— В три часа ночи произошел обрыв телефонной линии коттеджного поселка в целом — дежурный сержант запросил телефонную компанию, там подтвердили выход из строя всей линии, так что полицейские не стали отправлять тревожную группу. А тем временем кто-то набрал особый код — и, спокойно изъял все документы из сейфа. Разумеется, это может быть объяснено высокой квалификацией диверсантов, знакомых с последними новинками специальной техники — но, в равной степени, возможно и иное объяснение.
— Затем, отход группы — об авиационной части я уже рассказал, осталась автомобильная часть. В среду, в овраге, на севере Аппалачей, был обнаружен автомобиль, принадлежащий мистеру Ханфштенглю-младшему — кто-то аккуратно убрал все отпечатки пальцев, обработав салон ацетоном, слил бензин, столкнул машину в овраг, после чего замаскировал ее срезанными кустами. Никакой попытки имитировать автокатастрофу — машину просто замаскировали.
— Под утро субботы, возле канадской границы, на одной заправке видели машину, судя по показаниям заправщика, принадлежащую мистеру Ханфштенглю — за рулем находился неизвестный джентльмен, принадлежащий к кавказской расе, атлетического телосложения, примерно 25 лет отроду. Более никаких сведений ни о его машине, ни о машине миссис Ханфштенгль нет — обе машины объявлены в розыск и в США, и в Канаде, но результатов нет.
'Аристократ' поневоле восхитился византийским коварством Гувера — тот недвусмысленно дал ему понять, что если 'аристократ' попытается предпринять какие-то шаги против него, то основной версией исчезновения семейства Ханфштенгль, представленной власть предержащим США, станет переход главы семейства на сторону Советов.
Разумеется, даже в варианте похищения Ханфштенгля серьезные неприятности 'аристократу' были гарантированы — под ударом оказывались интересы всех властных 'клубов' Америки, поскольку переговоры с нацистской верхушкой велись от имени всех; и тот факт, что доказательства этих переговоров попадали в руки русских от доверенного человека 'аристократа', пусть и против его воли, изрядно портил жизнь его патрону.
Но эти проблемы становились сущими пустяками, по сравнению с теми, если бы речь шла об измене его доверенного лица — в этом случае против 'аристократа' выступили бы все, начиная от других 'клубов', и, заканчивая членами возглавляемого им 'клуба' финансистов, поскольку измена его человека подставляла под тяжелейший удар интересы всех власть имущих Америки.
Послесловие 2.
Через две с половиной недели после этих событий, 20 апреля 1944 года начальник гестапо Франкфурта-на-Майне получил приказ за подписью самого шефа гестапо, обергруппенфюрера Мюллера. Приказ был краток: 'Завтра во Франкфурт-на-Майне прибывает специальная группа под командованием штурмбаннфюрера Зиберта. Командир группы предъявит свои полномочия, после чего вам следует выполнить все его указания в части, касающейся выполнения порученного ему задания. Приказываю оказать всемерное содействие. Мюллер'.
Прочитав это, начальник франкфуртского гестапо крепко задумался — для опытного контрразведчика не было секретом то, что Рейх доживает последние месяцы, если не недели, так что необходимость позаботиться о собственном выживании была очевидна, вопрос был в том, куда бежать и чем расплачиваться. Лично у него выбор был не особенно велик: штандартенфюрер, в силу занимаемой должности, успел приложить руку и к отлову сбитых английских и американских летчиков, точнее, тех из них, кого не успело прикончить местное население — конечно, расстреливали их его подчиненные, а не он лично, но у него были сильные подозрения, что англосаксы вряд ли сочтут это смягчающим обстоятельством; в 1941-1942 годах его подчиненные занимались оперативной работой в лагерях русских военнопленных и перемещенных лиц, делая это далеко не джентльменскими методами — а как русские относятся к совершившим военные преступления против их граждан, было известно даже соплякам из Гитлерюгенда; кроме того, они искренне считали, что командир целиком и полностью отвечает за подчиненных.
Нет, был надежный способ договориться и с русскими, и с лайми, и с янки, тем более, что лично он не совершал ничего, выходящего за пределы обычных методов оперативной работы контрразведки, что, при определенных условиях, могло послужить для него смягчающим обстоятельством — согласно общепринятым правилам игры следовало принести противникам что-то, ценность чего многократно превышала нанесенный им вред, после чего он смело мог рассчитывать на понимание с их стороны, выражавшееся в прощении старых грехов, предоставлении убежища, гражданства, денег, иногда и работы. Кое-что у него имелось — его личная агентура, не проходившая ни по каким учетам, плюс копии личных дел наиболее серьезных агентов из числа тех, кто числился в картотеке. Но этого было недостаточно для серьезного торга — нужен был товар существенно большей ценности, чтобы обеспечить себе и своей семье безбедное будущее.
Штандартенфюрер принял все доступные для него меры предосторожности. Для начала он отправил в безопасное место супругу с детьми — официально считалось, что его семья выехала к его родителям, в маленький городок, который, в отличие от Франкфурта, не бомбили англосаксы; в реальности же дело обстояло иначе — он сумел вывезти близких в Швейцарию. Другое дело, что это было полумерой — у него не было возможности обеспечить свою семью и себя лично надежными легендами, способными выдержать серьезную проверку; и у него не было капитала, достаточного для того, чтобы спрятаться так, чтобы его не нашли. Увы, но это было неизбежным следствием соблюдавшегося в РСХА принципа 'одной тарелки', сиречь, правила, что все доходы сотрудников главного управления имперской безопасности имеют своим источником кассу РСХА — штандартенфюрер не был идеалистом, но это не мешало ему признавать необходимость соблюдения этого правила, в противном случае превращение серьезной спецслужбы, в которой он занимал далеко не последнюю должность, в нечто, крайне напоминающее СА при Реме, было лишь вопросом времени (штурмовые отряды и до прихода Гитлера к власти были еще тем борделем; в 1933-1934 годах коррупция и рэкет, практикуемые командованием штурмовиков, расцвели буйным цветом В.Т.). В результате, его сбережений хватило на покупку скромного домика в маленьком городке и обеспечения небогатой жизни семье — но на большее, и в данный момент, жизненно необходимое, рассчитывать не приходилось.
В общем, при нынешнем положении дел он мог сбежать в Швейцарию и прожить там полгода, или, если экономить на всем возможном, год. Дальше деньги неизбежно заканчивались — а реальных возможностей заработать не просматривалось. Нет, у него хватало добрых знакомых среди серьезных деловых людей земли Гессен, многие из которых были его должниками — в другой ситуации ему бы не составило труда в кратчайшие сроки устроиться на работу в службу безопасности солидной компании, на оклад, в три-четыре раза превосходящий отнюдь не скудное жалование начальника франкфуртского гестапо; но, сейчас он был для потенциальных работодателей не ценным сотрудником, а смертельной угрозой, так что этот вариант отпадал.
Оставалась слабая надежда на то, что он был 'человеком Мюллера' — собственно, поэтому, он и получил в свое время назначение на столь престижную должность, обойдя полдесятка других претендентов — ему хотелось верить в то, что шеф в очередной раз сумеет вывернуться из безнадежного положения и поможет спастись своим приближенным. Но с каждым днем эта надежда таяла — катастрофа была неотвратима, а Мюллер молчал, отдавая лишь распоряжения по служебным делам. Контрразведчик отдавал себе отчет в том, что сейчас шефу гестапо будет крайне сложно спастись самому, не говоря уже о том, чтобы спасать своих людей, разве что ему удастся придумать что-то очень нестандартное.
Теоретически, в пределах досягаемости начальника местного гестапо находилось немало интересного — вот только захватить это до того момента, когда рухнет незыблемый немецкий порядок, не представлялось возможным; в момент начала развала штандартенфюрер мог рассчитывать на четверых особо доверенных сотрудников — и не факт, что их бы хватило на то, чтобы 'наложить лапу' на перспективные документы и иные вечные ценности.
Вздохнув, начальник франкфуртского гестапо, что на Майне, решил не утруждать себя бесплодными раздумьями — сейчас это не имело смысла, решение все равно придется принимать, исходя из обстановки, которая еще успеет поменяться двадцать раз: тогда ему и надо будет выбирать, бежать в Швейцарию с пустыми руками, или рисковать, пытаясь прибрать к рукам серьезные ценности. Сейчас же не был исключен и третий вариант, хотя штандартенфюрер на него особо не рассчитывал — неизвестный ему доселе штурмбаннфюрер Зиберт мог привезти не только официальный приказ, но и весточку от покровителя, с приятными известиями.
В размышлениях пребывал и майор госбезопасности Кузнецов — опытнейшему оперативнику, имевшему вдобавок диверсионную подготовку, доводилось делать многое, но такое задание ему давали впервые. Началось все две недели назад, с вызова к наркому — в кабинете, кроме самого Берии, ожидаемо присутствовали Меркулов и Судоплатов. Когда Николаю Ивановичу подробно объяснили суть задания — в том числе, и содержание того, что его группа должна изъять — то он справедливо решил для себя, что это авантюра, хотя размеры добычи настолько окупали возможный риск, что операцию надо было проводить даже при наличии одного шанса на успех из ста; заметивший его колебания Берия сказал, кто его будет прикрывать — после чего Николай Иванович понял, что он крепко недооценивает подчиненных Фитина (имеются в виду сотрудники 1-го ГУ — политическая разведка; сам Кузнецов работал в 4-м ГУ В.Т.). Нет, ему доводилось видеть в этой жизни многое — но завербованный нашими шеф гестапо проходил по части книжек 'про шпионов' для старшего школьного возраста, а не реальной жизни, в которой вербовка рядового офицера гестапо была огромным успехом.
Дальше было формирование группы — в нее вошли бойцы трех 'немецких' групп ОМСБОН, правда, пришлось оставить некоторых бойцов: майор понимал, что это нежелательно, но на это пришлось пойти, поскольку им предстояло сработать под диверсантов СС. Соответственно, группа состояла из трех групп по 12 человек, плюс командир с напарником — проще говоря, три стандартные группы и командирская пара. Соблазн не разбивать сработавшиеся группы пришлось отвергнуть — наши группы имели стандартную численность в 15-16 человек, а их тактика, в отличие от немцев, была выстроена на взаимодействии боевых звеньев из трех человек, а не двух. Конечно, вероятность того, что им встретится кто-то, знающий такие тонкости, была минимальна — но рисковать из-за этого успехом операции было бы преступлением; в конце концов, в группу из 12 человек прекрасно входили четыре слаженных звена — да им и нежелательно было устраивать стрельбу, идеальным вариантом стало бы выполнение поставленной задачи без единой перестрелки.
Через неделю майор докладывал в том же кабинете о готовности группы. Внимательно выслушав его, Берия сказал: 'Это хорошо, товарищ Кузнецов, что группа готова. Теперь слушайте внимательно — наш агент подготовил для Вашей группы два маршрута отхода в Швейцарию. Наше посольство и резидентура получили указания оказать Вам всю необходимую помощь — только прорвитесь на швейцарскую территорию. Но, помимо этих вариантов у Вас будут три варианта отхода, о которых агент не знает — выбирать будете Вы, на свое усмотрение. Возможно, Вам понадобится кого-нибудь подкупить — сейчас я выдам Вам миллион марок и пятьдесят тысяч долларов, используете их на свое усмотрение. Главное, вытащите груз — можете положить всю группу и потратить все деньги, но груз должен быть доставлен в СССР любой ценой. Вам все понятно?'.
Вспомнив это, майор мысленно улыбнулся — всемогущий нарком нервничал, нервничал очень сильно, что было понятно, поскольку даже Берии доводилось играть в игру с такими ставками не каждый год. Тогда он ответил: 'Так точно, товарищ Берия. Я сделаю все возможное и невозможное'. Собственно, ничего другого он и не мог ответить.
Два дня назад группа была переброшена на территорию Германии — такой заброски, наверно, не было во всей истории ОСНАЗ НКВД, поскольку встречали их доверенные люди шефа гестапо, готовые лечь костьми, но обеспечить успех проводимой ими операции.
Утром позавчерашнего дня он встретился с самим Мюллером — шеф гестапо производил впечатление отточенного клинка в человеческом образе, старательно маскирующегося под простоватого баварского крестьянина. Кузнецову он понравился — цельный, очень волевой человек, определившийся со своими задачами и твердо намеренный достичь поставленных целей. Мюллер был профессионалом до мозга костей — он был собран и деловит, именно деловит, ничего похожего на попытку спрятать растерянность под суетливостью не было и в помине. Для себя Кузнецов решил, что с Мюллером можно иметь дело — этот волк будет выполнять взятые на себя обязательства.
По делу Мюллер говорил коротко — он четко обрисовал обстановку в районе цели и по пути туда, снабдил их безукоризненными документами и гестаповскими жетонами, подробно растолковал порядок подтверждения их полномочий, буде кому-то из проверяющих по дороге окажется недостаточно документов и жетонов, объяснил маршруты отхода после акции, дав выходы на своих людей, обеспечивавших 'окна' на германо-швейцарской границе. Завершил он беседу тем, что передал Кузнецову пакет для начальника франкфуртского гестапо, посоветовав начать разговор со штандартенфюрером с передачи этого пакета. Закончил беседу шеф гестапо коротким 'До встречи', не став размазывать сопли с прочувствованными прощаниями — майору это тоже понравилось.
После этого люди Мюллера передали группе четыре бронетранспортера 'Ганомаг' и три грузовика 'Опель-Блитц' — короткий осмотр показал, что вся техника находится в идеальном состоянии. Кузнецов рискнул начать движение днем, хотя его и предупреждали, что английские и американские истребители атакуют все транспортные средства, рискующие передвигаться днем — но майор посчитал, что на проселках риск будет не слишком велик. До обеда все было нормально, хотя, скорее всего, дело было в том, что они ехали по лесным дорогам.
В два часа дня майор приказал сделать привал на обед — конечно, перекусить консервами можно было в дороге, но ему не давало покоя чутье на опасность, буквально кричавшее ему, что надо остановиться. Технику быстро загнали под деревья, натянули маскировочные сети, разложили бездымные костерки, чтобы разогреть консервы и вскипятить воду для кофе — конечно, майор, как и его подчиненные, был приучен к чаю, но из образа выбиваться было никак нельзя — и буквально через четверть часа после того, как они съехали в густую рощу, над дорогой прошло звено американских истребителей, в которых Николай Иванович по характерному силуэту, похожему на немецкую 'раму', узнал тяжелые 'лайтнинги'. Разведчик в несчетный раз мысленно сказал 'спасибо' своей чуйке — если бы они продолжили путь, то четверка тяжелых истребителей растерзала бы их колонну в клочья, уничтожив не меньше трех четвертей группы. О выполнении задания в этом случае можно было и не мечтать — ну а Кузнецов мог спокойно стреляться, поскольку для офицера разведки, сорвавшего выполнение задания под грифом 'ОГВ', это стало бы самым легким выходом.
