| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
X.
Как не скрывали от населения истинное положение на фронтах, официальные сводки, но [всё же окончательно -*зачёркнуто] скрыть его было нельзя. Читали между строк, не веря [официальным -*зачёркнуто] сводкам. В нашей газете сотрудничали две беженки — молодые женщины из Казани — Рутковская и Медведева, последняя — талантливая поэтесса. Зачем они бежали, они сами не могли объяснить толком. Доходили слухи, что к Екатеринбургу приближается дисциплинированная армия, хорошо одетая, которая не обижает население. Буржуазия потянулась на восток. Сама она бороться не могла или не хотела, предпочитая заграбить жар чужими руками. С фронта уходили чешские части. "Союзники" [62] использовали чехов для контрреволюционной борьбы, но после колчаковского переворота чехи решительно требовали отправки домой. Они увозили награбленное добро, золото и русских женщин. Женщин они бросали на востоке, в Китае, как лишний, ненужный балласт. Китайские публичные дома переполнились русскими женщинами.
С уходом чехов белая армия без задержки покатилась на восток под давлением Красной армии. Красная армия побеждала на всех фронтах. Этим она была обязана не только своей организованности и дисциплине, а также тому, что народ в массе своей, испытав власть различных белых правительств, явно предпочёл революционное [советское — *зачёркнуто] правительство и партию большевиков, стоявшую на страже народных интересов.
Большевистская партия не страдала народобоязнью. Напротив, она шла в народ и пополняла свои ряды из народа. Для меня, как и [63] для многих "оборонцев" это имело особое значение. Невольно напрашивался вывод: раз Красная армия побеждает внутренних врагов, то она может побеждать и внешних, сумеет защитить родину.
Нужно было сделать ещё и другой вывод: как же быть? С кем работать? Мне советовали уехать заграницу, уверяя, что меня [большевики -*зачёркнуто] непременно расстреляют. Но с таким же успехом меня могли расстрелять белые или просто расправиться самосудом. Продумав этот вопрос, я решил остаться на родине. И не раскаиваюсь. [Меня не только не расстреляли, но дали возможность работать на [неразборчиво] — *зачёркнуто]
За тридцать лет, благодаря великой партии большевиков под водительством мудрого товарища Сталина, страна наша достигла колоссальных успехов. Преобразился и наш Урал, в частности Екатеринбург из захудалого уездного городка, в котором и я в первую революцию принимал некоторое участие в революционной работе [64] в рядах большевиков, превратился в большой культурный индустриальный город Свердловск, который по праву может быть назван столицей Урала.
П. Мурашёв
29/IX-49 г. [65]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.110.Л.2-65.
ГОРКОМ ВКП(б) гор. АЛАПАЕВСК
УВАЖАМЫЕ ТОВАРИЩИ!
В данный ответственный исторический момент, когда события могут привести к решительной схватке с капиталистическими странами, и я уже в таком возрасте, когда невольно подводишь итоги своей жизни, хочется "исповедаться", т.е. высказаться откровенно и искренно.
Полвека назад (в 1899 г.) я вступил в Москве в студенческий Марксистский кружок и с тех пор считаю себя марксистом.
В 1902-1905 гг. в числа тройки возглавлял революционное движение в Надеждинске в качестве социал-демократа большевика. Кстати сказать, Совет рабочих депутатов там был организован раньше, чем где либо (см. брошюру "Надеждинск в 1905 г.", — изд. Уралистпарта).
В дальнейшем, помимо медицинской работы, я сотрудничал в прогрессивных газетах и журналах, имею кое-какие печатные труды (рассказы, повести, научно-популярные брошюры).
В революцию 1917 г., считая Россию "несозревшей" для социалистической революции, я примкнул к плехановцам-меньшевикам.
В 1918 году уральские меньшевики выдвинули меня на пост министра труда так называемого областного правительства Урала, которое существовало 2.5 месяца и не имело своего войска. Там же я редактировал газету "Н. Урал" демократическую, антибольшевистскую, с точки зрения большевиков справедливо контрреволюционную, с точки зрения колчаковцев — революционную. Я тогда не верил в прочность Советской власти, боялся, что большевики не сумеют защитить родину от интервентов, и она будет закабалена немцами и капиталистами других стран, а поэтому считал необходимым создание центрального демократического правительства (создана была в Уфе "Директория", которую Колчак арестовал и выслал за границу).
Вскоре убедившись, что Советская власть может бороться не только с белогвардейцами, но и с интервентами, я решительно порвал с [96] меньшевиками и стал, как тогда говорили, на советскую платформу (в 1919 г.). Я не эмигрировал за границу и не вступил в партию Б-в, как тогда делали многие меньшевики, но стал добросовестно работать с большевиками. Не принципиальные убеждения удерживали меня от вступления в партию, а боязнь, что в мою искренность не поверят, обвинят в шкурничестве, что я "примазался". Смело могу сказать, что, ошибаясь во взглядах, я никогда в своей жизни не руководился карьеристскими и материальными соображениями.
В 1938 году я был репрессирован с лишением свободы на 5 лет. Ещё несколько раньше ареста в моё марксистское мировоззрение вклинилось идеалистическое, вероятно, вследствие оторванности от политической деятельности и под влиянием некоторых тяжёлых личных переживаний. По этому вопросу я даже написал довольно большой труд "О смысле жизни" (конфискован в рукописи ОблМГБ), в котором пытался примирить христианскую идеалогию с коммунизмом и даже предполагал, что при некоторых условиях наши попы могут быть агитаторами коммунизма с церковных амвонов. По зрелом размышлении я пришёл к убеждению, что всё это было неосновательно продумано, во многом наивно.
Настоящим я хочу заявить, что к закату дней своих (мне 70 лет) я вновь возвращаюсь к революционному марксизму, к тому, с чего начал полвека назад.
С полной ответственностью за свои слова я могу сказать, что единственно правильный путь к коммунизму тот, которым нас ведёт от победы к победе великая партия гениального ЛЕНИНА под водительством великого СТАЛИНА.
Январь 1951 г. Пётр Мурашёв
г. Алапаевск.
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.110.Л.96-96об.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
