоём доме, — поприветствовал Ян Домового.

Предо мною из ниоткуда возник маленький старичок, лохматый, немытый, нечёсаный. В грязной рубахе.

Мы, в открытую разглядывая, глядели друг на друга.

— Приветствую тебя, хозяйка, — он какое-то время просто оценивал меня, после чего продолжил: — Как звать-то тебя?

— Дея, Добродея, — решила представиться я полным именем.

— Меня Людеком ключут.

— Очень приятно, Людек.

Ян собирался закрыть дверь, но тут послышалось мявканье.

— Шип? — удивился Ян. — Какими судьбами? Заходи, малыш!

И кошак вошёл. Плавно, гордо, изящно переставляя лапки и приближаясь к побледневшему Домовому.

Поведение Шипа было необычным. Он подошёл к Домовому, чихнул.

— Я помоюсь, право слово, — сказал Людек. — Не сердись, ладно?

А я не могла понять, что происходит. Неужели Людек слышит мысли Шипа?

Ну, обычно, при новоселье вначале кота впускают в дом, чтоб задобрить Домового. Но чтобы Домовой пытался задобрить кота... о таком отродясь не слыхала.

Ян хмыкнул да заметил, что не смог договориться с Домовым, чтобы тот чистым был. Как заселился, так и жил такой. Предыдущие владельцы распустили его. Потом дом обветшал, хозяева переехали. А он остался. Яну выделили по выпуску из обители знаний этот участочек, он и заново отстроил дом, и Домового принял. Сколько возни было, пока Ян содержал в дом порядке, чтобы Людек не вредил и грязью всё не зарастало. Яну не так одиноко дома было, но грозился даже выгнать того. Потом притёрлись кое-как. А тут раз, да и испугался котёнка. Удивительно! Да я и сама растерялась, как застала это зрелище.

Оставив их самих разбираться в сенях, мы с Яном прошли в дом. Он мне показал, где у него стряпчая, показал, где продукты хранятся, где кухонная утварь. А также показал комнатку. Одну, но большую, часть которой состояла из печи, на которой и была перина. Несколько сундуков вдоль стен. Да и всё. Ни полотенец, ни скатерти, никакого уюта. Голые сумрачные стены. Тесновато в доме. Мы ведь пока с мужем не обсуждали, где жить будем, и как жить? Если я к нему перееду, то как же мои больные? Да и тут особо не развернёшься...

Муж, присев на лавку, усадил меня в стряпчей на колени.

— Ладушка*, нужно обсудить нашу жизнь.

Он помолчал, давая мне слово, но я не знала, что сказать. Тогда Ян продолжил:

— Я знаю, что ты продолжишь лечить людей. Так же, как и я выполнять свои обязанности. Но где мы будем жить? Всё же жена должна входить в дом мужа, а не наоборот. Знаю, у меня дом маленький, но это поправимо. Что скажешь, милая, ты согласна здесь жить?

— Да. Мне всё равно. Главное рядом с тобою.

Он нежно коснулся моей щеки тыльной стороной пальцев, потом убрал руку, сдерживая себя.

— А с твоим домом что будет? И сделать тебе здесь приёмную?

— У меня предложение.

— Весь внимание.

— Давай, я днём буду лечить людей в своём доме, как и прежде. А вечером буду уходить к тебе.

— Вечером — это после захода солнца?

А ведь и правда, у меня день от восхода до захода, пока я могу лечить людей. Я не знала, что ответить.

— Можно, я внесу предложение? — осторожно спросил муж. Я кивнула. — Давай ты у себя повесишь объявление, что принимаешь там, скажем, с девяти и до пяти. В остальное время пусть обращаются к тебе сюда. Я в ближайшее время сделаю приёмную. Пока сватовство, свадьба... Всё сделаю.

— Хорошо.

— А что с травами? Тебе хватит на две приёмных? — поинтересовался муж.

Я подумала, прикидывая, что можно оставить, а что перенести. И вновь кивнула.

— Хорошо.

— Тогда давай так, завтра я пришлю родителей и сватью.

— Родителей? — удивилась я. Но ведь он сирота.

— Названных родителей. Не у тебя одной есть те, кому ты доверяешь. Тебе Бор должен был сказать, что мы — одна семья. У нас ведь есть не только братья и сёстры — женщины, ставшие кому-то из нас жёнами, но и родители, дядьки, бабушки-дедушки — более старшее поколение. Не можем же и их мы считать братьями. Да и для будущего сватовства пригодится. Мы сами выбираем среди названных родственников того, кого хотим считать названным отцом, а его жена, соответственно считается матушкой. Так что завтра жди сватов. А пока я отведу тебя домой.

— А они не будут возражать?

— Будто у них есть выбор?

— Они знают, что я — твоя жена?

— Да, конечно. Все наши знают. Так что завтра — всего лишь игра для общественности.

Перед уходом, Ян показал мне картину с ликом родителей. Хотя и приставлен будет кто-то из наших (так чудно вопринимать себя частью большой семьи), но на всякий случай.

Выполнив то, что обещал(довёл до дома, поцеловал на пороге), Ян простился со мной и ушёл, стараясь не мозолить глаза соседям.

Ещё было светло. А потому больные вполне могли ещё прийти. Только я подумала об этом, как они не заставили себя ждать. Я рисковать на этот раз не стала, взяла с них со всех клятву, объясняя свой поступок соображениями безопасности, по указке порядников, после чего провела больного — одного из сельчан — в приёмную, где выслушала его жалобы на состояние здоровья. Назначив лечение, выдала ему нужные травы, и выпроводила из дому. Следующий тоже пришёл за травками. Они что — сплетни собирают?

— А правда ли, что к тебе Бакула сватался? А что он тебя похитил?

И так несколько человек. Ну ладно, стискиваю зубы, мне не жалко выдать им травы от "обострившихся" недугов. Про Бакулу сказала только, что он и правда сватался и получил отказ, ведь наречённый у меня другой. Хотя уверена, что и эти слова мои переврут.

Спрашивали и про того порядника, что охранял меня сегодня. Подтвердила, что меня похищали и управление приставило ко мне телохранителя. Уже это — повод для сплетен, но хотя бы будут знать из первых уст.

В общем, любопытные люди.

С заходом солнышка, я помылась да собиралась уже укладываться спать, тоскуя по мужу, как услышала негромкий стук в столовой.

Пошла проверить. Прислушивалась. Страшненько как-то. И Шипа нету рядом. Неужто он к Яну перебрался? Обидно.

— Кто там? — спросила, приготовив свой кинжал с грифоном в рукаве.

— Это я, Деюшка, — услышала шёпот Яна.

Долго искала рычаг, но-таки нашла. Не знала, что у меня потайной ход имеется.

Муж вошёл в дом, гася светильник, я выглянула в тайный ход. Но там был мрак. Дверь стала затворяться.

— Ян, это то, о чём я думаю?

— Да, второй тайный ход. Первый переделали под котельную, а второй вот, не связанный с первым, имеется, но о нём никто не знает, кроме порядников.

— А оттуда можно войти?

— Только если внутри кто будет и откроет. С той стороны рычага нет.

Не знаю, какая обстановка может сложиться, из дома в любом случае, можно будет уйти, а вот обратно — вряд ли. Но неплохо бы доделать возможность открытия дверей с обоих сторон, о которой никто не будет знать, кроме меня и мужа.

Как только дверь закрылась сама, меня муж сгрёб в охапку и стал покрывать поцелуями.

— Я так скучал. И так долго мечтал. Любимая моя...

А дальше меня лишили единственного лоскута, что отделял моё тело от его нежных рук. Распустили мои волосы, в которые Ян тут же зарылся, как в живое золото. Перебирая их пальцами. Усадили на стол в столовой. Замуж не выйду, если буду сидеть за столом? Ну да ладно, больше и не собираюсь.

— Красавица моя. Ненаглядная Деюшка, — шептал он, покрывая моё тело поцелуями.

Свет Ян не позволил погасить (я порадовалась, что успела закрыть окна занавесками), он хотел меня видеть. Каждую клеточку моего тела, ласкать каждый изгиб, изучая на вкус, упругость, запах и прикосновение.

Я в долгу не осталась. Раздела его, с грохотом освобождая от оружия, складывая в отдельное ведро, что попалось поблизости, при этом нежно проводя по коже пальчиками, поднимая длинные волоски его рук. Мне нравились его уже рассыпанные не без моей помощи светло-русые волосы, его борода, щекочущая особо чувствительные места моей шеи и груди. Я соскочила со стола и опрометью помчалась вверх по лестнице. Он за мною. Поймал уже в спальне, и мы вместе рухнули на постель.

Его чуть влажные волосы, рассыпались по подушке, пока я изучала его чувствительность и наблюдала за откликом, не позволяя овладеть собою, пока не подразню, как следует.

— Мучительница, — шептал он.

Но ему нравилось, он улыбался, даря неимоверное счастье моей душе.

А потом мы-таки сливались в единое целое. Даря друг другу незабываемые ощущения.

Примечания по главе:

Ладушка* — обращение к любимой, в честь богини любви Лады.

Глава 29

Когда я проснулась, мужа уже не было. Жаль. Даже не пожелала ему доброго утра. Нельзя так поздно вставать.

На дворе маячил вчерашний порядник Бор. Вынесла ему еды на двор. Небось не ел, с утра по-раньше явился. А в дом — не положено приглашать. Он ведь не родственник. Во всяком случае, не в кровном родстве со мною.

Хотела спросить про Яна, да вспомнила, что того не должно было быть у меня дома. Разве что на улице.

— А кто ночью дежурил?

— Ян, — ответил Бор, и старательно отвёл глаза.

Ну что ж это такое — никакой личной жизни. Ян что — докладывает всем про свои личные отношения? Хотя, "одна баба сказала", у них тоже может быть. Кто-то что-то видел. Люди ведь все одинаковые, пусть и живут в своём замкнутом мирке.

Потом стали идти больные, и я ненадолго отвлеклась.

В обед меня "порадовали" сваты от Яна. Мири была неподалёку, поэтому они с мужем и принимали их. Мужчина был видный, широкоплечий, здоровый, сильный. Женщина словно в противовес мужу была тоненькая и хрупкая. Покрупнее меня будет, но по сравнению с ним — травиночка.

Они мне понравились. Сваха была тоже из их семьи. Меня попросили угостить их по своему усмотрению, но только своею стряпнёю. Да я и рада стараться. Чай не чужие теперь. Договорились и о свадьбе через две седмицы. Естественно, у Яна дома.

На удивление, все шутили и улыбались. И даже Оська с Мири казались частью нашей семьи. Ничего лишнего моя новая семья не сказала, но со стороны было видно, что они ко мне относятся по-доброму. Не оценивая меня, а принимая такую, какая есть. Ребята — мои названные родители даже что-то рассказывали из моей жизни. В основном Оська, потому что с Мири мы лишь недавно познакомились. И даже случаи из целительства, как я некоторых особо наглых больных на место ставила. Родители Яна посмеялись, а в глазах светилось уважение. Я даже потупила глазки, смущаясь.

Единственное, что из "смотрин" мне устроили, попросили снять головной убор. Я вздохнула да вышла, переплела волосы в одну косу, повязала красную ленту вместо очельника. Да и вышла. Длинная толстая коса тяжким грузом тянула к низу. Я уже и отвыкла, последние дни подбирая волосы наверх.

— Да, пожалуй, давно пора спрятать эту красоту. Понятно, отчего женихи табунами ходят, — хмыкнул будущий свёкр. Я покраснела, опустила долу взгляд. — Иди, девица, покрой голову, — дали мне добро. Послушалась. Самой неуютно уже без головного убору, ведь уже замужняя.

Провожая сватов, Оська с будущим "свёкром" ударили по рукам в знак заключения сговора. Я взяла у сватов пышный хлеб, принимая предложение сватовства, и подарки жениха. После чего они ушли. Знаю, что в некоторых местах растягивают, и смотрины в несколько заходов проходят, и сватовство, и осмотр достатка жениха. Но для наших мест было обязательным только сватовство да свадьба, остальные же вехи можно было упустить либо по желанию проводить. Зависело опять же от достатка жениха и невесты или по личной договорённости.

Теперь со спокойной совестью могу покрывать голову. Сговор говорил о том, что я уже принадлежу Яну, и светить своею косою не поощрялось. А на свадьбу вообще могли невесту укрыть с головою тонким непрозрачным вышитым покрывалом, закрывая от других мужчин, это уже по желанию заключающих союз.

— Приятные люди, — сказала Мири, закрывая за ними дверь.

— Они тебя уже приняли, милая, — сказал Оська. Хотел меня обнять, да вовремя опомнился, увидев суровый взгляд жены. — Уверена, что не нужно проводить осмотр хозяйства Яна?

— Какое хозяйство, Ось, он же на довольствие властей живёт. Как и я.

— И то верно.

— Я была у него дома. Познакомилась с его Домовым. Думаю, мы поладим.

— А ты правда Домового видишь? — подсела ко мне Мирьяна, готовая слушать.

— Хочешь, покажу? — оживилась я. Впервые подруга проявляла интерес к чему-то такому, что было дано мне. Да и ей и каждому, просто они за суетой обычной жизни позабыли об этом.

— Не, не надо, ещё испужается... — попытался возразить Оська, но был остановлен моим суровым взглядом. Мне виднее, что надо, а что нет. Неужели он думает, что я Мири буду подвергать опасности.

— Хорошо, тогда давай покажу вашего, — про себя подумала, что со своим неплохо бы самой сперва договориться. — Пойдём? Тебе всё одно нужно с ним подружиться, он ведь будет заботиться о твоём дитятке.

Своему на стол поставила отложенную пока ещё гости были стряпню, мною приготовленную, да пригласила за стол.

— Не серчай, Дедушка, я о тебе помню, — прошептала так, чтобы только он меня услышал.

На этом мы и переместили своё место нахождения к ним в дом, в котором никого не было, окромя ленивого кота да пса во дворе. Видно, по делам родители Оськи куда-то ушли. А может посплетничать, или моих сватов провожают, требуя с них откуп.

Оська на всякий случай от жены не отходил. Я поставила на стол, застеленный чистою праздничною скатёркою, приготовленные молодою хозяйкою пироги.

— Здравствуй, Дедушка, мы хотим познакомиться с тобою. Приглашаем тебя к столу. Чай, не осерчаешь, не испугаешь молодуху.

В большой горенке, где располагался длинный стол, на окнах были развешены вышитые рушники, а вот занавесок не было, лавки стояли вдоль стен да сундуки — всё было разукрашено искусной резьбой, думается, ещё дело рук отца Оськи, появился старичок, чистенький, правда взлохмаченный. Скромный такой, стеснительный.

— Здравствуйте, люди добрые, меня к столу ещё никто не звал. Благодарствую, — поклонился он да осторожно присел на лавку напротив.

Мири вышла ненадолго да принесла ему новую рубаху.

— Возьми Дедушка, твоя совсем износилась, — поднесла ему, поклонилась.

— Милая, благодарю, — старик даже слезу пустил. — Меня Гуслею кличут, — представился.

Я тихонько оставила их одних, а сама пошла возиться по хозяйству.

Надо бы со своим Домовым разобраться. Всё ж тут жить теперича не буду, как бы не обиделся. Задобрить надобно. А ещё с Лешим переговорить. Да и за садом уход нужен. Яблоки уже завязались, черешню я уж собрала да обработала, вишня уж почти поспела. Я попробовала несколько ягодок, еще несколько дней и будет самое то, если солнышко порадует своим сиянием.

Бора видно не было, то ли оставил меня одну, то ли спрятался, затаился, чтобы не мозолить глаза соседям.

Вот и стала я удобрять свои огородные растения, поливать да выкапывать лекарственные корневища, цветки обрезать у некоторых. Самое время. А то со всеми делами закрутилась.

К вечеру по пригороду разнёсся слух, что Бакулу арестовали. Хотя никто толком не знал, кто именно, но все упорно об этом твердили. Я спросила у появившегося телохранителя, он сказал, что мать причитала, когда тот шёл по повестке, чуть ли не прощалась с ним. Остальное — скорее всего уже домыслы и сплетни местных. Но на сердце было тревожно. Как там Бакула? Действительно ли он не виновен. Как бы подло он не поступил, дав мне выпить зелье, но в остальном ведь он столько всего для меня сделал. Не мне его винить. Да, был для меня братом, другого я никогда не знала. Но я его люблю и сейчас. Не хотелось, чтобы он был замешан в моём похищении.

Но я старалась отвлекаться от таких мыслей, чтобы не накручивать себя. Всё будет хорошо. Я бы не против провести со своей стороны противоприворот какой, чтобы Бакулу от себя отвадить, охладить ко мне любовь. Вот только возможно ли такое. Надо найти того человека, который сделал зелье. Я не знаю всех деталей, дозировки и прочего. Эх, бабушки нет в живых. Неплохо бы поискать в её книге записи об этом, но вряд ли она таким занималась. Всегда говорила про судьбу и воздаяние, и что влиять посредством зелий — очень чревато. Сказывается на карме*. Хотя если что-то ведала, наверняка записала, потому что те крохи знаний, что она передала — явно не достаточно, чтобы уместить всю её жизнь. В такие мгновения мне становится грустно, что я так мало была с нею, особенно в последние лета, когда училась в обители знаний. К сожалению, время вспять не воротишь.

Заходили несколько больных, один раз меня позвали оказать помощь на месте, бабулька полезла зачем-то на дерево, ягоду собирать, вместо того, чтобы попросить сноху это сделать, ну и упала со стремянки, получив открытый перелом бедра, а ещё и шею повредила. Разумные люди трогать не стали, меня позвали. Починила её, меня потом она звала к себе угостить, да я отказалась. Не потому, что зазналась, а просто за мною уже мальчишки прибежали, больные появились.

Я успела просмотреть книгу бабушки, но ничего дельного не нашла. Жаль.

Вечером муж появился позднее обыденного, уже в сумерках, взволнованный, забрал меня, усадив на своего вороного и увёз. Он был весь в ссадинах, и напрягся, когда я прислонилась к его груди. Хотела отстраниться, но он не позволил.

Долго скакал, что уже и стемнело. Уж не знаю, куда мы приехали, мне казалось, что мы по кругу ездим. Дыхание было сбившимся и не предвещающим ничего хорошего. А его молчание угнетало. Но я не осмеливалась ничего сказать, давая ему время созреть для разговору. Неужели всё так серьёзно?

Привёз он меня куда-то в лес, к протекающему мимо ручейку. Снял с меня платок, распустил волосы и расчёсывал их супружеским гребнем. Я наслаждалась этой лаской, от которой внутри сердце сжималось в тиски. Словно он прощается. Но упорно гнала эту мысль. Нет, не может быть.

Переплёл волосы в обе косы и обнял меня. Крепко-крепко. Ноги наши спускались в воду, охлаждающую ступни и мысли.

— Любимая, нам нужно поговорить, — начал он. Я ждала, когда продолжит, положив голову ему на ключицу. Вздохнул, тяжко так. — Дело дрянь.

— Бакула?

— Не только.

— Давай с начала, а то я ничего не понимаю. Делись своими переживаниями, а то я накручиваю себя.

— Бакула приворот взял у Йогини.

Я спокойна, очень спокойна. Мне нельзя волноваться. Дурень, какой же дурень! Это ж надо было додуматься. Йогиня делает всё на славу. Ещё и соединяет мир живых и мир нежити. И как ни старалась я успокоиться, у меня это плохо удавалась. Лишь мужнины руки немного сдерживали клокочущее сердце.

— Ты говорил с нею.

— Говорил. Потому и задержался.

— И?

— Я не знаю, что делать.

— Что она сказала?

— Что дитятко вряд ли удастся удержать в мире живых.

— И какой выход?

— Бакула. Он наложил приворот, только он и сможет его снять.

— Ну так пойдём к нему?

— Всё не так просто. У него разум помутился. Он считает, что сватовство прошло успешно, с тобою. У него наложилось два сватовства на одно. Он на полном серьёзе готовится к свадьбе, с тобою. И эта свадьба должна быть.

— То есть как?

— Вот так. Ничего не поделаешь, как он уверяет. И точно не известно, поможет ли это разрушить чары Йогини или нет. Бакула обратился к ней, а значит, она своё дело сделает. Но мы что-то придумаем. Обязательно.

— Но ведь я — твоя жена.

— Да.

— Но как же тогда?

— Не знаю, милая. Не знаю.

— А наша свадьба?

— Продолжаем готовиться, как и было оговорено с моими родителями. Я достраиваю дом, мы должны с тобою дорисовать нужные горенки. Но при этом ты должна понимать, что если не выйдет, то придётся сделать выбор. Не лёгкий выбор. Либо ты остаёшься с ним, пока он не умрёт естественной смертью, в чём я сомневаюсь, что ты протянешь дольше него. Либо мы лишаемся нашего первенца, в котором заключена сила наших родов.

Я проглотила ком, возникший в горле. Сил не было задать вопрос, который возник тут же. Ян ведь сказал, что я не протяну долго с Бакулой. Что это значит?

— То, что он вытягивает из тебя соки. Ты ведь это почувствовала на Купалу. Он вытягивает силу у наделённых даром людей. Не сам дар, но питающую его силу.

Но почему же раньше этого не было? Я ведь до Купалы не ощущала такого.

— Сила черпается только когда у тебя распущены волосы, как было на празднике. Я ведь тоже сосу с тебя помаленьку. Это суть каждого мужчины. Но при этом я отдаю, стараясь уравновесить забранное. А у него дар — забирать больше, чем он сможет дать. Это ему продляет жизнь.

— Значит, у любой женщины он будет черпать силу? — наконец смогла выдавить из себя слова.

— Не в таком количестве, как у тебя. Однозначно, жену переживёт, но твоя сила как лакомый кусок для него, и чем больше сосёт, тем больше хочется. Рано или поздно, он поймёт, как именно это происходит, и захочет взять больше.

— И что же нам делать, Ян?

— Мы что-нибудь придумаем. Но мы должны решить, пойдём ли на жертву в виде чадушка. В любом случае, тебя я ему не отдам.

— Сложный выбор. Мне претит сама мысль об этом. Я правда, хотела смириться, но не смогла.

— Я люблю тебя, Деюшка. Мы что-нибудь придумаем, обязательно.

— Может мне сходить к Йогине?

— Нет, не стоит. Она сказала, что цена будет слишком высока, если она захочет помочь. И вряд ли выйдет баш на баш.

— Покажи грудь.

— Нет.

— Это он тебя так?

— Раны не смертельные, так что не покажу.

— Дай хоть обработаю их.

— Пообещай, что не применишь силу.

Я сглотнула.

— Обещаю, — сказала тихо.

Я достала из котомки нужные лекарства, что всегда были со мною, чтобы в случае необходимости оказать первую помощь. И стала обрабатывать огромную ножевую поверхностную рану на груди. Ян даже не поморщился, хотя ему было больно, я просто знала.

Когда закончила, вспомнила, о чём до того говорили. В горле встал ком. Муж уложил мою голову к себе на колени, да стал вытирать влажные появившиеся дорожки на щеках, успокаивать меня.

Мы так и просидели до восхода солнца. Лежали в объятиях друг друга. Глядели на мерцающие огонёчки небес, иногда закрываемые проплывающими мимо освещённых неровным светом Месяца тёмными облаками, переплетя пальцы одной руки. Второй же он гладил меня, а я трогала его волосы.

"Мамочка, где ты сейчас, когда ты так нужна?" — думала я, засыпая в объятиях своего любимого мужа.

Примечания по главе:

Карма* — карающая мать. Славяне верили в закон воздаяния и перерождения. При реинкарнации каждый получает по прожитой им жизни.

Глава 30

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Ян расширял дом, пропадая там после обязанностей по службе, а я, помимо обычных заготовок, возилось подготовкой подарков на свадьбу. Полагалось одаривать всех пришедших на торжество, причём подарками, сделанными своим трудом, и еда здесь в расчёт не бралась. Для девушки это её поделки — шитьё-вышивание. И пусть ткань у меня была, но вот всё остальное... Я же не думала, что у меня столько гостей на свадьбе окажется. Порою тоска накатывала, как всё это охватить. Это если не думать о Бакуле.

Беременность подтвердилась, теперь я это явно ощущала, как во мне растёт жизнь. Правда, порою меня сильно вело, припечатывая к стене. Один раз даже еле успела повернуться, подставляя руку, чтобы не повредить живот. И моя ловкость и гибкость особо не помогали. Если бы не мой дар, ходила бы я вся в синяках. Муж сильно переживал. Мне даже выдали устройство связи, чтобы в случае чего я могла с ним связаться в любое время.

С самим Бакулой я не встречалась, да и не горела желанием. С его матерью пересечься всё же пришлось.

Она сама ко мне явилась как-то, с дарами. Я за веник ухватилась, собираясь вымести её дух со своей земли.