Академия Приворотов

Но каким бы "игрушечным" зельеваром я не была, это недоразумение с конфетами било по самолюбию. А когда я вспомнила, что о моей степень в Академии практически никто не знает, а подбросили мне не что-то, а именно приворот... Это даже для жестокой шутки было слишком — под действием приворотки я бы могла наворотить такого, за что меня бы уволили — тем более в свете назначения нового ректора. К тому же я совершенно не понимала, чем именно заслужила такое отношения. Мне всегда казалось, что я умею вести себя со студентами, поддерживая доброжелательные, но корректные отношения.

От переживаний меня спас Чекель. Он хлопнул в ладоши и легко заходил по лаборатории. Выставил в ряд несколько проявителей, достал из ящика набор мензурок и повернулся ко мне:

— Побудешь ассистентом, — заявил он и принялся за работу.

Аккуратно, пипеткой, втянул лужицу начинки — получилось не то чтобы легко, но зельевар умеет работать с зельями любой консистенции. По капельке наполнил несколько мензурок, одну сразу же запечатал — все верно, исходный образец должен остаться. Я схватила бланк исследований и карандаш — ручкой никто сразу не пишет. Закончив с приготовлениями, мы приступили к работе.

Чекель изучал зелье, выявляя его особенности, а я аккуратно записывала все на бумагу. И чем больше писала, тем больше не понимала ситуации.

Зелье в конфетах мало чем отличалось от классического приворота, который так ценят девицы, мечтающие выйти замуж — оно формировало у жертвы стойкую привязанность, чуть приглушало мыслительные процессы, и со временем должно было сойти на нет. Но без наворотов не обошлось — кто-то додумался попытаться заменить обычную чувственную привязку ментальной. Видимо, для этих целей в зелье добавили размельченную заговоренную некромантом собачью кость, а что бы прикрыть горечь щедро добавили ретеровую эссенцию. Помимо заговоренной на подчинение косточки, в классический рецепт добавили корень спимуса — совершенно здесь бесполезный ингредиент, никак с прочими компонентами зелья не взаимодействующий. Чекель предположил, что спимус должен был "смягчать" действие кости — ведь он в некоторой мере проясняет сознание.

Получившаяся отрава вполне могла бы считаться даже не приворотным, а подчиняющим, а это уже совсем не шутки. Единственное, на что оставалось надеяться, так это на то, что никому кроме меня такого "подарочка" не делали. А если и делали, то зелье все же не настолько хорошо работает, как кажется, когда изучаешь его в лаборатории.

Чекель удовлетворенно встряхнул руками, вытащил небольшой ящик и аккуратно составил в него все образцы. Я с грустью смотрела, как в лабораторной таре скрывается та злосчастная коробка — нет, все правильно, но как же жалко шоколад! Не могли они, что ли в печеньки это варенье приворотное запихнуть? Зачем такие дорогостоящие "капсулы" для и так недешевого эксперимента?

— Ладно, Этидда, беги. Первичный анализ мы провели, вполне хватит на отчет ректору, а более подробно я эту красоту попозже изучу, — широко зевнул мужчина.

— Да, надо будет еще проверить, как с шоколадом вся эта мешанина взаимодействует, — кивнула я, вспоминая свойства своего любимого лакомства.

Нет, в зельях шоколад обычно не используется, но когда его только-только начали завозить с островов, некоторые богатые энтузиазмы принялись проверять все его возможные свойства. Даже книжку потом выпустили — конечно, у меня хранится один экземпляр.

— Ты, кстати, докладную не забудь, — по-доброму прищурил один глаз Чекель.

Он поднял очки, снял перчатки и сразу же превратился в насмешливого неторопливого лерийца, которого скорее представляешь на низком диванчике, в окружении слуг и многочисленных детей, а никак не в лаборатории, ловко управляющимся с порошками и жидкостями. Вот уж кто-кто, а Чекель не будет рычать и беситься, тем более в присутствии женщины, не то, что этот вздорный тип Гредок. Вспомнив про новоявленного ректора, я чуть вздохнула. Встречаться с ним, да еще опять по поводу привороток, совершенно не хотелось.

Сердечно распрощавшись с Чекелем, я выскользнула из лаборатории. Когда-то я была готова на все, лишь бы не заходить лишний раз в подобные помещения — родители в свое время сделали все, чтобы один вид зельеварческой лаборатории вызывал у меня невыносимую тоску. Но с тех пор прошло уже достаточно времени и теперь эти спецкомнаты вызывали у меня нечто вроде ностальгии. Иногда я даже задумываюсь о необходимости домашней лаборатории — сейчас всю свою рабочую утварь я храню в маленькой кладовке, а когда нужно варить зелья, утаскиваю с кухни все съедобное и принимаюсь работать там.

Что на самом деле немножко глупо — я всегда воспринимала свою осведомленность в зельях как нечто само собой разумеющееся. Каждый раз, когда я варила зелье от простуды, когда во время сессии старательно настаивала для себя удойные энергетики — это было удобно и легко. Я даже не задумывалась о том, что все это дано немногим. Сейчас, когда я чуть не стала жертвой опасного зелья, все виделось несколько в ином свете.

Зелья — это самая обширная область магии. С помощью нехитрых (ну, или хитрых — как пойдет) снадобий можно исцелить, покалечить, влюбить, подчинить, заставить работать из последних сил, усилить чьи-то физиологические особенности, а то и вовсе дать человеку нечто, до этого неведомое. Зелье действуют куда тоньше атакующей магии и незнающему человеку сложно защититься от этой жидкой магии. Мои родители — оба представители зельеварческих династий — должно быть знали это куда лучше меня. И то, что они настояли на получении степени — это скорее забота, а не фанатичное стремления продолжение семейных традиций... От этих мыслей стало немного не по себе — что еще я упустила, так рьяно сосредоточившись на себе и своих мечтах?

Приступ переосмысления родительских наставлений привел к тому, что я решила позвонить предкам. К тому же, хоть призваться в этом не хотелось, вся эта история с зельем меня немного напугала — все же опасности я не заметила, а спасла меня моя нелюбовь к слишком сладкому... хотя, там столько ретеры добавили, что вряд ли найдется кто-то, способный это съесть. Но это один неудачный пример. А сколько раз за мою жизнь мне попытаются подсунуть нормальные зелья? Все же, хорошо, что родители настояли на своем, и заставили меня выучить эту науку. Другое плохо — я расслабилась и начала забывать о главных правилах любого зельевара.

В общем, вся эта внезапно нахлынувшая дочерняя благодарность привела к тому, что я быстро переоделась в домашнее платье и полезла в кованный сундочек, где хранились артефакты. Осторожно вытащила мягкую бархатную коробочку со связным зеркалом и сразу закрыла сундук — артефакты не любят свет. Дальше порядок действий был прост — пройтись по квартирке и завесить все зеркала, ладно хоть, их у меня всего два — в ванной и у выхода. Закончив с мерами предосторожности, я села за стол и открыла коробочку.

Связное зеркало — вещь распространенная и редкая одновременно. Все знают об этом артефакте, но не каждый может себе его позволить. В нашей семье связные зеркала появились еще во времена моей прабабки, так что и вид они имеют соответствующий. Лично моя часть — крупный, треугольный осколок в темной, ажурной деревянной рамке — выглядела благородно и дорого. Папин осколок наоборот был весь потерт, кое-где треснул и небрежно обмотан несколькими слоями ткани. Маме связное зеркало торжественно подарили на свадьбе бабушка и дедушка, у нее оно вовсе похожа на обычное карманное зеркальце. Все эти осколки были заколдованы нашими предками и использовались только в семье, именно поэтому они так охотно и легко служат.

Я погладила гладкую зеркальную поверхность и негромко позвала папу. Мое отражение чуть помутнело, расплылось, а потом и вовсе скрылось за сизой дымкой. Мне пришлось несколько минут любоваться иллюзорными клубами дыма, прежде чем тот постепенно рассеялся, и в зеркале показалось папино лицо.

— Что случилось? — мягко спросил он, стягивая очки зельевара на шею.

Я замялась, внезапно поняв, что просто не могу признаться в том, что чуть не стала жертвой приворотки. Но и разговор о всякой ерунде папу не устроит — я выходила на связь либо по праздникам, либо по делу.

— Посоветоваться с тобой хотела, — осторожно подбирая слова, сказала я.

Папа кивнул, ожидая продолжение.

— Не знаешь никого, кто специализировался бы на некромантских зельях? — внезапно выдала я.

Папа тут же нахмурился и внимательно осмотрел меня.

— Этидда, что происходит? — недовольно спросил он.

— Ничего такого... — пробормотала я. — Просто интересно...

— Да что ты говоришь? — недоверчиво хмыкнул он. — Этидда, не юли.

Я глубоко вздохнула. Маму я могла обманывать с переменным успехом, но с отцом это не выходило никогда. Стоило ему только сказать свое веское "Этидда, не юли", как я тут же сдувалась и выкладывала ему всю подноготную. И только ближе к совершеннолетию, я поняла, что правда — понятие растяжимое, и научилась хоть как-то скрывать от отца секреты.

— Просто, мэтру Чекелю попался интересный образец зелья — смесь традиционной школы и некромантской, — честно выдала я. — Вот и захотелось посоветоваться с профессионалом.

— Ты же работаешь на другой кафедре, — снисходительно напомнил мне родитель.

— Да, но в последнее время немного помогаю мэтру, даже ассистирую время от времени, — поспешила я обрадовать его.

— Даже так? — отец чуть улыбнулся.

Я активно закивала головой. Папа только хмыкнул что-то себе под нос и бросил на меня короткий испытующий взгляд. Вот чем хороша связь через зеркала — она не показывает чуть трясущуюся ногу и сжатые в кулаки руки. Поэтому поводов усомниться в моей честности у отца не было. Наконец, он резко качнул головой и чуть отодвинулся от зеркала.

— Сама понимаешь — некроманты народ скрытный, — неохотно ответил он. — Так что практикующих, если я даже и назову их имена, ты все равно не найдешь, не разговоришь. А вот теоретика одного помню — высокомерный выскочка, конечно, но вроде разбирается. Туарус Мерт.

Я поспешно записала имя на бумажке и расплылась в улыбке.

— Не торопись радоваться, — тут же осадил меня папа. — Во-первых, мужик противный до невозможности. Во-вторых, связаться с ним не так-то просто — через секретаря нужно неделями переписываться. И, в-третьих, с женщиной он разговаривать не будет, так что пусть вопросы задает мэтр Чекель.

Я поморщилась — во многом, именно из-за дурацкого отношения к женщинам, я поспешила отойти от зельеварения. Представительниц прекрасного пола там допускали в основном до косметики, легких лекарственных зелий и, конечно же, до приворотов и отворотов. Чтобы заняться чем-то более серьезным, нужно было бы доказывать свою состоятельность раз за разом, терпеть придирки и работать, работать, работать. Скажите, так везде? А вот и нет. Даже в боевой магии женщинам проще, чем в зельях.

Папа сразу же уловил мое настроение и понимающе хмыкнул.

— Не дури, — коротко заявил он. — У тебя ни опыта, ни имени, только степень, которая пылиться где-то среди старых тетрадей. С тобой ни один более или менее толковый зельевар так просто не заговорит. Сама же решила делать карьеру в другой области.

— Да я знаю, папочка, — вздохнула я. — Просто вспомнилось. Ладно, спасибо.

— За что? — фыркнул отец. — Ничего особенного. Ты лучше скажи, когда домой наведаешься?

— Не знаю. У нас сейчас новый ректор... такой кавардак, — наверно, все же преувеличенно грустно вздохнула я. — Вряд ли сейчас меня куда-нибудь отпустят...

— Что хоть за ректор? — понимающе ухмыльнулся папа.

— Инсар Гредок, — ответила я. — Честно говоря, даже не слышала о таком, а он явно надолго.

Папа пожевал губами, будто пытаясь вспомнить.

— Я тоже не слышал, — задумчиво протянул он. — Будь осторожнее.

Я заверила отца в своей небывалой разумности и мы попрощались. Аккуратно убрала артефакт на место, сняла плотную черную ткань с обычных зеркал, а потом взяла бумажку с именем. Еще раз прочитала имя неведомого мэтра-некроманта, пытаясь вспомнить о нем хоть что-то. Но в голове царила пустота. В конце концов, я решила посоветоваться с Чекелем, и кинула бумажку на стол. Правда, еже через мгновение снова вцепилась в нее — это была не просто бумажка, это была карточка, которая прилагалась к коробке с конфетами.

Помнится, я едва обратила внимание на записку, когда получила коробку. Очарованная конфетами, я небрежно откинула ее в сторону и забыла. Теперь же я смотрела на нее куда более внимательно. Но, как бы я не всматривалась в сложенный пополам листок плотной бумаги, украшенной вензелями, я не могла найти хоть что-нибудь настораживающее или подозрительное. Это была совершенно обычная подарочная карточка, какие кладут в букеты цветов и прочие приятные подарочки. Даже надпись "С благодарностью..." была прописаны каким-то каллиграфом — ни один обычный человек так не написал бы. В углу были старательно выведены инициалы, но даритель явно торопился и свернул лист пополам до того, как высохли чернила, так что подпись была размазана и не читалась.

Когда я получила коробку, я решила, что это вкусное "спасибо" от Грегора, ведь получила я ее в тот же день, когда парень пересдавал свою оценку и чуть не завалился. Но сейчас, пытаясь вчитаться в кляксу, оставшуюся от инициалов, я не была в этом так уверена. Может, тут сыграла большую роль моя симпатия к обаятельному студенту, но верить в то, что улыбчивый парень может оказаться таким подлецом, мне совершенно не хотелось.

Глава 3. Отношения накаляются

Конечно же, мэтр Гредок снова угрожающе раздувал ноздри, недовольно кривился и неприязненно на меня смотрел. Он явно не воспринимал меня невинной жертвой чьей-то жестокой шутки — для него я была центром проблемы.

— И как часто вы принимаете такие дорогие подарки, леера Лорель? — едко спросил он, отбросив мою объяснительную.

— Это был первый раз, — ответила я тоном примерной девочки.

Только услышав свой тоненький, нерешительный голосок, я поняла, как жалко выгляжу. Я сидела перед огромным, давящим Гредоком, вся сжавшись и сгорбившись, отчего казалась еще более маленькой и виноватой. Глубоко вздохнув, я выпрямилась, расправила плечи и подняла голову. Только смелости прямо посмотреть ректору в глаза мне не хватило, поэтому я остановила свой взгляд на его носе. Надо сказать, выглядел ректорский нос не так внушительно, как сам ректор — слишком ровный, тонкий, аккуратный — Гредоку больше подошло бы что-нибудь крупное, несколько раз переломанное и вспухшее.

— Леера Лорель, Вы что не знакомы с преподавательской этикой? — продолжал он выплескивать свое недовольство на меня.

— Мэтр Гредок, я преподаю уже десять лет, — как можно тверже ответила, вскинув подбородок. — Не нужно читать мне нотации и напоминать о правилах. Давайте сосредоточимся на реальной проблеме.

— Конечно, — презрительно сморщил нос мужчина. — Вам не нужно напоминать о правилах, а вот меня нужно поучить работать, верно?

Он резко откинулся на спинку свое кресла, отчего мебель покатилась назад, отчетливо скрипнув ножками. Я промолчала, все свои силы тратя на то, чтобы вновь не сжаться в комочек и не втянуть голову в плечи, принимая покаянный вид пойманной школьницы. Я просто не могла нормально общаться с ректором, пропуская мимо себя всю его злость и несправедливые и обидные обвинения — хотелось защищаться и дерзить, как зануде Лебедице, нашей кухарке, которая считала своим долгом воспитать меня правильной девочкой, раз уж родители об этом не позаботились. Проблема была в том, что Гредок был моим начальником, с которым, по идее, я не должна была пересекаться слишком часто, но при этом обязательно должна была бы оставить о себе приятное впечатление. Не стану страдать и думать и том, как могло бы быть — вышло то, что вышло, но как теперь все исправить?