Цзинь Гуаньяо и Мо Сюаньюй

МЭН ЯО/ЦЗИНЬ ГУАНЬЯО/ЛЯНФАН-ЦЗУНЬ — ПЕРСОНАЖ, ИЗНАЧАЛЬНО ЛИШЁННЫЙ ШАНСОВ НА СЧАСТЛИВЫЙ ИСХОД

Ещё один персонаж, которому я сочувствую, — Цзинь Гуаньяо. Впрочем, это сочувствие не отменяет всей той дичи, что он натворил, однако понимание наиболее вероятных причин его действий всё сглаживает. И хорошо вписывается в концепцию нарастающего кризиса мира заклинателей.

Главная разница между образом персонажа в книге и дораме заключается в том, что в дораме Цзинь Гуаньяо более циничный и показан эгоистом и подлинным злодеем с редкими проблесками света. Подкрепляется это талантливой игрой Чжу Цзаньцзиня. Похоже, что требования цензурного комитета повлияли, но насколько точно — я не знаю. К тому же я не исключаю, что в процессе съёмок в сценарии что-то могли поменять, как это вышло с линией отношений Вэй Усяня и Вэнь Цин. В книге деталей, более чётко обрисовывающих образ персонажа и его психологический портрет, не намного больше, поскольку по сюжету мы двигаемся с главным героем, а это накладывает определённые ограничения.

Базовые сведения о Цзинь Гуаньяо в книге таковы. Он внебрачный сын главы ордена Ланьлин Цзинь Цзинь Гуаншаня и известной куртизанки из публичного дома в Юньпине Мэн Ши. От своих товарок женщина отличалась некоторым образованием и умением играть на гуцине, что значительно повышало её цену. По всей видимости зачатие ребёнка внушило Мэн Ши надежду на возможность покинуть публичный дом, и я не исключаю, что у неё могли быть какие-то чувства к случайному клиенту, однако надежды не оправдались. Мэн Ши попыталась хотя бы обеспечить достойное будущее сына, и Мэн Яо получил не самое систематическое и полное, но всё же образование. В какой-то момент он начал работать обслугой в том же публичном доме, а потом покинул его, когда мать скончалась. Однако к отцу пришёл не в самый удобный момент и был спущен с лестницы. При не совсем ясных обстоятельствах он примкнул к ордену Цинхэ Не, где снова являлся объектом презрения и насмешек, пока не был замечен самим Не Минцзюэ и поднялся до личного помощника главы ордена. На новом посту он отличился так, что заслужил уважение и признание со стороны Чифэн-цзуня, но спалился на убийстве своего же, однако вместо наказания Не Минцзюэ отослал его к отцу с рекомендательным письмом и выразил надежду, что А-Яо осознает свои ошибки и исправится. В дораме это было по сути изгнание, которое, тем не менее, стало ударом и для самого Не Минцзюэ. Спустя время Мэн Яо обнаружился среди приближённых Вэнь Жоханя — он проник в стан врага и доставлял сведения, которые помогли разбить орден. Правда, при этом ему приходилось быть не менее жестоким, чем новый начальник, что Не Минцзюэ так и не простил полностью, а между ними окончательно повисло напряжение. Даже побратимство это не исправило.

После завершения Аннигиляции Солнца Мэн Яо был признан отцом и стал именоваться Цзинь Гуаньяо и Лянфан-цзунь, однако его положение так и осталось шатким, а когда появился Сюэ Ян, то это привело к окончательному отчуждению между ним и Не Минцзюэ. Причём настолько, что Цзинь Гуаньяо под предлогом помощи в борьбе с искажением ци наоборот ускорял процесс, что в конечном итоге привело к смерти Не Минцзюэ. Потом умер сам Цзинь Гуаншань, и Цзинь Гуаньяо стал новым главой ордена и Верховным заклинателем.

Я читала самые разные мнения об этом персонаже, объяснения его мотивов, обоснования черт его характера и так далее, однако большая их часть почти не касалась окружения и атмосферы, в которой жил и действовал персонаж, основательно, а это способно если не изменить мнение о нём, то хотя бы получить куда более точное представление о всей его линии. Многие восхищаются им как персонажем, его прописанностью, умом и прочим, что не мешает относиться как к конченной сволочи. Моё отношение не настолько радикально, и вот почему.

Уже сами обстоятельства появления на свет нашего героя говорят о многом, и весомой деталью является род занятий его матери, как бы кому-то это не набило оскомину. И в книге и в дораме некоторыми персонажами высказываются сомнения в том, что Мэн Яо действительно сын Цзинь Гуаншаня, и эти сомнения достаточно обоснованы. Я не знаю точно, как в публичных домах, и особенно в древнекитайских, решали проблему нежелательных беременностей, однако о таких понятиях как женский цикл и симптомы беременности они точно знали. По примерным срокам можно было бы даже плюс-минус точно установить, кто отец ребёнка, и если к Мэн Ши как к этакой приме борделя в тот период кого попало не допускали, то кандидатов было бы не так много. Поскольку Мэн Ши была известна, то вряд ли встречи с ней могли себе позволить не слишком состоятельные клиенты — элитный товар и стоить должен соответственно. По идее, за всем этим должны были следить, поскольку беременность, роды и уход за ребёнком выводили женщин из рабочего процесса на достаточно долгий срок. К тому же не всем могло повезти сохранить после родов хорошее здоровье, фигуру и внешность, а это прямо влияет на заработок. Пока Мэн Ши была молода, это не так бросалось в глаза, однако с возрастом последствия беременности проступали всё сильнее, и даже её былая слава не помогала удовлетворять клиентов. Один такой случай Вэй Усянь даже увидел в воспоминаниях одного из призраков, явившихся на его призыв. К тому же над ней смеялись другие женщины, и как-то поддерживала только Сысы. Всё это ускорило смерть несчастной. Теоретически Мэн Ши могла и убедить себя, что ребёнок именно от Цзинь Гуаншаня — этот кобель мог быть обаятельным, если хотел. Слухи и пересуды разошлись очень широко, само собой, Цзинь Гуаншань не собирался признавать сомнительного потомка, да ещё от случайной проститутки, и участь матери для Мэн Яо наверняка стала тяжёлой травмой на всю жизнь. По тому, сколько сил и денег Мэн Ши вложила в сына, ясно, что она была любящей и заботливой матерью, и на фоне всех тех насмешек, что доставались и ни в чём не повинному мальчику, нет ничего удивительного, что Мэн Яо мать буквально боготворил.

Причины такого отношения более чем очевидны. В условиях сословного общества и вполне определённых норм, когда происхождение и род занятий независимо от желания самого человека являлись по сути этаким клеймом на всю жизнь, а социальных лестниц практически не было — помочь могли только случайность или протекция — к людям низменных профессий и их потомкам иного отношения и быть не могло. Особенно, если они пытаются претендовать на что-то не по статусу. Как бы известна не была Мэн Ши, какими бы привилегиями при этом не пользовалась — например, она отдала сына в хорошую школу, однако А-Яо там надолго не задержался — она была и оставалась всего лишь проституткой, которая зарабатывала собственным телом. Частичное образование в обществе, где это самое образование со своими нюансами было доступно не всем, повышало статус человека в глазах общественности, однако в исполнении Мэн Ши её навыки и умения были всего лишь этакой экзотикой для развлечения клиентов. Тот же циник Цзинь Гуаншань говорил, что образованная женщина — это просто кошмар (видимо, имея в виду законную жену), а уж образованная жрица любви и вовсе в его глазах, наверно, выглядела опасной. Особенно при его собственной репутации. Мало ли чего она может потребовать...

О том, как Мэн Яо оказался принят в орден Цинхэ Не, можно только гадать, однако там о нём многие слышали, и служилось ему не слишком хорошо — под градом-то насмешек. Может, он, как и следовало, надеялся заручиться поддержкой влиятельного человека из ордена, а потом с его протекцией попасть к отцу. Он трудился не покладая рук, и я думаю, что его заявления о присвоении его же трудов чужаками, были вполне справедливы. Из воспоминания головы Не Минцзюэ мы узнаём, как именно Мэн Яо смог таки подняться выше, и Чифэн-цзунь его весьма ценил. Судя по тому, что говорилось попутно, это уже было как минимум начало войны с Цишань Вэнь — то самое время, когда умные и полезные люди в особенной цене. Не Минцзюэ были нужны такие люди, а дарования Мэн Яо внушили уважение. Вот только, когда Мэн Яо попался на убийстве своего, спустить ему это с рук принципиальный и верный своим убеждениям Чифэн-цзунь просто так не мог — опасение внушило выражение лица Мэн Яо, когда он убивал. Можно предположить, что этот командир и правда особенно сильно его третировал помимо присвоения трудов, а слова сказанные в адрес покойной Мэн Ши стали последней каплей. Да, скорее всего, убийство было преднамеренным и рассчитанным заранее, и отсюда можно начать отсчёт настоящего падения Мэн Яо. Однако повернуться к нормальной жизни ещё можно было.

После того, как Мэн Яо покинул орден Цинхэ Не, он не отправился прямо к отцу, хотя рекомендательное письмо у него с собой было. Можно предположить, что он реально хотел как-то загладить свою вину, а, может, случайно встретив сбежавшего Лань Сичэня, решил воспользоваться случаем и заручиться его поддержкой, чтобы восстановить репутацию. Как-никак новый глава ордена, не менее влиятельная фигура, чем Чифэн-цзунь. Судить трудно, и здесь можно только спорить и гадать, однако его отношение к Сичэню на протяжении всего их знакомства и братства всегда было искренним. Мэн Яо решил проникнуть в стан врага и добывать сведения для сводной армии, и это ему удалось.

После разгрома Цишань Вэнь Мэн Яо был признан отцом, но только потому, что помог разгромить врага и убил самого Вэнь Жоханя. Подобный герой был крайне выгоден такому прожжёному интригану и амбициозному человеку. К тому же Мэн Яо был весьма исполнителен и из кожи вон лез, чтобы добиться признания и любви отца. Тем не менее, бастарда Цзинь Гуаншань не любил и пользовался его услужливостью, чтобы добиться собственных целей. Подлинным доказательством их родства стала битва в храме Гуаньинь, когда обратившийся в лютого мертвеца Не Минцзюэ атаковал не только Цзинь Гуаньяо, но и Вэй Усяня в теле Мо Сюаньюя и Цзинь Лина, поскольку между ними было кровное родство. Именно сомнения в собственном отцовстве и презрительное отношение к сыну и стали причиной того, что Цзинь Гуаньяо разочаровался и жестоко отомстил отцу не только за свои обманутые надежды и потраченные на его благо труды, но и за забытую и униженную Мэн Ши.

Я соглашусь, что Мэн Яо был тем ещё эгоцентриком. Мать воспитывала его как сына высокопоставленного господина, и это могло стать причиной того, что он не задержался в школе — возможно, слухи добрались и туда, что привело всё к тем же насмешкам, терпеть которые было невыносимо. Может, даже имела место и драка с более высоким по статусу учеником. Однако причины и логика подобного поведения вполне резонны — он кровный родственник главы влиятельного богатого ордена и по праву этого самого кровного родства может требовать соответствующего отношения. Однако здесь есть один момент, который он, похоже, пытался обойти, но раз за разом расшибал лоб, что усиливало его психотравму и развивало отрицательные качества. Этот момент — разница статусов между Мэн Ши и Цзинь Гуаншанем. Да между Санжэнь Цансэ и Веем Чанцзэ, родителями А-Сяня, разница не была такой большой, а Вэй Чанцзэ хоть и был всего лишь слугой ордена Юньмэн Цзян, однако в глазах общества всё же стоял явно выше проститутки. Особенно как слуга одного из великих орденов, который верно и прилежно исполнял свои обязанности до женитьбы, после которой и покинул орден. Вэй Усянь, как бы ему потом не прилетало во дни гонений, в этом плане находился в куда более выгодном положении, да и при всём осуждении, что на него вываливалось, все помнили, каким он был до того, как ступил на Тёмный путь, и одной из причин осуждения было именно отступничество, а статус слуги — дополнительным поводом предъявить за нарушения приличий. Мэн Яо в этом плане с самого начала находился в заведомо проигрышной позиции и всю жизнь по сути боролся именно с этим.

При таких претензиях нет ничего удивительного, что, став мальчиком на побегушках в том самом публичном доме, Мэн Яо на всю жизнь запомнил не только то, как обращались с его матерью, но и всё то, что терпел он сам. Сожжение борделя вместе со всеми, кто там в тот момент находился, было актом мести с его стороны, и при всей жестокости этой мести у меня язык не поворачивается её осудить. К тому же на месте сожжёного борделя был выстроен храм, статуе придан образ покойной Мэн Ши, и предположение, что это было сделано с целью посмеяться над теми, кто прежде память Мэн Ши унижал, заставив их поклоняться её образу, я считаю вполне логичным. И это в свою очередь не отменяет того, что в этой статуе Цзинь Гуаньяо целиком и полностью воплотил свою любовь к матери. То, что он пытался забрать из храма, наверняка было её останками, и потому то, что гроб оказался пуст, настолько его потрясло, что окончательно привело к печальному финалу.

Мэн Яо всегда был умным, способным, упорным и перспективным парнем. Ему удалось прибегнуть к покровительству известных, достойных и уважаемых людей. Шансы укрепить собственную репутацию и добиться признания стало больше, однако это мало помогло на самом деле. Мэн Яо, по ходу, был зациклен именно на цели заполучить своё законное место в ордене Ланьлин Цзинь при отце, а в идеале стать его наследником, почему он и пришёл в орден заклинателей, а не попытался зайти с другого конца и оставить безнадёжное дело — при его несомненных талантах, он мог заниматься чем угодно и добиться большого успеха, процветания и жизненного благополучия. Тем не менее, он выбрал самый тяжкий и наиболее рисковый путь. Почему бы и нет, если он столько страдал, лишённый того, что ему вроде как полагается по праву рождения?! Такая картина мира выглядит вполне логично и неплохо объясняет многое из его дальнейших действий.

В публичном доме Мэн Яо прослужил несколько лет, пока мать, умирая, не отправила его к отцу с дорогой безделушкой, подаренной Цзинь Гуаншанем на память. За то время, что А-Яо провёл на службе, он отменно усвоил основной паттерн поведения, который потом сослужит ему хорошую службу уже в Ланьлине. А именно — показная доброжелательность, вежливость, стремление угодить всем и вся. Это самая обычная стратегия по получению прибыли в сфере торговли. Мэн Яо досталась так называемая выгодная внешность, и вкупе с поведением это создавало приятное впечатление. При том, о чём и как шептались за спиной новоиспечённого Цзинь Гуаньяо, держать лицо на постоянной основе наверняка было непросто. Казалось бы, он добился того, чего хотел — признан, находится при дворе отца, имеет всё, что хочет, входит в элиту заклинательского мира, однако ожидаемого равного отношения он так и не получил, отец его явно не любит, мачеха относится соответственно, двоюродный брат, а так же прочая родня — с откровенным презрением. Разве что Цзинь Цзысюань мог обращаться лучше, но это не меняет того факта, что именно он, а не Цзинь Гуаньяо, должен был стать главой ордена. Не только по праву рождения, но и как рождённый в законном браке ребёнок.

Отношения этих двух братьев заслуживают особого внимания, поскольку о них Цзинь Гуаньяо в финальном эпизоде говорил прямо и с отчётливой обидой. В дораме Цзинь Цзысюань общается с новым братом вполне доброжелательно, сам Цзинь Гуаньяо обращается к нему с почтением как к старшему, однако между ними пропасть. Цзинь Цзысюань с рождения был окружён роскошью и заботой в то самое время, когда его брат, родившийся даже в тот же день, жил при матери и терпел насмешки и унижения. Мать Цзинь Цзысюаня была уважаемой госпожой в то время, когда Мэн Ши продолжала развлекать клиентов. Цзинь Цзысюаню всё было дано сразу — и благосостояние, и положение в обществе, и полноценное образование, включая заклинательское, а его брат в это время трудился, не покладая рук и не разгибая спины, чтобы выгрызть хотя бы толику признания и уважения, а заклинательскую науку осваивал по сомнительным книгам, которые пачками скупала его мать. Да, Мэн Ши тратила на сына все свои деньги, не жалела ничего, но в сравнении с тем, что было доступно Цзинь Цзысюаню, это было слишком скромно.

В семейном счастье всё было ещё более удручающе. Цзинь Цзысюань в конечном итоге женился по любви и был счастлив. Особых проволочек с самой женитьбой не было — даже прежние разногласия благополучно предали забвению. Цзинь Гуаньяо же пришлось в лепёшку расшибиться, чтобы жениться на девушке, которая не только была к нему добра и даже любила вполне искренне, но и была дочерью ближайшего соратника и вассала Цзинь Гуаншаня, что давало весомый бонус в будущем. Цзинь Гуаньяо даже рискнул наплевать на все традиции и заделал Цинь Су ребёнка, чтобы уж точно свадьба не сорвалась. Требований для заключения этого брака было полно с обеих сторон, и на их выполнение было потрачено до хрена сил. Когда помолвку уже объявили, внезапно Цзинь Гуаньяо узнал, что Цинь Су очередной внебрачный ребёнок его кобеля-отца и его сводная сестра. Могу себе представить, каким ударом для него это стало, однако пути назад уже не было, и он женился, но к жене, к которой очень хорошо относился, с тех пор так ни разу и не прикоснулся, что было слишком сильным контрастом с тем, как был счастлив Цзинь Цзысюань. Даже в личной жизни его по сути постиг крах, хотя на публике всё выглядело более чем благополучно. Потому нет ничего странного в том, что Цзинь Гуаньяо без колебаний отправил старшего брата на смерть, как только подвернулся подходящий случай.

При всех этих обстоятельствах нет ничего удивительного в том, что Цзинь Гуаньяо стал тем, кем стал, однако я не думаю, что лживость, двуличие и жестокость сидели в нём с самых малых лет. По дораме об этом судить сложно, однако в книге достаточно свидетельств того, что всё это взращивалось окружением, которое предъявляло требования и унижало его, лишая желаемого.

История с Сюэ Яном стала во многом роковой. С тем, почему Мэн Яо отпустил его в дораме, у меня пока непонятки. Да, он был умным и проницательным человеком, но то, что он с ходу понял, что Сюэ Ян может стать надёжным пропуском в Цишань, мне кажется слегка сомнительным. Хотя догадки о связи Сюэ Яна с Вэнь Жоханем уже были. По сути это была бы сущая лотерея, поскольку Вэнь Жохань не был настолько легковерным, чтобы приближать к себе кого попало. Особенно, когда уже по сути идёт война. Да, Мэн Яо умел разбираться в людях и нашёл путь к доверию хозяина Знойного дворца, однако малейшая ошибка могла закончится фатально. Тем не менее, в дораме он добился своего, поставлял Лань Сичэню разведданные, а потом, вызвав на себя гнев Не Минцзюэ, всё же убил нового босса, поставив тем самым в Аннигиляции Солнца жирную точку и став героем. В книге история Сюэ Яна несколько иная, но что там что там, сажая его в тюрьму, а потом угрозами заставив Чан Пина отозвать обвинение, Цзинь Гуаньяо исполнял прямой приказ отца, которому сей юный некромант был нужен позарез, чтобы воссоздать Тигриную печать преисподней. Когда пылающий жаждой справедливости Не Минцзюэ потребовал объяснений, то Цзинь Гуаньяо был честен, говоря о прямом приказе, однако в том же разговоре он чётко обозначает и собственные приоритеты. Он всё ещё не получил твёрдой уверенности в своём статусе, чувствовал неодобрение и видел косые взгляды. И всё только потому, что он сын проститутки и, возможно, даже не является сыном своего отца, а какой смысл любезничать с чужаком, да ещё невнятного происхождения?! Клан Цзинь всегда отличался особым высокомерием, и подобные вещи там вполне могли восприниматься в штыки, что и чувствовал на себе новоиспечённый Цзинь Гуаньяо. Особенно после первой попытки попасть к отцу, когда его просто спустили с лестницы. Дело Сюэ Яна могло помочь доказать преданность отцу и всё же обеспечить себе место главы ордена со временем, однако Цзинь Гуаньяо понимал, что и без этого отец скорее признает другого бастарда, чем сделает его своим наследником. Что и случилось, когда в орден был призван Мо Сюаньюй. Наверняка Цзинь Гуаньяо планомерно расчищал себе путь к трону не только из жажды власти, но и определённо считал это своей заслуженной наградой за все труды, страдания и унижения. Он не просто так разыскивал и уничтожал других бастардов отца — любой из них мог оказаться более предпочтительным, нежели он сам, что тоже может говорить о его шатком положении в ордене. Да, он стал главой и Верховным заклинателем, отец Цинь Су как тесть его поддерживал, человек такой деловой жилки и отменной работоспособности очень хорошо вёл дела и был полезен, однако подлинной стабильности это дать не могло. Ордена и кланы восстанавливались после войны и в любой момент могли объединиться и выступить уже против Ланьлин Цзинь. Все эти люди, кто унижал до возвышения, а потом лицемерно улыбался после. Не удивительно, что он искренне ставил себя выше всех, и особенно людей из какого-то местичкового мелкого клана, убитых каким-то психом. О чём он и сказал Чифэн-цзуню прямым текстом. Я считаю, что это не было манипуляцией или попыткой обелить свои действия в деле Сюэ Яна — Цзинь Гуаньяо выговорился, надеясь на понимание со стороны названого брата, однако так его и не нашёл. Потому-то он и обрёк Не Минцзюэ на смерть, использовав заготовки на базе запретных книг ордена Гусу Лань. Цзинь Гуаньяо был прекрасно осведомлен о делах внутри ордена, поскольку несколько лет прослужил там. Он знал, что Не Минцзюэ умрёт раньше срока и активно готовит младшего брата на своё место, чему тот сопротивлялся. Смена главы сильного и уважаемого на слабого и некомпетентного должна была ослабить орден, чтобы он не стал одной из ведущих сил в новой войне, и расчёт сработал. Орден Цинхэ Не это настоящая боевая машина, что буквально воплощал собой Чифэн-цзунь, и такой противник представлял реальную угрозу. Одного Цзинь Гуаньяо не учёл — Не Хуайсан оказался самой настоящей тёмной лошадкой, которая в конечном итоге и сбросила его с трона. Недооценил.

Здесь, кстати, очень интересный момент — когда именно он начал готовиться? Настоящая кошка между Цзинь Гуаньяо и Не Минцзюэ пробежала именно в день нападения на Знойный дворец, когда Мэн Яо убил тех, кто сопровождал Не Минцзюэ в этой атаке, у подножия трона Вэнь Жоханя. Убил мгновенно и без колебаний. За это он едва не был потом убит сам, но вступился Лань Сичэнь, рассказав всю правду о шпионе. Не сразу, но Не Минцзюэ не стал его убивать, однако и без того пошатнувшееся доверие окончательно дало трещину, и заметное недоверие могло подтолкнуть Цзинь Гуаньяо заранее подготовить план, если они окончательно разругаются, и это может помешать планам подняться на самый верх. Всё же Чифэн-цзунь не менее влиятельный глава могущественного клана, который не уступает Цзинь Гуаншаню, и портить отношения с ним явно не стоило, однако противоречия нарастали, дело Сюэ Яна явно затягивали, чтобы выиграть время, и ничего хорошего из этого выйти не могло по определению. Очень жаль, что нет более детальных указаний, однако музыкальные способности Цзинь Гуаньяо были весьма хороши — начинал он учиться ещё у покойной матери, а Лань Сичэнь, чтобы дать своим братьям шанс восстановить добрые отношения, сам его обучал игре на гуцине и нужным мелодиям. Базовых основ исполнения с применением духовной силы вполне могло оказаться достаточно, чтобы Цзинь Гуаньяо смог вплести в целительную мелодию ядовитый отрывок, а с украденными страницами он мог работать и сам. Тем более, что Лань Сичэнь, признанный мастер музыкальных техник, его искренне похвалил, а уж подопытных Цзинь Гуаньяо мог себе найти где угодно — с такими-то подручными как те же Сюэ Ян или Су Шэ.

Этот жестокий расчётливый метод убийства названного брата, который нанёс не менее сокрушительный удар, чем позже сам Цзинь Гуаншань, в очередной раз доказывает, насколько выдающимся человеком был Мэн Яо, и если бы не тот хвост, что за ним тянулся с самого рождения, то скольких бы проблем удалось избежать! Однако то было другое время и иные нравы, так что вероятность пойти другой дорожкой была слишком мала.

Причины, почему Мэн Яо так скатился, не исчерпываются только амбициями, унижениями и обидами. Не стоит и забывать про непродолжительное, но всё же пребывание при дворе Вэнь Жоханя. Многие комментаторы уделяют этому обстоятельству внимание, и это правильно. Находясь при новом боссе и рискуя, как чужак, в любой момент попасть по раздачу при малейшем подозрении, Мэн Яо ничего не оставалось, кроме как придумывать новые способы пыток, проводить их для удовольствия Вэнь Жоханя и даже изобретать несколько новых инструментов, часть которых потом оказалась в его тайной сокровищнице. Уж чего-чего, а угождать он умел, и мне даже немного страшно представлять, как менялся его взгляд на людей в процессе такой, с позволения сказать, деятельности. Да, Мэн Яо презирал большую часть людей, однако убивать кого-то после того, как тот пройдётся по нему и в очередной раз унизит — это одно, а с тем же наслаждением рвать на куски совершенно незнакомого человека, который неспособен оказать сопротивление — это уже другое. Можно, конечно, допустить, что зачатки садиста имелись и раньше, но без пребывания в Знойном дворце они вряд ли бы настолько развились без такого же по силе толчка. Как и без работы на пару с Сюэ Яном.

Другой причиной могло стать и укрепление ордена Ланьлин Цзинь и его претензии на высшую власть на подобие Цишань Вэнь. Я так мыслю, что в войне Ланьлин Цзинь пострадал меньше всех, остальные оказались сильно ослаблены, Облачные Глубины и Пристань Лотоса отстраивались и восстанавливались, про менее значимые ордена и кланы и говорить нечего. Да, Цзинь Гуаншань стал Верховным, однако вряд ли эту власть так запросто приняли остальные, помнившие тиранию Цишань Вэнь и прежние раздоры. На полное восстановление, как я уже сказала, требовалось время, и об этом периоде упоминалось на собрании в Пристани Лотоса после второго похода на Луаньцзан. Когда Цзинь Гуаньяо встал во главе ордена, то при показном уважении и признании он не мог не понимать, что с его происхождением власть надо крепче держать в руках. Одним из проектов, который должен был укрепить его авторитет, и стали дозорные башни, призванные вовремя реагировать на нечисть, в том числе и в самых глухих районах. Он призывал все ордена и кланы действовать совместно, однако такие башни, во-первых, вызывали ассоциации с надзирательными пунктами Цишань Вэнь, а во-вторых, в это надо было вкладываться, а отдачи, особенно скорой, явно не ожидалось. Один из противников такого строительства и организации позднее был обвинён в убийстве сына Цзинь Гуаньяо и Цинь Су, а сам он и его люди пущены на опыты.

Угроза власти Цзинь Гуаньяо на момент возвращения Вэй Усяня была более чем реальной — за минувшие годы пострадавшие во время войны с Цишань Вэнь ордена и кланы полностью восстановились, память о победе ещё была свежа, и никто не мог точно сказать, когда и как начнётся новая — на этот раз против Ланьлин Цзинь. Мощного сдерживателя уже не было, власть Башни Золотого карпа начала раздражать, переговоры могут и не помочь, а идти на уступки — верный способ показать свою слабость. Цзинь Гуаньяо слишком хорошо знал и понимал всех этих людей и в принципе не мог спокойно сидеть и ждать, когда за ним придут. И об этом было известно определённо не только ему — Не Хуайсан собственной игрой подтолкнул к этому. В шкафу Цзинь Гуаньяо скопилось слишком много скелетов, и это не считая припрятанной головы Не Минцзюэ. Любого было бы достаточно, чтобы свалить его с трона, и тут выбор невелик — добровольно отдать плоды многолетних трудов или сражаться до последнего. Цзинь Гуаньяо выбрал драться и проиграл — из-за Вэй Усяня, который пострадал не без его участия, был совершенно неподконтролен, а уж на пару с Ванцзи и вовсе смог распутать всё это и покарать преступника.

Серьёзный удар нанёс и сам Цзинь Гуаншань — те слова, которые случайно подслушал Цзинь Гуаньяо, стали той самой соломинкой, что переломила хребет верблюда. В дораме ему ещё и не позволяли особо приближаться к новорожденному племяннику, хотя для Цзинь Гуаньяо это был бы хороший шанс обрести по-настоящему близкого человека в клане. Возможно, я и преувеличиваю его тягу к близким и по-настоящему крепким отношениям, однако те братские чувства, что он испытывал к Лань Сичэню, это вполне подтверждают. В конце концов, отношения с матерью были близки к идеальным, и для того ребёнка, которым был Мэн Яо, это могло стать одним из самых ярких впечатлений и пробудить желание обрести подобные снова. Это вполне объясняет его надежды до последнего, пока не стало совершенно ясно, что отцу он на самом деле не нужен. И месть была страшна. За годы распутной жизни Цзинь Гуаншань изрядно поизносил здоровье, и Цзинь Гуаньяо воспользовался этим, чтобы убить отца самым позорным образом. В дораме проституток встречал Сюэ Ян, в книге имя и хоть какие-то приметы не называются, и кто-то даже может предположить, что это был Мо Сюаньюй. Возможно, поскольку домой бедняга вернулся дико напуганным, что послужило одной из причин его последующего безумия, однако точно это не узнать.

Что касается Мо Сюаньюя, то тут есть над чем поломать голову, поскольку вместо того, чтобы убить его, Цзинь Гуаньяо предпочёл устроить позорное изгнание. С таким клеймом и пошатнувшейся психикой ни о каком наследовании и речи быть не могло, но зачем поднимать такой шум, если можно убрать по-тихому? К примеру, сымитировав несчастный случай? Это очень странно, однако если выдвинуть одно предположение, то тогда всё мало-мало складывается.

Поскольку Мо Сюаньюй был самым младшим, то своевременно вырастить из него достойного наследника у Цзинь Гуаншаня вряд ли бы получилось. Особенно при удручающих неудачах в заклинательских науках. Вспоминаем, насколько важными эти качества были в заклинательском сообществе, и любому станет понятно, что такой бездарь банально не сможет завоевать должный авторитет. Возраст мог дать некоторую отсрочку — тот же Не Хуайсан серьёзно отставал, но причина, похоже, была не столько в бездарности, сколько в его нежелании быть заклинателем. Даже если бы Цзинь Гуаншань каким-то образом и назначил Сюаньюя наследником или просто регентом, то парень быстро бы стал марионеткой в руках прочей родни Цзинь, а там кто-нибудь бы по-тихому устранил его, и кто знает, что бы тогда вышло. Хотя бы сам Цзинь Гуаньяо — судя по тому, что рассказывается в книге, Мо Сюаньюй хвостом таскался за сводным братом, доверял ему, и причины мне более-менее ясны, но об этом чуть позже.

То, что Цзинь Гуаньяо воспринимал младшенького как конкурента, это к гадалке не ходи. Однако точно так же быстро становится понятно, что против него Сюаньюй никто и звать его никак. Всё преимущество — более-менее приличное происхождение матери. Почему бы, заручившись его доверием, просто не стать ближайшим советником, держа в своих руках фактическую власть? Всё потому же — если пост главы ордена Цзинь Гуаньяо считал своим по праву. Ни о каких вторых ролях при таком раскладе и речи быть не может. Тогда почему он всё же не избавился от младшенького с концами и гарантией, а попросту вытолкал его взашей?

У некой Жени Давидович, с которой мы знатно подискутировали в паблике ВК, есть теория, согласно которой Мо Сюаньюй был штатным некромантом ордена. Там он, якобы, и навострился на Тёмном пути. Мне эта теория кажется сильно преувеличенной, и об этом тоже позже. Скорее, после неудач на пути меча Цзинь Гуаньяо мог предложить парню попробовать свои силы на ином поприще, и там Сюаньюй был скорее подмастерьем, чем полноценным работником. Если на его счёт я права, то обрести более уверенные навыки и опыт Сюаньюй попросту бы не смог, а сама грязная работа под командованием обожаемого старшего брата не могла не повлиять на него. К тому же не забываем, насколько губительным может быть Тёмный путь, и для Мо Сюаньюя это сработало как по учебнику. И если с ним начались проблемы, то избавляться от ненадёжного подручного надо капитально, пока не началось всерьёз. Почему же, спрашиваю снова, его просто выгнали под предлогом непристойного поведения? Скорее всего, это произошло уже после смерти Цзинь Гуаншаня... К самому Цзинь Гуаньяо он вряд ли клинья мог подбивать, однако их родство лучше всего сработало на скандал, а уж не самые уверенные и умелые возражения мало кто стал бы слушать.

Я предполагаю, что при всём своём цинизме Цзинь Гуаньяо вполне мог испытывать хоть какое-то чувство жалости к младшенькому. Вряд ли Сюаньюй упустил бы возможность рассказать столь внимательному и приветливому братцу о том, как плохо с ним и его матерью обращались дома, сам Гуаньяо выслушивал эти жалобы с той самой напускной доброжелательностью, и уже этого было бы достаточно, чтобы проникнуться доверием и обожанием. Так или иначе, в судьбах обоих парней было нечто общее, пусть уровень и не вполне сопоставим — младшая госпожа Мо из провинциальной, но зажиточной и уважаемой семьи, а Мэн Ши проститутка. О Мэн Яо Цзинь Гуаншань, скорее всего, и знать не знал, пока слухи не поползли, а с этим сыном какое-то время встречался, но и он и его мать ему быстро надоели, и он их бросил, так и не дав хоть какой-то статус. Если уж с таким сыном Цзинь Гуаншань так обошёлся, то причин для совсем уж жгучей ненависти было бы не так много, как по отношению к Цзинь Цзысюаню. По сути, в рамках теории о некромантских навыках Мо Сюаньюя, Гуаньяо мог эксплуатировать младшенького так же, как это с ним делал их общий отец. Видя, что с парнем происходит, зная его историю, легко предположить, что по возвращении начнётся то же самое, что и до Ланьлина, и Мо Сюаньюй сам вынесет себе приговор, если сломается окончательно (а вероятность такого исхода была достаточно высокой), так что непосредственно убивать нужды не было. Кто ему поверит? Да никто.

После смерти матери в жизни Цзинь Гуаньяо было не так много людей из посторонних, к которым он в принципе мог испытывать настоящие тёплые чувства. Я совсем не уверена, что он считал таковым Су Шэ — тот вполне мог быть таким преданным по той же причине, что и Мо Сюаньюй. Цзинь Гуаньяо просто использовал его слабости, чтобы привлечь на свою сторону, а там уже собачья преданность сама всё сделает. Однако сходство их амбиций могло лечь в основу не совсем равноправной, но всё же дружбы. То, как охотно Су Шэ исполнял все приказы и оставался верным до самого конца, говорит о многом. Не Минцзюэ мог, и правда, быть для Мэн Яо дорогим человеком, который заметил его, признал и приблизил к себе, и только острые противоречия в приоритетах, помноженные на общеполитическую обстановку мира заклинателей, могли сподвигнуть на то, чтобы плюнуть на всё и принести былую привязанность в жертву цели. С Цзинь Лином всё ещё сложнее — он был сыном погибшего Цзинь Цзысюаня и одним своим существованием напоминал о том, чего оказался лишён сам Цзинь Гуаньяо. То, насколько решительно Цзинь Гуаньяо отдавал приказ стрелять в мальчишку, когда тот полез на стену, окружающую храм, а потом брал в заложники, говорит о присутствии внушительной доли неприязни и к нему тоже. Хотя какое отношение ко всему этому может иметь ребёнок, который и понятия не имел обо всей этой грязи? Который искренне любил дядю и никогда бы его не оскорбил недоверием или плохим отношением? Цзинь Лин реально рисковал погибнуть, и вряд ли Цзинь Гуаньяо сильно бы скорбел по этому поводу. Особенно, когда уже не об удержании власти надо думать, а о том, что пора вострить лыжи подальше. Сысы он тоже не убил, хотя оставлять такого свидетеля было ни в коем случае нельзя. А всё потому, что она хоть как-то поддерживала и защищала Мэн Ши, и элементарное чувство благодарности не позволило убить бедняжку. Да, заключение в темнице не самая лучшая альтернатива смерти, да и если получится раскопать детали смерти Цзинь Гуаншаня и найти свидетельницу, то без её открытых слов доказать ничего не выйдет — проститутка же. Тем не менее, в руках недруга окажется ниточка, которая поможет распутать весь клубочек и найти более весомые доказательства. Цзинь Гуаньяо как опытный интриган и умный человек не мог не понимать это, и всё же он сохранил Сысы жизнь. Значит, что-то в нём ещё осталось. Цинь Су бы могла прожить дольше под предлогом какой-нибудь болезни, однако в момент разговора супругов и откровений в тайной комнате обнаружился лазутчик, это стало решающим фактором, и Цинь Су оказалась приговорена. Благо, можно было на кого-то это спихнуть, а уж актёрствовать Цзинь Гуаньяо было не привыкать.

В этом смысле Лань Сичэнь поистине был на особом положении. На протяжении всего их знакомства он был очень внимателен и доброжелателен к Мэн Яо, искренне считал его братом, до последнего сомневался в его виновности и порочности. Когда мы видим его во дворе храма Гуаньинь, то все подручные Цзинь Гуаньяо обращались с ним очень уважительно — по прямому приказу главы, не иначе. Я, когда в первый раз смотрела дораму, едва не посчитала, что именно Сичэнь и был тем самым сообщником, но верить в это очень не хотелось — ну, не вязалось это с показанным ранее Сичэнем никак!!! А финал, когда доведённый до крайности и смертельно раненый Цзинь Гуаньяо попытался забрать Сичэня с собой на тот свет, но в последнюю секунду передумал и оттолкнул, лучше всего говорит о том, как он на самом деле высоко ценил, уважал и любил названого брата, который всегда был к нему внимателен и заботлив. Невзирая на происхождение и всё свершённое прежде. Цзинь Гуаньяо нуждался в близком человеке, он не мог не испытывать простых человеческих чувств, и он слишком далеко зашёл, чтобы рассчитывать на снисхождение. Слишком глубоко погряз в собственных и не только делах. Тем не менее, удар, нанесённый Сиченем, пусть и оказался куда более болезненным, не смог пересилить эту самую братскую любовь. Что-то в Гуаньяо ещё оставалось, и потому, я считаю, он не убил Мо Сюаньюя именно поэтому — из жалости. Он лишь запустил клевету, всё остальное люди сделали сами.

Беда в том, что сама история Цзинь Гуаньяо сложилась так, что шансов изменить что-то было слишком мало, однако зацикленность и предпринятые шаги, в том числе и окружением и обществом, ничего другого не оставили. Мэн Яо по сути был обречён плохо кончить, поскольку на всём своём пути не сделал ничего, чтобы избежать столь бесславного и тяжёлого конца. Это не только его собственная вина — он родился в то время и в том обществе, где мало кому повезло бы сломать всю эту систему. Систему, которая сломала не только его самого.

Таким образом в моих глазах Цзинь Гуаньяо это один из самых ярких примеров новеллы, как общество и окружение сами лепят героев и злодеев. Личный выбор, конечно, имеет место быть, но если основа изначально скверная, то не каждому повезёт выстроить на ней что-то хорошее. Цзинь Гуаньяо пытался, однако были вещи, против которых он оказался бессилен, и они имели значение и вес. Поэтому при всём том, что он натворил, я не могу испытывать к нему совсем уж негативные чувства. Мне его жаль. Жаль умного, способного перспективного человека, которого погубили человеческие предрассудки, цинизм отца и время, в котором он родился.

МО СЮАНЬЮЙ

Более-менее точных сведений о нём не так много, что даёт широкий простор для выстраивания предположений относительно его личности и того, почему его тело оказалось настолько удобным для применения приёмов Тёмного пути. Поскольку именно его тело досталось Вэй Усяню в результате ритуала добровольного пожертвования, то это имеет немалое значение в том, что произошло дальше, включая романтическую линию с Лань Ванцзи.

Мо Сюаньюй был очередным незаконорожденным ребёнком Цзинь Гуаншаня. Его матерью стала девушка из богатой семьи, проживающей в деревне Мо. В книжном переводе и озвучке дунхуа мать младшей госпожи Мо называли служанкой, в переводе маньхуа наложницей, однако то, что её дочь родилась не от законной жены, определённо влияло на её статус в доме и на отношение к Мо Сюаньюю впоследствии. Однажды она случайно встретилась с Цзинь Гуаншанем, тот обратил на неё внимание, и уже в шестнадцать девушка родила сына.

В этом случае можно говорить о некоторой удаче, поскольку Цзинь Гуаншань охладел к ней только тогда, когда Сюаньюю было около четырёх лет. До того он не только их навещал, но и делал дорогие подарки и давал деньги не только им, но и их семье, чему даже позавидовали другие деревенские. Выходит, что младшая госпожа Мо чем-то отличалась от предыдущих известных нам увлечений Цзинь Гуаншаня и его законной жены, раз он не только так долго был с ней, серьёзно раскошелился, но потом всё же бросил, так и не дав хоть какого-то статуса хотя бы сыну, и былая зависть обратилась презрением и насмешками, особенно со стороны старшей сестры. Тем не менее, младшая госпожа Мо верила, что отец не отвернётся от сына и обязательно возьмёт его к себе. Так и случилось — когда Мо Сюаньюю было четырнадцать, его призвали в орден.

Всё та же Женя Давидович в рамках своей теории утверждала, что Мо Сюаньюй не пытался ничего делать после изгнания из Ланьлина, поскольку был забит и запуган. Но в то же время она утверждала, что Сюаньюй был настолько крут, что смог призвать душу Вэй Усяня — типа для этого надо быть супернекромантом. Где Женя это взяла — я в душе не имею. К тому же в моём представлении оба выдвинутых Женей утверждения как-то слабо вяжутся друг с другом. Гораздо логичнее выглядит предположение, что Мо Сюаньюй изначально был человеком не самой сильной воли, неспособный постоять за себя, сломленный перенесёнными страданиями до нежелания жить, а живущая в нём ненависть к тем, кто его сломал, и простимулировала призвать того, кто точно отомстит не только за него, но и, возможно, за умершую от горя его мать. В книге упоминается застой скверной ци и последовавшее за этим удушье. Возможно, это была болезнь, о которой не знали, или что-то психосоматическое.

На чём строятся мои предположения?

Для начала я бы поостереглась называть Мо Сюаньюя сумасшедшим в том смысле, какой чаще всего в это понятие вкладывается официально сейчас. В те давние времена психиатрия как таковая существовала исключительно в зачаточном состоянии, носила полумистический характер, либо безумием могли назвать абсолютно всё, что не вписывается в текущую общественную норму. В том числе и то, что сейчас таковым не считается. Как бы кто-то не относился к белорусскому блогеру Валентину Конону, известному также как Trashsmash, из-за его нынешних политических взглядов, однако я крайне рекомендую ознакомиться с его видео "Что такое безумие?", в котором он предстаёт сразу в трёх ролях — Джокера, Загадочника и психиатра из Аркхэма. В самом начале Валентин рассуждает о том, как и что понимали под определением "безумие" в древности, и я не думаю, что Китай в этом смысле сильно отличался от других мировых цивилизаций, племён и народов. Достаточно вспомнить об искажении ци, погубившем Не Минцзюэ — оно сопровождалось вспышкой ярости, помутнением рассудка, галлюцинациями и потерей контроля. Разве мы, наблюдая это всё со стороны и не зная о причинах происходящего, не сочли бы то, что происходит с Чифэн-цзунем, приступом настоящего безумия? Так и с Мо Сюаньюем — трудно сказать, насколько тяжёлым было его состояние перед тем, как он провёл ритуал добровольного пожертвования. Замкнутость, редкое появление на людях, странное порой поведение, раз на выходки Вэй Усяня деревенские особо не удивились, неумелый макияж, связанный то ли с его желанием спрятаться то ли с чем-то ещё, однако само состояние жилища Мо Сюаньюя говорит не только о том, как плохо с ним обращались. Он, похоже, и сам не старался придать дому более жилой вид. Это напоминает тяжёлую затяжную депрессию, и причин для её возникновения вполне достаточно.

К чести Мосян Тунсю стоит отметить, что деревенские всё же связывали ухудшающееся душевное состояние Сюаньюя с тем, как с ним обращались дома. Здесь имеет смысл немного напомнить, что такое "деревня", особенно в старину, и как жизнь в ней способна отразиться на человеке.

В таких деревнях, как правило, все друг друга знают, всё у всех на виду. Жизнь однообразная, в сравнении с городом даже скучная, и любое развлечение, будь то бродячая труппа или семейный скандал, обязательно привлечёт к себе внимание и даст повод посудачить лишний раз. Семья, в которой родился Мо Сюаньюй, по степени благосостояния и положению была выше соседей, и всё, что там происходило, просто обязано было привлекать внимание. Достаточно вспомнить, какой фурор произвело прибытие всего лишь учеников из Гусу Лань и выходка вернувшегося Вэй Усяня, а уж сколько и как судачили о романе главы одного из великих орденов с младшей госпожой Мо... Тем более предсказать легко. Те милости, которыми Цзинь Гуаншань осыпал не только любовницу с сыном, но и её семью, закономерно вызывали зависть со стороны селян, Мо не могли не знать и не слышать этих пересудов, и когда не только благоволение, но и поток халявы иссякли, вся эта зависть обратилась и против семьи Мо в виде новых насмешек и сплетен и против несчастной наивной девушки. Вряд ли после всего этого она смогла бы благополучно выйти замуж.

Об отношениях в самой семье Мо мы можем узнать из событий в поместье Мо и личных записей Мо Сюаньюя, а последние, как отметил Вэй Усянь, были на редкость бессвязными, редко попадались более-менее внятные предложения, и, чтобы хоть что-то разобрать, пришлось изрядно поломать голову. Скорее всего, писалось это в моменты острого душевного смятения, а я по собственному опыту могу сказать, что в такие моменты даже говорить бывает непросто, а уж связать два слова на бумаге ничуть не проще. По ходу то, что читал Вэй Усянь, было сплошным потоком сознания, да и выговориться Сюаньюю было просто некому. Исходя из того, что удалось выудить, старшая госпожа Мо сестру ненавидела, так что вполне логично и закономерно, что потом она это отношение переносила и на племянника. Особенно, когда тот вернулся в уже ЕЁ дом. Учитывая, какой старшая госпожа Мо описана в первой главе, мать Сюаньюя, вероятнее всего, была чуть ли не её противоположностью — более тихой, кроткой и отличалась красотой. Отличный повод для зависти, особенно после появления Цзинь Гуаншаня. Когда этот кобель и любовницу и сына бросил, именно старшая госпожа Мо должна была играть первую скрипку в унижении сестры. Особенно будучи подогретой сплетнями, что гуляют по деревне. Старшая госпожа Мо была ещё и достаточно амбициозной тёткой, поскольку решила, что такое опосредованное родство должно окупаться не только милостями и деньгами. Когда за Мо Сюаньюем, как и надеялась его мать, с помпой прислали гонцов из Ланьлина, старшая госпожа Мо попыталась примазаться и впихнуть туда же собственного недоросля, но получила отказ. Ещё один повод для недовольства и зависти — дочери какой-то служанки всё, а ей и её самому-самому ребёнку ничего! Но когда Сюаньюй с позором был изгнан, стервозная тётка отыгралась по-полной.

После того, как от позора, горя и насмешек умерла мать Сюаньюя, парень по сути остался совсем один и никому не нужный. Я не знаю, почему старшая госпожа Мо не выгнала непутёвого племянника на все четыре стороны. Возможно, из-за общественного мнения, плюс возможность выместить свою злобу на слабом и беспомощном человеке.

Почему слабом и беспомощном? В книге ясно и недвусмысленно говорится о неудачах Мо Сюаньюя на пути самосовершенствования, а оно достигается не только за счёт упорного труда и усвоения теоретических знаний. Необходимы крепкое здоровое тело и не менее крепкий дух, чтобы путём долгих и сложных практик сформировать золотое ядро. Все заклинатели, которых мы видим на протяжении всего повествования, как раз такими и являются. Мо Сюаньюй потерпел фиаско, да и сам он описывается как человек более слабого телосложения, чем когда-то Вэй Усянь. А то, что он безропотно терпел все нападки стервозной тётки и лишь незадолго до смерти рискнул пожаловаться на двоюродного брата, прямо свидетельствует о слабости духа, иначе бы он просто ушёл, как только матушка скончалась. А так идти ему некуда, слухи разошлись так далеко, что про него наверняка знают все, а не только деревенские и в Ланьлине, а скандал в Башне Золотого карпа был слишком громким, и для человека слабого духом это вполне могло стать серьёзным ударом. Как и осознание собственной бездарности и никчёмности — вспоминаем, как над своими духовными силами и достижениями трясся Цзян Чэн. Не какой-то там незаконорожденный ребёнок деревенской простушки, а наследник главы одного из великих орденов.

Перед призванием в Ланьлин Сюаньюй жил при матери и не мог не видеть, пусть до поры до времени и плохо понимал, почему с ней так обращаются, в чём они провинились и так далее, а на детях подобные вещи очень даже хорошо отражаются — они впитывают в себя, как губка. Особенно, если тётка кричала ещё и на ребёнка, а младшая госпожа Мо, как любая нормальная мать на её месте, пыталась заслонить его собой. Возможно, ещё и убеждала лишний раз не раздражать тётку, чтобы не давать повода поорать ещё, а то и ударить. К тому же Сюаньюй вполне мог унаследовать тихий характер матери, однако это не означает, что он не был способен на жгучую ненависть. Тот же Вэнь Нин был робким, не самым уверенным в себе человеком, а скрытый гнев и сила Вэй Усяня преобразили его в ставшего легендарным, очень сильного Призрачного Генерала. Бессильный гнев, неспособность сопротивляться и страдания более чем способны подорвать душевное здоровье. Тем более, что до разрыва Сюаньюй пусть и видел отца редко, но определённо помнил, как счастлива была его мать, а потом всё резко изменилось. Призвание в Ланьлин позволило воспрянуть духом, однако неудачи в обучении снова его подкосили, а уж скандал и изгнание, а потом издевательства дома, и вовсе доломали. Он терпел до последнего.

Тем, кто начнёт говорить, что Вэнь Нин тоже был робким и неуверенным в себе, однако всё же стал заклинателем, напомню, что несмотря на это он всё же ДЕЙСТВОВАЛ, а не сидел на пятой точке смирно всю дорогу. Он с риском для жизни спасал Цзян Чэна, вернул отобранный Цзыдянь, позволил достойно похоронить погибших Цзян Фэнмяня и госпожу Юй. Он увёл Вэй Усяня и Цзян Чэна в надзирательный пункт в Илине и убедил сестру помочь. Если вспомнить состязание по стрельбе из лука, организованное Цишань Вэнь до нападения на Облачные Глубины, то Вэй Усянь собственными глазами видел, как усердно Вэнь Нин упражнялся вдали от посторонних глаз, и стрелял великолепно. И только тогда, когда ему предложили показать своё мастерство при всех, он от волнения промахнулся. Воссоединившись со своим благодетелем и другом, Вэнь Нин, после изъятия гвоздей, вбитых Сюэ Яном, продолжил следовать и действовать самостоятельно с полным осознанием своих действий, а ближе к концу не менее решительно и откровенно заставил Цзян Чэна прозреть, рассказав всю правду о пересадке золотого ядра. Да, большую часть жизни и посмертия Вэнь Нин был откровенно ведомым, но когда дело касалось того, что он считал по-настоящему правильным — например, благодарность или справедливость — он действовал, а не жевал сопли. В посмертном состоянии он продолжал следовать за Вэй Усянем, поскольку идти ему было некуда, но к концу книги стал более решительным, попросив разрешения пойти своим путём. У Вэнь Нина при внешней робости имелся прочный внутренний стержень, и за счёт него и здорового тела он вполне был способен стать если не самым лучшим заклинателем, то хотя бы овладеть техниками на приличном уровне и сформировать не самое мощное, но золотое ядро. Да и на тропе Цюнци и в городе И он сражался, как и рядом с пещерой Фумо. Значит, техниками рукопашного и мечного боя владел на приличном уровне.

Само же предположение Жени Давидович о некромантских навыках Мо Сюаньюя выглядит сомнительным ещё и потому, что он всё же не один год изучал науку заклинателей, в теории что-то понимал, и главным препятствием в самосовершенствовании был его потенциал, который не позволил хотя бы начать формировать золотое ядро. Особенно, если я права относительно его психических и эмоциональных особенностей. Основы что в Пути меча что в Тёмном одни и те же, поскольку базируются на общей теории. Часть этих основ затронута в том самом диалоге Вэй Усяня с Лань Цижэнем на первом занятии в Облачных Глубинах. Разница, как всем читавшим внимательно должно быть очевидно, заключается лишь в источнике силы заклинателя. Культиваторы черпают силу изнутри себя, тёмные извне. Кроме того, в отрывке о погоне за Вэнь Чао и Вэнь Чжулю упоминается очень важная деталь — чтобы убивать врагов, Вэй Усянь с помощью собственной крови изменил охранные талисманы Вэней с отражающей функции на приманивающую с помощью всего нескольких штрихов. Само использование таких талисманов более чем объяснимо — когда идёт война заклинателей, кровь, насилие и буйство жизненной силы ян во время сражений способны привлечь окрестную нечисть или заставить трупы преобразиться в ходячих, а лишние жертвы в боевом составе, особенно ночью и во временном лагере, никому не нужны.

Само изменение таких талисманов лично у меня вызывает ассоциации с особенностью иероглифической письменности на подобие китайской — когда изменение начертания иероглифа способно изменить его смысл. Это может зависеть в том числе от длины той или иной линии, её наклона, а также количества более мелких штрихов. Это даже напоминает казус из "Благословения небожителей", когда очередной Император, пожелав собственной рукой написать табличку для храма, ошибся в написании божественного титула Фэн Синя, и, чтобы его не огорчать, поменяли все таблички и даже начали обосновывать это решение какими-то левыми текстами или толкованиями существующих. Позже ошибку исправили, однако сам факт в народной, и не только, памяти сохранился.

Круг призыва Мо Сюаньюй рисовал собственной кровью, и это тоже важно. Во многих культурах кровь напрямую связывалась с жизненной силой человека, и при таком раскладе нет ничего странного, что в подобных художественных произведениях живая кровь способна приманивать потусторонние сущности и выполнять важную часть в ритуалах. Кстати, размер круга, показанного в маньхуа, впечатляет — такого количества с лихвой хватит, и вся соль будет заключаться только в правильности начертания самого круга и тех символов, что полагаются по ритуалу, а также желании самого призывающего. Кровь в ритуале по сути исполняла роль приманки, пожертвования, аванса — называйте как хотите. При особенностях Тёмного пути сила призывающего тут не имеет особого значения от слова совсем. В конце-то концов, тот же Голливуд выпустил немало ужастиков разного пошиба, в котором демона, а то и самого дьявола мог призвать любой идиот, способный старательно и скрупулёзно соблюсти инструкцию, а уж пересказывать анекдот про подготовку к экзамену студентов-медиков я не стану — наверняка его знают многие.

Таким образом теория Жени Давидович рассыпается в пыль, поскольку является абсолютно несостоятельной. Ну, не могу я представить себе, что человек с мощными техниками Тьмы и внушительным опытом будет просто сидеть смирно и терпеть побои и унижения! Это до какого предела надо дойти, чтобы таким быть? Да если бы Сюаньюй и правда так наблатыкался, то использовал бы свои невшибенные навыки для мелкой, а, может, и покрупнее, мести милым родственникам сразу! Благо было за что. Это ж какой повод собой гордиться!!! Уверенности сразу бы прибавилось. А поскольку он учился в Ланьлине не один год, то при частоте таких происшествий и первых же подозрениях подумали бы именно на него. Однако он вполне, если можно так сказать, благополучно просидел в поместьи тётки, и ничего такого за ним замечено не было, иначе слухи разлетелись бы по деревне очень быстро, потом наверняка дошли бы до Цзян Чэна, и тогда призывать душу Вэй Усяня пришлось бы кому-то другому. С соответствующим результатом, отличным от того, что мы знаем.

То, что тело Мо Сюаньюя оказалось очень удобным для использования тёмных техник, может говорить не только о том, что он о них что-то знал из переданных записей и имел хоть какую-то базовую практику в целом, но и о его общем состоянии, в котором бедняга пребывал после изгнания из Ланьлина. Его душа-сознание ушла, но телесная составляющая вместе с очень слабыми духовными силами осталась, и на ней наверняка остался сильнейший отпечаток пережитых гнева, боли и отчаяния. Я могу ошибаться, но в этом плане мне опять вспоминается диспут А-Сяня со стариком Ланем, в котором упоминаются принципы тёмного заклинательства по поводу использования таких сил как гнев, ненависть и прочий негатив, чтобы не пропадали впустую. В конце концов, когда семья Мо дралась с рукой Не Минцзюэ, наиболее яростной и годной марионеткой была именно госпожа Мо, а не её муж-подкаблучник или вздорный, завистливый, практически ни на что не годный сын. Тёмный путь вредит ментальному и физическому состоянию заклинателя, если он не нашёл способ нейтрализовать это в виде личного настроя, который способен это всё как-то уравновесить. А-Сянь смог, поскольку он сам по себе очень жизнерадостный человек. Тьма собственной души это тоже сила, которую можно использовать, и чем активнее эта сила юзается, тем хуже и ментальному состоянию заклинателя. Логично? Вполне. Ритуал призыва проходил в сильнейшем душевном состоянии ненависти и отчаяния, и это не могло не оставить отпечатка на теле Мо Сюаньюя, поскольку он далеко не сразу решился умереть, обретя хоть какой-то покой. Для слабого духом человека это очень весомый шаг. Возможно, именно это и стало одной из причин, почему такой опытный мастер Тёмного пути как Вэй Усянь смог управлять телом с такой лёгкостью, как только в нём освоился. А, может, дело и не в этом — в книге приведено недостаточно сведений, чтобы делать уверенные выводы. Особенно, если ты не совсем в теме сянься и только-только с ней знакомишься, как я.

Что касается скандала, то подбивать клинья к старшему брату Сюаньюй точно бы не стал — не совсем же он был дураком. Учитывая характер и поведение Цзинь Гуаньяо, он бы, скорее, проникся обычным обожанием, поскольку кто-то ещё наконец-то относится к нему хорошо. Да ещё брат, и это после Мо Цзыюаня. Сам Цзинь Гуаншань мог поначалу относиться к сыну неплохо, но вряд ли, видя, как тот так ничего и не достиг, сохранил бы даже видимость этого. А уж сам повод... Если Сюаньюй, осознав себя "обрезанным рукавом", пытался осторожно ухаживать за теми, кто ему нравился (а, может, и чуть более нагло, помня, кто его отец), то вряд ли это принималось благосклонно. Это тоже могло стать причиной, что в клевету так легко поверили, да ещё и ославили с лёгкой подачи Цзинь Гуаньяо, который очень хорошо умел преподносить информацию в выгодном для себя свете. Всё же и о Старейшине Илина тоже кучу слухов распускали, причём половина была откровенно завиральной, но вы же не верите им всерьёз! То же могло случиться и с Сюаньюем, поскольку речь идёт об одном из великих орденов и незаконнорожденном сыне самого главы. А уж прочая родня Цзинь и вовсе только рада была от него избавиться, почему Цзинь Лин и считал Сюаньюя насквозь порочным — он тогда ещё был по сути ребёнком, который толком не понимал происходящего в силу возраста и охотно внимал старшим.

Таскаясь за старшим братом и, возможно, принимая участие в каких-то его делишках, Мо Сюаньюй, тем не менее, не мог совсем не понимать, что вообще происходит. Пусть он и был робким деревенским мальчишкой, это отнюдь не значит, что он был глубоко невежественным и глупым. Если он каким-то образом увидел, как доводят до смерти Цзинь Гуаншаня по приказу Цзинь Гуаньяо, потом убивают проституток, а его обожаемый старший брат спокойно на это смотрит, он вполне мог перепугаться до потери самообладания. А то и попасться с поличным на месте и испытать на себе гнев и запугивание от Цзинь Гуаньяо. И никто за него даже не попытался вступиться — наиболее вероятно, что Сюаньюй так и не установил достаточно прочных близких связей ни с кем в ордене. Тут более чем логично, что после обвинений в домогательствах к собственному брату он вряд ли смог бы нормально оправдаться и рассказать, что же случилось на самом деле. Все видели, что он почти не отлипает от Цзинь Гуаньяо, все знали, что парнишка "обрезанный рукав", от него рады были бы избавиться, а сам братец на абсолютно голубом глазу обвиняет его сам. Ведь как все могли узнать про домогательства? Исключительно со слов оскорблённой жертвы или после мастерски выстроенной подставы. Только полный идиот не понял бы, что и от него так же запросто избавятся, как и от отца и тех самых проституток. Такой удар тоже бесследно пройти не мог, и он, скорее всего, и не прошёл. Боль, разочарование, страх. В том числе, возможно, и за жизнь единственного по-настоящему близкого человека — матери. Которая на тот момент была ещё жива.

Таким образом теория о схваченной Мо Сюаньюем депрессии вполне себе подкрепляется известными сведениями, и о каком тут сопротивлении может идти речь?! Вернувшись в дом тётки, он моментально попал под новый шквал предъяв и оскорблений, а потом потерял мать — единственного родного человека, который любил его по-настоящему. Я подозреваю, что матери он вполне мог что-то рассказать, и это могло усугубить состояние несчастной — ведь она искренне считала, что сыну при отце будет очень хорошо. Судя по тому, что говорилось о третировании Мо Цзыюанем, Сюаньюй пытался что-то делать, чтобы всё же улучшить свои навыки заклинательства или хотя бы попытаться защититься — Мо Цзыюань без зазрения совести таскал изготовленные двоюродным братом талисманы и какие-то зелья. Может, при поддержке матери, пока она была жива, Сюаньюй пытался заниматься сам, может, чтобы попытаться ей помочь, но всё это бессовестно воровалось. Жаловаться некому, идти некуда, его то и дело запирали и держали впроголодь, из дома выходил редко, и даже слуги относились с презрением. Чтобы хоть как-то выплеснуть горечь и боль, Сюаньюй пытался это всё записывать, но уже по тому, как с этими записями потом разбирался А-Сянь, понятно, что даже это он нормально сделать не смог — вышло слишком бессистемно и запутанно, что прямо указывает на ухудшающееся состояние. Особенно, если эти записи намеренно делались для Вэй Усяня, чтобы он точно знал, зачем его призвали.

Как именно с ним мог встретиться и поговорить Не Хуайсан или кто-то из его подручных — я не знаю, но после скандала в Башне Золотого карпа он наверняка обратил внимание на беднягу, и за ним могли установить наблюдение. Убедившись, что парень уже почти на пределе, к нему вполне могли подкатить и предложить выход — призвать сильнейшего призрака, чтобы он отомстил за все унижения, но в качестве единственного рабочего надёжного способа предложить только добровольное пожертвование. Какие-никакие знания по заклинательским техникам Сюаньюй уже имел, и оставалось только вручить инструкцию, что и было сделано. И это тоже подкрепляет мою уверенность, что не был он меганекромантом, как утверждала Женя Давидович. К подобного рода записям, да ещё и оставшимся от самого Вэй Усяня, его бы точно никто в Ланьлине не подпустил, и он не знал, что там чего-то не хватает. Сюаньюй просто провёл ритуал, даже не озвучив, что конкретно от мстителя требуется. Может, он не озвучивал и из-за того, что просто не подумал об этом, но это ничего не меняет. Если бы Сюаньюй получил максимальное просвещение в тёмном заклинательстве, то он бы не стал ждать до последнего, а просто начал действовать, но об этом уже говорилось выше. И, кстати, на этой почве допил сценаристов дорамы, что одной из жертв должен был стать и Цзинь Гуаньяо, выглядит более чем логично.

Вся история, рассказанная в книге, могла сложиться иначе, если бы Мо Сюаньюй не сделал того, что сделал. Понимание его личности и поступков затруднено общими словами, однако банальная логика и здравый смысл вполне способны восполнить некоторые пробелы. Да, здесь уместны только догадки и предположения, и именно среди них уже выбирай, что тебе больше нравится, однако игнорировать внутреннюю логику всей книги всё же не стоит. Как и всё то, что в книге говорится прямо.