Он был уверен, что Хоро вспомнила бы дорогу, оказавшись так близко, всего в двух днях пути. Потому эти слова и слетели с его уст без какой-либо задней мысли, но он тут же понял, что сказал что-то не то. Так потрясённо посмотрела на него Хоро.

Лоуренс в изумлении застыл, а Хоро отвела взгляд и произнесла:

— Эт... это так. Если приедем в Ньоххиру, я конечно вспомню путь до Йойтсу.

На её лице появилась деланная улыбка. Лоуренс постарался понять, что происходит, "Чёрт!" — вырвалось у него в следующий миг. В портовом городе Паццио Хоро сказала ему, что одиночество — болезнь смертельная. Хоро страшилась одиночества. Она могла истолковать его слова , придав им неблагоприятный для себя смысл, пусть даже Лоуренс его и не вкладывал в них. К тому же она много выпила.

Вероятно, Хоро поняла из сказанного Лоуренсом, что ему надоело помогать ей в поисках её дома.

— Эй, погоди-ка немного. Не думай сразу про плохое. Если ты смогла бы добраться домой за пару дней, не будет никаких причин ждать в Ньоххире.

— Мм. Этого достаточно. Ты ведь отвезёшь меня в Ньоххиру? Я ещё хочу немного посмотреть другие города.

В этом разговоре не возникало заминок, но Лоуренс ощущал, что это получалось только благодаря быстрой работе головы Хоро. Но за хорошо связанным разговором ощущался образовавшийся разрыв.

Хоро сотни лет провела вдали родного селения. Она, вероятно, предполагала, что это её родной Йойцу мог исчезнуть за это время, подобно тому, как это произошло в услышанной Лоуренсом легенде, а если этого и не случилось, многое на её родине могло стать совершенно другим. Хоро это всё должно было очень сильно тревожить.

И потому Лоуренс ощутил уверенность, что Хоро боится возвращаться домой в одиночку.

Вкус "огненного вина" напомнил ей о Йойцу, а её невинная улыбка при этом могла быть обратной стороной её тревоги. Это должно было стать очевидным для Лоуренса, потрудись он немного подумать. Теперь он жалел о своих неосторожно сказанных словах.

— Слушай, я намерен помочь тебе всем, чем смогу. А то, что я сказал раньше, — это на самом деле...

— Я уже говорила тебе, что самцы добрые. Как и то, что мне не по себе, когда мне оказывают слишком много внимания, — сквозь неестественную улыбку на лице Хоро пробилось выражение озабоченности. — Такая, вот, я. Не могу не мерить всё по своей собственной мерке. Вы успеваете состариться, прежде чем я глазом моргну. Каждый год такой короткой жизни очень важен. Всегда забываю об этом.

Лунный свет через открытое окно падал на Хоро. На мгновение она показалась Лоуренсу видением, к которому он не осмелился бы приблизиться. Ему показалось, что от этого она могла просто рассеяться, как сгусток тумана.

Хоро оторвала взгляд от составленной вниз чаши и подняла голову, на лице неё была неловкая улыбка.

— Ты действительно добрый. Мне очень не по себе, когда ты на меня так смотришь.

Что сказать в такой ситуации? Подходящие слова не приходили в голову Лоуренса. Очевидно, что между ними двоими возник разрыв. Но не находилось слов, чтобы залатать его. Даже если подобрать подходящую для случая ложь, на Хоро это не сработает.

Кроме того, слова Хоро сковали Лоуренсу язык. Он не мог сказать: сколько лет мне бы ни потребовалось, я отыщу твой Йойцу и отвезу тебя туда. Торговец — слишком практичный человек, чтобы сказать подобное. Существование Хоро, живущей столетиями, — это слишком далеко для него.

— Это же я забыла об очевидном. Мне было удобно рядом с тобой. В результате я просто избаловалась, — говорила Хоро, подёргивая ушами, словно их кто-то щекотал, и застенчиво улыбаясь.

Этот поток девичьих слов был, вероятно, очень близким к её истинным чувствам. Но Лоуренса они никак не могли обрадовать. Потому что это было похоже на прощание.

— Ху-ху, похоже на то, что я пьяна. Надо быстро идти спать, не знаю, что ещё могу наговорить.

Хоро вовсе не молчалива, но сейчас её разговорчивость оставляла ощущение, что она зачем-то заставляла себя говорить.

Тем не менее, Лоуренс так ничего и не смог ей сказать. Он мог лишь проследить, нет ли признаков, что Хоро собирается уйти, как только он сам уснёт. Он не думал, что это возможно, но от Хоро исходило ощущение, заставлявшее его думать об этом.

Однако он ощущал себя просто жалким из-за того, что сейчас мог лишь позаботиться об осторожности, ему хотелось кричать и проклинать себя.

Ночь принесла в город спокойствие. Лишь иногда в комнату сквозь деревянные ставни просачивался пьяный смех.

Глава вторая

Похоже, торговцы способны хорошо спать ночью, как бы сильно они ни были встревожены.

Ложась вечером, Лоуренс опасался, что Хоро уйдёт одна, но следующим, что проникло в его сознание, стало щебетанье маленькой птички по другу сторону деревянного ставня.

Он избежал ошибки тут же испуганно вскочить с кровати, но немедля посмотрел на кровать Хоро и, удостоверившись, что она там, с облегчением вздохнул.

Потом Лоуренс поднялся, открыл окно и высунул наружу голову. В комнате было весьма прохладно, но снаружи оказалось намного холоднее, а выдыхаемый им воздух превращался в пар. Зато небо было замечательно ясным, утро оставляло ощущение кристальной чистоты.

По главной улице, на которую выходили окна их комнаты, уже сновали люди. Странствующие торговцы гордились тем, что вставали рано, но торговцы этого города поднялись ещё раньше. Глядя на их суету, Лоуренс прикинул в голове перечень дел на сегодня и пробормотал: "Ладно". Вчерашнюю ошибку уже не исправишь, но, чтобы в полной мере получить удовольствие с Хоро от начинавшегося завтра праздника, лучше было бы разобраться с делами сегодня.

И в первую очередь, подумал он, оглядывая комнату, следовало продать свой груз, привезённый из Рюбинхайгена.

Продолжая чувствовать некоторую тревогу после вчерашнего разговора, он подошёл к кровати своей спутницы, чтобы её разбудить, но вдруг нахмурился. Не из-за её затянувшегося сна, для аристократов, например, вставать к полудню — обычное дело, просто он кое-что осознал.

Не было обычного для Хоро безмятежного похрапывания. Значит, подумал Лоуренс и протянул руку к одеялу, тут же чуть дёрнувшемуся, будто заметив его движение.

Лоуренс отогнул край одеяла и вздохнул. Открылось лицо Хоро, страдающее и беспомощное, как брошенный котёнок.

— Похоже, снова похмелье.

Даже кивнуть головой было больно для Хоро, так что она лишь медленно шевельнула ушами.

У Лоуренса возникло искушение произнести краткую проповедь ей на соответствующую тему, но от воспоминания о произошедшем вчера у него перехватило дыхание. И потом, даже если бы он и заговорил об этом, вряд ли бы его стали слушать, решил он.

— Я приготовлю кувшин с водой и, на всякий случай, ведро, так что ты просто тихонько поспи.

Лоуренс выделил слово "тихонько", на что уши Хоро ответили слабым подёргиванием. Лоуренс не думал, что она бы вела села тихо, лишь потому что он ей так сказал, просто в своих страданиях Хоро вряд ли была в силах выйти куда-нибудь прогуляться. Да и подготовить свой уход, пока Лоуренса не будет, она тоже явно не сможет, отчего Лоуренсу стало несколько легче на душе.

Конечно, при необходимости Хоро могла бы устроить настоящее лицедейство, но даже оно не сумело бы изменить цвет её лица.

В этих размышлениях Лоуренс молча подготовился, чтобы пойти по делам, после чего снова подошёл к Хоро, которая, кажется, даже не могла повернуться в постели.

— Праздник начнётся только завтра, — успокаивающе сказал он, — так что не бойся.

Он не смог удержаться от улыбки, увидев выражение облегчения, промелькнувшего на жалком, полном страдания лице Хоро. Похоже, праздник был для Хоро важнее страданий от похмелья.

— Я вернусь после обеда.

Уши Хоро не шелохнулись, показывая, что эти слова не вызвали у Хоро интереса. Лоуренс грустно усмехнулся, столкнувшись с такой очевидностью, и тут же глаза Хоро медленно приоткрылись, а рот растянулся в слабой улыбке. Похоже, это она сделала нарочно.

Лоуренс, пожав плечами, накрыл голову Хоро одеялом, уверенный, что она продолжала улыбаться. Он же был искренне рад тому, что вчерашний вечер словно бы ушёл в прошлое бесследно.

Перед тем, как выйти из комнаты, Лоуренс ещё раз взглянул на Хоро и увидел, как кончик её хвоста, поднявшийся из-под одеяла, дважды дёрнулся, будто помахал ему вслед.

Надо будет купить ей чего-нибудь вкусного, отметил в своей памяти Лоуренс и тихо прикрыл дверь.

Ведение торговых дел до колокола об открытии рынка обычно не приветствуется ни в одном городе. Особенно, на самом рынке. Однако в некоторых случаях бывают исключения. Например, в Кумерсуне торговля в неурочное время приветствовалась на время проведения большой ярмарки, чтобы снизить напряжённость торговой деятельности в установленное колоколами время.

И потому, несмотря на раннее утро и только-только появившееся солнце, на рынке, занимавшем больше половины южной площади Кумерсуна, уже деловито сновало множество торговцев.

Куры, свиньи и иная живность были привязаны к деревянным ящикам и конопляным мешкам, кучами наваленным в промежутках между прилавками и товарами. Попадались и огромные бочки с живой рыбой, такие же бочки вёз вчера и Амати, такая торговля рыбой была особенностью удалённого от морей Кумерсуна, который, тем не менее, был крупным центром отгрузки рыбы.

Как Хоро приходила в волнение при виде выстроившихся рядами торговых прилавков с едой, так и Лоуренс, конечно же, не мог остаться равнодушным, оглядывая выставленные на рынке товары. Он не переставал прикидывать, сколько он мог бы заработать, если бы купил, к примеру, этот товар и отвёз на продажу в тот город, или если того товара здесь стало бы слишком много, продавался бы он плохо и сильно упал бы в цене. И подобные мысли роем проносились через его голову.

В начале своей торговой деятельности Лоуренс не знал уровня цен на большую часть товаров и не мог определить, насколько они дёшевы или дороги, он обошёл множество рынков и теперь был в состоянии во многом разобраться.

Поняв взаимосвязи товаров, паутиной затянувших мир, торговец становится настоящим алхимиком в торговле. Эта мысль в его голове показалась потрясающей, она даже немного опьяняла, но Лоуренс тут же вспомнил провал в Рюбинхайгене и криво усмехнулся.

Будешь смотреть только вверх, только как бы нарастить прибыль, прожадничаешь и потеряешь опору под ногами. Лоуренс сделал глубокий вдох, чтобы успокоить голову, снова взялся за поводья и направил повозку дальше через рынок.

Наконец, он добрался до нужной лавки и увидел, что она, как и многие другие, работала с самого утра, и там, кажется, вовсю шёл деловой разговор. Хозяин лавки во многом был похож на Лоуренса, он в прошлом тоже был странствующим торговцем. Себе и другим он мог признаться, что получил возможность стать торговцем пшеницей и обзавестись крытой лавкой в этом небольшом городе благодаря своей удаче. Став городским торговцем, он обзавёлся квадратной бородой, характерной для городских торговцев этих мест.

Когда этот торговец, а звали его Марк Коол, заметил Лоуренса, он заморгал от удивления, затем улыбнулся и приподнял руку в знак приветствия. Его собеседник тоже посмотрел на Лоуренса и отвесил лёгкий поклон. Никогда не знаешь, может ли пригодиться в будущих делах случайное знакомство. Так что Лоуренс ответил улыбкой торговца и движением руки предложил собеседникам продолжил разговор.

— Рэ, спандиами руто. Вандеруджи.

— Хаха. Пирэ-джи. Бао.

На этом переговоры, похоже, закончились, незнакомый торговец, обменявшись с Марком непонятными словами, ушёл, не забыв, конечно, одарить перед этим Лоуренса улыбкой торговца.

Лоуренс постарался сохранить его лицо в памяти на тот случай, если они вдруг снова встретятся в каком-нибудь городе. Такая работа памяти, если её выполнять неуклонно, может время от времени приносить неожиданный доход.

Когда торговец, приехавший, должно быть, с севера, затерялся в толпе, Лоуренс, наконец, слез с козел повозки.

— Похоже, я прервал ваш разговор о деле.

— Что ты, он просто восторженно проповедовал о том, что надо благодарить бога горы Питора. Ты мне помог, — пренебрежительно усмехнулся Марк, усаживаясь на высокий деревянный чурбак вместо стула и сворачивая лист пергамента.

Марк относился к торговой гильдии Роэн, как и Лоуренс. Они встречались каждый год, приезжая в одно и то же время на один рынок, торгуя одним и тем же, они оба были начинающими, поэтому разговорились не стесняясь своей неопытности друг перед другом. Так и познакомились.

— Языки иноземцев такие неудобные, их запоминают немногие. И потому, стоит им увидеть кого-то, кто понимает их язык, так они с восторгом принимаются рассказывать о превосходстве богов из их земель.

— По сравнению с Богом, никогда не выходящим из позолоченных храмов, их местные боги могут выглядеть более полезными, — ответил Лоуренс, и Марк, хлопнув себя свёрнутым пергаментом по голове, рассмеялся.

— Ха-ха-ха, не иначе. По слухам большая часть богов урожая — это красивые женщины.

Лицо Хоро всплыло в памяти Лоуренса, и он, улыбнувшись, кивнул. Но говорить, что характер у богини может оказаться совсем не ангельский, он, понятно, не стал.

— Ладно, если я так и буду просто болтать, моя жена снова будет злиться на меня. Наверное, пора поговорить и о деле. Ты ж для этого сюда пришёл?

Лицо Марка приняло выражение для торговых переговоров. Хотя эти два торговца легко могли просто разговаривать, они как торговцы поддерживали очень расчётливые отношения. Лоуренс тоже весь подобрался и ответил:

— Я привёз гвозди из Рюбинхайгена и хотел бы предложить тебе их купить.

— Гвозди? Наша лавка торгует пшеницей. Должно быть, ты где-то услышал о том, что мешки с пшеницей прибивают гвоздями.

— Я подумал, что сюда приедет много покупателей с севера за товарами, которые помогут им пережить зиму. И ещё подумал, что, продавая им пшеницу, можно будет продать заодно и гвозди заодно. Вещь для ремонтов незаменимая, когда всё занесёт снегом.

Взгляд Марка скользнул куда-то в пространство и вернулся к лицу Лоуренса.

— Спрос на них, конечно, есть... гвозди, э-э-э... Количество?

— Сто двадцать третьей длины, двести — четвёртой и 200 — пятой. Качество подтверждено гильдией кузнецов Рюбинхайгена.

Марк почесал щёку свёрнутым пергаментом и вздохнул. Напускать на себя важный вид — привычка городских торговцев.

— За десять с половиной румионов — возьму.

— Румион — это сколько на рынке? В серебряных трени.

— Вчера на закрытии рынка — ровно тридцать четыре. Значит... всего триста пятьдесят семь.

— Слишком мало.

Даже меньше стоимости покупки.

Быстрый ответ Лоуренса заставил Марка нахмуриться.

— Разве не слышал о падении продаж доспехов? Сами доспехи, оружие — всё продаётся за бесценок, потому что в этом году не будет крупных подов на север. Значит, это переплавят на железо. Тогда цены на гвозди тоже упадут. Думается, десять румионов — достаточно много.