— Философский камень, Райский камень, Великий Эликсир, Красная Тинктура, Пятый Элемент, — перечислял разные названия Марко. — Он может иметь форму отличную от камня, недаром у него множество имён. Но он не завершен. Я не знаю, когда он исчерпает себя и станет бесполезен.

— Этого-то как раз хватит надолго, — внимательно рассматривая жидкость, ответил я. Сейчас с такого близкого расстояния я мог оценить, насколько она эффективна и каков её потенциал. — Даже незавершённые камни обладают колоссальной силой. Вот только чтобы создать настоящий философский камень, нужно нечто большее.

— Эдвард... — сглотнул Марко и шокировано посмотрел на меня. — Только не говори мне что ты...

— У меня была возможность, и я ею воспользовался, — ответил ему я, откидываясь на стуле. — Многие алхимики после войны отказались от своего звания, потому что не хотели быть живым оружием. Я же, зная, к чему всё это ведёт, сам стал Государственным алхимиком и не намерен отступать от своих целей. Я ступил на дорогу, ведущую в Ад. И чтобы выжить в этом Аду мне пришлось стать Демоном.

— Не могу поверить. Просто не могу поверить, — покачал головой Марко и вздохнул. Похоже, он окончательно успокоился и принял как данность мою суть. — Ты действительно сможешь их остановить, Эдвард?

— Хм, ну, я хотя бы попытаюсь, — по-детски улыбнувшись, ответил я. — Всяко лучше, чем сидеть и ничего не делать, теша себя мыслью, что я никого не убил.

— Наверное, ты прав, Эдвард, — произнес сильно задумавшийся доктор.

— 'Наверное'? — мой голос так и сквозил недовольством. — Старик. Никакого 'наверное'! Я абсолютно прав! 'Наверное', тьфу. Скажут же такое!

— Ты слишком остро реагируешь, брат! — попытался остудить меня Ал. На это я рассмеялся, ещё больше приводя остальных в смятение.

— Ладно, пошутили и хватит, — кончив смеяться, серьёзно произнёс я. — Марко, при всём уважении к тебе, я не могу позволить тебе оставаться тут. Рано или поздно тебя найдут. И что-то мне подсказывает что рано. У тебя есть полчаса, чтобы собрать вещи. Ты поедешь со мной.

— Но что скажут жители города? — спросил удивленный Марко.

— Что скажут? — задумчиво произнёс я. — Они справят по тебе достойную панихиду.

— Чего? — Не понял Марко. Да и остальные были удивлены не меньше.

— Ты ведь алхимик, Марко, — вновь вздохнул я. — Сделай тело, а я когда будем уходить устрою пожар. Маленький, но надёжный. Сгорит всё и до основания. Нельзя оставлять никаких следов.

Марко собрал вещи и при помощи философского камня сделал тело. Я же немного поработал над его внешностью. Так как медицинской алхимией я владел на уровне, то смог изменить ему цвет волос, немного омолодил его. Лицо немного изменили макияжем. Подобрали ему другую одежду. Зато теперь жители города не узнают, что доктор куда-то уехал. А если говорить серьёзно, то теперь он сильно отличался от того Доктора марко которого знали все. Когда же мы добрались до вокзала и сели на поезд, со стороны города был виден столб густого дыма. Сработала моя заготовка и теперь можно быть уверенным, что даже если кто-то и выйдет на след Марко, ничего ему сделать не смогут.

Вскоре поезд отправился в путь, а уже ранним вечером мы прибыли в Ризенбург.

* * *

— Больно, мать вашу за ногу и во все дыры, — матерился я, когда мне в голову прилетел гаечный ключ. Она метнула его в меня! Нет! Она! Метнула! В меня! Чертов Гаечный Ключ! И попала! Нет, она точно попала!

— Не ругайся, Эд, — раздался голос Пинако. — И где ты только таких слов поднабрался?

— Кхм, — кашлянул я и выразительно посмотрел на неё. Да, бабуля сама была не прочь высказаться покрепче. Особенно когда примет на грудь, хотя и делала это редко. Вот только если Ал с Уинри об этом даже не знали, то я был как раз таки в курсе. — Я промолчу!

— Вот и помолчи, — согласилась Пинако, уже догадавшись, о чём я подумал. У нас с ней вообще часто единодушие в мыслях проскальзывает. Хорошая бабулька, боевая. Хотя чего ещё ожидать от старой собутыльницы моего папаши. — Как доехали, Ал?

— Хорошо, бабуля Пинако, — ответил мой брат, косясь то на меня, источающего эманации ненависти, то на дом, где с балкона нам махала радостная Уинри. — Эд, успокойся, не надо убивать Уинри!

— Гррр... на ингредиенты пущу, — буркнул я, успокаиваясь.

Увидев, что я больше не собираюсь никого убивать, Ал с облегчением вздохнул. Мы вошли в дом, и к нам в гостиную спустилась Уинри. На голове у неё была повязана бондана, а одета он была в комбинезон, верх которого обвязан на манер пояса. И в чёрном топике. И больше ничего. Я даже протер глаза, но никуда не делось, то, что я увидел.

— Эд, Ал, рада вас видеть, — улыбнулась она. Похоже, действительно рада. — Вот только в следующий раз звонить надо и предупреждать что приедете!

— Знаешь, Уинри, — протянул я, выразительно оглядывая её бюст и теребя подбородок единственной рукой. — Такую одежду надо носить, когда у тебя минимум третий размер груди. А здесь она едва дотягивает до второго.

И без зазрения совести нагло ткнул в её правую грудь. Она была мягкой. Лицо Уинри медленно окрасилось в красный цвет, как и лица остальных. И если у Ала с Уинри это смотрелось естественно, то вот лица Марко и Армстронга выглядели довольно комично. И лишь со стороны Пинако послышался многозначительный хмык.

— Чего? Неужели хочешь сказать, что я не прав? Как погляжу, твоя бабуля с этим согласна, а неё в этом гораздо больше опыта, уж поверь.

— А не рановато ли для подобных выводов, Эд? — спросила Пинако.

— Рановато? После того как половина Столичного бомонда пыталась затащить меня в постель, я не думаю что рановато, — поделился я подробностями светской жизни.

— Половина? — а у старушки ещё есть порох в пороховнице. Вон как глазки заблестели. А на то, что я ей во внуки гожусь, ей как-то плевать.

— В основном женская половина, — пояснил я. — Но попадались и оригиналы.

— Куда катиться мир... — повторила она одну из моих любимых фраз.

— Не то слово, бабуля, не то слово, — вторил ей я и мы вместе рассмеялись.

— Эд, а ты чего приехал? — наконец спросила меня Уинри. Ал покосился на меня и аккуратно так стал сдвигаться к выходу.

— Рука сломалась, — невозмутимо ответил я. Уинри посмотрела на место моей правой руки. Там было пусто.

— Как сломалась? — медленно произнесла она.

— Вдребезги, — не стал я лукавить и, сняв куртку, продемонстрировал отсутствие брони. — И не надо тянуться за гаечным ключом. Мне и первого раза хватило. Едва только от ран оправился и на тебе...

— Тебя ранили? — а вот теперь в её голосе было нешуточное волнение. Переживает девочка за меня, переживает.

— Да, в голову во время рождения, — неудачно пошутил я. — Вот и ищу неприятностей на свою задницу. Ну, так как, поможешь?

— Ладно, — вздохнула она. Видимо смирилась, что придётся делать новую руку. — Вот только это обойдётся тебе...

Я прервал её, протянув ей чек с суммой превышающей максимально возможную в три раза.

— Этого хватит? — спросил я. По загоревшимся глазам девочки я понял что да. Но тут некстати проснулась её совесть.

— Знаешь, Эд, но тут слишком много, — ответила она.

— Сделаешь две, — припечатал я, на что её лицо вытянулось. — Чтобы когда она вновь сломается, у меня была запасная.

— 'Когда' сломается? — голос Уинри вновь зазвучал угрожающе, а её рука сама потянулась за гаечным ключом.

— Ты же меня знаешь, — вздохнул я в ответ. — Я же постоянно ищу приключений на свою задницу! А учитывая, что ничто не вечно под луной, я удивляюсь как вообще целым остаюсь, не то что броня. Ладно, с делаем так. Готовишь мне две модели. Одну обычную, а вторую — северную. Из облегченных материалов и с защитой от обморожения.

— Хорошо, — кивнула Уинри. — Но на это уйдёт дней восемь. И это минимум.

— Я тут на все десять, — махнул я рукой, и прежде чем она успела отреагировать, подошел к ней и поцеловал. — Спасибо, подруга.

Это заставило вновь всех покраснеть, опять же кроме Пинако. А Уинри вообще зависла.

Так началось мое пребывание в Ризенбурге.

Признание

Что можно сказать нового о моём родном городке. Ну, разве то, что с тех пор как я покинул его, он совершенно не изменился. Те же люди, те же увлечения. Дом мой как стоял, так и стоит. А у семьи Рокбеллов, как не было отбоя от клиентов, так они донимают их до сих пор.

За четыре дня, что прошло с момента нашего прибытия в город, Уинри смогла полностью собрать новый экземпляр автоброни для меня. Заодно подрегулировали и мою ногу, так как я немного 'вырос'. И как всегда работа девушки была на высоте. Не зря она носит гордое звание Мастер и я ничуть не жалел тех денег, что отдал ей авансом. На самом деле возможность свободно ходить и пользоваться рукой — бесценна. И благодарить за это я должен моего любимого механика.

Надо сказать, что как только Уинри села за работу, её не было видно и слышно. Но я заметил что она работала и днём и ночью. И всё с одной целью, чтобы я поскорее встал на ноги. Наверное, именно к таким вещам нужно применять выражения вроде 'сделано с любовью'.

Когда утром четвёртого дня мне уже примеряли новую броню, мельком я заметил, как покраснело лицо Уинри, когда она встретилась со мной взглядом. Да, тот поцелуй гораздо глубже затронул её чувства. Любил ли я её? Да. Любила ли она меня? Смею надеяться что да. Уинри — самое большое моё чувство. И я сильно боюсь обидеть её. Даже то моё негодование тогда при встрече было напускным. И она это прекрасно знала.

Пока шла сборка моей новой брони, Алекс колол дрова. Кулаками. А всё благодаря передаваемому в Семействе Армстронгов из поколения в поколение умению. Естественно легендарному. У них всё легендарное и всё из поколения в поколение. Интересно, а в туалет они ходят тоже 'легендарно'? Впрочем, спросить это, наглости у меня не хватило.

Ал же, пока я 'сидел без дела', оттачивал своё искусство алхимии у нас дома. В этом ему помогал Марко. Правда, его я представил как Морриса Рейна. Не стоит пока моим близким знать такие подробности. Для их же блага. После я даже специально сделаю на его имя документы. С новым лицом и новым именем его будет ещё труднее искать. Да у него даже голос немного поменялся. Сначала марко не понимал, почему Ал стал Государственным алхимиком. Но узнав, что я совершил человеческое преобразование в столь раннем возрасте и что Ал хочет вернуть мне руку, он решил помочь нам. Так у Ала появился очень хороший учитель.

Я же действительно все эти четыре дня 'сидел без дела', как могло бы показаться со стороны. Но на самом деле я был очень занят. Пересмотрев записи отца, я нашёл там упоминание о моей 'проблеме'. А также пути решения, которые он смог обнаружить спустя время. Но для этого требовались огромные усилия. Нужно было переговорить, а точнее принять воспоминания всех поглощенных душ. По сути, сделать их своими. Хоэнхайм, когда начал этот процесс, не довёл его до конца, не желая лишать тех, кто был им поглощён, индивидуальности. Лишать их личности. Растворять их в себе. А может быть, он просто боялся перестать быть собой. Ведь во время этого процесса личность человека вне зависимости от желания меняется. Впрочем, если есть чёткие цели, они никуда не исчезают. Но отношение к вещам может поменяться. Чтобы этого не произошло, процесс надо контролировать на всех этапах. И именно этим я занимался, лежа на полянке под деревом.

За четыре дня я смог только начать этот процесс, и до завершения было очень далеко. Но уже сейчас я чувствовал много изменений. Во-первых, ускорилось моё мышление. Во-вторых, на вещи я стал смотреть шире, можно сказать с нескольких точек зрения. Улучшилось моё знание языков. Если раньше ишварский, аэругский и прочие языки соседей были для меня иностранными, хотя я и знал их хорошо, то теперь стали как родные. Перебирая то, что знали поглощенные мной души, я улучшал собственный багаж знаний. Хотя ничего нового, за редким исключением, для себя я и не открывал. В основном всё это было известно мне, но становилось чётче и даже в какой-то степени роднее. Более того, это отразилось даже на моей физической форме. И без того прекрасная она стала ещё лучше, хотя я уже не знал куда можно ещё лучше-то.

Когда мои ногу и руку подключили к нервам, я стал осторожно проверять всё ли в порядке. Как и всегда нареканий не было.

— Уинри, знаешь, что я тебе скажу? — загадочным тоном произнёс я, подходя к девушке. Она мигом застыла, покраснела, а я даже за два метра услышал, как бьётся её сердце. На самом деле услышал, хотя, наверное, это стоит списать на мои 'ментальные тренировки'. Обняв её, я вновь осмелился её поцеловать. Хорошо хоть никого в комнате не было, а бабуля тактично смылась, чтобы 'не мешать молодёжи заниматься важными делами'. Когда поцелуй закончился, Уинри не спешила вырываться из моих объятий.

— Эд, почему? — спросила она меня. — Ведь ты же говорил...

— Мало ли что я говорил? — возразил ей я, не отпуская её. — Я просто не могу бороться со своими чувствами. Вот и всё. Я хоть и чудовище, но во мне тоже есть чуть-чуть от человека. И поэтому я просто не могу молчать о том, что я люблю тебя.

— Эд, ты никакое не чудовище, — покачала она головой. Сейчас, стоя в объятиях друг друга, я видел её глаза так близко как никогда. В этих двух омутах можно было утонуть. В моём сердце буквально разгорался пожар. Уинри положила мне голову на плечо и сильнее прижалась ко мне. — И знаешь, Эд, я тоже люблю тебя. Несмотря ни на что. Пусть о тебе пишут всякие гадости в газетах, но я знаю какой ты настоящий.

Я отстранился от девушки, но продолжал держать её руки и смотреть ей в глаза. А затем отпустил её и подошёл к окну. Пришло время раскрыть ей правду. ВСЮ правду обо мне.

— Уинри, прежде чем мы продолжим с тобой говорить на эту тему, я должен тебе кое-что рассказать, — ответил я и посмотрел на неё. Мой взгляд был серьёзен как никогда. И Уинри каким-то шестым чувством наверное почувствовала это. Потому как её взгляд стал таким же серьёзным, и она согласно кивнула. — Раз ты согласно, тогда давай мы с тобой прогуляемся. Тут не далеко. Не хочу, чтобы кто-либо ещё это слышал. Это слишком...

— Эд, — остановила она меня. — Если тебе тяжело, может тогда не стоит?

— Нет, — мотнул я головой. — Понимаешь, ты имеешь право знать это.

Уинри её раз кивнула и мы с ней, собравшись, отправились туда, где мы в детстве любили часто играть. Наше любимое место.

Солнце потихоньку склонялось к горизонту, обозначая конец дня. Мы с Уинри, собрав с собой небольшую корзинку со снедью, сидели на раскинутой на траве скатерти, на берегу реки. Она была в легком летнем платье и босоножках. На голове — шляпка, которую я ей подарил пару лет назад. Очень уж она мне понравилась, когда я увидел её в одном из магазинов Централа. Я настоял на том, чтобы она переоделась из своего перемазанного машинным маслом комбинезона. Заодно пришлось подождать пока она примет душ. Сам же был одет в серые брюки и рубашку с коротким рукавом, на ногах обычные ботинки. Свой лёгкий перекус мы уже съели. В общем, теперь ни что не могло отвлечь нас от беседы.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓