Беспризорник из будущего. (Наброски книги)

— Можете, можете, — парень вытащил из денежной пачки красную бумажку в десять рублей. Помахал ею перед носом, протянул собеседнику. — Скажите друзьям приехал племянник из Детского дома. Сирота. Оставить не с кем. Больной, голодный, нелюдимый — нужен присмотр.

* * *

Вдоволь нагулявшись по историческим местам столицы. Отметив в голове интересные места будущих раскопок, юный искатель вернулся домой.

Часы отстучали семь часов вечера. Восемь. Девять. Брат до сих пор не вернулся с работы.

Мальчишка глубоко вздохнул. Холодильник был по-прежнему пуст. Полки кухонных столов покрыты пылью. В верхнем ящике лежал погибший от голода сушеный таракан. А на столе, от того, что принесли на ужин, остались крошки и обёртки с яркими этикетками.

— Не понял? — мальчишка по привычке тыкнул пальцем в соль и попробовал на вкус. Скривился. Задал себе вопрос...

— Где братец Коля? Где его носит? Время спать, а мы не ели. Он, что — забыл про меня? Заработался? Неужели надо снова идти и искать? Или подождать?

— Ждать не буду, — приняли решение. — Утром сказал, что работает где-то не далеко. Пойду, встречу. Заодно помогу донести продукты.

Наивный человек вышел из дома. Встретился взглядом со старушками, сидящими на лавочке у подъезда. Учтиво поздоровался. Напомнил, что он из пятьдесят второй квартиры. Вежливо ответил на вопросы: Где учится, как учится, в каком классе? Кем мечтает стать когда вырастит? Затем аккуратно поинтересовался... — Как пройти к месту работы брата?

— Тебе зачем? — самая старшая строго свела колючие брови.

— Встретить хотел. Помочь донести продукты. Мало чё?

— Кого встречать — Кольку? Этого алкаша-амбала? — присутствующие удивлённо переглянулись.

— Он давно вернулся. Иди на пустырь. Там, с Лёхой "Стаканом" и Васькой "Кирдык", водку локают да песни поют. А ещё, Витька "Боров" привёл баб притащил. Сами страшные, юбки короткие, ноги тонкие, головы не мытые — на мочалки похожие. Тьфу! Срамота!

* * *

Свет фонаря едва заметно мерцал, освещал пустырь и группу из нескольких человек расположившихся на ящиках вокруг гитариста. Затаив дыхание, они слушали...

Позвонить ты мне не сможешь,

Чтобы тихо извиниться,

Нету телефона у меня...

Ты грустишь, не зная даже,

Что грустят с тобою вместе

Двое в этот вечер — дождь и я...

Музыкант закончил играть и медленно в последний раз провёл рукой по струнам.

— Какая печальная песня... — одна из девушек, растёрла платочком потёкшую тушь по щекам.

— Ага, — вторая глубоко вздохнула, поддержала подругу.

— Коля, Коля, Николай! Моё сердце разбилось! Я не смогу жить — как раньше! — Кореш, похожий на облезшего кота, налил "огненную" жидкость в стакан и протянул певцу. — Сколько раз говорил — тебе надо в артисты. Такой талант зарываешь в могилу! Ему бы жить да жить... А ты, эх! — Содержимое своего стакана резким движением закинули в глотку. Крякнули. Занюхали колбасой по рубль двадцать семь.

— Кого хороним, болезненные? — пухлый мальчишка в очках деловито вышел на середину круга. — Вы на время смотрели? Десять часов. Скоро одиннадцать! Почти полночь. Уже все спят, трамваи перестали ходить и метро выключили.

Ребёнок перевёл взгляд на брата. Спародировал печальные глаза кота в сапогах из мультфильма "Шрек". — Коля, я хочу кушать. У меня болит живот. А ещё, днём, кто-то страшно стучал в дверь, ругался и у нас не включается телевизор.

5.

Поля, луга и леса неспешно заглядывали в окна автобуса. Машину едва потряхивало. Качало из стороны в сторону.

Мальчишка сидел в конце салона в окружении больших мешков с костюмами и реквизитом. Невольно прислушивался к разговору собеседников, расположившихся на сидении спереди.

Один читал другому стихи собственного сочинения...

Ты стоишь, сияя златом

Стародавних куполов...

Над Востоком и Закатом

Зыбля зов колоколов!

Второй, солидный, крупный мужчина, с большим животом, в спортивном синем костюме "Динамо", вязаной шапочке на голове, развалившись на сиденье, слушал вполовину уха.

Но жизни нет! Она мертва,

Первопрестольная Москва!

... — закончили выступление

Спортсмен с большим "животиком" покачал головой. Поиграл желваками, словно дожевал последние строки. Проглотил. После чего высказал мнение...

— Послушай, Лукошкин, стихи уже все собраны, сборник подписан. Готовится к печати. Осталось место в начало, после вступительной статьи председателя Комитета. А туда, кого попало не берут. Там нужны строки кого-то значимого с именем и наградами. А у тебя — нет, ни того ни другого.

— Виталий Петрович, — "челобитчик" сидел на самом краю сидушки. Чуть подался вперёд. — Как же? Меня награждали пять лет назад почётной грамотой от Комитета КОМСОМОЛа.

— Ну, брат! — чтеца ударили широкой ладонью по плечу так, что тот чуть не свалился с сиденья. — Когда это было? Уже никто не помнит. Ты бы ещё сказал при царской власти. Или при декабристах.

— Товарищ Быстрыкин, — с надеждой заглянули в глаза собеседника. — А может, в другой сборник? Я слышал выйдет в следующем месяце.

Из-за пазухи достали свернутую тетрадку. Протянули в сторону чиновника. — Почитаете. Здесь есть из чего выбрать.

Тетрадку мягко отодвинули рукой. Прищурились, подумали, как бы отказать помягче.

— В следующий, тоже не получится. Там, подобрали ребят, которые пишут про деревню, село, густой лес, КОЛХОЗ. У тебя тематика городская. Я бы даже сказал "Столичная".

Лукошкин поднялся с места. Ударил себя в грудь. — Виталий Петрович, дайте срок. Напишу... Про деревню, про село, КОЛХОЗ, овраг, поле, про, что угодно!

Работник Комитета, уже не знал, как вывернуться и что предпринять.

— Вениамин, пойми — это, не твоё.

— Как не моё? Ещё как моё! Послушайте! Родилось прямо сейчас...

Поэт глубоко вздохнул, закрыл глаза и выдал через минуту...

Где друзья, соседи, все родное,

Где тепло в метели и в мороз,

Где вода, как молоко парное,

Там стоит родной КОЛХОЗ....

Он стоит на крутом яре...

Где внизу течёт река...

Работник комитета культуры, замахал руками. Приобнял бешенного собеседника. Похлопал по спине, заставляя замолчать.

— Хорошо! Признаю... твой талант от крестьянской сохи и трудового пота! Давай, приходи в следующем месяце. А лучше через месяц. Или, нет — к Новому году. Как раз будем готовить большой выпуск. Обещаю — поговорю с редактором. Попробую его уговорить.

— Правда?

— Правда!

— Вы, в тот раз, тоже говорили, приходи в середине лета?

— То, в прошлый раз, а сейчас — точно!

......

Автобус медленно подпылил к сельскому клубу, где была установлена эстрада. Артисты вылезли из салона, начали готовиться к выступлению. Вселенец покинул автобус последним, решил прогуляться по посёлку. Мурлыкая какую-то песню, он шёл по улице и с интересом разглядывал всё, что попадалось на глаза.

Мимо него на велосипеде проехал хиленький старичок. Присмотрелся к мальчугану. Звякнул в звонок. Развернул механизм. Догнал. Не прекращая движения, начал задавать вопросы...

— Мальчик, ты случайно не к Соловьёвым идёшь?

— Нет.

— Может к Петру Потапенко? Он как раз ждёт племянника.

— Тоже, нет.

Старичок подумал и задал последний вопрос. — А может, ты, младший родственник Аньки Скворцовой — почтальонки, той, что забеременела от Гришки Петрова и сбежала в город, лет десть назад?

Дед обогнал пешехода. Остановил двухколёсную машину поперёк пути. И удивлённо поинтересовался. — Мальчик, ты вообще, чей?

В ответ сверкнули очками. Распахнули кофту. Показали красный галстук на груди...

— Я, Ваня Корольков. Пионер. Тимуровец. Отличник. Приехал из Москвы с артистами, которые у клуба готовят концерт. А ещё, я состою в организации "Юный следопыт". Поэтому решил прогуляться по селу, посмотреть на старинные дома.

— Старинные? — дед почесал лысину. — А зачем?

— Узнаю кто жил, чем занимался? Может они были интересными личностями? Напишу очерк в школьную "Газету". Подскажите, есть такие дома?

— Отродясь не было. Если, что и было, сгорело до войны. Тогда был пожар — сильный. Почитай всё село погорело. Даше церковь — дотла.

— Неужели, ничего не осталось? — расстроился гость. Надул полные щёки.

— Одни головёшки. Хотя... постой. Усадьба помещика, а с нею флигель, амбары и все постройки — сгорели. А конюшня — осталась. Если интересно — можешь поглядеть. Правда она почти развалилась.

— Конюшня? — недовольно скривили лицо. — И где она?

— Иди до конца улицы. Выйдешь на окраину. Поднимись на пригорок. У леса стоит заваленное строение. Оно и есть бывшая конюшня.

......

Искатель сокровищ ходил кругами вокруг старой конюшни и прекрасно видел взгляды местных жителей, которые с интересом наблюдали за ним издалека. А ещё, он очень хорошо чувствовал, то, ради чего приехал в это забытое богом село "Боровое". — Зарытый на небольшой глубине предмет (Скорее всего горшок или небольшой ларец) с золотыми кругляшами внутри. Вселенец несколько раз прошёлся по нему, даже постоял, раздумывая как достать, чтобы не привлечь внимания. Окинул взглядом густые колосившиеся кусты крапивы. Ничего не придумав, тяжело вздохнул и направился обратно к эстраде, где уже началось выступление артистов.

* * *

Внутри сельского магазина промышленных товаров было чисто, уютно и немноголюдно. Деревянный пол недавно полили водой, и он глухо пах старой, подгнившей сосной и почему-то машинным маслом.

За прилавком продавщица взвешивала покупателю гвозди и лениво переговаривалась с ним. Солидная дама, в углу помещения, придирчиво выбирала краску для пола, переставляла банки, читала надписи на наклейках. Редкие солнечные зайчики бегали по пыльным стенам заставленных товаром. С улицы донеслось тарахтение мотоцикла, который проехал мимо. Задрожали окна.

Продавец приняла деньги за гвозди. Отсчитала сдачу. Заметила странного покупателя, ходившего по магазину, с открытым ртом, как по краеведческому музею.

— Мальчик, у нас здесь не ЦИРК и не КИНО, ты будешь покупать что-нибудь?

Ребенок отвлёкся от просмотра составленных в пирамиду запчастей от "Запорожца", подошёл к кассе. Задал вопрос. — Скажите, а почём у вас лопаты?

— Какие лопаты? — уточнила продавец, с самым деловым выражением лица.

— Штыковые, — показали рукой прямое лезвие.

— Штыковых нет. Савковых тоже. В этом месяце всё лопаты разобрали.

— Как, разобрали? — удивлённо сверкнули стеклами. — Вон же, стоит, в углу. Это же лопата?

— В углу выставочный образец. Он не продаётся.

— А что есть ещё, чем можно копать землю? Мне надо очень, очень и срочно!

— Были вилы — все раскупили.

— А что осталось?

Продавщица задумалась. Отогнала мелкую муху, мельтешившую у лица. — Есть тяпки. Но, они идут с нагрузкой. Два с половиной кило хозяйственного мыла и четыре лотерейных билета.

— Ого! — Удивлённо расширили глаза. — Тётенька, зачем мне столько мыла? Да, ещё четыре лотерейных билета?

— Не знаю. Только без добавки тяпка не продаётся.

— А нельзя, для пионеров, отличников и "Юных Мичуринцев" сделать исключение? Например, пол кило мыла и два билета? Или вообще мыло убрать, оно тяжёлое, а лотереек добавить?

— Нельзя!

В ответ тяжело выдохнули. Мысленно согласились с потерей средств. — Ладно. Будьте добры, одну тяпку с вашей нагрузкой. И ещё мешок с завязкой под мыло.

— Мешки есть только под картошку.

— Давайте, под картошку. Надо же как-то мыло нести?

* * *

Счастливый обладатель клада вернулся к месту выступления артистов с обвязанным верёвкой мешком на дне которого было что-то тяжёлое, а сверху выглядывали длинные стебли крапивы. Поднялся в автобус. Хмурый Лукошкин сидел внутри салона с бутылкой в руках.

— Вениамин Сергеевич, — пришелец искренне удивился. — Вы почему здесь? Сейчас перерыв. Актёры переодеваются. Вы должны быть на сцене и читать стихи.

В ответ мужчина повёл полупустой бутылкой из стороны в сторону. — Кончился поэт Лукошкин! Нав-се-гда! — Его лицо блестело от пота. Глаза бешено двигались. Со рта капала слюна.

— Что значит кончился? — мальчишка аккуратно протиснулся в конец автобуса.

В ответ глубоко вздохнули — выдохнули. — Нет больше служителя музы Вениамина. Всё — "Финита ля комедия"!

— Ладно, вам, наговаривать. Там, народ сидит "голодный" до зрелищ. Готов рвать и метать любимого поэта! Грызть от мозга до костей. А вы, сидите — заливаете горькую.

— Я говорю — закончилось творчество Лукошкина! Стихи не печатают. Слушатели не аплодируют. Тишина в ответ или даже свист. Пишу не понятно, что — неизвестно для кого. К чему такая жизнь?

— Вениамин Сергеевич, не надо расстраиваться. Всё будет хорошо. Я набрал лечебной крапивы, — вернёмся в Москву. Заварим. Попьёте. Приведёте себя в порядок. А завтра пойдем на новое дело. Заработаем хорошие деньги. Срубим сразу рублей сто, а то и двести! А может и триста — если повезёт.

— Ты не понимаешь? — схватились руками за голову. — Зачем творцу деньги, если его искусство давно мертво и его не признают современики? — Бутылку закинули донышком вверх. И начали пить прямо с горла.

Откинули руку. Крякнули. Занюхали грязным рукавом.

— Так!!! — парень поставил мешок с крапивой в самый угол салона. — Такой компаньон мне не нужен. У меня, на вас, далеко идущие планы. Подайте-ка мне аккордеон, который стоит на соседнем кресле. Дайте десять минут, и я сделаю вас знаменитым.

— Ты? Меня? Сопляк? Сделаешь знаменитым?

— Ага. Есть идея. Ждите!

......

Зрительный зал летней эстрады был переполнен. Редкое событие для села — приезд московских артистов, вызвал большой ажиотаж.

Шёл второй перерыв в спектакле "Собака на сене" в исполнении народного театра "Вереск".

Актёры готовились, меняли костюмы, поправляли грим. Зрители ждали в нетерпении продолжения игры.

На сцену с аккордеоном в руках вышел полный подросток. Поставил инструмент на стул. Сдвинул ближе три микрофона. Громко объявил в один из них.

— Дорогие гости, пока наши актёры готовятся к продолжению спектакля, по многочисленным просьбам, будет исполнена песня, написанная в честь вашего села — "Боровое". Слова поэта-песенника Вениамина Лукошкина. Музыка моего брата — Николая Харитонова. Исполняю, я — Иван Корольков. Пионер, "Тимуровец" и просто хороший человек!

Юный музыкант сел на стул. Начал играть и запел звонким мальчишеским голосом.

Я в старой книжке записной твой адрес отыскал.

Мы познакомились весной среди озёр и скал.

Кругом черёмухи цвели, не край, а волшебство

Мы отпуск вместе провели и больше ничего.

...