| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Внучка послушалась бабушку, полезла в холм. Встретила подземника, отдала пирожок с мухоморами с обмен на ржавую железку. После чего бабуля торжественно нарекла её. Но не Хельги, как красочно описано в висах по поводу аналогичного пролёта эскадрильи валькирий над похожим складом древнего вооружения и одиноким безымённым мальчиком.
* * *
" — Почему волки не едят бабушек?
— Они во рту вяжут".
Подземный хранитель не подпустил бы к себе валькирию, но пирожок из рук невинного дитяти...
"Если хочешь, чтобы человек был сыт — дай ему рыбу. Если хочешь, чтобы человек был сыт всю жизнь — дай ему имя Сыт".
* * *
Девочка получила красивое имя: Гудлейк Кадушка Жира.
Ритуал наречения был запоминающимся. С ночными кострами, воем волков, уханьем сов и карканьем воронов.
Путешествие в царство мёртвых, групповые срамные танцы старух-воительниц в лунном свете, вопли пикирующих звукоимитаторниц местной фауны... произвели на неокрепшую психику ребёнка тяжёлое впечатление. По возвращению в усадьбу она впала в беспамятство и сорок дней провела не узнавая никого из окружающих, неотрывно обнимая древний меч. Благо, его двести лет не точили.
Добрая бабушка не отходила от внучки, пела старинные песни, висы и драпы, рисовала повсеместно руны — на девочке, на полу, на тарелках... поймала кота, выстригла у него на спине руну Ma"r и закинула бедное животное на гумно. Где кот сразу поймал мышку.
Это сочли добрым предзнаменованием:
Ma"r er moldar auki;
mikil er gr"ip " hauki.
(Человек — праха приплод;
велик коготь у ястреба).
Коготь был не у ястреба, а у кота, но Гудлейк была объявлена "человеком". В смысле: мужчиной.
* * *
Спокойно, коллеги. Я не собираюсь доказывать, что трансгендеризм у викингов в крови, эдакий милый народный обычай. Хотя некоторые их боги, вроде Локи, занимались сменой пола в те ещё времена, а обвинения в однополой любви со скотским оттенком использовались в народной политической поэзии:
"Харальд сел на судно,
Став конем хвостатым.
Ворог ярый вендов
Воском там истаял.
А под ним был Биргир
В обличье кобылицы.
Свидели воистину
Вон таковое".
По распоряжению датского короля Харальда Синезубого (в честь которого bluetooth, умер ок. 985 г.) его наместник Биргир захватил груз исландского корабля, разбившегося у берегов Дании. В Исландии на альтинге постановили собрать по висе нида "с носа". Утверждение, что Харальд и Биргир спаривались как жеребец и кобыла, согласно представлениям того времени — наивысшее оскорбление.
Что именно является наивысшим оскорблением в Исландии в 21 в. на фоне роста числа гендеров, включаются ли в это число разнополые лошади — не знаю.
Нид — ругательство в стихах. Для русского человека, с распространённостью у нас отглагольных рифм — близко и понятно.
"Я не хочу вас оскорблять,
Но вы порядочная...".
Подобное — с младших классов.
* * *
Бред сумасшедшей старой ведьмы так бы и остался акустическими колебаниями, но то ли нервное потрясение, пережитое девочкой, то ли специфическая диета, предложенная аэробабушкой, дали результат. Северянки и так созревают с запозданием. Здесь пубертат был сломан совсем. Что создало основу для превращения ребёнка в деву-воительницу пожизненно.
Девица росла под непрерывные песнопения:
"Был как прибой
булатный бой,
и с круч мечей
журчал ручей.
Гремел кругом
кровавый гром,
но мой шелом
шел напролом".
Подобные картинки в нездоровом полудетском мозгу превращались в мечту, в цель жизни.
— Мой шелом... о-о-о!... шёл напролом... а-ах!, — шептала девочка в полубредовых видениях и неясных томлениях, накушавшись снадобий доброй бабушки.
Добавляла ли Гуннхильд в свои зелья белену или ограничивалась одними мухоморами с забродившей от недостатка соли селёдкой — неизвестно.
Девица обладала огненно-рыжими волосами, вспыльчивым железным характером, колким длинным языком и юмором в форме издевательств. Непрерывно оттачивала боевые навыки и злобность. И — росла. И переросла всех мужчин в Нючёпинге. После чего её стало невозможно выдать замуж. Какой дурак возьмёт в жёны невесту на две головы выше себя, с силуэтом "кадушки жира" и ударом кулака, как копытом стоялого жеребца?
Дерьмодавсон был отчасти рад: нет нужды тратиться на приданое. Да и вариации истории Тьёрви Насмешника не грозят.
* * *
Тьёрви как-то посватался к девушке Астрид, но ее братья отказали ему и выдали ее за человека по имени Торир. Тогда Тьёрви нарисовал Торира и Астрид на стене отхожего места, и каждый вечер, когда он и его дядя Хроар ходили туда, он плевал в лицо Торира и целовал Астрид, пока Хроар не соскоблил рисунки. Тогда Тьёрви вырезал такие же рисунки на рукоятке своего ножа и сочинил вису:
"Торира на стенке
Так с Астрид начертал я,
Что ему — насмешка,
А Мист мониста — слава.
И в сиянье ясном
Я на рукояти
Красный образ врезал
Ринд братины винной".
(Мист — валькирия, мист мониста — женщина, всё вместе — кеннинг).
Зачем устраивать вернисаж в сортире? С поцелуями и плевками? — "Их нравы".
Братья Астрид и ее муж убили Тьёрви и Хроара. Дядю-то за что?! — "Их нравы".
" — Раньше мужчины ради женщин совершали разные безумства: лазили в окна, стрелялись.
— Да, не те бабы нынче пошли, не те".
Стреляться было не из чего, а в окно к Гудлейк лазить боялись.
* * *
Гуннхильд годами вдалбливала Гудлейк примеры "героизма по-викингуйски". Особенно упирая на творчество Эгиля:
"Пела моя мама -
в море выйдешь кормчим,
викинги на вёслах,
весело, за славой,
и в долинах дальних
дом не вспомнишь долго,
будешь первым в битвах
бить врага без страха".
Эту вису Эгиль сочинил в детстве.
Однажды, во время игры в мяч, его поколотил мальчик. Эгиль раскроил обидчику череп секирой, а мать Эгиля сказала, что из него выйдет викинг: когда подрастет, надо будет подарить боевой корабль.
Гудлейк поняла, что лучший способ решения всякого спора — удар секирой по голове и обзавелась инструментом по руке. Добилась немалых успехов в помахивании этой железкой и чуть не убила меня своим здоровенным топором в Быдгоще.
Тем временем политическая обстановка накалялась: Кнут Эрикссон бил сыновей Сверкера I.
Дермодавсону в душе на эту возню наплевать: он по крови оркнейский. Но по географии поместья — за свеев. Сверкерссоны проигрывали, и Дерьмодавсон вместе с ними. Весной намечалось очередное обострение, обе стороны потребуют верности от лендрмана-пограничника, податей с херада, хирд, лейдунг...
Исполнять приказ Эрикссона не хотелось — он же гёт! Сверкерссонов тем более — их же бьют!
И мудрый Дермодавсон, предвосхищая бухгалтера Берлагу или воспроизводя тоже неудачника в этой части Одиссея, изобразил сумасшествие:
— Девочка хочет в вик. Должно же быть у ребёнка счастливое детство!
— Какой вик в 12 веке?! Викинги сто лет назад кончились! Какая девочка?! Вот эта?!
— Кто скажет, что это мальчик, пусть первый бросит в меня камень.
Предполагалось, "пока не началось", в смысле: весеннее военное обострение у конунгов, отправить дружину... куда-нибудь за море. Этакая частная войнушка.
— Извините, господа конунги, помочь не могу. Ни людей, ни оружия, ни корабля.
До Нючёпинга доходили слухи о готовящемся крестовом походе на пруссов. С существенной морской составляющей, что позволяло викингам удобно присоединиться. Они же уже — ого-го-го! — христиане. Такие мероприятия всегда собирают кучу сброда, совмещающего стремление к благодати божьей и к наживе побольше.
Так Дермодавсоны укрепили отмазку отсылкой. К вере христовой.
От Сверкерссонов прискакал гонец с требованием прислать сыновей в заложники, а соседи уже получили такие же предложения от Кнута...
"Трудно сыскать
во всем народе
мужа, кому бы
можно верить,
ибо продаст
предатель подлый
братию персть
за перстень малый".
Повторять вису Эркиля "Утрата сыновей" Дерьмодавсон не хотел и вполне понимал, что народец вокруг... подловатенький. Норманны, одним словом.
На семейном совете бабушка Гуннхильд возопила:
"Буй-дева снова
длить бой готова.
Звенят подковы
коня морского.
Жала из стали
жадно ристали,
со струн летели
ястребы к цели".
И все сразу поняли: поход с Гудлейк во главе — "то, что доктор прописал". Ни один конунг не догадается, что "буй-дева" — саботаж и уклонение от мобилизации.
Люди Дермодавссона контактировали с Мешко в Гданьске. Успешно: тот пообещал нанять всю компанию по прибытию на ТВД, дать долю в добыче и поспособствовать отпущению грехов "за всё".
Щёки Гудлейк горели от предвкушений:
"Ревели берсерки,
близилась битва,
ульвхедины выли,
потрясая железом".
Ульвхедины — "волчьешкурые", сходный с берсерками воинский союз с тотемным покровителем волком, а не медведем.
Кадушка тоже выла, ревела и потрясала. Всем, чем имела.
— Мечты сбываются! Я иду в вик!
* * *
"Интеллектуал — этот тот, кто может найти занятие более интересное, чем секс".
Гудлейк была интеллектуалкой: бой на топорах интересовал её больше.
* * *
Скоро наступит долгожданный миг радости:
"Кровью рыгали раны,
В грохоте и громе
Скёгуль — с кем сражался
Конунг в буре копий,
Пали те — свистели
Птицы лат, и славно
Добыл себе воитель
Бед среди победы".
Но прежде надо добраться до места. Исполнения этого счастья.
Дермодавссон дал дочери три десятка людей, обоих сыновей (а то заберут в заложники), опытного кормщика, толкового советника, корабль, полный припасов, и тайком перекрестил на дорогу, пока бабушка Гуннхильд в ритуальном танце вопила с пристани:
"Мне железны клены
Сулили винный ливень...".
"Железны клёны" — воины, "винный ливень" — попойка. Виса сочинена полтора века тому назад в Северной Америке по поводу похода по воду на речку. Что за речка — неизвестно, но это неважно. Благоприятное предсказание: сочинитель вернулся с водопоя живым, есть надежда на возвращение и Гудлейк.
Увы, знание стихов и храбрость в бою не гарантируют удачу на море.
Опытный кормщик выбрал правильный путь. Но кораблик дал течь, пришлось зайти для ремонта на Готланд.
Про взаимоотношения гётов и свеев — я уже. Аборигены тянули время, тянули деньги, Гудлейк злилась, но ничего сделать не могла: ситуация в драпах не прописана.
"Трупами я тропы
крыл под стягов крылья,
был синь-гадом Адгильс
в глотку мною проткнут.
Млад напал на англа
Алейв в громе стали,
Хринг рубился храбро,
вранье вече жрало".
До троп, которые следует "крыть трупами", нужно сперва дойти.
В мире нет препятствий, способных остановить викинга, вышедшего в вик. Но всегда ли "лучше поздно, чем никогда"?
Дерьмодавсоны опоздали. Крестоносцы уже отнесли свои кресты туда, куда им было предначертано судьбой. Воевать — не с кем. "С" — ни в части союзников, ни в части противников. Но разве могут такие мелочи остановить настоящего викинга?
Все "ясени ратной вьюги" (т.е. воины) и "дубы шелома" (т.е. то же самое) мечтали о "сияющей славе" (т.е. о хабарных блестяшках). Гудлейк горела стремлением заслужить право говорить о себе любимый стишок любимой бабушки:
"Я с оралом ратным
странствовал. На раны
ворон вихрем несся.
Викинги ярились.
Мы огонь по городу
гневно разогнали,
у ворот и вала
вороги валились".
Оставалось найти. Город. По которому можно разнести огонь. С воротами и валом, где можно навалять трупов врагов. Хоть каких-нибудь.
Парочка опытных людей у неё были. Текущую обстановку они представляли. Советник дал совет, а кормщик его реализовал. Викинги не полезли в Гданьск — это было бы самоубийством, или в Кауп — это было бы... аналогично, а вошли в Вислу и двинули вверх, подыскивая добычу по размеру, "чтобы в горло прошло". По правому берегу бродили разрозненные шайки пруссов — основная масса была уведена Кестутом в Мазовию и в Пруссию. По левому расползались группки недобитых крестоносцев и просто христиан.
— Город! Дайте мне город! — кричала Кадушка Жира своим помощникам.
Местные сообщили, что в Быдгоще много барахла, из не вывезенного крестоносной армией, и гарнизон в полтора десятка норманнов. Во главе которого некий Олаф из ещё одного "чёпинга" — Энчёпинга. От родного Нючёпинга — 200 вёрст. Почти сосед.
* * *
"-чёпинг" — город, в котором бывает ярмарка. Примерно соответствует русскому слову "торг", который тоже шведское, или финскому "тори" (площадь). Из филологии хорошо видно, что главными торгашами на этом направлении были норманны. В отличие от южного с протоиндоиранским "базар".
* * *
Глава 787
Сегодня в утреннем тумане викинги подошли к городу, влезли внутрь и подняли того Олафа с лежанки, где он приходил в себя после бурной ночи с двумя полячками сразу.
Гарнизон и находники договорились:
— Зачем нам проливать благородную кровь настоящих людей в битве между собой? Ради этого польского быдла? Мы чуток пограбим город. Вы подскажите где что плохо лежит, а мы поделимся. И тихо уйдём.
Гудлейк скрипела зубами и хваталась за свою секиру. Ей нужна слава! Потоки крови! Холмы трупов!
Как минимум:
"Воины станом
стали чеканным,
сети из стали
остры вязали.
Гневалось в пене
поле тюленье,
блистали раны,
что стяги бранны".
— Где "блистающие раны"? — гневно вопрошала она.
Однако, попашка еёный Дерьмодавсон чувствовал приближение старости:
"Сколь же постыло
старцу время.
Мне от конунга
нет заступы.
Обе пяты
объяты хладом,
спят что вдовы
долгой ночью".
Ему нужно спасти сыновей-подростков от очередной волны конунговской мобилизации, а не отпеть их, пусть и со славой. Инструкции, данные им советникам, были просты:
— Сыновей вернуть живыми. Иначе — зарежу.
Находники быстренько пробежались по городу, ободрали церквушки и пару-тройку богатых домов, прихватили чуток рабынь и на выход: карви невелик корабль, много не всунуть.
Добычи должно хватить, чтобы откупиться от придурков-конунгов, а бескровный захват города можно сильно "задрапировать", в смысле: насочинять драп для получения славы.
Увы, принесло Ваньку-лысого. С чудовищным самомнением и пулемётом. И вот три десятка славных викингов бесславно кашляют кровью. Не нанеся ни одного могучего удара. Их дорезают, обдирают и стаскивают. Полная объективизация берсерков, ульвхединов и прочих "дубов шеломов".
* * *
В детстве меня восхищали образцы скальдической поэзии. Яркие выражения храбрости, ярости, бесстрашия... Восторг победителя:
"Мы сражались. Меч мой
красен от крови сына
Эйрика и Гуннхильд.
Гнев их мне не страшен.
Я тринадцать воинов
в битве предал смерти.
Бранный труд был тяжек,
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
