Продолжение 8

Так, а вот здесь что-то новенькое, в смысле, — старенькое... Которого на моей "будущей" памяти не было... Там, где по моим прикидкам должен находиться Вечный Огонь и неизвестно чего строительный техникум, стоит большое каменное здание. Высокие окна, вход с колоннами, и огромный могендовид вверху арки. Наверное, синагога. Несколько колоритных фигур в традиционных длиннополых пальто и шляпах радикального черного цвета спорят о чем-то у входа, подтверждая мои догадки...

Впереди из-за крыш домов виднеется верх непонятного сооружения. Какая-то красная труба, что ли, со смотровой площадкой под крышей, чуть поодаль — еще одно культовое сооружение почти кубической формы. Виден красный купол и, вроде как, звонница рядом, — какой-нибудь собор, или церковь.

Площадь открывается неожиданно... Привычного ориентира в виде "свечки" Дома Связи нет. Как раз на этом месте и стоит загадочная постройка, скорее всего, являющаяся пожарным депо. Красивое, двухэтажное здание красного кирпича, внизу — гараж, судя по воротам, на шесть экипажей. А труба — не что иное, как каланча. Для своевременного углядывания дыма в городе.

Собор так собором и являлся, правда, — католическим. С двумя звонницами, лицом обращенными на Советс... нет, сейчас она называется по-другому... А вообще, площадь узнать можно с большим трудом. И с помощью гида, роль которого выполняет усатый, в летах, городовой. Почуяв во мне приезжего, на вопросы отвечает не торопясь, с уважением к офицеру и ревнивой гордостью за свой город. Я б тебе, старина, тоже мог бы такого про него рассказать, только б ахал!.. Если бы до этого не сдал меня в психушку...

Вместо драмтеатра стоит Гостинный двор с торговыми рядами, чем-то напоминающий древнюю крепость. Добротные каменные стены, выбеленные известкой, арочные ворота, закрывающиеся наглухо. Если бы не лавки и магазинчики в стенах, — вылитый детинец какого-нибудь князя, или воеводы.

А вот примерно на месте памятника самому хитрому из коммунистов сейчас красуется часовня Александра II, из-за деревьев виднеются купола собора Петра и Павла в дворцовом парке, их золотые кресты сверкают в начинающем садиться солнце... Страж правопорядка советует прогуляться налево по Румянцевской улице. Ага, вот как Советская называлась... Называется... Тьфу, совсем запутался!.. Действуем по-военному. Сказано что?.. Румянцевская?.. Вот так и есть, и никаких больше глупых сомнений!.. Типа, командир сказал — хорек, значит, — никаких сусликов!.. А вот вправо, дальше за костел, со слов блюстителя порядка, ходить приличной публике не нужно. Грязь, нищета, да и Кагальный ров с его уголовной шпаной неподалеку...

Благодарю старого служаку, который принимает маленький бумажный полтинник без малейшего признака подобострастия и желает удачно провести время. Иду по самой главной и самой родной улице города, оставляя справа здание Городской Думы, в которое потом сдуру запихнут типографскую фабрику. Еще один квартал... Сапоги, как будто, прирастают к тротуару... Перекресток Румянцевской с улицей барона Нолькена, слева — тот самый знаменитый "Савой" с небольшим столпотворением у входа, справа очень-очень знакомое здание Русско-Азиатского банка. А через улицу — трехэтажный красивый дом... Предшественник того, в который через каких-то шестьдесят лет меня привезут из роддома, что напротив Пионерского сквера, и поднимут на четвертый уже этаж... Дом, который я вижу сейчас не переживет этих лет, вместо него пленные немцы в сорок седьмом отстроят новый... Да, черт возьми, что же это такое?!!... Какая-то дикая фантасмагория и дежавю в одном флаконе, то бишь, голове!.. Хватит!!!...

Стараясь убежать от сводящих с ума видений, проскакиваю вниз к теперь уже городскому бульвару, прохожу еще немного, и меня вместо тридцатьчетверки на постаменте встречает небольшой парк. Благоустроенный, аккуратный, имеющий в наличии даже велотрек и летний театр, где сейчас идет какой-то спектакль, естественно, на патриотическую тему. Впечатлений — выше крыши, пора двигать обратно... Добравшись до своего номера, для более адекватного и полного восприятия полученных впечатлений принимаю из незаменимой фляжки сто грамм антишокового и вскоре заваливаюсь спать...

Утром, как ни странно, от вчерашнего настроения не осталось и следа. Проснувшись, как-то сразу почувствовал себя дома. Гомель принял меня, узнал во мне своего. И даже не стал замечать нестыковку во времени, а, может, подобная мелочь на фоне его собственного возраста кажется ему смешной и незначительной. А то, что пропали уродливые хрущобы и безликие, портящие весь вид однотипно-бетонные девятиэтажки, так это еще и лучше. Как будто красавица смыла с лица дешевую вульгарную косметику и от этого стала еще прекрасней...

Так, лирика, — это, конечно, хорошо! Но надо и делами заниматься... Подъем, пять минут на мини-разминку, затем мыться-бриться, и в небольшую кафешку при гостинице на завтрак. А затем, собрав всю силу воли в кулак, — быстренько в мастерские. Вчера, хоть и бродил в расстроенных чувствах, никого, подпадающего под определение "стройная, рыжеволосая, очень-очень красивая" не наблюдал. Невзирая на то, что на автопилоте следил за всеми, кто находился в пределах досягаемости. И с утра было огромное желание кинуть все к общеизвестной матери и, сломя голову, лететь на поиски своего ненаглядного медноволосого чуда. Тем более, что адрес я запомнил навсегда и найти Павловскую улицу никакого труда не составит...

Но, как говорят — "Noblesse oblige" [нобле́с обли́ж]. А это значит, что господин подпоручик сейчас же берет свою суперсекретную папочку с чертежами и уматывает к начальнику аж всех Либаво-Роменских мастерских, имея цель не только добиться аудиенции, но и получить "добро" на производство работ. Блин, кажется, легче пару десятков гансов в одиночку покрошить, чем убедить расейского чиновника сделать что-нибудь полезное... Ладно, будем посмотреть!..

Михаил Семенович уже ожидает у входа в контору, дымя папиросой и чему-то улыбаясь в свою роскошную бороду.

— Ну-с, молодой человек, пойдемте, коль не передумали. Сначала покажите свои придумки Николаю Ефремовичу, чтобы он со своими механиками оценил, так сказать, реальность замысла. Ежели он возражать не будет, тогда, считайте, дело сделано.

Главмех, в смысле, начальник механических мастерских, оказался тощим и долговязым брюнетом лет тридцати. В чертежи врубился быстро, позвал пару своих мастеров, и после недолгой дискуссии, взяв в руки первый лист, вынес вердикт:

— Здесь — задача несложная, справимся. Только вот ума не приложу, зачем Вам, Денис Анатольевич, эти трубки с крылышками?

— Мы каждую такую трубку будем приклепывать к снаряду,.. в смысле, — к обрезанной юбкой гильзе. И получим мину, которую можно выстреливать из... специального устройства.

Механик копается в чертежах, затем достает нужный лист.

— А это и есть Ваше "специальное устройство"? — Карандаш в руке указывает на эскиз стержневого миномета. — Интересная задумка... Кстати, как Вы его себе представляете?

— Самое простое — обрез охотничьего ружья, только без приклада и рукояти. Угол наведения фиксируется на вот этих секторах с помощью винта и барашковой гайки...

— Скажите, все это сами придумали?.. У Вас, простите великодушно, какое образование?

Ну, вы и вопросики задаете, господин хороший!.. Рассказать тебе про 3-й факультет Можайки, или отделаться общими фразами?

— По образованию — инженер-технолог, закончил прямо перед войной. Придумывал не один, у нас сложился... творческий коллектив: несколько офицеров и три студента-вольноопределяющихся. Вот, вместе и сподобились.

— Коллега, значит, в некотором роде. Ну, хорошо... А вот это что, не подскажете?..

— А это — взрыватели к этим же минам. Снарядные не подходят, на них усилие должно быть гораздо больше.

— Тут — точная работа потребуется. Это, скорее, не ко мне, а к Александру Михайловичу. Он инструментальной мастерской заведует, со всякими прецизионными механизмами имеет дело.

Михаил Семенович выглядывает за дверь, отлавливает кого-то в коридоре, и командует:

— Васька, смотайся живенько к Александру Михалычу, скажи, что я с Николаем Ефремовичем его в контору зовем. Срочно!..

Вскоре в дверях появляется невысокий, крепенький, как боровичок, дядька лет сорока пяти-пятидесяти с рыжей шевелюрой, уже тронутой сединой.

— Вот, Александр Михалыч, знакомься. Денис Анатольевич Гуров. Оч-чень интересный молодой человек! — Михаил Семенович широким жестом обводит мою персону, затем объявляет уже мне. — Александр Михайлович Филатов, заведующий инструментальной мастерской.

Обмениваемся рукопожатиями и дежурными фразами о том, что нам всем "очень приятно". Затем просмотр чертежей и задавание вопросов начинается по второму кругу. Чуть позже к любознательной парочке присоединяется Михаил Семенович, и мне приходится отбиваться уже от троих. Возникает чувство, что дипломный проект защищаю, блин!.. Но тема интересная, и заканчиваем научный диспут на тему "На фига оно нам надо и могём ли мы это сделать" уже ближе к обеду. И то, только потому, что господам путейцам нужно проверить работы, порученные с утра.

Все технические вопросы оговорены с теми, или иными поправками, режим секретности, насколько мог, не нарушил. Во весь рост встает вопрос об оплате. Сначала идем к бухгалтеру, который со слов инженеров считает объем работ по пробным образцам. Затем мне предлагаются два варианта: либо платить с коэффициентом за сверхурочные, так как основную работу с мастерских никто не снимет, либо брать штурмом Гомельское отделение Земгора и принуждать его к безоговорочному изменению своих планов в мою пользу. Можно и поштурмовать, но дал ведь Валерию Антоновичу слово, что никого трогать не буду. Поэтому выбираем первый, и, судя по довольным лицам собеседников, наиболее для них и для меня удачный.

Сделку закрепляем абсолютно трезвым дружеским обедом в той же гостиничной кафешке, где, как узнал по дороге, путейцы обычно и питаются. Едем туда на извозчике, по пути Александр Михалыч с сожалением сетует на реквизицию для нужд армии своего "Бенчика", в котором души не чаял, и на котором домчались бы гораздо быстрее. Ага, оказывается, товарищ принадлежит к первому поколению стритрейсеров. Продолжая разговор, нечаянно хвастаюсь, что "одолжил" у гансов в вечное пользование грузовичок, затевается оживленный разговор двух фанатов-автоманьяков, на который остальные смотрят со снисхождением, а господин Прозоров еще и многозначительно улыбается.

После обеда едем обратно, веселая троица представляет меня самому большому начальнику, который, накоротке выслушав своих подчиненных, дает зеленый свет моим прожектам. Не забыв, между делом, напомнить об оплате. Наверное, ему тоже хорошая копеечка накапает со сверхурочных работ. Ну, да ладно. В сумму, обозначенную Валерием Антоновичем, уложились, остальное — мелочи жизни. Договариваемся о встрече завтра утром, чтобы обсудить кое-какие детали, а затем мчусь в гостиницу, очень быстро и судорожно привожу себя в еще больший порядок и лечу искать извозчика, знающего все госпитали и лазареты Гомеля...

Ближайший, по мнению "таксиста", госпиталь находился на углу Замковой и Ирининской в здании глазной лечебницы. Красивое двухэтажное здание, обнесенное невысоким заборчиком, массивная двустворчатая дверь,.. за которой меня ждет "Большой Облом" в виде старого солдата-отставника, работающего здесь привратником, сторожем, дворником и, по совместительству, справочным бюро. Ни по внешнему виду, ни по имени-отчеству такой сестры милосердия здесь не наблюдается. Провожаемый его снисходительным взглядом, возвращаюсь к пролетке. Хозяин транспортного средства, пытаясь меня утешить, выдает глубокомысленную тираду о том, что осталось объехать еще целых восемь госпиталей... Ему-то хорошо, копейки капают, так бы возил и возил пассажира, а мне каково?..

Ну, что ж, восемь — не восемьдесят, двигаем дальше. Добираемся до базарной площади, поворачиваем направо, на Фельдмаршальскую. Проезжаем тот самый Кагальный ров, представляющий собой овраг, до отказа забитый лачугами, построенных по принципу "я его слепила из того, что было". Возница опасливо поглядывает направо, но ничего криминального не происходит. К счастью для обитателей здешних мест. Поворачиваем налево к реке и останавливаемся возле красивого здания, напоминающего боковыми флигелями — "башнями" сказочный замок. И которое по старому русскому обычаю огорожено забором. На воротах стоит почти такой же "секьюрити", как и тот, с которым недавно распрощались. Но вот информацией делиться не желает ни в какую. Максимум, чего от него добиваюсь, — разрешения нанести визит дежурному доктору. Шагаю к корпусу, краем глаза замечаю нескольких солдат в больничных халатах, спрятавшихся в укромном уголке и курящих исподтишка в кулак. Один из них, глядя на меня, улыбается, как будто супер-приз в лотерею выиграл, или клад нашел. Да и мордочка знакомая, только пока не припомню, где я его видел... Да и не важно сейчас это... Сейчас абсолютно ничего не важно!.. Потому, что из бокового входа появляется тоненькая фигурка сестры милосердия. Которая задерживается на секунду, ожидая чуть отставшую подругу, затем обе быстро исчезают среди кустарника, окружающего узенькую тропинку... Волосы закрыты белыми платками, но движения, походка!.. В голове появляется ниоткуда какое-то потаенное знание, что первая барышня — именно ОНА!..

Ноги моментально становятся ватными, сердце выдает, наверное, под сто двадцать ударов в минуту... Иду вслед, до холодящего ужаса боясь ошибиться... Мало ли что почудилось... Возле самого здания встречаю очень пожилую даму в черном платье и белом платке сестры милосердия. Вопросительно смотрит на меня через толстые стекла очков, держится спокойно и величественно, ни дать, ни взять, хозяйка этого "замка"... Блин, придется нарушить все правила приличия!.. Но другого выхода нет!!!

— Добрый вечер, сударыня! Прошу простить великодушно!.. Не могли бы Вы подсказать, есть ли у Вас в госпитале... Сестра милосердия, ее зовут... Дарья Александровна... — Чувствую, что начиная с ушей покрываюсь свекольно-бардовым цветом. — Она к Вам должна была недавно перевестись...

Дама, щурясь сквозь очки, оглядывает меня с ног до головы достаточно суровым взглядом, затем требует:

— Подойдите ближе! Представьтесь, молодой человек!

Блин, тормоз стояночный!.. Обращаться к незнакомой даме, и не назваться?.. Ужас!..

— Подпоручик Гуров,.. мадам... Денис Анатольевич... К Вашим услугам... Простите еще раз мое невежество...

Дама по-прежнему пронзительно смотрит на меня, затем вдруг улыбается:

— Дарья Александровна?.. Есть у нас такая. Только что, кажется, в Девичью беседку побежала... — Пытаясь как-то вывести меня из ступора, объясняет. — Тут недалеко беседка построена, где сестры в свободную минутку отдыхают... Хотите ее увидеть?..

В горле ком, который абсолютно не хочет проглатываться, не могу выдавить из себя ни звука, поэтому, сгорая от неловкости, только и могу, что утвердительно кивнуть. Дама подзывает пожилую санитарку, что-то шепчет ей на ухо, та семенит по тропинке и исчезает в зеленых ветвях. Тем временем, насилу прокашлявшись, сипло выдаю: