Ландскнехт. Часть третья

Это я все как-то мельком продумываю, пока мы, по широким лестницам из красного гранита, с профилированными парапетами и местами даже с какими-то барельефами, взбираемся на бастион... или как это тут правильно называется? Батарея, наверное, хотя укрепление комбинированное. Красивый вид отсюда на море, жаль на ходу обернуться на город глянуть некогда, лейтенант поспешает. Подходим к группе офицеров, все в песочке, союзные — это легче. Я хоть и сержант всего, хоть и союзники они нам — но, если не борзеть, то никто ничего мне не сделает. Права не имеют. Лейтенант приказывает ждать, и отправляется с докладом, рапортуя статному, усатому седоволосому офицеру с непокрытой головой. Тут старшие офицеры вообще любят так ходить, какой-то шик в этом видят, а вот кто помладше за появление в людном месте без головного убора — влетит. Офицер кивает, и лейтенант велит подойти. Подхожу, с ходу докладываюсь, не давая лейтенанту рот открыть — и так больно много говорит.

— Пакет — сухо бросает офицер, протягивая руку, украшенную парой нехилых таких перстней.

— Виноват, Ваше превосходительство — погоны-то я у него опознал как полковничьи, хотя они в Союзе немного и другие, но все ж похожие — Велено передать лично в руки полковнику Палему!

— Я полковник Палем — как-то устало отвечает офицер — Командующий артиллерией Улле. Давай пакет, сержант.

Ну, а чего делать — нету тут никаких удостоверений личности, да и были бы — когда бы полковник чего стал сержанту предъявлять? Даю я ему пакет, тут же вскрыл он его, читает.

— Это все очень хорошо — кивает головой полковник, прочтя — Это просто замечательно. Но больно уж некстати... Какой у тебя приказ, сержант?

— Сдать Вашему превосходительству секретный груз, после чего поступить в распоряжение рисского военного советника, и по его приказу вернемся на фронт!

— На фронт... Сколько у тебя людей?

— Восемнадцать человек со мной, господин полковник! — задолбался я его превосходительством звать, намекну так, что, в общем-то, не его это собачье дело, сколько чего и как. Посмотрим на реакцию. Заодно, а то утро перестает быть томным чего-то.

— Хм — ага, приподнял бровь, посмотрел не сквозь, а на меня, словно первый раз увидел. Хорошо еще, что я с утра, в предвкушении визита к начальству в вид себя привел, усы подстриг и закрутил лихо, бороденку подровнял, подбрил щеки. Форма одежды тоже соответствует, благо мне, как комвзвода, теперь парни и сапоги начищают и прочее в порядке держат, не из барства, а потому что у комвзвода и так хлопот много. Ну, еще, можно потешить надеждой, из уважения. Я не самый плохой взводный, и кто поопытнее, это понимают. Так вот, выгляжу я как надо, и все побрякушки на месте, и нашивочка. Полкан выглядит не паркетным, видать соображает, потому что взгляд немного меняется, уже с интересом оглядывает. Лейтенант, впрочем, истолковывает это по-своему:

— Они, Ваш-пство, там все недисциплинированные, осмелюсь доложить. Наверняка пьяные, и вообще. Их надобно разоружить, и под арест! Как бы чего не вышло-то, в ситуации... — и он машинально потирает набухающую уже скулу — Это же не солдаты, а шваль какая-то, разбойники...

— Сержант, что там у тебя на барже творится? Лейтенант докладывает, твой солдат на него напал, остальные в исподнем с винтовками скачут? В чем дело? — брови сдвинул сурово, голос прямо-таки громовержащий, офицеры вокруг напряглись — а мне видно, что глаза у полкана веселые.

— Виноват, господин полковник. Солдат, допустивший оплошность, будет моей властью непременно строго наказан! — лишний раз грубо намекаю, что мы ему не подчиняемся особо-то. Но полковник, похоже, не обижается, в отличие от загудевших офицеров — те намек ясно уловили.

— За что ж ты его накажешь, сержант?

— Он, господин полковник, извиняюсь на простом слове, из вонючих мужиков...

— Но-но, сержант, ты б потише... Сам, что ли, из благородных? Мой прадед, кстати, тоже из мужиков, так-то.

— Виноват, Ваше превосходительство! Да только...

— Ладно! Так чего твой солдат там натворил? Лейтенант говорит, напали на него?

— Солдат сей, господин полковник, как есть малообразованная деревенщина. Насилу уставы в него вбил. Да только и то бестолку. Он, поганец, обязан был что? — по уставу, огласить господину лейтенанту, что проход воспрещен, что он имеет намеренье применить оружие в случае неповиновения... А уж коли всего этого и не успел — то обязан был вежливо и аккуратно застрелить господина лейтенанта на месте. А не кидаться бить его прикладом некультурно и невежливо. Я ж и говорю, Ваше превосходительство — мужичье, что с него взять. И это еще не самый худший, осмелюсь доложить — этот три недели на передовой провел, и из трех атак живым вышел, а обычно у меня селюки и одной атаки, первой, не переживали. Но, все равно, как видите — туп, как пробка. Так что, Ваше превосходительство, наказание ему будет мною применено суровое и неотвратимое, за глупость его природную и нерасторопность...

Лейтенант аж побагровел весь, особенно отметина на скуле, за кобуру хвататься начал, пасть раззявил, намереваясь наверняка что-то высказать, да только полковник его опередил, вежливо поинтересовавшись, так ли все было, и, не дав ответить — а хорошо ли лейтенант осведомлен о правах часового? Лейтенант, враз сдувшись и побледнев, что-то заблеял, но был заткнут одним жестом. Некоторые офицеры тихонько похрюкивали, иные всеж кривились недовольно. Полкан снова ко мне поворачивается, уже откровенно улыбаясь:

— А чего твои солдаты, лейтенант говорит, в исподнем по палубе скакали?

— А обалдуй этот, господин генерал, часовой который, он же тревогу поднял, как положено — а они ж на фронте думать отвыкли, на фронте, Ваше превосходительство, думать некогда — вот и похватали кто-чего, да бегом на позицию, не до одевания. Тем более что — коли убьют, все одно потом разденут...

— Хм... Все у тебя такие, с фронта?

— Так точно, господин полковник! Весь взвод... точнее, то, что от него осталось...

— Ну... что ж... Это, пожалуй, хорошо.... Даже, пожалуй, очень хорошо... И, как нельзя, вовремя... Лейтенант!

— Я!

— Организуйте приемку секретного груза... Да просто я сейчас бумаги подпишу сержанту, а вы охрану смените! Поставите там несколько матросов с 'Забияки', да и все. Не до того сейчас. И — проводить сержанта с его людьми в распоряжение майора Горна, рисского военного советника. Выполняйте!

— Господин полковник, разрешите задать вопрос?

— Чего тебе, сержант? Что-то неясно? Бумагу я тебе подписал, ответственность за груз на мне, чего тебе еще непонятно?

— Ничего непонятно, господин полковник.

— Приказ тебе ясен?

— Так точно!

— Вот и изволь выполнять! А Горн тебе все объяснит... Марш!

... Лейтенант, понятное дело, оказался сволочью, и на сборы дал три минуты, пока его солдатик бегал с приказом за морячками, а мы с ним осматривали и сверяли наличие и печати. Думал как-то уязвить наших, или очередной скандал устроить. Ан хер там в нос. Все было готово, скорее всего, через минуты после нашего отбытия к полковнику, все собрано, включая и мое барахло. Так что единственное, что мне осталось сделать — изъять из ящика с документами мои бумаги. Личный состав встретил нас по выходу из надстройки построенным на палубе с полной выкладкой, в почти идеальном, по фронтовым меркам, строю. Не выгорела лейтенанту его пакость. Сдали пост морякам, и отправились вон из порта в город. Лейтенант с парой своих солдатиков впереди, я за ними, а за мной, в ряд по трое — все мое воинство. И ведь поганцы, чуют ситуацию — шаг печатают, звонко так, по узким тихим улочкам, впечатлительно выходит, словно и не неполный взвод топает, а чуть ли не рота. Солдатики с лейтенантом аж оглядываются нервно. В тишине хрумканье сапог по брусчатке, даром что подковок у нас нет особо, грозно звучит.

Вот, кстати сказать, чего-то улицы больно уж пустые. Я ведь, впервые, выходит, в настоящий-то, большой город тут попал. Так сказать, мегаполис. До того максимум райцентр в Валаше видел, это не сравнить. Но вот и в том райцентре жизнь как-то кипела всерьез, а тут — как вымерло. Сам-то город в общем-то, солидный. Дома практически начиная от порта — минимум трехэтажные, а где и четыре-пять, Питер, если в центре, напоминает. Красивые дома, с облицовкой гранитом и мрамором местами, с лепниной есть, иные и с курдонерами, улицы мощеные сплошь, и тротуары в плитке, и даже, судя по всему, ливневая (а может и иная какая) канализация имеется. Кованые ограды, литые тумбы, фонари... Цивилизация, как есть. Правда что, у речпорта проплывая, мы видели и вполне себе район трущобный, лачуги и просто частный сектор, а тут-то самый пожалуй центр города. Однако ж, тем более непонятно, чего так все мертво-то. Ни души на улицах, только кое-где у домов прохаживаются полицейские да несколько охранников частных, с дробовиками. Нешто тут так шалят? А на перекрестке и вовсе стоит патруль солдатский, ландскнехты городские, винтовки со штыками, и немало, шестеро сразу, при сержанте. Нас, впрочем, посторонившись, пропустили — то ли лейтенанта знают в лицо, то ли так службу хреново несут. Однако в целом ощущение неправильности и очередной задницы все усиливалось. Идти нам пришлось недолго — свернув пару раз, дошли до частного особнячка за серьезной такой оградой, над которым вился рисский флаг. Там нас остановили, лейтенант предъявил бумаги, и только спустя несколько минут мы смогли пройти на территорию, остановившись посреди просторного двора, не сказать забитого, но изрядно наполненного солдатами и офицерами в рисской форме. Все с оружием, на балкончике вот пулемет растопырился, и вокруг суетятся трое, чего-то там мудря с ним. Хорошо хоть, пушек не видать. А вот солдатики мне не понравились вовсе — как есть новобранцы в основном, да несколько явно тыловых, от новобранцев отличающиеся только нажратыми мордами, а ружья так же неумело держат. И офицерики какие-то злые и испуганные малость. Чегой-то тут у вас, ребята, совсем неладное творится. Неужто валашские парашютисты в окрестностях выбросились? Больше-то некому так напугать. Или все же пираты? Впрочем, сейчас, кажется так мне, все и выясним — лейтенант уже вернулся, в сопровождении молодцеватого рисского майора, с аккуратно подстриженными черными усами и легкой сединой на висках. Наверное, тот самый Горн. Вот сейчас все и выясним, в какую же именно задницу мы снова ухитрились попасть.

— Накрылся нам отдых — высказал негромко очевидное Коля, за что Борька его шепотом обматерил. И это правильно, это если бы дело было только в отдыхе, то мы бы это как-нибудь пережили. Но, сдается мне, отсутствием отдыха мы не отделаемся...

Майор, спустившись, останавливается, кивает лейтенанту, и с силой проводит ладонью по лицу — видок у него довольно замотанный. Постоял, вдохнул пару раз глубоко, явно стараясь немного взбодрится. Похоже, ночь не спавши, или около того. А дышится здесь хорошо — море все же. Я море не люблю, меньше, конечно, чем горы, но все равно. Глупое оно какое-то. И спрятаться негде. Но, многим нравится. И запах тут характерный, морской. Йодом, наверное. Или водорослями. Или солью. Не знаю чем. Ну, море, короче говоря. Море, оно и есть море. На реке-то запах другой, а как в речпорту вторую баржу отцепляли, так нанюхались — там несет и гнилой рыбой и смолой и лесом строевым и чорти-чем еще, гадость. Как там в этом гетто у порта живут — неясно. А тут-то совсем иначе. На мысу, который я видел с бастиона, вроде бы и пляжи есть. Поди, чистая публика отдыхает, загорает и купается, наверное. Тут, как кто-то из наших рассказывал, в Улле, место уникальное. Речпорт, считай, находится в широкой дельте реки Великой, фактически эта дельта образует почти пресноводный Ирбенский залив — на том берегу марка Ирбе с ее знаменитым угольным разрезом. А вот ВМБ Улле, как раз за этим мысом — уже в настоящем море. Соленом, пусть и в меру. И самое интересное, это природный феномен — благодаря прибрежному течению — граница между пресными и солеными водами — довольно четкая, они как бы и не смешиваются тут у Улле, даже, говорят, иногда можно это визуально наблюдать по цвету воды, если с возвышенности. И потому Улле очень популярен у судовладельцев — очень легко и просто производится 'естественная очистка' корпуса от всякой растительной и прочей органической дряни. Из соленой воды в пресную, или наоборот — и подыхает да отваливается все, в течение нескольких часов. Ну, не совсем все, но при регулярных таких процедурах килеваться для очистки надо раз в десять реже, а иным суденышкам 'эконом-класса', с небольшим сроком службы — и вовсе не нужно никогда, до самого списания на дрова.

Майор тем временем закончил рефлексотерапию, и подошел к нам. Откозыряв, протянул ему приказ и письмо Гэрта, доложился о численности и состоянии личного состава, приготовился к неприятностям. Однако Горн, отослав жестом лейтенанта, покивал, читая бумаги, и вдруг приказал отправить людей на кухню получить питание, а меня пригласил с собой. Недоумевая, я переложил бразды на Борю, и отправился, подозревая еще большие неприятности.

— Сержант, тут мне мой старый приятель Гэрт пишет, что у вас с собой бумаги, и вы желаете претендовать на перевод в армию Союза?

— Так точно — достаю из ранца бумаги, протягиваю, и сразу обрисовываю ситуацию — По совету его высокоблагородия капитана Гэрта как раз. Оне считают, что так бы мне самое правильное. Иначе мне карьеры никак не сделать, так оне мне и сказали, вашвысбродь.

— Хм... Гэрт всегда был мастер всяких таких... таких... да-с... — майор неопределенно потряс кистью в воздухе — Ну да дело не об этом... Подождите, сержант, я взгляну ваши бумаги — Гэрт больно уж вас рекомендует, а это было бы кстати... Пока можете курить, только отойдите к окну, я сегодня за ночь уже накурился, наверное, на ближайший месяц...

— Виноват, вашвысбродь, не курю!

— Ну... тогда... Вон там есть кофе в термосе, еще не остыл, пейте... я все равно его уже больше не могу видеть...

— Есть, вашвысбродь! — глупо кочевряжиться, когда аж целый майор настолько благосклонен к сержанту. Это конечно настораживает, но неприятностей от лишнего глотка кофе не прибавятся, а вот потом еще кофе могут и не предложить. Тем более рядом с кофе на тарелке какие-то вкусности, по виду нечто вроде венских вафель — а чего бы и не сожрать внаглую? Майор благосклонен не в меру, а пожрать не факт что выйдет — пайком, конечно, мои ребята на меня прихватят, но то паек. Кофе и вафли оказались, кстати, весьма недурственны...

— Однако, однако — закончил читать Горн — Да уж, сержант, если это все про вас хотя бы на половину правда... то вы мне тут попались крайне вовремя.

— Рад стараться, вашвысбродь! — выпучиваюсь я в фигуру аллегории служебного рвения.

— Послушай-ка... эээ... Йохан... Ты, я смотрю, человек бывалый. Не в тылу отсиживался. Начальство, конечно, не любишь — а кто его любит. Но я тоже не все время в штабах ошивался, да годы и здоровье не позволяют уже самому в бой идти. А в командиры попасть — происхождения на карьеру не хватило. Так что вот что. Ты давай-ка, брось вот это. Обращайся ко мне без всяких, господин майор. И дурака мне тут не включай, будь уж добр. Не то сейчас время. Все ясно?