— 'Как сообщает анонимный, но заслуживающий доверия источник в Министерстве Магии, Кингсли Шеклбот, Временно исполняющий обязанности Министра, и Констанция Хаммер, Главный Аврор, после успешного завершения операции по массовому истреблению британских оборотней, уединились в кабинете Министра, чтобы отпраздновать победу весьма специфическим способом. Директор ДМПП Эмили Боунс и Верховная Ведьма Августа Лонгботтом, случайно ставшие свидетелями празднования, недоступны для комментариев, так как предпочли подвергнуться Обливиации из соображений морально-этического порядка ...' Ну как, годится?

— Стиль хромает, но для начинающего неплохо, — ответила Скитер, не оборачиваясь. — Может быть, как-нибудь поработаем в паре?

— Мэггота тебе в пару, — огрызнулся Гарри. Порыв ушел, сменившись глухим раздражением. — Ч-черт, а ведь теперь придется объясняться с леди Эмили и вдовой Лонгботтом! Память заблокировать легко, а вот восстановить — совсем другое дело ... И еще эту сладкую парочку, Кингсли с Кувалдой, просто так не оставишь!

— Поттер, не для печати, — репортерша обернулась к юноше, отложив фотоаппарат, — что здесь произошло на самом деле?

— Ты действительно хочешь это знать? — под взглядом пронзительно-зеленых глаз Рите Скитер вдруг стало неуютно. — Я предложил самую безопасную для жизни версию. Подробности на твой вкус. Ты же репортер, тебе ли привыкать ...

Рита поморщилась и взялась за блокнот, вполголоса надиктовывая примечания. Гарри тем временем привел в чувство обеих высокопоставленных дам — и немедленно об этом пожалел.

— Кингсли? Конни? Как вам не совестно?! — гневно возопила Августа Лонгботтом, едва ее прояснившийся взгляд упал на Министра и его невольную партнершу. — Такой разврат! Посреди дня, прямо на рабочем месте! Мерлин свидетель, я была о вас лучшего мнения! Вы же примерный семьянин, муж и отец, и вдруг ... Это немыслимо, невозможно, просто недопустимо! Да еще и Скитер здесь — не правда ли, Эмили?

Рита немедленно подскочила к исходящей праведным негодованием Верховной Ведьме. Борзопишущее Перо с неимоверной скоростью сновало по странице блокнота, подпрыгивая, словно в экстазе. Сенсация рождалась на глазах, росла, наливалась силами и расправляла крылья.

Гарри без сил опустился на подлокотник министерского кресла и безрадостно рассмеялся, уткнувшись лицом в ладони. В голове, словно испорченная граммофонная пластинка, крутилась, повторяясь раз за разом, коротенькая мысль: Закон Гарри Поттера: неприятности чаще всего происходят там, где есть я ... Ну почему? Почему я? Боже Создатель, Мерлин Основатель, почему всегда, везде, постоянно я?!!

Кто-то положил юноше руку на плечо. Гарри вздрогнул и обернулся. Над ним склонилась Эмили Боунс.

— Ты, кажется, единственный вменяемый человек в этом бедламе. Объясни мне, что происходит? Я не помню, как оказалась в этом кабинете. Мне стерли память? Кто и зачем?

— Разумеется, я все вам объясню, леди Эмили. Даже покажу — и вам, и мадам Августе, когда она спустит пар ... Показать будет проще. Где-то здесь должен быть Думосброс — он Кингсли по должности положен. Но предупреждаю сразу: то, что вы увидите, вам сильно не понравится.

— Еще меньше, чем это? — леди Боунс кивнула на разгорающийся скандал. — Тогда удиви меня!

Гарри стиснул зубы и тихо застонал.

Глава 15.

De Mortuis Nil Nisi Bonum.

( Read more...Collapse )

Медленно и плавно, точно на невидимых стропах, гроб опустился в могилу. Пару раз углы крышки задевали стенки ямы, и вниз с коротким шорохом стекали струйки песка. Когда гроб коснулся дна, Гарри и леди Андромеда отступили на шаг и подняли палочки, точно салютуя ушедшему.

Ремуса Люпина хоронили на кладбище Годриковой Лощины. Церемония вышла простой и скромной; большинство знакомых и друзей Гарри — тех, кого он числил среди друзей до этого дня — либо вовсе не отозвались на приглашения, либо ответили короткими и оскорбительными отказами. Так что проводить последнего из Гриффиндорских Мародеров собрались всего двенадцать человек.

Место для могилы выбрали слева от памятника чете Поттеров — справа два года назад был поставлен памятник-кенотаф Сириусу Блэку. Друзья-Мародеры, верные друг другу при жизни, окончательно воссоединились после смерти, пусть и символически — Завеса Смерти в Департаменте Тайн никогда еще не отдавала свою добычу.

Неприятная заминка случилась у входа на кладбище — услышав имя покойного, старый сторож-сквиб наотрез отказался отпирать ворота. Когда Филиус Флитвик точно рассчитанным 'Редукто' сбил замок, сторож преградил путь процессии, заявив, что оборотня на его территории похоронят только через его труп. Маги и ведьмы переглянулись, кивнули... Старик, увидев нацеленные на него пять палочек и четыре шаровые молнии, съежился и, бормоча под нос: 'Надругательство! Осквернители! Мерзость!', скрылся в сторожке.

Упрямый кладбищенский сторож был единственным, кто попытался помешать похоронам. Всей остальной Магической Британии сейчас было не до эксцентричной выходки молодого лорда Певерелл-Блэк — хватало и других забот.

Министерство и Визенгамот были похожи в эти дни на муравейник, в который плеснули крутым кипятком. После 'Резни Шестого Июля' каждое волшебное правительство Европы сочло своим долгом направить в Лондон возмущенную ноту. В нотах на все лады склонялись Гриндевальд, Гитлер, Пожиратели Смерти, Waffen SS, концлагеря и Орадур-сюр-Глан. Вершиной волны протестов стало полное торговое эмбарго, объявленное Магической Британии Волшебной Конфедерацией Европы. На срочно созванной сессии Визенгамота Кингсли Шеклбот попытался произнести гневную речь — но его появление на трибуне было встречено оглушительным свистом и шиканьем. После сенсационной передовицы 'Ежедневного Пророка' с соответствующими иллюстрациями оскандалившегося главу правительства уже не воспринимали всерьез.

Хотя об импичменте никто из членов Визенгамота в тот день не вспомнил, все понимали: дни правления Временного Министра сочтены.

Главного Аврора Конни Хаммер тихо уволили 'за вопиюще аморальное поведение', без пенсии и права на ношение Аврорской мантии и наград.

Люциус Малфой тем временем попытался обратиться к привычным методам 'частной благотворительности', дабы переместить вектор внимания соответствующих персон на истинного виновника всех бед и несчастий — очкастого выскочку-полукровку со шрамом на лбу — но наткнулся на неожиданное препятствие. Гоблины наконец закончили ревизию злоупотреблений 'Поправкой-14' и заблокировали все банковские хранилища знаменитого мага-мецената, попутно выставив ему убийственный счет — штрафы, пени и проценты за просрочки, накопившиеся за добрые четверть века. Лорд Люциус оказался почти в том же положении, что и его предок, Филибер де Мальфуа, основатель английской ветви рода, бежавший за Ла-Манш почти sans culottes, спасаясь от гильотины. Разумеется, в тайниках Малфой-Мэнора кое-что оставалось, но за финансовой активностью проштрафившихся 'Гринготтс' бдил орлиным оком. А доставать в конце делового разговора безразмерный кошелек шагреневой кожи считалось в магическом высшем свете крайне дурным тоном.

В довершение всех бед, частного поверенного Малфоев, Боруха Борджина, в обязанности которого как раз и входило улаживание мелких деталей и обращение с презренным металлом, пару дней назад нашли на заднем дворе одной грязной забегаловки в Тупике Королевы Мэри, в Эдинбурге. Бывший торговец Темными артефактами был убит ударом узкого граненого клинка в сердце, а тело его настолько пропитал дух дешевого огневиски, что оно, казалось, могло самовоспламениться от малейшего толчка.

...Держа палочку с огоньком 'Люмоса', словно свечу, Гарри взял горсть земли из желто-бурой груды и шагнул к краю могилы.

— Ремус Джон Люпин... Рем! Ты был другом моего отца и стал моим другом. Ты и Сириус — вы могли стать моей семьей, и не ваша вина, что не смогли. Ты был моим учителем — одним из лучших. Ты научил меня не только защищаться — ты научил меня искать свет, даже когда вокруг — одна сплошная тьма... искать и находить. Ты совершал ошибки, как и все мы, но у тебя хватало мужества признавать их, и сил — их исправлять. Ты жил и умер истинным Гриффиндорцем — пожертвовал собой в бою, спасая товарища... — Юноша сморгнул жгучие злые слезы. Хотелось сказать что-то настоящее, от сердца, но слова выходили напыщенными и плоскими, словно официальный некролог в 'Пророке'. В горле встал сухой шершавый ком. Гарри поднял голову, обвел взглядом волшебников и ведьм, застывших над могилой в скорбном молчании. Нужные слова пришли сами. — Ты был человеком, Рем! Ты был настоящим человеком, что бы ты ни думал о себе сам, и ни говорили другие. Да пребудет твоя душа в мире, Луни. Легкой тебе дороги!

Ком земли гулко ударил в крышку гроба и рассыпался с тихим шорохом. Гарри отступил назад, его место заняла леди Андромеда.

— Ремус! Я... — женщина запнулась, потом продолжила с усилием, — я благодарна, что ты был в жизни моей дочери. Ты был первым, после нас с Тэдом, кто принял и полюбил Дору не за ее уникальные способности, а за то, что она такая, какая есть. Ты помог ей обрести себя, поверить в свои силы — жаль только, что в себя ты верил гораздо меньше, чем в нее... Прощай, Ремус! Легкой тебе дороги!

Вторая горсть земли упала рядом с первой. Склонив голову, леди Блэк-Тонкс замерла на мгновение с простертой рукой, прямая и строгая — королева над гробом верного паладина. Только Гарри, стоя рядом, мог видеть, что подбородок ее едва заметно дрожал.

Нимфадора Тонкс, наверное, впервые в жизни надевшая траурный наряд, медленно, как во сне, вытянула руку и разжала пальцы. Струйка сухого праха с тихим шелестом стекла с ладони.

— Спасибо, Луни, — произнесла она еле слышно. — Спасибо за то, что позволил быть рядом, позволил любить тебя... Прости, что я оказалась слишком слабой и не смогла тебя удержать... Прости и прощай! Легкой тебе дороги... И — спасибо тебе за Тедди! — молодая женщина с тенью беспокойства в глазах оглянулась на Гарри, тот кивнул и обнял ее за плечи свободной рукой.

Профессор Флитвик торжественно воздел над головой палочку, словно факел:

— Ремус Люпин! То, что ты сделал для оборотней — неоценимо. Благодаря тебе они впервые за века притеснений и преследования почувствовали себя не чудовищами, не изгоями, а людьми. И то, что ты сделал для своих братьев, принесло надежду и другим волшебным народам. Будь у тебя немного больше времени... Ах, будь у тебя больше времени! Легкой тебе дороги, Ремус Люпин, и пусть тебе воздастся добром за все добро, что ты сотворил!

Минерва Макгонагалл украдкой промокнула глаза и выступила вперед, торопливо заталкивая в карман скомканный клетчатый платок.

— Ремус! Я гордилась тобой — прилежным учеником, и была еще более горда, когда смогла по праву назвать тебя коллегой. Ты был прирожденным учителем. Ты знал, как пробудить в студентах жажду к знаниям. Ты был справедлив — у тебя не было любимчиков... вернее, ты любил всех своих учеников, от первогодков до выпускников, независимо от факультета и происхождения. И они платили тебе тем же. Ты... — горло женщины перехватило, она досадливо встряхнула головой и торопливо закончила: — Я горжусь тобой — коллегой, и соратником, и просто достойным человеком. Прощай, и легкой тебе дороги!

Близнецы Уизли, непривычно сосредоточенные и серьезные, приблизились к могиле едва ли не церемониальным шагом и взяли палочки 'на караул'.

— Ремус Джон Люпин...

— ...Известный также, как 'Луни'...

— ...Последний из величайших героев эпохи...

— ...Прославившихся под именем Гриффиндорских Мародеров...

— ...Мы бесконечно скорбим о твоей кончине...

— ...Безвременной, разумеется, как и кончина всякого мага...

— ...И искренне надеемся, что ты теперь вместе со своими друзьями...

— ...Джеймсом 'Сохатым' Поттером и Сириусом 'Мягколапым' Блэком...

— ...Поставишь на уши тот свет...

— ...И вас всех неизбежно вернут на этот...

— ...Рано или поздно, так или иначе!

— Легкой тебе дороги и веселой встречи! — закончили братья хором и отсалютовали палочками, склонив головы.

Место близнецов заняли Билл и Флер. Билл выглядел скверно — бледный, осунувшийся, с темными кругами под глазами. В буйной рыжей шевелюре Гарри впервые заметил седые нити. Несмотря на теплый июльский вечер, Взломщика Проклятий била крупная дрожь, словно под пронизывающим ледяным ветром.

— Ремус... — Горло Билла перехватило, он встряхнул головой, судорожно сглотнул и начал снова. — Ремус, мой брат по несчастью! Мне повезло больше, чем тебе, но это неважно. Каждую лунную ночь, когда зверь во мне рвался наружу, мне не дали сломаться, не дали наложить на себя руки только два человека. Ты и Флер. Каждый раз, вспоминая о тебе, я понимал, что жизнь, даже такая, как у нас с тобой, стоит того, чтобы ее прожить, и прожить достойно... А ты, Флер, и есть то, ради чего я живу на свете! — неуклюже завершил речь самый старший из братьев Уизли и бросил в могилу свою горсть земли. — Прощай, и прости, что в свое время я не узнал тебя лучше. Легкой тебе дороги!

Отступив на шаг, Билл запнулся о край пласта срезанного дерна и пошатнулся, теряя равновесие. Флер поддержала его, не дала упасть.

— Doucement, mon cher! — прошептала красавица-вейла, затем, обменявшись с мужем взглядами, обернулась к могиле и заговорила негромко и проникновенно. — Ремус Люпин! Спасибо, что ты встретился мне. Благодаря тебе — тебе и Тонкс — у меня открылись глаза. Я научилась смотреть глубже, чем внешность, происхождение, характер... Я по-новому увидела людей, жизнь, себя — и обрела настоящую любовь. Спасибо тебе, и легкой тебе дороги!

— Легкой тебе дороги! — эхом отозвалась Габриэль. Две пригоршни земли прошуршали по лакированному дереву.

Аластор Грюм, грузный, громоздкий, обманчиво неповоротливый, приблизился к краю ямы и замер, сопя, ссутулившись и глядя вниз здоровым глазом. Недреманное Око тем временем с отчетливым жужжанием вращалось в глазнице, точно магловский радар, сканируя все вокруг в поисках малейших признаков угрозы.

— Ремус... — произнес, наконец, отставной Аврор. — Я должен признать, что ошибался в тебе. Ты был неплохим бойцом, но избегал схваток — я думал, лишь потому, что ты боялся утратить контроль над своим внутренним зверем, боялся, что он вырвется и натворит бед. Твой последний бой показал мне, насколько я был неправ. Ты был истинным воином, Рем! Ты сумел превратить свое проклятие, свою волчью ипостась в оружие — и победил. Я горжусь, что знал тебя, Ремус Люпин. Покой душе твоей и легкой тебе дороги!

Грюм отсалютовал палочкой и отошел в сторону, оставляя искусственной ногой в рыхлой земле глубокие следы. В наступившей тишине все взгляды обратились к последней из приглашенных, кто еще не сказал своего слова.

К Луне Лавгуд.

Не обращая внимания на взгляды, девушка скинула с плеч траурную мантию — под ней оказалась просторная хламида из небеленого полотна, без единого шва, с причудливыми узорами, вытканными по вороту, рукавам и подолу зеленым и золотистым шелком. Волосы украшал пышный венок из странных сине-фиолетовых цветов, похожих на клобучки, и гроздей лаково-красных ягод.