Путешествие, приснившееся под утро

Приключение, приснившееся под утро

Хронология:

Март: 01 02(1) 02(2)

Июнь: Грёзы (03) Осмотр (04) Свидание (04) Наваждение (04) Признание (05) Долгая ночь (05) Операция прикрытия (05) Моменты истины (05) Исповедь (06) Аналитика (06)

Июль: 20 21 22 23

2-е марта. Палатка.хронология

Едва мы выбежали из тоннеля, в который вывели нас массивные двери библиотеки, то понеслись со всех ног, пока не оказались на свежем воздухе. Потом уже я удивился, что из необъятного здания библиотеки мы вышли прямо в горы — а в тот момент не было времени удивляться, некогда было осматриваться.

Мы бежали и бежали, пока в лёгкие не начал врываться раскалённый воздух, а ноги не начали весить по тонне каждая.

Тогда мы пошли, и всё равно оглядывались каждые несколько секунд. Потом перестали оглядываться.

Настя избегала смотреть мне в лицо. Хватала меня за руку, едва только вымощенная камнем тропа ныряла в туман, или облако пересекало нашу дорогу, и сразу же отпускала, когда возвращалась видимость.

Тропа то взбиралась по гребням, то опускалась, а в тумане постоянно мерещился неотвязный шёпот, и терялось ощущение времени, и приходилось опускать голову и вглядываться, чтобы не сойти с тропы, не потерять её в молочной белизне. Кто построил эту тропу, зачем — мы не понимали. А когда Настя заговорила, часа через два после начала нашей"прогулки по горам", я понял, что мы с ней продолжаем думать об одном и том же.

— А мы точно закрыли ту дверь? — поинтересовалась она, когда мы вновь вышли из очередного облака, и Настя вновь отпустила мою руку. — Ну, те две больших двери.

— Закрыли, насколько помню, — отозвался я не сразу. Странно: вроде пришло воспоминание, как мы , вдвоём, толкаем массивные створки, а потом кладём, снова вдвоём, массивный тяжёлый засов — чтобы заблокировать двери. Вот она, странность: почему эти двери можно заблокировать снаружи, и нельзя — внутри? Со стороны библиотеки то были совершенно гладкие, отполированные створки.

Настя покивала, затем поднесла к глазам левое запястье. На нём ничего не было, но я понял.

— Носите часы? — предположил я. Мы всё ещё на"вы", но моей спутнице так явно спокойнее.

Она мрачно кивнула.

— Там ношу. Слушайте... солнце садится, да?

Я остановился и оглянулся. Ясного неба мы не видели ни разу, движение Солнца можно угадать только по тому, какой участок неба ярче. И вот теперь постепенно становится темнее.

— Похоже на то. Мы не можем идти всю ночь, нужно где-то укрыться.

Настя кивнула и указала направление — идём дальше. Она права, тропа минут через пять достигла очередной высшей точки — нижний ярус облаков по-прежнему скрывал очень многое. Не видно ничего — ни домов, ни огней, ничего движущегося. Что же это за место такое?!

— В рюкзаке вроде была палатка, — припомнил я. Снял свой рюкзак (спина сразу же пожаловалась, что очень устала), открыл клапан... Что за чёрт, вновь странное ощущение, что изнутри рюкзак кажется намного больше, чем снаружи! Ну да, вот она, палатка. Собрана как-то странно — словно скручена вокруг жёсткого стержня. И занимает вроде бы всего ничего, и не скажешь, что игрушечная — только много ли народу туда войдёт, в такую маленькую?

— У меня тоже, — отозвалась Настя. — И какие-то коробки. Похоже, еда. И фляжка. Нам нужно сойти с тропы, да?

Да. Но где угодно с неё не сойдёшь, склоны вокруг очень крутые. Возвращаться отчаянно не хотелось, и мы направились дальше. Минут через пятнадцать нашли место, где можно сойти с тропы и начать спускаться по относительно пологому склону. Странно: у самой вершины снега нет, зато он начинается ниже. Вроде не очень много, глубоко не проваливались, но и укрытия здесь особого нет: сверху будем как на ладони, если нас будут искать.

И опять, похоже, Настя угадала, о чём я думаю.

— Смотрите, там лес! — указала она ниже по склону. Верно, и если пройти подальше, то можно поставить палатки так, чтобы не очень привлекать внимание.

Честно говоря, мне и в голову пока не приходило, что делать дальше: ну поставим палатки, а греться как, что пить и есть? Мы набрали воду в свои фляжки, но надолго ли их хватит? Мы время от времени отпивали, пока шли, и сколько там осталось, не понять.

— Там озеро, — указал я. — Нам потребуется вода. Давайте тогда ближе к озеру.

Настя кивнула, и мы направились вниз. Дорогу к тропе найти несложно — просто идти вверх по склону, тут вариантов немного. Минут через двадцать мы подошли к озеру — странно, на вид чистое, но не замёрзшее, и пар от поверхности не поднимается. Вокруг быстро сгущалась темнота, ещё минут двадцать — и хоть глаз коли. Есть фонарики, но стоит их зажечь — и всей нашей маскировке конец. Мы не сказали вслух, но оба опасались, что за нами могут прийти оттуда, со стороны библиотеки.

— Зараза! — обозлилась Настя минут через пять — она пыталась раскрутить свою палатку, и всякий раз та отказывалась. — Кто её складывал, руки бы оторвать! — Она не позволила ей помочь — молча отвела мою руку, когда я протянул её очевидным жестом — дай попробую. В конце концов Настя бросила рулон — палатку — прямо под ноги и уселась на рюкзак, закрыв ладонями лицо.

Ладно. Пусть немного успокоится, а пока... Я добыл свой"рулон", и тоже повертел в руках. Что-то странное во всём этом — я осторожно попытался развернуть его — тщетно, не подаётся, и выглядит так, словно там сплошные струны и плотно прижата ткань. Но сомнений не было — это палатка, ну или что-то подобное.

Я отошёл чуть в сторону. Времени почти не осталось — ещё минут десять, и придётся включить фонарик. Странно, когда я не смотрел на стержень, рука нащупывала на нём, на его верхней втулке, какие-то неровности. Когда смотрел — ровный и гладкий. Странно. Я в этот момент словно выпал из реальности, а потом в голове появилось воспоминание: я стою, упирая этот рулон в землю, и вращаю ладонью по втулке по часовой стрелке. И что-то ещё вроде даже говорю при этом.

Всё как бы само собой случилось: я отошёл поодаль, прижал рулон вертикально вниз к снегу под ногами, и, приложив ладонь к втулке, несколько раз повернул её по часовой стрелке.

Еле успел отпрыгнуть — рулон словно ожил. Размотался на моих глазах, и вот она, палатка. Восьмиугольная в сечении, метра два в поперечнике, и теперь почти два метра высотой — стержень удлинился в процессе разматывания. Как это случилось?!

Настя оглянулась и чуть кубарем не покатилась. Вскочила на ноги, подбежала, потрогала пальцем тугую натянутую ткань оболочки.

— Как?! — воскликнула она, и осеклась. Я тоже замер.

Мы что-то почувствовали. Не сговариваясь, оглянулись и посмотрели на тот гребень, по которому бежит тропа. Показалось, или там что-то движется? Померещилось, или там смутные огоньки? Послышалось, или оттуда доносятся не очень приятные звуки?

— Давайте в палатку, — предложил я шёпотом. — Потом разберёмся, как это получилось.

Настя энергично покивала. Я потянул полог — он оказался неожиданно тяжёлым — и вздрогнул, увидев то, чего не должно было быть. Но поздно: Настя явно хотела побыстрее спрятаться, и толкнула меня со спины.

В общем, мы оба вбежали внутрь. И почти сразу же замерли, оглядываясь.

Палатка изнутри оказалась намного больше. Осталась восьмиугольной, но теперь каждая грань длиной метра четыре. И потолок куда выше двух метров. И ещё один полог напротив — а там что?!

И много предметов, стоящих у стен. Мы выронили свои рюкзаки и обернулись — полог открыт, и с той стороны тьма. Мы выбежали, не сговариваясь, наружу (и мысли не возникло подобрать рюкзаки), оглянулись — снова не очень большая палатка, и снаружи видно, что изнутри она больше.

Настя вздрогнула, схватила мою ладонь и молча указала вверх по склону.

Да, теперь и я видел. Несомненно, силуэты — спускаются вниз по склону. Пока неясно, видят они нас или нет, но лучше не привлекать внимания.

Мы бросились в палатку.

— Закройте! — Настя больно сжала мою ладонь. — Застегните вход!

И вновь короткая пауза отрыва от реальности, и новые воспоминания: я тяну полог вниз, а потом провожу ладонью по периметру, против часовой стрелки. Я так и сделал.

Полог словно сросся с остальной палаткой. Настя бросилась ко мне и обняла так, что стало трудно дышать. Я слышал её частое судорожное дыхание, а глаза постепенно привыкали видеть то, чего не могло быть в привычном мне мире.

Палатка осталась большой. По левую от полога сторону стоят три предмета, больше всего похожие на шкафы. Потом две металлических на вид коробки. Потом — вообще не понять что, я бы назвал это микроволновкой. Ах да, диск в самой высокой части палатки — похоже, фонарь: он постепенно разгорался, и через пару минут внутри стало светло как днём.

Замечательно. Теперь палатка сама стала фонарём. Отличная маскировка. Всё равно что мишень на лоб наклеить.

— Я не пойду наружу, — произнесла Настя внезапно и отпустила меня, отошла на шаг. — Наверное, нас видно снаружи, да? Ну и пусть. Я уже с места не сдвинусь. — Она вновь бросилась ко мне, опровергая собственные слова, вновь обняла. — Если они нас найдут, не отпускайте меня, хорошо? Будьте рядом. Обещаете?

Она отодвинулась, глядя мне в лицо. Держала за руку и не торопилась отпускать.

— Я обещаю, — кивнул я. Мне тоже было не то чтобы безразлично — пришло осознание, что мы выложились, теперь ни бежать, ни отбиваться не в силах.

— Есть хочу, — прикрыла глаза Настя. И рассмеялась первой. — Вы тоже, да?

2-е марта. Долгая ночь.хронология

Мы долго стояли, держась за руки — ожидали, что кто-нибудь бросится на палатку там, снаружи. Не дождались: снаружи ни звука, а все окна сейчас прикрыты тёмными шторами, примерно на таких же липучках, что и вход. Настя наотрез отказалась открывать и выглядывать.

Прошло, наверное, минут пять, и как-то прошла давящая, гнетущая тишина. И не понять, что за звуки мы слышали — вроде ничего особенного, но пропало ощущение тишины, и стало теплее. Ощутимо: вначале здесь было, как на улице, а теперь вполне приятная комнатная температура.

— Сдуреть... — вполголоса произнесла Настя и отпустила мои руки. — Вы не знаете, что это такое? — указала она на обстановку. Я помотал головой. Я и вправду не знал.

Настя покивала, сняла с себя верхнюю одежду — осторожно сложила, предмет за предметом, у стены справа от входа. Присела, потрогала ладонью пол.

— Тёплый! — удивилась она. — И жёсткий!

Я тоже снял верхнюю одежду, тоже присел и приложил ладонь. Действительно, тёплый и плотный. И словно деревянный на ощупь.

— И воздух свежий, — заметила Настя, вдохнув полной грудью. — Супер! Ещё бы понять, что это, и что у нас есть поесть. Давайте рюкзаки разберём?

* * *

— Не пойму... — ошарашенно заметила Настя минут через пятнадцать. Мы вытащили наружу то, что было в каждом рюкзаке — и была там коллекция примерно одних и тех же предметов. Плотный большой пакет на «липучке» — Настю забавляло, что материал застёгивается, если провести ладонью в одну сторону, и расстёгивается — если в другую. — Это для того, что в стирку? — указала она. — Смотрите.

Ну да. Картинка под клапаном довольно наглядная: слева штаны и рубашка, все измазанные, справа — та же пара, но уже чистая.

— А это сменка? — удивилась Настя, открыв второй такой же пакет из своего рюкзака. Не знаю, что там у неё было, в своём «сменном» пакете я нашёл оба предмета нижнего белья, носки, термобельё, рубашку и штаны. Джинсы не джинсы — нечто среднее между ними и брюками. Те, что на мне, уже изрядно угвазданы.

— У вас там женские предметы? — поинтересовался я, демонстрируя то, что у меня. Настя кивнула. — Осталось придумать, как вымыться, и пару дней будем ещё как люди. Настя усмехнулась, вздохнула и принялась инспектировать остальные предметы. А у меня возникла мысль. Странная, не облачающаяся в слова, наитие.

— Вы куда? — поинтересовалась Настя, не поднимая взгляда. — Давайте вначале всё проверим.

— Есть мысль, — пояснил я и подошёл к первому слева шкафу. Может, он и шкаф, но дверцу открывать не желал. На ощупь то же дерево, но дверца не подавалась. Ага... вот у него чёрная такая нашлёпка на верхней части. Примерно такая была на том стержне, на свёрнутой палатке. Я тогда положил на неё ладонь...

И я снова положил ладонь на эту чёрную «кнопку». И вновь короткое выпадение из реальности.

— Отомкнись, — произнёс я негромко то, что пришло в голову. Заметил краем глаза, как Настя поднимает взгляд, как глаза её округляются. Дверца шкафа легко отворилась. И это не шкаф оказался, а проход в другую комнату — судя по полу и потолку, всё та же палатка. И кругом полки, шкафы, и на них одежда на все сезоны, обувь... Я сделал несколько шагов внутрь «шкафа», прежде чем опомнился. Оглянулся — Настя стояла позади, на лице её читалась нереальность происходящего.

— Домашние туфли! — глаза Насти загорелись. — Можно? — попросила она почти робко, указав на пару туфель. — Вроде мой размер. Как они так делают, а?! — Она явно про эту комнату, которой негде было бы поместиться. — Сдуреть! Можно?

Я кивнул и протянул ей пару. Осмотрелся и взял пару для себя. Занятно: казались великоватыми, но надел — и сидят как влитые, по размеру.

— Я точно в сказке. — Настя тоже заметила, что туфли «подровнялись» по размеру её ступней. — В жуткой такой, но сказке. А что с другим шкафом?

* * *

Во втором шкафу оказался вход в другую кладовку, полную коробок с самой разной провизией. От вида коробок брала оторопь: поверх каждой бежала вязь — на вид, просто узор, но когда коробку брали в руки, вязь превращалась в текст на русском языке. Если вкратце, во втором «шкафу» были запасы продовольствия, если считать на двух человек, на полгода точно. Всё консервированное (текст на упаковках с едой тоже проявлялся, стоило взять в руку), но очень даже сносное. Более того, вкусное. То, что казалось микроволновкой, оказалось сочетанием микроволновой печи, духового шкафа и жаровни. И тоже: камера внутри больше, чем кажется снаружи. Вот это конкретно уже не удивляло. Мы нашли в шкафу хлеб (консервированный), вяленое мясо (консервированное) и что-то вроде палочек из вяленых фруктов (консервированное). Ах да, ещё сто примерно литров питьевой воды. Банки странные — стекло не стекло, пластик не пластик. И у каждой банке на этикетке указано количество жидкости внутри. Отлили из банки в пару чашек (нашли чашки в одной из коробок) — индикация количества изменилась.

— Сдуреть, как они живут! — покачала головой Настя. — Блин, настоящая магия, да?! Вот откуда это всё? И где все люди? Я всю дорогу по сторонам глядела — ни домика, ни огонька. Ой... — Настя поднялась на ноги (мы ели сидя прямо на полу). — Мне в туалет нужно, — сообщила она сухо, отводя взгляд в сторону.

Тень скользнула по одной из стен. Настя вздрогнула — она уже протягивала ладонь к застёжке входа. Естественно, передумала и посмотрела на меня умоляющим взглядом. Чёрт, и что тут можно сделать? На ум пришло несколько выходов из ситуаций, ёмкостей в той кладовке хватает, но все эти выходы очень некрасивые. Стоп, а что за вторым пологом?

Там оказалось ещё одно помещение. Ага... Вон то — явно бак для воды, рядом с ним душ. Очень мило, и куда всё утекает? В ещё одно огромное пространство непонятно где? А эта белая тумбочка тогда что?

Я приложил ладонь, и понял — что. И не сдержался, рассмеялся. Настя заглянула за полог.

— Ого! А это что такое? — Я жестом предложил ей приложить ладонь к чёрной «кнопке». Настя повиновалась, поморгав непонимающе... и вдруг посмотрела на меня недобро, поджав губы.

— Выйдите, а? И не спорьте. Иначе будете убирать за мной.

Она застегнула полог за моей спиной, а я всё думал, с чего бы именно я убирал за ней?

Часов нет. Ну просто нет, и всё, как отсчитывать время — непонятно. В рюкзаках оказалось снаряжение — верёвки, карабины, трости и всё такое. Зонтики даже были. Но — никаких электронных устройств, никаких часов. Как тут узнают время?

Минут через десять полог отстегнули и появилась задумчивая Настя.

— Туалет и тот сказочный, — пояснила она. — И душ тоже. Слушайте, и как это всё помещается, когда палатку собирают? И почему не падает никуда, в рюкзаке же это всё болтается всю дорогу!

Я только руками развёл. Вот конкретно эти вопросы в голову не приходили.

— И ничего не весит, — добавил я. — Ну, как будто палатку просто и несу.

И снова тень скользнула по стене. Страх Насти я ощутил физически.

— Не открывайте! — прошептала она. — Не надо.

Я оглянулся. Вон те два рулона очень похожи на спальные мешки.

— Спать, похоже, придётся на полу, — пояснил я. — Не знаю, как вы, а я уже лёг бы. Вам помочь?

— Нет, — поджала губы Настя, принимая один из рулонов. — Отвернитесь. И... как тут свет гасят?

— Наверное, там тоже есть такая чёрная штука, — указал я на диск над головой. — Прижмите ладонь.

Настя привстала на цыпочки и нашла то, о чём речь. А потом встретилась со мной взглядом.

— Отвернитесь, — мрачно повторила она. — Я не могу раздеваться, пока вы смотрите.

«Может, на улицу выйти?», чуть не съязвил я, её манеры начинали понемногу раздражать. Но сдержался. Свет приугас — то есть Настя нашла способ управлять. Занятно, мне тоже нужно научиться. Ещё минуты две за моей спиной что-то шелестело и поскрипывало.

— Я всё, — услышал я голос Насти. Оглянулся — точно, спальный мешок. Пора и мне в такой же. Назло ей — или просто из вредности — молча разделся до нижнего белья, словно не замечая Настю. Едва хватило сил посетить «санузел» и совершить обязательные физиологические действия.

* * *

Точно помню, что проснулся «там» — на привычной Земле, то есть. Привычно подивился яркости сна-путешествия, посмотрел на часы — три часа ночи. В общем, минут через пять улёгся снова, в некоторой надежде просто уснуть — безо всех этих встреч с Анастасией, как бы её ни звали на самом деле. То, что она отказывалась говорить о себе хоть какие-то подробности, но охотно выслушала мои, наводило на самые разные мысли. Например, что она — всё же плод моего воображения.

Я закрыл глаза и почти сразу же ощутил, как меня осторожно тормошат.

— Виктор?

Я почти сразу же понял, что сон продолжается, и едва не застонал. А спать в этом спальнике оказалось вовсе не так уж и плохо — словно на хорошем таком ортопедическом матрасе. Настя, одетая во всё те же джинсы и кофту, сидела на корточках и осторожно трясла меня за плечо, сквозь спальник.

— Виктор? Вы не спите?

Дурацкий вопрос. Я открыл глаза и встретился с ней взглядом. Мне показалось, что она испугана.

— Слушайте, там кто-то зовёт на помощь!

Я уселся, расстегнув для этого спальник. Точно, это тоже высокотехнологичная вещь — вроде и спал не очень долго, хотя как это проверить — и чувствовал себя отдохнувшим.

— Где? — поинтересовался я. Настя сделала знак — помолчим — и, действительно, что-то вроде бы померещилось. Но я бы не назвал это криком о помощи. Ну или хотя бы мольбой, стоном, чем-то ещё. Так, что-то померещилось, на границе слышимости.

— Разве не слышали? — возмутилась Настя. — Женский голос. Мне кажется, я его где-то слышала. Где-то рядом с палаткой. Давайте посмотрим!

Я мысленно вздохнул. Там, в библиотеке, такие вот эксперименты и смелые действия привели к тому, что мы едва ноги унесли.

— Ну и сидите, — поджала губы Настя и принялась одеваться в уличное. Чёрт, только этого не хватало. Ладно. Я молча выбрался из спальника (в одном только белье — Настя молча отвернулась), и минуты через три тоже был в походном — парка, зимние ботинки и всё прочее. Кроме рюкзака. Ну и фонарик взял, снаружи, судя по всему, всё ещё ночь.

* * *

Небо оказалось подсвеченным яркой россыпью звёзд, но зимний лес у входа в палатку казался призрачным и пустым. Морозный воздух ударил в лицо, на долю секунды перехватило дыхание. Однако тепло в нашей палатке! И не скажешь, что там настолько хорошее отопление.

— Ну и зачем мы... — начал я, осторожно выглядывая наружу. Никого. И снегу теперь по колено, как будем возвращаться к тропе — хороший вопрос. Откуда успело нападать столько снега? Хотя мы ведь не следили, вполне могла проползти снежная туча.

— Я слышала! — сердито отозвалась Настя, толкнув меня в спину. — Кто-то звал на помощь!

Мы вышли из палатки и отошли на несколько шагов, готовые включить фонарики и оглядеться. Тихо. Полная, абсолютная, неестественная тишина.

— Мы так не... — я вовремя включил фонарик и резко повернулся, а Настя взвизгнула так, что чуть уши не заложило: конус света выхватил метнувшуюся из темноты фигуру.

Там, в библиотеке, они выглядели просто статуями — с длинными уродливыми когтистыми руками, с длинными же клыками, в туниках или как называются эти древнегреческие одежды.

Сейчас за их спинами появились крылья. Час от часу не легче — они что, теперь летают?

— Смотри на него, только не в глаза, — велел я, не без труда отводя взгляд от существа, резко оглянулся — и мой взгляд «заморозил»ещё одно чудовище. Дело плохо — даже стоя спиной друг к дружке, мы не можем держать всё вокруг в поле зрения. А стоит только моргнуть...

Я видел, как такое существо сдвинулось метров на десять, стоило мне моргнуть.

— Смотри и не моргай, — повторил я, стараясь смотреть на руки другого такого, держа Настю за ладонь. — А теперь медленно отступаем в палатку. Очень, очень медленно.

Видимо, от страха Настя повиновалась без единого лишнего слова. Я старался держать голову так, чтобы как можно больше пространства держать в поле зрения. Сейчас главное, чтобы никто не перепрыгнул через палатку, не свалился нам на головы. Вот он, вход...

— Как только отпускаю ладонь, ты запрыгиваешь в палатку и продолжаешь смотреть из проёма, — произнёс я, стараясь подавить нарастающее чувство страха. — Скажи, что поняла.

— Поняла, — услышал я её голос.

— На счёт три. Раз, два... три!

У нас получилось. Настя развернулась и юркнула в палатку. Судя по тому, что бросившееся справа чудище вновь застыло, у Насти получилось вовремя развернуться и посмотреть наружу. Теперь главное — как-то держать их в поле зрения, пока застёгиваю вход. Что делать потом, я пока не очень понимал. Чудища очень сильны, и вряд ли материал палатки остановить их.

— Открой окно справа от входа, — продолжал я, сейчас оба чудища окаменели, не успев броситься на меня — шагах в двух от палатки. Только не моргать... — Видишь их обоих?

— Вижу, — подтвердила Настя секунд через десять.

— Смотри и не моргай. Готова? Я застегну дверь.

Ещё пять или десять долгих секунд, пока я вёл непослушной рукой по застёжке... и всё. Настя закрыла своё окно и застегнула штору на нём.

Вот теперь мы можем проверить, долго ли выдержит палатка, как только чудища начнут ломиться в неё.

Мы замерли, избегая смотреть друг другу в глаза. Но ничего не происходило. Минут через пять я понял, что ноги еле держат меня. Едва хватило сил снять уличное — сел там же, где стоял.

— Я обращался на «ты», — посмотрел я в глаза Насте — она тоже разоблачилась и тоже плюхнулась на пол. — Извините.

— Нет, нормально, — прошептала она и нашла силы броситься мне на шею. Чёрт, меня давно уже не обнимали столько раз за одни сутки. — Извини... те. Это было ужасно глупо. Я так больше не буду, правда.

Она отпустила меня и села чуть поодаль, так и держа меня за руку.

— Вы мне жизнь спасли сегодня, — подняла Настя взгляд. — Много раз. Теперь я понимаю.

— Ладно, давай тогда на «ты», — предложил я. — Похоже, мы тут надолго. И это вовсе не сон.

Настя покивала.

— Я расскажу о себе, — вновь подняла она взгляд. — Извини. Не знаю, что на меня нашло.

* * *

— Анастасия Теплицкая, — повторил я медленно, выслушав её сбивчивый рассказ. И словно пелена с памяти спала, вспомнил и ту беседку, и корпоративы, и случайные встречи с Анастасией у администратора Управы. — Слушайте, так это мы с тобой тогда делили беседку? Ну, когда к тебе на помощь жених пришёл?

Похоже, и она теперь вспомнила — судя по тому, как округлились её глаза.

— Это были вы?! — она схватила меня за обе руки, пристально глядя в глаза. — Правда вы?! Я потом боялась. За вас обоих. — Она отвела взгляд ненадолго, и я понял, что немного покривила душой. Не за обоих она боялась. — Слушайте, но я всё-всё вспоминаю, когда просыпаюсь там, на Земле! А вы?

— Я вроде и не забываю. Так мы на «ты» или нет?

Она рассмеялась и махнула рукой — да ну тебя. И снова взяла за обе ладони, глядя в глаза.

— На «ты», на «ты». Вы с ним тогда точно не подрались? Он мне потом рассказывал, как он тебя уделал...

Теперь рассмеялся я — да что там, расхохотался.

— Все мальчишки одинаковы, — поджала губы Настя. — Нужно разбираться, да? Почему мы здесь, что это за место, откуда такая обалденная техника... У тебя телефон тот же? Ну, номер?

Я покивал, и Настя отпустила мои ладони.

— Спать хочу, — призналась она и зевнула, едва успев прикрыть ладонью рот. Оглянулась в поисках спальника и подтащила его к себе. — Похоже, здесь они нас не достанут, да? Виктор?

— Не достанут, Настя. — Меня самого клонило в сон — еле-еле успел последовать её совету и потянуться за спальником.

* * *

Проснулся — словно всплыл из горячей и цепкой пучины. Уселся в постели и оглянулся. Вроде Земля теперь. Судя по снегопаду за окном.

Сигнал на мобильный — пришло сообщение. Я не сразу сфокусировал глаза, те не желали подчиняться, сон ещё не отпускал. Помотал головой и прочёл.

«Похоже, здесь они нас не достанут, да? Виктор?»

Номер неизвестный, но теперь понятно, кто это. Я рассмеялся и отправил ответ: — «Не достанут, Настя».

Ответ последовал через пару секунд. То ли она его уже приготовила, то ли... Не представляю, как можно набрать текст на сенсорной клавиатуре телефона настолько быстро.

«Кафе Странник, через полчаса. Приходи.»

3-е июня. Грёзы.хронология

Мы возвращались со «спасательной операции» — к установленной на плато палатке — и впечатлений собрали столько, что за год не обсудить.

Прежде всего, я всё ещё не понимал, зачем Настя пошла гулять одна по здешним каньонам, зачем спустилась к реке и обошла, по её словам, несколько сотен ручейков и речушек, на которые разветвилась здешняя река, имени которой мы не знали. Сверху зрелище впечатляет — река давно уже текла по этим каменным джунглям, успела проточить тысячи и тысячи новых русел, открыть миллионы, наверное, пещер и гротов. Всё это я могу понять. Что Насте вновь слышался чей-то голос, мольба о помощи — тоже. Но вот почему она отправилась одна, не умея плавать, боясь — по её словам — темноты до дрожи?

Здешние края вовсе не безобидны. Мы не видели своими глазами хищников (даже представить не могу, кто тут водится), но несколько раз видели не очень старые следы их пиршества. У нас, конечно, есть и «волшебные посохи» (я не знаю, как по-научному назвать настолько сложные аппараты с таким огромным числом функций), и фонари, способные светить настолько яркими и частыми импульсами, что любое зрячее существо убежит от них на край света. Да и старые добрые альпинистские топоры... Всё это понятно, но Настя, по её опять же словам, не умеет плавать. Подать сигнал о помощи она может — мы проверяли этот режим работы посохов, он впечатляет — но кого, кроме меня, это привлекло бы к ней? И успел бы я добраться, учитывая, что мы даже вдвоём, даже помогая друг дружке, взбирались на плато почти час?

А уж чем от нас обоих пахло — словами не передать. Какую-то дрянь, несомненно, принесли из той самой пещеры, откуда вывели девушку. Что-то ещё было в иле, поблизости от входа. И вот теперь мы шли, всё это подсыхало, разогревалось под палящими лучами Солнца, и источало такой дивный букет, что стервятник, несомненно, летел бы прочь от нас со всех крыльев.

— Всё ещё злишься? — спросила Настя неожиданно, минут через десять, когда мы уже поняли, куда нам идти. Ноги успели устать, время от времени мы останавливались, чтобы отдышаться, и делали вид, что смрад нас нисколько не беспокоит.

Я вздохнул.

— Не могу понять, зачем было так рисковать. Может, хоть теперь расскажешь? Кто она?

Теперь вздохнула Настя и, впервые с начала нашего обратного пути, посмотрела мне в глаза.

— Это Валя. Валентина Горкина, мы когда-то с ней вместе в детсад ходили, а потом в школу.

Я молча ждал продолжения. Настя прикрыла глаза, ещё раз вздохнула и указала рукой — идём. Мы двинулись дальше, палатку уже почти было видно, и очень повезло, что мы ставили флажки — без них тут и заблудиться недолго.

— Она пропала, когда мы были в восьмом классе. Просто исчезла, и всё. И родители её куда-то делись. Я спрашивала своих — мы же семьями дружили, столько лет — а надо мной смеялись. Мол, выдумала тоже, какие ещё Горкины? Я примерно с того дня и стала слышать голос. Теперь я понимаю, это был её голос.

Она остановилась вновь и мы снова встретились взглядами.

— Ты мне веришь?

Я кивнул, пусть и не сразу. Вот теперь понятно, почему Настя бросилась очертя голову спасать того, в существование кого, получается, верила только она сама. Странная история. А уж какая странная наша...

— Ты искала её там, на Земле? — поинтересовался я. Настя кивнула, поджав губы.

— Я даже нашла что-то. Нашла, куда уехали Горкины. Даже увидела их как-то раз на улице. Ужасно выглядят — как будто всё время сонные. Меня не узнали... — вздохнула она. — Хорошо. Прости, я так больше не буду. Ты прав, нужно быть вместе, всегда вместе.

Что-то она не договаривает... ну да ладно. До палатки было уже шагов пятьдесят. Ох и намусорим мы там...

— Давай всё здесь оставим, — предложил я. — Раздевайся прямо тут и иди в душ. Потом разберёмся. Иначе всю палатку устряпаем.

Она кивнула и, взглядом велев отвернуться, принялась стаскивать с себя перепачканную одежду. Шорох, лёгкий порыв ветра — это полог, не иначе — и вот я один.

Что ж, ничего хищного не видно ни на земле, ни в небе. И всё равно не хотелось отпускать посох: помимо прочего, это очень тяжёлая и прочная палка. Была не была — я снял с себя верхнюю одежду. Остался босиком и в белье — в здешней жаркой погоде так даже приятнее.

Рюкзаки тем временем успели почиститься: мы, естественно, устряпали и их тоже. А теперь оба рюкзака как новенькие: чистые, свежие, словно только что из магазина, или откуда они взялись. И сегодня этим «стиральным машинам», пакетам для грязной одежды, предстоит неслабая такая работёнка. Я понял, что ни в коем случае не должен садиться — неминуемо засну, а как минимум потеряю бдительность. И вот я стоял, и стоял, и стоял, пока не услышал голос Насти из-за спины.

— Я всё. Иди мойся.

* * *

Удивительное дело: вроде чувствовал себя никчемным и уставшим, но стоило только вернуться из душа чистым, как всё изменилось. Я стоял, обернувшись в полотенце (тоже, поди, умная вещь, не хуже стирального пакета или безразмерных рюкзаков), и осматривал комнату — гостиная, она же прихожая, она же спальная... И каждый раз мне велят отвернуться, пока раздеваются. Эта игра даже начала нравиться.

Я прошёл к середине комнаты. Странно, Настя оставила здесь свою майку. Здешнее нижнее бельё — не просто ткань: не натирает, очень медленно пачкается, и под ним, простите за подробности, намного меньше потеешь — а потому не боишься оскорбить обоняние других неизбежными запахами. Мы уже привыкли к дальним переходам, когда вечером, поставив палатку, просто заползали внутрь и, едва успев вымыться и переодеться, засыпали мёртвым сном. Утром силы возвращались, и мы шли по той тропе дальше. Палатка и сейчас поблизости от тропы, и завтра истекает неделя, которую мы дали себе на отдых...

Я поднял майку. Я знаю, куда Настя кладёт стиральные машины — пакеты сухой стирки, иными словами — открыть, добавить туда, и всё. Что-то странное примерещилось мне, я поднёс майку ближе к лицу.

Парфюм. Точно, духи или что-то такое — едва различимый, сложный аромат, я и не угадаю, что туда входит. Откуда это? Отдушка от стирального пакета? Естественный запах этого материала? Я ближе поднёс майку к лицу — она вообще на вид чистая. Если не считать парфюма, ничего странного. Я вдохнул полной грудью. Очень, очень приятный запах, и теперь мне кажется, что я его уже где-то слышал.

Я едва успел разжать пальцы, чтобы выронить майку. Которую, похоже, так и прижимал всё это время к лицу. Это вообще нормально? Эта и другие мысли пронеслись, когда из гардеробной вышла Настя, обёрнутая в полотенце по пояс, и замерла, наткнувшись на мой взгляд.

А моё полотенце изящно упало мне за спину. Картина маслом. Я не сразу осознал, куда смотрит Настя — а потом дошло. И только теперь ощутил сильнейшее возбуждение — и не помню, чтобы такое случалось раньше. Настя пришла в себя первой — молча направилась ко входу в душевую, придерживая своё полотенце, и застегнула вход за собой.

Я и не знаю, зачем я ушёл одеваться в гардеробную. Может, чтобы прийти в себя, дать успокоиться и себе и телу. С чего это вдруг я так «разогрелся»?

Возбуждение не проходило. И смех и грех, я кое-как надел чистую одежду — осознавая, насколько глупо я выгляжу. Ладно — как освободится душевая, пойти и постоять под прохладной водой. Говорят, помогает.

Движение воздуха. Я оглянулся — Настя вошла, одетая только в полупрозрачную ночную рубашку. Настолько короткую, что зрение упорно сосредотачивалось на одной и той же части её...

— Настя? Я тут...

Она покачала головой, улыбаясь, и прижала палец к губам. Затем подошла, развернула меня так, чтобы стоять лицом к лицу и, взяв за руки, продолжала улыбаться. Голова пошла кругом, буквально — помимо накатывавшего жара, теперь ещё и комната вокруг начала медленно вращаться, а ноги едва держали. Настя медленно опустилась на пол — уселась, скрестив ноги, и потянула меня к себе...

* * *

Ветер приглаживал волосы, и приносил с собой терпкий цветочный аромат. Я лежал на чём-то упоительно мягком и приятном. Не помню, чтобы здесь были настолько удобные подушки.

Я открыл глаза и понял, что Настя сидит на расстеленном прямо поверх земли коврике, опираясь спиной о стену палатки, а я лежу на боку, и голова моя на её шортах... Настя улыбалась и гладила меня по голове.

Так. Быстрая проверка... одет, уже хорошо. Я попробовал встать, приподнявшись на локте, и Настя с улыбкой посмотрела мне в лицо.

— Куда-то торопишься?

И рассмеялась. Я отчего-то смутился, а затем просто улёгся, как и лежал. Похоже, не настолько тяжела моя голова, чтобы отлежать всё, что у неё под шортами. Солнце клонилось к закату по ту сторону палатки. Ничего себе, сколько же я так пролежал?

— Час или полтора, — отозвалась читающая мысли Настя. — Ты так хорошо спал, не стала будить. — И снова рассмеялась, снова погладила по голове. — Всё хорошо?

Я всё же приподнялся на локте и уселся. Одет тоже в шорты и футболку. Я уселся рядом с ней и Настя прижалась щекой к моему плечу. А я понял, что не помню, как одевался. Не помню, что было до того, как начал одеваться. Не помню, что уж скрывать, что было после того, как Настя уселась там на пол и потянула меня за руки.

— Всё хорошо. — Настя ждёт ответа — она почти никогда не забывает, если ей не ответили. — Только не помню ничего.

Она уселась вертикально и посмотрела мне в лицо. Любопытство и удивление.

— Правда? Что последнее ты помнишь?

Я рассказал. Глаза Насти расширились. Она уселась на коврик на колени и знаком велела мне сделать так же. Затем обняла. И мне снова померещился тот парфюм, что я учуял на её майке. Откуда теперь?!

Реальность подёрнулась дымкой на краткий миг, а затем память явила мне всё то, что спрятала. Явила одной мощной волной — несколько часов, сжатые в долю секунды обрушились необоримой жаркой волной. Настя вздрогнула, отпустила меня и отодвинулась, чтобы видеть лицо. Я нечасто видел её такой счастливой.

— Вспомнил? — продолжила она угадывать мысли. — Всё вспомнил?

Похоже, что всё. Я скрипнул зубами и постарался не покраснеть. Хотя, казалось бы, чему тут смущаться — только удивляться, что у нас с ней вдвоём хватило сил на эти два или три часа упоения, когда мы дарили удовольствие и радость друг дружке. Я вновь чувствовал её вкус, долго не проходящий и сводящий с ума. И чувствовал прикосновение её тела к своему, и те моменты, когда мы заполняли собой вселенную, и кроме нас там никого не было и быть не могло — кроме нас и нашего огня. Я помотал головой.

— Похоже, что всё.

Теперь действительно похоже, что всё. Мы вместе вышли из душа, переоделись, затем выпили воды из серебряных фляжек — не знаю, что там за тоник получается, но силы восстанавливает на раз. Потом, не сговариваясь, зашли за палатку, где Настя постелила тот самый коврик... и я отрубился вновь.

— Идём ужинать? — Настя поднялась на ноги. — Я уже дико голодная. Наверное, ты тоже.

* * *

Пока шла трапеза, мы почти не разговаривали — так было каждый раз все предыдущие дни. Потом, когда пили воду, или чай, или что ещё находилось — вот тогда говорили. С той самой ночи в лесу, в окружении каменеющих под взглядом Стражей, мы стали разговаривать. А там, в библиотеке, в лучшем случае обходились жестами и междометиями.

— Я никогда не была с мужчиной, — сообщила Настя, после того как разлила чай по чашкам. Не знаю почему, я чуть не вылил себе всю чашку на штаны. — Там, на Земле, — уточнила она не улыбаясь. — А здесь... — Она прикрыла глаза и, прижав ладони к груди, медленно провела ими вниз по телу. — Мне кажется, здесь мы этим занимались очень часто. — Она встретилась взглядом и я вновь припомнил те несколько часов. — Занимались и занимаемся, — уточнила она и тихо рассмеялась. — Мне никогда ещё не было так приятно, — добавила она, протянув руку и взяв меня за ладонь. — И тебе, верно?

— Мне ещё не было так приятно, — отозвался я эхом. И сейчас дошло: слишком уж точно я всё делал — слишком точно знал, что можно, а чего нельзя. И главная странность — мы не занимались именно тем, от чего могут быть дети. Точнее так: целенаправленно этим не занимались.

— Ты тоже понял, да? — посмотрела Настя мне в глаза. — Наверное, это правильно. Не лучшее время заводить детей. Потом, ты вряд ли умеешь принимать роды, — она смотрела серьёзно, — если мы тут надолго. Но кто-то об этом подумал, — добавила она. — Я нашла и вещи для детей, и предметы для ухода. Кто-то об этом подумал.

— Ты про палатку, снаряжение и всё такое?

Настя покивала.

— Мы же вообще ни в зуб ногой были. Нас эти вещи сами учат, как ими пользоваться. Ужас, да? Кто-то позаботился, чтобы мы тут не пропали. И мне теперь интересно, кто и зачем.

Вот теперь она сформулировала цель нашего пути. Может, не самую важную, но цель. А всё предыдущее время мы просто шли. Не задавали вопросов, не ломали голову — просто шли, удалялись как можно дальше от жуткой библиотеки и её недремлющих Стражей.

— Ты ведёшь дневник, правда? — предположил я. Сам не знаю, почему так сказал.

— Подглядываешь? — спокойно поинтересовалась Настя и во взгляде её мелькнула холодная вьюга.

— Нет, просто ты часто сидела так, чтобы я не видел, что ты делаешь. И прятала что-то в рюкзак, если я входил. Мне показалось, ты что-то записываешь.

Настя покивала и посветлела лицом. А мне в голову лезла всякая чушь — что скажет её жених там, на Земле, когда и если узнает. Ну вот совершенно не было никакой другой важной мысли. Настя вздохнула и, сжав мою ладонь, поднялась на ноги.

— Всё, я спать, — заявила она, собирая посуду. Мыть её не придётся — достаточно переложить в другой пакет — вроде того, что для стирки. Сложила всё и оглянулась. — Если хочешь — под одним одеялом.

У меня пересохло в горле. Возможно, Настя неправильно поняла мой ответный взгляд. А может, наоборот — поняла именно так, как нужно.

— В третий раз не предложу, — пояснила она спокойно. — Хочешь?

...Третьего раза и не потребовалось.

4-е июня. Осмотр.хронология

Мы ведь не сразу «открыли», что спальники можно разворачивать в постели — тонкая, но очень мягкая и бодрящая перина, она же матрас; одеяло и подушка — под ними и тепло, и не жарко, спишь и просыпаешься свежим. А когда открыли, Настя «забрала» себе гардеробную. Поскольку с комнатами в нашей чудо-палатке негусто, а ночевать в отдельной, своей палатке Настя отказалась. Всё же надо быть вместе, чуть что — иначе ведь даже и не поймёшь, что кто-то в беде.

Итак, меня пригласили к ней в постель. Смешно, но думал я дольше всего над тем, спать ли вовсе без белья (как привык «у себя»), или всё же оставить нижнее бельё (Настя надевает ночную рубашку). Одежда победила. Я забрался под одеяло — Настя ушла умываться — и вроде бы только на минуту закрыл глаза. А когда открыл... Настя лежала на боку передо мной, спиной ко мне, и... под отдельным одеялом. Хотя я не «приватизировал» его — под ним человек пять может спать, не мешая друг дружке.

Лежал и думал, вслушиваясь в ровное дыхание Насти.

* * *

Ну конечно, речь шла не о том, что «всё, она теперь моя». Может, лет пять или десять назад я и был бы настолько озабочен, и уж точно не дал бы ей заснуть (да и захотела бы она сама), а сейчас понятно, что дело не в доступности, не в сексе или чём-то ещё. Дело в доверии.

Я так и не успел осознать, насколько бурным было то действо. Насколько жарким и сумасбродным. При этом — на лице Насти читалась только радость и восторг, хотя не так уж часто получалось подолгу смотреть именно на лицо. Чтобы Настя, которая даже от намёка на то, что предстоит быть со мной рядом, могла впасть в панику, вот так вот себя повела? Но а я-то, откуда у меня взялись все те познания в любовном искусстве? Неприятно признаваться, что на этом фронте опыта у меня, считай, и нет.

И хотелось протянуть руку, погладить её по голове, и не решался. Спит, устала, зачем её будить? Ну а что под отдельным одеялом — видимо, привычка.

Полчаса, наверное, я ворочался и так, и сяк, стараясь не разбудить её. В итоге понял, что всё равно не спится — вот ведь напасть: часов нет, и неясно, где их искать. Только «на глаз» и ориентироваться, ну или по Солнцу или там Луне. В конце концов я бесшумно выбрался из-под одеяла и вернулся в большую комнату (где обычно и устраивался на ночлег).

А здесь тепло! Неясно, что за чудо-отопление встроено в чудо-палатку: и пол тёплый под ногами, и температура всегда примерно одинаковая. И никакого шума не слышно, если тут есть кондиционер. А что-то такое должно быть: вчера снаружи царила жуткая жара, а в палатке оказалась всё та же комнатная температура. Даже когда полог — дверь — был распахнут, и вроде бы жаркий ветер хозяйничал внутри без ограничений, всё равно жарко не стало.

Хорошо хоть сумели найти блокноты и карандаши. Тоже с причудами: карандаши всегда отточены, кончаются очень медленно. А в блокнотах неизвестно сколько страниц. И это не шутка: мы прилежно сидели и листали тончайшую, но очень прочную бумагу, и после пяти сотен нам надоело. При этом пять сотен перевёрнутых листов упорно занимали не больше сантиметра в толщину, и ещё минимум три сантиметра оставалось в каждом блокноте.

И это я ещё просто листал, Настя прилежно нумеровала каждую страницу. Затем пролистала все задом наперёд...

— Все на месте, — заметила она ошеломлённо. — Ничего не понимаю!

Мы тогда встретились с ней взглядами и рассмеялись. Не стали пробовать просто отрывать листки и смотреть, сколько получится оторвать. Главное, что эти штуковины работают как блокноты.

— ...Витя?

Я оглянулся. Вот чёрт. Так и сижу в нижнем белье: увлёкся сверкой последних записей в блокноте и забыл всё на свете.

Настя тоже в ночной рубашке. И тоже не торопится одеваться.

— Чаю? — предложил я.

— Я бы поела, — добавила Настя, усаживаясь за столик. Его мы перенесли из гардеробной, вместе с двумя стульями. А всего там нашлось три стола, десяток стульев и без счёта шкафов. Настя, вероятно, пересчитала их, я не спрашивал. — Что угодно, что там есть. Сделаешь?

Я кивнул и через десять минут мы пили здешний чай и ели немного надоевшее сушёное мясо с немного приевшимися сухариками. И того, и другого в кладовке полно; Настя отыскала несколько флаконов со специями, это помогло немного разнообразить нашу трапезу. Мы побаивались есть и пить то, что за пределами палатки.

Когда я вернулся с подносом — едва и чашки с чаем — Настя успела найти и поставить на стол пару свечей. На вид настоящие — и то, как загораются, и тот дымок с неповторимым запахом, когда задуваешь. В каждом рюкзаке была горелка — похоже, на пьезоэлементах, а что именно там горит, мы так и не поняли. Не булькают, если потрясти, и не видно, можно ли их разобрать. Как всегда, в общем: здесь почти все мало-мальски сложные предметы неразборные и без единого намёка, как и почему работают. Настя прилежно записывает подробности о каждом в свой блокнот.

* * *

На дворе, поди, ночь хоть глаз коли, а нам отчаянно не спалось. Дико странно выглядит этот ужин при свечах двух людей, только что выбравшихся из разных постелей. Вот уж не думал, что достаточно было раз пять побывать сегодня на волосок от смерти, чтобы начать доверять друг другу.

Как только я убрал посуду и вернулся, Настя молча обняла меня и замерла, прижавшись. Помогло, наверное, нам обоим: я слышал, как успокаивается её дыхание, как замедляется сердцебиение.

— Это не моё тело, — заявила Настя, отпустив меня и чуть отодвинувшись. — Я теперь всё осматриваю, когда моюсь. Почти такое же, как моё там, на Земле, но чуть-чуть другое.

— Уверена, что не твоё?

— Ну, я не всё осмотрела, куда смогла с зеркалом добраться. А что? Есть идеи?

Её лицо непроницаемо, но глаза её выдают.

— Могу помочь с осмотром.

Мы вновь долго глядели друг дружке в глаза. Настя медленно кивнула.

— Без глупостей?

— Без глупостей, — слегка покривил я душой, поскольку теперь приходилось гнать глупости вон из головы.

Настя кивнула; поднявшись на ноги, одним движением сняла с себя ночную рубашку и бросила за спину, оставшись одетой лишь в воздух.

— Ты обещал, — спокойно напомнила она, и теперь в её взгляде читалась одна лишь серьёзность. Недолго читалась: как только я подошёл ближе, Настя прыснула и рассмеялась.

— Извини, привычка. Не думаю, что ты увидишь что-то новое. Давай, возьми блокнот и...

Мы встретились взглядами.

— Тогда и ты возьми, и запиши, что помнишь. Что где есть, не знаю — родинки, шрамы, что-то ещё.

— Верно, — согласилась Настя и, прогулявшись к рюкзаку за блокнотом и карандашом, замерла поодаль от светильника, пока я её осматривал. Только вздрогнула, когда я прикоснулся к её ягодицам.

— Ты сама сказала, всё тщательно осмотреть, — заметил я, замерев. — Неприятно?

— Сама не знаю, — отозвалась Настя не сразу. — Нет, ничего такого, продолжай. А здесь я сама, — заявила она, когда я в некоторой нерешительности обошёл её, опустившись на колени, и замер перед местом, где сходятся ноги. — Всё? — поинтересовалась она, когда я внёс очередную запись.

— Остались подмышки, макушка и ступни, — сообщил я, и ещё через несколько минут несложной гимнастики с осмотром закончили. Настя невозмутимо надела ночную рубашку.

— Можно прочитать? — указала она на мои записи. Я молча кивнул и протянул блокнот. Настя молча протянула свой, открытый на последней странице — там она перечислила то, что помнила сама.

— Похоже, всё совпадает, — заметил я. — Только тот шрам, он ровно там, где ты и описала. Что это было, гвоздь?

— Нет, собака укусила, очень давно. Тебя осматривать будем?

Я долго не решался ответить. В конце концов кивнул. Ничего неожиданного — у меня на коленях и руках следы старых ссадин, падений и неудачного обращения с кухонными ножами. И всё. И вроде бы всё на месте.

— Подожди, — поймала меня за руку Настя, когда я потянулся за нижним бельём. — Что-то не так. Брось.

Затем сняла с себя ночную рубашку, обняла меня и поцеловала. И почему у меня всякий раз при этом кружится голова?

* * *

Настя медленно отпустила меня и так же медленно опустила взгляд. То же сделал и я, уже понимая, о чём она.

Та часть дела, которая была обязана отреагировать на подобный контакт, не отреагировала вообще никак. Признаться, удивился я больше, чем растерялся. Настя опустилась на колени и провела ладонью по той самой части тела. Приятно, очень приятно, невероятно приятно... и только. Никакой реакции.

Настя внимательно посмотрела мне в глаза, затем поднялась, взяла за ладонь и повлекла в свою спальню — в гардеробную. Там усадила на расстеленную постель, уселась напротив и повторила все те же манипуляции. Никакого эффекта.

— Интересно... — Настя взяла меня за запястье. — А пульс был просто ненормальный, и зрачки, и дыхание, и всё... кроме вот этого. Рассказывай, — потянула она меня за ладонь — видимо, что-то не понравилось в моём взгляде. — Что было, пока я не вышла тогда из спальни? Что-то было, о чём я не знаю?

Я припомнил ту самую майку и рассказал. Настя покивала и выскользнула, не одеваясь, в большую комнату. Вернулась минут через пять с той или такой же майкой.

— Еле нашла, — пояснила она. — Не успела засунуть её в стирку. Слушай, это та самая майка, да? Ну, в которой мы поднимались. В которой я чуть не сорвалась.

...Я вспомнил то, что мы вообще не обсуждали, ни единой минуты. Мы поднимаемся, стараясь не обращать на мерзкий запах, клубящийся вокруг нас обоих, я иду выше, Настя буквально на пару секунд отпускает мою ладонь — не иначе, из вредности, у неё постоянно вот это, «я сама» — затем я оглядываюсь и вижу, что часть склона осыпается под её ногами, и Настя летит вниз, прямо на острые края скал метрах в двадцати ниже.

То есть полетела бы — я успел упасть, больно ударившись коленом, и поймать её руку. Затем сильный рывок — чуть руку не вывихнул; судя по тому, что Настя вскрикнула, больно было и ей. Затем несколько страшных секунд, когда её ладонь чуть скользит в моей — а затем «умные перчатки» делают своё дело: сцепились так, что мы потом не сразу сумели отпустить ладони. И я тяну, и тяну, и медленно отодвигаюсь от бездны, и вижу выражение глаз Насти — похоже, она не сразу поверила, что жизнь продолжается. Потом мы перекатываемся прочь от бездны, куда успели ухнуть оба рюкзака, а ещё потом я возвращаюсь за ними — зацепились почти сразу же, не упали в ту отвратительную топкую грязь. Мы посидели ещё немного, чтобы отдышаться, и молча встали. Я ничего не сказал, Настя ничего не произнесла — так молча и шли, собирая флажки-вехи, пока не вернулись к палатке.

...Я кивнул. Да, похоже, та самая. Настя поднесла её к лицу, пожала плечами.

— Ничего не чую. Попробуешь?

Я послушно принял одежду. Да, сохранился тот самый слабый парфюм — что значит, «не чую»? Откуда он тогда взялся? Да и ладно, я просто стоял и вдыхал, запах вновь начал кружить голову, и я не сразу понял, что чуть не упал — голова закружилась — и что Настя отобрала у меня эту майку и бросила прочь. А затем обняла меня и охнула. Теперь можно было не объяснять почему.

Вот теперь организм отреагировал. Да так, что все мысли сходились на одном, держать себя в руках становилось всё труднее. Настя рассмеялась, запрокинув голову, крепко держа меня за руки — а затем выпрямилась, хищно облизнулась и, не отводя взгляда от моих глаз, медленно опустилась на колени и потянула меня к себе...

* * *

...Я пришёл в себя и уселся. Настя сидит передо мной, на коленях, улыбается и гладит по голове. И вновь выпадение памяти... вновь я не помню ничего с того момента, когда она сильно, необоримо привлекла меня к себе. Настя ещё раз погладила меня по голове.

— Вижу. Ничего не помнишь, да?

Я вздохнул и кивнул. И... на этот раз память вернулась не волной — начала проступать, словно изображение на фотобумаге, которую бросили в проявитель. Постепенно, там и сям, открывая всё больше подробностей. С ума сойти... Настя рассмеялась и легонько подёргала меня за ладони.

— Вижу, вспомнил. Теперь понимаешь? Это тоже не твоё тело. Там, на Земле, у тебя была девушка?

«Была». Всё-то она знает. Я неохотно кивнул и Настя покивала в ответ.

— Глупый! Меня это не касается, что там было между вами. Но ничего такого ведь не было?

— Да, ты права. — Я потянулся за одеждой, и Настя поймала меня за руку.

— Ты мой! — Она обняла меня вновь. Никакой реакции организма — только теперь это отчего-то ни удивляло, ни пугало. — Только мой. Понимаешь? — Она отпустила меня и отодвинулась, чтобы видеть лицо.

— А ты моя, — отозвался я, и Настя покивала и долго не отпускала меня — просто сидела, держа за руку, и гладила по голове.

— Куда ты дела майку? Убрала в стирку? — поинтересовался я небрежно, не заметив того предмета одежды.

— Вот ещё! — фыркнула она и достала из-под подушки пакет. Просто пакет, герметичный и всё такое. — Не дождёшься!

И на этот раз мы рассмеялись вдвоём. И... накатило и понесло, я ещё успел увидеть, как расширяются глаза Насти.

Когда я пришёл в себя, это была уже Земля. И — никакого послания от Насти, ни короткого сообщения, ни электронного письма. С огромным трудом заставил себя спокойно подняться и одеться.

Воспоминание о «стране снов» завершалось моментом, когда Настя сказала «не дождёшься». И очень хотелось верить, что с ней ничего не случилось неприятного ни там, ни здесь.

На всякий случай я зашёл в кафе, то самое, круглосуточное. Насти там не появилось, но когда я допил свой кофе и собрался было уже уходить, заметил под лежащим на столе меню — крупным ламинированным листом картона — салфетку с едва различимой запиской карандашом. Почерк Насти я узнал сразу, осталось понять — что же случилось, и почему настолько ненадёжный способ связи. Ведь кто угодно мог появиться здесь, забрать или подбросить записку.

Когда я прочитал записку — дома, не стал рисковать — уже пора было идти на работу. Теперь, чтобы выполнить инструкции в записке, придётся импровизировать на ходу. Только бы с Настей всё было хорошо, думал я, и дурные предчувствия глодали всё сильнее.

4-е июня. Свидание.хронология

На работе всё оказалось как обычно — привычная рутина, и почти весь день я смогу работать удалённо, никого не удивит, что я отлучился. Вот и нашлось время исполнить первую часть инструкции, насчёт одежды.

Затем я заглянул в обозначенную комнату и не очень удивился, обнаружив там запись на семинар по одной из моих специальностей. Начальство не будет оплачивать мне это повышение квалификации, ещё чего, но моё присутствие на семинаре явно полезно для дела. Что ж, я записался. Семинар не требует обязательного присутствия на первых двух занятиях — там в основном вводные и общее знакомство с предметом. Зато третье и последующие — там да, там будет о чём послушать и поспрашивать. Замечательно: я записался, как и было велено. У меня к Насте будет много интересных вопросов, но главное — чтобы с ней всё было хорошо. Чем дольше мы с ней путешествуем там, в «стране снов», тем менее счастливой она выглядит здесь. И этот её жених, Иннокентий... Понятно, что тут банальная ревность и отчасти зависть, зачем скрывать очевидное, но они и впрямь смотрелись идеальной парой. Тогда. А теперь, почти полгода спустя?

...Настя назначила эту встречу по всем правилам конспирации: не брать ничего электронного, спуститься в другой части здания... и так далее. Выходит, всё для того, чтобы меня не отследили: любой может увидеть список участников семинара — при заполнении анкеты можно поставить галочку, что не желаешь попадать в видимый всем список. А можно не ставить, я не поставил. Теперь тот, кто следил за мной, увидел, что я записался, и мог убедиться, что я вошёл в аудиторию на первый сеанс.

А из аудитории, между прочим, есть второй выход, в места общего пользования (мы все люди, а занятия на семинаре могут длиться до двух с половиной часов). А из этих мест есть другой выход. Всё продумано: и войти так, чтобы все видели, и отлучиться так, чтобы было сложно обнаружить. Если только «хвост» не сидит там же, в аудитории. Я помотал головой, прогоняя шпионские страсти. Ни Иннокентия, ни его коллег по работе я поблизости не видел, на семинар никто из них не записывался. Мы вообще не пересекались с женихом Насти после той, первой и последней стычки. Вижу я его иногда, в таком огромном комплексе, как Управа, сложно не пересечься, но и только. Похоже, он доволен тем, что я больше не общаюсь с Настей...

...как он думает. Итак, я выполнил заключительную часть инструкций и остановился в одном из проходов минус первого этажа. В основном здесь технические помещения, и бездна всяких закутков: сюда частенько приходит кто покурить, кто просто постоять в тишине и спокойствии. Обычно здесь сухо и чисто, самое большее — крошки всякого строительного мусора, но сегодня на полу были неаппетитные лужицы, и пахло сыростью. Бр-р-р... нужно сообщить администратору, вдруг где трубу прорвёт. Я уже начал беспокоиться, когда в другом конце прохода появилась Настя.

В том самом обычном деловом облачении: туфли, чулки, короткая юбка и белая рубашка с галстуком. И серёжки в ушах. Раньше не было серёжек, что это — очередной подарок от жениха?

Судя по её виду, она отлучилась с совещания. Я выглядел вообще затрапезно, по её же требованию. Настя замерла, улыбаясь, в паре шагов, и спросила:

— Сколько Стражей шло за нами к двери?

Я не сразу понял, о чём она. А когда понял, ответил без запинки:

— Нисколько. Мы пятились, они не могли подойти к нам.

Вот тут она бросилась ко мне и обняла. Голова моя закружилась и бросило в жар, когда она отпустила меня и поцеловала.

Я не сразу пришёл в себя. А когда пришёл, Насти не было и в помине, в ладони у меня оказалась записка, её почерк, а ещё куда-то делось почти сорок минут времени.

Минут десять я стоял и пытался вспомнить, что тут происходило эти сорок минут, но тщетно. Стояли прямо тут, рискуя, что нас заметят? Ну да, я спустился по дальней лестнице, там мало кто ходит, но ведь ходят же: именно в этой части технического этажа больше всего складских помещений. Здание большое, и когда идут плановые проверки, замена оборудования или что-то подобное, тут очень даже оживлённо.

Я не стал читать записку прямо здесь. Настя жива и здорова, а вкус её губ упорно не желал проходить — и я не чувствовал ни испуга, ни чего-то такого. Это главное. Остальное всё дома. Я направился назад, всё время ощущая спиной чей-то взгляд, и успел ещё вернуться на семинар тем же потайным путём, и выйти вместе со всеми. Странно: именно после того, как вышел, я перестал ощущать докучливый, прилипчивый взгляд.

* * *

Дома, совершив положенные действия — расставить в холодильнике и шкафам купленное, ответить на звонок мамы — я прошёл в свою спальню, она же кабинет, и, опустив жалюзи, достал её записку.

Ещё одна шифровка. Настя не походит на параноика, она вообще очень рационально мыслящий человек, в этом сто раз я мог уже убедиться. Но от прочтения первого абзаца записки мне стало не по себе.

« Мы больше не разговариваем в Управе, ты всегда проходишь мимо. Мы не встречаемся больше в кафе, ты меня не знаешь ».

На этом месте я вспомнил, что уже сделал себе кофе, но так и не достал чашку из кофе-машины. Я перечитал первый абзац, чтобы убедиться, что мне ничего не приснилось и сходил за кофе. Потом случилось странное: я только-только собрался прочитать дальше, как стал внезапно нужен всему миру — вначале позвонил один менеджер проекта, затем другой. В общем, записка осталась в сторонке, на столе, часа так на три. У меня бесконечный рабочий день — так уж получилось.

Но больше всего меня тревожило, что я не помню те сорок минут. Там, в «стране снов», оба раза память возвращалась, пока Настя держала меня за руку. Судя по записке, здесь это не вариант. Но что же случилось? Я развернул записку. Она сложена гармошкой втрое, и на трёх секциях внутри три части послания. Второе было короче первого.

« Мы никогда ничего больше не обсуждаем ».

Здравствуй, ёлка, Новый год. Да что происходит-то?! Память о событиях здесь, на Земле, никуда не теряется: я живу привычной размеренной бесцельной жизнью, и помню всё, как и всегда. Ну да, сейчас мы можем случайно столкнуться с Настей у администратора комплекса — мы с ней выполняем одни и те же задачи примерно, каждый для своей компании. Но и всё. Я припомнил, сколько раз мы хотя бы проходили друг мимо друга там, в Управе, за последнюю пару недель. Выходило, что ни разу. Я собрался уже прочесть третью часть, когда вновь раздался звонок. Опять там кто-то что-то «сломал» на работе — потерял важные данные — а мне, как всегда, «менять пелёнки». Я вздохнул и во второй раз отложил записку. Половина одиннадцатого вечера на часах, получите и распишитесь.

* * *

Будильник — самое жестокое изобретение на свете. Оттого и участь его бывает незавидна — разбивается о пол, о стену, гнев и ярость разбуженного не вовремя сложно переоценить. Не попадая ногами в штанины, я облачился в те самые сильно видавшие виды джинсы, потёртую рубашку — всё как на нашем недавнем свидании. Которое я даже вспомнить не могу.

Перечитал записку. Все три части. Тут до меня стало доходить, что почерк Насти меняется на протяжении записки, первая её секция очень неровная — торопилась? Нервничала?

Я добрался до Управы безо всяких происшествий. На вахте меня пропустили, практически не заметив, я традиционно взял ключ от комнаты, в которой работаю — это точно не привлечёт внимания, мне доводилось и по ночам работать, и в самые что ни на есть отъявленные праздники, вахтёры давно выучили мою физиономию наизусть. Я уверен, уже через три минуты страж всех проходов вернулся в объятия Морфея и думать обо мне забыл. А ещё через десять минут я вновь в том самом коридоре, где Настя назначила мне встречу. Что дальше? Вот я здесь, и что — Настя сейчас появится?

Что-то изменилось. Такого не случалось пока здесь, на Земле, но случалось не раз в «стране снов». Тишина упала, вязкая и густая, стук собственного сердца бил набатом, собственное дыхание оглушало.

Я замер. Мурашки проползли по спине — вначале стайками, затем целым муравейником. Я не выдержал, оглянулся — позади один за одним гасли светильники, тьма ползла ко мне, равнодушно проглатывая по пути двери и проход.

Я посмотрел вперёд. Там пока светло. Несколько быстрых шагов по проходу, только без паники — вот потайная дверь. Ещё пара секунд — и я внутри, а дверь закрыта на щеколду. Машинально закрыл, словно всё это привычно.

Спокойствие. Я пытался выгнать картинку, но тщетно — тьма подползает, просачивается между дверью и косяком и обволакивает, душит и съедает заживо. Я прикрыл ладонью лицо и поступил так же, как там, в библиотеке: представил, что сижу на берегу моря, а сквозняк, что щекочет лицо — морской бриз, и утро, и всё ясно и мирно...

Открыл глаза. Всё спокойно. Так вот в какой комнатке прошли те сорок минут. Я развернул вчерашнюю записку от Насти, третью секцию:

«Полтретьего ночи. Без телефона. Дальний спуск по третьей лестнице, два раза направо и один налево, пять шагов до пятна, справа вперёд и налево».

Да. Я тоже ничего не понял, но всё сделал так, как написано. Последние четыре слова были самыми трудными: нужно было надавить на стену и сдвинуть её влево, так открывалась дверь.

В комнатке был единственный стол. Сейчас на нём лежал выключенный смартфон, а под ним ещё одна записка, в одну строку.

«Тебя зовут Саша».

Саша так Саша, Настя обожала играть в конспирацию, если это игра: то короткое противостояние с Иннокентием я запомнил надолго. Не то чтобы я не умею драться, в детстве со мной сладу не было на этот счёт, но была пара секунд, когда я понял, что ни в коем случае нельзя уступать, отводить взгляд, показывать слабость. Накатила злость — та, из детства, ослепляющая, когда обидчики только и ждут повода, жаждут почуять испуг, чтобы наброситься всей стаей. В тот раз пришло подобное осознание: сожрут. Может, не прямо сейчас, но сожрут всенепременно. И случилось то же, что было и в детстве: вожак стаи осознал, что добыча не про него.

Так же, как и в детстве, потом накатило неприятное, тошнотворное понимание, что жизнь висела на волоске. Конечно, в детстве ничего такого не думалось, просто было чувство избавления — как если бы вынули впившегося клеща или выдавили гнойник.

Я включил телефон. Никакого пароля или шифровки не потребовал, просто вышел в эфир, и первым делом на экранчик высыпалось множество сообщений. Понятно, Саша — Александра — владелица этого аппарата. И щебечет она о своём о девичьем чаще всего именно с Настей. С моей Настей. Я усмехнулся: притяжательное слово так легко и естественно пришло на ум. Стоп-стоп, если я правильно понимаю, это теперь телефон для связи? Так что, Саша эта его потеряла? А если ищет, и вот сейчас всезнающий мобильный оператор отправит сигнал тревоги, и подлинная владелица попросту обратится в полицию...

Я вновь помотал головой. Этой ночью голова определённо не в порядке. Хорошо, значит я — Саша. Я пролистал ту переписку, она заканчивается позавчера, судя по ней Настя помогала этой таинственной Саше решить какую-то бытовую задачку. Ага, похоже, Саша потеряла документы, Настя помогла разобраться — они обе работают в той же самой конторе? Всё, хватит читать чужую переписку. Ясно, что мне теперь играть роль Саши, значит, и отвечать лучше по возможности такой же манерой — если вдруг потеряю телефон, или Настю застукают там, с её стороны, это должно вызвать минимум подозрений.

«Настя, ты там как?», набрал я. Одна из самых частых фраз, которыми начинает разговор эта Саша.

Секунд через пять появилась индикация — собеседник набирает ответ. Однако. Она что, тоже не спит?

«Лучше всех, Саша. Не спится?»

Ага. Я припомнил фразы и реплики. Ну-ка...

«Дико скучно, Настюша, я опять одна, как дура». И впечатал с дюжину грустных, «рыдающих» смайликов. Всё примерно так, как Саша делает.

«Ты дома?»

«Да-а-а-а», и ещё пригоршню печальных картинок.

«Только не пей, ладно? Скоро буду». Два разбитых сердечка и нимб в ответ. Интересная жизнь у Насти, не отнять. Я начал осознавать, что — невзирая на все наши рассказы друг о дружке там, в «стране снов» — мы на самом деле мало знаем, кто чем живёт. Как минимум я знаю очень мало. Я выключил телефон — точнее, вернул его в спящий режим, от сообщения собеседника он проснётся и даст знать — и сунул его в карман. Машинально, куда кладу обычно свой телефон. Если честно, без него — как без рук: если что случилось, туда будут и писать, и трезвонить. Ладно, не это сейчас самое главное.

Я осторожно отвёл щеколду и выглянул наружу. Чисто, никакой тьмы, ничего такого. Примерещилось? Та тишина и то, что случалось потом — так проявляли себя Стражи. «Плачущие ангелы», как назвала их Настя, когда показала мне кадры из фильма. Не знаю про фильм, но нечеловеческую силу и ярость Стражей я испытал там, в «стране снов», на собственной шкуре. Теперь понимаю, что мне только чудом не оторвали голову.

Вернёмся в комнату, просто не будем запираться. Я осмотрелся. Пол очень чистый, стол — тоже: деревянный, старый и потёртый, крышка поцарапана — рабочий, кухонный стол. И два стула — под старину, с мягким сиденьем, и тоже чистые. На полу нет мусора, мусорное ведро — канцелярское, сетчатое — выстлано пластиковым пакетом, и тоже пусто. Здесь поддерживают чистоту, это видно. Но кто и зачем? Я поднял голову и осмотрелся. Не видно камер, не видно крепежа для чего-то такого. Тайная комната для свиданий? Вполне годится, на самом деле. Так же, как годится для не менее тайных совещаний и всего такого. Любопытно, много в Управе подобных мест?

Дверь легко подалась и внутрь скользнула Настя. В джинсах и свитере — как там, в «стране снов». В наше первую встречу в библиотеке она выглядела примерно так.

Я и слова не успел сказать — она прижала палец к губам — молчим, я кивнул в ответ. Настя закрыла дверь и задвинула щеколду, а потом молча бросилась ко мне, обняла и поцеловала.

* * *

Я не сразу опомнился. И да, в этот раз тело отреагировало мгновенно — Настя улыбнулась, отпустив меня, а затем... достала из планшета на поясе блокнот и карандаш. Впервые вижу, чтобы она носила планшет — не в смысле мобильное устройство или орудие компьютерного художника — а плоскую сумку. Точно, широкий пояс на джинсах, на нём планшет и всякая всячина, я не стал присматриваться.

Настя сделала запись на странице блокнота и протянула мне.

«Не сейчас. Хотя очень хочется».

И мы рассмеялись. Оба, беззвучно. Настя жестом предложила присесть на стул, сама пододвинула другой — и взяла меня за руку. И случилось то же, что там, в «стране снов» — память вернулась.

...Когда компьютерную игру со сложной, насыщенной графикой проигрывают на устаревшем, не очень мощном оборудовании, «железе», игра может пропускать отдельные кадры — чтобы успеть показать хоть что-то. Наши вчерашние сорок минут проходили именно так же для меня, с пропуском кадров и замиранием звуков, словно моё собственное «железо» в черепной коробке не успевало всё обработать и донести до сознания.

Я чувствовал, как Настя становится податливой и текучей, как огонь разгорается в её глазах, и те начинают блестеть, словно их владелица вот-вот расплачется. Но то оказался иной, хищный блеск — пристальный взгляд рыси, сидящей на ветви, под которой проходит ничего не подозревающая добыча. Оценивающий, выжидающий взгляд глаз стаи волков, окруживших обессилевшую добычу — и сейчас начнут есть заживо. Было там и что-то от взгляда Медузы-горгоны — я ловил себя на том, что иной раз каменею, не могу пошевелиться, пока Настя не отведёт взгляд.

...Пропуск кадра — и вот Настя прижимается спиной и впивается ногтями рук в стену, закрыв глаза и тяжело дыша, а я, на коленях, не могу оторваться от источника кружащего голову мускуса — и напиться не могу, как ни стараюсь...

...Пропуск кадра — и вот уже моя очередь прижиматься к стене и справляться с накатывающими волнами блаженства, ощущать жар ладоней Насти, губ и дыхания...

...Пропуск кадра — и вот мы сидим, как там, в «стране снов» — но уже полностью одетые, просто обнимаемся и наслаждаемся последними моментами, пока ещё можем быть вместе.

Как и сегодня, Настя прижала палец к губам, едва я попробовал что-то сказать, вложила мне в ладонь ту самую записку, свёрнутую гармошкой. Как странно: теперь я припоминаю и четвёртую запись, на внешней стороне: «Прочти дома».

«Вспомнил?», написала Настя на следующей странице блокнота. И тут же приписала, когда я кивнул: «Ничего не говори вслух, это важно». И вручила мне блокнот.

«Тебя прослушивают?», задаю я вполне естественный вопрос. Вот не было печали! Да кому такое в голову придёт? Её жениху, Иннокентию? Он давно уже оставил меня в покое, ведь мы ни разу не говорили с Настей при людях, после той стычки.

Настя кивает, и забирает блокнот, и стремительно пишет.

«Будем обсуждать это там, хорошо?»

Мне не нужно объяснять десять раз, что такое «там». Киваю.

«Или по этому телефону, верно?»

«Верно, ты умница, понял, как надо говорить», улыбается Настя, глядя, как я читаю. «Не беспокойся за настоящую Сашу, это мой телефон. Просто держи его поблизости, если что, и не носи вместе со своим».

«Тебе пора, верно?». Настя кивает и жестом показывает — оставь блокнот себе. И почти сразу же забирает его.

«Вырви страницы и брось их в воду», пишет она последнюю запись и вновь протягивает мне блокнот. Карандаш тот очень удобно входит в нарочитое гнездо в корешке блокнота — и, похоже, случайно не выпадет. Классная штука. Но почему в воду — чтобы смыть надпись? Ладно, не сейчас.

...Мы вновь обнялись, и на этот раз мне удалось сдержать простые и примитивные реакции организма. Настя улыбнулась и поцеловала меня в лоб на прощание.

...и я осознал, что мы вновь с ней в палатке — уже одетые в походное. Я по привычке посмотрел на запястье и негромко чертыхнулся. Настя весело рассмеялась.

— Вижу-вижу. Ты когда возвращаешься, всегда пытаешься посмотреть на часы.

— Что, я так и сидел, не шевелясь? — задал я глупый вопрос. Ну да, и это она меня сама одела, да ещё и усадила на то же самое место. И Солнце вручную выкатила — из окон видно, что там день.

Настя вновь рассмеялась и посерьёзнела.

— Нет, ты сейчас сам вспомнишь, что тут было. Ага, вижу, вспомнил. Просто я всегда замечаю, когда ты выпадаешь туда, и когда возвращаешься. Прости, сложно объяснить. Ты же и сам понимаешь, что мы и там, и здесь живём одновременно.

— Параллельно.

Настя покивала.

— Да-да, именно так. Наверное, ты тоже замечаешь, когда я переключаю фокус. Ты понял, да?

Да, хорошее сравнение, в точку. Именно что в фокус. Я ведь и в самом деле вспоминаю, что пока в основном ощущаю себя здесь, на Земле продолжается другая моя жизнь — и то же самое с Настей.

— Мы договорились, да? Обсуждаем всё только здесь. Ну, всё, что происходит там, на Земле. Если что-то срочное, у тебя теперь есть тот телефон. Пока так, прости, у меня не было времени. И мне очень многое нужно рассказать тебе, — отвела взгляд Настя. — И признаться, — добавила она почти шёпотом, не сразу вновь посмотрела в глаза.

— Мы собирались идти дальше, — взял я её за руку. — Идём? Там у нас тоже утро, нам обоим есть что делать. Пройдём хотя бы три или четыре часа. Потом поставим новый лагерь, и поговорим. Я хочу убраться подальше от пещер.

Настя энергично покивала и поднялась на ноги.

— Да, ты прав, собираемся.

4-е июня. Наваждениехронология

Последний километр мы шли в гору, чем дальше — тем круче. Край пещер и болот остался далеко позади, и на лице друг друга мы читали одно и то же: вот сейчас, только поднимемся — и всё, ставим лагерь.

Стоило подняться, и все мысли о лагере и отдыхе как ветром сдуло: мы увидели дом. Особняк, или как правильно назвать это множество высоких, жавшихся друг к другу построек. Мы обменялись ликующими взглядами. Первая постройка, которую мы видели с того момента, как началось путешествие!

Значит — люди. Значит — цивилизация. И, может быть, хоть какие-то ответы на какие-то вопросы.

Но чем ближе мы приближались, тем быстрее таял оптимизм: стёкла выбиты, дыры в крыше, и ни души не видать. Мы сошли с тропы, оглянулись: вокруг, куда хватает взгляда, всё те же бесплодные земли — каньоны, причудливые столбы, обширные возвышенности с крутыми склонами. В одну такую и вошла наша тропа. Мы думали обойти этот холм не холм, гору не гору — но ужаснулись её размерам и тому, что склоны её напоминали дуршлаг — полным-полно отверстий. Великоваты для птиц. Не очень хочется узнать на своём опыте, что оттуда выйдет ближайшей ночью.

— Я там не останусь, — заявила Настя, вздрогнув. — Даже заходить не хочется. Ужас какой-то.

— Там могут быть хоть какие-то намёки, — предположил я. — Просто заглянем и пойдём дальше?

Она неуверенно кивнула.

По совести, выбора особого не было: дорога огибала особняк, справа и слева от нас — крутые склоны. А мы и так уже устали.

* * *

— Ты куда? — удивилась Настя, когда я, бросая только отдельные взгляды на строения (тропа огибала особняк справа, на почтительном расстоянии от давно разрушенного забора. — Хотели ведь заглянуть!

— Нам лучше взять посохи и фонари, — возразил я. — То есть нужно поставить палатку. Здесь её ставить не хочу, мало ли, лучше отойти.

— Ну уж нет, — помотала головой Настя. — Если мы отойдём, и зайдём в палатку, я оттуда уже точно сегодня не выйду. Давай, ставь и посторожи снаружи, я быстро.

Хотел было вздохнуть, но не стал: Настя этого не любит. Забавно: поначалу, пока мы шли в краю зимы и полярного сияния, мне даже нравилось по мелочам злить Настю. Может, потому, что она долгое время оставалась надменной и «я сама знаю, что делать» — сколько раз потом приходилось её спасать, буквально. Самым неприятным воспоминанием был Настя, соскользнувшая по склону и застрявшая ботинком в расщелине. И кричать боялась — говорит, что-то там точно было, ниже по склону. Я бродил в том тумане, его шёпот сводил с ума, и только по чистой случайности заметил Настю. Буркнула «спасибо», когда я вызволил её и не позволила взять себя за руку. «Я сама».

Пока я вспоминал, Настя вернулась из палатки и вручила мне мою часть снаряжения.

Мы попытались войти в самую большую дверь самого крупного здания. Тщетно — заклинило, или что-то растёт с той стороны. Тогда мы принялись обходить все остальные двери. Заглядывать в окна не хотелось: странного вида поросль, мох или лишайник, ярко-синего цвета, выстилала все такие лазы и проходы. Мы уже учёные — трогать что попало голыми руками не хочется. Мне ещё долго будут вспоминаться те «тигровые лилии» и видения после них.

Вторая дверь, в торце того же здания, оказалась покладистее. Один толчок, недовольный визг приржавевших петель — и мы видим перед собой провал: пол рухнул, и спускаться пришлось бы метров так десять вниз. Там какие-то не то полки, не то шкафы — отсюда не понять, что именно там, но видна всё та же поросль. Минуты три мы стояли, вглядываясь и осматриваясь — тщетно.

Третья дверь, в пристройке, оказалась прочнее остальных, но не успела ни разбухнуть, ни приржаветь. За ней оказался на удивление хорошо сохранившийся коридор — и пол на вид каменный. Но мы не стали рисковать: вначале от души стучали по каждому следующему камню посохами, и только потом пробовали осторожно наступить. Дошли до следующей двери.

Открыли, махнули внутрь лучами фонарей, и Настя вздрогнула. Мне стало не по себе от увиденного — похоже, это библиотека. Время и непогода расправились со всеми книгами, я эти наросты и груды пыли не стал бы трогать и за очень хорошую награду. А поодаль стоял длинный стол, четыре стула перед ним, и на двух стульях — к счастью, спиной к нам — сидели они. Скелеты, обросшие тем же синим мхом. Настя ещё раз махнула фонарём, и в его луче нам обоим показалось, что мох шевельнулся. Я быстро, но аккуратно закрыл дверь и встретился взглядом с Настей. И прочёл там то же, о чём и сам подумал.

— Уходим, — облёк я мысли в слова. — Сюда только с огнемётом входить.

Настя энергично покивала, но когда мы прошли уже половину пути обратно, поймала меня за руку, указав на стену.

— Смотри, зеркало! Может, возьмём? Оно вроде просто в пыли. А то ни у меня нет, ни у тебя.

Это она права. То, что Настя называет зеркалом, больше всего похоже на половник, кухонная утварь. Достаточно чистая и полированная, но всё, разумеется, искажает. Настоящих зеркал в снаряжении нет, и это загадка не хуже отсутствия часов.

Настя уже протягивала мне влажную салфетку — протереть и обеззаразить. Я протёр — действительно, зеркало, и отлично сохранившееся. Настя с восторженной улыбкой шагнула так, чтобы заглянуть в него и, вскрикнув, чуть не упала — пряча лицо и тяжело дыша. Я успел подхватить её. Что такое? Что там можно... Настя уже поднималась на ноги, мотая головой и тяжело дыша, а я не придумал ничего лучше, чем самому заглянуть.

Это зрелище потом являлось мне в ночных кошмарах — не моё лицо, лицо неведомого чудовища: с человеческим лицом там сплавилось множество странных и неаппетитных предметов. Личина постоянно двигалась, кривлялась и таращилась парой красных глаз разного размера. Я отшатнулся — не упал, но осознал, что голова разламывается — болело в висках, ныло в затылке, жгло за глазами. Я посмотрел в глаза отдышавшейся Насти и понял, что и с ней неладно.

— Голова... — прохрипел я, не сразу совладал с голосом. — Голова болит?

Настя покивала и, схватив меня за руку, повлекла прочь. Там, «на улице», мы кое-как доплелись до тропы, и, не раздумывая, побрели прочь от дома. Минут через пять ходьбы голову немного отпустило, ещё минут через десять она почти прошла. Я остановился, остановилась и Настя. Особняка уже не было видно, его скрывали кусты и редкие деревья: тропа направилась вниз по склону, и через пару километров мы окажемся в долине, и там очень кстати течёт ручей или небольшая река.

— Вот ужас! — сумела произнести Настя. — Что же там случилось?! Ты же видел скелеты, да?

— Видел, — согласился я. — Скажу то же самое, без огнемёта я туда не вернусь.

— И зеркало... ты не представляешь, что я там видела!

— Я лучше не буду рассказывать, что сам видел, — возразил я, и Настя слабо улыбнулась.

— Других домов тут нет. Что делаем — спускаемся ближе к речке, и там ставим палатку?

Мысль так себе. Мы там как на ладони, случись что — и некуда бежать. Пусть даже палатку вроде как никто, кроме нас, не видит — нам там что, навеки остаться? Нет уж, на вершине будет спокойнее. Пусть даже там нет воды.

Удивительно, но спуск в долину мы одолели минут за двадцать. Солнце уже садилось, цепляясь за соседние холмы, и задерживаться в долине не стоит. Разве что узнать, насколько чистая вода. Посохи и это могут: опускаешь его конец в воду, проводишь в нужном месте ладонью, и смотришь на индикацию.

Тропа уходила влево, и где-то через полкилометра перебегала речушку через мост, и возвращалась столько же, прежде чем повернуть по склону следующего холма.

— Она неглубокая, — удивилась Настя. — Перейдём, и всё. Смотри, какая медленная и мелкая, даже ноги не намочим!

Я протянул руку с посохом в направлении реки, до которой оставалось метров пять, и индикация на оголовке инструмента стала тревожной: две красных окружности, вложенных одна в другую.

— Что-то не так, — заметил я. — Тропа не зря её обходит. Давай по тропе.

Настя выразительно вздохнула — «ты зануда» — и мы продолжили шагать по тропе. Настя поджала губы и не смотрела мне в лицо. Детский сад, честное слово.

Мы подошли к мосту, поднялись на него и остановились в высшей точке — мост аркой проходил через речку, и каменные перила сделаны на совесть — прочные и как новенькие. Настя размахнулась и бросила в речку камушек, который подобрала у моста.

Недолго он летел. Из воды к камушку метнулось десятка два, наверное, щупалец — толстые и жутковатые, они оказались прозрачными, словно то не река была, а живое существо. Настя метнулась было прочь, но я поймал её за руку. Не зря: река словно метнула копьё — что-то прозрачное, стремительное, на вид шипастое перелетело через перила и беззвучно упало в течение на той стороне. А щупальца так и вздымались, так и изгибались — словно что-то чуяли.

Мы долго стояли так — прошла, похоже, вечность, прежде чем щупальца постепенно съёжились, осели, исчезли в воде, или что там на самом деле текло. Я жестом велел Насте стоять и, глядя туда, откуда вылетело «копьё», бесконечно медленно шагнул в сторону спуска — туда, куда мы собирались пойти. Ничего не случилось. Ещё один медленный шажок... и ещё. Я посмотрел на Настю — она кивнула и принялась делать то же, что и я, в любой момент готовая упасть, прижаться к отполированному камню моста под ногами.

Минут через пять мы отошли шагов на двадцать от моста. Тропа проходит метрах в пяти, но туда мы сейчас не хотели: кто его знает, что и почему швыряет те копья. Вряд ли они безобидны.

Только когда мы отошли, вверх по склону, метров на сто, только тогда слегка успокоились.

— Извини! — подняла она взгляд. — Я даже не думала...

И бросилась ко мне, обняла — я чувствовал, как она дрожит. Самому было не по себе. Даже не знаю, что стало бы с нами, если бы не те посохи.

— Всё хорошо, — заверил я её. — Ты же не знала. Видимо, лучше считать, что всё вокруг опасное, даже если посох не показывает.

Она покивала, и минут через тридцать мы взобрались на вершину очередного плоского холма, или как это правильно назвать.

Воды здесь, конечно, нет — будем обходиться запасами. Сколько там запаса воды в душевой, я не знал — но индикатор заполнения бака ни разу заметно не опустился. Что там, полная регенерация воды, очистка и всё такое?

...Настя почти сразу же уснула как убитая: ужин и душ подействовали, как нокаут. Со мной примерно так же: я убедился только, что полог застёгнут, перевёл освещение в дежурный режим и скользнул под одеяло к Насте. Она улыбнулась во сне и прижалась ко мне, когда я осторожно обнял её. И всё, жаркая чернота поглотила меня.

* * *

Я открыл глаза — Настя не спит, сидит и улыбается. Уже не в ночнушке — только в собственной коже. Я потянулся и понял, что и сам успел отдохнуть. А ведь ночь на дворе!

Настя добыла из-под своей подушки тот самый пакет с той самой майкой, и спросила меня взглядом.

Ну и что бы я смог ей ответить, кроме «да»?

5-е июня. Признаниехронология

— Что-то с чем-то... — мечтательно произнесла Настя, спрятав майку в пакет, а пакет под подушку. Непонятно, что такого в той майке, но только она меня «включала». Без неё можно сколько угодно ласкать друг дружку — и это тоже очень приятно — но ощущения всё же несопоставимые.

В наш первый марафон мы не могли оторваться друг от дружки часов шесть. Не думал, что это возможно; всё кончилось очень и очень просто: упали и вырубились; минут через пятнадцать проснулись необычайно бодрыми, но ещё через полчаса вернулась вполне ожидаемая усталость.

— Интимная причёска? — осмелился спросить я, в очередной раз проведя ладонью по тому, о чём говорил. Что-то странное, есть несоответствие между тем, что вижу и тем, что чувствую кожей. Настя, которой явно нравилось то, что я делаю, уселась и посмотрела на указанное место.

Действительно, очень ровная линия, выше которой начинается гладкая, ровная кожа безо всяких волос. И она же — за складками кожи там, где бёдра. Настя встала и в недоумении сама провела ладонью, присмотрелась.

— Никогда такого не делала. Там, на Земле. А здесь я помню только то, что в библиотеке и после. Ты прав, очень странно. Кстати, у тебя точно то же самое, чёткий треугольник, — указала она и я, убедившись в её правоте, только головой покачал. Одеваемся? — посмотрела она мне в глаза, и я понял, что Настя хочет услышать «нет».

— Одеваемся, — согласился я. — Я бы выглянул наружу. Вроде бы всё чисто, но я бы посмотрел хотя бы в окно.

Так и сделали — посмотрели во все четыре окна, ничего необычного не заметили. Но я бы не выходил наружу, пока мы всё не осмотрим при свете дня. События на речке только подтверждают это опасение.

Мы собрали постели, старательно приготовили завтрак — по ощущениям, сейчас часа четыре утра — и, завтракая, говорили о всякой чепухе. Затем вернулись в гардеробную, где есть несколько диванов и кушеток и устроились на одной такой — я сел как обычно, Настя забралась с ногами и прижалась щекой к моему плечу.

Я должен сохранить её, пришла мысль. Защитить. Не допустить, чтобы ей навредили. Любой ценой.Мысль пришла и осталась, и время от времени напоминала о себе.

Мы долго молчали, прежде чем я не осмелился заговорить.

* * *

— Когда ты спрашивала, ты хотела услышать «нет», верно? — Я погладил её по голове. Ей это очень нравится.

— Верно. — Настя уселась вертикально, чуть-чуть отодвинулась от меня вбок. — Я и правда не думала, что это может быть так приятно. — Я отчётливо увидел, как кончики её ушей и верхнюю часть щёк тронул румянец. С ума сойти! — Я вот прямо сейчас только этого и хочу. Чтобы мы там лежали, занимались сексом, и отдыхали, и снова занимались... — Она помотала головой. — Наверное, иногда мы будем так делать. Чтобы с ума не сойти. — Она посмотрела мне в глаза и я кивнул.

— Если бы мне сказали, чем я буду заниматься с мужчиной... — Настя невесело рассмеялась. — Наверное, месяц или два назад я бы сказала, что это мерзко, сама мысль о таком. Что я делаю, что он делает... — Она протянула руку и взяла меня за ладонь. Её собственная ладонь оказалась горячей. — А потом я всё это делаю, и мне это дико нравится, и всё так естественно... у тебя так же?

— Примерно. Я бы не сказал, что это мерзко, но даже в голову бы не пришло. Тьфу, и не приходило.

Настя снова покивала.

— А потом голова немного проясняется, и я понимаю. Смотри, кто-то позаботился о нас. Ну, о каждом теле, о твоём и о моём. Снаряжение, всё такое, и мне иногда кажется, что кто-то за нами присматривает. А потом ещё ты не дал мне погибнуть. — Настя прижалась сильнее, и крепче стиснула мою ладонь. — Не спорь, я же права. Мы три почти месяца идём, уже, наверное, тысячу километров прошли, и каждый день ты меня спасал! — Она повернула голову так, чтобы посмотреть в мои глаза. — Это ведь не для того, чтобы мы тут с утра до ночи занимались любовью. Хотя, наверное, и для этого тоже. Мы уже придумали, чего хотим — найти других людей да? Этот жуткий дом вчера... — Её передёрнуло. — Знаешь, ещё там, в библиотеке, я думала, что в этом сне нужно просто умереть. И всё, кончатся дурацкие сны, жизнь снова будет нормальной. А потом, когда Страж чуть не убил меня, я передумала. Не знаю, как объяснить. Он мне показал, что будет. Ничего не кончится для меня, но всё станет гораздо хуже. — Она вздохнула и снова прижалась щекой. — Мне нужна капелька времени, чтобы в голове стало больше порядка. И мне нужна помощь там, на Земле. Наверное, нам обоим.

— Мама говорит, что если в голове беспорядок, нужно навести порядок вокруг. — Я повернул голову и смог встретиться с ней взглядом. — Наверное, мы всё равно потом пойдём по тропе, но если нужен порядок, давай попробуем. Посмотрим, что тут интересного в вещах. Их ведь тоже не зря собрали, в этом какой-то смысл.

Настя покивала.

— Сначала я всё-таки расскажу, хорошо? Я должна сказать, иначе точно сойду с ума. Здесь или там, или везде.

* * *

По совести, она не думала, что всё закончится именно так там, в «переговорной». Ну конечно руководство знает об этих «комнатках свиданий»: когда это это были кладовки, другие подсобные помещения. Некоторое время тому обратно некая организация арендовала часть минус первого этажа, и «скрытые» помещения были частью их образа, имиджа — но потом организация счахла в одночасье, а часть помещений так и осталась. Разумеется, за ними следят, наводят порядок и всё такое.

Так вот, всё случилось как бы само по себе. Как бы — потому что у Анастасии зрело не очень приятное предчувствие, что тот парень, с которым она путешествует по «стране снов», никто иной как Иннокентий. И ухаживал он — Кеша — красиво, и не имел привычки лезть под юбку, вообще ни разу не домогался. Всё происходило как бы само собой: отец уговорил среднюю дочь помочь ему в конторе — выяснилось, что Анастасия хороша не только в фундаментальной науке (что почти вся семья считала чудачеством, блажью), но и умела ладить с людьми, понимать их. Настя чуяла неладное, когда предполагаемый новый работник начинал привирать на собеседовании, и чуяла неискренность в других. А её улыбка и вовсе всех обезоруживала — при том, что ни о каком флирте и речи не шло, до появления Иннокентия Анастасия не обращала внимания на внимание противоположного пола.

— ...Помню, как мама переживала, — слабо улыбнулась Настя, прижавшись сильнее ко мне. — Ну, что мне все парни пофигу. По врачам таскала — те такие «да всё в порядке, с гормонами всё чин чином, не парьтесь». Даже думала, что я по девушкам пошла, следила за каждым шагом. — Настя не выдержала, фыркнула и рассмеялась. Ей явно полегчало. — Прости. Не знаю, просто мне всё это было неинтересно. Кроме работы, там было классно, я и правда научилась понимать, когда люди врут. А потом мне Кешу приставили в помощники, так всё и поехало.

...Анастасия припомнила ту их первую бурную ночь в «стране снов» — и боролась с противоположными ощущениями: отвращением к тому, что показалось очень странным, и желанием вновь и вновь пережить это — они с Иннокентием и не целовались толком, родители следили, чтобы чада не переступали определённые границы. Какая уж там постель, что вы. До свадьбы, о которой и речи долго не было — никаких нежностей. Кроме платонических, естественно.

А тут случилось. Анастасия поняла, что «с той стороны» не Иннокентий. Что это не Кеша спасал её десятки раз, терпел её вспышки и грубости, издевки и прочие выходки. И да, всё случилось как бы само собой, хотя Анастасия помнила про календарь, и никакая волна страсти не заставила её забыть, что начались опасные дни.

— ...Опасные дни? — переспросил я, заметив, как Настя отводит взгляд. Эта тема её явно не радует.

Она покивала.

— Благоприятные для зачатия. Видел бы ты, как мама дрессировала нас. Сначала Соню, потом меня, а теперь и Вику. Я потом покажу, что там у меня по карманам рассовано. — Вновь она фыркнула и рассмеялась, и опять прижалась щекой к моему плечу.

...Никакое исступление не помешало Анастасии принять меры, чтобы последняя граница осталась на замке. Вновь в голове боролись две противоположности, и когда Анастасия покинула «тайник любви», то прижалась спиной к стене, судорожно дыша — накатило: обострились чувства, немного закружилась голова. Ей не доводилось ещё испытывать высшее ощущение блаженства здесь, на Земле, а воспоминания «оттуда» давно подёрнулись дымкой, да и были ли они в реальности? Анастасия, вернувшись на Землю парой минут спустя, убедилась, что одета по регламенту, что ничего не забыла, выглядит прилично, и ещё поняла, что через пять минут ей нужно вернуться в зал совещаний, перерыв почти окончился. Полчаса с лишним времени как корова языком слизнула.

Там, в зале совещаний, она была в ударе. И выступила так, что ей вполне искренне аплодировали все, и свои — и предполагаемые деловые партнёры. И успела почуять, кто и в чём неискренний — её основная, тайная миссия, именно для этого Анастасию приглашали на самые важные совещания. Уж не для того, конечно, чтобы демонстрировать презентации.

И всегда там же была Саша, Александра Пятницкая. Та самая, которую Анастасия, приврав совсем чуть-чуть, убедила оформить телефонную карту на своё имя — дескать, Кеша жуть какой ревнивый, а по работе приходится общаться со всеми этими бизнес-партнёрами... Саша ахала, сочувствовала — она прекрасно понимает, что держат её на должности только из-за Насти. На первые роли Сашу не пустили бы: многовато ветра в голове. Зато в качестве помощницы, фактотума, она бесценна. Ещё бы не было у неё дурацкой привычки врать то и дело, по мелочам. Разумеется, это не касается работы: там первое обнаруженное враньё стало бы последним. Но в обычных разговорах, когда речь о пустяках, Сашу зауважал бы и сам барон Мюнхгаузен.

... — Ой, Настя, ты прелесть! — Саша восторженно обняла свою непосредственную начальницу. Помнится, после пары таких сцен мама Анастасии и заподозрила неладное — что это вдруг дочь обнимается с этой дурочкой, а на парней вообще не смотрит? Она явно не знает Сашу: та вся такая эмоциональная, бурная, она не может не обниматься. Вот Анастасия и отдувается за весь мир: если Саша обняла тебя на протяжении рабочего дня меньше пяти раз — что-то тут не так.

— Спасибо, Анастасия Павловна, спасибо, — пожал ей руку тот самый новый бизнес-партнёр. — Нечасто вижу девушек, разбирающихся в таких материях. Я уже сказал вашему отцу, что обязательное условие — что в этом проекте участвуете вы лично.

Они все рассмеялись тогда — и отец, директор компании, и его зам — отец Иннокентия, и прочие высокие гости. А между тем всё всерьёз — такое условие действительно было.

Иннокентий тоже обнял её, вполне искренне — он ревнив и задирист, не отнять, может быть редким занудой — но ведь и впрямь не переступал границ, самое большее — чмокнуть в щёчку. Но рядом с ним становилось так приятно и спокойно, он и впрямь помогал во многих щекотливых вопросах и терпел частые вспышки своей девушки — такой уж характер, что поделать.

Анастасия обняла его в ответ, остро осознавая, что она только что изменила ему — неважно, что там не было «ничего такого», ощущалось как измена — а потом почувствовала омерзение. От того, что Иннокентий рядом. Неприязнь от его прикосновений, от слов, от запаха кожи и волос... С огромным трудом Анастасия притворилась, что ей всё это очень приятно, и важное совещание завершилось.

Анастасия шла домой и решимость крепла в ней — всё же это морок. И не потому, что они там, с Виктором, занимались сегодня сексом — занимались, занимались. Но чем дальше она шла, чем больше порядка возвращалось в голову, тем отчётливее приходило осознание, что всё это фальшь. Все эти подарки, нарочитое внимание, иногда даже слежка — конечно, она ему интересна. Брак по расчёту, чтобы соучредитель, замдиректора, и думать не хотел плести какие-то интриги. А поскольку Анастасии, по всему выходит, равно безразличны все парни — самое время найти ей правильную партию. Стерпится-слюбится, никуда не денется. Половина женщин так делает, а то и больше. Примерно этими словами мама и убеждала тогда Анастасию — ну, может чуть мягче выразилась. И да, Иннокентий тогда был таким обаятельным, тактичным, не лез руками куда не просили, не навязывался. Всё это обман, обман, обман... Вроде как всё по твоей воле, но вот оформят отношения, станет его женой, и клетка захлопнется. Ключик в её дверцу уже вставлен.

* * *

Домой она добралась без приключений — и доехала быстро, и припарковалась без сложностей, хотя во дворе не так-то просто найти парковочное место. Папа всё обещает построить по дому для каждого ребёнка, и тот, что для Анастасии, «вот-вот закончат» уже второй год. Ладно, всё равно собирались жить у Иннокентия. Анастасия вспомнила последние его объятия там, в зале совещаний, и её замутило. Мама и Вика заняты на кухне — дежурно поприветствовали издали, и всё. Анастасия долго стояла в ванной — было ощущение, что вот-вот стошнит, но обошлось. Переодеться, дождаться отца и сказать им — не будет никакой свадьбы. Вон, пусть ждут, когда Вика вырастет, пусть её и уговаривают.

...Анастасия долго сидела в своей комнате, ёжась и вздрагивая, хотя и дома, и на улице очень тепло. Не хотелось заглядывать в те коробки, что передал Иннокентий — сама мысль вызывала омерзение. Ещё вчера передали их, и там, несомненно, что-то ценное.

Анастасия медленно переоделась — сняла все компоненты своего делового облачения и, зачем-то, надела не домашние штаны и джемпер, а уличные джинсы и свитер. Вздрогнула: примерно так ведь ходит там, в "стране снов". С чего бы вдруг?

Всё. Сказать им сейчас, вот прямо сейчас. Уже не было страха или робости, было намерение начать управлять своей жизнью.

Мама, папа и Вика, младшая сестра, смотрели кино. Весёлое — судя по периодическим взрывам смеха. Ты сможешь, Настя. Ты сможешь... Анастасия вздохнула полной грудью и, открыв дверь в гостиную, шагнула туда.

— Ой, Настя идём к нам, — позвала мама не оборачиваясь. — Отдохни, такое весёлое кино! Ужинать будешь?

— Мама? Папа? — позвала Анастасия, чувствуя, как пересыхает в горле. — Это важно. Я не собираюсь выходить за...

Она замерла. Что-то не так. Что-то неправильное. Анастасия прошла мимо дивана (все сидевшие на нём умолкли) и встала рядом с телевизором так, чтобы видеть их лица.

Она с трудом сдержала крик ужаса. Они сидели, все трое, в неподвижной позе — зрачки глаз устремлены на Анастасию, неестественные улыбки, кожа бледнее обычного. Анастасия шагнула в сторону — глазные яблоки домашних повернулись, чтобы держать её в поле зрения, в остальном они остались манекенами, зомби, куклами.

Ледяной ручеёк прополз по спине Анастасии. На негнущихся ногах, отведя взгляд в сторону, она обошла диван и встала у двери на кухню, чувствуя, что всё тело трясёт, зубы стучат и невозможно унять сердцебиение.

Она почувствовала. Словно кто-то вздохнул за спиной. Вновь взрыв смеха.

— Настя? — снова позвала мама, не оборачиваясь. — Ужинать будешь?

— Позже. — Анастасия не узнала свой голос — скрипучий, шершавый. — У меня дела ещё, потом приду.

Она добралась до своей комнаты, не сразу сумела запереть дверь дёргающимися пальцами. Упала в кресло и закрыла лицо руками.

Бежать. Бежать! Она не сразу сумела собрать вещи — у неё всегда рюкзачок в шкафу: несколько раз выбиралась к подружкам за город, всё необходимое всегда там. Чтобы не думать: взяла и поехала. Анастасия проверила, что в рюкзаке действительно всё необходимое, бросила туда запасной телефон — тот самый, для тайной связи — и проверила, что и еда там есть, и вода. И вновь накатило — они, вместе с Виктором, тогда ещё незнакомым и неприятным, идут к выходу из библиотеки, и их рюкзаки — оставлены на хранение — в нишах у входа. Чужое взять не получится, а своё — без вопросов. Но Стражи отчего-то сочли, что люди взяли чужие вещи...

Анастасия помотала головой. Надела рюкзак, приоткрыла дверь. Мама и Вика, похоже, на кухне. Отлично. Анастасия, стараясь унять сердцебиение, проскользнула в прихожую...

Ага, удрала незаметно: папа там чинил входную дверь.

— О, Настя! — заметил он, не оборачиваясь. — Что-то замок заело. Я быстро — какой-то час и поменяю замок, не беспокойся. Он оглянулся, помахал рукой, а Анастасия вздрогнула — глаза отца были совершенно пусты, а улыбка казалась бессмысленной.

Всё ясно. Сбежать ей не дадут, по крайней мере — немедленно. Нужна помощь, и только не от Иннокентия. После того, что Анастасия видела в гостиной, она стала понимать — намного легче было убегать и скрываться от Стражей — те, по крайней мере, были просты и понятны в своих намерениях.

Ладно. Вряд ли её хотят отравить, ведь все ждут, какой образцовой женой она станет. Анастасия вернулась к себе, переоделась в домашнее, а уличное и рюкзак вернула в шкаф. Чуть что — подхватить, выбраться на лестницу, и там уже переодеваться и всё такое. Да, не забыть сигналку от машины — не пешком же идти.

Когда она появилась на кухне, и мама, и Вика выглядели совершенно обычно, по-человечески.

— Садись, Настя, садись, — пригласила мама. Обняла за плечи и поцеловала в макушку, когда средняя дочь уселась. — Весь день на ногах! Поужинай, дела подождут.

Вика как-то странно смотрит. Да и ладно. Главное сейчас — поменьше думать о бегстве. И подумать как следует, что же делать с момента, как она покинет ставший чужим дом.

5 июня. Долгая ночь.хронология

Александра оказалась понятливой: быстро сообразила, что к чему, и уже через пять минут позвонила маме Анастасии, поплакалась о том, что дали им обеим очень много работы, и вдвоём они бы справились быстрее. А Настю можно?

В общем, уже через десять минут Анастасия, стараясь держать в меру разочарованное выражение лица (отдохнула, ага), собиралась в гости.

— Бестолковая она у тебя какая-то, — покачала головой мама. Всё равно она теперь не одобряла Сашу, пусть даже честь и достоинство той были реабилитированы. — Вот зачем тебя позвала?

— А куда её, к нам? Ты же знаешь, какая она шумная. Ладно, мама, не ворчи, — обняла Анастасия маму и чмокнула в щёку. — Если ей чётко задания ставить, она горы сворачивает, ты сама видела. До завтра!

— Настя! — разлетелась младшая сестра. — А можно я твои кино посмотрю? Ты же всё равно уезжаешь!

— Смотри, конечно, — улыбнулась Анастасия и обняла младшую. И полюбовалась, не без удовольствия, на её ошеломлённый вид. Обычно у средней сестры снега зимой не допросишься, жадина и вредина, а тут вон что!

— Настя, только езжай аккуратно! — позвала вслед дочери Соколова-старшая. — Не гоняй!

— Мама, я всегда аккуратно! — донёсся ответный крик.

* * *

Ещё через пятнадцать минут Анастасия входила в хоромы Пятницкой. Может, звёзд с неба та и не хватает, но зарабатывала достаточно, чтобы суметь сложными комбинациями обмена превратить комнату в отдалённом районе на небольшую двухкомнатную — на другой окраине, но куда ближе к Управе.

Разумеется, на входе её восторженно обняли.

— Предки достают, да? — уточнила Саша, помогая гостье с тапочками и прочим. — Не объясняй, и так вижу. Ужинать будешь?

Вроде бы ужинала. Но так перенервничала в своих попытках незаметно удрать из дома, что...

— Да, Саша, с удовольствием. Помочь?

Саша засмеялась и махнула рукой — да ну тебя. И просто указала — проходи.

...Готовить Саша умеет, не отнять. Говорит, что собиралась в повара, но что-то не срослось. И поверить легко — просто понаблюдать, как готовит. Все движения быстрые, чёткие, никогда у неё не подгорает и не убегает на плиту.

После ужина на стол явилась солидных размеров бутылка мартини. Анастасия поджала губы — Саша совершенно не умеет пить, её развозит до того быстро, что потом стыда не оберёшься. Говори ей не говори...

— Есть повод? — поинтересовалась Анастасия, решительно указав — мне совсем чуть-чуть. — Мне утром за руль, — пояснила она на словах. — Только самую капельку.

— Сегодняшний контракт, — покивала Саша, пригубив свою рюмку и мечтательно улыбнувшись. — И ещё Пашка, гад, меня бросил. — Саша покосилась на гостью, на лице той уже было сочувствие.

— Мне очень жаль, Саша, — положила Анастасия свою ладонь поверх её. — Правда. Ну найдёшь ты парня, обязательно найдёшь. Только не пей, ты ведь не умеешь.

— Ты права, — согласилась Саша и потёрла глаза. Да, почти половина двенадцатого, пора баиньки. — Потом расскажешь, да? Я вижу, ты никакая, отдыхай.

Она не спросила «ты надолго», но это явно подразумевалось.

— Если можно, я бы посидела на выходных у тебя на даче, — осторожно добавила Анастасия и, похоже, угадала — Саша расплылась в улыбке.

— Вместе посидим, да? Имеешь право! Развеешься, просто поваляешься. И я с тобой — можно, да?

На том и договорились. Вторая комната — спальня, но Саша всегда «выдаёт» её Анастасии, если та остаётся. Саша решительно отогнала Анастасию от раковины с посудой — сама, я сама — и Анастасия отправилась раскладывать постель.

* * *

Анастасия долго ворочалась, сон всё не шёл и не шёл. Хорошо, что Саша выручила — хотя бы ночь переждать, подумать и успокоиться. Нехорошо так думать, но повезло, что Сашу бросил очередной её парень. Не везёт ей... Анастасия вздохнула.

Движение воздуха. Анастасия приподнялась на локте — Саша, в ночной рубашке. Не спится? Опять, поди, перепила, хоть кол ей на голове теши.

— Саша? Тебе не...

Вошедшая быстро подошла к кровати, присела на краешек и, наклонившись, поцеловала Анастасию. В губы.

Анастасия отпихнула Сашу и вылетела из-под одеяла как ошпаренная.

— Сдурела?! — крикнула она, чувствуя, что кровь ударила в виски. И накатило, как там, в "тайной комнате": чувства обострились, а всё вокруг изменилось. Комната стала ветхой и грязной; русые волосы Саши — спутавшимися и белыми, легли чёрные круги вокруг глаз, а ночнушка стала грязной и ветхой. Саша улыбнулась чёрными губами и, сбросив ночную рубашку прочь, шагнула к Анастасии.

Та молча ударила её с размаху по лицу, сбила с ног. И тут же сгинул морок, распался, всё стало прежним. Саша с трудом уселась, озираясь — не понимает, где и почему. Ахнула, увидев нагую и разъярённую Анастасию. Вскинулась, поняв, что сама раздета — и бросилась наутёк. Схватила по пути свою ночнушку, но умудрилась наступить и громко приложилась лбом о косяк.

Как только Саша убежала, Анастасия, стараясь не поддаваться панике, принялась одеваться, не попадая никуда ни руками, ни ногами. Вроде всё взяла. Схватила рюкзак и бросилась вон — сейчас уехать подальше от людей и подумать.

Всхлип за спиной. Анастасия словно на скалу налетела — опомнилась и, оставив рюкзак, вернулась — звуки из ванной.

Саша сидела, скорчившись, на краешке ванной, и горько плакала. Капельки крови срывались одна за другой из разбитой губы. Она с трудом подняла взгляд и посмотрела в глаза удивительно спокойной Анастасии.

— Прости! Я не знаю, как это случилось. Я уволена? — прошептала Саша. Не это её беспокоит — похоже, назвала наименьшую из неприятностей.

— Нет, — услышала свой голос Анастасия. — Если пообещаешь, что бросишь пить.

— Никогда! — энергично покивала Саша и, когда Анастасия поманила её ладонями, бросилась ей на шею. И вновь разрыдалась, долго не успокаивалась.

Анастасия стояла, прижимая к себе безутешную Сашу и начинала осознавать, что с ними обеими только что чуть не случилось что-то ужасное, жуткое, необратимое. Да что же за напасть, такая жуткая непонятная напасть!

— Идём, поговорим, — предложила Анастасия и повлекла покорную Сашу на кухню.

* * *

Вначале занялись разбитой губой — к счастью, не разорвана, нет нужды сломя голову ехать к хирургу. Дезинфицировали, кровь остановили — ранка почти незаметна. Затем Анастасия открыла один из шкафов и покачала головой — от почти литровой бутылки мартини осталось меньше трети. Она с ума сошла... Анастасия оглянулась — Саша не сумела выдержать её взгляд, закрыла лицо ладонями. Анастасия взяла бутылку и вылила остаток в канализацию. Ну и бутылку — в мусор.

— Извини, так лучше, — пояснила Анастасия и Саша, не отрывая ладоней, кивнула. Потом был чай, и аскорбиновая кислота, и прочие другие народные средства от «перепела».

— Ты уже не вернёшься, — заметила Саша, которой явно стало лучше, после второй чашки чая.

— Только если прогонишь, — возразила Анастасия без улыбки. — А нам с тобой сегодня ещё с документацией работать, подрядчиков обзванивать. Полно дел, подруга.

Саша рассмеялась, и снова махнула — да ну тебя. И сразу же испугалась своего жеста, виновато посмотрела в глаза Анастасии.

— Саша, у меня был дико сложный день. Короче. Я не выхожу замуж.

Саша чуть чашку не уронила — а потом чуть не вылила горячий чай себе на колени.

— Правда?! Что случилось?!

— Потом, ладно? Только я умоляю. Ни одной живой душе. Всё очень сложно и страшно.

Саша энергично покивала и, похоже, пришла в себя.

— Переоденусь, — решила она и поднялась из-за стола. Анастасия поймала её за руку, когда Саша проходила мимо, и посмотрела в глаза.

— Саша? Всё хорошо, мы договорились?

— Да, Настя. Не беспокойся, и спасибо! — улыбнулась Саша, уже почти совсем как раньше. Когда она, пять минут спустя, вернулась, Анастасия тихо порадовалась — и не видно почти, где ей разбили губу. Хорошо ещё, зубы не выбила...

— Пойду я, — решила Анастасия. Вот назначила вначале встречу Виктору — и приходить сама не собиралась, оставила там телефон для связи. А теперь лучше прийти.

— Настя?! Куда, зачем? — тут же всполошилась Саша. — Давай я с тобой!

— В Управу. Собирайся, но в туалет я всё-таки буду ходить одна, — слабо улыбнулась Анастасия, и Саша, рассмеявшись, вновь махнула — да ну тебя.

* * *

— А потом ты пришла туда, в «тайную комнату», — подытожил я. — Досталось вам, обеим. Я там видел что-то очень странное, Настя.

— Что, где?! — Настя тут же уселась вертикально. — Ну и денёк. Рассказывай.

— Ещё и это, — покачала головой Настя. — Блин. Вот же блинский блин... Витя, и что нам с этим теперь делать? Получается, я и родителей с Викой втянула, а теперь ещё и Сашу.

— Жаль, мы не умеем переключаться усилием мысли... — наморщил я лоб. — Блин, и не понять даже, что там сейчас происходит.

— Ничего страшного. Я уже поняла. Если где-то внезапный кризис, мы переключаемся. Наверное, сейчас мы там сидим с Сашей, делаем документацию, и она меня обнимает по три раза в час.

Я расхохотался и получил в награду слабую, но улыбку.

— Я к нашему сексу не могу привыкнуть, а теперь ещё и это, — вздохнула Настя. — Слушай. Давай вещи разберём, как ты предложил. Только не прикасайся ко мне пока. Ну, к коже.

Я покивал — договорились. И мы пошли разбираться, что где есть интересного. А интересного там — вагон и маленькая тележка.

5-е июня. Операция прикрытия.хронология

— Карпов? Зайдите ко мне, пожалуйста. — И сразу отбой. Умеет наш директор быть лаконичным.

Я вернул телефон в карман и вздохнул. Звонок директора застал меня во время конфигурации системы безопасности. Ну и как я потом буду всё завершать, ведь просто бросить нельзя? Я сделал снимок экрана, буквально — с телефона — и направился коридорами в кабинет директора. Когда вызывают таким тоном, лучше сразу являться.

Директор был не один, и по мне он равнодушно скользнул взглядом — как всегда, в общем. Если честно, я уже практически дозрел до того, чтобы толсто намекнуть на повышение зарплаты, или пора искать другое место работы.

Не то чтобы я горел желанием уходить: восемь лет тут проработал, многие системы держатся только на мне, и даже в отпуск уйти — всегда жуткий геморрой: некого поставить взамен. И при этом при всём у меня низший тариф среди сотрудников, простыми словами — платят меньше всех. А всё хозяйство обязано работать 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, и заменить меня на этом поприще некому. Есть на свете справедливость?

— Виктор, как закончим этот разговор — начинайте передавать дела Удальцову, — распорядился директор. Вот оно как. Удальцов — не тупица, не идиот, человек в моей области более или менее сведущий, и на время моего отсутствия обычно получает управление хозяйством. Но я-то в курсе, что на любую мало-мальскую сложную задачу Удальцов тут же начинает связываться со мной, в итоге я — «на глаз, по писанию» — оцениваю всё и присылаю инструкции, что делать.

— Вас понял, Тимофей Борисович, — кивнул я. Уже хотелось спросить, могу ли уже собирать вещи и отчаливать навсегда, но сдержался.

— Это технический директор «Спектра», мы с ними сотрудничаем по ряду проектов, — представил человека директор. — Скворцов Павел Фёдорович. У них есть хороший проект, и это твой профиль. Павел? Введи моего сотрудника в курс дела.

— С удовольствием, Тимофей Борисович. Присаживайтесь, — предложил Скворцов. — Буду краток. Мы ищем сотрудника вашего профиля и опыта работы. Наши специалисты по кадрам выяснили, что в первом круге кандидатов вы подходите больше всего. Давайте так. Оцените, очень кратко, буквально за пару минут, примерное время исполнения и затраты. — Скворцов вручил мне лист бумаги. Когда я погрузился в чтение, они с директором обменялись парой фраз, и директор, одобрительно кивнув, поднялся из-за стола и покинул кабинет.

— Думаю, здесь восемьдесят — сто человеко-часов, — заключил я, вернув лист. — Может сделать один, но двое или трое — оптимально. Я ещё не оценивал, нужны ли именно коммерческие продукты, но можно уложиться примерно в сто — сто двадцать пять тысяч рублей. Это навскидку.

Скворцов несколько раз хлопнул в ладоши.

— Замечательно, это согласуется с нашими оценками. У нас нет под рукой других специалистов вашего калибра, Виктор Владимирович, и сроки, как всегда — вчера. Но вам будут помогать наши специалисты, и первая задача — составить смету. Сегодня пятница... — посмотрел он на часы. — Мы не настаиваем, но если сможете сделать оценку за выходные — заплатим сверхурочно. Ах да, я не указал примерный тариф. Вот. — Он взял пустой лист-памятку со стола директора, написал на нём несколько цифр и протянул мне.

Я сделал всё, чтобы только кивнуть со сдержанным оптимизмом. Ничего себе. Если это не шутка, то...

— По рукам? — поднялся на ноги Скворцов. — Время дорого. Передавайте дела, получайте пропуск в наши помещения, и — я обеспечу вам всю необходимую поддержку. И держите меня в курсе. Я буду вашим руководителем на первое время, пока вы выполняете это задание, далее по итогам.

Он намекает, что может нанять меня насовсем? Если тариф — почасовая ставка — мне не приснился, это даже в мирное время — без сверхурочных — впятеро больше, чем сейчас. Что происходит вообще?

Я пожал протянутую руку и, в некотором ступоре, покинул кабинет директора. И почти сразу же он вернулся — проходя мимо меня, не удостоил меня взглядом.

Как будто в этом что-то новое для меня.

* * *

Полтора часа пролетело, как одна минута — а в моей жизни уже очень многое начало меняться. Я не успел ещё толком опомниться от новости, что моё начальство «одолжило» меня той самой корпорации, где всем заправляет отец Насти. «Заказ срочный, очень толстый — не подкачай, Виктор», пояснил на прощание директор. Надо же, назвал по имени.

А потом ещё и записка от внезапно исчезнувшей Насти — «Она встретит тебя в кафе. Не удивляйся, подыграй ей». Пришла коротким сообщением на тот самый «потайной телефон» — хорошо, что взял его с собой.

Кто встретит? Зачем? Мне уже успели выдать пропуски в ту часть здания, которую арендует «Спектр»— так зовётся корпорация — и прислали на почту тучу документов — работайте, негры, солнце ещё высоко. До кафе я добрёл как в тумане — уже восьмой час вечера, в любом случае до завтра меня теребить не будут. Ну и денёк — мне казалось, он начался неделю тому назад.

— Витя? — позвали меня громко. Я поднял голову и заметил её — трудно не заметить такую эффектную девушку, в короткой джинсовой юбке и зелёной рубашке. Я поднялся на ноги, а она быстрым шагом подошла, весело улыбаясь. И тут я узнал её — она в том же отделе работает, что и Настя. Я не успел сделать ни одного вывода.

— Вы Алек... — начал было я, когда она обняла меня и страстно поцеловала. В губы. Явно так, чтобы видело всё кафе. Судя по одобрительному свисту, увидели все.

— Ты обещал меня развлекать! — капризным голосом заявила девушка и повлекла меня к служебному выходу. Им пользуются все кому не лень — если нужно выскользнуть отсюда незаметно. Там, у зеркала напротив «санузла», девушка отпустила мою руку и весело улыбнулась.

— Я Саша. Это операция прикрытия, не бойтесь. Минутку... — Она повернулась к зеркалу и попробовала привести в порядок причёску. Тщетно. — Уф, да и ладно. Машина за углом, я вас сейчас отвезу. Можно просто «Витя», да? — Она обернулась и посмотрела мне в глаза, явно очень довольная собой.

А я, чувствуя, что ноги отнимаются, а язык примерзает к нёбу, смотрел, как её отражение там, по ту сторону зеркала, поворачивается и смотрит на меня иронически, покачивая головой.

Саша, заметив, куда я гляжу, стремительно обернулась. К тому моменту, как она взглянула в зеркало, отражение вновь вело себя, как и положено. Саша вновь обернулась, встревоженная, схватила меня за руку.

— Витя? Всё хорошо? Я вас смутила, да? Извините. Он тоже был в кафе — нужно было, чтобы он это видел. Идёмте! — схватила меня за руку и вновь повлекла за собой.

— Кто был? — поинтересовался я, отчётливо ощущая, что мне в спину кто-то смотрит из зеркала.

— Кеша, кто же ещё. Идёмте, идёмте! Нужно успеть до пробок.

Только когда я уселся на пассажирское сиденье и пристегнулся, немного отпустило. Как минимум пропала дрожь в руках.

— А вы классно целуетесь, — заметила Саша, мягко трогая машину. — Слушайте, может сразу на «ты»? Нам теперь вместе работать и работать.

— Да, с удовольствием, — согласился я, изо всех сил стараясь не глядеть ни в зеркало заднего вида, ни в ближайшее боковое. — Давайте на «ты».

Мы ехали куда-то, ехали — в полном молчании. Я заметил только, что Саша иногда косится на меня и улыбается. Машина у неё недорогая, но в хорошем состоянии. Любопытно — там, в Управе, Саша всегда в таком же деловом костюме, а здесь — вот так попросту. Непохожа на дочь богатого отца — если сравнивать с Настей.

Или лучше не сравнивать?

Я заснул, каюсь. Проснулся оттого, что меня легонько тормошат. Саша. Она открыла дверь со стороны пассажира, и легонько потормошила меня. Я оглянулся — мы где-то в сельской местности. Очень опрятный небольшой дом, ухоженный, яркий — как игрушка. И внутри ограды уже стоит «Лексус» Насти. Всё понятно, они меня вывезли из-под слежки. Но зачем?

— Витя? — Саша улыбнулась, когда поняла, что я её вижу. — Вы хорошо спали, не стала будить. Идёмте, пусть Настя всё объяснит. Я тоже ничего не поняла.

Словно по команде, на этих её словах дверь дома отворилась и появилась довольно улыбающаяся Настя — помахала нам рукой.

* * *

— Давай я сразу о самом главном, — пояснила Настя, когда меня препроводили на кухню (пахло чем-то с овощами и мясом, умопомрачительно вкусно). — Официальная легенда. Саша у нас занимается в том числе кадрами, — сидящая рядом Саша кивнула, — и она отыскала тебя как наиболее перспективного кандидата. Мы обе знаем твою квалификацию, никого особо уговаривать не пришлось. Саша будет твоей помощницей, если что нужно — к ней, если затруднения — ко мне. Отчитывайся перед Скворцовым каждый день, до девяти вечера. То есть... — Настя посмотрела на запястье, — у тебя ещё двадцать минут. Компьютер для тебя уже здесь, потом всё настроишь как тебе нравится. Работать на выходных можно отсюда.

— И в рабочие дни, и когда угодно, — уточнила Саша. — Я бы отсюда и работала, хоть немного сменю обстановку.

— Это от её тётки осталось, — пояснила Настя. — Дом и участок. Ну то есть Саша им владеет, нас никто не побеспокоит. А я сюда приехала погостить у подруги, — ответила она на незаданный вопрос. — Ах, да. Самое важное. Ты уже понял, что для остальных ты — новый парень Саши. Об этом потом, у вас у обоих ещё много вопросов.

— Это точно, — согласилась Саша. — Настя, пока накрой на стол — я думаю, мы быстро.

Она провела меня по лестнице — открыла вторую на пути дверь и поманила внутрь.

Я опять чуть дар речи не потерял. «Мой компьютер» — как оказалось, тут и стационарный, «башня», и походный — ноутбук. Саша быстро пробежала пальцами по клавишам и открыла программу учёта времени. Пригласила за клавиатуру.

— Пароль и прочее потом поменяешь. Смотри: Скворцов обожает, чтобы всё подробно, но без лирики. Глагол и прямое дополнение. Купил то-то, настроил то-то, ознакомился с тем-то. Тогда он счастлив, а Настя хочет, чтобы он всегда был счастлив.

— А ты? — не удержался я, начав составлять отчёт по предложенной схеме. Саша рассмеялась и погладила меня по голове.

— Ты мне сразу понравился. Кроме шуток. Ну и пусть Настя всё до конца объяснит. Кровать застелена, всё чистое, добро пожаловать. — Она чмокнула меня в щёку и вышла на террасу — за дверь. — Как закончишь, подходи ужинать!

Я закончил с отчётом и немного оторопел, когда, открыв платяной шкаф, увидел там свой чемодан. Я точно не брал его в кафе, и забыл сказать Саше, что за вещами нужно заехать в Управу. Выходит, кто-то из них не забыл про вещи. С ума сойти!

Я медленно спускался по лестнице, уже слышал оживлённый разговор девушек, а сам всё никак не мог прогнать то видение «самостоятельного» отражения, и его не очень приятной усмешки. Зачем только Настя втягивает Сашу во всё это? Выходит, она ей доверяет. Понятно, почему я «её новый парень»: если сюда заявится Иннокентий, у него уже не будет вопросов, после той сцены в кафе.

Ладно. Нужно хоть немного отвлечься. Посмотрим, что ещё расскажет Настя.

— С возвращением, — приветствовала меня Настя, не улыбаясь. Я оглянулся — здесь, похоже вечер. Как и на Земле. Мы сидим с Настей за «обеденным столом», и теперь я вспомнил здешние события, с утра до вечера. Точнее, почти полное их отсутствие: мы перебирали здешние ящики, шкафы, коробки и всё прочее. Уму непостижимо, кому потребовалось всё это собрать в таком количестве, и главное — как же всё-таки работает эта свёртка пространства?

— Мы у Саши в дачном домике, да? — уточнила Настя и сделала пометку в блокноте. Я кивнул. — Ага. Хорошо, что память у обоих синхронизируется. — Она указала глазами на чайник и чашки, я вновь кивнул.

Настя молча разлила чай. К чаю тут самые разные сушёные фрукты (тут всё сушёное, если что — хлеб, мясо, овощи и прочее). Занятно, но мы успели их полюбить. Иначе тут не выжить.

— Если бы мы жили только здесь, я бы, наверное, тут и осталась. Ну, на этом холме.

— Месе, — уточнил я.

— Ты зануда! Ну да, на столовой горе. Перебирали бы вещи, гуляли бы, всю ночь занимались бы любовью... — Она посмотрела мне в глаза, я выдержал её взгляд, не изменив выражения лица. — И весь день, наверное. Я в самом деле не думала, что это может быть так приятно. — Она серьёзна как никогда.

— И я бы не отказался, — вздохнул я. Настя едва заметно улыбнулась.

— Когда-нибудь бы это немножко надоело — мы бы снова пошли дальше, ещё какие-нибудь приключения... ну или нашли бы хоть какие-нибудь намёки, почему мы здесь и зачем. Узнали бы, почему тут нет часов. Нашли бы людей, поселились с ними, детей бы завели... — Она всё ещё серьёзна. И смотрит на меня вопросительно.

— Я был бы счастлив, — вернул я взгляд. И не скажу, что я покривил душой. В этом невероятном месте сама идея жить привычной для человека жизнью звучит странно, но раз мы здесь — значит, были и родители у нас, и семьи, и всё такое. Или откуда мы тогда взялись?

— Спасибо. — Настя долила нам чая. — И там, наверное, я была бы счастлива, если бы не всё это. А теперь я дико злюсь, что не могу понять, как эти чёртовы палатки работают. Ну и остальное.

— Тебя именно палатки расстраивают? — удивился я. То есть не Стражи, не те пещеры с иллюзиями, не та живая река...

Она посмотрела на меня как на идиота.

— Я физик по образованию, я не говорила? В три престижных ВУЗа приглашали, такие перспективы обещали... — Настя вздохнула. — А потом пришла мама и как-то сумела меня убедить, что моё счастье — быть довольной клушей, завести дюжину птенцов, кудахтать над ними... Знаешь, позавчера — ну, там, на Земле — я нашла, где я всё храню. Ну, мой диплом, все научные работы, всё вот это. Родители, похоже, собирались всё выкинуть, но сами забыли. И я дико разозлилась на них.

Я взял её за руку.

— Настя...

Она рывком освободилась.

— Я не клуша, — посмотрела она сердито мне в глаза. — Да, я хочу дом, семью, детей, но вот без этого — чтобы мне не капали, что моё счастье — быть наседкой. Я не дурочка!

Чувствовалось, скажешь что-то не то — взорвётся. Я не отводил взгляда.

— Настя, здесь тебя никто не считает дурочкой. И там, у Саши, тоже.

Её взгляд понемногу оттаял, и Настя вздохнула.

— Да. Спасибо. Извини, если что. А теперь вот это всё, и на Земле начинает твориться какая-то хрень. Дома у меня, и у Саши тоже. Она не рассказывала ещё, как её Паша бросил?

Я покачал головой. Не помню этой истории.

— Я тоже не знаю всех подробностей. Слушай, она тоже не дурочка, и не озабоченная. Просто она всегда такая, сплошные эмоции, вся на нервах. У них там всё всерьёз было, уже собирались расписываться, всё такое. А неделю назад он просто взял и сбежал, наговорил ей кучу гадостей. Саша и так пить не умеет, а тут чуть в штопор не упала, я два дня её с того света вытаскивала. Буквально.

Я покачал головой.

— Буду знать, спасибо.

— Не обижай её, — посмотрела мне в глаза Настя. — Я знаю, ты хороший человек, — закрыла она глаза. — Слушай, я так и не извинилась. Прости за тот случай в феврале, если сможешь.

Я почесал в затылке. Сумела ошарашить.

— Настя, ты о чём?

— Когда тебя чуть не уволили. Я очень тогда хотела, чтобы уволили. Это всё я сделала. Ну, устроила это всё.

На пару секунд я потерял дар речи.

— Но зачем?

Настя вздохнула и развела руками.

— Дико злая на тебя была, а теперь не пойму, почему. Ты простишь меня?

— Да, прощаю, — кивнул я, но два эти слова дались непросто. — Кажется, я понимаю. Бессонница, усталость, и ещё я тут со своим свиным рылом.

Настя посмотрела на меня сердито.

— Перестань! Ты не такой. И я уже не такая, как тогда. Я теперь как вспоминаю, так всё время дико стыдно. Что я тебе тогда говорила, как с Сашей обращалась... — Настя отвела взгляд ненадолго — и сумела вновь посмотреть в глаза. — Уже начинаю думать — может, нас с тобой именно для этого в эту страну чудес засунули? Чтобы мы поняли, кто мы такие и зачем?

Я вздохнул. И развёл руками.

— Идём на диван, — решила Настя. — Хочу просто посидеть, подумать. И чтобы ты был рядом.

* * *

Я уселся и понял, что я на диване... и что это Земля. Я в той комнате, что Саша мне выделила в этом доме. Настя зовёт его «домиком», но тут два этажа и семь комнат, если что. Зимой тут тоже можно жить, но второй этаж сложно отапливать... Я помотал головой, разгоняя внезапно напавший поток сведений и заметил, что в кресле напротив точно так же дремала Саша. Так же уселась, потянулась и посмотрела на меня.

— Слушай, ложись спать, я выйду, — поднялась она на ноги. — Ты и так много успел сделать, молодец. Настя говорила, что ты трудоголик, а я не верила. Извини.

— Нет, всё нормально, — заверил я.

— Слушай, — шагнула она ко мне и понизила голос. — Мне страшно одной. Можно, я тут в кресле останусь?

И почти сразу ответила — видимо, прочла вопрос у меня в глазах.

— Я если с Настей останусь, спать ей не дам, всю ночь буду трепаться. Можно? Приставать не буду. Хотя очень хочется, — фыркнула она и снова посерьёзнела.

Я кивнул: — Оставайся.

— Ещё чуть-чуть пристану, ладно? — Она шагнула ещё раз и, обняв меня, поцеловала — как там, в кафе. Я и понимал, что это всё очень неправильно, и не было сил её оттолкнуть. Наоборот, обнял в ответ. Поцелуй длился и длился и длился...

Наконец, она отпустила меня.

— Класс... — прошептала она. — Всё, ухожу, я потом постучусь. Витя? Витя, что с тобой?

Я не сразу понял, что начался «пропуск кадров» — как там, в «тайной комнате». Но почему? Неужели достаточно было поцелуя? Я ощутил, как странный, сильный жар начал накатывать, как обострились чувства

— Витя?! — Саша встревожена. — Витя, тебе нехорошо?!

Она протянула руки, чтобы поддержать меня, и с большим запозданием я понял, что мне лучше не прикасаться к ней. Поздно. Она взяла меня за руки, судорожно вздохнула и охнула, обхватывая меня, прижимаясь всем телом.

Пропуск кадра — мне мерещится, что мы с ней в постели, оба уже без одежды, наслаждаемся слиянием наших тел в одно целое. И тут же я осознаю, что я так и стою посреди комнаты, и придерживаю Сашу, а та выгибается, стонет и тает в моих руках.

Пропуск кадра — мы снова в постели, уже в другой позиции — пьём друг дружку и не можем напиться; вдыхаем — и не можем надышаться. И вновь осознаю, что это только иллюзия: Саша словно в забытьи — и стонет, и улыбается, закрыв глаза.

Шаги и лёгкий скрип двери. Я опомнился, и осознал, что «пропуск кадров» прошёл. В дверях появилась Настя.

— Витя, ты бы... Ого. Я не помешала?

Саша пришла в себя и попыталась оттолкнуть меня, отойти — ноги подвели её, чуть кубарем не упала.

— Ого! — выдохнула она. — С ума сдуреть... — Глаза её явно не могли сфокусироваться. — Что это было?!

— У меня тот же вопрос, — заметила Настя, на вид спокойная. — Саша? Мне выйти?

— Слушай, ничего не... — Саша охнула, прижав ладонь к голове и помотала головой, посмотрела на часы. — Три минуты?! — поразилась она. — Это длилось всего три минуты?

— Что длилось? — холодно поинтересовалась Настя. Саша помотала головой вновь и уставилась на Настю.

— Настя, не сходи с ума. Смотри. — Саша подошла к столу с компьютерами и выбрала ноутбук — его крышка открыта, его камера смотрела на нас. — Видишь? Ой... Ну ничего себе! Вы это видите?!

Мы видели, и Настя, гнев которой уже ощущался физически, ахнула, прикрыв ладонями рот.

Там, в записи — мы были не точно по центру камеры, но попали туда оба — изображение то плыло и текло, то обретало чёткость. И изредка экран чернел на долю секунды. Чёрт. Пропуск кадра?? Так вот — там, где мы с Сашей чётко видны — там заметно, что я просто придерживаю её, не даю упасть — под талию и затылок — а Сашу раз за разом сводят судороги и она стонет, но не от боли — улыбаясь и закрыв глаза. А когда входит Настя, камера показывает ровно, чётко, никакой потери качества.

— И зачем, интересно, вы всё записываете? — поинтересовалась Настя, когда Саша нетвёрдой рукой остановила воспроизведение.

— Слушай, ну не специально точно! — возмутилась Саша. — Я и скрывать не буду. Я его ещё раз поцеловала, ты разрешила. А потом такая жесть... Я в душ, — сообщила она и ушла нетвёрдым шагом.

— Витя, проводи её, — попросила Настя совсем дружелюбно. — Как бы с лестницы не навернулась, я её не удержу.

Я кивнул и поспешил выполнять приказание.

* * *

Настя, уже совсем успокоившаяся, готовила чай. Саша решительно прогнала меня от двери в душевую — уже всё в порядке, не парься — и я вернулся на кухню. Без десяти минут полночь.

— «Ты разрешила»? — напомнил я, когда понял, что мы с Настей сидим друг напротив друга и просто улыбаемся. Настя и глазом не моргнула.

— Саша не гуляет со всеми подряд, если ты об этом, — сообщила Настя. — Я её долго уговаривала поцеловать тебя — чтобы Кеша клюнул и отстал. Я знала, что он снова следит за тобой — походу его отец так приказал. Еле-еле уговорила просто обнять тебя и в щёчку так легонько чмокнуть, и всё. А тут такое... Что я ей сказала бы? «Он мой, держись подальше»? Я её только на той неделе от запоя спасла, а у них с Павлом всё было всерьёз, не по-детски.

Видно было, что Настя подолгу выбирает формулировки, никогда такого не было.

— Ой, и мне чая! — Саша появилась на кухне, уже вполне бодрая и весёлая. — Вы чего такие смурные? — удивилась она. — Как на похоронах, блин. Витя? — посмотрела она мне в глаза, а я понял, что накатывает... не пойми что. — Настя?? Настя, ты это видишь?!

Настя кивнула и схватила меня за руки, прежде чем мир почернел перед глазами.

* * *

...и я понял, что мы в постели с Настей — в палатке, где же ещё — и что оба сидим (Настя в ночной рубашке, я в нижнем белье — всё чинно), и она держит меня за руки.

— Два часа, — говорит Настя, и улыбается, и целует меня. — Запомни, два часа, это важно!

— Два часа, — повторяю я послушно, и вновь мир чернеет.

* * *

— ...Витя, ты меня слышишь? — поинтересовалась Настя, так и державшая меня за руки. — Саша, не парься, всё путём.

— Ага, всё путём, зрачки были во весь глаз! Витя? Ты с нами?

— Я с вами, — согласился я и понял, что всё это время задерживал дыхание. И продолжил дышать. И едва припомнил ускользающую куда-то реплику.

— Два часа, Настя, — посмотрел я в её глаза. — Запомни, два часа, это важно.

— Всё поняла, — серьёзно ответила Настя и отпустила мои ладони.

— Походу, я одна тут не при делах, — заключила Саша и уселась за стол — я от неё слева, Настя справа, мы с Настей друг напротив друга. — Короче, народ. Я вижу, вы тут оба бодрые и всё такое. Рассказывайте. Всё, от начала до конца, ну или выметайтесь оба, — закончила она совершенно спокойно и улыбаясь. И расхохоталась, увидев наши вытянувшиеся лица.

— Клюнули, да? — Саша встала и долила чая в каждую чашку. — Я вас отсюда не выпущу, пока всё не расскажете. Настя, всё, шутки кончились. Колемся все.

— Два часа на исповедь, — заметила Настя и посмотрела на часы.

— А что будет через два часа? — тут же поинтересовалась Саша.

— Ему нужно пить таблетки и баиньки, — холодно отозвалась Настя и посмотрела мне в глаза. Врёт, но как убедительно. — Витя?

— Она права. Потом, уже суббота. Успеем ещё всё рассказать, — добавил я, и Саша покивала.

— Но я не шучу, вы поняли? За эти сутки столько хрени случилось, сколько за всю жизнь не было. И вы что-то знаете, я вижу. Всё, поехали. Я первая.

6 июня. Исповедь.хронология

Саша, может быть, и выглядела бодрой, но начала не сразу.

— Всё спиртное я нашла и убрала, — предупредила Настя, глядя с тревогой на замершую в нерешительности Сашу. — Может, пропустишь свою очередь?

— Нет-нет. Только сделай мне кофе, ладно?

— Не вопрос. Витя? — Я кивнул. — Ну то есть всем. Говори, я тоже всё слышу.

...По словам Саши, то был самый обычный вечер: оба приготовили для своей второй половины что-то вкусное (Александра — отбивные, Павел — тыквенный пирог) и собирались отмечать третью годовщину, как они вместе. Уже примерно решили, когда именно подадут заявление. И это не заявление о приёме на работу, Саша собиралась начинать работать поваром в ресторане Павла. Точнее, в ресторане его отца, в котором сам Павел уже был шеф-поваром. И не за родство с владельцем.

С этого момента рассказ Саши стал сбивчивым. Павел уединился в ванной — побриться и всё такое — и вначале Сашу поразила глубокая тишина, наступившая в квартире. Вообще ни звука — а ведь работает холодильник, у соседей сверху вечеринка, улицу за окном не назвать бесшумной.

И в этой тишине неприятный скрипящий звук. Словно чем-то металлическим и заострённым возят по кафелю.

— Паша? — Александра подошла к двери в ванную и постучала, неприятное предчувствие жгло в груди. — Ты там не уснул?

Она едва успела отскочить — Павел пинком открыл дверь и с воплем выскочил наружу — в руке безопасная бритва, поверх лица — две широких кровавых полосы. Глаза его расширились, когда он глянул за спину Александры и, метнув в неё окровавленную бритву, Павел бросился ко входной двери. Пара секунд — и он вырвался в подъезд и умчался прочь.

Александра не сразу сумела подняться на ноги. А когда смогла, пошатываясь, сама вскрикнула и отскочила — померещилось, что из зеркала — словно то стало проходом — выглядывает незнакомая ей девушка — потёки туши, свалявшиеся волосы, перепачканная ночнушка. Девушка ухмыльнулась... и пропала.

Павел исчез основательно — не выходил на связь, не появлялся в своём ресторане, пропал как и не было. Лишь через сутки позвонил и сухо сказал, что приедет забрать вещи. Когда приехал, избегал встречаться взглядом, говорил короткими фразами, на вопросы не отвечал.

— Паша! — Александра схватила его за руки, не в силах терпеть. — Что я такого сделала?! В чём виновата? Давай поговорим, мы же три года...

— Это было подло, — перебил её Павел и легонько оттолкнул. Александра, с трудом сдерживавшая слёзы, глянула в его глаза и чуть не закричала — пустые глаза, равнодушные. Это не глаза Паши, его как будто похитили, словно его глазами пользуется кто-то другой. — Подло так смеяться над нашим несчастьем. Я не знаю, кто сказал тебе, но... — Он потёр лоб, и на минутку показалось, что прежний Паша вернулся, что в недоумении — где он и почему. Но увы, несколько секунд — и вновь глаза его пусты.

Он ушёл, и на этот раз исчез из её жизни. И он, и его семья — и тоже странно: ни слова, ни звонка, а при встрече её не узнавали.

Саша держалась ровно сутки. Старалась на работе шутить, вела себя естественно, но Настя что-то заподозрила. Хорошо, что был ключ — у них у каждой есть ключ от квартиры другой (только тс-с-с, родители Насти этого не поймут), иначе пришлось бы ломать. Когда Настя ворвалась, Саша уже успела выпить две бутылки водки, и открывала третью. В этом месте Саша прижала ладони к лицу на несколько секунд, резко убрала, смахнула слёзы с глаз и продолжила.

— А когда Настя приехала, ну, сутки с хвостиком назад, я правда пить не собиралась. Честно-честно. Потом пошла умываться, посмотрела в зеркало...

Всё, что помнила Саша — резко, неприятно заболела голова. Не помнила, как достала бутылку мартини, как выпила почти на две трети из горла. Потом — боль, разбитая губа, обозлённая Настя, стоящая напротив и жуткий, чёрный стыд...

Саша вновь закрыла лицо ладонями ненадолго, затем помотала головой и улыбнулась, посмотрев в глаза остальным. Вопреки здравому смыслу, Саша не стала убирать то зеркало, хотя перед ним теперь всё время казалось, что кто-то смотрит с той стороны...

— Уберу то зеркало, — пообещала она. — Или разобью. Настя меня уже второй раз спасает, — сообщила Саша, глядя мне в глаза, и Настя, улыбнувшись, взяла её за руку и легонько сжала.

— А вот это я нашла в Интернете, — показала Анастасия снимок с экрана своего телефона. — Это Маша, сестра Паши. Там какая-то странная история. Несчастная любовь, она с горя напилась, пришла домой — мама её прогнала «туда, где шлялась», а там зима была. В общем, она замёрзла, насмерть.

— Была похожа на то, что ты видела? — осторожно уточнила Настя. Саша кивнула, одним глотком осушила свою чашку с кофе.

— Один в один. Там все удивлялись, почему она была в ночнушке, где остальная одежда. Ну не станет же человек ходить тусить в ночной рубашке! Маша тем более особо и не тусила, как Паша сказал. Мутная история, расследования не было — родители не разрешили делать вскрытие — замёрзла и замёрзла. Вот. — Саша обвела взглядом остальных. — Чья очередь?

— Давай я. Только одно условие, Саша. — Настя встретилась с ней взглядом. — То, что я расскажу, и, наверное, что Витя расскажет, звучит как полный бред. Полнейший. Но если ты хоть раз заржёшь или скривишься, мы встанем, уйдём и не вернёмся. — Настя вздохнула и ненадолго прикрыла лицо ладонями. — Прости. Я тоже вся на нервах.

— Клянусь! — тихо ответила Саша, лицо её было — серьёзнее некуда. — Ты меня знаешь. Я не буду смеяться ни над тобой, ни над Витей. После того, что уже сама видела, точно не смогу.

— Тогда сделай ещё кофе, — попросила Настя, откидываясь на спинку стула. Да уж. Легко понять — тут даже начать не знаешь с чего, так всё странно. Собраться с мыслями — и то сложно.

* * *

Настя рассказывала спокойно, но избегала встречаться с нами взглядом. Когда она рассказала, что именно она подставила меня в феврале, у Саши глаза отчётливо полезли на лоб. Но сдержалась, просто взяла Настю за руку, когда та сделала перерыв на чашку кофе, и взглядом попросила — продолжай.

Так мы добрались до странствий в библиотеке. Довольно долго описывала нашу первую ночь в палатке — там, с притаившимися вокруг Стражами, которые Плачущие ангелы. Потом — очень-очень кратко (всего за каких-то полчаса) наш путь вплоть до тех пустошей, где мы сейчас встали лагерем.

— Витя дополнит, если что, — пояснила она, глядя на ошеломлённое лицо Саши. Но там читалась не издевка и «вы всё врёте!», а скорее «эх, мне бы самой увидеть!». — У меня есть гипотезы, если что, о том, как мы там синхронизируем память. Ну и много чего ещё, приходится заучивать наизусть, мы не можем передать оттуда ничего материального.

— А... — видно, как загорелись глаза Саши, и она тут же махнула рукой. — Всё, поняла, потом. Витя, твоя очередь. Ещё кофе?

Я глянул на часы — ещё почти полчаса до назначенного срока. И кивнул.

— ...А потом был тот самый инцидент с «Фенриром», — дошёл я до той больной темы про подставу. Она ещё и щекотливая: руководство уже знало, что меня можно назвать «белый хакером» — тем, что скорее служит целям безопасности, нежели ломает ради удовольствия и вымогательства. И намекнуло — нас, похоже, прощупывают, попробуй выяснить.

Ну я и попробовал, ага.

— Стой-стой... — не выдержала Саша — по мере того, как я описывал технические детали своего проникновения в сетку «Фенрира», гипотетической хакерской организации, глаза обеих девушек округлялись. — Минуту. Не врубаюсь... так это ты, что ли, взломал тогда доступ? «R4 подчерк H2»? Это был ты?!

— Я, — кивнул я спокойно. После разговора с «оптимистами в штатском» у меня пропало желание носиться повсюду и хвастаться. У них не было улик против меня, но... — Стоп. Ты откуда это знаешь?

— Так вот кто ломанул нашу сетку! — восторг в глазах Саши. — Я видела, что ты угнал файлы, но они все зашифрованы были.

— Верно. Эллиптическая кривая, пять сотен триста два, одиннадцать...

— Сто восемь, — завершила Саша. — Круть. И что, смог декодировать?

— Нет, но распознал и отыскал источник метаданных. Так мы и поняли привязку.

— Чёрт, это я лажанулась, — признала сияющая Саша, а потом сжала руку в кулак и показала мне — делай так же. Мы не без удовольствия ударили кулаком о кулак. И только тут до меня дошло.

— То есть он вычислил и слил источник, но не сами данные, — пояснила Саша ошарашенной Насте. — Походу, у вас в там в руководстве был сговор. Ну и решили просто слить хакера, сдали его госбезопасности. Так выходит. Я успела всё вытереть и уничтожить оборудование, а Витя — нет. Чел, я тебя люблю! — восторженно заявила Саша и, вскочив, бросилась ко мне. Настя негромко кашлянула, когда Саша обняла меня (я поднялся на ноги, улыбаясь), и чмокнула в щёку.

— Не жмоться! — посмотрела Саша на Настю. — Круть. То есть что, мы теперь вместе работаем?! Настя, не отдавай его! Правда! — взгляд Саши стал умоляющим.

— Не отдам, — покивала Настя. — А если Витя успеет показать себя за выходные, то и заставлять никого не придётся.

— Поняла, не дура, — покивала улыбающаяся Саша. Так вот кто был под позывным «Хёль». Ну и выбрала же имечко... — Витя, всё будет в лучшем виде. Ты только работай, обстановку и защиту обеспечим! — Настя кивнула, когда Саша встретилась с ней взглядом. — Блин, всё равно не верю... — Саша прогулялась до плиты и там уже посмотрела на часы. — Ой, у вас всего пять минут осталось. Тогда я тоже баиньки. Настя, кроме шуток — посидишь у меня потом, хоть немножко?

— «Потом», — покивала Настя мрачно, но глаза её улыбались. — Всё-то она видит. Да, посижу. Витя, тебе пора — идём, провожу.

Я шёл и тоже не мог поверить — Саша, которую принято было считать восторженной дурочкой, оказалась очень непростой. Ах да, мы с ней оба закончили мехмат — тогда понятно. Непонятно, как ей удаётся казаться такой безвредной и очевидной. Хорошая маскировка.

— Нам всем ещё нужно подумать, — заметила Настя, закрывая дверь и пригасила освещение. — Выходные будут насыщенными, — улыбнулась она. — А сейчас, если я правильно поняла... — Она сбросила с себя одежду несколькими быстрыми движениями и замерла передо мной, нагая и прекрасная. — То, что было в той комнате, — шепнула она, снимая с меня одежду. — И не торопись...

* * *

Когда жар и исступление схлынули, мы с Настей сидели — в палатке — друг напротив друга, держа друг друга за руки. Что-то упорно повторялось, раз за разом, не то слово, не то звук. Настя встретилась со мной взглядом, глаза её округлились.

— Записывай! — бросила она мне свой блокнот. — Неважно. Я пока другой найду. Ты ведь слышишь, да? Записывай!

* * *

Мы переглянулись, сидя на полу, наслаждаясь рассеивающимся жаром и ощущая всё то же блаженство, когда почувствовали. Переглянулись и бросились к столу — там схватили по карандашу и нашли по листку бумаги. Слово упорно повторялось в сознании, вновь и вновь, но постепенно начинало тускнеть и пропадать...

Мы перевернули листы исписанной стороной вниз и обменялись взглядами.

— Вроде что-то получилось, — сообщил я. — Нужно потом посмотреть, на свежую голову. И пока не смотреть на записи друг друга.

— Да, ты прав, — согласилась Настя, глаза её сияли восторгом. — Всё, назад в постель, или я за себя не ручаюсь!

* * *

Почти четыре часа утра. Сейчас накатит усталость, а потом, через час, будет ощущение, что выспались и отдохнули. Собственно, мы и вправду будем отдохнувшими.

— Мне нужно посидеть с Сашей, — погладила меня по голове Настя. — Попробуй заснуть. Ей всё ещё снятся кошмары, когда я рядом — ей легче. Утром будет в порядке, увидишь. Спи! — Она наклонилась, завязывая пояс халата и поцеловала меня в лоб.

Эта чернота была тёплой и приятной, и не пыталась утопить или задушить — просто убаюкивала.

6-е июня. Аналитика.хронология

...Анастасия вернулась из душа, вместе с Виктором — и тот почти мгновенно заснул. Анастасия посидела, улыбаясь, рядом — её переполняла нежность, но уже без неистовства, без ураганов и цунами, без потрясений. Она сидела, гладила его по голове — а Виктору явно снилось что-то приятное, он улыбался.

Пора к Саше. Вот у кого в голове отчётливый непорядок, да ещё после таких странных событий. Александра всегда боялась темноты, и очень стеснялась признаваться в этом. Оттого во всём доме так много светильников. Александра спала, и спала беспокойно — часто ворочалась, что-то неразборчиво говорила, иногда всхлипывала. Она вскинулась, когда Анастасия, наклонившись, взяла её за руку — прогнать дурной сон. Улыбнулась, вновь улеглась и заснула уже приятным, спокойным сном.

Там, в городской квартире Александры, рядом с диваном стоит кресло-кровать, там обычно Анастасия и устраивается. Здесь просто кресло — то есть придётся мириться с неудобствами. Анастасия вздохнула, сняла халат — осталась в ночнушке — и, устроившись в кресле, укрылась пледом. Вроде бы и заснула, а времени прошло всего ничего, и...

Анастасия пошевелилась — под пледом тепло, только вот не уснуть толком в этом кресле. Странным образом проходили и сонливость, и усталость — и спала-то всего минут пятнадцать. С чего бы это?

— Настя? — позвали её тихим голосом. Саша. Приподнялась на локте, в постели.

— М-м-м?

— Слушай, иди ляг нормально, не выспишься ведь.

— Тогда ты не выспишься.

— Тогда иди сюда. Кровать большая, приставать не буду. — И Александра отодвинулась дальше к стене, вместе с подушкой.

Анастасия усмехнулась... и перебралась туда, под одеяло. И всё равно не спится, бодрость прибывает с каждой минутой.

— Настя?

Александра нашла на ощупь её ладонь и легонько потянула.

— Это так ты не пристаёшь?

— Слушай, я не сплю с женщинами, и ты это знаешь! — возмутилась Александра, усаживаясь в постели.

— Да-а-а? А что ты сейчас делаешь?

Александра рассмеялась, покачала головой.

— Уела. Слушай, ты после него тоже такая электрическая, да? Никакой усталости, и вообще.

— Вроде того. — Анастасия осеклась — поняла, что проговорилась, и тоже уселась в постели. Александра спокойно смотрела ей в глаза. — Минуту, что значит «тоже»?!

— Ой, не придирайся к словам. Мы все видели записи с той камеры, ничего не было.

— Ну конечно. Кстати... Всё спросить хотела. Когда я вас застукала, что с тобой случилось? Я думала — припадок, хотела уже «Скорую» вызывать.

Александра расхохоталась. Да что там — заржала что твоя лошадь. Успокоившись, покивала.

— Ага, ага. Припадок неуправляемого множественного оргазма.

— ЧТО??

— За эти три минуты, пока мы там с ним стояли, я кончила раз пять подряд. Может, больше. Не делай умное лицо, он просто не давал мне упасть, ты сама видела. — Александра не без удовлетворения смотрела, как щёки Анастасии тронул видимый даже в полумраке румянец.

— Вот же блин... — ошеломлённо потёрла лоб Анастасия. — Правда?!

Александра снова покивала.

— Обычно же как — обнимешь его, поцелуешь, приласкаешь... и всё, понимаешь — он твой и сверху, и снизу, делай с ним что хочешь. А тут наоборот. Когда поцеловала его, поняла — всё, трындец тебе, Саша. Сейчас я и разденусь, и отдамся в любой позе, и вообще сделаю всё, что он скажет. И буду счастлива.

— Только он не скажет... — медленно проговорила Анастасия.

— Верно, очень тактичный, очень нежный. И следующий вопрос — вы всё ещё люди? Ну, вы оба.

— Ты к чему это?

— К тому, что у тебя глазки светятся в темноте. Ну, как минимум сегодня.

— Да иди ты! — возмущённо отозвалась Анастасия. Александра вздохнула, добыла из-под подушки телефон и прицелилась объективом в подругу. Та не стала ни отворачиваться, ни зажмуриваться.

— Сделай, Настя, умное лицо... Во-о-от, умничка. Смотри.

Александра протянула телефон Анастасии. Та приняла его, ошеломлённо просмотрела запись — видео было коротким, но глаза Анастасии на нём светились зелёным, то угасая, то разгораясь. Обернулась, схватила со столика зеркало, глянула себе в лицо. Вздрогнула (Александра подумала, что сейчас разобьёт зеркало), осторожно вернула его на столик.

— Блин, ещё и это... — вздохнула Анастасия и... снова улеглась. Александра улеглась рядом, приподнялась на локте и принялась молча гладить по голове. Свечение глаз Анастасии мало-помалу угасло. Анастасия закрыла глаза и всхлипнула.

— Знаешь, — подала голос Александра. — Вот теперь я верю каждому вашему слову.

Анастасия открыла глаза — в них стояли слёзы. Она с трудом уселась и расплакалась — Александра успела обнять её, прижать к себе, продолжая гладить по голове.

— Идём, умоешься, — предложила она, когда Анастасия успокоилась. — Всё равно уже не спим. Чай сделаем, подумаем, что теперь. У меня у самой голова набекрень.

* * *

— Спит, — заверила Анастасия, задержавшись на долю секунды у двери в свою спальню. У двери в их с Виктором спальню... — Пусть спит, пять утра ещё.

Александра приоткрыла дверь, заглянула, и вновь закрыла.

— Телепатии учишься? — поинтересовалась она невозмутимо. — Точно, спит без задних. Идём на кухню.

— Спрашивай, — предложила она минутой позже, поставив чайник на плиту. — Давно уже хотела ведь спросить.

— Телепатов развелось, — проворчала Анастасия. — Да, ты права. Нас могут здесь прослушать?

— Могут, но это сложно, — отозвалась Александра, стоя к ней спиной — чуть что, и чайник закипит и зальёт плиту. — Если ты про тех, о ком я думаю — нет, они нас не подслушивают. Твой проезжал вчера по посёлку, кстати. Остановился за два двора от моего дома, постоял, и уехал. Походу, проверял, что мы все здесь. Все трое.

— Откуда знаешь?!

Александра оглянулась и подмигнула.

— Я сама любопытная. Думаю, до понедельника нас не тронут. Ну, если Витя будет пахать как конь, и правильно отчитываться. Если хочешь мой совет — давай ему поможем. Не хочу пока думать обо всём, что вчера услышала — всё равно пока в голове не укладывается.

— Сама сказала, что поверила каждому слову!

— Да, но всё равно не укладывается. Давай так. Вначале обязательная программа, потом всё остальное. Ну и не расслабляйся, у меня очень много вопросов.

— У меня только один, — посмотрела ей в глаза Анастасия. — Ты с нами? Я понимаю, как это звучит.

— Я с вами, — тут же ответила Александра. — Я всё понимаю, Настя. Очень быстро происходит очень много непонятной хрени, и что с этим делать — неясно. У меня такого в жизни много было. А у вас, наверное, не очень.

Анастасия покивала.

— Да, ты права. Что-то я расклеилась там, прости. Не думала, что захочу когда-нибудь просто поднять лапки кверху, и сделать вид, что меня нет.

Александра молча сжала её ладонь в своей и улыбнулась.

— Нужна какая-то аналитика, разобраться во всём этом, — пояснила она вслух. — Поправь меня, если я ошибусь. Где-то с января вы с Витей стали видеть сны об одном и том же месте. Вначале как будто экскурсия, как будто смотрите чужими глазами. Потом эффект присутствия. А потом ты понимаешь, что это как будто ещё одна ты. Немного другое тело, и совершенно сказочная реальность.

— Я бы сказкой это не называла.

— Ладно, совершенно другая реальность, где бывает то, чего здесь нет. Так?

Анастасия покивала.

— Вы находите вроде как свои вещи, попутно видите что-то такое жуткое, что называете Стражами, и которые во многом похожи на Плачущих Ангелов из того сериала. Как только вы забираете вещи, эти как с цепи срываются, пытаются вас догнать и растерзать.

Анастасия вновь кивнула и поднялась на ноги.

— Ещё кофе сделаю, — пояснила она. — Продолжай.

— Дальше у вас там дикая туча странных приключений, вы идёте по тропе по очень странным местам, которые, я так понимаю, не могут быть на Земле или чём-то таком. Ну нельзя двигаться на восток из Крайнего Севера, или где там полярные сияния, и прийти на экватор или в джунгли, так?

Анастасия оглянулась, вид её был недоуменным.

— Слушай, даже мысли не пришло! — поразилась она. — Всё так.

— Ладно. Вы не можете предугадать, когда переключится фокус, и он переключается у вас в разное время, но при возвращении вы и знаете, что точно было в другой реальности, и понимаете, что действовали сами, что это ваши продуманные действия.

— Насколько они у меня бывают продуманными, — вздохнула Анастасия. — Да.

— Потом вы спасаете, или что там происходит, Валю Горкину, потом вас впервые пробивает на дикий совершенно секс... и где-то в этот момент здесь, на Земле, тоже начинает твориться хрень в количествах.

— Всё так, — согласилась Анастасия. Поставила перед ними обеими две чашки с кофе и замерла, не усевшись на стул — словно прислушивалась к чему-то.

— Что-то слышишь? — удивилась Александра, отпив глоток кофе. Настя всегда варит его вручную, в турке, и получается всегда лучше, чем в кофе-машинах.

— Он проснулся, — пояснила Анастасия и уселась за стол. И в этот момент на террасе появился Виктор.

— И вам не спится? — позвал он их. — Доброе утро, сейчас спущусь. Можно попросить сделать кофе?

— Да, конечно, — ответила Анастасия и, поднявшись на ноги, озадаченно остановилась у плиты. Виктор ещё раз помахал им и ушёл в направлении душевой.

— Что случилось? Кофе кончился? В тумбочке, прямо перед тобой. Там и зёрна, и кофемолка...

— Нет, — покачала головой Анастасия. — Я сварила на троих и разлила по трём чашкам, представь. — И вернулась к столу с третьей чашкой.

— Блин, вот теперь ты начинаешь меня пугать, — поджала губы Александра. — Ладно, Нострадамус в юбке...

— В джинсах!

— Да хоть голышом. Давай тогда что-нибудь поесть сообразим, а? Чувствую, длинный будет день.

— ...Вот что, девочки и мальчики, — заявила Александра, после того как почти в полном молчании приговорили блюдо с бутербродами. — Нам сейчас лучше, чтобы все карты были открыты. Ну то есть все про всё рассказываем. Никаких тайн, блин, и всего такого. Я знаю, что вы теперь близки, — перевела она взгляд с Анастасии на Виктора и обратно. — И здесь, и там. Это не моё собачье дело, но знать такие вещи полезно. Настя, если что — рассказывай весь тот кринж про нашу ночку у меня на квартире, со всеми подробностями. Я большая девочка, стыд глаза не выест. Ну и так далее.

— Хорошо, я согласна, — согласилась Анастасия. — У нас у всех есть моменты, которыми мы не гордимся, но мы все заодно.

— Я согласен, — кивнул Виктор. — Что-то случилось, пока я спал?

— Да. — Александра посмотрела в глаза Анастасии. — Кто из нас расскажет?

— Стойте! — поднял руку Виктор. — Может, записывать, не знаю, на диктофон? Ну, на телефоны или ещё куда. Записать, зашифровать, чтобы остался архив.

— Разумно, — одобрила Александра кивком и положила на стол свой телефон. — Тогда я расскажу. Походу, это всё ещё нужно хотя бы день переваривать, чтобы хоть немного понять масштаб хрени.

21-е июля. Дом на холме.хронология

Дом выглядел заброшенным, но мы не смогли пройти мимо двери, что открывалась прямо на склоне холма. Долго оглядывались; вооружились тем, что было в рюкзаках — я топором, Настя выдергой — и потянули за ручку двери, постояв вначале и прислушавшись. Чисто, пусто, никого.

Мы с Настей переглянулись. Если честно, ночевать пятый день в палатке не было уже ни малейшего желания. Если только дом не совсем уж обветшавший, лучше ночевать под крышей.

— Хозяева? — позвала Настя, взяв в другую руку фонарь. Удивительно, но замка на двери нет: есть массивная металлическая щеколда с той стороны, и петля под неё — и никаких петель для замка. Здесь настолько безопасно, что двери не принято закрывать? — Есть кто дома?

— Не лучший вопрос в такой ситуации, — не удержался я. Мы уже поняли, что оба успели посмотреть одни и те же фильмы. И во всех второсортных ужастиках главные неприятности начинались, едва только главная героиня спрашивала “Есть кто дома?”

— Сама знаю, — спокойно заметила Настя, обводя лучом фонаря стены прохода. Смотри-ка, коридор вытесан прямо в скале — под тонким слоем плодородной земли начинался камень. Я не геолог, и Настя тоже — но вроде бы, это гранит. — Идём? Чуешь, да?

— Запах как будто жилой, — потянул я носом. И не сразу признал очевидное. — И пищевой, что ли. Точно, едой пахнет!

— Хлебом, — мечтательно подтвердила Настя. — Надоели уже эти сухари. И сушёное мясо надоело. Идём проверим?

Нас, конечно, очень даже можно ещё удивить, но это уже не так легко. Хотя первое, что мы делаем, когда оказываемся здесь вновь — убеждаемся, что за человек перед нами. И я каждый раз выгляжу немного по-другому, и Настя.

...Чисто в проходе, и едва ощутимый ветерок дует в лицо. Любопытно, предыдущие пустые дома, где нам довелось останавливаться, выглядели и вели себя ожидаемо: кругом пыль и песок, видны последствия сырости, ветра и смены температур. А здесь всё словно только что подмели.

Через десяток шагов показались две двери, слева и справа. Мы замерли у той, что слева, и Настя вновь потянула носом. Можно не говорить — это отсюда. И точно, слюнки тут же потекли, до чего приятный запах свежего, ещё горячего хлеба!

Едва мы приоткрыли дверь, как внутри зажёгся свет. Вошли, оглядываясь — кладовка. И чего тут только нет — запах, приведший нас сюда, источали два крупных каравая хлеба на полке перед нами. Мы оглянулись — под потолком у каждой из дальних свет висят светильники. Очень похожие на наши фонари, и именно они включились. Приятный, мягкий свет, комнатная температура, ощутимый сквознячок. Интересные технологии, если это технологии.

— Настя! — едва успел окликнуть я её, когда она решительно шагнула к полкам с хлебом. Настя молча отмахнулась — не маленькая — и я заметил в её руке щипчики. Кто бы подумал, что от такого незатейливого маникюрного прибора будет столько пользы. Настя отщипнула кусочек хлеба (в животе уже совсем неприлично урчало — организм требовал именно этой еды) и молча протянула мне (я уже, машинально, доставал серебряную фляжку). Проверка прошла успешно — капля просто испарилась, и ничего не произошло.

— Получается, настоящее? — Настя взяла весь деревянный поднос вместе с караваем, и мы капнули на разные части всего этого ещё десяток раз, уже учёные. Нет, всё чисто. Настоящий хлеб. Но как?!

— Слушай, я уже не могу! — заявила Настя, и отнесла поднос на ближайший (и единственный) стол. Чистый — ни соринки, ни пылинки. — Ты тоже есть хочешь, я отсюда слышу!

Следующие десять минут мы наслаждались едой. Просто хлеб, и просто вода, но с таким удовольствием всё елось! Мы приговорили каравай минут за пять.

— Спасибо! — оглянулась Настя, хотя мы тут одни. — Нет, давай вначале всё приберём.

Она права. Рядом со столом стоит деревянное на вид ведро — и в нём, на дне, есть и сор, и песок. Явно годится в качестве урны. А с другой стороны к столу прислонены совок и веник — тонкий такой намёк. навели порядок: крошки и прочее смели и убрали в ведро, поднос Настя вернула на то же самое место на полке.

— Второй нужно с собой забрать, — указала Настя. Она права, сухари и мясо стоит чем-нибудь разбавить. — Смотри, а это вроде бы зерно!

И точно — мы обошли кладовку. Тут явно всё про еду: стеклянные банки, а в них на вид соль, сахар, приправы; у противоположной столу стены — мешки, все с завязанной горловиной. Настя указала на лежащие на полу перед мешком зёрна, на вид пшеничные — и точно, в мешке оказалась пшеница.

— Чистая какая! — поразилась Настя, запустив в мешок ладонь и высыпав зерно назад. — И пахнет приятно. Как они это делают?! Ой, смотри, зеркало! — вздрогнула она, указывая в сторону: на длинной стене, в которой входная дверь, у самого угла висит небольшое зеркало в металлической рамке. Учитывая, что мы обычно видели в зеркалах, заглядывать туда отчаянно не хотелось. Но Настя всё же решилась.

— Витя, сюда! — немедленно позвала она меня. У неё был такой вид, что я не стал мешкать. Подошёл, глянул не без опаски...

Однако. Мы, настоящие — те, которых привыкли видеть там, в реальном мире, в тамошних зеркалах и просто перед собой. Соколова Анастасия и Карпов Виктор, очень приятно. Мы долго смотрели в зеркало, стоя бок о бок (и Настя не стала отодвигаться, как обычно делала — наоборот, взяла меня за руку). Посмотрели на нас по эту сторону зеркала — другие люди, пусть немного похожие на отражения. А в остальном в зеркале то же самое: та же одежда на нас, те же предметы и то же самое помещение. Всё то же, кроме нас.

— Нужно с собой взять, — заявила Настя, пытаясь движениями рук уложить волосы ровнее. — Чёрт, ну и видок у меня! Всё, давай мы...

* * *

Я проснулся и уселся в постели, машинально оглянувшись на будильник. И точно, уже должно светать. Восход солнца. И тут же мелодично прозвучал телефон: сообщение. Можно не звонить гадалке. Сообщение. “Чёрт, ну и видок...” и так далее. Я кивнул, хотя Настя этого не сможет увидеть, и ответил — набрал свою последнюю реплику. Теперь следующее обязательное действие: записать всё, что успели увидеть, по памяти — что успели сказать и сделать. Писатели мы те ещё, но в опорных событиях расхождений не было, только в мелких деталях. Я отправил сообщение, и через несколько секунд Настя позвонила.

— “Чашка кофе”, да? — предположила она очевидное. Не так уж много вокруг круглосуточных заведений, а кофе в такой момент нужен, как никогда. — Я уже иду, подходи.

* * *

Мы уселись за привычный уже столик (несомненно, персонал давно считает наши утренние явления сюда оригинальными такими свиданиями), первым делом окинули друг дружку взглядом и рассмеялись.

— Да, точно мы, — покивала Настя, кивком поблагодарив официанта за кофе и тарелку с бутербродами. Уже можно не трудиться заказывать, они сами приносят то, что нужно. — Слушай, я, кажется, созрела.

— Можно уже срывать?

— Сама упаду, — возразила Настя и мы снова рассмеялись. — Я согласна.

Вот тут я окончательно проснулся. Если это то, о чём я думаю...

— Ну да, да, — добавила Настя, отпив из своей чашки. — Ты давно хотел пригласить меня к себе домой. Я согласна. Позавтракаем и пойдём, да? Сегодня суббота, всё равно нет планов.

Всё-то она знает. Я не сразу смог унять сердцебиение. Но воображению лучше заткнуться и заползти назад в уютную постель: это просто поход в гости, а не свидание.

23-е июля. Мигательная перепонка.хронология

Проснувшись, я сразу понял, где именно нахожусь: деревянный пол у кровати, сама кровать — резные деревянные изголовье и изножье, на обоих цветочный барельеф — мастер не поленился тщательно вырезать мельчайшие детали стеблей, листьев, цветков и остального.

Вот оно как. Всё чаще я просыпаюсь «там», где бы ни было это «там». Не пора ли уже говорить «здесь»? Если весь предыдущий месяц я просыпался в своей квартире, и почти сразу же следовало послание от Насти — то сейчас половина на половину пробуждаюсь «здесь».

И пока нет ни единой мысли, где именно это находится, и как возможно всё то, что с нами происходит. На первый взгляд всё вокруг именно так, как было прошлым вечером — но как проверить? Смартфона нет, фотоаппараты не попадались, а как ещё сверять, что именно было тогда и теперь, если не по фото? Рисовать я не умею. Текстовые описания — делал бы, но блокнот не резиновый, и карандаш постепенно укорачивается.

Вчера и позавчера мы обошли окрестности. Кроме дома на холме, на пять или более километров вокруг — никаких построек. И тропа завершилась там, у холма. Куда теперь идти? Вопрос «зачем» мы пока что не задавали: хочется найти других людей, если уж сами не смогли придать великий смысл нашему путешествию.

Помимо кладовки, в которой ровно в полночь сами собой возникают свежеиспечённые караваи, помимо здешних водопровода и канализации — оба явно относятся к передовым технологиям — помимо всего этого, вокруг нас полное отсутствие бытовых чудес техники, к которым мы привыкли на Земле. Ах да, саморазогревающаяся плита, не подключенная ни к каком электричеству, и ледник — огромное подземное помещение, в котором замерзает вода, очень сухой морозный воздух и множество пустых полок. Никаких припасов. Мы не особо пытались разобраться, как это всё работает, и за счёт чего включаются светильники в потолке и на столах. Проводов нет, розеток нет, но всё это каким-то образом работает. Инструментов тоже нет — ни набора отвёрток, ни прочих полезных предметов. Только и остаётся смотреть и удивляться.

И идти никуда не хочется. Вот совершенно не хочется. И с едой, и с водой сейчас порядок, местность вокруг безлюдная, ничего похожего на диких зверей, никакой другой опасной жизни. Куда торопиться? Зачем? И это мы ещё не все комнаты этого дома обошли, не всё осмотрели и потрогали...

...Я вернулся, закончив всю утреннюю гигиену, и услышал лёгкий шорох из комнаты Насти. Она плотно закрывает дверь, а у здешних стен очень странная звукоизоляция: относительно негромкие звуки слышны, громкие — не доносятся. Звуки голоса не проходят, а все прочие бытовые звуки — легко. И снова всё тот же вопрос — как это возможно?

Я помотал головой. Если Настя проснулась, а уже почти полдень, пора завтракать и строить планы. Осмотреть тщательно весь дом, для начала — вдруг хотя бы здесь есть намёки, где мы и почему. Звать снаружи бесполезно, голос почти не проходит сквозь стены и двери.

"Входи", послышалось мне после того, как я постучал в косяк двери.

Настя резко отвернулась, застёгивая джинсы. Только в этот момент я понял, что на ней ничего, кроме джинсов.

— Стучаться нужно, — заметила она спокойно.

— Так я... — начал было я, когда она резко развернулась и подошла ко мне вплотную. — Смотри мне в глаза, — добавила она, заметив, что я отвожу взгляд. Я повиновался и чуть не подпрыгнул, когда она мигнула.

Не сразу до меня дошло, что с ней не так, пока она не сделала это повторно.

Мигательная перепонка. Та, которая есть у кошек. Выходит, она и у Насти теперь есть.

Настя невесело рассмеялась.

— У тебя она тоже есть, — заметила она. — Не обращал внимания? — Словно не замечая, что выше джинсов на ней ничего, она повлекла меня за руку к письменному столу. На нём — то самое зеркало из кладовой. Зеркало, в котором мы видим нормальные, обыденные отражения друг друга. — Сядь, — указала Настя и, склонившись за моей спиной, повернуло зеркало так, чтобы оно отражало нас обоих. — Не шевелись. — Настя осторожно раздвинула веки моего правого глаза. — Я осторожно. Смотри в зеркало и попробуй моргнуть правым глазом.

Вот зараза! Я только огромным усилием воли удержался, чтобы не попробовать вскочить. Точно, такая же мигательная перепонка. Теперь, когда я знал о её существовании, пришло осознание, что да, я ей и пользовался всю дорогу — пользовался не замечая.

— Что всё это значит? — подумал я вслух, поднимаясь из-за стола. И она всё ещё не одета... Настя рассмеялась, уже вполне весело, явно забавляясь тем, что я смущён. И как тут не смутиться — все предыдущие недели Настя выходила из себя, если только был малейший шанс, что я увижу её, скажем так, не полностью одетой.

— Осмотри меня, — попросила, успокоившись Настя, отойдя на пару шагов. — Всё, что выше пояса. Если можно, не прикасаясь.

Я осмотрел. Вроде бы всё обычное, всё как у людей. Что-то странное померещилось в волосах, но я не смог оформить это в слова, и решил пока не обращать внимания. Кроме глаз — перепонку я теперь видел отчётливо — вроде всё, как и должно быть у людей. Хотя...

— Открой рот, — предложил я. Настя открыла его, не моргнув и глазом (как бы странно это теперь ни звучало). Я осторожно заглянул. Да уж... Зачем только заглядывал?

— Что там не так? — поинтересовалась Настя, едва я отошёл и кивнул — всё, закончил. Поискала взглядом свою рубашку, надела её и взяла меня за руку. — Витя. Что не так у меня во рту?

— Проведи языком по нёбу, — предложил я, вздохнув. У людей оно ровное. У Насти... словом, как у некоторых животных, стало ребристым. Настя ошеломлённо раскрыла глаза.

— Вот чёрт! — Она бросилась к зеркалу и заглянула себе в рот. — Ничего себе! Мы что, в кого-то превращаемся?! Давай, раздевайся, — приказала она, возвращая зеркало на стол. — Выше пояса, — уточнила она не улыбаясь.

* * *

— У меня — нёбо и мигательная перепонка, — подвела итоги Настя через десять минут, когда мы вскипятили воду на плите, а в кладовке отыскали варенье. Столько времени пить одну только воду — свихнуться можно. — У тебя — только мигательная перепонка. Очень мило. Что-то ещё?

Она смотрела мне в глаза. Да, было ещё кое-что, но... Была не была.

— Запах, — сообщил я, и Настя поджала губы. — Когда осматривал затылок и уши. Странный такой парфюм. Приятный, если что, но откуда он взялся?

Настя провела указательным пальцем за своим правым ухом и принюхалась.

— Ничего, — заверила она. — Ну, просто палец, и всё, никакого парфюма.

— Можно? — поинтересовался я, и Настя кивнула. Я осторожно взял её за кисть и сам принюхался к тому самому пальцу. Ну вот же он, этот парфюм! Тонкий, немного горьковатый, но стойкий.

— Ты чуешь?! — удивилась Настя. — Так, есть одна гипотеза... — Не спрашивая разрешения, она провела другим указательным пальцем за моим ухом. Осторожно приблизила палец к носу и зачем-то приоткрыла рот и прикрыла глаза. Ужас какой... она при этом закрыла глаза перепонками. Секунд через десять открыла глаза и взглядом предложила мне проверить.

Никакого особого запаха, просто её кожа. Я так и сказал.

— То есть ты чуешь мой запах, я — твой, — откинулась Настя на спинку стула. — А свой мы не чуем. Слушай, это дико странно. Ты прав, я тоже вроде как парфюм ощущаю. И тоже очень приятный... — Она побарабанила кончиками пальцев по крышке стола. — Ладно. Есть идеи, куда дальше идти? И нужно ли вообще идти?

Я посмотрел в её глаза. Она тоже хочет остаться, это понятно. Мы почти каждый предыдущий день проходили километров по сорок-пятьдесят, ночевали где придётся, мёрзли и боялись, а теперь-то зачем уходить?

— Давай осмотрим дом. Отсидимся пару дней, если всё равно хозяев нет. — Настя покивала. Видимо, именно это желала услышать. — Всё осмотрим, переберём все вещи, запишем всё, что нашли нового. И потом уже решим.

— Лучше пару недель... — протянула Настя и, встретившись со мной взглядом, уточнила: — Ну хотя бы неделю, да. Я давно так классно не спала. И больше никакой полярной ночи, нормальный день, а теперь ещё лето. Не хочу никуда.

— Даже туда, домой, на Землю?

— Мне почему-то кажется, что мы там никуда не исчезали, — побарабанила она вновь пальцами. — Ну мы же сравнивали — никакой потери памяти. Как только там просыпаемся, всё вспоминаем, как день прошёл. Что скажешь? Подождём неделю? Ну, всё, как ты сказал — осмотримся, всё опишем и немного отоспимся.

Я кивнул, и разлил нам в чашки остатки кипятка. Горячее разбавленное варенье — горячий морс. И даже ягода незнакомая, просто что-то очень вкусное. И на том спасибо.

Настя кивнула в ответ.

— Подходи ко мне через полчаса, ладно? — поднялась она на ноги. — И давай, правда, проверим, что там за странности со звуком.

предварение и продолжение следует

===== Перейти к комментариям