Низвержение

— Так, ладно. Шутки в сторону. Кто у тебя командир? — резко спросил он. Его напарник, как бы ненароком, отошёл в сторону, чтобы я даже не помышлял больше о бегстве.

— Э-э-э. Валирис Зарн, — я не понял их недоумения, но послушно ответил. Стражники сначала выпучили глаза, а затем переглянулись. Вдруг, они грубо расхохотались, словно я сказал невесть какую глупость.

— Ну, ты остряк, — ржал, утирая слёзы первый стражник. — А у меня командир — богиня-птица, пресветлая Хмейми. Давеча пролетала над головой и говорит, мол, в наряд, сука, тебе! Вне очереди.

— Не богохульствуй, — строго высказал ему второй стражник. Взглянув на меня, он криво ухмыльнулся. — А ты ничё так, хорошо сохранился, парень, для своих лет.

— От твоего-то командира, приятель, только памятник и остался — вон там стоит, полюбуйся, — первый стражник заржал, ткнув себе за спину. Против воли, мой взгляд устремился туда, куда он указывал. А в следующую секунду по моей спине пробежались мурашки.

На белоснежной площади у городских ворот Кастаны, над фонтаном гордо и браво гарцевал бронзовый всадник. Валирис Зарн, благодаря искусному скульптору, был почти неотличим от себя самого, даже в образе бронзовой статуи. С моего места я видел его, как живого — высокомерного эльфийского принца из императорского рода Гленнесфорна. На плече всадника висел фамильный меч, с которым тот был неразлучен. Таким мечом было неудобно рубить верхом, что Валирис и продемонстрировал однажды во время загонной охоты с телохранителями, на мелких крысоголовых демонов. Но даже навернуться с лошади у Валириса получилось не с первой попытки... жалкий, криворукий неудачник. За что ему памятник?

Недоумение у меня на лице, похоже, было столь неподдельным, что стражники удивлённо переглянулись.

— Валирис Зарн — герой ещё первого Святого похода, — усмехнулся первый стражник. — Его сто лет назад ещё удавили, парень, когда он вернулся с победой. Так что твоим командиром он быть не может. Так что давай, вторая попытка пусть будет веселее, — и стражник снова заржал.

Я ощутил, как по спине пробежалась стая мурашек. Я сразу поверил услышанному — трудно было не поверить, когда памятник ненавистному командиру стоит прямо посреди площади. Оставим пока выяснения, за какие заслуги — меня куда больше ошеломили вести, что с начала похода прошло столько лет. Первого похода? Значит, были и другие. Как это возможно!? Я вдруг вспомнил, как у меня на руках в пыль рассыпалась одежда, словно погребальный саван у древнего мертвеца, и глубоко задумался.

— Так, ладно, — похоже, стражникам надоела эта возня. — Воин, выкладывай нам всё, как на духу. У тебя же всё на роже написано. Не надо валять нам здесь дурака.

Вдруг, пока он ещё говорил, внутри меня что-то сдвинулось. Как будто механизм внутри моего черепа сместился с лёгким щелчком, стирая с зубчатых колёс ржавчину. Мир перед моими глазами неуловимо померк, а фигуры людей на белоснежной площади Кастаны застыли в неподвижности.

Этот звук был похож на эхо или на слово, и он нес с собой множество неоформленных мыслей, которые, словно пчелиный рой, окутали мой неподготовленный мозг.

"Авгур" — как в набат, ударил меня потусторонний звук. Его вибрация прошла сквозь все мое тело, как длинная нота. Этот звук был похож на эхо или на слово, и он нес с собой множество неоформленных мыслей, которые, словно пчелиный рой, окутали мой неподготовленный мозг. Какие-то туманные выводы, знания, которые удавалось подцепить, разве что, за корешки закрытых книг — я пока не мог объять сознанием весь их объём и терялся в путанице неведомого.

— У вас... — я вдруг задохнулся, и уставился на головы стражников. — У вас в мозгах какие-то личинки! О, боже.

Мир закружился в таинственном танце, повинуясь чужой указке. Призрачные очертания прохожих, что я зрел во времени, исполняли свой незримый ритуал, путаясь между прошлым, настоящим и будущим. Я видел их движения до того, как они случились. Я видел колебания чужих лёгких ещё до того, как они сделали вздох. Я зрел жесты прежде, чем они возникали перед моим взором. К новому зрению было непросто привыкнуть.

И как будто мне было мало всей этой фантасмагории, некоторые вещи вблизи теперь выглядели так, что они заставили меня содрогнуться. В головах стражников копошились личинки. Тонкие, червеобразные веретена с чёрными глазками едва заметно шевелились, прильнув к черепам стражников жадными пастями, как у пиявок. Прямо напротив ушной раковины, они вгрызались в мягкую плоть, и от них исходил какой-то неразличимый шёпот. Содержимое желудка от отвращения поднялось к горлу. Как ни пытался я себя сдержать, меня вывернуло наизнанку.

— Ах ты, скотина! — взревел стражник, подскакивая на месте. — Он мне чуть сапоги не облевал! Ах ты!

— Вот же тварь, — с отвращением ответил его напарник, наградив меня тычком чуть выше поясницы. Задохнувшись от боли, я пришёл в себя с заломленными за спиной руками. Меня куда-то тащили по дорожной пыли, злобно ругаясь.

— В участок его... слышишь, ты, чёрт!? — рявкнул стражник мне в перекошенное от боли лицо. — Посидишь без еды и воды. Понял, мразь!? Что он там говорил, ты слышал?

— Какую-то нёс дичь про личинки, я не вникал, — безразлично отмахнулся его напарник.

— Конченый обмылок, — сплюнул стражник. — Всё, тащим.

* * *

Дверь в подземную темницу распахнулась передо мной, как приготовленная мышеловка. Впустив меня внутрь, она затворилась с громким поворотом ключа в ржавом замке. Ледяной сквозняк пронесся по коридору, гуляя вдоль прутьев многочисленных тюремных камер, пока дверь на лестницу не закрылась. Стражники удалились, и теперь тишину темницы нарушало лишь моё тяжёлое дыхание.

Пульсирующая мигрень по всему черепу постепенно стихала. Лишь вдоль хребта продолжал гулять холодок, но и в этом мне теперь чудилась не более чем дрожь растревоженных нервов. Я успокаивался. Со временем, мне удалось даже сесть на полу на ворох соломы, не опасаясь, что от этого сердце вырвется из груди. Звуки из других камер темницы не нарушали мою безмятежность. Мимолётное ощущение, будто я мгновенно пронёсся взглядом вдоль всего коридора и заглянул в каждую камеру, оставило меня в твёрдой уверенности, что они пустуют. Единственным узником темницы был я, а для тюремных крыс это место было их домом.

Стражники обещали морить меня голодом и жаждой, прежде чем меня допросить, как я помнил. Сейчас эта угроза скорее радовала, чем огорчала. Голос Авгура становился всё более властным и настойчивым, заглушая панические мысли. Даже в тюремном заключении больше всего угнетала неизвестность, которая теперь представлялась не более чем пологом, который со временем удастся мне сдвинуть.

Я тяжело выдохнул, словно толкая перед собой кирпичную стену. Мне хотелось бы думать, будто вуаль неизвестности можно развеять одной моей волей, но это оказалось сложнее. Будущее было многослойным, как вода в глубокой реке, и чем дальше я пытался разглядеть что-либо сквозь туман, тем больше я в нём терялся. Слишком сложно, слишком многослойно. Слишком много рычагов, которые тянули за собой последствия далеко в неизвестность — дальше, чем я мог прозреть.

Наконец, я плюнул на попытки проникнуть взором сквозь неизвестность и улёгся на солому. Лишь в одном сходились видения — за мной зайдут уже через два часа. Все угрозы морить голодом и не давать мне воду оказались блефом, но это не отменяло смертельной опасности, которая меня поджидала. Будущее я видел, как лезвие ножа, по которому очень скоро требовалось пройти, не оцарапав стопы.

Парадоксальным образом, лучшим способом этого добиться был крепкий здоровый сон и воздержание от попыток заглянуть ещё раз сквозь вуаль. Последнее требовало силы, которые должны были мне ещё, ой как пригодиться. Признав правоту Авгура, я заставил себя смежить веки...

* * *

Щелчок двери на лестничную площадку и эхо тяжелых шагов по каменному полу вырвали меня из беспокойного сна. Несколько ударов сердца я отчаянно пытался вспомнить, где я и почему мир вокруг погружен в холодную, зябкую тьму. Очнувшись, я увидел, что стражник уже стоит перед дверью в камеру с масляной лампой в руке, излучавшей тусклый, тревожный свет.

На меня уставились пустые, ничего не выражающие глаза уже виденного мной человека. Из чуть полуоткрытого рта медленно вытекала ниточка слюны. Вместе с потусторонним зрением, благодаря которому я видел извивающуюся в его черепе личинку, выглядело это противоестественно. Жутко, куда уж всему, с чем я столкнулся за всё время Святого похода — один вид этого существа, которое копошилось внутри чужой головы, мог ввергнуть в ужас человека и с более крепким желудком.

И я вдруг понял, что означает шёпот личинки, который едва заметно доносился до меня всё это время. Шёпот указывал и направлял стражника, как нити марионетки в руках неизвестного кукловода. Он был одержим чужой волей.

Руки тюремщика механически отворили дверь, и он вступил внутрь. Я же попятился, пока моя спина не коснулась стены темницы. В голове лихорадочно метались мысли. Никто не догадался защёлкнуть антимагические браслеты у меня на запястьях, так что я мог задействовать свой небогатый арсенал заклятий, и даже вырваться с этажа.

Но против этого поступка восстало что-то внутри меня. Интуиция, может быть? Шёпот Авгура нашептывал мне в тишине: "Затаись!". Шестерёнки в голове уже шевелились и отсчитывали удары сердца до того момента, когда я должен был встать с места, и напасть сам. Скрепя сердце, я покорился внутреннему голосу. Псионическое чутьё уже несколько раз делало мне день. "Будем надеяться, так случится и сейчас" — подумалось мне, сквозь видения в моей голове.

Сжав зубы, я позволил хватке стальных пальцев стражника сомкнуться у меня на запястье и потянуть за собой. Всё происходило в полном молчании, что ещё раз убедило меня в том, что тюремщик был одержим. Любой другой неизбежно удивился бы странному молчанию узника, и повысил бы бдительность. Или как минимум, обменялся бы со мною репликой. Но сейчас тюремщика заботило лишь то, следовал я за ним, или нет. Так было лучше и для меня.

Мы поднялись по лестнице и прошли по коридору, пока я вдруг не увидел солнечные лучи, осветившие стылый каменный пол. Теперь мы были уже не в подвале, а на одном из этажей здания. Пока что я туманно представлял себе его устройство, но в одном из проходов мелькнул вход в длинную комнату с ровными рядами кроватей. Выходит, казарма стражи располагалась в том же здании, что и моя темница. Сколько здесь было вооружённых солдат, и сколь многие из них были одержимыми, оставалось только гадать.

Приблизившись к неприметной дубовой двери, охранник толкнул её и недвусмысленно указал мне на вход. Не став испытывать судьбу, я вошёл и увидел внутри мужчину в мундире кастанской стражи.

Укол тревоги коснулся моего затылка, и с этого мгновения каждое движение своего тела я воспринимал, как будто со стороны. Двигаясь непередаваемо медленно, словно погружённый в густой кисель, я прошёл в середину комнаты и сел на деревянный стул. Собственное тело, будто бы, перестало подчиняться приказам моего сознания и двигалось, как марионетка в чужих руках.

Как я ни силился, мне так и не удалось поднять веки, чтобы рассмотреть лицо стражника в подробностях. Для меня оно так и осталось погружённым в туман неизвестности, даже когда таинственный человек встал со своего места. Без единого слова, он обогнул стол и приблизился ко мне. Его мертвенно-холодная ладонь нежно коснулась моего подбородка и приподняла его, чтобы заглянуть мне в лицо...

И в тот же миг, на моё сознание обрушилось страшное давление, как будто невидимый пресс пытался сжать его в одну точку, меньше чем острие иглы. Темнота придвинулась к моим глазам, и спустя удар сердца я очнулся, окружённый ей целиком.

"Нерис" — я услышал мысленный шёпот сквозь тьму, а после моё сознание раскрылось, словно цветочный бутон, на который пролился долгожданный солнечный свет. Преодолевая и охватывая обступившую меня темноту, я словно протянул невидимую руку вперёд и коснулся чего-то мерзкого, как гнездо осклизлых извивающихся червей. Повинуясь пробудившемуся инстинкту, я сжал невидимую руку вокруг тошнотворной сущности изо всех сил, как это делал невидимый кукловод со мной. В мои уши тотчас же ворвался чужой свистящий крик боли, я резко распахнул глаза и содрогнулся. Тошнота подкатила мне к горлу.

У самого моего лица извивались многочисленные осклизлые щупальца, тоньше простой верёвки и оканчивающиеся пастями, как у пиявки. Расширив глаза от ужаса, я начал отпихиваться всеми руками и ногами, и тут же, вздрогнул от боли. В моём правом ухе извивался гибкий живой стебель, похожий на комариный хобот. Царапая внутренности моего уха острыми шипами, он выскользнул наружу, когда я оттолкнул существо, что стояло передо мной.

С пронзительным криком боли, звенящим в воздухе, оно резко отпрянуло от меня и покатилось по полу, баюкая голову обеими руками, похожими на длинные древесные стебли. Взбудораженный, я вскочил с кресла и схватился за свое окровавленное ухо, из которого вытекало что-то омерзительно скользкое. Во все глаза, я рассматривал чудовище перед собой, содрогаясь от омерзения.

То, что я сначала принимал за человека, напоминало гуманоида лишь отчасти. Высокое, двухметровое создание имело голову насекомого, с длинным извивающимся в воздухе хоботком и многочисленными тонкими щупальцами вокруг тонкого рта. Вытянутое в высоту, оно имело длинные тонкие конечности с человеческими кистями, которыми сейчас и держалось за голову, продолжая выть от терзающей его боли.

"Демон!" — я ощутил, как озноб и отвращение пробежались по всему телу. Но бояться мне уже было поздно, и я резко огляделся вокруг в поисках пути к спасению. Можно было даже не надеяться повредить такой твари заклинанием первого круга. Волшебные стрелы должны были рассеяться на подлёте, так что смерть уже отсчитывала последние удары сердца, прежде чем демон меня убьёт.

Я резко повернулся в сторону выхода из комнаты, и обнаружил застывшего на пороге стражника. Его лицо было перекошено от гнева, а в широко раскрытых глазах мелькали опасные огоньки. С мечом наголо, он шагнул вперед. Я вытянул правую руку вперёд и сосредоточился. С кончиков пальцев правой ладони сорвались синие искры, а в следующий миг волшебная стрела устремилась прямо в перекошенное безумием лицо. Он даже не попытался отвернуть голову в сторону, словно не воспринимал всерьёз угрозу собственной жизни.

С отчётливым хрустом, волшебная стрела ударила в мишень, вдавливая лицевые кости в череп и ломая челюсть противника. Воин безмолвно отшатнулся назад в проём и рухнул навзничь. Я даже не понял, был он убит или просто оглушён — всё моё внимание было поглощено демоническим чудовищем, которое уже скоро должно было обо мне вспомнить.

Я рванулся вперёд и с размаху толкнул демона ногой в стену. В груди теплилась слабая надежда вышвырнуть демона из раскрытого окна, пока он баюкает себе голову. Двухметровое тело отлетело от пинка, в который я вложил все свои силы и вес. Но тощее, похожее на тонкий чёрный стебель, тело чудовища явно весило больше, чем это казалось на первый взгляд. Перекинуть его через оконный проём можно было даже не пытаться.