Анархист часть 1

...

Луцис был доволен сегодняшним рейдом. С Волчихи удалось собрать ещё около тысячи пудов зерна и прочего провианта. Двадцать телег груженных продовольствием неспешно катили по сухой и ровной дороге. Оружие тоже было, хоть и не так много как рассчитывали. Из-за малочисленности отряда работа затянулась, и встал вопрос — оставаться ночевать в деревне, или идти ночью. Девяносто вёрст это два, а с грузом все три дня пути. По жаре идти не хотелось. Оставаться в ограбленном селе было опасно.

— Товариш Шен, — тронул он за рукав китайского командира, — как считаешь, сможем к утру до Новоегорьевского дойти?

— До Новыеголевасыка пятысот ли, — китаец, устремив глаза к небу, начал рассуждать вслух. — С подводами идыти десят час, да четыле плывала по полычаса, вота, камандыла сычитай сама. Сычас выдымы то до жара будемы в Новыеголывасака. Каки тылудны называные... Саладата уже плаха будет, усталая. Если банадита навалятыся, можемы не отбытыся. — Закончил Жень Фучень.

— А если пойдём днём, то устанем ещё больше. На подходе к Новоегорьевской есть узкое место, там нам засаду и устроят. Обойти по болотам с подводами у нас не получится. Хотя твои люди народ боевой, всем этим русопятам наваляют... — Луцис принял решение. — Приказываю, головной заставе выдвигаться немедленно, боковое охранение и подводы — через четверть часа. Идти, не растягиваясь, при первом же намёке на засаду стрелять залпами в обе стороны от дороги. Первый привал — через час, последующие через каждые три.

...

(Касмалинский бор, дорога Волчиха — ст. Рубцовская)

Июльские ночи коротки. В десять часов, когда передовой дозор из пяти верховых наткнулось на засеку из срубленных сосен, было ещё достаточно светло, чтобы понять, что ни быстро разобрать, ни обойти по лесу участок не удастся. Лес, густо заросший шиповником и низкорослой таволгой, подступал к самой обочине. Окружающая чаща имела у местных жителей собственное название — Гришкин борок. Легенда была, что некий Григорий в этом бору богатого купчину зарубил...

Луцис принял решение занять оборону прямо у дороги, выставить заставы по всем направлениям, окопаться вдоль обочины и ждать утра. Но для начала — залп наугад по кустам с обеих сторон.

Спешившись китайские бойцы начали вяло ковырять лесной дёрн. В этом и была ошибка командира. Если бы отряд занял оборону компактной массой прямо на дороге, вполне возможно, что ему бы удалось продержаться до утра. Но привычка к регулярным боевым действиям сыграла с продотрядом злую шутку.

...

Степан Русаков уже час лежал за можжевеловым кустом, внимательно наблюдая за дорогой. Терпкий смолистый дух неприятно щекотал ноздри. Беспокоила назойливая мошка, норовящая залезть в нос и глаза. Когда солнечный диск почти приблизился к верхушкам деревьев, из-за поворота показался передовой дозор ЧОНа. Вояки ехали не спеша и не скрываясь. Чувствовали себя хозяевами. За следующим поворотом дороги — завал. Дозор спешился. Китайцы осторожно обошли баррикаду из деревьев со всех сторон. Когда до них дошло, что кроме бревен и валежника, ничего нет, они расслабились, голоса их зазвучали громче. Понять их странный птичий язык Степан не мог, как не старался. В ночном лесу чужой говор особенно тревожил. Сейчас бы из пулёмета — пришла в голову мысль. Всё облазив, дозор поскакал дальше, только один боец был отправлен с донесением к основному отряду.

Через непродолжительное время показался обоз. На мешках с зерном сидели старики, мобилизованные чоновцами в селе. Сами продотрядовцы ехали верхами, внимательно вглядываясь в каждый куст по сторонам от дороги.

— Звиняйте, соседушки, если случаем вас заденем, но нет у нас сегодня другого пути, — прошептал Степан про себя. — Догадались бы под телеги сигануть...

Перед завалом отряд остановился. Солдаты начали что-то сооружать на одной из телег. Что они там делали, долго гадать не пришлось.

— Кха-ка-ка-ка-ка, — закашлял внезапно пулемёт, выпуская свинцовые гостинцы в сторону леса. Пулемётчик медленно причесал кусты сначала слева, потом справа. Одной ленты для успокоения хватило. К счастью, сидящие в засаде мужики вжались в землю, и пули прошли выше. Только срубленные очередью ветки сыпались им на головы. После такой подготовки солдатики разбились на небольшие группы и спустились с полотна к кустам. В каждой группе двое рыли окоп, а двое с винтарями наперевес их сторожили.

В темноте партизанам удалось подобраться к солдатам достаточно близко, чтобы пустить в дело даже не косы, а охотничьи ножи. Сначала снимали охрану, после — копателей. Резали аккуратно, не давая вскрикнуть. А когда до слуха командиров донёсся сдавленный хрип, половины отряда уже не было.

Осознав, в какой переплёт они попали, оставшаяся солдатня вместе с командирами рванула галопом в сторону Новогеоргиевской в надежде, что погони не будет. Новоявленным партизанам достался богатый 'улов' — два пулемёта с десятком лент, четыре десятка "Арисак", подсумки, вполне годные сапоги и шинели. Одно было плохо — патронов одна цинка. Всю добычу погрузили на подводы, навьючили на пойманных лошадей и отправили обратным порядком до Волчихи.

Мужики, участвовавшие в дерзком налёте, расходиться не стали. Хоть и пребывали они в радостном настроении от такой 'великой' победы, но всё-таки понимали, что завтра или днём позже из Рубцовска придёт полк красноармейцев, всех мужиков расстреляют, а зерно всё равно заберут. Так что победа хоть и доставляла радость, но особых надежд никто не питал.

Часть мужиков ратовала за возвращение к семьям, за организацию обороны села.

— Помирать, так всем вместе и с музыкой, выразил общее мнение таких 'оборонцев' Никанор Пшеничников. Таких было не много, но выступали они активно.

Русаков и Бастрыкин предложили другой путь:

— Мужики! — Начал, как на митинге Степан Русаков, — если мы сейчас по домам разбредёмся, то нас сразу из Волчихи выбьют, это к бабке не ходи. Пару орудиев прикатят, пальнут и вся недолга. Апосля пустют в расход за ближайшим сараем и поминай как звали. Поэтому предлагаю прямо сейчас подумать, как нам быть и куды бечь. Моя личная мысля така — надо всем мужикам одним отрядов в Касмалинский бор уходить. Бабы да старики наши ни в чём не повинны, их трогать не будут. Мы их провиантом снабжать будем. Хрен, коммуняки нас в бору найдут!

Мужики согласно заворчали. Пашка Горбенко поднялся к Николаю. Задумчиво погладил окладистую курчавую бороду и пробасил:

— О тож, Мыкола! Надоть нам иты до бору. За тыми ж нычками ховатыся, як с колчакамы воювалы, так и с коммунией будемо. Бачишь, и пройдёт лиха годына, не может же оно длиться долго.

Пшеничников недовольно вскочил и начал махать руками:

— Мы значиться в тайге будем прятаться, а баб наших будут китаёзы насильничать? Не согласный я! Я Дуньку мою сам лучше зарублю, чем на интералистов оставлю. — Он с размаху бросил картуз оземь.

— Не журыся, Никанор! — зашумели остальные мужики. — Твоя Авдотья сама кому хошь рога пообломает.

...

(Барнаул. Губернский съезд Советов)

Вечер 28 июля 1920 года в Барнауле выдался неспокойным. Зной, висевший несколько дней над городом, был смыт потоками дождя, обрушившегося на губернский центр под канонаду грозовых раскатов. В здании, когда-то принадлежавшем начальнику алтайского горного округа, завершался губернский съезд Советов. Руководил им сам председатель Сибревкома Иван Никитович Смирнов, прибывший по такому случаю из Омска. Всё из-за чрезвычайной важности мероприятия. Москва требовала хлеба. Нужны были и сибирское масло, и сибирское мясо, мёд, подсолнечник, рыба, но в первую очередь нужен был хлеб.

В пыльной атмосфере зала собраний витал запах затхлого бархата, подгнивающего дерева и человеческого пота. Вентиляции не было, поэтому люди, собравшиеся в зале, сидели разморенные от жары и терпеливо ждали перерыва, чтобы выйти на волю, затянуться вонючей самокруткой, перекинуться парой слов с таким же потным товарищем.

Смирнов страстно и возбуждённо бросал с трибуны:

— В то время, как народ республики Советов, не щадя своих сил и самой жизни, гонит с Украины войска панской Польши, кулаки и подкулачники Алтая, колчаковское офицерьё недобитое, меньшевики и прочие эсеры срывают план по продовольствию для голодающего пролетариата России и нашей родной Красной Армии. Вот только сегодня мне телеграфировали из Рубцовского уезда, что бандой кулаков вырезан продотряд в районе деревни Волчиха. Бандитам удалось захватить обоз с продовольствием, целая тысяча пудов, а также зверски убить более пятидесяти бойцов ЧОН. Я уже распорядился, и завтра туда отбывает полк 26 дивизии, чтобы покарать всю эту кулацкую сволочь со всей пролетарской беспощадностью. Предлагаю почтить память погибших товарищей минутой молчания.

Весь зал, шумно поднялся и послушно постоял какое-то время.

— Прошу садиться, товарищи! — Продолжил Смирнов. — В такое жестокое время нам выпало жить, что нет минуты, даже помянуть по-людски.

Пролетариат Европы, на поддержку которого мы так рассчитывали, не спешит на помощь в деле борьбы против буржуазии. Баварская Советская республика задавлена сапогом германского милитаризма. Венгерска — потоплена в крови румынами и автрияками. Нам приходится опираться только на собственные силы. Силы эти — городской пролетариат и беднейшее крестьянство, товарищи!

Выступающий прервал на мгновение свою зажигательную речь и громко отхлебнул воды, утирая вспотевший лоб большим платком. Перевернул лист с текстом и продолжил.

— В соответствие с декретом о предоставлении председателю Сибревкома чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы, постановляю: изымать принудительно излишки продовольствия у кулацкого элемента с доставкой этих излишков без промедления на ссыпные пункты для эвакуации их в центральные губернии.

Ускорить формированию реквизиционных отрядов. Всемерно привлекать в них коммунистов и комсомольцев из городского пролетариата. В помощь коммунистам Алтая Сибревком выделил двадцать шестую стрелковую дивизию. Ваша задача, товарищи, безжалостно и беспощадно использовать эту силищу в борьбе против кулаков-мироедов.

Вести на селе активную агитацию за сдачу продовольствия. Напоминать кулакам и подкулачникам о том, что Советская власть безмерно добра к ним, но и её доброта не безгранична. В случае недостаточной активности по сдаче продовольствия брать в заложники членов их семей, до тех пор пока не будет выполнен план хлебозаготовок в полном объёме.

— Вы только вдумаётесь, товарищи! — Хлопнул в сердцах ладонью по столу Смирнов, — С 1 августа 1920 года по 1 марта 1921 года Сибирь должна дать 110 миллионов пудов хлеба. Это четверть задания всей Советской республики!

— Товарищи! Как говорит нам дорогой наш вождь Владимир Ильич Ленин, — Смирнов зашуршал бумагами, — всякое сопротивление кулачья должно беспощадно подавляться. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде 'последний и решительный бой' с кулачьем! Все на борьбу с кулаком! Даёшь стране зерно!

Зал, дождавшийся, наконец, окончания, с облегчением рукоплескал. Затем встал и нестройным хором затянул:

Вставай, проклятьем заклеймённый,

Весь мир голодных и рабов!

Кипит наш разум возмущённый

И смертный бой вести готов.

Это было последнее выступление на съезде. Оно послужило точкой отсчёта самой жестокой страницы гражданской войны на Алтае. Ни карательные экспедиции чехословаков, ни колчаковские массовые экзекуции, ни анненковские расстрелы не сравнились с ней по жестокости.

В ответ заполыхают огни мятежей по всему степному краю. Загремят выстрелы обрезов, займутся ярким пламенем конторы сельсоветов и закричат диким криком заживо сжигаемые комбедовцы16. Достанется и совершенно ни в чём не виноватым сельским учителкам и фельдшерицам. Маховик войны раскрутится на полную катушку.

...

Матвей Ворожцов, известный среди старых членов ВКП(б) под партизанской кличкой 'Анатолий', в компании Смирнова возвращался с заседания съезда к себе в общежитие. Хоть и был он начальником батальона барнаульской ЧК, своего угла у него пока не было. Не до того было. Ночевал и вёл свой нехитрый быт он в комнатке казармы чекистов на Петропавловской. Предсибревкома увязался с Матвеем, видно не мог отойти ещё от горячки выступления.

Гроза только что кончилась, смыв обычную для сибирской провинции пыль и грязь. Воздух был искристо свеж и напоён запахами травы и озона, доносившимися с Оби. Казалось, всё уже было между ними оговорено. Все планы распланированы, все решения приняты.

Внезапно Смирнов мягко придержал Матвея за рукав гимнастерки.

— Слушай, товарищ Ворожцов, ещё один вопрос вспомнил. — Как там тот анархист? Ну, помнишь, у которого ты зимой армию увёл.

— Гришан Рогов? Как же мне его не помнить... — вздохнул с лёгкой досадой Матвей. — Сбежал он. Растворился в тайге. Как будто кто ему шепнул про нашу операцию. В избу, где он прятался, снаряд прямо в крышу попал. Мы потом по брёвнышку её раскатали, ни следа не нашли. Зато на берегу Чумыша нашли труп одного из дозорных с простреленной башкой. Второго нашли выше по течению, его тоже кто-то жизни лишил. Теперь Гришку не поймать, тайга большая... До победы мировой революции искать можно... Если только сам снова воевать не начнёт.

— Жалко, что упустили! Очень опасный элемент. Ещё опаснее, что ему удаётся от чекистов убегать. Народ идёт за удачливыми.

— Иван Кузьмич, дорогой, я тебе честно скажу, — Ворожцова потянуло на откровенность. Наверное, чистый воздух немного помутил рассудок. — Гришан так-то мужик хороший, за народ душой болеет, к тому же умный, решительный, организатор опять же отменный...

— Э-э-э! Постой! товарищ Ворожцов, Вот это и есть самое печальное. Умный, решительный, везучий, — и против нас! Поэтому он куда опаснее придурковатых эсеров, да кокаинистов-колчаковцев. Этим народ не верит, и за ними не пойдёт, хоть ты их режь. А за такими мужиками от сохи, да с удачей, да умными... Вот скажи, только честно, ты бы за ним пошёл?

— Нет, конечно, он же против коммунистов, против товарищей Ленина и Троцкого. Да он бы меня и пристрелил бы при первой возможности. Я ж у него армию распропагандировал и увёл. Кто ж такое предательство простит?

— А, ну, да! — Смирнов глухо хохотнул, — тебя он точно пристрелит. Короче, сам понимаешь, поймать его надо как можно быстрее. Кстати, а родственники у него есть?

— Жена и все пятеро детей погибли, родители от тифа померли. Отец его хорошо с колчаковцами воевал... Ещё, кажется, брат у него младший имеются. Правда, после того, как мы весной его родную Жуланиху разорили, он съехал куда-то. Да тихо так съехал, что никто не знает куда. С этой стороны след тоже затерялся. Ещё фамилия такая на Алтае распространённая. Не будешь же всех Роговых расстреливать.

— Что ж вы, мать вашу, такие раззявы! — в сердцах ругнулся Смирнов. — Теперь и заложников не возьмёшь. Ладно, пока сидит тихо, будем заниматься своим непосредственным делом. Запомни, с нас, а с тебя как с чекиста в особенности, ответственность за выполнение продразверстки никто не снимет. — Он остановился на мгновение, и внезапно снова вернулся к прежней теме.