Анархист часть 4

— Лев Давыдович, дорогой, — Ленин сегодня сама доброта и мягкость. — Я тут понял, наконец, как вы били пгавы, когда год назад предложили пойти на уступки деревенской буржуазии.

Польщённый Троцкий откинул полы чёрной кожанки и присел к столу.

— Лев Давыдович, удалось ли открыть движение по Транссибу?

— Пока нет, но всё движется хорошо. Бандитские отряды вдоль магистрали рассеяны, во всех населённых пунктах в полосе десяти вёрст от дороги поставлены комендатуры из верных революции товарищей, движение составов товарищ Смирнов обещает запустить не сегодня завтра. Бандиты ещё удерживают некоторые населённые пункты, но дни их сочтены . Плохо только то, что пока не схвачен никто из эсеровского руководства восстания.

— Как обстоят дела в Бийске? — Ленин всем корпусом наклонился в сторону собеседника.

— Бийск взят без единого выстрела. Банда ушла днём раньше. При этом ушли и прежние городские власти.

— Это понятно, мы бы их повесили, за такую политическую слепоту. Они это знают, вот и сбежали, под-ле-цы. — Ильич с досадой разделил последнее слово по слогам.

— Я думаю, здесь дело не только в слепоте, Владимир Ильич. — Троцкий усмехнулся. — Здесь витает дух откровенного предательства. Мы тут с Феликсом Эдмундовичем и его сотрудниками покопали немного и знаете, что обнаружили? Один из родственников главы Бийского ревкома оказывается при царе был известным на Полтавщине купцом.

— Б ` осьте, Лев Давидович, смешно, ей-богу, — Ленин замахал обеими руками на Троцкого. — Можно подумать, ваши родители из бедноты. Что с Махно? Можно будет ожидать таких же успехов в поставках хлеба из Малороссии?

— С анархистами пока сладить не получается. Кроме того, что Нестор наш Иванович на удивление хороший полководец, так ещё и вновь мобилизованные красноармейцы сочувствуют его идеям крестьянского социализма и против него воевать не хотят. Помогают только расстрелы перед строем. Но при этом иной раз после таких расстрелов комиссаров находят застреленными в спину.

— Вот! Лев Давидович, тут я набросал кое-какие тезисы, идейки кое-какие, которые точно выбью эту карту из рук всех анархистов. — Ленин довольно потёр ладошки.

Смот ` ите, Лев Давидович! Вы были правы, надо отказаться от продовольственной диктатуры, заменить продгазвё ` стку твёгдым налогом! Это дело самое важное для нас... дать к ` естьянину возможность известной свободы в местном обороте, перевести разверстку на налог. Это конечно отступление от марксизма, но без этого нам не устоять. Сметёт нас этот коллективный пахом. Придётся сделать это сейчас. Этого мало! Надо идти ещё дальше. Одновгеменно, разрешить свободную торговлю. Да-с, батенька! В ограниченных пределах, конечно. У крестьянина появляется выбор, либо быть расстрелянным в подвалах ЧК, либо продавать излишки урожая.

— Но Владимир Ильич, это уже подрыв корней политической власти пролетариата! Ведь так у нас появится слой богатых крестьян, которым надо будет вкладывать деньги в оборот. Мы же так вернёмся к тому, от чего ушли.

— Догогой Лев Давидович! Хе-хе-хе! — Ленин рассмеялся и даже слегка похлопал по плечу Троцкого. — Это временная мера, которая позволит нам справиться с волной крестьянских восстаний, позволит получить передышку, подкормить народ.

Но тянуть нельзя! На съезде надо будет обязательно получить одобрение и провести прямым декретом ВЦИК.

Над двуглавыми орлами Кремлёвских башен низко стелились серые февральские тучи. Порывистый ветер рвал их на клочья, как будто надеялся на скорую победу Мировой революции.

19. ЕСТЬ ПО ЧУЙСКОМУ ТРАКТУ ДОРОГА

(Улус Оралго Алтайская Сечь атамана Кайгородова)

Плечистый и коренастый, с волевым по-монгольски скуластым лицом, есаул Кайгородов расхаживает по избе, в ставке своего алтайско-казачьего войска. Сегодня к нему привели двух китайских купцов из Кобдо. Мужики говорят, что именно эти шонжени9 принесли добрую весть из монгольской столицы. Мол, войско белого ламы, а по-русски говоря, барона Романа фон Унгерн-Штеренберга выбило китайских солдат из ставки Богдыхана.

До атамана горно-алтайского казачества с середины февраля стали доходить интересные слухи. Самым важным поначалу ему показалась эта самая весть о взятии столицы Монголии Урги. Китайские купцы болтали, что барон во главе монгольско-бурятского войска разбил китайцев и освободил Богдыхана. Что конкретно там произошло, и чем закончилось, купцы рассказывали совсем непонятно. На сказочные представления накладывалось плохое знание русского, да и до них эта новость дошла не из первых рук.

Вторая новость поначалу не показалась Кайгородову такой уж важной. Она пришла с Бийской газетой «Серп и молот». В уездном центре какие-то анархисты провели городские выборы. Кайгородов не мог отделаться от мысли, что это его старые знакомые — Новосёлов и Вязилкин. Со второго прочтения идея выборов пришлась по душе атаману. Он, конечно, не допускал мысли делиться властью с кем-то ещё, но узаконить таким народным волеизъявлением можно любую власть , чтобы потом козырять — «За меня весь народ!». Тогда точно никто не сможет обозвать Кайгородова самозванцем. Появилась мысль провести нечто подобное в долинах Чуи, Катуни и Бухтармы. А если ещё и с Унгерном объединиться, — размечтался атаман, — то можно оттяпать весь Алтай да ещё и с Урянхайским краем и кусок приграничной Монголии и Китая. Пока в Москве и Пекине будут затылки чесать, мы с Унгерном тут горное царство установим. Он будет императором Монголии, а я буду царь Алтайский — усмехнулся своим идеям Кайгородов.

Вдохновлённый такими радужными мечтами, он открыл старый буфет, достал зеленоватую четверть и плеснул себе в кружку мутной жидкости. Резко выдохнул через левое плечо и одним глотком осушил посуду. Спирт ожёг горло. Атаман крякнул громко и с довольной усмешкой занюхал корочкой чёрнушки. Аккуратно отрезал прозрачный ломтик солёного сала, положил на тонкий кусочек хлеба, круто его посолил и со смаком отправил в рот немудрёную закуску. Его лицо зарумянилось, глаз заблестел, а кончики его роскошных усов устремились вверх.

— Никита! — Зычным басом крикнул есаул. — Никита, где тебя черти носят, сучий потрох?

— Чего изволите, ваше благородие? — денщик с заспанным помятым лицом встал, оправляя гимнастёрку, перед светлы очи командующего Алтайской Сечью10.

— Проспишь ты Царствие Небесное, Никитка, — буркнул Кайгородов. — Давай, быстро позови мне Юлича11. Да не стой столбом, дурень. Одна нога здесь, другая там!

...

— Твоё высокоблагородие, Владимир, свет, Юльевич, — Кайгородов любил немного пошутить над бывшими офицерами. — Слышал две последние новости? Про то, что Унгерн китайчат из Урги выпер, думаю, что знаешь.

— Так точно, господин есаул, знаю. — Не принял шутки Сокольницкий. — А вторая какая? Уж не про восстание ли в Тобольской губернии?

— Про Ишим и Павлодар это не новость уже. Они там уже с месяц колобродят. Энтих крестьянских партизан красные успокоят. Тут никаких сомнений нет. Сил у тамошних мужиков много, да только каждая деревня сама по себе... Я про другое сейчас. Читал Бийскую газетку «Серп и молот»? Как там анархисты ловко выборы провели, а?

— Что-то слышал, но значения не придал. — Пожал плечами бывший подполковник. — Чем это нам может помочь? Поясни, есаул, уж снизойди.

— Хоть ты, твоё благородие, умный, но дурак! — усмехнулся Кайгородов. — Сам подумай! Ведь это сразу делает того, кого народ выберет не просто абы кем, не хреном с горы, а представителем всего народа. Смекай! Ведь, если помнишь, первого царя из династии Романовых тоже выбирали, хоть и Земским собором. Можно тогда делать всё! И не от собственной воли, а по воле народа. Чуешь? В бога сейчас мало кто верит, да и у нас на Алтае богов много. Даже у алтай-кижи и древний Ульген, и новый Бурхан12

— Может вы и правы, Александр Петрович, но не люблю я все эти заигрывания с народом. Выборы все эти, советы, депутаты... Мне кажется, в нашем случае это ни чем не поможет. А вот с бароном Унгерном связаться было бы не плохо. Он в Урге власть взял, мы с вами в Кобдо узкоглазых прищучим. Объединимся и получим степное царство от Зайсана13 до Керулена14. Это, мне кажется, гораздо реальнее, чем с большевиками русский Алтай делить.

— Может ты и прав, — Кайгородов достал ещё один стакан, набулькал в него самогону и подвинул в сторону Сокольницкого. — Только мне ещё одна штука покоя не даёт. Вся моя родня по матушке из сёока Тастар. Это по Чарышу, знаешь такую речку на Северном Алтае?

— Конечно знаю, это же часть Колыванско-Кузнецкой казачьей линии.

— Ну, так вот. Говорят, что красные там что-то совсем озверели. Инородческое население, как и казаков начали истреблять под корень.

— Казаков это понятно. Жидовские морды расказачиванием уже два года занимаются, всё крови нашей напиться не могут. А зачем им инородцев резать непонятно.

— Всё-таки ты дурак, хоть и полковник! — Кайгородов занюхал самогон хлебом и стукнул стаканом по столу. — Ведь что казак, что алтаец люди вольные, сами себе хозяева, да ещё и с оружием. Это тебе не мужик лапотный! Думаю, что надо нам, пока красные с тобольскими крестьянами возятся, рейд до Бийска провести. Нагнать страху на коммунию, чтобы знали, что нельзя слабых обижать. Заодно и выборы провести. Пригодится нам это или нет, не понятно, но хуже точно не будет.

...

На Трифона к вечеру небо скрылось за туманными слоями облаков, обещая на завтра солнечную погоду. На ярко-синем фоне февральского морозного неба — белые остроконечные вершины Курайского хребта. Из Кош-Агача по Чуйскому тракту на север выдвинулся полк атамана Кайгородова. В полку полторы тысячи сабель и пулемётная команда с десятком пулемётов. Через неделю атаман хочет быть в Онгудае, там можно будет встретить зимующих алтайцев-чуйцев рода Иркит. У них тут зимовья и охотничьи угодья. Можно будет купить баранов, чтобы достать спрятанное в пещерах над Урсулом золото. Пару пудов не жалко для хорошего дела. Всё равно пропадёт, если красные разобьют. Смысла хранить золото Кайгородов больше не видел.

...

(Бийск. Григорий Рогов)

— Руки вверх! — свирепый голос прозвучал прямо над ухом Гришана, который слегка задремал на привокзальном складе Бийска. — Встать! Разлёгся тут, понимаешь! И документ предъяви, а то мне что-то рожа твоя подозрительно знакомая.

Бородатый гигант в куцей не по росту рыжеватой шинели замахнулся прикладом, чтобы ускорить подъём бродяги. Григорий завозил ногами, чувствуя, что они затекли в неудобной позе, и встать быстро у него не выходит. Николая и Степана задержались. Где-то они, то ли заблудились, то ли попали под чекистскую облаву. Сопротивляться в этих условиях показалось неразумным. — Может, обойдётся, — подумал Рогов и встал, оправил полушубок и поднял руки над головой.

— В чём дело, мужики? — поднял он взгляд на бородача.

— Ты давай ходулями шевели, а не вопросы задавай, — продолжал ворчать красноармеец. В комендатуре разберутся. Приказано всех подозрительных туда сгонять.

— А просто, как русский человек, русскому человеку сказать уже никак не можно? — Григорий начал шарить по карманам в поисках бумаги Мамонтова. — Да твою же мать! — Сказал он, вспомнив, что бумаги остались в сидоре на паровозе

— Ты давай, не лайся тут! Приказа комендантского не слыхал что ли? — выпучил глаза бородач. — Приказано всем жителям города в обязательном порядке пройти регистрацию в комендатуре Бийска. Уклонившихся от регистрации, предать ревтрибуналу. Ты и есть уклонившийся, так что можешь мне зубы не заговаривать. Двигайся, давай шибчей!

Рогов ещё раз отряхнул полушубок, запачканный угольной пылью, — ну, веди, брат, куда тут у вас уклонистов сгоняют.

Комендатуру с пунктом сбора арестованных Янис Гайлит расположил в здании женской гимназии, что рядом с Успенским собором. В кабинете директора заседал трибунал, в актовом зале и классных комнатах ждали арестованные, а прямо во дворе приговоры приводили в исполнение. Тела расстрелянных не убирали, а просто оттаскивали к забору и складывали штабелем.

Когда-то одно из красивейших зданий города, сейчас гимназия представляла собой жалкое зрелище. Выбитые стёкла, окна, заколоченные досками крест-накрест, покосившийся купол над центральным входом, чёрные отметины последнего пожара над окнами второго этажа. В здании буржуйкой отапливалось только помещение заседателей, арестованные вынуждены согреваться теплотой собственного дыхания.

— Моисей Фёдорыч! — первое, что услышал Григорий из классной комнаты, куда его втолкнул провожатый. Это знакомый голос Николая Бастрыкина. — А мы всё со Степаном гадали, приведут тебя сейчас, али только завтра.

— Так вы оба тут? — Протиснулся к мужикам Рогов. — А я вас на складе заждался. Вот пришлось провожатых нанимать. Правда, без прикладом по спине не обошлось, зато мы снова вместе.

— Горазд ты шутковать, Моисей Фёдорыч, — невесело усмехнулся Русаков. Мы ещё к обеду должны были вернуться, но человечку хорошему помогли, а она нам, а апосля нарвались на патруль. Повязали нас как гусей лапчатых. Э-эх... Вот ждём таперича, когда в распыл...

— Не плач, Стёпа, раньше времени! — подбодрил приятеля Рогов. — Живы будем — не помрём. Мы же не Бийские граждане, а даже совсем наоборот.

Так они балагурили, храбрясь друг перед другом. Между тем из классной комнаты выводили по пять человек для разбирательств.

Наши знакомцы попали в третью пятёрку, а когда шли по коридору под конвоем услышали знакомый сиплый голос:

— Мужики, а что это вы тут делаете? Чего вас под стражу взяли? Кто уголь будет в топку бросать? — голос рыжеусого машиниста с каждым словом набирал обороты.

— Да мы бы и рады... — замямлил Русаков. — Но тут, товарищ, такое дело... Арестовали нас сегодня утром и в каталажку кинули. Вишь, Петрович, под конвоем ведут... Сей момент на расстрел...

— Может у нас последняя в жизни минутка осталась, — подключился к товарищу Бастрыкин, а ты на нас лаешься. Не хорошо так, Петрович, не по-людски.

Конвойному надоело ждать, пока арестанты наговорятся. Он больно ткнул Русакова дулом винтовки в спину. — Двигай, дядя, хватит тут зубы заговаривать.

— Постой, мил человек, — Рогов схватил конвоира за рукав шинели. — Ты разве не слышал, что железная дорога говорит?

— Петрович, скажи ты этому неграмотному, что для паровозу кочегары нужны. — Он повернулся к машинисту.

А и скажу! — уже перейдя на крик, вопил машинист. — Не мне же, механику второго класса, уголёк в топку кидать. Пошли, мужики, со мной! — Он ухватил Рогова и Русакова за рукава и потащил в кабинет, где заседал трибунал. Конвоир пожал плечами и двинулся следом.

Через пять минут судьба снова повернулась к нашим друзьям светлой стороной. Комиссар 226 полка, услышав, что мужики не из Бийска, не стал долго рассуждать, махнул рукой машинисту и занялся следующей партией.

На улице, отойдя от трибунала на полверсты, Петрович повернулся к мужикам:

— С вас, парни, спирту четверть причитается. Мне же только один кочегар на тендере нужен, а я за вас троих поручился. Хорошо ещё, что среди этих,— он качнул головой в сторону, — никто не разбирается в паровозных премудростях.