Несвобода

— Чем?.. — Он чуть потянулся, потом заполз на меня сверху, обхватив обеими руками. — Чем закончится? Да просто закончится и все. — Голос становится все более сонным. — Никогда... никогда так ни с кем не спал.

— А как спал?

— Иди ты...

Через некоторое время я попытался осторожно переложить его рядом, но не тут-то было. Даже в глубоком сне Мерри не забывал держаться — так, будто боялся упасть со страшной, головокружительной высоты.

На самом деле он мне не мешал, однако уснул я далеко не сразу — очередной сюрприз для Джека-Пофигиста, грозы бессонниц. Тень небоскребов Нью-Йорка, подкравшегося совсем близко, уже почти накрыла нас, и невесть почему мне было жутко — будто я не знал, что там, а может, как раз хорошо знал. И вряд ли это были мои мысли, очень вряд ли.

* * *

Сон внезапно прервался перед рассветом.

Надо мной прямо в воздухе висели два тусклых оранжевых кольца. Я испуганно дернул за шнурок торшера и увидел Мерри.

— Ты почему не спишь?

— Тише, — сказал он. — Тише, Джек, не бойся. Чувствуешь?

— Что?

Из открытого окна тянуло утренним сквозняком, Мерри вдохнул его с наслаждением.

— Свободу, она уже прямо здесь.

— Ты о чем?

Он наклонился так, что я ощутил его дыхание.

— История заканчивается.

— Мерри...

— Тс-с. Знаешь, я ведь до конца не верил, что они разрешат мне тебя. Пока не увидел...

— Кровь.

— Ага. Наконец-то я им хоть за что-то благодарен.

Я привстал, но Мерри не отодвинулся, почти прижавшись ко мне лицом. Это было спокойно и тревожно одновременно, и я не знал, могу ли обнять его, не знал, смогу ли потом расцепить руки.

— Джек, у меня мало времени. Можно попросить тебя об одолжении?

— Что хочешь, — голос внезапно сел почти до шепота. — Что угодно.

— Джек, можно еще раз?

Машинально моя рука коснулась безболезненного шрама на плече.

— Да уже не больно совсем...

Он вздохнул.

— Я рад. Но это для меня.

Теперь все было по-другому, как бы "наяву", в сознании, но поначалу я не ответил и просто закрыл глаза. Его мягкие холодные губы коснулись моих, неглубоко, однако и сейчас захватило дух, пронесся короткий неповторимый вихрь — мокрый плащ отца, белое пятно платья Пилар в темноте гостиничного номера для молодоженов, запах волос Мелиссы... И отчаяние, смешанное со счастьем, вряд ли мои чувства, очень вряд ли. Хотя... может, наполовину.

А может, больше.

А может, целиком.

Тогда будто обрушилось — я обхватил Мерри так крепко, как мог, он всхлипнул, и за секунду все вышло из-под контроля и стало настоящим. Самый долгий поцелуй. Бесконечный, потому что с ним закончится что-то очень важное, разбавленный бог знает чьими слезами, такой, о котором можно только мечтать. Или мечтать, чтобы он не случился. Никогда.

— ...пусти меня, — мягко, но настойчиво прошептал Мерри, оторвавшись от губ, расцепляя мои пальцы, разводя руки. — Отпусти, пора. Ну что ты делаешь, блин, я же настроился. Испортишь все.

В глазах было мутно, я лишь почувствовал холод от того, что он исчез из моих рук... от того, что окно открыто. И портьеры на полу, а шнур, аккуратно смотанный, в руках у Мерри, он перебирал пальцами скользящую петлю, стоя в оконном проеме.

— Закрой глаза, Джек. Ну пожалуйста.

Я оцепенел. За дверью послышались торопливые шаги, и внезапно в дверь ворвался коридорный, тот, что вчера принимал нас. Тогда Мерри взглянул на меня в последний раз с такой улыбочкой — мол, как я их, а? — и прыгнул вниз.

И я закрыл глаза.

И еще долго не мог открыть.

* * *

Меня никто не побеспокоил, и в тот же день мы с енотом улетели домой. Родные стены помогали — прошел целый день, а я все еще не пустил в голову ни одной мысли, из тех, что кружили вокруг, будто осы, и бились о стекло моего сознания — о, оно всегда было прочным. Всегда.

Вечером раздался стук в дверь. Я подошел, молча — и оперся об нее спиной. Я знал, кто там.

— Джек, — раздался голос Пилар, — открой. Я принесла деньги.

Я молчал.

— Максвелл просил передать, что ты ни в чем не виноват. Он сожалеет, что тебе пришлось... У тебя не будет проблем, мы все уладили.

Уладили? Изо всех сил я двинул по двери кулаком, и на мгновение наступила тишина.

— Нам так жаль, — сказала Пилар тихо, будто растерянно. — Ну почему физическая идеальность никогда не совпадает с душевной стабильностью, не понимаю. Не понимаю.

Я так и не открыл. Боялся, что запущу пальцы в ее новые красивые волосы и буду бить головой о стену, пока не убью — или пока она не убьет меня.

А потом все пошло своим чередом. Только воспоминание о ночи в Вегасе будто выгорело, оставив на месте картинки болезненную ранку. Осиротев, две другие потускнели и надолго покинули меня.

После этого я очень долго не вспоминал Мерри. Даже когда произнес созвучное слово, делая предложение Мелиссе, только на миг запнулся — и что-то в моем лице подсказало ей не медлить, да, да, я согласна. Я так тебя люблю.

И когда сын назначил енота из парка Уэллса в свои любимые игрушки, таская за собой везде и всюду, я тоже не вспоминал.

Только однажды на Рождество к нам понаехала чуть ли не вся родня, в том числе и кузина Лил с дочкой. А у дочки был обруч-пружинка. Розовый. И молочный коктейль в руках.

Я вдруг почувствовал, что задыхаюсь. Извинился, вышел, пока держали ноги, и нашел укрытие в комнате Остина. Енот восседал в компьютерном кресле — единственный, кому позволялось там сидеть в отсутствие владельца.

Обхватив его, уткнувшись в круглую ушастую голову, я почти в панике попытался сделать вдох — и получилось. А потом еще. И еще. Все рушилось, я сжался, ожидая чего-то страшного... но неожиданно, так неожиданно нахлынуло совсем другое. Моя рука, прижимающая руку Мерри на руле, ветер по коже, и то, как я закрыл глаза на мгновение, потеряв лицо в его осветленных солнцем волосах где-то за ухом, чувствуя губами холодок обруча, запах дождя и пыли, и как он сказал: "Не щекочись, блин, разобьемся!". И как я был не против, совсем не против тогда.

Ранка затянулась. Картинки снова стало три.

Я Джек-Пофигист, меня, как и прежде, ничего не волнует. Почти.

Правда, я очень люблю бродить с женой вечерами по городу, заходить в старые кинотеатры и запивать поп-корн шоколадом... С ромом, конечно. Ну, и молочные коктейли тоже. И следить за успехами сына в бейсболе. И делать множество других вещей, из которых состоит жизнь, обращая внимание на любую мелочь. И ценить. И наслаждаться.

Наслаждаться дарованной мне маленькой свободой, зная, что кому-то отказано даже в ней.

* * *

энд