Путешествие, приснившееся под утро

И это я ещё просто листал, Настя прилежно нумеровала каждую страницу. Затем пролистала все задом наперёд...

— Все на месте, — заметила она ошеломлённо. — Ничего не понимаю!

Мы тогда встретились с ней взглядами и рассмеялись. Не стали пробовать просто отрывать листки и смотреть, сколько получится оторвать. Главное, что эти штуковины работают как блокноты.

— ...Витя?

Я оглянулся. Вот чёрт. Так и сижу в нижнем белье: увлёкся сверкой последних записей в блокноте и забыл всё на свете.

Настя тоже в ночной рубашке. И тоже не торопится одеваться.

— Чаю? — предложил я.

— Я бы поела, — добавила Настя, усаживаясь за столик. Его мы перенесли из гардеробной, вместе с двумя стульями. А всего там нашлось три стола, десяток стульев и без счёта шкафов. Настя, вероятно, пересчитала их, я не спрашивал. — Что угодно, что там есть. Сделаешь?

Я кивнул и через десять минут мы пили здешний чай и ели немного надоевшее сушёное мясо с немного приевшимися сухариками. И того, и другого в кладовке полно; Настя отыскала несколько флаконов со специями, это помогло немного разнообразить нашу трапезу. Мы побаивались есть и пить то, что за пределами палатки.

Когда я вернулся с подносом — едва и чашки с чаем — Настя успела найти и поставить на стол пару свечей. На вид настоящие — и то, как загораются, и тот дымок с неповторимым запахом, когда задуваешь. В каждом рюкзаке была горелка — похоже, на пьезоэлементах, а что именно там горит, мы так и не поняли. Не булькают, если потрясти, и не видно, можно ли их разобрать. Как всегда, в общем: здесь почти все мало-мальски сложные предметы неразборные и без единого намёка, как и почему работают. Настя прилежно записывает подробности о каждом в свой блокнот.

* * *

На дворе, поди, ночь хоть глаз коли, а нам отчаянно не спалось. Дико странно выглядит этот ужин при свечах двух людей, только что выбравшихся из разных постелей. Вот уж не думал, что достаточно было раз пять побывать сегодня на волосок от смерти, чтобы начать доверять друг другу.

Как только я убрал посуду и вернулся, Настя молча обняла меня и замерла, прижавшись. Помогло, наверное, нам обоим: я слышал, как успокаивается её дыхание, как замедляется сердцебиение.

— Это не моё тело, — заявила Настя, отпустив меня и чуть отодвинувшись. — Я теперь всё осматриваю, когда моюсь. Почти такое же, как моё там, на Земле, но чуть-чуть другое.

— Уверена, что не твоё?

— Ну, я не всё осмотрела, куда смогла с зеркалом добраться. А что? Есть идеи?

Её лицо непроницаемо, но глаза её выдают.

— Могу помочь с осмотром.

Мы вновь долго глядели друг дружке в глаза. Настя медленно кивнула.

— Без глупостей?

— Без глупостей, — слегка покривил я душой, поскольку теперь приходилось гнать глупости вон из головы.

Настя кивнула; поднявшись на ноги, одним движением сняла с себя ночную рубашку и бросила за спину, оставшись одетой лишь в воздух.

— Ты обещал, — спокойно напомнила она, и теперь в её взгляде читалась одна лишь серьёзность. Недолго читалась: как только я подошёл ближе, Настя прыснула и рассмеялась.

— Извини, привычка. Не думаю, что ты увидишь что-то новое. Давай, возьми блокнот и...

Мы встретились взглядами.

— Тогда и ты возьми, и запиши, что помнишь. Что где есть, не знаю — родинки, шрамы, что-то ещё.

— Верно, — согласилась Настя и, прогулявшись к рюкзаку за блокнотом и карандашом, замерла поодаль от светильника, пока я её осматривал. Только вздрогнула, когда я прикоснулся к её ягодицам.

— Ты сама сказала, всё тщательно осмотреть, — заметил я, замерев. — Неприятно?

— Сама не знаю, — отозвалась Настя не сразу. — Нет, ничего такого, продолжай. А здесь я сама, — заявила она, когда я в некоторой нерешительности обошёл её, опустившись на колени, и замер перед местом, где сходятся ноги. — Всё? — поинтересовалась она, когда я внёс очередную запись.

— Остались подмышки, макушка и ступни, — сообщил я, и ещё через несколько минут несложной гимнастики с осмотром закончили. Настя невозмутимо надела ночную рубашку.

— Можно прочитать? — указала она на мои записи. Я молча кивнул и протянул блокнот. Настя молча протянула свой, открытый на последней странице — там она перечислила то, что помнила сама.

— Похоже, всё совпадает, — заметил я. — Только тот шрам, он ровно там, где ты и описала. Что это было, гвоздь?

— Нет, собака укусила, очень давно. Тебя осматривать будем?

Я долго не решался ответить. В конце концов кивнул. Ничего неожиданного — у меня на коленях и руках следы старых ссадин, падений и неудачного обращения с кухонными ножами. И всё. И вроде бы всё на месте.

— Подожди, — поймала меня за руку Настя, когда я потянулся за нижним бельём. — Что-то не так. Брось.

Затем сняла с себя ночную рубашку, обняла меня и поцеловала. И почему у меня всякий раз при этом кружится голова?

* * *

Настя медленно отпустила меня и так же медленно опустила взгляд. То же сделал и я, уже понимая, о чём она.

Та часть дела, которая была обязана отреагировать на подобный контакт, не отреагировала вообще никак. Признаться, удивился я больше, чем растерялся. Настя опустилась на колени и провела ладонью по той самой части тела. Приятно, очень приятно, невероятно приятно... и только. Никакой реакции.

Настя внимательно посмотрела мне в глаза, затем поднялась, взяла за ладонь и повлекла в свою спальню — в гардеробную. Там усадила на расстеленную постель, уселась напротив и повторила все те же манипуляции. Никакого эффекта.

— Интересно... — Настя взяла меня за запястье. — А пульс был просто ненормальный, и зрачки, и дыхание, и всё... кроме вот этого. Рассказывай, — потянула она меня за ладонь — видимо, что-то не понравилось в моём взгляде. — Что было, пока я не вышла тогда из спальни? Что-то было, о чём я не знаю?

Я припомнил ту самую майку и рассказал. Настя покивала и выскользнула, не одеваясь, в большую комнату. Вернулась минут через пять с той или такой же майкой.

— Еле нашла, — пояснила она. — Не успела засунуть её в стирку. Слушай, это та самая майка, да? Ну, в которой мы поднимались. В которой я чуть не сорвалась.

...Я вспомнил то, что мы вообще не обсуждали, ни единой минуты. Мы поднимаемся, стараясь не обращать на мерзкий запах, клубящийся вокруг нас обоих, я иду выше, Настя буквально на пару секунд отпускает мою ладонь — не иначе, из вредности, у неё постоянно вот это, «я сама» — затем я оглядываюсь и вижу, что часть склона осыпается под её ногами, и Настя летит вниз, прямо на острые края скал метрах в двадцати ниже.

То есть полетела бы — я успел упасть, больно ударившись коленом, и поймать её руку. Затем сильный рывок — чуть руку не вывихнул; судя по тому, что Настя вскрикнула, больно было и ей. Затем несколько страшных секунд, когда её ладонь чуть скользит в моей — а затем «умные перчатки» делают своё дело: сцепились так, что мы потом не сразу сумели отпустить ладони. И я тяну, и тяну, и медленно отодвигаюсь от бездны, и вижу выражение глаз Насти — похоже, она не сразу поверила, что жизнь продолжается. Потом мы перекатываемся прочь от бездны, куда успели ухнуть оба рюкзака, а ещё потом я возвращаюсь за ними — зацепились почти сразу же, не упали в ту отвратительную топкую грязь. Мы посидели ещё немного, чтобы отдышаться, и молча встали. Я ничего не сказал, Настя ничего не произнесла — так молча и шли, собирая флажки-вехи, пока не вернулись к палатке.

...Я кивнул. Да, похоже, та самая. Настя поднесла её к лицу, пожала плечами.

— Ничего не чую. Попробуешь?

Я послушно принял одежду. Да, сохранился тот самый слабый парфюм — что значит, «не чую»? Откуда он тогда взялся? Да и ладно, я просто стоял и вдыхал, запах вновь начал кружить голову, и я не сразу понял, что чуть не упал — голова закружилась — и что Настя отобрала у меня эту майку и бросила прочь. А затем обняла меня и охнула. Теперь можно было не объяснять почему.

Вот теперь организм отреагировал. Да так, что все мысли сходились на одном, держать себя в руках становилось всё труднее. Настя рассмеялась, запрокинув голову, крепко держа меня за руки — а затем выпрямилась, хищно облизнулась и, не отводя взгляда от моих глаз, медленно опустилась на колени и потянула меня к себе...

* * *

...Я пришёл в себя и уселся. Настя сидит передо мной, на коленях, улыбается и гладит по голове. И вновь выпадение памяти... вновь я не помню ничего с того момента, когда она сильно, необоримо привлекла меня к себе. Настя ещё раз погладила меня по голове.

— Вижу. Ничего не помнишь, да?

Я вздохнул и кивнул. И... на этот раз память вернулась не волной — начала проступать, словно изображение на фотобумаге, которую бросили в проявитель. Постепенно, там и сям, открывая всё больше подробностей. С ума сойти... Настя рассмеялась и легонько подёргала меня за ладони.

— Вижу, вспомнил. Теперь понимаешь? Это тоже не твоё тело. Там, на Земле, у тебя была девушка?

«Была». Всё-то она знает. Я неохотно кивнул и Настя покивала в ответ.

— Глупый! Меня это не касается, что там было между вами. Но ничего такого ведь не было?

— Да, ты права. — Я потянулся за одеждой, и Настя поймала меня за руку.

— Ты мой! — Она обняла меня вновь. Никакой реакции организма — только теперь это отчего-то ни удивляло, ни пугало. — Только мой. Понимаешь? — Она отпустила меня и отодвинулась, чтобы видеть лицо.

— А ты моя, — отозвался я, и Настя покивала и долго не отпускала меня — просто сидела, держа за руку, и гладила по голове.

— Куда ты дела майку? Убрала в стирку? — поинтересовался я небрежно, не заметив того предмета одежды.

— Вот ещё! — фыркнула она и достала из-под подушки пакет. Просто пакет, герметичный и всё такое. — Не дождёшься!

И на этот раз мы рассмеялись вдвоём. И... накатило и понесло, я ещё успел увидеть, как расширяются глаза Насти.

Когда я пришёл в себя, это была уже Земля. И — никакого послания от Насти, ни короткого сообщения, ни электронного письма. С огромным трудом заставил себя спокойно подняться и одеться.

Воспоминание о «стране снов» завершалось моментом, когда Настя сказала «не дождёшься». И очень хотелось верить, что с ней ничего не случилось неприятного ни там, ни здесь.

На всякий случай я зашёл в кафе, то самое, круглосуточное. Насти там не появилось, но когда я допил свой кофе и собрался было уже уходить, заметил под лежащим на столе меню — крупным ламинированным листом картона — салфетку с едва различимой запиской карандашом. Почерк Насти я узнал сразу, осталось понять — что же случилось, и почему настолько ненадёжный способ связи. Ведь кто угодно мог появиться здесь, забрать или подбросить записку.

Когда я прочитал записку — дома, не стал рисковать — уже пора было идти на работу. Теперь, чтобы выполнить инструкции в записке, придётся импровизировать на ходу. Только бы с Настей всё было хорошо, думал я, и дурные предчувствия глодали всё сильнее.

4-е июня. Свидание.хронология

На работе всё оказалось как обычно — привычная рутина, и почти весь день я смогу работать удалённо, никого не удивит, что я отлучился. Вот и нашлось время исполнить первую часть инструкции, насчёт одежды.

Затем я заглянул в обозначенную комнату и не очень удивился, обнаружив там запись на семинар по одной из моих специальностей. Начальство не будет оплачивать мне это повышение квалификации, ещё чего, но моё присутствие на семинаре явно полезно для дела. Что ж, я записался. Семинар не требует обязательного присутствия на первых двух занятиях — там в основном вводные и общее знакомство с предметом. Зато третье и последующие — там да, там будет о чём послушать и поспрашивать. Замечательно: я записался, как и было велено. У меня к Насте будет много интересных вопросов, но главное — чтобы с ней всё было хорошо. Чем дольше мы с ней путешествуем там, в «стране снов», тем менее счастливой она выглядит здесь. И этот её жених, Иннокентий... Понятно, что тут банальная ревность и отчасти зависть, зачем скрывать очевидное, но они и впрямь смотрелись идеальной парой. Тогда. А теперь, почти полгода спустя?

...Настя назначила эту встречу по всем правилам конспирации: не брать ничего электронного, спуститься в другой части здания... и так далее. Выходит, всё для того, чтобы меня не отследили: любой может увидеть список участников семинара — при заполнении анкеты можно поставить галочку, что не желаешь попадать в видимый всем список. А можно не ставить, я не поставил. Теперь тот, кто следил за мной, увидел, что я записался, и мог убедиться, что я вошёл в аудиторию на первый сеанс.

А из аудитории, между прочим, есть второй выход, в места общего пользования (мы все люди, а занятия на семинаре могут длиться до двух с половиной часов). А из этих мест есть другой выход. Всё продумано: и войти так, чтобы все видели, и отлучиться так, чтобы было сложно обнаружить. Если только «хвост» не сидит там же, в аудитории. Я помотал головой, прогоняя шпионские страсти. Ни Иннокентия, ни его коллег по работе я поблизости не видел, на семинар никто из них не записывался. Мы вообще не пересекались с женихом Насти после той, первой и последней стычки. Вижу я его иногда, в таком огромном комплексе, как Управа, сложно не пересечься, но и только. Похоже, он доволен тем, что я больше не общаюсь с Настей...

...как он думает. Итак, я выполнил заключительную часть инструкций и остановился в одном из проходов минус первого этажа. В основном здесь технические помещения, и бездна всяких закутков: сюда частенько приходит кто покурить, кто просто постоять в тишине и спокойствии. Обычно здесь сухо и чисто, самое большее — крошки всякого строительного мусора, но сегодня на полу были неаппетитные лужицы, и пахло сыростью. Бр-р-р... нужно сообщить администратору, вдруг где трубу прорвёт. Я уже начал беспокоиться, когда в другом конце прохода появилась Настя.

В том самом обычном деловом облачении: туфли, чулки, короткая юбка и белая рубашка с галстуком. И серёжки в ушах. Раньше не было серёжек, что это — очередной подарок от жениха?

Судя по её виду, она отлучилась с совещания. Я выглядел вообще затрапезно, по её же требованию. Настя замерла, улыбаясь, в паре шагов, и спросила:

— Сколько Стражей шло за нами к двери?

Я не сразу понял, о чём она. А когда понял, ответил без запинки:

— Нисколько. Мы пятились, они не могли подойти к нам.