Деревня Дубовый Щит

Состязание лучников. А это значит — мой выход. Точнее, не только мой, а мой, Родовита и Торсона, а также семерых лучших лучников деревни Дубовый Щит. Хотя, обычно, маги в таких делах не участвуют, но староста настоял, и я решило согласиться.

Я первый раз участвовал в подобном соревновании, и сейчас пытался понять, что меня на нем ждет. По оглашённым условиям, каждый из испытуемых должен был сделать ровно десять выстрелов и попасть в самый центр мишени. Мишенями служили обычные щиты, в центре которых известью нарисовали круги. Если наконечник стрелы попал в белое поле — то твой выстрел засчитывается. Если нет — то нет. Расстояние между стрелком и щитом — шестьдесят шагов. Размер белого круга — с небольшой арбуз.

Вот такие условия.

С одной стороны, у меня, как мага, есть некоторые преимущества — при колдовстве мне не нужно делать поправку на ветер, как это обычно делают умелые лучники. И напрягать руки, чтобы натянуть лук, мне тоже не надо — ведь у меня есть ледяная магия. И расстояние для стрельбы получилось хорошее — магия первого уровня дальше не летает. Однако есть для меня тут и некоторая сложность — меткость стрельбы у лучника зависит и от качества лука, и, чем лучше твой лук, тем лучше и результат. А маг... Маг в таком деле может полагаться лишь на свои умения.

— Лучники! Занять свои места! — снова услышал я призывный голос деревенского глашатая.

Все, началось. Я отделился от своих солдат и медленно пошел к начерченной на земле линии. Следом за мной пошли Торсон и Родовит. Поскольку мы стояли ближе других участников, то могли сами выбрать себе места. Я не над этим особо не задумался и выбрал для себя место в самом центре. Торсон и Родовит стали вокруг меня, словно захватив в клещи, и мы стали наблюдать, кто же нам будет соперником. А соперники у нас оказались самые разные: один седой дед, двое крепких мужчин, три юноши чуть старше меня, и молодой пацаненок. Широкий разброс — от мала и до велика.

Ну да ладно — сегодня все увидят, насколько я хорош. А главное, что это увидит староста деревни Лотар.

— Приготовились! — громко воскликнул глашатай.

В воздух поднялись девять крепких луков и одна рука в кожаном доспехе. Я осторожно зачерпнул небольшую пригоршню своей внутренней магической силы, поскольку уже решил, что буду использовать малую, а не среднюю, а уж тем более, не большую ледяную стрелу. Зачем переусердствовать? Тут важен не наносимый урон, а максимальная точность.

— Начали!

Тренькнула первая тетива. За ней вторая. Третья.

Соперничество началось.

— Ларра-нара-луара-трана! — громко выкрикнул я.

Из мгновенно покрывшейся инеем правой руки тут же вылетела небольшая ледяная сосулька и полетала в сторону моего щита. Один стук сердца. Бам! Сосулька прилетела в мишень. Не идеально, не в самый центр белого круга, но этого достаточно. Достаточно, чтобы почувствовать радость, и достаточно, чтобы выдохнуть.

Первый выстрел получился просто отличным. Вот бы и дальше так.

— Ларра-нара-луара-трана!

Второй ледяной гвоздь сорвался с моей руки и устремился к дубовому щиту. Бам! В самое "яблочко"! Хорошо. Просто превосходно! Вот если бы все остальные заклинания так же летели в цель!

— Ларра-нара-луара-трана!

Волнение от первых двух попаданий захлестнуло меня с головой, и, целившись в третий раз, я все никак не мог его унять. Грудь так сильно вздымалась, что мешала мне ровно прицелиться. Из-за этого мой следующий морозный посланец пролетел мимо цели.

Тролль меня раздери! Как же я мог промазать!

Я снова собрался с духом. Внутри все дрожало, но я заставил себя успокоиться. Нужно было сосредоточиться. Я глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь выкинуть из головы все лишние мысли. Только цель. Только сейчас. Я постарался взять себя в руки, насколько это было возможно, и целился настолько тщательно, насколько позволяли мои нервы. Каждая мышца напряжена, взгляд прикован к цели, как будто все зависело именно от этого выстрела.

— Ларра-нара-луара-трана!

На этот раз колдовская сосулька, торжественно блеснув на солнце, попала в центр щита. Прекрасно, прекрасно. Осталось повторить это еще несколько раз.

— Ларра-нара-луара-тра... — Неожиданно поднявшийся легкий ветерок принялся играть развешенными флажками и один из них предательски хлопнул, заставив меня резко дернуться. Бам! Пятая ледяная сосулька попала в дубовый щит, но так далеко от центра, что мне стало стыдно за такой удар.

Промах! Уже второй промах! Да сколько же можно!

Нужно снова полностью сосредоточиться. Нужно забыть о промахах, Нужно забыть о старосте, о толпе и о воинах вокруг себя. Есть только цель и мое колдовство. Только они и я. Надо взять себя в руки.

— Ларра-нара-луара-трана!

Есть! Шестая ледяная сосулька снова испортила белизну на щите. Вот так! Так держать! Нужно еще раз повторит и ничего не испортить.

Но попадать точно в цель у меня не получалось — мешало то одно то другое. То толпа громко ахнет, то кто-то из лучников выругается. То у меня нос зачешется, то рука затечет. И все это, как назло, отражалось на меткости — иногда мои снаряды едва попадали в цель.

— Ларра-нара-луара-трана!

— Ларра-нара-луара-трана!

— Ларра-нара-луара-трана!

— Ларра-нара-луара-трана!

Слева басовито загудела спущенная тетива и над площадью зависла оглушительная тишина. Что-то случилось? Я бросил быстрый взгляд налево и направо, и сразу увидел, что все луки уже опущены вниз.

Все лучники отстрелялись — состязание окончено.

Глашатай с уверенным видом спустился с трибуны вниз и быстрым шагом пошел к расставленным у амбара щитам.

— Валек! В цель попали восемь стрел из десяти. Старик, да ты все еще хорош, — объявил первый результат глашатай.

Толпа вокруг нас восторженно заревела. Единственный старик среди нас широко и радостно улыбнулся. Оно и понятно — ему есть чем гордиться.

— Гофер! Семь стрел из десяти. Неплохо, неплохо. Но с таким опытом в охоте, ты мог бы и лучше, — последовал комментарий.

Толпа вновь ответила ликованием. Один из лучников, в длинной рубахе и с окладистой бородой, махнул в ответ рукой, и что-то сказал глашатаю.

— Руперт! Шесть выстрелов из десяти, — прозвучал над площадью очередной результат. — А бахвалился-то, бахвалился. Всем девкам пообещал, что будешь тут победителем.

Еще один взрослый мужчина насмешливо дернул плечами, словно говоря всем, что мол, и так бывает. Толпа в ответ радостно захохотала. Громче всех хохотали три девушки, стоящие отдельной компанией

— А теперь наши гости. Воин форта Родовит — семь стрел из десяти. Что ж — неплохо, неплохо.

Часть собравшихся, явно поддерживая солдата, ожесточенно захлопали, их лица горели энтузиазмом. В ответ на эту волну одобрения Родовит гордо выпятил грудь. В его глазах читалось самодовольство, а в позе — неприкрытое наслаждение моментом. Вот кто у нас любит купаться в славе!

— Воин форта Торсон — семь стрел из десяти. Тоже довольно неплохо, — поощрил глашатай. Толстяк Торсон вежливо поклонился, собрав аплодисменты толпы. Но мы-то знали, что чужая похвала толстяку без надобности — для него его собственная оценка всегда была важнее чужих похвал.

— Маг Шедан — семь... стрел из десяти, — объявил глашатай и глянул на старосту несколько растерянно. Откуда ему было знать, какой это результат. Но собравшейся толпе было все равно — она отозвалась на мой результат радостным весельем. Не много подумав, глашатай улыбнулся со всеми. — Хорошо. Как для мага — неплохо, — громко пошутил он.

Хорошо? Да, хорошо. Но могло быть и лучше — сказалась непривычное место и много постороннего шума. Исполнившись уверенности, я поднял взгляд на старосту... и снова увидел поджатую нижнюю губу.

Ничего не изменилось — все осталось по-прежнему.

Входя в обшитые кожей ворота деревни, я тешил себя надеждой, что у нас со старостой все пройдет хорошо. Пусть не хорошо, а хотя бы неплохо. Ведь я ничего особенного от него не хочу — поговорить и все. Я понимаю, не все могут говорить со старостой. Но я же ни кто попало, а командир форта, хоть и временный. Тролль раздери, при всем при этом я еще и маг, и уж тут-то — всамделишный. Безо всяких натяжек.

Однако...

Староста Лотар принял нас хорошо. Даже можно сказать радушно — с изрядной почести добра и теплоты, с которой и полагается встречать своих защитников. Но как только выяснилось, что Трезор — всего лишь десятник, а самый молодой из прибывших к ним воинов — тот самый командир форта, староста Лотар, кажется, потерял всякое желание дальше общаться с нами. И его нижняя губа тут же поднялась вверх и с тех пор при взгляде на меня ни разу не опускалась.

Я не опустил своих рук. О нет! Я старался наладить отношения всеми возможными способами — бросал яркие похвалы ему и его деревне, предлагал зайти к нему на "чашечку меда" или показать свою ледяную магию. Но нет — староста Лотар оставался неприступным, словно каменная стена. Я уже понял, что при нашей встрече чем-то его раздосадовал. Чем именно раздосадовал, я не знал, и до сих пор оставался со своим незнанием один на один.

*

Когда турнир закончился, и шум толпы, возбуждение от состязания и отчаянное биение сердца остались позади, я, собрав все свои силы, снова попробовал поговорить с Лотаром. Я понимал, что надежда на разговор была очень хрупкой, как тонкий лед на весеннем пруду, но я цеплялся за нее, как утопающий за соломинку. Я должен был поговорить с Лотаром. Должен был. Я вложил в этот разговор все свои надежды и, честно говоря, только ради него и пришел.

Но и на этот раз все мои усилия оказались тщетны. В ответ на мои слова, на мои попытки найти общий язык, я получил лишь надменный взгляд и поток ничего не значащих фраз. Лотар был вежлив, да. Его слова были отточены, как клинок, его манеры безупречны, как выверенная линия. Но эта вежливость была холодной, как зимний ветер, пронизывающий до костей. Она была сделанной, искусственной, словно он надел на себя маску, чтобы скрыть истинные чувства, или, скорее, чтобы подчеркнуть их отсутствие.

Я чувствовал, что староста деревни смотрит на меня, но абсолютно не видит. Для него я был не временным командиром форта, не магом ледяной магии и даже не рядовым воином баронства. Я был в его глазах кем-то незначительным, кем-то, кто не достоин его внимания. Его взгляд скользил по мне, как по пыльному предмету, давно задвинутому на чердак, который не представляет для хозяина дома никакого интереса. Он говорил со мной, но его слова не касались меня, они проходили мимо, как ветер сквозь щели. Я был для него не человеком, а скорее сборщиком податей — обязанностью, которую нужно исполнить, ибо так положено, но не более того. Он не хотел со мной ссориться — это было видно. Но и слушать меня он тоже не хотел.

Однако для меня эта холодная вежливость была хуже открытой вражды. Она была подобна ледяной стене, которую невозможно пробить. Я видел в его глазах непризнание моих усилий, неуважение к моему упорству, не мое желание навести мосты, а лишь равнодушие, смешанное с легким презрением. Казалось, что он смотрит на меня сквозь призму своего превосходства, и я, в его глазах, был лишь мелкой сошкой, недостойной его снисхождения.

Такое отношение невероятно злило. Я отошел от него, убежденный в своем, унося с собой не только горечь несбывшихся надежд, но и острое осознание того, что некоторые стены, построенные из гордости и равнодушия, невозможно разрушить никакими словами и никакими усилиями. Но больше всего меня раздражала моя собственная невиноватость. Ведь, я и, правда, ни в чем невиноват. Я ничего плохого для Лотара не сделал, ничего такого ему не сказал. Тролль меня раздери — я даже ничего плохого о Лотаре не думал. Я же просто пришел к нему, чтобы поговорить. Чтобы просто поговорить!

Бесцельно бродя между плетеными изгородями и небольшими заборчиками, отделяющими один двор от другого, я чувствовал, как растерянность во мне постепенно сменяется злостью. Каждый аккуратно подстриженный газон, каждый выкрашенный в яркий цвет заборчик, каждый горделиво возвышающийся над ними дом — все это было символом чужого благополучия, чужого спокойствия, которое я в тот момент не мог ни понять, ни разделить. У них все красиво. У них все хорошо. У них все получается.

У них. Но не у меня.

Несправедливо. Очень несправедливо.

Злость, как колючий сорняк, проросла в моей душе, разрастаясь и опутывая все вокруг. Хотелось найти этого несносного старосту и влепить в него несколько ледяных снарядов. Небольших, самых слабых, чтобы он не умер, а просто хорошенько помучался. Чтобы он ощутил всю боль, все отчаяние, все то бессилие, что я ощущаю сейчас. Хорошенько так ощутил: ярко и полноценно.

Вместе с этим я прекрасно понимал, что, если представиться случай, ничего подобного я делать не собираюсь. Не только потому, что за это последует справедливая кара, ведь по закону маг не должен применять магию против деревенских жителей. Тем более — против беззащитных. Но и потому, что я понимал, что так поступать нельзя. Хочется — но нельзя. Иначе, какой я защитник?!

Повернув за угол, я наткнулся на небольшое заведение, которое я сразу признал местным трактиром. Возле входа в него стояла компания молодых и откровенно подвыпивших парней, которые бесстыдно издевались над одним из юношей. Я не собирался прислушиваться к их перепалке, но они разговаривали так громко, что не услышать их бы мог только глухой.

— Я еще раз спрашиваю — что ты тут забыл? — сквозь зубы проговорил худощавый прыщавый парень в короткой рубахе, едва прикрывающей руки, и коротких штанах, едва скрывавших колени.

— Я просто пришел сюда, как и все вы — чтобы выпить, — испуганным и сбивчивым голосом заявил одиночка.

— Что значит "просто пришел"? — возмутился его ответу еще один сельчанин. Широкие плечи, крепкие руки, которые, казалось, могли гнуть подковы — всё в нём говорило о силе и выносливости. Но что сразу бросалось в глаза, так это его фартук. Не просто кусок кожи, а именно сапожный фартук, с характерными потёртостями, следами клея и парой застрявших гвоздей. Он сидел на нём как вторая кожа, безошибочно выдавая его ремесло и добавляя ему основательности. — Ты пришел туда, куда хотят честные люди.

— Порядочные люди, после тяжелого трудового дня, — заявил плотный белобрысый юноша с небольшим брюшком, явно свидетельствующем о его сытой жизни. А еще от него исходил отчетливый, теплый аромат свежей выпечки, который безошибочно выдавал в нем сына местного пекаря. Да, от ремесла и брюшко: кузнецам, мельникам и пекарям хорошо живется абсолютно в любой деревне. — А ты? Разве ты порядочный? — бросил он одиночке.

— Люди, ик, хотят тут расслабиться. А ты тут только мешаешь, — вновь напал на него худышка, едва не поперхнувшись из-за пьяной икоты.

— Такие, как ты, вообще не должны попадаться людям на глаза. От одного вида на тебя у хороших людей изжога, — заявил молодой сапожник.

Под тройным напором бедолага даже чуть сгорбился, хотя с его немалым ростом это было непросто. Но все же он нашел в себе силы что-то им сказать.