Цзинь Гуаньяо и Мо Сюаньюй

Перед призванием в Ланьлин Сюаньюй жил при матери и не мог не видеть, пусть до поры до времени и плохо понимал, почему с ней так обращаются, в чём они провинились и так далее, а на детях подобные вещи очень даже хорошо отражаются — они впитывают в себя, как губка. Особенно, если тётка кричала ещё и на ребёнка, а младшая госпожа Мо, как любая нормальная мать на её месте, пыталась заслонить его собой. Возможно, ещё и убеждала лишний раз не раздражать тётку, чтобы не давать повода поорать ещё, а то и ударить. К тому же Сюаньюй вполне мог унаследовать тихий характер матери, однако это не означает, что он не был способен на жгучую ненависть. Тот же Вэнь Нин был робким, не самым уверенным в себе человеком, а скрытый гнев и сила Вэй Усяня преобразили его в ставшего легендарным, очень сильного Призрачного Генерала. Бессильный гнев, неспособность сопротивляться и страдания более чем способны подорвать душевное здоровье. Тем более, что до разрыва Сюаньюй пусть и видел отца редко, но определённо помнил, как счастлива была его мать, а потом всё резко изменилось. Призвание в Ланьлин позволило воспрянуть духом, однако неудачи в обучении снова его подкосили, а уж скандал и изгнание, а потом издевательства дома, и вовсе доломали. Он терпел до последнего.

Тем, кто начнёт говорить, что Вэнь Нин тоже был робким и неуверенным в себе, однако всё же стал заклинателем, напомню, что несмотря на это он всё же ДЕЙСТВОВАЛ, а не сидел на пятой точке смирно всю дорогу. Он с риском для жизни спасал Цзян Чэна, вернул отобранный Цзыдянь, позволил достойно похоронить погибших Цзян Фэнмяня и госпожу Юй. Он увёл Вэй Усяня и Цзян Чэна в надзирательный пункт в Илине и убедил сестру помочь. Если вспомнить состязание по стрельбе из лука, организованное Цишань Вэнь до нападения на Облачные Глубины, то Вэй Усянь собственными глазами видел, как усердно Вэнь Нин упражнялся вдали от посторонних глаз, и стрелял великолепно. И только тогда, когда ему предложили показать своё мастерство при всех, он от волнения промахнулся. Воссоединившись со своим благодетелем и другом, Вэнь Нин, после изъятия гвоздей, вбитых Сюэ Яном, продолжил следовать и действовать самостоятельно с полным осознанием своих действий, а ближе к концу не менее решительно и откровенно заставил Цзян Чэна прозреть, рассказав всю правду о пересадке золотого ядра. Да, большую часть жизни и посмертия Вэнь Нин был откровенно ведомым, но когда дело касалось того, что он считал по-настоящему правильным — например, благодарность или справедливость — он действовал, а не жевал сопли. В посмертном состоянии он продолжал следовать за Вэй Усянем, поскольку идти ему было некуда, но к концу книги стал более решительным, попросив разрешения пойти своим путём. У Вэнь Нина при внешней робости имелся прочный внутренний стержень, и за счёт него и здорового тела он вполне был способен стать если не самым лучшим заклинателем, то хотя бы овладеть техниками на приличном уровне и сформировать не самое мощное, но золотое ядро. Да и на тропе Цюнци и в городе И он сражался, как и рядом с пещерой Фумо. Значит, техниками рукопашного и мечного боя владел на приличном уровне.

Само же предположение Жени Давидович о некромантских навыках Мо Сюаньюя выглядит сомнительным ещё и потому, что он всё же не один год изучал науку заклинателей, в теории что-то понимал, и главным препятствием в самосовершенствовании был его потенциал, который не позволил хотя бы начать формировать золотое ядро. Особенно, если я права относительно его психических и эмоциональных особенностей. Основы что в Пути меча что в Тёмном одни и те же, поскольку базируются на общей теории. Часть этих основ затронута в том самом диалоге Вэй Усяня с Лань Цижэнем на первом занятии в Облачных Глубинах. Разница, как всем читавшим внимательно должно быть очевидно, заключается лишь в источнике силы заклинателя. Культиваторы черпают силу изнутри себя, тёмные извне. Кроме того, в отрывке о погоне за Вэнь Чао и Вэнь Чжулю упоминается очень важная деталь — чтобы убивать врагов, Вэй Усянь с помощью собственной крови изменил охранные талисманы Вэней с отражающей функции на приманивающую с помощью всего нескольких штрихов. Само использование таких талисманов более чем объяснимо — когда идёт война заклинателей, кровь, насилие и буйство жизненной силы ян во время сражений способны привлечь окрестную нечисть или заставить трупы преобразиться в ходячих, а лишние жертвы в боевом составе, особенно ночью и во временном лагере, никому не нужны.

Само изменение таких талисманов лично у меня вызывает ассоциации с особенностью иероглифической письменности на подобие китайской — когда изменение начертания иероглифа способно изменить его смысл. Это может зависеть в том числе от длины той или иной линии, её наклона, а также количества более мелких штрихов. Это даже напоминает казус из "Благословения небожителей", когда очередной Император, пожелав собственной рукой написать табличку для храма, ошибся в написании божественного титула Фэн Синя, и, чтобы его не огорчать, поменяли все таблички и даже начали обосновывать это решение какими-то левыми текстами или толкованиями существующих. Позже ошибку исправили, однако сам факт в народной, и не только, памяти сохранился.

Круг призыва Мо Сюаньюй рисовал собственной кровью, и это тоже важно. Во многих культурах кровь напрямую связывалась с жизненной силой человека, и при таком раскладе нет ничего странного, что в подобных художественных произведениях живая кровь способна приманивать потусторонние сущности и выполнять важную часть в ритуалах. Кстати, размер круга, показанного в маньхуа, впечатляет — такого количества с лихвой хватит, и вся соль будет заключаться только в правильности начертания самого круга и тех символов, что полагаются по ритуалу, а также желании самого призывающего. Кровь в ритуале по сути исполняла роль приманки, пожертвования, аванса — называйте как хотите. При особенностях Тёмного пути сила призывающего тут не имеет особого значения от слова совсем. В конце-то концов, тот же Голливуд выпустил немало ужастиков разного пошиба, в котором демона, а то и самого дьявола мог призвать любой идиот, способный старательно и скрупулёзно соблюсти инструкцию, а уж пересказывать анекдот про подготовку к экзамену студентов-медиков я не стану — наверняка его знают многие.

Таким образом теория Жени Давидович рассыпается в пыль, поскольку является абсолютно несостоятельной. Ну, не могу я представить себе, что человек с мощными техниками Тьмы и внушительным опытом будет просто сидеть смирно и терпеть побои и унижения! Это до какого предела надо дойти, чтобы таким быть? Да если бы Сюаньюй и правда так наблатыкался, то использовал бы свои невшибенные навыки для мелкой, а, может, и покрупнее, мести милым родственникам сразу! Благо было за что. Это ж какой повод собой гордиться!!! Уверенности сразу бы прибавилось. А поскольку он учился в Ланьлине не один год, то при частоте таких происшествий и первых же подозрениях подумали бы именно на него. Однако он вполне, если можно так сказать, благополучно просидел в поместьи тётки, и ничего такого за ним замечено не было, иначе слухи разлетелись бы по деревне очень быстро, потом наверняка дошли бы до Цзян Чэна, и тогда призывать душу Вэй Усяня пришлось бы кому-то другому. С соответствующим результатом, отличным от того, что мы знаем.

То, что тело Мо Сюаньюя оказалось очень удобным для использования тёмных техник, может говорить не только о том, что он о них что-то знал из переданных записей и имел хоть какую-то базовую практику в целом, но и о его общем состоянии, в котором бедняга пребывал после изгнания из Ланьлина. Его душа-сознание ушла, но телесная составляющая вместе с очень слабыми духовными силами осталась, и на ней наверняка остался сильнейший отпечаток пережитых гнева, боли и отчаяния. Я могу ошибаться, но в этом плане мне опять вспоминается диспут А-Сяня со стариком Ланем, в котором упоминаются принципы тёмного заклинательства по поводу использования таких сил как гнев, ненависть и прочий негатив, чтобы не пропадали впустую. В конце концов, когда семья Мо дралась с рукой Не Минцзюэ, наиболее яростной и годной марионеткой была именно госпожа Мо, а не её муж-подкаблучник или вздорный, завистливый, практически ни на что не годный сын. Тёмный путь вредит ментальному и физическому состоянию заклинателя, если он не нашёл способ нейтрализовать это в виде личного настроя, который способен это всё как-то уравновесить. А-Сянь смог, поскольку он сам по себе очень жизнерадостный человек. Тьма собственной души это тоже сила, которую можно использовать, и чем активнее эта сила юзается, тем хуже и ментальному состоянию заклинателя. Логично? Вполне. Ритуал призыва проходил в сильнейшем душевном состоянии ненависти и отчаяния, и это не могло не оставить отпечатка на теле Мо Сюаньюя, поскольку он далеко не сразу решился умереть, обретя хоть какой-то покой. Для слабого духом человека это очень весомый шаг. Возможно, именно это и стало одной из причин, почему такой опытный мастер Тёмного пути как Вэй Усянь смог управлять телом с такой лёгкостью, как только в нём освоился. А, может, дело и не в этом — в книге приведено недостаточно сведений, чтобы делать уверенные выводы. Особенно, если ты не совсем в теме сянься и только-только с ней знакомишься, как я.

Что касается скандала, то подбивать клинья к старшему брату Сюаньюй точно бы не стал — не совсем же он был дураком. Учитывая характер и поведение Цзинь Гуаньяо, он бы, скорее, проникся обычным обожанием, поскольку кто-то ещё наконец-то относится к нему хорошо. Да ещё брат, и это после Мо Цзыюаня. Сам Цзинь Гуаншань мог поначалу относиться к сыну неплохо, но вряд ли, видя, как тот так ничего и не достиг, сохранил бы даже видимость этого. А уж сам повод... Если Сюаньюй, осознав себя "обрезанным рукавом", пытался осторожно ухаживать за теми, кто ему нравился (а, может, и чуть более нагло, помня, кто его отец), то вряд ли это принималось благосклонно. Это тоже могло стать причиной, что в клевету так легко поверили, да ещё и ославили с лёгкой подачи Цзинь Гуаньяо, который очень хорошо умел преподносить информацию в выгодном для себя свете. Всё же и о Старейшине Илина тоже кучу слухов распускали, причём половина была откровенно завиральной, но вы же не верите им всерьёз! То же могло случиться и с Сюаньюем, поскольку речь идёт об одном из великих орденов и незаконнорожденном сыне самого главы. А уж прочая родня Цзинь и вовсе только рада была от него избавиться, почему Цзинь Лин и считал Сюаньюя насквозь порочным — он тогда ещё был по сути ребёнком, который толком не понимал происходящего в силу возраста и охотно внимал старшим.

Таскаясь за старшим братом и, возможно, принимая участие в каких-то его делишках, Мо Сюаньюй, тем не менее, не мог совсем не понимать, что вообще происходит. Пусть он и был робким деревенским мальчишкой, это отнюдь не значит, что он был глубоко невежественным и глупым. Если он каким-то образом увидел, как доводят до смерти Цзинь Гуаншаня по приказу Цзинь Гуаньяо, потом убивают проституток, а его обожаемый старший брат спокойно на это смотрит, он вполне мог перепугаться до потери самообладания. А то и попасться с поличным на месте и испытать на себе гнев и запугивание от Цзинь Гуаньяо. И никто за него даже не попытался вступиться — наиболее вероятно, что Сюаньюй так и не установил достаточно прочных близких связей ни с кем в ордене. Тут более чем логично, что после обвинений в домогательствах к собственному брату он вряд ли смог бы нормально оправдаться и рассказать, что же случилось на самом деле. Все видели, что он почти не отлипает от Цзинь Гуаньяо, все знали, что парнишка "обрезанный рукав", от него рады были бы избавиться, а сам братец на абсолютно голубом глазу обвиняет его сам. Ведь как все могли узнать про домогательства? Исключительно со слов оскорблённой жертвы или после мастерски выстроенной подставы. Только полный идиот не понял бы, что и от него так же запросто избавятся, как и от отца и тех самых проституток. Такой удар тоже бесследно пройти не мог, и он, скорее всего, и не прошёл. Боль, разочарование, страх. В том числе, возможно, и за жизнь единственного по-настоящему близкого человека — матери. Которая на тот момент была ещё жива.

Таким образом теория о схваченной Мо Сюаньюем депрессии вполне себе подкрепляется известными сведениями, и о каком тут сопротивлении может идти речь?! Вернувшись в дом тётки, он моментально попал под новый шквал предъяв и оскорблений, а потом потерял мать — единственного родного человека, который любил его по-настоящему. Я подозреваю, что матери он вполне мог что-то рассказать, и это могло усугубить состояние несчастной — ведь она искренне считала, что сыну при отце будет очень хорошо. Судя по тому, что говорилось о третировании Мо Цзыюанем, Сюаньюй пытался что-то делать, чтобы всё же улучшить свои навыки заклинательства или хотя бы попытаться защититься — Мо Цзыюань без зазрения совести таскал изготовленные двоюродным братом талисманы и какие-то зелья. Может, при поддержке матери, пока она была жива, Сюаньюй пытался заниматься сам, может, чтобы попытаться ей помочь, но всё это бессовестно воровалось. Жаловаться некому, идти некуда, его то и дело запирали и держали впроголодь, из дома выходил редко, и даже слуги относились с презрением. Чтобы хоть как-то выплеснуть горечь и боль, Сюаньюй пытался это всё записывать, но уже по тому, как с этими записями потом разбирался А-Сянь, понятно, что даже это он нормально сделать не смог — вышло слишком бессистемно и запутанно, что прямо указывает на ухудшающееся состояние. Особенно, если эти записи намеренно делались для Вэй Усяня, чтобы он точно знал, зачем его призвали.

Как именно с ним мог встретиться и поговорить Не Хуайсан или кто-то из его подручных — я не знаю, но после скандала в Башне Золотого карпа он наверняка обратил внимание на беднягу, и за ним могли установить наблюдение. Убедившись, что парень уже почти на пределе, к нему вполне могли подкатить и предложить выход — призвать сильнейшего призрака, чтобы он отомстил за все унижения, но в качестве единственного рабочего надёжного способа предложить только добровольное пожертвование. Какие-никакие знания по заклинательским техникам Сюаньюй уже имел, и оставалось только вручить инструкцию, что и было сделано. И это тоже подкрепляет мою уверенность, что не был он меганекромантом, как утверждала Женя Давидович. К подобного рода записям, да ещё и оставшимся от самого Вэй Усяня, его бы точно никто в Ланьлине не подпустил, и он не знал, что там чего-то не хватает. Сюаньюй просто провёл ритуал, даже не озвучив, что конкретно от мстителя требуется. Может, он не озвучивал и из-за того, что просто не подумал об этом, но это ничего не меняет. Если бы Сюаньюй получил максимальное просвещение в тёмном заклинательстве, то он бы не стал ждать до последнего, а просто начал действовать, но об этом уже говорилось выше. И, кстати, на этой почве допил сценаристов дорамы, что одной из жертв должен был стать и Цзинь Гуаньяо, выглядит более чем логично.

Вся история, рассказанная в книге, могла сложиться иначе, если бы Мо Сюаньюй не сделал того, что сделал. Понимание его личности и поступков затруднено общими словами, однако банальная логика и здравый смысл вполне способны восполнить некоторые пробелы. Да, здесь уместны только догадки и предположения, и именно среди них уже выбирай, что тебе больше нравится, однако игнорировать внутреннюю логику всей книги всё же не стоит. Как и всё то, что в книге говорится прямо.