Державший её мужик усмехнулся.
— Такой зверёныш — то, что надо для нашего клана. Ручаюсь, мы из неё сделаем отличную Ходячую Смерть.
— Но Мигран заказал убить всех до одного в этом замке, и заплатил более, чем щедро, — спокойно сказал четвёртый, поднимаясь на ноги.
Бандит с двумя золотыми бляхами в волосах расхохотался:
— Мигран — идиот, к тому же мёртвый идиот. Ему требовалось истребить это семейство, и мы истребили. Хоть он и корчил из себя невесть что, не желая говорить, зачем ему это нужно, да только тут и гадать нечего — зарился, небось, на их владения. Теперь его сыночек сможет всё заполучить, коли ему угодно. Девчонка-то с нами всё равно, что умерла. Никто ему не помешает, да и знать никто не будет. А для нас каждый воспитанник с таким характером — на вес золота.
— Но она укокошила Дибра! — упрямо сказал дядька, метнувший ножик.
— Значит, Дибр того заслуживал, коли его сумело отправить к праотцам несмышлёное дитя, — отрезал державший её человек. — Кончай болтать! Лучше дай верёвку, не держать же мне её так весь день.
Алрину связали и утащили на двор. В разбитые ворота въехало несколько пустых телег и пара больших фургонов. С ними пришли ещё люди — не все военные — и начали потрошить замок. Гады!
Девочку сдали на руки пожилой женщине, похожей на узловатую корягу. Точнее, прислонили к стене, как куль, у её ног. Глубоко посаженные глаза старухи горели, как два угля. А чудна́я жилетка, сплошь обшитая монетами, глухо звякала при каждом движении.
Страшная бабка прямо-таки впилась в Алрину взглядом, казалось, прожигающим душу насквозь, и долго смотрела, не мигая. Только зрачки медленно пульсировали, то сужаясь, то расширяясь.
Алрина сперва уставилась на старуху в ответ, но играть с ней в гляделки было всё равно что пытаться остановить разъярённого сарлука. Очень скоро пришлось перейти в глухую оборону. А злой взгляд всё давил и давил, пока девочке не показалось, что она больше не может дышать от навалившейся тяжести. Она хотела отвести взгляд, но не получалось — жестокие глаза цепко держали её. Во взгляде Алрины появилась мольба прекратить пытку. Тогда старуха, довольно ухмыльнувшись, перестала прожигать её взглядом.
— Как тебя зовут? — спросила она скрипучим голосом.
— Алрина Мариндер ан1 Иолана ан Дарлен ан... — нет, теперь она единственная владелица имения. Сквозь ком в горле гордо выдавила: — ал2 да Сарендом.
Узловатая женщина фыркнула.
— Нет больше для тебя Сарендома! — и вновь прожгла её взглядом.
Алрине хотелось возразить, но у неё не осталось сил — их все высосала эта живая коряга... Даже голова вдруг разболелась. Алрина обмякла, как тряпичная кукла, когда старуха отвернулась и ушла прочь, приказав паре солдат сделать клеть.
Голову словно сжало тисками, и от неподвижности затекло всё тело, но пошевелиться Алрина не могла. Её бросили здесь, как пленницу, и никому нет до неё дела. Злые дяди выносили из Сарена мешки и грузили их в телеги, а ей ничего не оставалось, кроме как бессильно наблюдать всё это. Маму с папой убили, и теперь она одна на целом свете, с ней могут делать всё, что угодно, и злая старуха будет пытать её своим ужасным взглядом.
От чудовищной безысходности у Алрины из глаз закапали слёзы. Где-то рядом стучали топоры, каждым ударом вгрызаясь ей в череп. Впрочем, через несколько часов, когда грабители уже вынесли всё, включая картины и музыкальные инструменты, Алрина совсем отупела от усталости, боли и горя по погибшим родителям. Ей было уже всё равно, что с ней сделают. Она больше не могла даже плакать.
Когда два наёмника втолкнули Алрину в клетку из скреплённых кожаными ремнями жердей, развязав ей руки, она не сопротивлялась. Клетку подняли на крышу фургона, и Алрина увидела, что на соседнем стоит похожая. Там сидел мальчик в лохмотьях, с безумными глазами, обхватив руками колени и раскачиваясь. Он даже не заметил её! Да ну его. Алрину затошнило от гадкого запаха дыма, поднимавшегося из-за замковой стены. Она легла на дно клетки, свернувшись клубочком, и не шевелилась.
Когда фургон выкатился из стен замка и перевалил мост, она увидела гигантский костёр. Между обломками мебели лежали люди. Так вот откуда так воняет! Под пеленой огня мелькнуло тело Грена с перерезанным горлом. Всего пару часов назад они играли вместе, а теперь... нет, так не должно быть! Да что же это за звери такие? Оказалось, Алрина ещё может испытывать какие-то чувства — а именно злость, ужасную, невообразимую злость на своих пленителей.
А потом прямо на уровне её клетки в поле зрения вплыли два деревянных шеста: на одном голова папочки, на другом — мамочки! У Алрины чуть не выскочило сердце, и всё её маленькое существо затряслось от нового чувства — ненависти. Оно было таким сильным, что Алрина не выдержала, и её вывернуло наизнанку. Она сунула голову между прутьев, и её рвало, пока она не зашлась икотой.
Когда Алрина вновь подняла глаза, то увидела небольшой курган из камней на возвышенности. Вокруг него стояли всадники в коже, скрестив руки на груди и опустив головы. Значит, хоть часть мерзких дядек тоже погибла! Пусть эта кучка и была намного меньше, Алрина всё равно ужасно, по-злому обрадовалась.
Увидев своих, всадники покинули холм и пристроились в конец обоза, к тому моменту пополнившегося ещё немалым количеством телег и фургонов, разбросанных во время нападения по полям вокруг Сарена. Разбойников оказалось очень много!
Замок неумолимо отдалялся, и Алрина смотрела ему вслед, пока лес не скрыл высокие башни, на которых больше не вилось голубое знамя Сарена с золотым орлом в зелёном треугольнике. Но девочка ещё долго не отводила взгляд, отпечатывая в памяти место своего внезапно закончившегося детства. Когда из виду скрылся даже дым от чудовищного костра, она дала себе первую в жизни серьёзную клятву — не на жизнь, а на смерть — и словно кто-то подсказывал ей слова: вырасти сильной и отомстить за гибель своей семьи. Отомстить всем — и этим разбойникам, и семейству да Болирдом!
Глава 3.
Алрина: Народ Войны
Потянулись мучительные дни на крыше фургона. Сперва Алрина пыталась заговаривать с мальчишкой из соседней клетки, но тот был ничем не лучше снулой рыбины — только смотрел на неё тупым взглядом, и то не каждый раз. Пришлось обозвать его Немым. Однако её попытки заметили, и между их повозками поставили ещё несколько. Надежда договориться совсем угасла. Впрочем, судя по поведению, вряд ли у Немого хватит ума убежать вместе с ней, а одна она боялась — они уже слишком далеко отъехали от знакомых мест.
Вокруг тянулись сплошные леса, слева виднелись горы, то удаляясь, то приближаясь. По ним проходила граница Свободных Княжеств. В лесу — дикие звери, в горах часто прячутся бандиты. Да и куда бежать? Мамины родственники живут далеко, где-то у моря, куда из Сарена каретой ехать больше двух недель (она была там два года назад), а пешком ни за что не дойти. Поблизости же только владения этих проклятых Болирдомов, которые ей теперь не родня, а враги. Так что пришлось пока смириться. По крайней мере, разбойники не собирались её убивать.
На привалах в середине дня и ночью клетки снимали и ставили в центре лагеря. Женщина в мужской одежде, с фигурой, похожей на колоду, и неприятным лицом выводила их по очереди в туалет и давала поесть варёного мяса с бульоном. Пахло всё это не очень аппетитно, видимо, из-за непривычных приправ. К тому же, есть приходилось руками, и Алрина сперва брезговала, но голод взял своё. Конечно, жирных пятен на платье избежать не удалось, но девочка старалась хотя бы руки вытирать о траву.
В обозе были и мужчины, и женщины. Большая их часть ездила верхом, носила оружие и была одета в штаны и куртки из некрашеной кожи, а остальные — кто во что попало: простые и пёстрые рубахи, широкие и узкие льняные и суконные штаны, прямые и широкие юбки. Эти остальные ехали в фургонах и выполняли разную бытовую работу для вооруженных людей, но вели себя совсем не так почтительно, как подобало слугам.
Вежливо все обращались только ко всадникам в удивительной чешуйчатой броне, наводившей на мысль о сказочных драконах. Те, кто носил костяную, к счастью, её поснимали, а "драконья" не так шумела. При ближайшем рассмотрении чешуйки оказались железными пластинами, нашитыми внахлёст по всей груди, спине, по внешней стороне рук и бёдер до колен — ниже ногу закрывали высокие сапоги. Всё это было зловещего чёрного цвета — и кожа, и пластины.
А ещё у "чешуйчатых" волосы были длиннее прочих бойцов, и в косицы на висках вплетены золотые бляхи. Чувствовалось, что это их старшие. Почти все они были высоки, смуглы, худощавы и черноволосы. Прочие же выглядели по-разному. Среди воинов преобладали среднерослые с тёмно-русыми волосами, приплюснутыми лицами и угловатыми фигурами, но были и обычные люди, как везде. Правда, встречались и такие, каких она раньше не видывала: плосколицый узкоглазый кузнец, судя по штанам, был из Салидора; непривычно бледная и хрупкая на вид всадница с ледяными глазами — видимо, из каких-то северных земель; а вот о чёрной губошлёпке, варившей еду, и коричневом лучнике оставалось только гадать.
Алрина с удивлением обнаружила среди воинов немало женщин. Правда, она не сразу их распознала, пока многие не поснимали куртки на привале, оставшись в кожаных корсетах. Просто у большинства угловатых тётенек грудь была намного меньше, чем она привыкла видеть дома, и не выделялась под верхней одеждой. Зады этих воительниц были плоские и широкие, ноги — тонкие и кривые, стрижки — короткие, а лица — грубые и невыразительные, так что они не очень-то и походили на женщин. Зато среди "служанок" попадалось много хорошеньких. И похоже, у каждой был милёнок среди всадников. Впрочем, как и у мужчин из обоза, которых, очевидно, ничуть не смущала малая привлекательность всадниц.
Эти убийцы её семьи казались довольно обычными людьми. Когда приходило время привала, большинство занималось хозяйством: разбирали повозки, ставили шатры, разводили костры, носили воду, готовили пищу, обихаживали лошадей. "Слуги" часто шутили и смеялись, а иногда даже пели за работой странные песни без слов на низких негромких нотах. По вечерам многие собирались у костров и прихлёбывали кисло пахнущий напиток, от которого веселье усиливалось, но много выпить им не давали старшие. Воины часто затевали шуточные бои, но никто не ссорился и не дрался всерьёз.
Все разбойники говорили на просторечном общем языке, но старшие из смуглявых между собой часто переходили на какой-то другой, гортанный говор. В нём мелькали знакомые слова, но речь в целом оставалась непонятной.
* * *
Как-то раз Алрине очень захотелось в туалет посреди перехода, но звать кого-либо было бесполезно — ей со смехом сказали, что обоз не станет останавливаться из-за ребёнка, так что придётся потерпеть. Девочка терпела изо всех сил, но не выдержала, и теперь ужасно воняла. К тому же она давно не мылась и стала часто чесаться. Это было ужасным мучением. Алрина спросила занимавшуюся ими женщину, дадут ли ей помыться, но та лишь презрительно хмыкнула в ответ. От неё самой не очень-то свежо пахло, хотя она и пыталась перебить запах тела ароматом пряных трав.
Алрина промучилась целые сутки, но ей повезло: к обеденному привалу следующего дня обоз как раз вышел к реке. Когда девочку повели в туалет, она снова взмолилась, чтобы ей дали выкупаться. Женщина переглянулась с проходившим мимо воином, тот захохотал, подхватил Алрину на руки и, пройдя с десяток метров, бросил её прямо в реку, так что она ушла под воду с головой.
Девочка жутко испугалась, потому что не умела плавать, запуталась в платье, потеряла ощущение верха и стала тонуть. Но тут её вытащили из воды чьи-то сильные руки, она услышала грубый хохот и обнаружила себя посреди толпы голых мужиков, тоже купающихся в реке. Да так и обмерла.
Держал Алрину тот самый дядька, который не дал её убить. Но, подкинув девочку, он тут же со смехом швырнул её ещё дальше в реку, и она снова погрузилась под воду.
На этот раз испуг смешался со злостью, но не успела Алрина как следует потрепыхаться, как ещё какой-то мужик извлёк её на воздух и, едва дав продышаться, зашвырнул в другую сторону.
Алрина уже поняла, что утонуть ей не дадут, но очень рассердилась, что над ней так издеваются. Когда девочку снова вытащили наверх, она, едва вдохнув, сразу же стала изо всех сил молотить по держащему её бандиту. Это только прибавило им веселья, потому что куда там вслепую попадёшь, особенно когда ноги и руки запутались в тяжёлом мокром платье.
Алрина начала задыхаться от злости и не успела набрать воздуха, прежде чем её снова бросили в воду. Дышать хотелось так сильно, что секунды тянулись как года. Девочке стало казаться, что на этот раз её решили не выуживать.
Страх в Алрине боролся с яростью, и тут вдруг снова ей будто кто-то подсказал: "Успокойся и не маши руками без толку! Собери злость в кулак и ударь им!" Паника прекратилась, но она не смогла сдержать вдох и глотнула воды. К счастью, девочку как раз вытащили на поверхность, и она зашлась кашлем. Мужики загоготали, но снова в реку бросать не стали.
Когда Алрина прокашлялась, то обнаружила, что её держит тот самый разбойник, который бросил в неё нож в замке. Ах так? Отлично! Ещё вытирая слёзы, но на самом деле думая уже о другом, девочка проверила свободу рук, примерилась, и изо всех сил зарядила ему кулаком в нос.
— Ах ты ж змеиное отродье! — вскипел мужик и погрузил её под воду да придавил сверху рукой.
Алрина странно успокоилась, совсем-совсем. Злость куда-то делась вся — наверное, ушла в удар.
Чувствуя нехватку воздуха и понимая, что на этот раз ей не дадут всплыть, даже если бы она сумела, Алрина подумала, что это была жалкая месть. Вернее, даже не месть, а слепая ярость, и отомстить по настоящему она теперь уже не сможет. Так глупо... Сознание её начало меркнуть.
Алрина очнулась от удара и закашлялась. Её стукнули ещё раз, но не больно. У неё отовсюду полилась вода: изо рта, из носа, и казалось, даже из ушей.
— Извара! — взревел над нею мощный голос.
Девочку рывком поставили на ноги. Обнаружилось, что она лежала животом на колене у того дядьки, который не дал её убить в замке. Подошла следившая за детьми женщина, и дядька толкнул Алрину к ней.
— На, забери это дитя войны, мы её уже постирали и выполоскали! — он захохотал рокочущим смехом, а за ним и все остальные.
Похоже, этот дядька был у них главным. И она второй раз обязана ему спасением.
Алрина ещё долго кашляла, и во время обеда Немой впервые проявил какие-то признаки вменяемости: он втихомолку положил ей руку на локоть и немного подержал. Сочувственно заглянул в глаза, словно понимал, что ей пришлось вынести, но так ничего и не сказал. Девочка ему благодарно улыбнулась, однако, тут подошла Извара и вернула их по клеткам.
В следующий раз, когда Алрине приспичило в туалет посреди перехода, перед нею встал невесёлый выбор. Рисковать испачкаться, как в прошлый раз, ей совершенно не хотелось. Неизвестно когда ещё будет речка, а даже если будет, одного купания в компании кочевников ей хватило с головой. Оставалось последовать примеру товарища по несчастью, который ходил прямо на крышу фургона. Это было ужасно неприлично, но что оставалось делать?
