Джейн и мир масс эффекта. Глава 32

И это для бывшей жены Андерсона было бы самым трудным экзаменом, который она непременно провалила бы в очередной раз. Ведь, так или иначе, он поддерживал с ней контакт, возвращался к ней даже спустя месяцы, говорил с ней, стремился быть рядом. Она не ценила эти минуты, ей хотелось большего. А у Карин на плечах — немаленький Медотсек, где она — полновластная хозяйка и даже он, командир корабля, там во многом не имеет не только власти — даже права голоса.

Чаквас при этом не пыжится от гордости, не считает, что делает что-то сверхвозможное. Она просто... просто работает, действует. Для неё работа — это действительно жизнь и она действительно медик от Бога. К Чаквас идут не только как к врачу, а и как к духовнику, как к священнику. Выговориться, поговорить, спросить совета. Идут, потому что знают: она выслушает, она подскажет, она просто побудет рядом, когда невероятно тяжело поверить, что ты кому-то ещё нужен, интересен, необходим и важен. Знают, что она — поможет. По-разному, индивидуально, но — поможет.

Благодаря стараниям Карин Чаквас женщины — члены экипажа и команды обрели возможность собираться и говорить совершенно свободно и спокойно о своём, о женском. Карин сделала всё, чтобы ни темы, ни содержание этих разговоров не становились известны никому другому, кроме участниц этих разговоров. Ей поверили — и женский клуб перестал быть формальностью.

А для меня, Дэвида Андерсона, Карин с каждым днём, да что там днём — с каждым часом становилась всё более дорогой, важной, нужной и просто необходимой. В ней я нашёл столько достоинств, сколько не находил ни в одной другой женщине за всю свою достаточно долгую жизнь. Бывшая жена рисковала окончательно утратить все возможности и все права на то, чтобы он, Дэвид Андерсон, вернулся бы к ней даже просто ради ребёнка. Ради сына. Потому что Карин, со свойственной ей обстоятельностью и прозорливостью, сказала Дэвиду как-то поздно вечером... Сказала тихо, спокойно и неспешно, что совершенно не против того, чтобы родить ребёнка от него и даже — не одного!

Я ей поверил. Потому что он чувствовал: такое Карин не подумав, не взвесив все варианты, не скажет. Жаль только, что теперь беременность придётся отложить. Эта война... пусть даже и со Жнецами, пусть даже и галактическая, но... как же она не вовремя...

Война — всегда не вовремя. Карин тоже это знала и чувствовала, понимала. И страдала. Потому что с каждым годом она имела всё меньше шансов родить здорового ребёнка. А будущая война будет долгой. Несколько лет — как минимум. Я чувствовал, что подруга страдает и старался как-то поддержать её уверенность в хорошем исходе. Теперь я часто неожиданно приходил к ней в Медотсек. И она была рада каждому моему приходу.

Если не было ничего особо срочного и важного, мы просто садились на жестковатый диван в "кабинетике" и Карин склоняла свою голову ему на плечо. Этого было достаточно, чтобы я чувствовал себя счастливым. Обниматься и целоваться — и это тоже бывало. Но главное — быть рядом, чувствовать друг-друга глубоко, полно и точно. Карин каждый раз старалась легко и мягко пожать мою руку. И я был уверен — так умеет только она. И — никто больше. Она благодарила меня за присутствие рядом, за поддержку, за помощь, за всё. Благодарила безмолвно, простым пожатием руки. Важным и ценным для меня пожатием.

Мне было важно поддержать Карин. Она была ему интересна, важна, ценна. Здесь, сейчас, сегодня. И он поддерживал её всем, чем мог. А она — поддерживала его. Помогала ему. Незаметно, спокойно, тихо. Часто он отмечал, что какие-либо проблемы, требовавшие его командирского вмешательства, незаметно переставали быть острыми, теряли актуальность и вообще исчезали. Теперь я понимал, что к их решению приложила руку именно Карин и сделала это, нисколько не стремясь афишировать своё участие или свою инициативу.

Карин умела быть для меня разной. И каждый раз — нужной, необходимой, полезной и — приятной. Она понимала меня безмолвно, не требовала длинных рассказов, не требовала каждый раз открывать душу. Она сумела как-то стать чрезвычайно органичной частью бытия командира корабля, офицера Дэвида Андерсона.

Она любила меня. Настоящей любовью. Не требуя вот сейчас, сию минуту обручения, колец, обещаний, клятв в верности и в том, что в самом ближайшем будущем её ждёт венчание в самом известном земном католическом храме. Да, я был уверен и убеждён, что ей нужна свадьба, нужно венчание, нужна церемония, нужны те же кольца и нужно слышать его, Дэвида Андерсона, мужскую клятву в супружеской верности. Так уж настроены большинство земных женщин, видящие в этом что-то большее, чем способны углядеть самые зоркие мужчины. А Карин... она этого хотела, желала, но — не требовала. Она понимала Дэвида и просто была рядом с ним. Была полезной ему. И считала, что он тоже для неё полезен, важен, необходим.

— Сэр, — послышался в спикере голос вахтенного. — Майор Чаквас вернулась на борт корабля. Направляется к вам.

— Спасибо. — Я едва успел встать, как Карин, стремительно и быстро вошедшая в командирскую каюту, обняла меня и поцеловала в губы. Жарко, крепко и нежно поцеловала.

На несколько минут Дэвид выпал из реальности и постарался обнять свою подругу и ответить на её поцелуй. Ответить по-настоящему, а не формально. Несколько минут — и Карин сидит на коленях у меня, устроившегося на жёстком диванчике. Она обнимает меня за шею и тихо рассказывает мне, где ей удалось за последние часы побывать, что узнать и что увидеть. Я слушаю подругу, киваю, вставляю реплики и ощущаю себя в очередной раз счастливым. Мне вполне достаточно чувствовать, что Карин отдыхает, что она расслабляется, что ей приятно быть рядом со мной, когда я — не командир, а просто — друг и, конечно же, её мужчина.

— Д-э-э-в-и-д, — неподражаемо протянула Карин, чуть отслонившись от меня и заглядывая мне в глаза. — Ты неподражаем. Но до вечера ещё очень далеко, поэтому... сбереги запал и силы до вечера. Пожа-луй-ста, — чуть протянула она, зная, что эта протяжность очень понравится её Дэвиду. — Я рада, что ты думаешь обо мне, беспокоишься и заботишься обо мне. И я это очень ценю. Но подожди до вечера. — Она пообещала, ночь будет... красивая.

— Я весь в предвкушении, Рина! — тихо, почти шёпотом ответил Андерсон, обнимая свою подругу. Она выгнулась в его объятиях, улыбнулась, на несколько секунд сбросив с лица всегдашнюю маску грустной сосредоточенности. — Смотри... Я жду тебя сегодня вечером. И я... буду готов!

— Я тоже жду тебя, Дэвид. — Карин поднялась на ноги, склонилась надо мной, целуя меня в лоб. Командир фрегата понял — она рада, довольна, успокоена, но ей надо идти. В Медотсеке пока нет пациентов, но готовиться всё равно надо. Война приближается.

Глядя как она привычно останавливается у двери каюты, я невольно залюбовался её стройной фигурой. Карин озорно улыбнулась, чуть обернувшись, приняв восторженный, любящий взгляд друга, имевшего все шансы стать главным другом.

Когда за ней закрылась дверь, я ощутил прилив сил и, поднявшись, прошёл к рабочему столу. Теперь можно было и поработать. Карин — довольна, а это — главное.