Рубеж забвения

Дверь рубки открывается. По другую ее сторону, в центральном коридоре их десять человек — гибкая накладная броня, шлемы, импульсные винтовки "Тантал-М-300", короткоствольная версия для операций в замкнутых пространствах. Я под прицелом, поднимаю руки, прикладываю их к затылку. Делаю шаг. На меня смотрят десять пар глаз.

Командир машет — приказывает подойти ближе. Я иду. Спецназовцы расступаются, отходят к стенам, чтобы дать мне дорогу. Командир жестикулирует: подойти сюда и встань на колени! Живо!

— Живо! — кричит он.

Часть стволов направляется в сторону рубки, где в дверном проеме появляется силуэт Зиссы.

По моей шее стекает пот. В голове гудит. Уровень адреналина поднимается до невообразимых пределов. Что-то во мне вдруг встает на дыбы — ему не нравятся вооруженные люди, которые меня окружают.

Я — уже не я.

— На колени!

Время замедляется. Я слышу, как солдаты валят Зиссу на пол, прижимают к старым плитам, заламывают руки. Она вскрикивает от боли.

— На колени! — Из-под шлема командира на меня смотрит потное лицо с кривыми зубами. Ствол "Тантала" пляшет перед моим носом, а я всего лишь жду, когда солдаты дотронутся до меня.

Я — уже не я. Мне остается только смотреть со стороны.

Первый солдат, который решает помочь мне опуститься на колени, подходит слева. После моей хватки и разворота кости его запястье превращаются в труху. Не успевая закричать, он падает на командира. Выстрел из винтовки уходит в потолок.

Убить можно сильным и точным ударом в трахею, под нижнюю челюсть. Пока солдат, который больше никогда не сможет самостоятельно даже расстегнуть ширинку, дергается и мешает командиру группы встать, другой надает навзничь. Его трахея превратилась в сплющенную трубочку. Ему жить не больше минуты.

Зисса лежит на животе и наблюдает за мной. Мои руки делают все сами, тело двигается в танце, словно я со всеми этими героями собираюсь вальсировать одновременно. Но коридор слишком узкий для этого.

Выдернуть из кобуры пистолет и выстрелить в пах его хозяина проще простого. Потом добавить еще выстрел и использовать пистолет в качестве кастета. Переносица и верхняя челюсть спецназовца издают треск, который перекрывает другие звуки. Даже пронзительные вопли. Если знаешь, как правильно использовать энергию движения твоего противника, можно сделать с ним все, что пожелаешь. Например, использовать его руки с винтовкой в качестве рычага. Он не может сопротивляться. Он летит, сам не знает куда. Он не понимает ничего. Стреляет в своих, давя собственным пальцем на спусковой крючок, но этим пальцем завладел я. Трое падают. Кровь на стене, на корчащихся людях. Они кричат, будто сговорились, под аккомпанемент ударов и хруста. Солдата с винтовкой я отправляю в полет. Падая, он бьется головой об стену.

Если знаешь, как, можно справиться даже с десятком вооруженных человек.

Но ситуация меняется. Я чувствую откат, расслабление. Снова возвращаюсь в свою оболочку, с которой свыкся за четыре года.

— Дэйн! — Крик Зиссы напоминает мне, что я всего лишь пилот старенького грузовика.

Она боится за меня. Ее трясет от мысли, что я умру у нее на глазах.

На меня направляют стволы. Двое солдат заслоняют Зиссу, но я замечают, как моя жена извивается на полу. Наручники держат руки заломленными за спиной. Из этого положения трудно подняться.

— Стоять! На пол! — Командир спецназа вне себя от бешенства. Ему ничего не стоит пристрелить меня.

Он видел, как я калечу и убиваю его людей. Семерых за неполные две минуты я вывел из строя навсегда. Санитарные и невосполнимые потери. Повезло тем, кто выжил.

— На пол!

Его лицо наливается кровью.

Вопрос: хочу ли я подчиниться и стать куском вырезки в их руках?

— Дэйн! Хватит! — Зисса бьется на полу, словно рыба. — Не надо!

Пахнет кровью, и этот запах напоминает мне поле боя. Стоны только добавляют реалистичности, оформляя мои галлюцинации. Где-то и когда-то это уже было. Дежа вю.

Мне чертовски везет, что меня еще не пристрелили.

— На пол!

Эхо гремит под потолком. Я просто смотрю на командира, держащего меня под прицелом. Никто не рискует приближаться ко мне.

Но везение рано или поздно заканчивается, да. Кто-то все-таки нажимает на курок. От удара шокером я падаю лицом вниз, на залитый кровью пол. Зисса еще долго кричит, по крайней мере, до тех пор, пока я окончательно не ухожу в темноту.

Альфа и Омега (IV)

— Тебя удивило то, что ты сделал? — спрашивает Альфа.

По комнате, где меня держат, гуляют холодные ветры. По моим ощущениям, тут не выше пятнадцати градусов.

Я вспомнил побоище на "Катрине" только сейчас. Кто-то незримый, какой-то долбаный садист, распахнул передо мной занавес. Смотри! Наслаждайся!

Я убил тех людей.

Пот кажется ледяным. Опускаю взгляд, чтобы увидеть насквозь мокрую майку.

— Еще бы не удивил, — хриплю. — Этого быть не может...

— Почему? — интересуется Омега.

— Я простой пилот грузовика... перевозчик...

— Как видишь, нет.

— Вы лжете! Вы внедрили в меня эти воспоминания!

— Нет!

— Замолчите!!!

— Твоя реакция может повредить твоему мозгу, — замечает Омега.

За стеной ослепительного света бродят призраки той жизни, которую я не знаю.

— Я — Дэйн Карди... Я родился... Минерва-4, система Трех Праведников... Да! Я там родился, в городе...

— Это неправда! — прерывает мои сбивчивые излияния Альфа. — Мы ничего не внедряли. Наша задача помочь тебе вспомнить то, кем ты был на самом деле. До тех четырех лет, что отпечатались в твоей памяти!

Я чувствую себя выброшенным на необитаемый остров.

— Ты не Дэйн Карди, — говорить Альфа.

Боль снова принимается за мою голову. Я не могу сдержать стоны.

— Борись! — советует Омега. Ему хорошо сидеть за перегородкой, пить кофе и наблюдать, как я корчусь в кресле. Но сюда бы этого чистоплюя. — Рано или поздно, ты сломаешь эти барьеры...

Я посылаю их подальше.

— Гнев не очень хороший советчик, — говорит Альфа. — Чем больше ты злишься, тем острее реагирует система...

— Какая система?! — Я ору, и слюна вылетает из моего рта, точно крошечные мокрые фейерверки.

Человек на грани отчаяния способен совершать немыслимые поступки. Например, пойти на сделку со своими мучителями.

Я — больше не я.

— Твой мозг поставлен на сигнализацию, — произносит Омега тоном умника из секретной лаборатории. — Разветвленная система нейроблоков призвана удерживать в тебе внедренную личность. Она запрограммирована на то, чтобы не дать посторонним влезть в твое сознание и память. Все, что не вписывается в схему Дэйна Карди, скрыто и новая информация отторгается. Мы не можем отключить защиту ни наркотиками, ни гипнозом. Активное вмешательство может спровоцировать запуск программы уничтожения. Единственный выход — провести тебя через боль, сделать так, чтобы Дэйн Карди разрушился сам. Мы бьем в уязвимые места конструкции.

— Продвинутая технология, — расшифровывает Альфа. — Блокировка существенно ослаблена, но еще достаточно сильна, чтобы, защищаясь, заставить тебя страдать. Или убить.

— Вы лжете... — Я задыхаюсь.

— Сам посуди, зачем нам это? Думаешь, для собственного удовольствия мы привезли тебя сюда?

— Я вам не верю!

Дэйн Карди сопротивляется. Человек, вся жизнь которого умещается в четыре года, не желает верить, что он всего лишь иллюзия.

— Напрасно...

— Тогда объясните, кто я! Хватит ходить вокруг да около!

— Ты должен сам. Мы лишь подталкиваем... — объясняет Альфа.

— Вспоминай. Что было дальше? — спрашивает Омега. — Ты очнулся... Где? Что было потом?

Мне нужно время, чтобы сосредоточиться. Я снов плыву по реке боли и направляюсь к океану страданий. Мои незримые пастыри наблюдают за мной.

— Потом была частная тюрьма... А до того я очнулся на военном корабле. Сидел, прикованный к специальному креслу... На голове мешок... Пахло дезинфицирующим средством, куревом, затертой блевотиной, а два охранника поблизости трепались о каком-то орбитальном борделе... Я слушал. Они везли меня на Проксиму Идмары... Я знал, там есть частная тюряга с криозаморозкой... Давилка.

— Охранники разговаривали с тобой о чем-нибудь? — спрашивает Альфа.

— Нет. Я сделал вид, что все еще в отключке.

— Ты не слышал никаких имен?

— Да нет же!

— Происшествие на "Катрине", твой арест... это сильно повлияло на крепость нейроблоков. Искусственная конструкция начала давать сбои еще раньше, а последние события ускорили процесс. Вероятно, все дело в том, что технология не прошла завершающую стадию апробации... Кто-то очень торопился и не смог предусмотреть всего.

— Почему бы не удалить ее? — Гениальная мысль.

— Это органические импланты, — говорит Омега. — То есть целиком. Они внедрены в твою нервную систему при помощи инъекций. Они слились с твоими клетками, подстроились под них, изменив генетическую структуру.

— Откуда тогда вам знать, как можно отключить систему? — спрашиваю я.

— Мы только предполагаем, — отвечает Альфа. — И, кажется, направление выбрано верное. Ты вспоминаешь, проходя все глубже через защитные слои.

— Что же будет в конце? — спрашиваю. Ведь они рассчитывают на какой-то результат, верно? Иначе зачем им врать, зачем вся эта канитель?

Альфа и Омега молчат, решая говорить или нет.

— На конечной станции мы хотим узнать о судьбе одной вещи. Мы разыскиваем ее. И только ты знаешь, где она.

— Что за вещь?

— Еще рано.

— Хорошо... Допустим, я не Дэйн Карди. Тогда, может, и Зисса не моя жена?

— Зисса настоящая. Ты встретил ее на Четверти Десятого. Она была пилотом на одном транспортнике.

— Верно.

— Все твои воспоминания за последний четыре стандартных года верны... С точки зрения фактов. Ты стал Дэйном Карди, ты жил его жизнью и занимался грузоперевозками. Ты женился. Ты нарушал закон, находясь в сговоре с коррумпированными военными. Все правда.

— Кого же тогда арестовали и отвезли на Проксиму Идмары?

— Дэйна Карди.

— Они... я покалечил и убил солдат патруля... — говорю. — Никого это не удивило?

— Удивило, — отвечает Омега. — Проксима — тюрьма для особо опасных преступников. Тебя решили перевезти туда, где режим строже. Большая часть заключенных там находится в заморозке, но, разумеется, туда их отправляют после суда и приговора.

Вклинивается Альфа. Его голос горит нетерпением.

— Они не знали, что с тобой делать!

— Кто "они"?

— Власти. Данные о тебе отправили наверх. Однако нам удалось перехватить тебя и вывезти...

Новость. Я не помню, хотя и стараюсь.

— Вы меня похитили?

— Да.

— Где я нахожусь?

— Не все ли равно? Считай это место уютным загородным домом на одной тихой провинциальной планетке, — произносит Омега.

— Договорились.

— Мы ждем. Вспоминай. Что было дальше?

Я пытаюсь глотать, но нечем. Рот сухой, словно мартини.

— Проксима Идмары... Меня привезли туда. Задели кандалы, вывели из отсека после стыковки. Я требовал, чтобы мне дали пообщаться с женой, но вместо этого они прошлись прикладами винтовок по моим ребрам. Это конвоиры. Потом пришли охранники тюрьмы. Я слышал. Им рассказывали о том, что я сделал. В ответ один расхохотался. Этот ублюдок пообещал мне отличные рукопашные бои, если я такой мастер... У них там скука смертная... Я должен был стать игрушкой для их времяпрепровождения...

— Тебе так и не дали увидеть Зиссу?

— Нет! Я сказал им, что убью их всех. Они только хохотали... Я ничего не видел из-за мешка на голове.

Ярость снова достигает пика, и я начинаю задыхаться. Никакие знания, вбитые мне в голову неизвестными учителями, не помогают справиться с этим. Ярость несет отчаяние и предлагает мне его в ассортименте. Я похож на человека, которому до сих пор есть, что терять. И я точно знаю, что это.

— Потом меня вырубили электрошокером.

Альфа молчал, наблюдая, как я пробую разорвать ремни. Мне вдруг кажется, что я до сих пор в той орбитальной тюряге. Может быть, все это только изощренная пытка, иллюзия, созданная при помощи телепатического зондирования и наркотиков.

— Успокойся, — говорит Альфа. — Ты знаешь, что на Давилке нет отделения для женщин-заключенных.

— Знаю! Где они держали Зиссу?

— На корабле. Нам повезло, что он не успел отшвартоваться. Упусти мы его, след Зиссы отыскать было бы довольно трудно, — говорит Омега. — Галактика довольно большая.

После пика — очередной спад. Дыхание нормализуется, боль в горле уходит. Я слишком слаб, чтоб позволить себе тратить силы на бесплодные попытки высвободиться. Надо подождать. Надо сосредоточиться.

Отодвинуть боль и начать думать по-настоящему.

Сознание говорит: "Черта с два!" Ему нравятся эти игры.

После этого яркого света я, наверное, не смогу больше видеть.

Я распадаюсь.

— Так вы освободили ее? — спрашиваю я, представляя лицо Зиссы.

— Да. Нам пришлось действовать жестко и быстро, — отвечает Альфа. — Было нелегко. Что ты помнишь?

— Я просидел в одиночке три дня, а потом мне сообщили, что прилетел адвокат.

— Это была часть плана...

— Что?

— Это была часть плана по твоему освобождению!

— Понятно...

— Меня отвели в специальную комнату, где я мог встретиться с ним... Я не хотел. Мне было все равно. Я думал о Зиссе и первым делом спросил у этого хмыря, где моя жена...

Проксима Идмары

Давилка — так называют эту орбитальную тюрьму. О ней ходят темные слухи. Я слышал, что частенько криокамеры дают сбой, и человек просыпается наполовину размороженный. Его приговорили к пяти годам, но фактически казнили. Это из-за устаревшего оборудования. Понятно, что никому не хочется оказаться на месте тех, которым так не повезло. Мертвецов потом сжигают в конвертере.

Проксима Идмары. Планета, вокруг которой обращается станция, маленькая и необитаемая. Просто серо-коричневый шар, изрытый кратерами. Солнце, красный карлик, злобно таращится из пространства.

Наверное, все это я себе нафантазировал. В темноте одиночной камеры со стенами из армированного пластика не слишком много развлечений. Еда подается автоматически. Есть или не есть это свинячье дерьмо — твой выбор. Из чего делают это паштет? Может быть, из тех заключенных, которые очнулись наполовину размороженными и скончались от болевого шока? Не пропадать же добру.

Если ходить, то только по этой бесконечной дистанции. Пять шагов туда, пять обратно. Кровать, которая вылезает из стены в установленные часы, короче, чем нужно. Ноги свисают и после трех часов "сна" просто немеют. Поэтому я устраиваюсь на полу. Плевать, что за мной наблюдают. Пускай приходят поучить меня уму-разуму, я готов сказать им и свое слово.

Долгие часы я лежу и прокручиваю в уме ту сцену на "Катрине". Мое собственное кино прочно засело в голове. Я убил одних солдат и покалечил других. Помню то чувство — когда все происходило само по себе, без участия сознания. Не надо было думать, сомневаться. Словно профессиональный хирург с кибернетическими руками, я просто делал то, к чему привык.