Артабед достиг Гирканских гор[17] в самый разгар зимних вьюг. Ахура Мазда отвратил свой лик от друга правды и справедливости. Путь, которым совсем недавно прошёл Бесс, оказался закрытым. Атрабед не смог пробиться через заваленные снегом проходы и, потеряв множество людей и лошадей, был вынужден задержаться в Задракарте до весны. Возвращаться, не выполнив приказ, он не рискнул.

[17] Западная, наиболее невысокая часть горной системы Гиндукуш, расположенной преимущественно на территории Афганистана и Пакистана. Греки считали её продолжением Кавказского хребта, тянущегося в их представлениях до Индии.

С таянием снегов сын Мазея, значительно усилив свой отряд людьми гирканского хшатрапавы Фратапарны, вторгся в Арию. Здесь, возле города Сузия его встретил Бесс, который заранее узнал о приближении врага. Молодой Артабед приказал Бессу вернуть семью царя царей, получил отказ, опрометчиво вступил в сражение с превосходящими силами противника и был разбит, едва сумев унести ноги.

Этой победой Бесс продемонстрировал свою силу колеблющемуся Сатибарзану, окончательно склонив его на свою сторону. Нескольких пленных мидян отпустили, отрезав им уши и носы и велев передать царю царей, что в случае повторного вторжения, его мать, жена и дети будут казнены.

Дарайавауш в отчаянии рвал волосы. Успокоившись, все взвесив и обдумав, он отправил к мятежному родственнику послов. Предложение царя царей злые дэвы в "Доме Лжи"[18] вполне могли бы использовать для того, чтобы доставить новые страдания его блистательным предкам-завоевателям. Земли, которые те в течение почти трёх веков собирали в единую великую державу, царь царей с лёгкостью готов был раздавать направо и налево. Дарайавауш признавал Бесса свои братом и отказывался от всяких притязаний на Бактрию и Согдиану (про Арию, Дрангиану и Арахосию не было сказано ни слова). Пусть только Бесс вернёт его, царя царей, семью.

[18] "Дом Лжи" (Друджо Дмана) — самая страшная область ада в зороастризме.

Обнаглевший мятежник послам отказал. Он все ещё был не вполне уверен в своих силах и надеялся избежать вторжения, прикрываясь заложниками.

Мазей, которому обещали в жены Тадару[19], старшую дочь царя царей, горячился, ратуя за то, чтобы выжечь до основания гнездо мятежа и в назидание всем жестоко расправиться с Бессом и прочими изменниками. Хазарапатиша Набарзан, которому уже было известно о том, сколько союзников привлёк на свою сторону Бесс, предлагал действовать тоньше, подкупить кое-кого из бактрийской знати и выкрасть заложников. А уже потом предавать Бактрию огню и мечу. Ему активно противодействовал Артавазда, которого Дарайавауш, потерявший при Адане множество придворных и ценных советников, вновь приблизил к своей персоне. Старик, девять сыновей которого один за другим заняли видные посты в государстве, отговаривал царя царей от предложений Набарзана, упирая на то, что они слишком рискованны. Он советовал направить к Бессу ещё одно посольство. Вызывался ехать сам. Уверял, что сможет уговорить мятежника.

[19] Грекам она известна под именем Статира.

Дарайавауш разрывался между советниками, метался, как лев в клетке. Прошло несколько месяцев. Наконец, совершенно измучившись, но, так и не приняв окончательного решения, царь царей решил поступить, как предлагали все три советника. В конце весны шестого года со дня восшествия на престол Добронравного государя, сорокатысячное войско персов выступило в поход на Бактрию.

— Я думаю, уважаемые, — важно объявил Барсаент, облизывая жирные пальцы, — нам не стоит дожидаться, пока Арташту вторгнется в Бактрию, и его воины начнут топтать эту цветущую землю.

Присутствующие на торжественном пиру, устроенном Бессом в честь прибывшего хшатрапавы Арахосии, не сговариваясь, подчёркнуто игнорировали тронное имя царя царей, и вообще отзывались о Дарайавауше с пренебрежением.

— Ты совершенно прав, почтенный Барсаент, — согласно кивнул князь Датаферн, — на первом же совете, который созвал хшаятийя, когда стало известно, что на нас идёт сам Арташту, мы почти единодушно высказались за то, чтобы встретить его не в Бактрии.

— Почти?

— Почтенный Фаррухан высказался против, — проговорил с набитым ртом Ухшатра.

Спитамана покосился на него и усмехнулся.

— Только он один? — еле слышно проговорил согдиец.

Ухшатра раздражённо отмахнулся.

— Не начинай снова, уважаемый.

— Почему? — спросил Барсаент.

— Дескать, в Гиркании, где Фратапарна знает все тропки, у персов будет преимущество, — объяснил Спитамана, — опять же, там персы получат все необходимое, а нам придётся из-за каждой овцы бодаться с местными.

— Пусть приходят, — важно заявил Фаррухан, князь паретаков, — мы всех их тут похороним.

— Он такой храбрый, потому что надеется отсидеться на своей Скале, — шепнул Барсаенту Спитамана.

Тот понимающе покивал: князь паретаков владел одной из самых мощных крепостей Бактрии, которая по его имени именовалась "Скалой Фаррухана" и располагалась на неприступном со всех сторон утёсе. Лишь единственная узкая тропка круто взбиралась наверх, к воротам.

— А вот Датаферн прямо-таки рвётся в поход, — добавил согдиец, — ещё бы, если пойдут персы на Бактру, его поля потопчут в первую очередь.

— Зачем же идти в Гирканию? — спросил Барсаент, — не лучше ли встретить врага в Арии? В дружественных землях всеми уважаемого Сатибарзана?

— Потому что всеми уважаемый Сатибарзан, — заявил, поглаживая бороду, Фаррухан, — так же трясётся за свои земли, как и почтенный Датаферн.

Князья пересеклись взглядами, едва не зарезав друг друга.

— Рискованно идти в Гирканию, — сказал вождь саков Мавак, прибывший в Бактру всего за пару дней до появления здесь индийцев.

— Это ещё не решено, — ответил Бесс, — Ария или Гиркания. Но не Бактрия. Я не хочу сюда пускать Арташту.

— Почтенный Мавак не хочет углубляться в горы, как и всякий истинный сак, — усмехнулся Ухшатра, — в степи он, не напрягаясь, измотал бы врага бесконечным отступлением.

— Ты что же, обвиняешь меня в трусости? — вспылил вождь саков.

— Ни в коем случае! — примирительно поднял руки Ухшатра, — всем известно, что саки — храбрые воины. Перехитрить врага — большое искусство, и именно таким способом они победили великого Куруша.

— Нет, — возразил Мавак, — Куруша разбили в открытом бою.

— Не спорьте, уважаемые, — встрял Датаферн, — не стоит ссориться.

Бесс поспешил сменить тему беседы.

— Почтенный Барсаент, ты сегодня говорил, что этот твой индиец — величайший воин?

— Именно так! Под солнцем нет бойца сильнее.

— Каким оружием он лучше всего владеет?

— Ваджрасанджит знаменит тем, что является знатоком многих воинских искусств. Он в равной степени ловко обращается с мечом и копьём. Способен голым кулаком одолеть доспешного воина. Да не одного за раз. И в изучении Дханур-Веды, Знании Лука, весьма преуспел. Немного кшатриев сравнятся с ним.

— Поистине, выдающийся воин, — кивнул Бесс, — но я не хочу, чтобы здесь, на пиру, пролилась кровь, а для устройства состязания лучников нам пришлось бы покинуть сей славный пир, ибо тут слишком мало места. К тому же на дворе уже ночь. Пусть сразится без оружия с нашим бойцом, и выясним, кто лучший.

— Ха! С великим удовольствием посмотрю, как Ваджрасанджит переломает кости твоим поединщикам, почтенный Бесс!

Далеко не все союзники самозваного Артахшассы привыкли именовать его хшаятийей. Впрочем, Бесс до поры дипломатично не настаивал на этом.

— Состязание!

Все присутствующие оживились. Барсаент велел пригласить индийца, а Бесс повернулся к Ухшатре:

— При тебе ли сейчас тот борец, что в прошлом году раскидал дюжину человек во время празднования навруза?

— Конечно, после того случая я сразу взял его в свою свиту.

— Пусть покажет нашим гостям, что в Бактрии самые сильные воины.

— Это честь для меня, великий государь.

Спитамана, занятый высасыванием мозга из кости, покосился на Ухшатру и бросил:

— Смотри, не осрамись.

Тот сверкнул глазами, но ничего не сказал. Освободили место.

Прибывший Ваджрасанджит, узнав, для чего его вызвали, невозмутимо разделся, оставшись в одной набедренной повязке-дхоти. Случись здесь эллины — непременно зашумели бы, бурно восхищаясь рельефной мускулатурой индийца, который обликом своим напоминал бронзовую статую, слегка потемневшую от времени. Ваджрасанджит стянул чёрные волосы красной лентой, таким образом, что на лбу его разместился вышитый золотой лик Сурьи-солнца, пригладил свои великолепные длинные усы с подкрученными кончиками (бороды он не носил) и изготовился к поединку. Правую сжал в кулак, левую опустил вниз, прикрывая пах.

Его противник, бактриец, обликом напоминал скорее зверя, чем человека. Волосатый, массивный, широкоплечий, он выглядел значительно крупнее индийца. Скинув полосатый халат и оставшись в одних шароварах, бактриец прорычал нечто нечленораздельное, требуя поддержки от гостей, которые ответили ему одобрительным рёвом. Горделиво поиграв мышцами, он принял низкую стойку и изготовился ловить индийца.

Гости притихли.

— Сломает, как тростинку, — заявил Ухшатра.

— Если схватит, — спокойно парировал Барсаент.

— Конечно схватит, — уверенно заявил Датаферн.

— Заклад?

— На сто сиклей, — сказал Барсаент.

— Вах, уважаемый, разве это ставка для столь высокородного и одарённого достоинствами и богатством?

— Тысяча сиклей!

— Три тысячи[20]! — азартно крикнул Ухшатра.

[20] 3600 персидских сиклей равны одному греческому таланту.

— Принимаю, — сказал, поколебавшись, хшатрапава Арахосии.

— Я бы поставил на индийца, — невозмутимо заявил Спитамана, отпив вина, — Сигисбарн, это всем известно, могуч, как десять медведей, но он и борется, словно дикий зверь, а не воин. А индиец выглядит именно воином. Я люблю мастерство, а не грубую силу.

— Будешь участвовать? — спросил согдийца Датаферн.

— Нет уж, как-нибудь без меня.

Датаферн хмыкнул: хитрость и осторожность Спитамана давно стала притчей во языцех.

Бактриец по-медвежьи приближался к невозмутимому Ваджрасанджиту, намереваясь сгрести его в захват. Ещё несколько гостей поставили на борца. Сигисбарн рванулся вперёд, но индиец попятился в танце, не давая бактрийцу приблизиться.

— Хватай его! — заорал Ухшатра.

— Бей! — крикнул Барсаент.

Медведеподобный борец ярился, но схватить отступающего противника никак не получалось. Тот держался на расстоянии, пятился по кругу, но периодически остужал напор бактрийца молниеносными, как бросок кобры, выпадами. Борец не решался начать атаку, его нервировал кулак индийца, время от времени замирающий на краткое мгновение перед самым его носом. Он не успевал захватить руку противника: Ваджрасанджит двигался стремительно.

— Да что же он бегает, как баба! — разочарованно воскликнул Датаферн.

— Хватай! Хватай! — неслось со всех сторон.

— Сигисбарн, ломай его! — крикнул Ухшатра, — загоняй труса в угол!

Борец, поначалу сбитый с толку танцем противника, и сам уже сообразил, что бесконечно отступать тому просто некуда: четырёхугольное пространство между приземистыми столиками пирующих, восседавших на дорогих коврах, совсем невелико. Сигисбарн, поначалу горевший желанием произвести на гостей впечатление, перестал рычать и метаться, стал двигаться продуманнее, и совсем скоро бойцу Барсаента действительно стало некуда отступать.

Выждав удобный момент, бактриец бросился вперёд. Нагнув голову, прикрываясь левой от мощного праворукого удара противника (он успел заметить, что тот бьёт только одной рукой), прошёл ему в ноги. Ваджрасанджит, который только что провёл очередную ложную атаку, ничего не успел предпринять. Да и бить уже было бесполезно. Все, что индиец смог сделать — сгрёб левой рукой в захват шею бактрийца и не выпустил, когда тот зацепил своими широченными лапами его ноги. Оба упали.

— А-а-а! — в восторге орал Ухшатра, глядя, как его поединщик впечатал спину противника в пол.

Что-то хрустнуло. Ваджрасанджит в падении не смог вывернуться из-под медвежьей туши бактрийца и тот едва не вышиб из него дух. Индийцу удалось сгруппироваться и спасти затылок от встречи с каменными плитами. А вот череп Сигисбарна с ними познакомился, и у борца потемнело в глазах.

Барсаент раздражено скривился. Гости, ещё мгновение назад исступлённо оравшие, затаили дыхание.

Борец медленно поднялся на четвереньки. Потом на колени. Встал. Ошалело помотал башкой и вдруг покачнулся. Ноги его подломились, и он приземлился на задницу.

— Моя победа! — ликовал Ухшатра, — мой боец одолел!

— Чего же он тогда сидит на полу? — буркнул Барсаент.

— Ну и что! Твой вообще лежит!

Однако индиец, кривясь и морщась, уже вставал. Выглядел он так, словно на него слон наступил, но при этом взгляд имел куда более осмысленный, чем у бактрийца.

— Мой человек победил! — радостно возопил хшатрапава Арахосии.

— Нет! — орал Ухшатра, — спина твоего человека коснулась земли! Он проиграл!

— Не было такого уговора!

— О чём тут договариваться? Каждому известно: борец, спиной коснувшийся земли — проиграл!

— Пусть оба встанут, — предложил Датаферн, — победитель тот, кто сможет самостоятельно уйти.

Сигисбарн снова поднялся, но едва сделал шаг, как ноги опять подкосились. Его увели под руки. Ваджрасанджит, держась за левый бок, ушёл сам.

— Это нечестно! — бушевал Ухшатра, — мой человек победил!

— Твой борец на человека-то не похож, — ехидно заметил Барсаент, — настоящий дэв. Какой дурак станет бороться с дэвом по правилам?

— Да ты... — задохнулся яростью Ухшатра и схватился за акинак, висевший на поясе.

Его примеру немедленно последовал Барсаент. Пятеро индийцев из свиты хшатрапавы Арахосии встали стеной за спиной своего предводителя. То же самое сделали и несколько бактрийцев.

— Вот так по дури и рушатся союзы, — спокойно заявил Спитамана и опустил в рот щепоть изюма.

До Бесса дошло, что добром это все не кончится.

— Не ссорьтесь, почтенные! — царь встал между князьями, хищно раздувающими ноздри, — только миром!

Многочисленные призывы к примирению развели стороны по углам. царь почтительно обратился к старейшему из князей, присутствовавших на пиру, чтобы тот разрешил спор. Беззубый старик прошамкал, что, дескать, в поединке никто не победил. После этого Ухшатра сразу же ушёл с пира.

Следующим утром он нанёс визит князю Фаррухану и о чём-то долго с ним совещался. Вскоре после этого из ворот в сопровождении немногочисленной свиты выехал сын Ухшатры, молодой Гистан, и отбыл в неизвестном направлении.

Ещё через три дня войско царя Артахшассы Бесса и его союзников выступило навстречу персам.

Гиркания. Восточнее Каспийских ворот

— Ааа! Что вы стоите, как истуканы?! Спасайтесь!

— Бежим, бежим!