Но именно отдыхать мне сейчас не хотелось. Сейчас мои мысли были полностью поглощены той информацией, что подкинул мне Асет Орани, и моделированием процесса полной трансформации. Когда я сказала сигилу, что поняла, в чём была его ошибка, я несколько лукавила — то есть, примерное понимание вопроса у меня было, а решения как не было, так и нет. И сейчас я бы всё отдала, чтобы в тиши своего подвала тщательно заняться непосредственно экспериментальной частью. В конце концов, это любой целитель знает — разрежь пару трупов, и всё поймешь, вместо того, чтобы долго и нудно рассуждать, что и как устроено в живом организме. Так и мне сейчас гораздо проще было бы изучать последствия незавершенной трансформации Эрика (по счастью, вполне себе живого), чем думать, что же Асет Орани сделал не так. Но в данный момент это было явно не возможно, и мне оставалось полагаться лишь на его теоретические выкладки, которые я каким-то чудом сумела сохранить во всём этом бардаке, что творился вокруг меня последние недели. И я бы наверное даже смогла извлечь из них что-нибудь полезное — если бы у меня была возможность нормально их прочитать! Но навязчивая опека Анхельма и весьма вежливое, но неукоснительное присутствие Бергеля рядом со мной ломало все мои планы. При них изучать бумаги мага хаоса было едва ли возможно — в конце концов, Грим был представителем конкурирующего клана, а Анхельм... я знала, как он негативно относится ко всему, что касается мага хаоса. И еще его предубеждение — что мы, Бродяги, можем привнести в мир еще больше хаоса, когда стараемся улучшить его. Что я не должна лезть в законы природы — что всё должно оставаться, как было — вот не умели арэнаи превращаться в зверей, и не надо им это. Что таков закон мира, и не нам его менять.
Но мне было наплевать на законы мира — меня волновало выживание моего рода, и я знала, как его обеспечить. Оставалось только избавиться от пристального внимания моих спутников. И я решила стать настолько невыносимой, насколько это возможно: я ныла и возмущалась, я театрально хрипела, жалуясь на простывшее горло, и задавала глупые, бессмысленные вопросы Гриму. Я даже сделала вид, что обиделась на Анхельма — это было совсем не сложно. Конечно, мне пришлось значительно себя накрутить, чтобы не просто играть в зануду и плаксу, но действительно стать ею, не вызвав ни у кого подозрения, и кажется, это действительно сработало. Помогла мне, сама того, не ожидая, Уна. Я в очередной раз громогласно поцапалась с Эриком (признаюсь, ругаться с ним доставило мне поистине огромное наслаждение), и теперь ехала чуть поодаль, делая вид, что я дуюсь на весь мир. Мои спутники уже еле скрывали своё раздражение, и даже Каган, в первые дни предпочитающий ехать в нашей компании, давно уже был на другой стороне каравана. Сделать они со мной ничего не могли — в первое время Грим пытался сладить со мной, заставляя тренироваться на всех остановках, что у нас были, но после того, как я чуть не покалечила себя, запнувшись о свой же меч, тренировки прекратились полностью. Впрочем, в покое меня не оставили — просто перестали быть со мною милыми. Сложно быть милым, когда хочешь кого-то убить. И поэтому внезапное дружелюбие Уны (которая до этого пару раз порывалась меня побить) показалось мне весьма странным.
— Эй, Несс.
— Не называй меня так, — огрызнулась я.
— Хорошо. Агнесса, — покладисто ответила Уна. — Мне кажется, тебе нужна помощь. Ты помнишь, как у тебя проходило обретение силы?
Я пожала плечами.
— Нормально проходило — дом не спалила, на людей не бросалась.
Такое иногда происходило с арэнаи — становление силы всегда связано для нас с повышением уровня агрессии. Именно поэтому молодых боевых магов обучают вместе, максимально загружая их тренировками — в совместных боях, даже игровых, юные маги не только учатся сражаться вместе, защищая тылы друг друга, но и выплёскивают всю дурную энергию, которая в обратном случае бы проявлялась совсем неконтролируемо. Но я до пятнадцати лет обучалась одна, и никаких проблем со мной не было — и это притом, что уровень силы у меня с самого начала был не такой уж слабый. Возможно, причина этого кроется в моей матери — кому, как не Шаноэ, уметь приручать юных волчат.
— Это хорошо, конечно, обретение силы прошло у тебя без проблем, но не в нашем случае. Это делает тебя полностью неподготовленной для вступления в новый период.
— Какой? — без особого интереса спросила я.
— Обретение духа рода. Когда арэнаи становится боевым магом не только по магической силе, но и по духу. Ну знаешь, матереет. Так говорят.
— Так обретение духа рода наступает не раньше сорока, а то и пятидесяти — сделала вид, что удивилась я.
— Ну ты же у нас ходячая аномалия, — фыркнула Уна. — Вот и припёрло тебя... невовремя, а внешние факторы лишь всё усугубили.
А вот тут она ошибалась, по крайней мере, частично. Во-первых, всё, что со мной происходило, относилось скорее к моим способностям Повелительницы Перекрёстков — точнее, моим становлением в роли оной. А уже мои проблемы с "духом рода", и странные скачки силы при боевой трансформации были лишь побочным эффектом. А во-вторых, это самое обретение у меня не начиналось, а как раз заканчивалось. Запустило обретение, как я полагаю, встреча с моей "второй половинкой", другим Бродягой — Анхельмом Нидхёггом, а окончательно сформироваться мне помог Интрай, самым незамысловатым способом заставив мой дух существовать в мёртвом теле — это, я полагаю, сильно подхлестнуло рост моих способностей. Недаром после Хорхейна я несколько дней ходила как пьяная, устраивая по ночам бурные истерики. Жирную точку на моих проблемах с самой собой поставила встреча с Асетом Орани и Зорой. После этого я, как ни странно, приобрела некое подобие душевного равновесия. Ну и заодно решила осложнить жизнь остальным, в особенности Анхельму. Готова поспорить, что он привык видеть меня несколько неуравновешенной девчонкой, предпочитающую перекладывать на его плечи всю ответственность. Но теперь ему предстоит познакомиться с другой мной. Той, которая училась искусству обмана у Грегори Нортона — а он, я признаюсь, был великолепным учителем, раз даже Нидхёгг сейчас, вместо того, чтобы издеваться над моими актёрскими талантами, зло хмурит брови и глядит исподлобья. Впрочем, он и сам был неплох во лжи — смог же он убедить всех окружающих, что вполне себе безопасен (как будто Хель Пустынник может быть безопасным). Даже я поверила ему — зная, кто он такой, и обладая особой связью с ним. И не то, что он специально врал мне — просто не показывал всего. И лишь тогда, после той злополучной ночи, правда мне наконец открылась, во всей своей неприглядности.
— Утром мы отправляемся.
Голос его звучит глухо и напряженно. Он недоволен мной — я ослушалась его, подвергла себя опасности, и, что наверное хуже всего для него, упустила Асета Орани. Его можно понять — Асета Орани действительно хочется убить. Только уже нельзя — пока он связан кровным заклинанием с моей матерью, он останется для меня неприкосновенным. Но не для Анхельма — он дал мне это понять. "Что бы на не связывало, — сказал он, — это касается только непосредственно нас двоих. Твоя жизнь — священна для меня, но не жизнь твоих друзей и родных". От этих слов становится немного страшно, но... я могу его понять. Потому что понимаю — что чтобы он не сделал, и какой ущерб бы мне не причинил, я не смогу отвернуться от него. Буду ненавидеть, да. Захочу сделать больно — безусловно. Но не брошу его и не подвергну его жизнь опасности. Потому что мне не позволит та вторая, страшная сущность Повелительницы Перекрёстков, заставляющая меня цепляться за этого чужого, на самом деле, человека. Которого я не понимаю, но так хочу понять. Не только его чувства — они, пусть и не на ладони у меня, но всё же нередко приоткрываются в каком-то моменте. Больше — я хочу узнать его цели, взгляды на мир. Понять его мысли, заглянуть, хоть краешком взгляда, в его прошлую жизнь. Но даже мой дар менталиста не сможет мне в этом помочь — он могущественнее меня как маг, сильнее, как личность.
— Значит, хан Соргона всё же поддался.
На лице некромага расплылась самодовольная усмешка.
— О, он просто не хотел терять лицо и отдавать слишком много власти Хозор-ану. Но стоило ему намекнуть в приватной беседе, о том, что...
Я подняла руку, останавливая его.
— Стоп, я не хочу знать, как вы еще с Гримом обманули бедного старика. Или надули Хозор-ана, который, если ты помнишь, мне какой-то там пра-пра-пра-внучатый племянник. Ничего не хочу знать о ваших махинациях.
— Это не махинации, дорогая. Это политика. И тебе, рано или поздно, нужно будет научиться в ней разбираться, — укоризненно говорит мне мой напарник.
Я демонстративно прикрываю уши руками:
— Ничего не слышу! И вообще, я иду спать.
Анхельм провожает меня насмешливым взглядом.
С тех пор, как Анхельм вернулся из чертогов Смерти и спас меня в Хорхейме мы никогда не нарушали традицию проводить время перед сном вместе. Просто сидим, почти не разговариваем — стараемся вообще не касаться дел, слишком уж у нас много скопилось по отношению друг к другу обид. И если Анхельм вполне себе может справиться со своими обидами — я не столь сдержанна в характере.
Но сегодня особенно тяжело. Вчера он узнал, что я скрыла от него присутствие Асета в Отори-коне, скрыла то, что Зора жива и здесь, вместе с сигилом. И еще много того, что я не хотела ему рассказывать — а подлец Эрик не постеснялся, рассказал. Поэтому наши сегодняшние посиделки прошли скомкано. Он просто проверил, всё ли у меня в порядке, и сообщил некоторые новости. Ничего больше — ни подшучиваний, ни улыбок, даже занудных наставлений не было. Кто бы мог подумать, что я буду по ним скучать.
Полуденное солнце лениво светило надо мной. Меня клонило в сон, но боюсь моё тоскуство наездницы не позволяло мне засыпать в дороге. Мы распрощались с горнизоном Лонгара и теперь медленно, но верно, приближались к своей цели.
— Эй, ты меня слышишь? — недовольный пронзительный голос айри Бергель.
— Слышу, слышу... Только не пойму, к чему ты мне это говоришь.
— Объясняю, что с тобой происходит, чтобы тебе легче стало, дурище, — рявкает Уна.
Нарывется. Лениво думаю, что надо бы устроить ей показательную истерику.
— Что-то мне не легче.
— А ты скажи, что мы можем для тебя сделать, — с фальшивой улыбкой говорит девица Бергель. Я чуть отодвигаюсь. Ещё врежет — видно же, что едва сдерживается.
— Ну, бить вы меня пробовали, воспитывать тоже. Может быть, оставите в покое? Честное слово, как только меня перестанут донимать, хотя бы несколько дней, как я тут де стану паинькой. Если хотите, я дам вам даже на меня маячок установить — чтобы вы не беспокоились, что я сбегу или меня похитят.
— Мы подумаем, — цедит Уна, направляя своего коня обратно.
— И найдите мне повозку! Я уже все мягкие места себе натёрла на этой лошади!
Уна делает жест рукой, который я, чуть подумав, решаю считать несколько грубым знаком согласия. Представляю, как она презирает меня — боевой маг, который предпочитает сидеть в душной повозке, вместо того, чтобы наслаждаться свободой наездника. Но я не шибко люблю лошадей, да и читать гораздо удобнее не в седле, а в чём-то более устойчивом.
К вечеру я получаю долгожданную независимость, и моя жизнь становиться вполне сносной. Раздобыв себе бумагу, и выклянчив у одного из писцов Кагана перьевые ручки, я наконец-то занялась изучением полной трансформации перевёртышей, уйдя в расчёты с головой и отрываясь только на сон и еду. Я даже не заметила, как мы проехали южное ханство Лосс, и заключив соглашение с местным царьком, отправились дальше в западные степи, всё больше и больше приближаясь к Тайрани. Так продолжалась благословенную дюжину дней, пока наше нудное путешествие внезапно перестало быть таким нудным. В один из вечеров, когда я сонно переваривала еду у костра, сидя в полном одиночестве, ко мне подошел Анхельм.
— Мы с Каганом и его свитой отправляемся на север-запад, ваш же путь будет идти прямо до самой границы Тайрани.
— Что? — я растерянно захлопала глазами.
— Мы с Гримом решили, что вам не стоит задерживаться, заезжая в столицу западного ханства, а ехать прямо в Истик. Вы доедете до пограничных земель уже через пару дней. Я со степняками присоединюсь как только смогу.
— И когда вы уезжаете?
— Завтра утром.
— Ты так поздно сказал об этом...
— Не хотел отвлекать тебя от твоих мыслей. У тебя на щеке чернила.
Я неуклюже вытерла щеку рукавом, смущенно отворачивая лицо от некромага.
— Знаешь, мне давно нужно было сжечь твои записи, — неожиданно сказал он.
— Какие записи?
— Не притворяйся. Те, которые ты взяла у Асета Орани. Или он тебе подкинул. Тебе не стоит заниматься тем, чем ты занимаешься.
— И почему ты тогда их не сжег? — с болезненным любопытством спросила я.
— Подумал, что я и так уже много чего испортил. Не знаю, где и когда, но я причинил тебе боль. Ты злишься на меня, и я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
Мне внезапно стало стыдно.
— Я не ненавижу тебя. Просто не понимаю, почему ты сожалеешь о том, что оказался связан со мной.
— Сожалею?
— Да. Я ведь вижу это. Ты всегда говорил, что быть одним из Бродяг, это не благословение, а проклятие, и привык видеть себя чудовищем. А теперь встретил еще одно чудовище, и не знаешь, как от него избавится...
— Глупая, я не сожалею, а жалею тебя.
Я уткнула лицо в коленки, и сдавленно спросила:
— Я такая жалкая, да? Лишь обуза.
Наверное, я ждала, что он начнёт меня утешать. Или просто рассмеётся и уйдет. Я не думала, что он согласиться со мной.
— Да, ты обуза для меня, — спокойно сказал Анхельм. — Я давно живу, полагаясь на себя, отвечая лишь за себя. А потом я встретил одну юную арэнаи, и все мои прекрасные планы рухнули. Потому что мне нужно думать не только о том, что я хотел сделать, а о том, чтобы тебя, не дай боги, где-нибудь не убили и не покалечили.
— Ты с ума сошел что ли со своей опекой?! — воскликнула я. Нет, я конечно тоже волнуюсь за Анхельма, но я же не считаю его беспомощным идиотом! — Я же арэнаи, боевой маг. Я могу за себя постоять!
— История Повелителей Перекрёстков говорит об ином. Знаешь, какая средняя продолжительность жизни твоих предшественников? Двадцать, максимум тридцать лет, а некоторые и вовсе не доживали до совершеннолетия.
— Откуда ты это знаешь?
— Порылся в библиотеки Госпожи Смерти, — Анхельм встал, сердито отряхиваясь. — Знаешь ли, сложно радоваться тому, что оказался эмоционально связан с тем, кто вот-вот покинет этот мир.
— По крайней мере, со мной ты живёшь, а не существуешь! — я вскочила на ноги, в ярости сжимая кулаки.
— Что ты знаешь о моей жизни? — надменно спросил некромаг.
Я ядовито улыбнулась:
— Возможно, больше чем ты полагаешь. Знаешь, когда-то я размышляла, что же чувствуют старые маги, которым перевалило не за одну сотню лет: скуку, усталость, а может быть, удовлетворение от осознания своей мощи... Я могла поверить во всё что угодно, но даже я не ожидала увидеть такую пустоту. Ничего, ничего не осталось у тебя внутри — ты выеден как червивое яблоко! Даже твое сожаление о прошлых грехах — лишь фикция, попытка убедить других и себя, что ты живой!
