Кораблик достиг дна водяной ямы, вспорол носом её тело и рванулся вверх, разрубая волну надвое, разрезая от самого низа и до верха. Перламутровый пенный гребень — гордость большой волны — с плеском и шипением подломился и рухнул целым водопадом брызг на палубу. Волна плеснула, испуганно дрогнула. Корабль уже резал её спину, все более пологую и совсем не опасную.

Большая волна потеряла гребень, распалась надвое и бессильно зашумела, сгорбилась, прячась среди других волн. Ей было стыдно: все видели, как она проиграла схватку крошечному кораблику и его неопытной команде. Когда окружающие пихаются локтями и не дружат, а только завидуют, обязательно найдется хитрая мелкая волна, которая донесет на тебя тетке буре. И тогда уже не будет никакой надежды получить новый гребень из перламутра...

— Мы назовем наш корабль 'Волнорез', — сказал Фима.

— Глупости! — проскрипел паук с мачты. Завозился и подал себе команду: — Убрать парус! Эй, салага! Волнорез — это здоровенная скала возле порта. Или насыпь, созданная людьми, чтобы резать там подлые волны и не пускать злодеек в бухту. Даже в шторм! Но так не называют корабли. Тем более маленькие.

— А мне нравится, — негромко и осторожно признался Эгра.

— Слушай кэпа, рулевой, — важно буркнул паук. — Ему нравится. Он выбрал имя кораблю. Кто еще может так ловко с этим делом справиться? Только он, наш Эгра. Капитан 'Волнореза'.

Фима сперва хотел возмутиться, ведь именно он предложил имя, а паук сказал... Но потом Фима решил промолчать. Ему пришло в голову, что паук вполне честно предупредил: у него есть причуды. Как теперь понятно, одна из них — неумение спорить с капитаном... Не самая ужасная причуда. Зато паук знает, как управлять парусом. он помог верно выбрать курс и одолеть волну. А ведь справиться с волной можно только в одном случае: если работать, как команда. Всем вместе, не ссорясь и не пытаясь обидеть друг друга. Вон — волны. Толкаются локтями и ябедничают, злятся и завидуют. Но команду собрать не могут. И потому они и в следующий раз проиграют 'Волнорезу'.

— Осмелюсь доложить, кэп, — почтительно прошелестел паук, спускаясь на длинной нитке к самой воде, к усам выра. — Вон там, прямо под Полярной звездой, в полудне хода отсюда, есть удобная бухта. Можно пополнить запас воды. И еще там много янтаря. Если набрать и отдать мастеру, он выточит имя корабля. Чтобы светилось ярче золота!

— Я сам выточу, — пообещал Эгра. — Спасибо за совет. Мы идем в бухту... Если Фима согласен.

— Рулевым приказывают, с ними не советуются, — упрямо проскрипел паук, умчался на верх мачты и приказал себе: — Ставить парус, полный ход! Эх, беда, рулевой у нас лентяй, давно бы надо принять на два румба к северу...

— Есть, капитан, идем в бухту, — пряча улыбку, отозвался Фима и переложил руль.

Ему очень нравилось быть рулевым, с которым советуются. Кораблик прицелился носом точно по указанной пауком звезде. Совсем еще бледной, только-только обозначенной в светлой синеве вечернего неба. И первое плаванье 'Волнореза' началось...

___

— Капитан Эгра! — сын плотника даже вытянул руку и привстал, стараясь обратить на себя внимание старого выра. — Капитан! А вот эта история — она сказка? Или она немножко, уж простите, неправда? Ведь вы росли здесь, в столице, и ваша семья...

— Это хороший вопрос, — оживился Сказочник.

Осмотрел фигурки выра-малыша, мальчика Фимы и паука. Передал их ближнему из детей, поднялся на лапах и побрел к воде — облиться и отдохнуть. Ведь всякому известно: выры очень любят воду и чем чаще они могут смочить панцирь, тем лучше себя чувствуют. Эгра даже нырнул пару раз, погружаясь до самых глаз. Но долго плавать не стал, снова вернулся на прежнее место.

— Чем вымысел отличается от лжи, вот твой вопрос, вот так? — переспросил он. — Правильный вопрос. Очень важный.

Он взял фигурку лесовика Фимы и погладил отполированную древесину. Потом передумал и поднял фигурку выра. Потому что разницу в правде и лжи лучше разбирать на своем примере, не затрагивая слова и дела друзей. Даже и случайно.

— Если бы я сказал: жил-был капитан, могучий, огромный и непобедимый Эгра, и был он больше всех иных выров и имел самые огромные во всем море клешни, — нараспев и с долей насмешки сказал Эгра, — это была бы ложь или просто вымысел? Молчите, не хотите меня обижать... Зря. Разве обидно — что у меня не самые большие клешни и я сам не огромный? Это правда. И я все равно настоящий капитан. Но если бы я так хвастливо о себе говорил, я бы вам лгал, дети. Сказка тем и отличается от лжи: она не обижает и не хвастается. Она может переиначить мелочи, но не главное. Где я встретил Фиму и была ли встреча с волной нашим первым общим приключением — это как раз то, что я могу поменять хоть десять раз, чтобы сделать рассказ интереснее. Но я не меняю нас самих. Я не меняю того, что мы думаем. Чувствуем. Я не отбираю у нас наших страхов и наших побед. Наших ошибок и даже ссор. И я не делаю нас смешными уродцами, которые так велики и непобедимы, что под нами палуба прогибается и ломается.

Сказочник потоптался на лапах, показывая, как огромный выр пытается поместиться на крошечном кораблике. Как он угрожает всем клешнями и гудит, шумит, топорщит усы... Дети засмеялись, им такой Эгра показался нелепым.

Выр лег, подтянул ближе новые поленья. Проследил, как дети раскладывают инструмент для обработки дерева.

— Я был бы плохим рассказчиком и лгуном, если бы сказал, что у малыша Эгры всегда были друзья. Но я вас в этом, главном и очень для меня больном, тоже не обманул, — прошептал Эгра. — Нет, ничуть. Но я не рассказал, какими неуютными были гроты моей семьи. И как себя вели братья, когда я был мал. И не расскажу. Плохо я не хочу о них говорить. А хорошо... Нет, тоже не стану.

— Расскажи другую сказку про капитана, — попросил сын плотника. Ему было неловко от того, что Эгра расстроился. — Ведь мы так и не знаем, что за имя было у паука. И за какие такие свои причуды он готов был драться с любым в команде, хотя не умел спорить с капитаном.

— Хорошо, расскажу, — пообещал выр. — Садитесь. Еще одну сказку сегодня расскажу. Вот так. А завтра мы наберем камешков и стеклышек и соорудим калейдоскоп. Это важно. Очень-очень. Только так можно понять, чем сказки отличаются от всего иного на свете. И почему они не ложь. И почему они не похожи на нашу жизнь так, как отражение в зеркале, но и не врут, ничуть...

___

Добыча паука

Остров, в бухте которого бросил якорь "Волнорез", был очень красивым. Песок его берега, светлый и мелкий, накопил и постепенно шлифовал до гладкости самые разнообразные цветные ракушки и кусочки янтаря, похожие на затвердевшие солнечные блики. Фима собирал их и никак не мог остановиться. Каждый следующий кусочек был другого цвета и иной формы, и он казался в лучше всех, найденных прежде. Его было необходимо протереть, выложить в общий ряд и сравнить без спешки с похожими и непохожими, чтобы еще раз порадоваться красоте янтаря. Вон как его много! Сокровищница. Есть и белый, как молоко, и похожий на сыр — светлый с пузырьками воздуха, и ярко-рыжий, как веснушки на собственном носу... А еще слоистый, и окончательно чудесный, особенный: с песчинками и травинками внутри. Фима все собирал и собирал янтарь, и огорчало его лишь одно: Эгра как ушел под воду с утра, так и не появляется. Глупо переживать за выра в воде, но ведь без него — скучно... Вдвоем рассматривать янтарные скоровища было бы интереснее.

Фима попробовал показать свои находки пауку. Тот хоть и ворчит "салага", но иногда, и это приходится признать, он высказывает дельные мысли...

Паук прибежал, быстро оглядел всю россыпь — и вцепился в самый красивый из мелких камешков. С трудом поднял его в передних лапах и поволок к берегу.

— Эй, ты что? — удивился Фима.

— Молчи, салага, что хочу, то и делаю, я в увольнении на берегу, — насмешливо проскрипел паук.

И убежал... Скоро он вернулся и выбрал еще один кусочек янтаря, и еще... И всякий раз молча или с насмешкой, без похвалы и пояснения. В конце концов паук утащил все маленькие прозрачные янтарики, какие смог поднять. И больше не вернулся, забрался на самый верх мачты и занялся "важным делом". Так он сказал. Ещё пригрозил укусить, стращал саблями-когтями. Фима сразу понял: чтобы никто не отвлекал и не окликал даже...

— И не больно-то хотелось, — рассердился Фима.

Отвернулся от корабля и сел на песок, заново перебирая янтарь. Особенно красивы были два кусочка: довольно большие и плоские, совсем прозрачные. Через них можно было глядеть — и видеть другой мир, словно камни были оконцем в сказку. Там — зеленовато-рыжее небо, оранжевое солнце, море из сплошного зеленого золота.... И капитан Эгра тоже сказочный, у него бронзовый панцирь, весь влажный — сияющий, и каждая капелька на спине или усах — живой яркий янтарь... Фима отложил кусочек.

— Эгра, ты вернулся! — обрадовался он.

— Я все время был здесь, рядом, но я был очень занят, потому и не всплывал, вот так, — виновато поник усами выр. — Зато гляди, я нашел янтарь для названия корабля. Во всю ширину кормы, крупными буквами.

Фима охнул от изумления! Он-то думал, его находки хороши. Оказывается, лучший янтарь прячется под водой... Не иначе, сторонится людей. Они ведь любят запирать сокровища в сундуки. А что за жизнь там? Ни соленой воды, ни золотого солнца, ни ласковых волн.

Эгра вытряхнул добычу из водорослевой сетки. Теперь, на берегу, выр щедро и решительно смешал добычу, ссыпал в общую кучу, уровял в ценности с находками Фимы... и успокоил лесовика. Фима прищурился, ладонями погладил песок, отбросил ракушки и мусор. Лег, начал писать по буковке "ВОЛНОРЕЗ". Эгра следил и иногда усами дополнял надпись, ставя красивые завитушки и хвостики. Когда надпись оказалась готова и обоим понравилась, они не сговариваясь принялись перебирать янтарь по кусочку, рассматривать по очереди камешки, прилаживать всякий на удобное, ему назначенное, место в надписи. Поговорили и решили вдвоем: надо выбирать и по форме, и по цвету, и по прозрачности, чтобы имя корабля не только красиво звучало, но и смотрелось не хуже!

Не успели Эгра и Фима подобрать камни для буквы "В", как прибежал паук. Само собой, он не мог допустить, чтобы без него делали важное дело. Разве справятся? Паук настоял и на том, чтобы под названием была выложена зеленым янтарем волна, а посреди кормы помещался выточенный из янтаря якорек... Еще паук отмечал своей нитью все годные камешки и соединял их, и сплел каждой букве сеточку — отдельно, чтобы позже ничего не перепутать.

Уже сумерки сгустились, уже солнышко нырнуло в море и скрылось целиком, словно ему вода не вредна и оно — родня вырам. Уже прохладный ветер потянул с севера туман, чтобы укутать теплую воду шалью серого пуха. И только тогда Эгра закончил рассматривать янтарь и грустно вздохнул.

— Скоро у моего кораблика будет янтарное сияющее имя, — прошептал он, — а я все еще не знаю, куда нам плыть. Где искать приключения? Интересные всем. Я-то думал, приключения вроде рыбных косяков. Нырни — и вот они, выбирай любое. А только нет! Они скорее как донные рыбы: прячутся в тени, не угадаешь, где и высмотреть подходящее...

— Везде есть приключения, — буркнул паук. — Любой курс сгодится. Но раз мы ночью обсуждаем путь... осмелюсь предложить капитану выбрать север. Вон туда отправимся: как уже пошли, так и дальше двинемся, глядя на Полярную звезду и упираясь в неё носом.

Паук показал на звезду. Конечно, невозможно упереться в звезду носом, но это был морской паук, он полагал себя опытным. Он хотел попроще пояснить капитану и неумехе рулевому, куда именно надо плыть. Прицелься носом корабля точно на север — и иди, — вот что он имел в виду.

— Чем хорош север? — насторожился Эгра. — Говорят, там холодно. И солнце блеклое, и птицы оттуда улетают всякий раз по осени, потому что им не нравится жить в холоде.

— Птицы возвращаются каждую весну на север, потому что им там нравится! — возмутился паук. — Ну все наоборот, все!

Кажется, он расстроился, не найдя поддержки у капитана. Отвернулся и уполз в темноту, только изредка было видно, как поблескивают его большие ячеистые глаза — он не убежал далеко.

— Хорошо на севере, — поддержал паука Фима. — Просто птицы не ладят с теткой зимой. Она строгая, хоть и хозяйственная. Лесу отдых дает, застилает землю теплыми коврами, вяжет из снега толстенные шали и набрасывает их на самые высокие деревья. Снег — он такой красивый... искристый, переливчатый. Немного похож на жемчуг, только ярче, как будто каждую жемчужинку украсили звездочками.

Выр от удивления замер. Он никогда не видел снега и не знал даже, что такое чудо бывает на свете! От братьев он слышал, что на севере ужасно холодно и выру там делать совершенно нечего. "Мы никогда там не бываем, даже самые крупные из нас", — так говорили братья. Эгра гордо встопорщил усы. Он — капитан и первооткрыватель! И "никогда" — это скала, которой он больше не позволит разбивать свои мечты!

— Мы идем на север! — уверенно сказал Эгра. Навел оба глаза на стеблях на Фиму. — Тетка зима...я вот хотел узнать: вежливо ли это, явиться к ней в гости без приглашения?

— Без приглашения нормально, но без подарка... — смутился Фима. — А что можно подарить ей, я и не соображу. Цветы нельзя. Дед говорил: она любит цветы, но увы, когда холодно, они вянут и гибнут. Зиму это очень огорчает. Она хотела бы украсить дом ну всего-то одним букетом, если нельзя сберечь больше. На окошко поставить, чтобы уютнее стало в избе. А только не получается даже это.

— Цветы я сделаю, — обрадовался Эгра. — Из янтаря сделаю, вот так! И жемчугом украшу, будут вроде — в росе... мы по-честному в гости поплывем, с подарком.

Отплыли рано утром, когда солнце еще касается воды. Солнечные лучи лежали на самой поверхности алой сетью и ловили пену мелких волн, чтобы выкрасить драгоценной багряной краской. К сожалению, толком рассмотреть все не удалось. Паук так сладко спал, что не отозвался даже на прямой приказ капитана Эгры! Выр удивился, но когда присмотрелся к парусу внимательнее, решил не беспокоить обитателя каюты на верхушке мачты.

Потому что ни у одного иного корабля точно нет такого великолепного паруса! За ночь паук сплел еще один слой, увеличил толщину паруса, чтобы он мог выдержать даже настоящий шторм. А еще паук начал намечать по парусу узор и украшать его кусочками янтаря. Выр сразу догадался: точно так выглядит звездное небо! И каждый янтарик — звезда. Одни помельче, другие покрупнее, одни почти бесцветные, другие яркие и нарядные...

Фима тоже рассматривал парус с интересом. Первый раз ему пришлось самому разворачивать полотнище и крепить, ловить ветер. Пытаться припомнить, куда ночью указывал паук и как правильно задать курс на север. В лесу Фима мог бы указать север всегда и точно: по мху на стволах, более густому и пушистому именно на северной стороне. По многим признакам, он ведь лесовик и дома уж всяко найдет любую дорогу и самую неприметную тропку. Но в море...