Multiverse - Совершенный Думсдей

Он останавливается резко. Практически механическое движение тела. Замирает.

На фоне всех предшествующих размышлений, разум пронзает неожиданная мысль: 'Что?'.

Все это время, пока он размышлял, его тело двигалось самостоятельно. Словно на автопилоте или более биологическом термине — ведомое инстинктами.

Но теперь вдруг пришло еще одно осознание.

Его тело. Его.

И вновь странное ощущение в голове, как будто голос внутри говорит: как он может двигаться, видеть, слышать, различать ближние и дальние объекты, цвет, ощущать изменение давления на кожу, если он впервые в жизни осознает себя в своем теле?

Это не нормально.

Или нет?

Он должен уметь это делать. Или нет?

Ладони с широко раскрытыми пальцами медленно поднимает к лицу. Однотонная, бледная кожа. Плотные ногти. Почти когти.

Сжимает, разжимает пальцы.

Ощущения естественны.

Конечно, ведь... это его тело...

... Или нет?

...

Что происходит?

* * *

— Статус! Статус, немедленно!— постаревший, буквально иссохший внешне Бертрон обернулся к пульту управления.

— Ребенок находиться снаружи уже несколько часов,— отчитался сидящий за интерактивной панелью ученый, во взрослых чертах которого можно было узнать молодого ассистента, который тридцать лет назад присоединился к проекту.— Похоже, что он в состоянии неограниченно выживать в условиях внешней атмосферы.

Мужчина не смог сдержать эмоции восторга в голосе, оборачиваясь к своему учителю.

— Он... Мы! Мы, наконец, покорили среду!

И тут же, стоило ему обернуться к показателям, открытым на экранах, его настроение вновь упало.

— Ох!— раздраженный вздох.— Похоже, хищники почуяли его. Приближаются.

— Просто часть взросления,— отнюдь не разделяя потерю его энтузиазма, заметил Бертрон. Кратковременный успех, конечно, был приятен, но так же ожидаем. Теперь, когда пройден очередной этап, настало время следующего за ним по очереди. Только и всего.

Он не остановиться, пока не завершит свою работу.

— Они нашли его,— дал о себе знать еще один представитель научной части его команды.— Ребенок сражается. Посмотрите... Он явно не выживет, но... похоже развитые им усовершенствования — действенны.

— Мы продвигаемся,— пожалуй, даже быстрее, чем он предполагал. Его детище не успело вступить в данный этап, как он оказался пройден едва ли не полностью.— Кризис преодолен. Как только он будет уничтожен, соберите необходимые образцы. Начнем вновь.

* * *

Поверхность Криптона.

Настоящее время.

...

Это было совершенно невозможным.

— Все сходиться, Бертрон. Данные неизменны,— полысевший седой старик отвернулся от экранов своей станции, обратившись к скрючившемуся над интерактивным лабораторным столом лидеру их длительного эксперимента.

За пятьдесят лет очень многое изменилось в среде их коллектива. Некоторые ученые погибли от старого возраста, и были заменены молодыми талантами. Оставшиеся члены команды превратились в превосходных специалистов, каждый в своих собственных сферах.

Но некоторые вещи остались неизменными, хотя и застопорились. Одержимость Бертрона стала ключевым центром, основой, мотивацией, стоящей за всеми их совместными действиями и поступками.

Однако их алгоритм вот уже два года как был нарушен.

— Проверь их еще раз,— постаревшим голосом отдал приказ глава проекта.

Сам ученый в данный момент самостоятельно уже в пятьдесят третий раз перепроверил результаты все тех же исходных данных, но ничего не изменилось. Сейчас его поведение было нелогичным, непохожим на его типичные, нормальные активности. Он оставался гениальным ученым. Пусть и очень постарел, но его разум сохранился в превосходном состоянии.

Он не мог ошибиться в своих предсказаниях. Это было невозможным.

Когда ты смешиваешь два оттенка темной краски, ты не ожидаешь, что в результате получиться белая.

Когда солнце клонится к закату, уходя за горизонт, ты не ожидаешь, что вдруг наступит рассвет.

Когда ты в самых агрессивных планетарных условиях создаешь совершенное живое оружие, ты не ожидаешь, что помимо безграничной устойчивости к любым поражающим воздействиям, силы, ловкости, выносливости, звериной координации, развитого инстинкта убийцы и повышенной адаптивной регенерации, оно станет РАЗУМНЫМ!

Это было невозможно!

В примитивном мире свирепых, диких условий природы, когда каждая минута жизни — борьба за существование, во главе выживания стоят инстинкты, тут нет места разуму!

Откуда он у него появился?!

* * *

Далеко от внешней оболочки и энергетических полей сферического корабля-базы, буквально вросшего в поверхность кристаллической долины за пятьдесят лет своего пребывания на планете, за высокими горными вершинами каменистых скал, в соседней долине сидящая на плоском кристаллическом камне под тенью высокого кургана массивная фигура разжала свои монументальные широкие челюсти, полные острых выступающих клыков и издала странный звук:

— Хех-хе-хе...

'Интересно, они будут рвать себе волосы на голове?'

Развитый сверхчувствительный слух позволял ему четко и ясно слышать все, что происходило сейчас внутри корабля ученых, их суету, их крики, так словно он находился внутри него рядом с ними.

Ближайшая к понятию 'развлечение' активность, которая была ему доступна.

За исключением, конечно...

Он повернул свою мощную шею и поднял взгляд ярко-красных, как местное солнце, глаз вверх — на возвышающийся рядом с ним курган, в тени которого он и расположился. Эта небольшая, особенно в сравнении с естественными, гора была самодельной.

Она представляла собой груду огромных тел, тяжелых каркасов и экзоскелетов местных хищников, которые он навалил один на другой, пока их общее количество не перевалило за несколько десятков тысяч.

Самые опасные существа во вселенной (судя по словам ученых), истребленные практически до полного вымирания.

Ему даже не приходилось их искать — он сами его находили.

Сражения за жизнь — конечно, довольно странное понятие развлечения, но 'бедняки не выбирают'.

Правда, вот уже на протяжении двух с половиной лет они не представляют для него никакой опасности.

Наверное, он мог бы даже оставить их в покое, не смотря на всю агрессивность и кровожадность их вида, если бы они могли ответить ему тем же.

Взгляд красных глаз вновь прикипел к горе трупов, а в памяти всплыли полностью доступные теперь и хорошо запечатлевшиеся генетические воспоминания, где его убивали раз за разом в течение сорока семи лет.

'Не-е-е, вряд ли'

Взгляд опустился к самому нижнему — ближайшему из распластавшихся массивных тел. Протянув руку, пальцы схватили поверхность шершавой рукояти и вырвали погруженный в расщелину между расщепленными панцирями, обнажающую мягкую плоть большой топор.

Самодельное орудие убийства, которое он создал, вырвав часть сегментарного каркаса, по внешнему виду напоминающую обоюдно острое лезвие, вырезав из одной из мелких костей рукоять и закрепив их между собой крепкими жилами. Не то чтобы оно было ему особо нужно.

Поскольку здесь у него было очень много свободного времени, он находил любое занятие, чтобы себя занять.

Подняв обоюдно острое лезвие на уровень глаз, присмотрелся к неразличимым обычному взгляду неровностям и притуплениям. Как часть внешнего панциря этот материал был невероятно устойчивым к любым воздействиям. За долгое время его использования на нем даже не образовалось ни одной микротрещины.

Пользуясь своим сверхразвитым зрением, он одним ровным движением провел когтем по поверхности режущей кромки, срезая лишнюю часть, затачивая ее до уровня двух-трех молекул.

Неидеально, конечно. Его когти — слишком массивны для такой тонкой работы.

Но вполне достаточно, чтобы в следующий раз иметь шанс не просто пробить, а расколоть толщу плотного сегмента брони очередного хищника, вонзив его прямо в мягкую плоть.

Шанса, которого, скорее всего, уже не представится, потому что он только недавно сам сломал последнему из них шею.

Биополе, которое пассивно излучали все молекулы его тела — Чувство Жизни — как он его называл, говорило ему, что на поверхности всей планеты больше не осталось ни одного живого существа, кроме него и сидящих в соседней долине в своем корабле ученых.

До этого он надеялся, что оно всколыхнется еще хоть раз. Но теперь, спустя одни планетарные сутки, это стало очевидно. Ни одно из этих существ не сможет пребывать неактивным целые сутки.

Он действительно истребил их полностью.

Лезвие топора вертикально вонзилось в землю.

Покрытые выступающими костяными отростками локти прислонились к шипастым коленям, спина, усеянная костяными наростами и ровными протрузиями позвоночных отростков наклонилась вперед, мощная шея вытянулась, запрокидывая массивную голову, устремляя взор глубоко посаженных красных глаз к разверзнувшейся в небесах солнечной буре.

Еще одно естественное явление для этой планеты.

Чужой для него планеты.

Ему не доступны воспоминания из первой жизни. Они были слишком смазаны, слишком далеки, в отличие от ясных воспоминаний новой. Но они есть. Они вызывают эмоциональный отклик у его личности.

Как будто приятный восприятию, красочный сон, оставляющий после себя яркие впечатления во время пробуждения, которые увядают в течение нескольких последующих часов. И ты уже не помнишь, что именно видел, остаются только отголоски испытанных эмоций.

Он знает, что живет во второй раз.

Когда к нему впервые пришло это осознание, он будто в первый раз действительно осмотрелся вокруг и даже ненароком подумал, что, возможно, оказался в аду.

Конечно, эта была бредовая мысль, ведь, насколько он знает, в аду не существует космических кораблей, продвинутых технологий и ученных с манией величия.

...

'Или существует?'— почесал он кончиком когтя шею под подбородком.— 'Не-е-е'.

Так или иначе, он совершенно не понимал, что здесь происходит.

Сейчас он находился на абсолютно чуждой ему планете. Но он не помнил свою родную планету. Даже ее названия. Только одно ясно: это — точно не она.

Почему он здесь оказался — все еще открытый вопрос. Но этот вопрос не так важен.

Может он и не помнит множество вещей из своего первого прошлого. Но некоторые он точно знает — его всегда учили воспринимать реальность такой, какая она есть.

'Не закрывай глаза — мир от этого не исчезнет'— фраза, всплывшая в памяти еще несколько лет назад.

Его прошлый жизненный опыт был ключевой частью формирования его настоящей личности, потому что сейчас, во второй своей жизни он не испытал еще ничего, что могло бы как-то положительно повлиять на его психологическую стабильность.

Жаль только, что он мало что помнит.

Действительно жаль.

* * *

Высоко в алых небесах, между переливающимися всеми оттенками радуги потоками солнечной бури, мелькнул яркий огонек. Огромный грузовой корабль, что медленно шел на снижение.

'Наконец-то'— спокойно предающееся размышлениям в ожидании скрытое тенью массивное существо медленно поднялось, плавным движением переходя в вертикальное положение. Даже на беглый взгляд, в каждой частице его огромного тела струилась скрытая мощь. Невероятная сила, скользила в каждом отточенном действии.

Он оттолкнул ногой покоящийся рядом пустой каркас чудовища и поднял лежащее под ним полотно серой ткани. А точнее — толстой соединительной ткани, которую он сплошным слоем снял с внутренней поверхности панциря самого огромного монстра.

По плотности и защитным свойствам она практически не уступала каркасу, но была податливой, как полотно. В ней не было ни сосудов, ни крови — ее клетки питались поглощенной внешними слоями экзоскелета солнечной радиацией. Даже сейчас органическое соединение оставалось в практически живом состоянии.

Насколько он мог судить по своим коротким наблюдениям, хищники этой планеты прорастили себе внешний сегментарный каркас поверх кожи в ответ на участившиеся магнитные шторма и солнечные бури. Изначально, в более спокойной планетарной среде, для их агрессивного образа жизни им хватало защиты, которую давала первоначальная кожа, скрытая под панцирем.

А теперь он использовал ее, чтобы облачиться, накинув на себя сверху.

В каждом коротком промежутке своей жизни и за последние годы стабильности, он всегда осознанно и неосознанно уделял внимание переговорам ученых на их базе.

Бертрон, одержимый своей идеей совершенства посвятил пятьдесят лет своей жизни своей работе. Своему великому эксперименту.

'Скорее всего, он уже давно сошел с ума на почве собственной гениальности'— размышляла полностью укрытая серой тканью фигура, из-под рваных краев капюшона которой виднелась лишь вытянутая вперед серая челюсть с выступающими белыми, заостренными зубами. Снизу рваные края накидки заканчивались, едва закрывая коленные суставы, позволяя видеть мощные ноги с однотонной серой кожей, переходящие в тяжелые ступни с широкими когтями.

Ученый любил свои монологи, особенно в ответ на уточняющие вопросы его ассистентов. Он говорил про эволюцию, про бессмертие, про идеал.

Он достиг его. Бессмертия.

В его виде.

До того момента, когда он вновь оказался во внешней среде планеты два с половиной года назад, он продолжал называть его 'ребенком'.

Теперь, Бертрон называл его 'Алтимейт'.

Окончательный. Предельный. Совершенный.

Он решил принять это имя. Он не бежит от себя, от того, что собой представляет, от своего прошлого.

Да, и, к тому же, другого у него нет.

'Алтимейт' вполне подойдет.

...

Теперь ближе к окончанию эксперимента, вышедшего из-под контроля безумного ученого с его командой, он действительно представляет собой что-то близкое к совершенному организму.

Довольно забавное ощущение — понимать, что теперь у него нет необходимости в дыхании. Он уже второй год не чувствовал голода, и не нуждался в еде.

По словам Бертрона у него не было даже внутренних органов.

'Интересно, чем я думаю?'— наклонил голову в сторону.

Ткани его организма содержали минимальное количество жидкости и были полностью однородными.

Его тело было всплошную плотным. Невероятно развитые чувства укомплектовывались естественными для него сенсорными способностями, для других — подходящими к границам фантастики.

И самая основная его особенность — адаптивная регенерация, как называли ее научным термином. Эволюция, ускоренная в невероятных масштабах в рамках клеток его организма.

В прошлой своей жизни он никогда не ощущал такой неудержимой мощи. Ему пришлось потратить достаточно долгое время, чтобы освоить ее в доступных рамках.

Правда сейчас эта планета уже ничего не может ему дать. Он здесь один (не считать ведь ученых базы, с которыми он не хотел иметь ничего общего).

* * *

Бертрон понимал, что его эксперимент будет очень растянут во временных рамках. Гениальная работа, которая займет годы, а то и десятилетия его жизни.