Дом

Он не сказал больше ничего. Лишь сунул фанерку обратно в пакет

"С глаз долой — из сердца вон"

и, взяв Мину за руку, увлек ее к лестнице на первый этаж. На улицу, на свежий воздух, подальше от мистики и белой горячки. И лишь после того, как они оказались на крыльце дома, на "автопилоте" бросив ее родителям, что уходят погулять и вернутся, самое позднее, через час, он обратил внимание на то, что она по-прежнему держит в руке

"Его, пожалуй, тоже следовало оставить дома"

свой амулет.

Они вышли за ограду и, взявшись за руки, зашагали вниз по узкой улице. Из головы упорно не шла загадочная дощечка с проявляющимися рисунками.

Ночь стремительно опускалась на село, давя своим авторитетом не желающий уходить багровый закат. Но вдалеке на юге, пробиваясь из-за высокого холма, горело еще одно зарево. Менее яркое, дрожащее в ночном воздухе. Зарево пожара.

— А что это там, за лесом горит? — спросил Паша, желая, прежде всего, отвлечь Мину от мыслей о загадочных рисунках, да и самому выбросить их из головы. — Уж не лес ли?

Она взглянула в указанном направлении и отрешенно ответила:

— Нет. В той стороне Гусинобродская свалка. Горит периодически, но чтобы так сильно — давно уже не видела.

— Красиво. — задумчиво произнес Паша, любуясь на огненный всполохи, скрываемые горизонтом. — А далеко до нее?

— Огонь до нас не доберется.

— Это я знаю. А мы до него?

— А нам-то это зачем?

— Да просто так, полюбоваться. Красиво, ведь.

— Далеко. — чуть задумавшись ответила Мина. — Километров десять.

— Может, хоть на холм заберемся? А то он весь вид закрывает? Заодно и прогуляемся.

Мина задумчиво и, словно бы выжидающе, взглянула на амулет, и несколько секунд спустя, ответила:

— Пойдем.

Медленным прогулочным шагом они двинулись по дороге, ведущей сначала в низину, а затем на пологий, но высокий холм. Нельзя сказать, что случившееся несколько минут назад в комнате было забыто, но оно все же отошло на второй план. Красивой, романтичной, лунной ночью не хотелось думать ни о чем плохом. Да и что, собственно, плохого было в увиденном ими? Почему все таинственное должно называться словом "мистика", а не более приятным для слуха "белая магия"?

Незаметно они разговорились об истории села, о местных достопримечательностях (а таковые имеются даже в глухих деревеньках), жизни за городом вообще, и об их собственных мечтах. Дорога, тем временем, вела их все выше и выше, пока не забралась на вершину холма и не ухнула с него вниз, по другую его сторону, устремляясь куда-то вдаль, насколько хватало глаз в темноте.

Они остановились на вершине холма, любуясь открывшимся видом на широкое поле, за которым начинался березовый лес, тянувшийся, казалось, до самого горизонта, отодвинувшегося, теперь, значительно дальше. И там, за лесом, полыхало зарево пожара, то угасавшего, то вновь набиравшего силу. Отблески пламени возносились высоко над деревьями, но самого огня видно не было. Должно быть, он еще не обрел силы, достаточной для того, чтобы показать себя всему миру. Всем тем, кто захочет его увидеть.

— Красиво! — в который уж раз прокомментировал Паша, понимая, что и надо бы сказать что-то другое, но в голову ничего не приходит.

Мина перевела взгляд на него, словно ощущая, о чем он думает сейчас, и прижалась к нему, вложив в его ладони свои. Так они и стояли, любуясь уступающим мощи ночи закату, и упорно не сдающимся заревом пожара вдалеке. Они лишь ненадолго взглянули на простиравшуюся внизу дорогу, заслышав грохот двигателя мотоцикла, и заметив движущуюся к ним темную точку, все отчетливее вырисовывающуюся из темноты, тут же потеряли к ней интерес.

Рев мотоцикла нарастал, ударяя по ушам, привыкшим за последние пол часа к ночной тишине, нарушаемой лишь пением сверчков.

— Почему он так ревет? — спросила Мина, отстраняясь от Паши и выискивая взглядом приближающийся мотоцикл.

— А то ты еще не привыкла к этому, живя здесь? Деревенские "Явы" местной шпаны всегда так ревут. В том, ведь, и весь кайф — перебудить рокотом двигателя всех вокруг, получить нагоняй от взрослых и закадрить, таким образом, пару девчонок. Они, ведь, очень любят смелых и крутых парней, а мотоцикл — это, как раз, символ смелости и крутизны. Ну а чем громче, тем круче, поэтому глушители на них не ставят принципиально.

— Интересно, почему это? — хмыкнула Мина.

— А разве это не смелость, носиться ночью на мотоцикле без фар по проселочной дороге?

— Это не смелость, это дурость.

Они рассмеялись, и отошли на обочину дороги, видя, что мотоцикл, который на поверку оказался вовсе не "Явой", а старым "Уралом" с коляской, уже взбирается на холм, заревев еще более отчаянно и устрашающе.

— Жуткая машина. — прокомментировала Мина. — никогда бы в такую не села.

Паша промолчал, вспоминая о том, как всего пару недель назад мечтал о том, как здорово было бы промчаться по ночному городу на "Харлее", чувствуя, как Мина прижимается к нему сзади, визжа от восторга. Мечта любого мужчины, наверное, лет до шестидесяти. Увы, на самом деле не все девушки "клюют" на мотоциклы.... Впрочем, нет. Девушки — все, а вот ангелы....

Мотоцикл был в десятке метров от них, и продолжал лететь вперед, выписывая немыслимые зигзаги на дороге. Теперь уже отчетливо можно было рассмотреть, что на нем восседают двое — один за рулем, другой болтается в люльке. Судя по радостным возгласам и русскому мату, сопровождавшим эту поездку — это парни, при чем изрядно поддатые.

Неожиданно в голове Паши словно бы взорвалась лампочка — он взглянул на амулет в руках Мины, но видел, при этом, фанерку с выжженными портретами. Девочка в центре — веселая, смеющаяся, с развевающимися по ветру волосами.... "Живая"! Семеро детей по краям — тусклые лица без тени улыбок.... Два незаконченных портрета, загадочным образом начавшие проступать из дерева...

Живая....

Мертвые....

Амулет....

Двое...

"Я и Мина!"

Мотоцикл несся к ним на всех парах. Вот он взобрался на холм, вот прибавил ходу, мчась, казалось бы, по дороге.... Парни орали, наслаждаясь скоростью и бьющим в лицо ветром.... Они не видели, куда едут.... Не видели двоих, стоявших на обочине дороги....

"Двоих!..."

Паша прыгнул в сторону, отбрасывая Мину подальше от опасного участка вдоль дороги. Она вскрикнула, когда он швырнул ее на землю, краем глаза отмечая, что сидящий за рулем мотоцикла парень резко крутанул руль вправо — должно быть, хотел испугать приятеля резким виражом....

Переднее колесо мотоцикла промчалось по тому месту, где несколько секунд назад стояла Пашина нога, а затем налетело на торчащий из земли камень. Руль дернулся, отказываясь подчиняться человеку, и парень, отчаянно пытаясь справиться с управлением, завертел им в разные стороны, надеясь вернуть мотоцикл на так опрометчиво покинутую дорогу.

Паша инстинктивно прижал Мину к земле, прикрыв своим телом, при этом отчетливо понимая, что это вряд ли поможет ей, если тяжелая бандура "Урала" врежется в них на полной скорости.

"По крайней мере, у нее будет шанс уцелеть..."

Он не видел, как парень за рулем вновь неумело крутанул рулем, от чего мотоцикл занесло, и он полу боком помчался к спуску с холма. Не видел, как он ухнул вниз, какое-то время еще удерживаясь на колесах, а затем начал заваливаться на правый бок, разгоняясь все больше и больше. Не видел, но слышал, как закричали парни — теперь уже не от восторга, а от ужаса, поняв, что остановить бешено несущуюся вниз машину им не удастся.... Слышал удаляющиеся крик и рев мотоцикла и понял, что опасность миновала.

— Ты цела? — спросил он, поднимаясь и протягивая руку Мине.

— Более-менее. — ответила она, машинально протягивая ему свою, но тут же отдергивая ее обратно. Прежде, чем подняться, она подобрала с земли амулет, который выронила при падении.

Внизу холма отчаянно закричал один из парней, а затем раздался звонкий удар металла о камень, после чего стихло все — и крики людей, и рев двигателя мотоцикла.

Яркая луна скрылась за неожиданно набежавшее облако, словно не желая видеть происшедшей трагедии. Даже звезды, казалось, стали светить тусклее, будто бы в испуге они удалялись от земли.

— Пойдем вниз. — скорее потребовала, а не предложила Мина, — Они, наверное, здорово пострадали.

Сказать "Здорово пострадали", означало бы не сказать ничего. Первый — тот, что сидел за рулем, теперь лежал на склоне холма лицом вниз. Даже при свете луны трудно было бы различить детали трагедии, но то, что его левая рука была неестественно вывернута, а рукав джинсовки насквозь пропитался кровью, было видно прекрасно даже в ставшей почти кромешной темноте.

Мина замерла в нескольких шагах от него, предоставив Паше возможность геройствовать, оказывая первую помощь пострадавшему, в одиночку.

— Эй... — прошептал он, склонившись над парнем.

"Если он без сознания, что, в общем-то, логично после такого приземления, то мне нужно хотя бы толкнуть его в плечо.... Привести в чувство.... Но, черт возьми, я не могу к нему даже притронуться! Он же весь в крови!"

— Эй, ты? Ты как?

"И как он может быть, раз лежит мордой вниз на земле?!"

— Слышь, друг, ты живой? — Паша все же нашел в себе силы, что прикоснуться к его плечу и легонько потрясти. Никакого ответа.

Теперь, спустя некоторое время, начав отходить от шока после того, как он едва увернулся от летящего на него мотоцикла, Паша, наконец, обрел способность трезво рассуждать. И видеть.... Оценивать положение.... С парнем однозначно было далеко не все в порядке. Из пропитанного кровью рукава, чуть повыше локтя, что-то отчетливо выпирало — должно быть, кость. Открытый перелом.... Трудно предположить себе что-то хуже этого. На затылке тоже кровь — должно быть, здорово ударился при падении.

"Повезло еще, что просто вылетел из седла. А каково тому, что сидел в люльке? Из нее, ведь, так просто не выпрыгнешь. Черт! Нужно, наверное, перевернуть его и, хотя бы, пощупать пульс. А если он весь в крови?"

— Паша! — испуганно позвала Мина, которой страх и естественная женская брезгливость мешали подойти ближе, — Что с ним?

— Не знаю, но дело плохо.

Внизу холма, возле поблескивающего в тусклом свете звезд мотоцикла, тяжело застонал второй.

"По крайней мере, хоть один точно жив. Надо спуститься к нему... Но сначала надо проверить, жив ли этот."

Паша медленно протянул руку к шее лежащего перед ним парня, чтобы нащупать его сонную артерию. С тем, что после этого он точно измажется его кровью он, пожалуй, уже примирился. Но раньше, чем его рука коснулась пострадавшего, облако, поглотившее луну, вновь отпустило ее на волю, продолжив свой полет. Серебристый лунный свет вновь залил холм, и в его сиянии внимание Паши привлекло что-то, блестящее на животе парня.

Чуть желтоватый медный блеск.

И не в одном месте.... Чуть выше, и чуть ниже, словно бы строго по линейке.

Что-то круглое....

Он испуганно отдернул руку, уже поняв, что это, но еще не осознав до конца.

"Пуговицы! Ряд пуговиц джинсковки!"

В голове помутилось от жуткого чувства гремучей смеси страха и омерзения.

"Но он же лежит лицом вниз. Я отчетливо вижу затылок! Почему пуговицы у него на спине?!"

Он перевел взгляд на ноги парня, лежавшие в невысокой траве, покрывавшей склон холма.... Носки кроссовок были направлены вверх! В животе, где-то в самом его низу, гулко ухнуло сердце.... Теперь уже точно не имело смысла щупать пульс. Разве можно его обнаружить у человека, голова которого повернута на сто восемьдесят градусов?

Медленно и осторожно, не сводя взгляда с мертвого тела, как будто бы одно могло подняться с земли и преследовать его, Паша попятился прочь от трупа.

— Что с ним?! — голос Мины заставил его вздрогнуть всем телом, и вновь ощутить удар сердца где-то под желудком. Он обернулся к ней, и, взяв ее за плечи, посмотрел невидящим взглядом в ее глаза, словно пытаясь мысленно передать свои чувства. Сказать ей, что парень, чуть не угробивший их своим мотоциклом, мертв, и лежит там со сломанной как у цыпленка шеей.

— Он умер, да? — обреченно спросила Мина, и от этих слов Паша пришел в себя. Она не сказала "мертв", она сказала "умер".... И была между этими, почти идентичными словами, какая-то глубокая пропасть, разделяющая их. "Умереть" может только человек, а вот быть "мертвым" — все, что угодно. Кот, собака, город.... Заброшенный дом с ожидающим кого-то на стене амулетом....

Мина не боялась этого слова. Не боялась того, что стояло за ним. Так прочему же должен бояться он?

"Потому, что она не видела его вблизи! Не видела, что делает смерть с человеком, не ощущала запаха разлитой крови, и не переживала того, что пережил я, поняв, что передо мной труп!"

Но, тем не менее, он пришел в себя и сумел совладать с дрожью в руках.

— Пойдем вниз. — сказал он, — Тот, второй, еще жив.

Они спустились с холма, у подножия которого, слетев с дороги в кустарник, на правом боку лежал мотоцикл, удерживавшийся в этом положении только благодаря колесу люльки. Он угрожающе накренился, готовый вот-вот опрокинуться, чтобы похоронить лежащего возле люльки парня.

В первое мгновение Паше показалось, что не смотря на то, что он слышал стон, второй лихач тоже был мертв — слишком уж неестественной была его поза. Он лежал на животе, выгнув правую ногу так, словно бы пытался отползти от мотоцикла, оттолкнувшись от него, а обе руки, сжатые в кулак, накрепко вцепились в траву. Глаза, залитые кровью с рассеченного лба, были закрыты. Быть может, он и в самом деле выбрался из люльки, попытался отползти от мотоцикла, но умер, так и не сумев даже позвать на помощь.

"Что, в общем-то, не удивительно, после такого полета с горы!"

Паша направился к нему, теперь уже решительнее, надеясь побыстрее покончить с этим делом. Определить, жив парень, или нет, привести его в чувство, если он без сознания, и тогда уж отправить Мину в село за помощью, а самому остаться с ним.

Он склонился над парнем и прикоснулся рукой к его шее, уже не обращая внимания на то, что измажется в крови. Теперь уже все равно.... Он оставил пару кровавых отпечатков даже на платье Мины, когда схватил ее за плечи, ища поддержки, словно пятилетний мальчишка, кошку которого размазал по асфальту грузовик.

Раненный вздрогнул, и Паша инстинктивно отдернул от него руку, успев заметить, что его кожа по-прежнему теплая.

"Значит живой! Надеюсь, даже не сильно переломался. Хотя..."

— Ты как? — произнес он все ту же шаблонную фразу, присев рядом на корточки. Парень медленно открыл глаза и недоуменно уставился на Пашу, глядя своим мутным взглядом словно бы сквозь него.

— Хреново. — произнес он, пытаясь приподняться на локтях, от чего с уголка его губ на землю покатился тонкий ручеек крови. — Мы упали, да?

— Не то слово.

Паша обернулся и жестом подозвал Мину. Она нерешительно приблизилась на пару шагов....