Прода

С сожалением отдав хрустальный снифтер предупредительной кореянке — владелец заводов, газет и пароходов на всякий случай уточнил:

— Вы о сегодняшнем торжественном открытии государем-императором Мурманской железной дороги? Или о многострадальном и наконец-то утвержденном "Законе о финансовых и кредитных учреждениях Российской империи?"

Глубоко вздохнув, минфин кротко подтвердил:

— Второе.

— Ежели честно, Сергей Юльевич, то я был немало удивлен. Не ожидал столь чеканных и однозначных формулировок: в черновиках, с которыми вы меня знакомили, все выглядело более... Разумно.

Запнувшись на крохотное мгновение, промышленный магнат счел возможным выказать вежливое непонимание, за без труда можно было услышать и явное неудовольствие:

— Особенно неприятно было узнать о безусловном разделении банков — на сберегательные либо инвестиционные.

— Вы были удивлены?! Представьте же мое удивление, князь: я передал государю два варианта закона, а мне утвердили и подписали — третий! После чего Его величество укатил в Петрозаводск, перерезать ленточку на новой железной дороге — а мне сделали большой сюрприз, опубликовав текст нового законоположения во всех правительственных газетах. И не забыв напомнить всем и каждому, про мои усердные труды в разработке именно этого чертового закона!!!

Помимо большого расстройства, в голосе опытного царедворца звучало и неприкрытое раздражение — тем, что его так просто и изящно обыграли. Еще присутствовало едва уловимое напряжение: все же Витте давал всем своим влиятельным знакомым в финансовых кругах разных стран некие обещания... И даже твердые гарантии, насчет определенного содержания статей и формулировок "Закона о финансовых и кредитных учреждениях". А тут такой афронт! Так что теперь Сергею Юльевичу требовалось как можно быстрее донести до всех заинтересованных лиц свои объяснения — чтобы их неизбежное разочарование не стало для него фатальным.

— Ах вот оно что?

Вымораживающий холод тигриных глаз сменился на легкую задумчивость: это не значило, что слова известного своей хитрож... Гм, что удивительную историю, которой поделился Витте, не проверят у нескольких источников при императорском дворе. Но его версию выслушали и приняли, а это уже было немало.

— Сергей Юльевич, а ведь я, пожалуй, знаю того, кто так прелестно нам удружил.

Взгляд вельможного финансиста полыхнул отблесками пламени:

— Кто?!?

— Наш давний и весьма последовательный друг... Из Департамента Статистики МВД.

Выдохнув, министр не выдержал и ослабил удавку черного галстука на белоснежной стойке-воротничке своей рубашки, расстегнув сюртук и пару пуговиц на жилетке. Затем выразительно поглядел на пустующий бокал возле его правой руки — и пока восточная чаровница его наполняла, устало заметил хозяину дома:

— Александр Яковлевич, право, вы начинаете демонизировать господина Васильева.

— Ну, возможно, вы и правы.

Помолчав немного, гостеприимный аристократ легко переключился на иную тему:

— Вчерашним вечером ко мне заглядывал Мишель, и мы с ним славно посидели возле камина — вот как сейчас с вами. Среди прочего, Великий князь рассказал мне довольно занимательную историю. Я о запрещении полиции разгонять мирно протестующие собрания мастеровых. Интересует?

Поглядев на моментально взбодрившегося минфина, князь понятливо улыбнулся и слегка отсалютовал бокалом:

— Наша дорогая и всеми любимая императрица Аликс регулярно удостаивает аудиенциями одного генерала от статистики: у государыни мало сторонников при дворе, а она, как и любая женщина, любопытна и живо интересуется самыми разными новостями. Как-то Александра Федоровна задала генералу вопрос, почему подданные регулярно бунтуют против помазанника Божия: Васильев же, не будь дураком, ответил, что у тех и в мыслях нет бунта. Просто, когда те же рабочие возмущаются притеснениями нечистых на руку заводчиков, те зовут полицию и заявляют о неких политических требованиях своих работников. Требующих справедливости мастеровых разгоняет и арестовывает кто? Полиция. Которая служит власти, кою в империи олицетворяет государь-император Николай Александрович Романов. В итоге, стараниями лукавых заводчиков и фабрикантов растет народная нелюбовь к Самодержцу Всероссийскому... Довольно простенькая логическая цепочка, не правда ли? Но каковы последствия?.. Особенно для Министерства финансов, куда и побегут жаловаться все промышленники, у которых нелады с работниками. Не к Плеве же им идти — тот ради них и пальцем не пошевелит.

Оценив грядущие проблемы, Витте с трудом удержался от крепкого словца.

— Продолжение истории еще интереснее: запрет для полиции вскорости будет дополнен еще и штрафами на случай ложных вызовов — и вообще, Аликс находит просто возмутительным то, что некоторые промышленники и торговцы позволяют себе... Вольно трактовать Уложения империи и подтачивать устои власти. И даже усматривает в этом политический момент, направленный против священной особы государя-императора.

Не выдержав, министр финансов все же тихо прошептал себе под нос что-то неразборчивое. Возможно, искреннее восхищение незаурядными умственными способностями императрицы?

— Наша царица никогда не скрывала своей нелюбви к вам, Сергей Юльевич — и, как мы знаем, у нее есть один рассказчик занимательных историй, недурно разбирающийся в экономических вопросах. Тут убрать из текста запятую, там добавить пару слов... Генерал Васильев пользуется доверием и благорасположением августейшей четы, а государь, будем честны — изрядно раздражен намеренным затягиванием работы над окончательными формулировками "Закона о финансовых и кредитных учреждениях".

Помолчав, Витте признал:

— Действительно, занимательная история.

— Рад, что она вам понравилась... Но меня с недавних пор занимает совсем иное.

Подхватив трость, князь Александр с заметным усилием вздел себя на ноги, и дохромал до массивного рабочего стола — откуда вернулся с каким-то документом. Передав несколько листков бумаги с характерными вензелями Кабинета Его императорского Величества, израненный бандитскими пулями аристократ с видимым облегчением осел в свое кресло и перевел дух:

— Полюбопытствуйте, Сергей Юльевич.

Ну, чрезмерной скромностью вельможа никогда не страдал, и уж тем более ей не наслаждался, так что без лишних слов вчитался в проект... Арендного договора? По которому некой неуказанной персоне передавались в долгосрочную аренду кабинетские земли Алтайского горного округа. На очень выгодных условиях — на первый взгляд. Но при повторном и уже неспешном прочтении даже у многоопытного министра финансов слегка дрогнуло лицо: было бы не преувеличением сказать, что он держал в руках настоящую хвалебную оду профессионализму чиновников императорского Кабинета. Гарантированные поставки на Транссиб угля, пригодного для паровозных топок? Звучит прекрасно, особенно в той части, где указана среднерыночная по империи цена: арендатору всего-то требовалось провести за свой счет геологические изыскания, заложить угольные шахты, ну и устроить хотя бы узкоколейную железную дорогу, чтобы возить добытый уголек в Новониколаевск, где его были готовы принимать и оплачивать без ограничения поставляемых объемов. Такие же гарантированные поставки крупных объемов чугуна и железа, сталей разных марок и сортового металлопроката — и вновь с небольшой оговоркой, что все это должно быть выплавлено из местного сырья. Ага, опять озадачиваем геологов — все равно ведь в тех местах бродить будут, пусть и железную руду с антрацитом поищут! Ну и так, по мелочи: строим коксохимический завод и металлургический комбинат, а к ним и все остальное, что обычно окружает такие производства. Право, какая ерунда! Вишенкой в проекте арендного договора было пожелание, чтобы уважаемый арендатор поспособствовал разработке одного перспективного нефтяного месторождения близ Новониколаевска. Да-да, того самого, который сам же и открыл — и даже оставил в своем владении треть имеющихся в таежных недрах запасов нефти. Так сказать, чтобы он утрудился и ради своей прибыли, и ради государственной пользы — потому как еще одна треть-то принадлежала казне Российской империи! Про последнюю треть, отошедшую в ведение Кабинета Его императорского величества, составители договора скромно не упомянули, полагая, что это подразумевается само собой.

— Нда-с, занятный документик.

Подметив взгляд, брошенный на ту часть арендного договора, что осталась у него под рукой, князь Александр спокойно пояснил:

— Это список уже имеющихся кабинетских предприятий в Алтайском горном округе, которые Кабинет оставляет за собой и под своим управлением.

Понимающе покивав, известный радетель за развитие промышленности империи отдал бумаги улыбчивой горничной (ах, хороша чертовка!) и потер лицо, разгоняя как-то резко навалившуюся усталость.

— Честно говоря, Александр Яковлевич, даже не знаю, что вам сказать по сему поводу. То ли поздравить, то ли... Посочувствовать?

Кривовато улыбнувшись на последнем предположении, светловолосый аристократ без всяких слов дал понять, насколько он счастлив оказанной ему чести и высокому доверию самого государя-императора.

— Вам ли не знать, Сергей Юльевич, что от некоторых милостей порой бывает очень трудно уклониться. Однако меня интересует другое.

Резковато разведя руки в жесте "чем смогу, помогу", Витте едва не разлил драгоценный напиток, и тут же поспешил понизить его уровень в бокале.

— Мне бы хотелось ясности в двух вопросах, Сергей Юльевич. Во-первых узнать, кто тот мой тайный доброжелатель, что так интересно составил арендный договор.

— Интересно, это не то слово... Или я чего-то не знаю?

Поболтав в своем снифтере тягучий медовый хмель, архимиллионер развеял недоумение министра финансов:

— Проект договора вчера завез мне Мишель, и у меня было время кое-что прикинуть и подсчитать. Удивительно, но все необходимые затраты по развитию Алтайского горного округа вполне укладываются в определенную сумму, которая — вот же совпадение! Совсем недавно была перечислена мне Гезельшафт банком за некоторые наши общие с этим консорциумом дела. Утекло, дорогой мой Сергей Юльевич, именно из вашего министерства, так что вы уж поищите, кто там у вас такой... Неосмотрительный. Вы же понимаете, что у меня были свои планы на эти деньги? И эти планы теперь полетели в...

Запнувшись, князь Агренев длинно выдохнул и успокоился:

— Одним словом, я на вас рассчитываю. Это не генерал Васильев: он разбирается в экономических вопросах, но вот касательно промышленных он слабоват. Я слышал, у государя есть несколько доверенных чиновников: например, некий коллежский советник Алексеев, курирующий затею господина Безобразова с лесными концессиями в Корее...

Просьба князя Александра выглядела полезной и для самого Витте, поэтому он состроил значительное лицо и заверил, что приложит все силы. Ну и раз разговор повернулся таким удобным для гостя образом, он попробовал примерить на себя маску беспристрастного арбитра:

— Александр Яковлевич, не хотелось бы заводить этот разговор, но обстоятельства вынуждают...

— Да?

— Ваши разногласия с Рафаловичами. Положение экономики империи сейчас не самое лучшее, и ваш, будем говорить прямо, конфликт, лишь усугубляет и без того непростую ситуацию...

Видя, что собеседник не спешит хоть как-то реагировать, минфин слегка поднажал:

— Пора уже сесть за стол переговоров и прийти к взаимовыгодному решению: худой мир лучше доброй ссоры.

Усмехнувшись, израненный блондин насмешливо поинтересовался:

— А зачем мне идти на уступки? Пока жандармы и полиция усердно копают в сторону еврейского "Бунда", но если им немного подсказать...

— И вызвать неизбежные еврейские погромы как минимум в Одессе? Не знал, что вы столь кровожадны, Александр Яковлевич.

— Не я это начал, и уж точно не я нанимал бандитов с револьверами для кардинального решения нашего с ними конфликта.

— Александр Яковлевич, поверьте: они очень сожалеют. В каждом стаде есть паршивая овца, и в их семействе нашлась такая... Поверьте, я знаю их лично, и они очень порядочные люди! В конце концов, я готов поручится за них.

Уступать просьбе Витте хозяину дома не хотелось, и он этого не особо-то и скрывал. Однако недаром князь Агренев был известен своей широтой взглядов и способностью договариваться даже с недоброжелателями. Предоставил он шанс и одесскому семейству банкиров и торговцев:

— Наши разногласия начались, когда Рафаловичи решили присвоить те предприятия Поляковых, в которых имели участие. Они отдадут их моему Сберегательному банку по номиналу.

— Само собой, Александр Яковлевич: они были неправы, и с радостью исправят свою ошибку.

Кивнув, сиятельный аристократ-архимиллионер продолжил назначать условия чужой капитуляции:

— Русская аграрная компания спокойно построит элеваторы и все необходимое для портовой перевалки зерна в Ростове на Дону и в Одессе.

Минфину от этого условия не было ни холодно, ни жарко. Скорее даже наоборот:

— Очень полезное и своевременное начинание.

— Далее. Рафаловичи имеют пакет акций в Сибирском торговом банке: они продадут его по номиналу директору Русской Дальневосточной компании.

Взор гостя, полный отеческой укоризны, на хозяина дома подействовал слабо. Вернее, не подействовал вообще. Но кое-какой результат Витте все же получил — правда не тот, на который рассчитывал:

— Это для Мишеля.

Замерев, верный подданный российской короны осторожно уточнил:

— А он что же... Знает?

Теперь уже князь Александр вернул ему укоризненный взгляд.

— Конечно. И заметьте, пока не торопится помогать полиции и охранке.

Кашлянув и влив в себя остатки медовухи (кувшин с которой, увы, совершенно опустел), крепко повязанный с одесским кланом евреев чиновник без всякого согласования выдал строго положительный ответ.

— Ну и последнее. Та самая паршивая овца, про которую вы упоминали: она уедет из империи, и более никогда не вернется в ее пределы.

Учитывая, что Рафаловичи имели три больших представительства по продаже российского зерна за рубежом, условие было легко исполнимым и даже необременительным. Что же, не все сложилось так, как желалось министру, но его визит к израненному князю определенно прошел хорошо: поговорив еще немного для приличия о последних тенденциях в многострадальной экономике империи, гость решил откланяться. С последним вышло не все так просто: стоялый мед оказался весьма коварной субстанцией — оставляя разум ясным, он так ловко и незаметно путал ноги, что не старому еще мужчине едва не случилось приложиться носом и лицом к добротно натертому паркету хозяйского кабинета.

— Сергей Юльевич, вы как?

— Э-э... Благодарствую, вполне. Ай да медок!

— Может вам одолжить трость? Хотя бы до машины: право же, мне будет неприятно, если вы покинете мой дом в синяках.

Хохотнув и оценив общее самочувствие, Витте самокритично признал, что в его случае это неплохой выход. Приняв трость-фриц и оценив, насколько приятно лежит рукоять в ладони, он даже чуть-чуть расчувствовался: