Край ветров: ....

Мы двинулись дальше.

Я не мог знать, что чувствует Кей. У нее было непроницаемое лицо. Ее выдавал только скорый шаг и то, что оружие она несла так, чтобы в любой момент быть готовой выстрелить.

Через полчаса хода мы выбрались из лесу на некоторую холмистую местность — обзор был плохой, то и дело приходилось забираться вверх по довольно крутым подъемам и тут же спускаться. За холмами обнаружилось замерзшее озеро, сравнительно небольшое — с футбольное поле, а сразу за ним нас снова встретил лес, но уже другой. Этот встал плотной сплошной стеной, темный, непролазный, с нехарактерно густым для здешних широт подлеском. Вечнозеленые ели казались черными, особенно на контрасте с искристо-белым снежным покровом. Кей, сверившись с компасом и, на всякий случай, с бумажной картой, решительно повернула направо.

Мы двигались вдоль кромки еловых зарослей еще около часа. Обогнув выступающий мыс, повернули налево, в широкую просеку, где через равные промежутки возвышались монотонно гудящие опоры линий электропередачи — светло-серебристые высоковольтные великаны, навсегда застывшие с разведенными в стороны руками. Стало немного спокойней. Почувствовалось, что мы здесь все-таки не одни, мы все еще в своем мире. Человеческое жилье далеко, но оно где-то есть. Это место не полностью оторвано от цивилизации. Просто оно... такое. Здесь просто очень много снега, он тянется будто бы бесконечно, этим широтам плевать, что у кого-то там — середина осени. Здесь север и точка.

Где-то в глубине черного леса беспокойно, назойливо перекликались сычи. Последние двадцать минут мы поднимались вверх под небольшим уклоном, и, когда вышли на перевал, перед нами раскинулся величественный, тихий пейзаж укрытой белым саваном долины, спокойно спящей под тяжелыми серыми небесами. Вдалеке виднелся намек на черную замерзшую реку. Долину покрывали бурые заплатки лесов, и за этим всем можно было рассмотреть старые низкие горы, голубовато-серые, едва различимые на самом пределе зрения. Ветер бил в спину, позволяя смотерть вдаль, не щурясь.

— Слушай, а не должны мы с такой высоты видеть поселок у станции... и саму станцию? — спросил я у Кей, наблюдающую тот же пейзаж в бинокль.

Она ничего не ответила. В голову мне закралось подозрение: не могли мы.... не могли же мы потеряться?

— Кей?

Она скривила губы, передала бинокль мне.

— Куда смотреть?

— Туда смотри, — она показала направо и вверх.

Я принял бинокль, подстроил под свою ширину глаз, подкрутил резкость...

— Ага! Поселок!

— Поселок, — согласилась Кей, — но что-то я не вижу характерного моста через реку, да и вообще как-то он отличается от того, каким я его запомнила.

— Может, это потому, что мы идем туда не по дороге? На тракторе ты, скорее всего, иначе ехала?

— Может быть, — согласилась Кей. — Ладно, отдохнули, теперь погнали. Осталось мало. Там поедим и я посажу тебя на поезд.

— Перспектива не так уж плоха, — признался я.

Есть хотелось. Организм, возмущенный суровыми климатическими переменами, начал требовать свое.

Дорога пошла на спуск, идти стало проще. Мне показалось, что мелькающий по бокам лес становится тем выше, чем глубже мы входим в долину.

Снежный покров утоньшался, воздух застыл в безветрии. Окружающую дикую тишину нарушали лишь наши шаги и шерох одежды. Надоедливые сычи, неумолкавшие весь путь по просеке, куда-то пропали.

— Рейнхард, будь, если что, готов, — проговорила Кей.

— Нагнетаешь.

— Если бы.

— И что мне, по-твоему, стоит делать, если вдруг?..

— Вот уж не знаю. Ну... может, хотя бы, успеешь залезть на дерево?

— Хорошо ж ты меня оцениваешь.

— Ну, извиняй, — она хмыкнула. — Но, сам понимаешь, какой от тебя сейчас прок.

Ее замечание укололо. Но она была права. В случае чего толку от меня и правда будет не много.

Мы шли по тонкой перемычке между двумя озерами. Кажется, мы снова выбрались на дорогу, хотя точно я бы не смог сказать. На снегу все еще не было никаких человеческих следов. Белую сплошную скатерть иногда пересекали тонкие цепочки отпечатков птичьих лап и заячьи петли. Людского жилья тоже было не видно.

Короткий подъем наверх — и снова над нами сомкнулись сосновые кроны, закрывая от взгляда темнеющие небеса.

Да, хоть солнца и не видать, но закат все ближе... Нам надо бы поспешить.

Этот сосновый бор был похож на тот, светлый, в котором мы нашли обглоданный олений остов. Те же мощные, золотисто-белые шершавые стволы, почти лишенные ветвей у оснований, топорщащиеся пышной игольчатой зеленью на высоте метров в двадцать. Но в этом лесу оказалось куда как меньше перепадов высот и оттого видимость была хорошей. Я с легкостью различал более светлое пространство вдалеке — там лес кончался, уступая место заснеженным полям.

И на этом фоне, на самом пределе зрения, я заметил темные силуэты. Кей шла впереди меня. Я успел протянуть руку и заткнуть ей рот, одновременно притягивая к себе и вжимаясь в ствол ближайшей сосны, так, чтобы дерево закрыло нас от взглядов тех тварей.

Она даже вырываться не стала. Мы замерли. Я слушал ее дыхание, одновременно борясь с мыслью о том, что эта дурацкая игра в прятки нам не поможет — те штуки, так похожие издали на волков, наверняка уже учуяли нас. На что я надеюсь?

Я медленно-медленно выглянул из-за дерева, стараясь не высовываться больше, чем необходимо. Силуэтов прибавилось, они скопились на горизонте леса, двигаясь, на первый взгляд, хаотически.

Один поднял голову и издал тот самый вой, что мы уже слышали.

Кей задергалась, требуя отпустить ее. Но что-то подсказывало мне, что нужно не двигаться, замереть, притвориться мертвыми, стать частью этого леса, крупицей снега, окутывающего эту землю.

— Тише, — сказал я шепотом, утыкаясь лбом в золотистую кору рядом с лицом Кей. — Тише.

Лес был безмолвен. Ничего не происходило. Я медленно отнял руку от рта Кей, которую все еще била мелкая дрожь, надеясь, что она отложит ругательства на потом. Она молчала, дыша рвано и неглубоко.

Мне показалось, что время замерло, остекленело.

Снова стараясь двигаться так плавно, как только получится, я взглянул в сторону кромки леса.

Пусто.

Дымные волки ушли так же бесшумно, как появились.

Я взял Кей за руку и повел вперед. Мы торопились. Не тратя времени на разговоры, мы преодолели путь до кромки леса почти бегом. Вырвавшись на простор заснеженного поля, замедляться не стали. Только тогда Кей забрала у меня свою ладонь, бросив "Что это за детский сад?".

А за следующим холмом мы, наконец, увидели поселок, оказавшийся ближе, чем можно было бы ожидать. В нем уже зажгли фонари.

И вовремя. Стемнело почти мгновенно. Лиловые сумерки разлились по окружающему заснеженному пейзажу, быстро заволакивая синим верхушки самых высоких елей.

Ночная темнота наступала нам на пятки, но мы выскользнули: почувствовав прилив сил, преодолели небольшой подъем и, спустившись с холма, вошли в поселок Малый Версус, встретивший нас неказистыми покосившимися домиками.

Все, можно выдыхать.

Дальше виднелись дома побольше, стоящие довольно плотно на разном уровне. Посеклок был построен на нескольких холмах, что, впрочем, было понятно еще тогда, когда мы смотрели на него с перевала, но теперь я оценил, что это значит на практике. Дома тулились друг к другу, словно им тоже холодно, улочки были узкими, и особо рассмотреть, что впереди, не педставлялось возможным.

Кроме этого мое внимание сразу же привлекла здешняя манера освещать улицы: по крышам домов, по столбам и флюгерам были протянуты канаты и провода, усыпанные разноцветными круглыми фонарями разных форм и размеров.

Что правда, в большинстве окон света не было.

— Тут, что ли, праздник какой-то? — с сомнением проговорила Кей. Обернулась ко мне: — Ты ж севера, что тут у вас таким образом празднуют?

— Я впервые такое вижу, если ты об этом, — я кивнул на фонари. — И, насоколько я помню, в середине осени никаких официальных торжеств нет, а религиозные праздники как-то мимо прошли, если ты понимаешь.

— Ладно, фиг с ними, с фонарями, — сказала Кей. — Но, видишь ли, какое дело...

Я насторожился пуще прежнего.

— Излагай.

— Ладно, еще немного пройдемся, — вместо ответа, Кей кивнула вперед. — Давай хоть за угол свернем.

За уголом обнаружились первые люди — тепло одетые и немного смурные. Кое-кто стоял небольшими компаниями, кто-то как будто бы бесцельно прогуливался. Атмосферы праздника не было, несмотря на фонари, но как раз это-то меня не смущало. Именно такое ощущение от народных сборищ я помню из детства, и с этим, как мне показалось, тут все в порядке.

Превосходно имитируя местный акцент, Кей уже спрашивала у кого-то, как пройти к станции и что за событие празднуют. Ага, значит, говор выучила, а про традиции забыла. Грязно работает.

— Дык станция на ремонте-то, — отвечал Кей красноносый мужчина, кривенько улыбаясь. — Вы из Варзау, что ль? Волков видали?

Кей, нервно хихикнув, сказала, что слышала вой. На что абориген, почесав нос, ответил:

— Это вам свезло. Они нынче как не в себе. С ружьем кого видят — так нападают, будто жизнь им не дорога. Раньше боялись, а теперь... ходим-ходим на них, но им как по барабану.

Кей мельком глянула на меня. Обернулась к собеседнику:

— Так а что за праздник-то?

— Небесных медведиц чествуем, — улыбнулся мужик. — Зиму помягче быть уговариваем. Вы не стесняйтесь, присоединяйтесь. Но ничего не ешьте. До полуночи — грех.

— Это как это — не ешьте? — вмешался я.

Шесть часов по заснеженным лесам как-то не способствовали принятию подобных ограничений.

Мужик взглянул на меня как-то по-новому. Я занервничал. Что-то в глазах мужика... Я уже видел такие глаза — светлые, серые, так похожие на грязный морской лед. У многих жителей севера такие глаза. И у меня — такие же. Но этот взгляд... в следующую секунду наваждение прошло, мужичок улыбнулся, хмыкнул:

— Ну, раз вы не местные, то можете попытаться найти здесь что-то съестное. Но до полуночи вам никто ничего не продаст.

— А как нам отсюда уехать, если станция на ремонте? — опомнилась Кей.

— Ну, подождете автобуса, — пожал плечами мужик. — А на празднование — это туда, — он указал влево. — За площадью будет лестница, не заблудитесь.

Мы, поблагодарив аборигена, отошли к одному из столбов, увитому разноцветными фонарями.

— Не нравится мне это все, — проговорила Кей. — Как-то это все... хм.

С ней было не поспорить.

— О небесных медведицах я слышал, — сказал я. — Но в Тасарос-Фессе и пригороде их никак не чествовали. Все-таки они не такие уж однозначно добрые.

— Найди мне однозначно доброе божество, и я выставлю тебе бутылку.

— Что делать-то будем? — спросил я.

— Назад не пойдем, — Кей покачала головой. — Да и вряд ли я кого найму сейчас — праздники такое дело. Особенно здесь.

Она снова была права — в подобных местах люди и в будние дни любят закладывать за воротник, а уж в праздник найти трезвого тракториста будет более чем проблематично.

Я огляделся по сторонам, отмечая, что поселок в целом — не такое уж мрачное место.

— Ты говорила, твой археолог нам меду дал? С орехами.

Кей улыбунлась:

— Судя по настроениям... Местные тебя четвертуют, если увидят, что ты жрешь до двенадцати.

— Значит, надо, чтоб не увидели, — решил я. — Может, попробуем снять что-нибудь вроде комнаты?

Лицо Кей нужно было видеть — в глазах сверкнуло разом столько противоречивых эмоций, что ей можно было бы ничего не говорить — и так понятно, кто тут гадкий извращенец, а кто — трепетная лань, но она все-таки решила уточнить:

— Только через мой труп, Рейни.

— Ладно, — я вздохнул. — Пойдем тогда хоть посмотрим, как они празднуют. Глядишь, часам к девяти ты сама попросишься отведать медку с орехами, и тогда, вспомнив мою идею, воспримешь ее уже с большим восторогом. Нет, а серьезно, как ты намереваешься коротать ночь?..

-...как ты намереваешься коротать ночь? — спросил Рейнхард, строя глаза невинной овечки.

Почему его ресницы черные? Нет, есть вопросы и поважней — например, заданный им. Кей, зная Рейнхарда не так уж мало, впервые задалась вопросом о его ресницах в тот самый момент, когда он прижал ее к сосне, наплевав на то, что сосна, в общем-то, вся в смоле, и от шубы потом эту смолу задолбаешься отдирать. И вот теперь снова этот вопрос всплыл в голове. Брови у него тоже черные, но сейчас они под шапкой. Нормальные альбиносы белые повсеместно. Этот — какой-то мутант.

— Я подумаю насчет комнаты, — все же сказала Кей. — Насчет двух раздельных комнат. Будешь мне должен. А нет, передумала. Долг прощаю заранее.

Еще не хватало, чтобы он сюда снова приперся, отдавать какие-нибудь смешные символические деньги.

— Я могу отрабо...

— Вот не смей этого говорить, — Кей подняла палец вверх. — Не смей! Пошли уже.

Она развернулась и пошагала в сторону площади, где, как указал мужик с красным носом, будет лесница, ведущая к празднованиям.

Кей не стала говорить Рейнхарду, что не узнает поселок. В конце концов, она была тут всего-то один раз, и тот — проездом. Может, это праздничные фонари так кардинально изменили внешний вид домов, или то, что на улице ночь... Или это приходит старость, напоминая, что ей уже не двадцать лет и пора бы начать пить таблетки для памяти.

По мере того, как они приближались к площади, людей становилось больше. Сама площадь была круглой, по ее периметру разместились лавчонки со всякой всячиной, в центре обнаружилась деревянная площадца — для танцев, наверное, но сейчас она пустовала. Еды и правда никто никакой не продавал. Народ в основном шушукался возле прилавков с сувенирами и бижутерией, и было непоянтно, как же они собираются развлекаться, если есть и пить нельзя.

Впрочем, какие-то развлечения были — тир, палатка с кривыми зеркалами, игровые автоматы — денежные и те, что с видеоиграми для детей.

— А в двенадцать все повдалы откроются и на улицу польется вино рекой, — проговорил Рейнхард. — А я б от глинтвейна сейчас не отказался.

Кей почувствовала, как сводит желудок. Идея забиться в какую-нибудь подворотню и упороться медом показалась ей еще более привлекательной. Да и, вроде, на дне рюказака какие-то остатки консерв были... И правда, зачем мучить себя?

Но в этот момент толпа как-то вся оживилась, хотя никаких громких обявлений или чего-то подобного не было. Народ начал плавно двигаться в одном определенном направлении. Кей обернулась к Рину:

— Идем?

Он, пожав плечами, двинулся вместе с нею туда, куда вела их толпа.

Они вышли с площади и стали спускаться по широкой, пологой лестнице. Люди не толкались и никуда не спешили, так что идти было легко. Кей заметила, что воздух становится как-то теплей. Ей даже захотелось расстегнуть пару пуговиц и снять шарф, что она вскоре и сделала. Рин стянул с головы шапку и расстегнул свою импровизированную шубу тоже.

Только в этот момент Кей подумала, что это тоже странно — то, как безучастно жители поселка отнеслись к странному одеянию Рина, и вот теперь — к его волосам, которые определенно выделяются даже на фоне здешнего большинства, русого, блондинистого и светло-русого. Она-то просто привыкла к Рину, как и он сам. Но местные жители... они должны были как-то отреагировать. Тот же давешний мужик. Спросил бы хоть, чего это на ее приятеле надет ковер? Но мужику было все равно, будто он видит высоких парней в коврах поверх шубы чуть ли не каждый день. Да и назвать винтовку ружьем... Ну, разве только, он уже был поддат, но вроде бы запаха не было...