Легко ли стать принцессой...

'Тихо! — крепкий потный боров поднялся на толстых ногах, и обвел звереющим взглядом старых добрых друзей — многоголосый гомон начал стихать. — Его высочество... — он запнулся, ударил себя в грудь и звучно икнул. — Желают проверить в постели невесту!' Дружно-сальный хохот потушил половину свечей в подсвечниках. Князь опрокинул в глотку огромную кружку, вытер бороду рукавом, и с шумом отодвинул скамью...

А наверху, в запертой на толстый замок комнате — в угол забилась невеста. С замиранием прислушиваясь к шуму разгульного пиршества и пошлых тостов. Стройная, в белом свадебном платье, под прозрачной фатой... Испуганно вскинулась на звук шагов — и под легкой дымкой фаты он вдруг угадал свое лицо. Дикий крик заставил задрожать витражные окна, но потонул в азартном гвалте хмельного торжества...

— Эй! — кто-то крепко тряс плечо. — Хватит кричать!

Сергей открыл глаза и резво сел на постели, на пол посыпался ворох рваного тряпья...

— Доброе утро! — с удовольствием засмеялись рядом. — Кошмары?

Торопливо огляделся — высокий небритый парень, глаза в хитрых щелочках, — больше никого. В комнату радостно заглядывает утреннее солнце, искрясь в многочисленных пылинках, и высвечивая во всей красе разломанную мебель и грязные ободранные стены.

Помотал волосами, прогоняя остатки сна, спустил ноги на пол и начал судорожно соображать...

— Вот это понимаю! — немедленно констатировал незнакомый юморист. — Пижама, все как у людей! А где одежда? — чуть подождал ответа, и кивнул: — Ясно, — задумчиво подпер подбородок рукой: — слушай... а ты парень или девушка?

Сергей побледнел и вскочил. Резво завертелся, ища выход, и вылетел вон.

— Куда?

— В туалет!

Разодранные стены, битый кирпич, осколки стекла, кучи мешаного мусора и тряпья, остатки мебели... Должны же здесь быть туалеты?

Наконец, нашел такой, где среди прочей ржавой рухляди, на стене висело треснутое зеркало. Вытер рукавом пыль и отступил на два шага назад. Вот черт...

Это уже было заметно. Глаза явно ярче, брови вытянулись и перегнулись, нос уменьшился, губы... Скулы исчезали, линия подбородка сузилась, стараясь спрятать мужскую волевую твердость. Даже волосы откровенно подросли. Провел дрожащей рукой по щеке — кожа ровная и гладкая, щетина больше не росла...

Отступил еще на шаг и медленно стянул рубаху через голову. Гниды...

Шея чувствительно тоньше, плечи заострились, на груди набухли два хорошо видимых холмика. Ниже — заметно проступила талия, даже чуть расширились бедра и начал проявляться изгиб...

Черт. Черт-черт-черт...

Хруст шагов за стеной — резво натянул рубаху.

— Может, ты меня боишься? — крикнул новый знакомый. — Я не кусаюсь!

— Может, тебе сунуть в ухо? — ответил Сергей, появляясь в проеме. — Что бы сразу стало понятно, — и закашлялся, прочищая горло. Ибо голос тоже начал меняться...

— Да ладно, — примирительно улыбнулся парень, и протянул руку: — мне без разницы, честное слово. Меня зовут Орман, — дружеское рукопожатие тоже понятно во всех мирах.

— Сергей...

Судьба помогала. Судьба не оставляла одного. Новый знакомый был весел и общителен, и не грузил вопросами. Брошенные дома оказались не совсем брошенными — здесь иногда бывали люди. Нормальные люди, которые не лезут в душу, где личное пространство и нежелание говорить о себе — естественная норма поведения и табу. Брошенные, забытые и свободные люди.

Ему опять повезло. Хоть он и умудрялся ставить в тупик всезнающего и никогда не удивляющегося Ормана. 'Ты откуда? Илишвар или Бегой?' Сергей пожимал плечами. 'А одежда?' Снова неопределенно хмыкал. 'Ладно, — чесал голову смешливый спасатель. — Будем искать...' За пару часов перерыли горы мусора, выколотили от пыли грязные брюки, толстую неопределенную куртку и более-менее крепкие ботинки. Сергей конечно во всем утонул, он и в прежней жизни не отличался ростом, к тому же ботинки заставили ощутить — ступни уменьшились тоже. Но все же — гораздо практичней 'пижамы'. 'Так, — не унывал новый знакомый, оглядывая его неказистый вид. — Для первой прозы сойдет. Еще бы постирать!' 'Здесь нет воды', — оглядывался Сергей. 'Нет, — соглашался парень, и тащил его за собой: — здесь давно никто не живет...'

В соседнем доме в подвале оказался целый отряд таких, как Орман. 'Его зовут Сергей! — радостно объявил всем новый друг, пропуская вперед. — Новенький, и похоже, не в ладах с 'Гидрой', — дружеский шлепок по плечу. — Прошу любить и жаловать!'

Их было человек двадцать, парней и девушек, мужчин и женщин. В центре горел костер, гоняя отсветы на лицах. Ему улыбнулись, хлопнули по спине, пропустили в вкруг и сунули в руки миску с едой — только сейчас почувствовал, как дико и нереально голоден...

Он смотрел на этих людей. Обычные лица — уставшие, заросшие, потрепанные и немытые, — но обычно спокойные. Кто они? Откуда? Почему не в уютных домах, не в теплых постелях, почему не читают газеты и не смотрят телевизор? Не обсуждают на кухне политику, не торопятся на работу, не провожают в школу детей? Мир многосложен и труднообъясним, как и Земля. И от проблем... не важно, откуда они приходят — от жизни, отношений, работы или брожения мозгов... неустройства мира, цивилизации, структуры, общества, правления... Не спасают даже самые круглые технологии.

'Что такое Гидра?' — тихо спросил у Ормана. 'Что-о?" — тот чуть не выронил ложку и вытаращил глаза. 'Почему здесь никто не живет? — постарался перевести разговор в более спокойное русло. — Из-за чего ушли люди?' 'Энтропия, — вздохнул всегда веселый парень. — Гоморра рядом'. 'Гоморра?' Тот окончательно отставил миску и уставился на Сергея.

'Пойду пройдусь, — замешкался Сергей. — Вы бываете в городе?' 'Знаешь... — Орман некоторое время смотрел на него, потом тоже встал: — давай-ка лучше я с тобой'.

Они медленно шли по городу. Среди старых заброшенных домов. Теперь, в свете дня и более спокойных мозгов, он уже внимательнее рассматривал этот мир. Деревья, похожие на дубы, птицы, зелень, трава. Странные брошенные машины без колес, ржавые железные будки, поваленные столбы без проводов. Нагнулся и сорвал пучок травы — травинки рассыпались в пыль, прямо в руке. Напоминает пырей, только нежнее и мягче...

Недалеко виднелась куча громадных пустых катушек-барабанов — значит, передача энергии по проводам здесь все-таки существует.

'Ты откуда? — не выдержал Орман. — Какой у тебя был уровень СОС?' 'Что?' — не сразу услышал Сергей. 'В какой категории ты был раньше? — не успокаивался новый знакомый. — Учился, воспитывался, работал? Слушай, — даже остановился, от внезапной мысли, — а может, ты ашер?'

'Заоблачной! — неожиданно для себя взорвался Сергей, ему страшно надоели эти недоговорки-извороты. — Не знаю, понятно? — его понесло — остановился и упер палец ему в грудь: — тебе дело? Спустился с гор, вылез из джунглей, из глубины морей! Рос, воспитывался вдалеке от людей! И ни хрена не слышал про ваши Гидры-Гоморры, ваши СОСы, и прочую дребедень, — развернулся и быстро зашагал прочь.

'Да ладно, — догнал парень и примирительно пошел рядом. — Чего обиделся?'

Сергей промолчал. Действительно, чего? Друг сегодня столько помог, можно сказать — вернул к жизни...

Небольшой мостик через ручей, запущенный парк и снова дома. На улицах уже люди, из дворов доносились крики вездесущей ребятни, на скамейках бабушки и мамы, со своими извечно архиважными разговорами — жилые места. Сергей с удивлением вертел головой — все так похоже, и так не похоже на Землю... Одежда сильно не отличается, множество аппаратов непонятного назначения, прямо вдоль тротуаров. Сами тротуары — из чего-то упругого и пористого, напоминающего каучук...

'СОС — соответствие общественной системе, — тихо произнес непривычно задумчивый Орман. — Что-то вроде стандартизации людей. Знает каждый ребенок...' 'Я не знаю, — также тихо ответил Сергей, и взглянул на нового друга: — а Гоморра? Что-то вроде зон радиации?' 'Радиации? — удивленно переспросил парень и сосредоточенно нахмурился: — какой радиации? А-а, — вспомнил и усмехнулся: — ядерная физика! Нет, — вздохнул. — Энтропия...'

Сергей замолчал. Устал от новостей. Гоморры, Гидры, СОСы, короли, уровни — голова идет кругом...

'Что-то странно... — вдруг оглянулся напарник. — Люди какие-то...' 'Какие?' — тоже оглянулся Сергей. 'Озабоченные, — потянул его в сторону: — пойдем. Что-то произошло. Надо найти видео'.

Они нашли то, что искали, через квартал. Солидную толпу людей, собравшуюся прямо под висевшей в воздухе громадной голограммой. И Сергей понял, что лучше бы не искал...

'...Только самыми строгими мерами, — серьезный представительный диктор в очках воплощал саму строгость. — Только так можно прекратить хаос и беспорядки, разгул преступности и террора. Площадь Лего Воя покажет всю непримиримость власти к тем, кто дискриминирует страну, и нарушает покой мирных граждан...'

— Что теперь будет? — прошептала рядом какая-то женщина.

— О чем он? — спросил у товарища Сергей, ощущая как что-то сжимается внутри.

— Дагон отказался амнистировать арестованных ашеров, — перевел официальную речь Орман. — Сегодня на Лего Воя приговор будет приведен в исполнение. Гоморра, он что, не думает головой?

— Но... Он ведь обещал, я сам вчера слышал, — не поверил Сергей.

— Обещал. Да передумал, — с сарказмом протянул товарищ. — Видимо, что-то не поделил, с этой новой принцессой.

Будто наковальня обрушилась сверху — кровь отлила из головы, и заставила побелеть лицо. Сергей медленно повернулся и побрел прочь...

Судьба просто пошутила, давая передышку — она любит шутки. Это был удар по нему, он прекрасно понял Дагона. Сильный, коварный, и подлый.

Предложение вернуться. Или — расстрел невинных.

Судьба не любит легкость...

Судьба — это свинец.

'Почему? — высокое синее небо над головой, легкие облачка. — За что?'

Небо молчало. Продолжали бежать облака, и свободные птицы спорили с высотой. Налетел легкий ветерок, наполнив воздух запахом прелой листвы...

Наверное, такое будет всегда. Злые удары, как только расслабишься...

— Что с тобой? — догнал не на шутку встревоженный Орман.

— Я должен это увидеть, — обернулся к нему Сергей.

— Площадь Лего Воя? Зачем? — не понял новый друг. — Это опасно, мы вне системы!

— Прости, старик. Я не могу иначе.

6

'Лего Вой — историческая личность, один из далеких прародителей короля Дагона. Принято считать, именно он открыл эпоху возрождения страны, после всеобщей разрухи. И именно он ввел жесткую систему категорирования личности — в те далекие времена подобные меры помогли остановить голод, разруху и хаос. Позже систему стали называть Гидрой...'

Тихий ненавязчивый голос Ормана вплетался в всеобщий шум большого города. Сергей задумчиво слушал, бросая по сторонам косые взгляды — это был уже совершенно другой город...

Небо закрывали многоуровневые развязки и магистрали, подвесные аллеи и парки, ярко освещенные развлекательные центры и супермаркеты. Огромными материками проплывали грандиозные комплексы, испещренные висячими скверами, детскими площадками и бассейнами, с густой паутиной воздушных мостиков и дорожек. На горизонте тянулись ввысь витиеватые башни каких-то космических целей, высоко в небе висели стратопланы погоды и контроля. Иногда проглядывали вызывающе красивые ретро-усадьбы более респектабельных семей, в тени старых деревьев, чопорных аллей и заросших прудов. По словам Ормана — под землей целые уровни заводов, институтов и различных центров. Тихими улочками здесь и не пахло.

Технология. Не удивите.

Очередной поворот качнул в сторону, он схватился за поручень. Они летели по линейке 'шаготопа' — движущейся пешеходной дорожке, — транспорт простых смертных. В более скоростной нельзя, по словам того же доктора Ормана — всевидящее око системы...

Система. Она везде. В каждом глазке банкомата, кофе-мата, пище-мата, медико-мата, уро-мата — любого из бесчисленных 'матов', расплодившихся по этой земле. В каждом кассовом аппарате, в каждом компьютере, паде и телефоне. В каждом дверном контроллере и датчике наблюдения, в каждой машине и каждом магазине. В каждом климатическом устройстве и любом эхо-сканере. В каждом приемном окошке любого сервиса, будь то столовая, театр, клуб, транспорт, клиника, бытовая служба, научный центр, промышленное предприятие, или частная квартира...

Гидра. Везде. Она диктовала все. Что хорошо и что плохо, что правильно и что нет. Какие законы и правила введены в этот день, и этот час. Когда нужно есть, спать или работать. Смотреть кино или играть в гольф. Слушать музыку или встречаться с девушкой...

Это правильно для страны. Это ставит на место каждый рабочий винтик и толкает вперед прогресс. Это позволяет механизму работать четко и слаженно, без поломок и сбоев. Это рационально и логично. Это двигает страну вперед...

Сергей понятия не имел — хорошо или плохо, правильно или нет. Не хотел задумываться, что всё значит и что за подобным стоит. Не сейчас. Не то время, и не то место...

Орман кивнул в сторону — перемахнули на другую ленту, и еле успел ухватиться за поручень, чуть не проехав носом. Тяжело поднялась и опустилась грудь. Это уже ощущалось конкретно, это уже не просто так...

Вновь не хотелось думать — не до этого, — но сознание отмечало факты. Их можно игнорировать, не замечать, не обращать внимания — но они не уйдут. Не пропадут, не исчезнут, не испарятся...

Он уже натурально чувствовал слабость своих рук. Сначала списывал на общее недомогание, но недомогание проходило... а слабость оставалась. С какой-то непривычной легкостью. И заметным нарушением координации — куда-то вниз спустился центр баланса, и плечи перестали быть прежним уверенным оплотом. Волосы лезли в глаза, и тонкая шея колотилась в просторном вороте куртки, как в широкой проруби...

Покосился на руку — узкая изящная ладошка с трудом охватывает широкие перила. Разомкнул пальцы, сжал ладонь в кулак и сделал резкое движение — Орман удивленно поднял брови. Сергей отвернулся — всё. Похоже на мах прутиком в воздухе. Удара больше не было. Основа хорошего удара — в движении плечом, — а вот плеча... Он казался себе теперь легкой мухой. Или слабеньким листиком, трепыхающимся на ветерке...

И еще — он чувствовал грудь. По-настоящему. Что-то ощутимо набухло под одеждой, поднималось и опускалось при вдохе, прыгало и колыхалось при движении, и упиралось в толстое сукно...

Сжал зубы — не сейчас. Потом. Не время.

Все должно было быть иначе... Простым и понятным. Обычная жизнь — пускай серая и скучная, — но теперь она казалась райским уголком. Светлым периодом. Солнечным лучиком. Работа, друзья, коллеги, начальники... Семья — Светка, дочка, вечерние уроки, тещин огород...

Там всего этого не было...

Сколько еще ударов ждет впереди? Сколько гнилости, подлости, и коварства приготовлены на резких поворотах судьбы?

Я ведь ничего не просил. Меня никто не спрашивал. Разве кому-то должен?

Жизнь — не легкая прогулочная штука. Это гранитный валун. Который падает на плечи, пригибает, и плющит на твердой земле...