Алхимик, который знал истину (Прода отдельным файлом)

Шрам

— Стальной Алхимик Эдвард Элрик? — окликнули меня, стоило мне удалиться от дома Такера. Сегодня нам удалось основательно переговорить относительно условий его работы под моим началом. И теперь в благожелательном расположении духа, я шел в сторону гостиницы. Даже начавшийся дождь не разрушил моего хорошего настроения. Что же касается Такера... Не вижу причин ненавидеть его, а потому, пусть живёт. И вот теперь меня кто-то позвал. Нет, ничего удивительного в том, что меня узнают на улице, нет. Вот только стоило мне повернуться, как я понял, что спокойной беседы не получится. Ну, не настроен на неё этот человек.

— А, это ты, Кешишь?! — не особо напрягаясь, ответил ему я. Кешишь на ишварском языке значит монах. И тот, кто стоял передо мной действительно был монахом. Воином-монахом, если точнее. В Ишваре мне довелось несколько раз с ним встретиться на поле боя, и всякий раз он в самый последний момент избегал смерти. Впрочем, стоявший передо мной мужчина, сейчас мало походил на ишварского монаха. Сейчас он был одет в обычные серые штаны, оранжевую куртку и крепкие ботинки. Его смуглое лицо было прикрыто тёмными очками, заодно скрывая его глаза и большой крестообразный шрам через переносицу. — Ты и в этот раз не скажешь мне своего имени?

— Я отказался от него, — ответил он.

— О, а вот это уже серьёзно, — удивился я. Действительно, для ишварца отказаться от имени, значит отказаться от прошлого. А это означает, что мой противник настроен лишь на месть.

— Хватит разговоров, Эдвард Элрик, — сурово сказал он. — Я пришёл сюда от имени Господа, чтобы покарать тебя за совершённые тобой грехи. Ты несёшь ответственность за пролитую кровь моих братьев и...

— Может, хватит? — ленивым тоном прервал его я. — Я понял, что ты хочешь убить меня. Ну, так, действуй, чего стоишь? Может быть, в этот раз у тебя точно получится победить меня?

— Как всегда высокомерен, — ответил он мне и бросился на меня, вытягивая вперёд правую руку.

Не медля, я уклонился в сторону, пропуская его вперёд. Но и он был не промах. Извернувшись, он вновь попытался схватить меня, но я вновь уклонился. С удивлением я отметил, что с последней нашей встречи, ишварит стал сильнее и быстрее. Наверное, гнев и жажда мести действительно придают ему сил. Вот только и я не стоял на месте. Я чётко видел все его движения и легко уклонялся от них. Конечно, можно было бы попробовать парировать их, но я не хотел рисковать раскрыться раньше времени. Так мы танцевали минут пять.

— Хм, если ты ничего не придумаешь, то мы так будем до скончания времён прыгать, а я ещё поужинать сегодня хотел, — с укором произнёс я. На слово 'ужин' мой живот отреагировал соответственно, то есть урчанием. Вот только ответной реакцией ишварита была ненависть. Он ударил правой рукой по стене здания, прошла реакция разложения и стена стала разрушаться. Я вовремя отпрыгну, но он вновь начал разрушать, на этот раз дорогу под нами. Я вновь увернулся от летящих камней, но на этот раз ишварит атаковал уже меня. Как в замедленной съёмке я видел его руку, что двигалась к моему лицу. И я вновь уклонился, одновременно контратакуя и смещаясь в сторону, чтобы он не притронулся ко мне своей правой рукой. Разорвав дистанцию, я получил возможность немного отдышаться. Решив немного потянуть время, я указал на его правую руку. — А знаешь, это значительно уравнивает наши боевые возможности. Что это за алхимия? Кажется, ты останавливаешься на разъятии, я прав?

Ишварец вновь посмотрел на меня с гневом в глазах. Да, такого уболтать будет трудно. Меня снова атаковали. Я снова уклонился. Ишварец начал уничтожать стены близлежащих зданий, а я уклонялся и от них. После чего всё повторялось вновь. Вот только не удивительно, что нас вскоре обнаружили полицейские, и в ишарита стали стрелять. Поняв, что он рискует быть окруженным, мой противник уничтожил покрытие дороги под нами, и мы с ним рухнули в канализацию, где продолжили сражение.

— Может, прекратим, наконец, эту бессмысленную драку? — спросил я его, спустя ещё полчаса боя. Под землей я подкрепления дождусь нескоро и, похоже, ишварит решил воспользоваться этой возможностью. Увидев, что я вновь уклоняюсь от его ударов, он решил в который раз заняться уничтожением всего вокруг. Вот только это мне стало уже надоедать. Когда в меня в очередной раз полетели камни, я активировал алхимический круг на моей левой перчатке. Преобразование камня. Осколки, преобразованные в снаряды, полетели обратно в моего противника и зацепили его. — Знаешь, ты мне начинаешь надоедать. Ты такой же слабак, как и несколько лет назад. Ты смотришь на меня глазами ненависти и совершенно не хочешь замечать того, что у тебя под носом.

— Что ты имеешь в виду, Эдвард Элрик? — спросил он меня. Неужели он меня, наконец, послушает?

— Ты так и не понял, почему был уничтожен Ишвар, — ответил ему я, прислоняясь к стене. — Ты с головой ушел в месть и забыл, чему учил тебя ШиФу. Забыл, что значит быть ишваритом. Ты уверен, что, то имя, которое ты носил раньше, на самом деле принадлежало тебе? Мне почему-то кажется, что нет. Как и многие ишвариты, ты забыл учение Ишвары.

— Откуда ты знаешь, что значит быть ишваритом! Ты аместриец, проклятый еретик! Вы пошли против Бога и он покарает вас!

— Тоже самое произнёс и Рог Роа Кингу Брэдли, — вздохнул я, глядя на тёмные своды туннеля, а затем вновь посмотрел на ишварита. Тот уже опустил руки и просто смотрел на меня и слушал. — И где он сейчас? Ты никогда не думал об этой войне как твой ШиФу.

— А ты убил его! И всех моих братьев! — вскричал он, но всё ещё сдерживался от того, чтобы напасть на меня. — Ты уничтожил Камс! Ты уничтожил Руку Ишвары! Там погибло почти сорок тысяч ишваритов из-за тебя!

— Да, ты прав, — кивнул я. — Я действительно атаковал сердце вашего народа. Тридцать пять, почти сорок тысяч человек. И большая часть женщины, дети и старики. Многие считают этот эпизод печальной страницей моей биографии. Многие, но не я. Почему? Спросишь у ШиФу, когда с ним встретишься.

— Он мёртв! — крикнул ишварит, бросаясь на меня. Я же, оттолкнувшись от стены, возле которой стоял, извернулся и, активировав печать на правой перчатке, преобразовал трубу, что была в канализации, и метнул в него большое количество ножей с близкого расстояния. Уклониться от некоторых из них он не смог, в результате чего оказался сильно ранен. На этом я не остановился и продолжил атаковать его. Теперь он не мог и помыслить об использовании своей правой руки, так как её тоже задело. Когда я ударил его последний раз, тот отлетел в стену и сполз на пол без сил. — Будь ты проклят! Будь ты проклят! Будь ты проклят!

Я стоял рядом с ним и смотрел на него сверху вниз. В сумраке туннеля я видел, как по его щекам текут слёзы. Чувство бессилия. Так было и в тот раз. Камс. Цитадель Ишваритов и их сердце. Место откуда пошёл их народ. Храм, который уничтожил я. Вот только ишварит, что лежал сейчас передо мной, как и все аместрийцы, не знал правды о том, что там произошло. Он не знал правды о том, как один Государственный Алхимик, сжалившись над теми, кто был окружен в той крепости, вывел их оттуда по проложенному за одну ночь тоннелю, а затем скрыл следы, в одиночку уничтожив крепость. Ишваритам для спасения пришлось отказаться от наследия предков. Именно ШиФу, наставник этого бывшего монаха, помог мне убедить лидеров сопротивления пойти на мои условия и бежать. 'Весь мир находиться в животе Бога Ишвары'. Так гласит поговорка ишваритов. Они поняли, что не стоит цепляться за камни и песок. Народ — это не руины в пустыне, а люди готовые передать своё наследие детям. А этот ишварит пока что не в состоянии этого понять.

Подойдя к нему, я вырубил, ударив рукояткой пистолета по затылку. Он — парень крепкий, выдержит. Подхватив его тяжеленное тело, я потащил его дальше по туннелю. За бой мы значительно сместились в сторону выхода из города, что было мне только на руку. Примерно через три километра я встретил тех, кого и ожидал тут увидеть. Ишварские беженцы, что жили в трущобах Восточного Города. Я наткнулся на какого-то старика и его внука. Отлично. Они как раз мне и нужны.

— Йо, ребята, — позвал я их. Они обернулись на мой голос и застыли на месте. — Не поможете мне?

— Военный? — не сказать что мальчишка, чуть младше меня, испугался, но бежать явно приготовился. Наивный. Захотел бы я их убить, сделал бы это, не сдвинувшись с места. А вот старик и ухом не повёл. По его глазам-щелочкам вообще ничего понять было нельзя.

— Да, Я — Бригадный Генерал Элрик, Стальной алхимик, — представился я и показал серебряные часы. А вот теперь мальчишка испугался, но не убежал, лишь покосившись на своего деда. А тот... Вот блин, калач тёртый. Он вообще меня слышал? Ладно, его дело. — Мне неудобно как-то просить, но... Не могли бы вы позаботиться об этом парне? Он ишварит, как и вы. Только немного буйный. Устроил вот охоту на Государственных алхимиков. Ах да, ещё просьба, никому не слова об этом, а то у меня будут неприятности. Ну, разве что ШиФу. Надеюсь, он сможет усмирить его буйный нрав.

— А ты всё также добр, Эдвард, — улыбнулся старик. — Помогаешь даже врагу.

— Он не враг мне, как и ишвариты, — покачал я головой. — Просто заблудшая душа. Но... Мне кажется, что вы знаете меня?

— Разумеется, — усмехнулся он. — Харад, этот военный именно тот, кто спас наш народ из Камы. Нашей обители ставшей нашей ловушкой. Именно благодаря ему мы живы, — мальчишка офигевал, а я морщился. Да я гордился тем эпизодом своей жизни. Но, в тоже время, понимал, что гордиться особенно мне нечем. Иди с миром, Эдвард. Мы позаботимся о нашем брате.

— Полагаюсь на вас, — поклонился я ему. — И передайте моё почтение ШиФу.

— Разумеется, — ответил старик, после чего я покинул их.

ШиФу. После смерти Рога Роа, ставший духовным лидером своего народа. И в отличие от своего предшественника был из тех, кто придерживается мирного пути. Хотя когда-то он шёл по пути воина-монаха, со временем он понял, что сила решает далеко не всё. После того как в одном из районов Ишвара, моему отряду удалось захватить его в плен, я не стал выдавать его начальству. Вместо этого я вёл с ним продолжительные беседы, пытаясь понять культуру Ишвара. В то же время и сам ШиФу мог извлечь пользу из наших бесед, так как мне было что сказать ему. И по правде говоря, ШиФу был один из немногих, кто знал практически всю правду обо мне и будущем страны. Когда я открыл ему истинные причины войны... Не сказать что он одобрил мои методы, но он обещал мне поддержку когда придёт время действовать. Так среди своих 'врагов', я нашёл сильных союзников.

Прода 16/11/2014

* * *

На полпути от того места где я передал Шрама ишваритам, я остановился. В сумраке канализации сложно было что-то разглядеть, а фонаря у меня не было. Кажется, я подошел к тому месту, где закончился наш бой. А значит можно заняться сокрытием следов и прикрытием Шрама. Взяв порванную куртку ишварита, которую я забрал у него, я надорвал её ещё в нескольких местах. А затем, достав нож, полоснул себя по руке и обильно полил своей кровью. Было больно, но терпимо. А ещё приходилось сдерживать свою алхимию, чтобы рана не затянулась раньше времени. Закончив с курткой, я бросил её в воду. Через несколько километров поток вынесет её наружу. Её обнаружат уже в реке.

А теперь настал мой черёд. Если я объявлюсь невредимым, то возникнут вопросы, почему я упустил Шрама. К тому же не хотелось бы, чтобы другие поняли, что я практически непобедим в ближнем бою. Козыри лишними не бывают. Лучше очередной раз показать свою слабость, чем лишить себя эффекта внезапности в самый ответственный момент. А значит, придётся наступить на горло своей гордости. Сняв китель, я изорвал его в клочья и измазал своей кровью. Главное не переборщить.

После этого вытащив пистолет немного вернулся назад и стал отстреливать патроны, постепенно возвращаясь на место последней встречи. Закончив стрелять, я разрушил оружие при помощи алхимии. Теперь нужно было сделать ещё кое-что. С грустью взглянув на мою автоброню, над которой Уинри так усердно трудилась, я сложил руки и, активировав преобразование, также разрушил алхимией свой протез. Теперь никто не сможет заподозрить меня в неискренности. Нанеся себе несколько несильных ран ножом, я сломал его об стену и выкинул несколько обломков в воду. Всё, теперь я безоружен и ранен. А Шрам пропал.

Оставалось последнее. Надо туннелем, кажется, не должно было быть зданий, а значит, пора выбираться с размахом. Активировав один из кругов, что всегда были со мной, я обрушил свод пещеры и выбрался наружу. Пройдя немного, я сел на землю и прислонился к стене. Всё-таки вымотался я за сегодня. И не сколько сражаться со Шрамом, сколько тащить несколько километров его бессознательную тушу.

В этот момент ко мне подбежали полицейские. Расторопно. Со взрыва прошло не более пяти минут.

— Сэр, Господин Генерал, с вами всё в порядке? — похоже, меня узнали.

— Да, более менее, — кивнул я, открывая глаза. — Так, оцепите место происшествия и вызовите сюда полковника Мустанга.

— Мы уже сообщили ему, сэр, — ко мне подошёл военный с погонами старшего сержанта. — Он уже в курсе и скоро пребудет.

— Отлично, тогда... Я пока посижу немного

— Сэр, у вас кровь идёт, вам нужно в госпиталь, — попытался он возражать. Я провел рукой по ране, на которую он указал. Действительно, текла. Должно быть, при взрыве, что я учинил, какой-то кусок кирпича случайно поцарапал меня. Но серьёзного ничего не было.

— Мелочь, — махнул я головой. — Принесите лучше бинт.

Сержант помог мне перевязать себя. Всё-таки с одной рукой это делать не очень удобно. Когда же мы закончили, на место происшествия прибыл Мустанг. А с ним оказались ещё и Маэс Хьюз, и Алекс Луи Армстронг. Должно быть, Шрам заинтересовал разведку, раз они явились сюда.

— Эд! — неужели Мустанг волновался. Ребята мигом окружили меня. Полковник тут же начал со мной носиться как курица-наседка. Хьюз же, видя, что его помощь на этом фронте не требуется, мигом принял командование и начал отдавать приказы. Здесь он на своём месте, потому мешать ему никто не думал. Улицу быстро оцепили, а кто-то стал спускаться в завал.

— Без паники, Рой, — остановил я разошедшегося Мустанга. — Может я и ранен, но пока ещё жив.

Вскоре мы перебрались обратно в штаб, так как вести задушевные разговоры под проливным дождем не способствует улучшению здоровья. Доктор обработал мои раны, заверив что ничего серьёзного. Китель пришел в негодность, и я его просто скинул. Лейтенант Хоукай, заметив, что довольно прохладно, раздобыла мне теплое одеяло и укрыла меня им. И теперь усевшись в кресле возле камина, в одном из кабинетов я пил горячий чай. Со мной в кабинете были Мустанг со своими людьми, Маэс Хьюз, майор Армстронг и мой брат.

— Так что произошло? На тебя напал Шрам? — спросил меня, наконец, Мустанг.

— Шрам? Хм, вот как вы его называете, — задумчиво протянул я, вспоминая моего сегодняшнего противника. — Мда, в принципе ему подходит. Подполковник Хьюз, так что такого сделал это Шрам, что вы с майором Армстронгом притащились ради него в Восточный город?

— Были совершены нападения на Государственных алхимиков, — серьёзно глядя мне в глаза, ответил Хьюз. — Десять по стране и пять в Централе. Разумеется сюда была привлечена разведка. Последний случай произошёл четыре дня назад, когда был убит Бригадный Генерал Баск Гран. Подозреваемый — высокий мужчина с крестообразным шрамом на лице. Отсюда его прозвище. Сегодня же он напал на тебя. И, если честно мы удивлены, что ты жив.

— Ну, спасибо, Хьюз, — надулся я и отвернулся к огню. — Я, между прочим, в бою получше Грана буду.

— Мда, извини, Эд, — потупился Хьюз. — В общем, узнав, что человека со шрамом видели на центральном вокзале, садящимся на поезд до Восточного города, мы сразу же выехали сюда. Хотели предупредить об опасности вас с Мустангом.

— Угу, а про такое изобретение как телефон забыли? — вопросительно посмотрел я на него. — Ладно, проехали. Так что ты хотел узнать у меня относительно этого 'Шрама'?

— Ты ведь сражался с ним довольно долго, — произнёс Хьюз и посмотрел в свой блокнот. — Мои люди проверили все места, где вы вдвоём 'прошлись'. В общем, километр по туннелям, а до этого столько же по улицам города. И везде разрушения.

— Пострадавшие есть? — поднял на него взгляд.

— Нет, пострадавших нет, — ответил Мустанг. Я посмотрел на него и кивнул. Отрадно слышать.

— Лейтенант Хоукай, а сделайте мне ещё чайку? — попросил я подчинённую полковника. Она кивнула и налила мне ещё чаю, благо в кабинете был и самовар, и чайник с заваркой. Добавив себе сахару и лимона, я отпил обжигающий напиток. После чего вновь посмотрел на Хьюза. Тот не спускал с меня глаз. — Маэс, чего ты меня так сверлишь взглядом? Хочешь услышать подробности нашего боя? Что ж, пожалуй, рассказать можно. Только ничего особенного и не произошло.

Я рассказал в подробностях, как мы сражались. Рассказал, какие приемы использовал я, а какие он.

— Кстати, в бою он использует алхимию, — заметил я и все внимательно посмотрели на меня. — Если говорить точнее, он останавливается на втором этапе.

— На втором этапе? — переспросил Хьюз.

— В любом алхимическом преобразовании присутствуют три этапа, — пояснил полковник Мустанг. — Осознание, разъятие и созидание. Но если Эдвард говорит, что Шрам останавливается на втором, значит...

— Да, он специализируется на чистом разрушении, — кивнул я. Потянувшись к столику, что стоял рядом со мной, я взял из вазочки на нём сушку и сжевал её. С чаем пошло великолепно. Я поплотнее укутался в одеяло, нежась в тепле. — Разрушение. В принципе... Мда. Хьюз, а ты не выяснил кто он? Вы уже давно по нему работаете, неужели не смогли установить его личность?

— Нет, — покачал головой подполковник и перевёл взгляд на Армстронга.

— Мы внимательно проверили все свидетельские показания, — продолжил майор. — Все случаи, а некоторые даже перепроверили повторно. Мы проработали все возможные варианты, но мы так и не смогли установить ни его лично, ни его имени, ни его возраста, ни того откуда он.

— Ясно, — кивнул я и улыбнулся. — Но всё равно, вы провели замечательную работу, майор. Хм, что ж, пожалуй, вам повезло. Дело в том что я давно знаю того человека, с кем сегодня сражался.

— Что? — вот что значит удивить.

— Брат, ты знаешь этого человека? — спросил меня Ал. Я посмотрел на брата и вздохнул. Похоже, придётся при нём раскрывать неприятные подробности моего прошлого. — почему ты на меня так смотришь?

— Эх, Ал, не хочу я рассказывать этого, просто не хочу, — вздохнул я, кутаясь. — Слишком неприятно. Я, конечно, чудовище, но у меня тоже есть чувства.

— Кхм, Господин Генерал, — официально обратился ко мне Хьюз. — Эти сведения могут помочь следствию и...

— Да, да, — кивнул я, прервав его. — Вот только смысла в этом не вижу. Не думаю что в скором времени мы услышим о Шраме.

— Почему? — с интересом спросил Мустанг.

— А я вам так и недорассказал? В нашем противостоянии победил я, — мои слова вызвали очередной всплеск изумления. — После последней атаки его тело упало в воду и унеслось по течению. Догонять я его не стал, так как у меня уже не было сил. Так что тело надо искать где-то в районе реки.

Произнося этот вариант, я не боялся за Шрама. Во-первых, ишвариты его не выдадут. А во-вторых, их лагерь располагается в совершенно другом направлении от реки. Забегая вперёд, скажу, что куртку Шрама всё-таки обнаружили в кустах на берегу. А тело — нет.

— Но мы всё равно должны услышать подробности, — возразил мне Хьюз. — Где вы его встретили в первый раз. Кто он, как его имя, откуда. Почему он охотиться на Государственных алхимиков.

— Хорошо, Хьюз, я расскажу о нём, — сдался я. — Эта история началась в 1901 году, когда на Востоке в Ишваре началась гражданская война. Тогда радикально настроенные ишвариты взялись за оружие. Большая часть учителей, включая и духовного лидера ишваритов, Рога Роа, поддерживали идею восстания, несмотря на то, что она противоречила самой сути Ишвары. Подробности того, как именно развивались боевые действия, и какое влияние оказали лидеры ишваритов на свой народ, я не буду. Вы итак это знаете не хуже меня. Остановлюсь лишь на одном факте, который имеет прямое отношение к Шраму. Он — как вы, наверное, уже догадались, ишварец. Но не простой. Среди всего этого народа нам, военным, более всего известна одна группа, которая во время войны была самой опасной. Случалось, они даже убивали Государственных алхимиков. Я говорю о воинах-монахах.

— Да, я слышал о них, — кивнул Хьюз. — Они доставляли нам больше всего хлопот. Но я также слышал, что их всех убили.

— Среди этих людей наиболее почитаемым был Наставник ШиФу, — продолжил я. — С самого начала войны он поддерживал сторонников борьбы за независимость Ишвара. Но увидев, что война становится всё более кровавой и ведёт скорее к гибели народа, он нашёл в себе силы измениться и стал ратовать за мир. Тем не менее, он не сложил оружия, так как по-прежнему понимал, что на мир Аместрис не пойдёт. Во всяком случае, пока не прольётся достаточно крови.

— Я слышал, что он погиб, — заметил Мустанг. Я посмотрел на полковника и покивал.

— Верно, во время осады Камса, — ответил я. — Пять высоких скал стоящих рядом и называемые Рукой Господней. Тогда была поставлена задача взять это святилище Ишвара. И её выполнение поручили мне. Тридцать пять тысяч ишварцев, из которых, правда, было всего тысяч десять воинов, не больше. Остальные — женщины, старики и дети. Я провёл разведку, после чего найдя слабое место в тех скалах, при помощи алхимии смог обрушить их на лагерь. Большая часть ишваритов погибла под завалом. В том числе и все воины-монахи, что были там, включая самого ШиФу. Во всяком случае, так, скорее всего, и произошло. Завалы никто не разбирал, ограничившись лишь поверхностным осмотром.

— Да, помню это событие, — кивнул Хьюз, поежившись. — Мы тогда нашли до пятисот тел. А остальные, наверное, до сих пор лежат под обломками скал. Погоди, Эдвард, так это твоих рук дело?

— Моих, — кивнул я, не став отрицать. — Неужели ты не читал отчеты?

— Читал, но... Как-то трудно поверить что один человек может... — Хьюз сделал описательный жест рукой и замолк. Остальные тоже молчали. Особенно Ал, который был очень смурый. Наверное, понял, почему я не хотел делиться этим перед ним.

— Может, если хорошо постарается, — ответил я спокойным тоном. — Так вот, возвращаясь у штурму Камса... Во время войны я неоднократно встречался с воинами-монахами, а потому у меня была возможность досконально изучить их боевой стиль. Я даже перенял у них кое-что. Большую часть из них я убил. Но один из них, который несколько раз пытался меня убить, чего ему, ни разу так и не удалось, всё-таки выжил. Это был один из самых успешных учеников ШиФу. Много наших солдат погибло от его рук. Сам я сражался с ним раза четыре. И с каждым разом его боевой стиль становился всё лучше, а взгляд всё яростней. Впрочем, я тоже не стоял на месте. Да и в довесок у меня была алхимия. А у него...

— У него тоже? — спросил Мустанг напряженно.

— В том-то и дело что нет, — покачал я головой. Нет, я-то знал, почему Шрам использует алхимию. Более того ещё в Ишваре я заинтересовался этим монахом и узнал про него и его семью, про его брата-алхимика. Вот только не стоит пока делиться такой важной информацией. — В прошлые разы он ни разу не использовал алхимию в бою. Этим-то он и удивил меня сегодня, и я лишился руки. Точнее, автоброни. Так что я сразу оказался в невыгодных условиях. Впрочем, меня этим так просто не взять.

Я оскалился, а остальные выпали в осадок. Да, репутация — наше всё. Сражаться на грани смерти, это надо уметь. Не буду же я говорить, что разрушил руку сам уже после боя. А когда всплывёт правда... Тогда уже будет не до этого. Впрочем... Шрам не любитель поболтать, так что можно не беспокоиться по этому поводу.

— Господин Генерал, — обратился ко мне Армстронг. — Так значит у вас вместо правой руки автоброня?

— Была, — кивнул я. Не все знали такие подробности. Только Ал, Хьюз и Мустанг. Теперь же к знающим людям добавилось ещё несколько человек. Чуть скинув одеяло, я продемонстрировал остатки автоброни. — Я потерял её, когда мне было восемь лет. Вы, наверное, слышали эту историю, майор. Ишвариты, вторгшиеся в Ризенбург были остановлены мальчиком-алхимиком. Многие из них погибли от его руки. Но вечером того дня оставшиеся из них напали на него дома. Мальчик смог отбиться, но потерял руку и ногу. После этого он решил стать Государственным алхимиком. И стал им полгода спустя.

— И что ты теперь будешь делать, Эдвард? — спросил меня Хьюз.

— Восстанавливать протез, — пожал я плечами. — Тем более что у меня отпуск. Кстати, надо бы его будет продлить. Восстановить здоровье так сказать

— А как же подчинённая тебе армия? — спросил с интересом Мустанг.

— А заместители мне на что? — ухмыльнулся я. — Все от меня уже давно приказы получили. Рядовой и младший офицерский состав тренируется, учится и осваивает новую технику. Конфликтов в ближайшее время не предвидеться. Поэтому делать мне там особо нечего. Лишь контролировать. Но с этим пока и мой заместитель справиться. Зольф Джей Кимбли.

— Ох, — вздохнул Мустанг. Хьюз и Армстронг сглотнули. Остальные реагировали не столь остро, но тоже были впечатлены. — До сих пор не могу поверить, что его выпустили.

— Ну, так ведь я сам за него просил, — пожал я плечами. — Всё-таки мы друзья. А что до офицеров что он... Хм, я бы на его месте сделал бы тоже самое.

Последнюю фразу я произнёс очень тихо, но меня услышали.

— Эд, а ты один собираешься ехать в Ризенбург? — спросил меня Ал.

— Конечно, нет, — ответил я, с ухмылкой глядя на брата. — Ты едешь со мной. И это не обсуждается. Оформим это как командировку. Будешь выполнять функцию охраны, пока я не восстановлю руку. И даже не вздумай возражать, Рой. Это — приказ старшего по званию!

— Я и не думал возражать, сэр, — ответил тот и козырнул.

День клонился к закату, и я решил передохнуть ночью, а в Ризенбург отправиться на утреннем поезде. Мустанг хотел отправить со мной ещё кого-нибудь, но я отказался. Но Хьюз всё-таки убедил меня взять с собой Армстронга. Думаю, этот здоровяк пригодиться, чтобы наколоть бабуле Пинако дров. Впрочем, это так, шутка юмора. На самом деле не думаю, что Армстронг будет лишним в нашей компании. Эта поездка будет прекрасной возможностью без лишних глаз донести важную информацию до майора. С Хьюзом же поговорить придётся лично, но сделаю это я несколько позже. Для этого вполне можно будет потом вызвать подполковника в Восточный Штаб.

Ризенбург

* * *

Солнце безжалостно пекло, находясь в зените. Песок, поднимаемый свирепым ветром, забивался во все щели, складки одежды и скрипел на зубах. Горячий воздух обжигал лёгкие и казалось, что ты находишься в аду. Но бредущие по барханам отряды солдат старались об этом не думать, иначе это могло стоить им жизни. Потому что это Ишвар.

Вот впереди показались дома построенные из белой глины. На горячем ишварском солнце она затвердела до состояния камня. Поселок был небольшим. Но он стоял на важном пути, ведущем к одной из важнейших цитаделей восставшего народа. Если не взять его, та крепость будет сопротивляться ещё очень долго, и пески Ишвара и дальше будут орошаться кровью солдат Аместриса.

Отряд солдат вёл даже не юноша, а мальчик. Но этот мальчик уже заслужил имя самого жестокого палача Аместриса. На его руках была кровь тысяч ишваритов, убитых им его алхимией, могущественным искусством, служащим военной машине Аместриса. И сейчас, будучи одним из самых успешных Государственных алхимиков, и находясь в звании майора, он вёл свой отряд.

В посёлке было не так много жителей. Но все они готовы были защищать свой дом с оружием в руках. Готовы были отдать свои жизни за своих близких и за свою землю. И они были бдительны. Хорошо налаженная дозорная служба заметила подбирающихся к посёлку солдат неприятеля. Поэтому отряд Стального алхимика был встречен во всеоружии.

Вот только не стоит сравнивать простых ополченцев с Государственным Алхимиком. Алхимик, использующий свои умения для убийства других людей, становится настоящим орудием массового уничтожения. Ожесточённый в бесконечных боях разум, хорошо отточенное искусство алхимии и огромная злоба из-за павших боевых товарищей. Всё это делало алхимиков самыми опасными существами на поле боя. И во многих случаях именно присутствие на поле боя Государственного Алхимика предрекало исход схватки. Рано или поздно, но все проигрывали этой машине смерти.

Не был исключением и отряд Стального Алхимика. Как и во многие предыдущие разы, Стальной Алхимик со своими людьми взял ключевой на этом направлении посёлок. Выжившие ишвариты были согнаны на центральной площади. Они были обезоружены и теперь ожидали, какую участь им приготовил Жнец, как ещё называли Стального Алхимика.

— Воины Ишвара, кто из вас желает, чтобы их семьи выжили, встаньте! — обратился к ним алхимик. Встали все мужчины, а ещё несколько стариков и юношей. — Я могу отпустить ваши семьи, но я не могу отпустить вас, так как вы снова будете сражаться против меня. Поэтому вы должны купить свободу своим близким. Цена одна — ваша жизнь. Кто согласен, поднимите ваши руки.

Руки подняли все вставшие, всего около полусотни человек. По приказу алхимика, после того как они попрощались со своими близкими, их отвели в самый большой дом селения. После чего солдаты оставили своего командира наедине с теми, кого он намеревался казнить. Расставив особым образом связанных по рукам и ногам ишваритов и встав в центре зала, алхимик сложил руки вместе. Раздался хрустальный звон, после чего тот приложил свои руки к полу и на камне в ярком серебряном свете стал появляться рисунок огромного круга.

— Это — круг преобразования, — объявил Стальной Алхимик. — Его назначение — преобразование души. Вы не умрёте в полном смысле этого слова. Вы продолжите жить дальше. Говоря более простым языком, я заберу ваши души.

— Ты... Ты демон! — раздались крики. Некоторые ишвариты пытались выбраться, но подчинённые Стального алхимика хорошо знали своё дело. Пленные были связаны весьма надёжно.

— Да, я — Демон!!! — прокричал алхимик, и все замолкли. — Если быть демоном это меньшая цена чтобы спасти ваш народ от полного уничтожения, то я готов им быть!

— Зачем ты это делаешь? — спросил самый старый из пленных. Это был старейшина селения. В его голосе и взгляде алхимик видел жалость к нему. — Зачем ты несёшь это бремя?

— Прежде чем я отниму ваши жизни, я объясню вам, почему Аместрис напал на Ишвар, — ответил мальчик. — Всё дело в том, что самому Аместрису приготовлена та же участь, что и вашему народу. Полное уничтожение. И сделали это те, кто основал Аместрис. Они хотят сделать со страной то же что и я сейчас. Именно поэтому веками Аместрис ведёт непрекращающиеся войны, готовя основу для поглощения миллионов жизней. Именно поэтому была развязана эта война. Я же хочу помешать им. Но, к сожалению, для этого мне приходиться использовать методы моего противника. Вот и всё.

— Неужели нельзя было найти иного выхода? — спросил старик.

— Другой выход есть всегда, — покачал алхимик головой. — Вот только цена для вашего народа была бы выше. Ведь я должен уничтожать абсолютно всех ишваритов, а не спасать жизни их семьям. А теперь, раз вопросов больше нет, приготовьтесь. Я сейчас начну.

Алхимик вновь сложил руки вместе, и вновь хрустальный звон огласил помещение. Но на этот раз, стоило ему стоя в центре приложить руки к полу, зал осветил красный цвет. По линиям круга стали проноситься красные молнии. Люди, стоявшие по разным местам круга, задергались, закричали. Стоящий же на коленях в центре алхимик, продолжал держать руки прижатыми к полу. Его глаза были закрыты. Тут все молнии ударили в него, но алхимик стоял, будто не замечая их. Вскоре все прекратилось. Поднявшись, алхимик проверил каждое тело. Все оказались мертвы. Пройдя к выходу, алхимик остановился и в третий раз сложил руки вместе и приложил их к полу. На этот раз пол зала раскалился докрасна и стал плавиться, превращаясь в самую настоящую лаву. Круг, оставленный алхимиком, исчез, расплавившись, а тела ишваритов загорелись. Так как стало нестерпимо жарко, Стальной алхимик покинул помещение и отойдя подальше стал наблюдать как здание в котором он проводил преобразование разрушается.

— Сэр, вы закончили? — обратился к нему его заместитель. Алхимик посмотрел на него усталым взглядом и кивнул.

— Да, отпускайте пленных пусть уходят и приставьте к ним пару взводов для сопровождения, — велел Стальной алхимик.

Его заместитель отправился исполнять поручение. Сам же алхимик решил пройтись по посёлку. Внезапно между двумя зданиями промелькнула тень. Алхимик не успел среагировать, как она метнулась к нему.

— Ölmek! — раздался детский крик. На ишварском языке это восклицание означало 'умри'. К алхимику подскочил мальчишка с кинжалом в руке. Хотя... Пожалуй, они были ровесниками. Так как самому алхимику было от силы лет девять. Мальчишка-ишварит что есть силы, пырнул ножом своего врага, а Стальной алхимик даже не сопротивлялся, с недоумением глядя на своего противника. Нож вошёл в одежду и, наткнувшись на броню под ней, остановился. Наконец Стальной пришёл в себя и ударил противника в висок. Так как правая рука Стального алхимика была металлической, а следовательно очень тяжелой, удар оказался смертельным для ребёнка. Маленький воин упал на песок под ногами алхимика и затих.

— Господин майор! — подскочил к нему один из его подчинённых, что находился неподалёку. — Господин майор, сэр, с вами всё в порядке?

— Да, сержант, — кивнул он в ответ и посмотрел на ребёнка. — Что с ним?

Сержант наклонился, чтобы проверить пульс. Пульса не было.

— Он мёртв, сэр, — ответил тот, и, поднявшись, стал ожидать дальнейших приказаний. Алхимик стоял и никак не реагировал на слова сержанта.

— Пленных отправили? — наконец спросил спустя минуту размышлений алхимик.

— Да, сэр, пятнадцать минут назад, как вы и приказали, — ответил сержант. Стальной алхимик кивнул, и, наклонившись к убитому ребёнку, снял с того традиционный пояс ишваритов.

— Отправьте кого-нибудь догнать их, — произнёс алхимик, протягивая пояс. — По этому поясу можно будет разыскать мать ребёнка. Пусть ей расскажут, что тут произошло и передадут мои слова соболезнования. Знаю, звучит глупо, но мне жаль, что он погиб здесь. Если бы он не бросился на меня, был бы жив.

— Хорошо, сэр, — кивнул тот, но не двинулся с места. — А вы сами?

— Идите, сержант, идите, пожалуйста, — теперь алхимик не приказывал. Просто просил. Сержант посмотрел на своего командира и, козырнув, поспешил исполнять приказ. Он никогда не рассказывал своим друзьям и знакомым о том, что он увидел. О том, как по щекам его маленького командира текли слёзы.

* * *

Проснулся я внезапно, будто меня скинуло с кровати. Но вокруг всё было спокойно. Пустая комната гостиницы, в которой был только я. А значит, никто не узнает, что мне опять снился кошмар. Проведя единственной рукой по щеке, я машинально отметил что как и в прошлый раз, на ней остались дорожки от слёз. А я ведь думал, что я покрепче буду.

Вот уже полгода как всё чащи чаще мне сняться кошмары о моих зверствах на войне, со всеми подробностями. И вот в очередной раз мне приснился кошмар о том, как от моих рук погиб ребёнок. Пусть мой ровесник, но для меня всё равно ребёнок. Хотя в отличие от остальных убитых мной в тот день, он мог бы ещё жить и жить.

Встав с кровати, я прошёл в ванную комнату и залез в душ. Горячая вода смывала мои ночные тревоги, но на душе всё равно оставалось неспокойно. Но на этот раз меня тревожили не совершённые мной в прошлом убийства, а то, что они так сильно на меня влияют. И с каждым днём всё сильнее. Если всё так продолжиться, то однажды я просто не выдержу. Причину для этого я видел только одну — мер для защиты моего разума просто было недостаточно. Та печать, что я создал, основываясь на записях моего отца Хоэнхайма либо начала ослабевать, либо была недостаточно сильна, чтобы перекрывать все эмоции покоящихся во мне людских душ. А ведь четверть миллиона это немало. Если бы не эта печать, я бы не выдержал и секунды. Представьте, что вы слышите крики страданий такого количества людей. Долго вы выдержите? Мой отец столетия приходил в себя с этой печатью. А без неё... Думаю, он бы просто сошёл с ума. Я же набираю души в себя постепенно, а не сразу и, видимо, так моя печать адаптируется. Впрочем, ничего с этим поделать у меня не получится. Так что остаётся надеяться, что всё обойдётся.

Закончив принимать душ, я пошёл одеваться. Долго выбирал между обычным дорожным костюмом и военной формой. Но немного подумав, убрал оба наряда в чемодан. Сейчас мне нужно было что-то иное. Поэтому я надел обычные серые штаны с множеством карманов, футболку, куртку, а на голову нацепил бейсболку, надвинув козырек на глаза. Всё, сейчас я больше похож на подростка, а мой взгляд не будет никого пугать. Собрав чемодан, я отправился будить брата, который занимал соседний номер. Но, оказывается, он тоже не спал, хотя сейчас было только шесть часов утра. Поболтав с ним о том, о сём и помечтав, чем можно будет заняться в Ризенбурге, ровно в семь утра мы спустились на завтрак в столовую.

А в девять часов мы с братом и майором Армстронгом уже садились на поезд. Здоровяк решил переодеться в гражданскую одежду, и теперь в нём можно было угадать состоятельно гражданина, а не армейского майора. Также на платформу явился и Маэс Хьюз, который вызвался проводить нас.

— Йо! — поприветствовал он меня через окно, когда мы втроём уже заняли место в поезде. Они с Армстронгом немного задержались.

— Хьюз? — искренне удивился я. Если честно, то я даже не думал, что он захочет меня проводить.

— В Восточном штабе у всех дел по горло, вот я и решил вас проводить, — исчерпывающе ответил он.

— Ясно, — кивнул я. — Кстати, ты ведь не будешь против, если через пару неделек, когда я вернусь в Централ, я погощу у тебя немного?

— Хм, а почему нет? Комната для гостей у меня есть, даже две, так что не вижу проблем, — ответил мне Хьюз. — Приезжай, Гресия будет рада. Да и с Алисией толком сможешь познакомиться. А то с тех пор как она родилась ты у нас, так и ни разу надолго не останавливался.

— Ну, пока у вас рос младенец, я бы точно был там лишним, — пожал я плечами. — А вот сейчас почему бы и нет? Кстати, если я Ала с собой прихвачу?

— Эд, не решаю за других? — возмутился брат.

— А ты что, против? — удивился я. — Впрочем, если стесняешься остановиться у Хьюза, можешь погостить у Алекса, ведь так майор? Насколько я помню, семейство Армстронгов славиться своим гостеприимство из поколения в поколение!

— Истинно так, Эдвард Элрик! — майор аж засиял. Впрочем, он всегда сияет. А я так и не понял, как у него это получается. Тут со стороны диспетчерской прозвенел звонок, и поезд дал гудок.

— Похоже, всё, пора, — произнёс Хьюз. — Ну, всё ребята, давайте, удачи вам. Майор, берегите их!

Поезд тронулся и мы поехали. Пока ехали, Ал и Алекс переговаривались по поводу своих алхимических исследований и изысканий. Их разговор шёл фоном и я задремал. Не знаю, сколько я проспал, хорошо хоть на этот раз без кошмаров, но проснулся я также внезапно, как и утром. Проснулся я от чёткого ощущения КИ. Возникло ощущение, что рядом со мной находиться философский камень, а не только во мне. Глаза я открыл внезапно и в эту же секунду услышал голос Алекса, который кинувшись к окну и буквально припечатав меня к нему, окончательно сбросил остатки моего сна.

— Доктор Марко, — крикнул он, высунувшись в окно. — Доктор Марко! Это ведь вы? Я из Централа, меня зовут Алекс Луи Армстронг.

— Ваш знакомый, — спросил его Ал, когда упомянутый доктор Марко дал дёру.

— В Централе он был известным талантливым алхимиком, — произнёс задумавшийся Алекс. Я же в этот момент, пока майор объяснял брату, кто это только что был, прислушивался к своим ощущениям. Да, я отчётливо чувствовал философский камень. Конечно, он удалялся, но отследить его можно, если не отвлекаться. А если сосредоточиться, то ощущение становилось ещё более отчётливым, несмотря на расстояние. Тем временем Алекс продолжал рассказ. — Он исследовал возможности медицинского применения алхимии, но пропал без вести во время гражданской войны в Ишваре.

— А заодно прихватил с собой результаты кое-каких исследований, — закончил я поднимаясь. — Сойдём здесь. У меня к нему есть пару вопросов.

— А как мы его найдём, брат? — спросил Ал, едва мы вышли из поезда. Мой чемодан прихватил майор вместе со своим. Ал же свой нёс сам.

— Всё очень просто, — ответил я. — Спросим у местных жителей.

Так и получилось. Армстронг нарисовал портрет Марко в своём блокноте и стал показывать его местным жителям. Они с радостью указали нам, где живёт доктор Мауро и мы без труда нашли нужное здание.

— Вот так и горит конспирация, друзья мои, — хмыкнул я, подходя к лестнице на второй этаж дома, в котором жил Мауро. — Если вздумаете однажды скрываться от властей, обязательно перемените все свои привычки, распорядок дня и прочие мелочи. Иначе вас легко найдут, если хоть немного глубже копнут. Похоже, шишкам в Централе он не особо интересен, если его до сих пор не нашли.

— Похоже, ты абсолютно прав, брат, — кивнул Ал и приготовился стучать.

— Постой, — остановил я и сел на корточки слева от двери. Мои спутники недоуменно на меня посмотрели. — А теперь отойдите от двери в стороны.

Алекс и Ал меня послушали, и я постучал в дверь. Она отворилась, и раздался выстрел на уровне груди стоящего человека. Вот только там было пусто, а я, перекатом войдя в квартиру, сбил с ног Марко и, повалив его на пол, выбил из его рук револьвер.

— А вот теперь можно входить, — произнёс я и мои друзья вошли. — Ну, привет, Тим. Что ж ты палишь, когда друзья пришли к тебе в гости? А если бы ты попал? Это ведь моя любимая куртка! Пришлось бы её выбрасывать. А она мне так дорога, так дорога... Так что с тебя требуется компенсация, в качестве которой ты нам поведаешь, как же ты докатился до жизни такой, что стреляешь в друзей.

Пока я всё это говорил, Марко постепенно приходил в себя. Слишком внезапно мы вошли, и слишком сильно я его уронил на пол. Всё-таки он не подросток, в отличие от меня. Встав, я протянул ему руку и помог подняться. Вскоре мы уже расселись за столом.

— Так значит, вы приехали не затем чтобы вернуть меня? — спросил пришедший в себя Марко. Ал и Алекс дружно заговорили, что они ничего такого и не думали, и Марко, наконец, посмотрел на меня.

— Не знаю, — пожал я плечами. Мои спутники посмотрели на меня недоумённо. — Всё зависит от того, что ты тут делаешь. Найти же тебя не составило труда. Ты так и не изменил своим привычкам. Удивляюсь, как тебя ещё не нашли ищейки Фюрера? Что случилось с тобой?

— Это тихий городок, здесь мало жителей и никого не интересует, что тут происходит, — вздохнул доктор. Сейчас он сидел за столом, весь зажатый. Руки были сомкнуты в замок. Смотрел он прямо в стол перед собой, весь в своих мыслях и переживаниях. — Я просто больше не мог терпеть. Конечно, это был приказ сверху, но из-за него я должен был марать свои руки, изучая ТАКОЕ...

— ТАКОЕ? — переспросил Ал.

— Философский камень, — ответил я за Марко. Тот поднял голову и расширенными от ужаса глазами посмотрел на меня. Я вздохнул. Теперь объяснения придётся давать мне. — 'Кулинарная книга Марко', Первый отдел Центральной Библиотеки. Знакомое название?

— Как ты нашёл? — спросил Марко

— Очень просто, — я вновь пожимаю плечами. Уже который раз за день. А что делать, когда приходиться пояснять элементарные вещи? — Я просто спросил, нет ли у них книг за авторством Марко. Я знал, что вы изучали, и решил поискать исследования там, где искать не будут точно. Когда мне сказали что есть только кулинарная книга, я её перечитал и расшифровал. Это было сразу после Ишварской зачистки.

— Зачистка, — горько усмехнулся Марко. — Как точно. Столько загубленных невинных жизней. Сколько смертей. Даже смерть не искупила бы содеянного мной. Поэтому я стал местным доктором, чтобы искупить грехи.

— Вот только не думаю, что это в конечном итоге поможет местным жителям, — покачал я головой и пристально посмотрел ему в глаза. — Марко, я в курсе того что планируют 'ОНИ'. И, поверьте, ваше сидение тут отнюдь не помешает ИХ планам. Но я вам этого не говорил. Не упоминайте обо мне никому, даже если вам встречусь я сам. Если что, я сам поговорю с вами, если вы попросите меня обсудить ЭТУ тему.

Марко смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и казалось, ловил каждое слово. Майор недоумевал, так как не понимал, что мы обсуждаем. А вот Ал всё прекрасно понял.

— Доктор, — вдруг обратился к нему брат. — А вы можете показать философский камень?

Марко посмотрел на моего брата. Потом перевел взгляд на меня и Алекса, а затем кивнул. Доктор достал из внутреннего кармана маленькую баночку на сто миллилитров и показал её нам. В ней была красная жидкость, что удивило моего брата.

— Жидкий? — переспросил он. Марко вместо ответа открыл крышку и вылил жидкость на стол. Алекс и Ал вздохнули, но вместо того чтобы разлиться жидкость собралась вместе.

— Философский камень, Райский камень, Великий Эликсир, Красная Тинктура, Пятый Элемент, — перечислял разные названия Марко. — Он может иметь форму отличную от камня, недаром у него множество имён. Но он не завершен. Я не знаю, когда он исчерпает себя и станет бесполезен.

— Этого-то как раз хватит надолго, — внимательно рассматривая жидкость, ответил я. Сейчас с такого близкого расстояния я мог оценить, насколько она эффективна и каков её потенциал. — Даже незавершённые камни обладают колоссальной силой. Вот только чтобы создать настоящий философский камень, нужно нечто большее.

— Эдвард... — сглотнул Марко и шокировано посмотрел на меня. — Только не говори мне что ты...

— У меня была возможность, и я ею воспользовался, — ответил ему я, откидываясь на стуле. — Многие алхимики после войны отказались от своего звания, потому что не хотели быть живым оружием. Я же, зная, к чему всё это ведёт, сам стал Государственным алхимиком и не намерен отступать от своих целей. Я ступил на дорогу, ведущую в Ад. И чтобы выжить в этом Аду мне пришлось стать Демоном.

— Не могу поверить. Просто не могу поверить, — покачал головой Марко и вздохнул. Похоже, он окончательно успокоился и принял как данность мою суть. — Ты действительно сможешь их остановить, Эдвард?

— Хм, ну, я хотя бы попытаюсь, — по-детски улыбнувшись, ответил я. — Всяко лучше, чем сидеть и ничего не делать, теша себя мыслью, что я никого не убил.

— Наверное, ты прав, Эдвард, — произнес сильно задумавшийся доктор.

— 'Наверное'? — мой голос так и сквозил недовольством. — Старик. Никакого 'наверное'! Я абсолютно прав! 'Наверное', тьфу. Скажут же такое!

— Ты слишком остро реагируешь, брат! — попытался остудить меня Ал. На это я рассмеялся, ещё больше приводя остальных в смятение.

— Ладно, пошутили и хватит, — кончив смеяться, серьёзно произнёс я. — Марко, при всём уважении к тебе, я не могу позволить тебе оставаться тут. Рано или поздно тебя найдут. И что-то мне подсказывает что рано. У тебя есть полчаса, чтобы собрать вещи. Ты поедешь со мной.

— Но что скажут жители города? — спросил удивленный Марко.

— Что скажут? — задумчиво произнёс я. — Они справят по тебе достойную панихиду.

— Чего? — Не понял Марко. Да и остальные были удивлены не меньше.

— Ты ведь алхимик, Марко, — вновь вздохнул я. — Сделай тело, а я когда будем уходить устрою пожар. Маленький, но надёжный. Сгорит всё и до основания. Нельзя оставлять никаких следов.

Марко собрал вещи и при помощи философского камня сделал тело. Я же немного поработал над его внешностью. Так как медицинской алхимией я владел на уровне, то смог изменить ему цвет волос, немного омолодил его. Лицо немного изменили макияжем. Подобрали ему другую одежду. Зато теперь жители города не узнают, что доктор куда-то уехал. А если говорить серьёзно, то теперь он сильно отличался от того Доктора марко которого знали все. Когда же мы добрались до вокзала и сели на поезд, со стороны города был виден столб густого дыма. Сработала моя заготовка и теперь можно быть уверенным, что даже если кто-то и выйдет на след Марко, ничего ему сделать не смогут.

Вскоре поезд отправился в путь, а уже ранним вечером мы прибыли в Ризенбург.

* * *

— Больно, мать вашу за ногу и во все дыры, — матерился я, когда мне в голову прилетел гаечный ключ. Она метнула его в меня! Нет! Она! Метнула! В меня! Чертов Гаечный Ключ! И попала! Нет, она точно попала!

— Не ругайся, Эд, — раздался голос Пинако. — И где ты только таких слов поднабрался?

— Кхм, — кашлянул я и выразительно посмотрел на неё. Да, бабуля сама была не прочь высказаться покрепче. Особенно когда примет на грудь, хотя и делала это редко. Вот только если Ал с Уинри об этом даже не знали, то я был как раз таки в курсе. — Я промолчу!

— Вот и помолчи, — согласилась Пинако, уже догадавшись, о чём я подумал. У нас с ней вообще часто единодушие в мыслях проскальзывает. Хорошая бабулька, боевая. Хотя чего ещё ожидать от старой собутыльницы моего папаши. — Как доехали, Ал?

— Хорошо, бабуля Пинако, — ответил мой брат, косясь то на меня, источающего эманации ненависти, то на дом, где с балкона нам махала радостная Уинри. — Эд, успокойся, не надо убивать Уинри!

— Гррр... на ингредиенты пущу, — буркнул я, успокаиваясь.

Увидев, что я больше не собираюсь никого убивать, Ал с облегчением вздохнул. Мы вошли в дом, и к нам в гостиную спустилась Уинри. На голове у неё была повязана бондана, а одета он была в комбинезон, верх которого обвязан на манер пояса. И в чёрном топике. И больше ничего. Я даже протер глаза, но никуда не делось, то, что я увидел.

— Эд, Ал, рада вас видеть, — улыбнулась она. Похоже, действительно рада. — Вот только в следующий раз звонить надо и предупреждать что приедете!

— Знаешь, Уинри, — протянул я, выразительно оглядывая её бюст и теребя подбородок единственной рукой. — Такую одежду надо носить, когда у тебя минимум третий размер груди. А здесь она едва дотягивает до второго.

И без зазрения совести нагло ткнул в её правую грудь. Она была мягкой. Лицо Уинри медленно окрасилось в красный цвет, как и лица остальных. И если у Ала с Уинри это смотрелось естественно, то вот лица Марко и Армстронга выглядели довольно комично. И лишь со стороны Пинако послышался многозначительный хмык.

— Чего? Неужели хочешь сказать, что я не прав? Как погляжу, твоя бабуля с этим согласна, а неё в этом гораздо больше опыта, уж поверь.

— А не рановато ли для подобных выводов, Эд? — спросила Пинако.

— Рановато? После того как половина Столичного бомонда пыталась затащить меня в постель, я не думаю что рановато, — поделился я подробностями светской жизни.

— Половина? — а у старушки ещё есть порох в пороховнице. Вон как глазки заблестели. А на то, что я ей во внуки гожусь, ей как-то плевать.

— В основном женская половина, — пояснил я. — Но попадались и оригиналы.

— Куда катиться мир... — повторила она одну из моих любимых фраз.

— Не то слово, бабуля, не то слово, — вторил ей я и мы вместе рассмеялись.

— Эд, а ты чего приехал? — наконец спросила меня Уинри. Ал покосился на меня и аккуратно так стал сдвигаться к выходу.

— Рука сломалась, — невозмутимо ответил я. Уинри посмотрела на место моей правой руки. Там было пусто.

— Как сломалась? — медленно произнесла она.

— Вдребезги, — не стал я лукавить и, сняв куртку, продемонстрировал отсутствие брони. — И не надо тянуться за гаечным ключом. Мне и первого раза хватило. Едва только от ран оправился и на тебе...

— Тебя ранили? — а вот теперь в её голосе было нешуточное волнение. Переживает девочка за меня, переживает.

— Да, в голову во время рождения, — неудачно пошутил я. — Вот и ищу неприятностей на свою задницу. Ну, так как, поможешь?

— Ладно, — вздохнула она. Видимо смирилась, что придётся делать новую руку. — Вот только это обойдётся тебе...

Я прервал её, протянув ей чек с суммой превышающей максимально возможную в три раза.

— Этого хватит? — спросил я. По загоревшимся глазам девочки я понял что да. Но тут некстати проснулась её совесть.

— Знаешь, Эд, но тут слишком много, — ответила она.

— Сделаешь две, — припечатал я, на что её лицо вытянулось. — Чтобы когда она вновь сломается, у меня была запасная.

— 'Когда' сломается? — голос Уинри вновь зазвучал угрожающе, а её рука сама потянулась за гаечным ключом.

— Ты же меня знаешь, — вздохнул я в ответ. — Я же постоянно ищу приключений на свою задницу! А учитывая, что ничто не вечно под луной, я удивляюсь как вообще целым остаюсь, не то что броня. Ладно, с делаем так. Готовишь мне две модели. Одну обычную, а вторую — северную. Из облегченных материалов и с защитой от обморожения.

— Хорошо, — кивнула Уинри. — Но на это уйдёт дней восемь. И это минимум.

— Я тут на все десять, — махнул я рукой, и прежде чем она успела отреагировать, подошел к ней и поцеловал. — Спасибо, подруга.

Это заставило вновь всех покраснеть, опять же кроме Пинако. А Уинри вообще зависла.

Так началось мое пребывание в Ризенбурге.

Признание

Что можно сказать нового о моём родном городке. Ну, разве то, что с тех пор как я покинул его, он совершенно не изменился. Те же люди, те же увлечения. Дом мой как стоял, так и стоит. А у семьи Рокбеллов, как не было отбоя от клиентов, так они донимают их до сих пор.

За четыре дня, что прошло с момента нашего прибытия в город, Уинри смогла полностью собрать новый экземпляр автоброни для меня. Заодно подрегулировали и мою ногу, так как я немного 'вырос'. И как всегда работа девушки была на высоте. Не зря она носит гордое звание Мастер и я ничуть не жалел тех денег, что отдал ей авансом. На самом деле возможность свободно ходить и пользоваться рукой — бесценна. И благодарить за это я должен моего любимого механика.

Надо сказать, что как только Уинри села за работу, её не было видно и слышно. Но я заметил что она работала и днём и ночью. И всё с одной целью, чтобы я поскорее встал на ноги. Наверное, именно к таким вещам нужно применять выражения вроде 'сделано с любовью'.

Когда утром четвёртого дня мне уже примеряли новую броню, мельком я заметил, как покраснело лицо Уинри, когда она встретилась со мной взглядом. Да, тот поцелуй гораздо глубже затронул её чувства. Любил ли я её? Да. Любила ли она меня? Смею надеяться что да. Уинри — самое большое моё чувство. И я сильно боюсь обидеть её. Даже то моё негодование тогда при встрече было напускным. И она это прекрасно знала.

Пока шла сборка моей новой брони, Алекс колол дрова. Кулаками. А всё благодаря передаваемому в Семействе Армстронгов из поколения в поколение умению. Естественно легендарному. У них всё легендарное и всё из поколения в поколение. Интересно, а в туалет они ходят тоже 'легендарно'? Впрочем, спросить это, наглости у меня не хватило.

Ал же, пока я 'сидел без дела', оттачивал своё искусство алхимии у нас дома. В этом ему помогал Марко. Правда, его я представил как Морриса Рейна. Не стоит пока моим близким знать такие подробности. Для их же блага. После я даже специально сделаю на его имя документы. С новым лицом и новым именем его будет ещё труднее искать. Да у него даже голос немного поменялся. Сначала марко не понимал, почему Ал стал Государственным алхимиком. Но узнав, что я совершил человеческое преобразование в столь раннем возрасте и что Ал хочет вернуть мне руку, он решил помочь нам. Так у Ала появился очень хороший учитель.

Я же действительно все эти четыре дня 'сидел без дела', как могло бы показаться со стороны. Но на самом деле я был очень занят. Пересмотрев записи отца, я нашёл там упоминание о моей 'проблеме'. А также пути решения, которые он смог обнаружить спустя время. Но для этого требовались огромные усилия. Нужно было переговорить, а точнее принять воспоминания всех поглощенных душ. По сути, сделать их своими. Хоэнхайм, когда начал этот процесс, не довёл его до конца, не желая лишать тех, кто был им поглощён, индивидуальности. Лишать их личности. Растворять их в себе. А может быть, он просто боялся перестать быть собой. Ведь во время этого процесса личность человека вне зависимости от желания меняется. Впрочем, если есть чёткие цели, они никуда не исчезают. Но отношение к вещам может поменяться. Чтобы этого не произошло, процесс надо контролировать на всех этапах. И именно этим я занимался, лежа на полянке под деревом.

За четыре дня я смог только начать этот процесс, и до завершения было очень далеко. Но уже сейчас я чувствовал много изменений. Во-первых, ускорилось моё мышление. Во-вторых, на вещи я стал смотреть шире, можно сказать с нескольких точек зрения. Улучшилось моё знание языков. Если раньше ишварский, аэругский и прочие языки соседей были для меня иностранными, хотя я и знал их хорошо, то теперь стали как родные. Перебирая то, что знали поглощенные мной души, я улучшал собственный багаж знаний. Хотя ничего нового, за редким исключением, для себя я и не открывал. В основном всё это было известно мне, но становилось чётче и даже в какой-то степени роднее. Более того, это отразилось даже на моей физической форме. И без того прекрасная она стала ещё лучше, хотя я уже не знал куда можно ещё лучше-то.

Когда мои ногу и руку подключили к нервам, я стал осторожно проверять всё ли в порядке. Как и всегда нареканий не было.

— Уинри, знаешь, что я тебе скажу? — загадочным тоном произнёс я, подходя к девушке. Она мигом застыла, покраснела, а я даже за два метра услышал, как бьётся её сердце. На самом деле услышал, хотя, наверное, это стоит списать на мои 'ментальные тренировки'. Обняв её, я вновь осмелился её поцеловать. Хорошо хоть никого в комнате не было, а бабуля тактично смылась, чтобы 'не мешать молодёжи заниматься важными делами'. Когда поцелуй закончился, Уинри не спешила вырываться из моих объятий.

— Эд, почему? — спросила она меня. — Ведь ты же говорил...

— Мало ли что я говорил? — возразил ей я, не отпуская её. — Я просто не могу бороться со своими чувствами. Вот и всё. Я хоть и чудовище, но во мне тоже есть чуть-чуть от человека. И поэтому я просто не могу молчать о том, что я люблю тебя.

— Эд, ты никакое не чудовище, — покачала она головой. Сейчас, стоя в объятиях друг друга, я видел её глаза так близко как никогда. В этих двух омутах можно было утонуть. В моём сердце буквально разгорался пожар. Уинри положила мне голову на плечо и сильнее прижалась ко мне. — И знаешь, Эд, я тоже люблю тебя. Несмотря ни на что. Пусть о тебе пишут всякие гадости в газетах, но я знаю какой ты настоящий.

Я отстранился от девушки, но продолжал держать её руки и смотреть ей в глаза. А затем отпустил её и подошёл к окну. Пришло время раскрыть ей правду. ВСЮ правду обо мне.

— Уинри, прежде чем мы продолжим с тобой говорить на эту тему, я должен тебе кое-что рассказать, — ответил я и посмотрел на неё. Мой взгляд был серьёзен как никогда. И Уинри каким-то шестым чувством наверное почувствовала это. Потому как её взгляд стал таким же серьёзным, и она согласно кивнула. — Раз ты согласно, тогда давай мы с тобой прогуляемся. Тут не далеко. Не хочу, чтобы кто-либо ещё это слышал. Это слишком...

— Эд, — остановила она меня. — Если тебе тяжело, может тогда не стоит?

— Нет, — мотнул я головой. — Понимаешь, ты имеешь право знать это.

Уинри её раз кивнула и мы с ней, собравшись, отправились туда, где мы в детстве любили часто играть. Наше любимое место.

Солнце потихоньку склонялось к горизонту, обозначая конец дня. Мы с Уинри, собрав с собой небольшую корзинку со снедью, сидели на раскинутой на траве скатерти, на берегу реки. Она была в легком летнем платье и босоножках. На голове — шляпка, которую я ей подарил пару лет назад. Очень уж она мне понравилась, когда я увидел её в одном из магазинов Централа. Я настоял на том, чтобы она переоделась из своего перемазанного машинным маслом комбинезона. Заодно пришлось подождать пока она примет душ. Сам же был одет в серые брюки и рубашку с коротким рукавом, на ногах обычные ботинки. Свой лёгкий перекус мы уже съели. В общем, теперь ни что не могло отвлечь нас от беседы.

— Так о чём ты хотел поговорить со мной, Эд? — Уинри посмотрела мне в глаза, ища ответ.

— Уинри, — начал я, усиленно подбирая слова. Как назло, ничто не шло на ум. Махнув на это рукой, я решил сказать всё, как есть. — Когда я сказал тебе что я чудовище и во мне всего лишь немного от человека, я сказал тебе правду. На самом деле я человек лишь отчасти. И эта часть чрезвычайно мала, по сравнению с остальным.

— Что ты такое говоришь, Эд, я тебя не понимаю, — произнесла растерянная Уинри. Мои слова были для неё как... Не знаю на что это похоже, но она их действительно не понимала. Я видел это по её взгляду.

— Хорошо, тогда, ты не будешь против, если я расскажу тебе всю историю, с самого её начала? — спросил я, понимая, что это единственный шанс чтобы она поняла всё до конца. Девушка кивнула и я начал свой рассказ.

— Эта история началась более четырёхсот лет назад. Многим она покажется сказкой, но печальная сторона этой 'сказки' в том что это правда. На Востоке, как ты знаешь, за границей Аместриса находиться Великая Пустыня, разделяющая нашу страну и Империю Ксинг. Но пустыня там была не всегда. На самом деле, некогда это была весьма процветающая и успешная страна. Там жили такие же люди, как и мы. Они любили и ненавидели, радовались и плакали. Всё то же самое, что и у нас. Две вещи отличали народ, что населял ту землю от других народов, их язык и их золотые волосы, и золотые глаза. Страна же та известна под названием Ксеркс. Да, Уинри, мы с братом — последние представители некогда великого народа. Четыреста лет назад эта страна исчезла за одну ночь. Все её жители погибли. Все кроме одного.

— Но история эта началась за несколько десятилетий до уничтожения Ксеркса. Тогда в лаборатории у одного алхимика работал раб. В Ксерксе было весьма распространено рабство и у того алхимика было много рабов. Рабам порой даже отказывали в имени, и они просто носили номер. Того раба, о котором я упомянул, называли 'Раб номер двадцать три'. Однажды хозяин этого раба, решил провести алхимический опыт. Что там произошло точно, мне узнать так и не удалось. К сожалению. Но в результате этот алхимик смог получить искусственную жизнь, искусственно существо. Раб назвал его 'малыш из пробирки'. Но само это существо называло себя иначе. Гомункул! Вот какое оно выбрало себе имя.

— Гомункул стал бесценным открытием для того алхимика. Это открытие позволило ему не просто возвыситься, но занять одно из важнейших мест подле Царя Ксеркса. Тот Алхимик стал Главным придворным Алхимиком. А что же стало с рабом, спросишь ты? Дело в том, что раб, который, по сути, дал жизнь Гомункулу, работая в лаборатории, заинтересовал это существо. Будучи запертым в своей оболчке, которая представляла собой круглую колбу, Гомункул не мог выбраться наружу и познавать окружающий мир. Алхимик же был настолько занят своими исследованиями, что быстро стал неинтересен своему детищу. Ведь Алхимика больше всего интересовали знания Алхимии, которыми обладал Гомункул. Но он ничего не давал ему взамен.

— А что же мог дать Гомункулу, который знал об Алхимии всё простой Раб? Чем этот юноша, которому тогда не было и шестнадцати лет, мог заинтересовать всезнающее существо? Ответ прост. Он заинтересовал его миром людей. Тем миром, который Гомункул не мог познавать самостоятельно. Но рабу не было интересно рассказывать Гомункулу о том, что знал сам Раб номер двадцать три. И тогда гомункул решил заинтересовать его. Он предложил ему стать свободным. И первое что он сделал, чтобы помочь рабу обрести свободу, он дал ему имя. Конечно, сначала Гомункул выбрал имя напыщенное и величественное, которое, как он думал, впечатлит наивного юношу. Теофрастус Бомбастус. Но Гомункул просчитался. Для молодого раба это имя было очень сложным, и тот пожаловался, что не может его запомнить. И тогда Гомункул дал ему другое имя. Более простое, не возвышенное. Но оно понравилось молодому человеку. И с того дня Раб номер двадцать три, стал более известен как Ван Хоэнхайм.

— Погоди, Эдвард, ты сказал Ван Хоэнхайм? — прервала мой рассказ Уинри. Я кивнул. — Но разве это не имя твоего отца? Или это ваш предок?

— Всему своё время, Уинри, — улыбнулся я. — Я продолжу рассказ, и в конце ты поймёшь, что я имею в виду. Итак, я продолжаю.

— Дав Хоэнхайму имя, Гомункул практически сразу обнаружил, что его 'родитель по крови' не умеет читать, писать и считать. И тогда гомункул стал учить его грамоте, заверив, что это — необходимый шаг, чтобы получить свободу. Его слова были правдивы, Хоэнхайм поверил им и, в конце концов, получил свободу. Сбылась мечта Хоэнхайма. Он был свободен. Он был грамотен. И он был обучен Алхимии. Более того, его навыки превосходили навыки его бывшего хозяина, который, надо отдать ему должное, завидев талант юноши, сразу взял его себе в ученики. Но мы-то с тобой знаем, кто был настоящим учителем Хоэнхайма. Это позволило Хоэнхайму, также как и его бывшему хозяину подняться в обществе и, в конце концов, встать на одну ступень ниже его в подчинении Царю Ксеркса.

— Но было кое-что, что не давало гомункулу покоя. Увидев, что благодаря его стараниям, Хоэнхайм получил долгожданную свободу, Гомункул, стеснённый своей стеклянной колбой, также захотел обрести свободу. Ведь что из себя представлял сосуд Гомункула? Это была простая стеклянная колба, стоящая на треноге в лаборатории алхимика. Ничто не защищало её от опасности быть разбитой. А ведь это могло привести в смерти Гомункула. И Гомункул этого очень сильно боялся. Более того, узнав о страхе своего создания, Алхимик без зазрения совести использовал это знание, чтобы выуживать из Гомункула знания об Алхимии. По сути, Алхимик узнавал что-то новое, угрожая жизни другого существа. Разумеется, это не прибавляло Гомункулу хорошего настроения.

— И вот, увидев, что свободу всё-таки получить можно, ведь Хоэнайм этого смог добиться, Гомункул сам решил стать свободным. Стать свободным от той бренной оболочки, которой его наделил его создатель. И он придумал, как воплотить свой замысел в жизнь. Но как заставить Алхимика выполнить его волю? Здесь гомункулу помогло то знание людской натуры, которое он обрёл, общаясь с Хоэнхаймом. Гомункул узнал, чего страшатся все люди, независимо от происхождения и статуса. Он узнал самый главный страх человека. Смерть. И тогда он сообщил Алхимику нечто, что затуманило его напуганный неизбежной участью разум. Гомункул сообщил ему, что он знает как обрести Бессмертие.

— Бессмертие. Нет человека, который бы не грезил об этом. Ни один человек в здравом рассудке не захочет умереть. И если им дать такую возможность, любой человек согласиться быть бессмертным. Такова суть людей. Вот что узнал Гомункул благодаря Хоэнхайму. И это знание, которое обрёл Алхимик, лишило того разума. Теперь он с благодарностью вникал каждому слову произнесённому Гомункулом, ничто не подвергая сомнению.

— Но Алхимик был не единственным, кто оказался подвержен влиянию Гомункула. Прошло время и о том, что существует секрет Бессмертия, прознал и престарелый Царь Ксеркса. Обезумев от подбирающейся к его ложу смерти, старый Правитель внимательно выслушал Гомункула. И тот сообщил ему, какую цену нужно заплатить, чтобы обрести Бессмертие. И Царь мог заплатить эту цену.

— В Алхимии, как ты, наверное, сама знаешь, всегда существовал и существует закон равноценного обмена. Нельзя получить что-то не отдав что-то взамен. А как ты думаешь, что нужно отдать, чтобы получить Бессмертную жизнь? По твоему хмурому взгляду я вижу, что ты догадалась о том, какую цену должен был заплатить за своё Бессмертие Царь Ксеркса. Истинно так, ценой равноценной Бессмертию Царя Ксеркса и его ближайшего окружения должен был стать невинный народ Ксеркса.

— Несколько лет ушло на то чтобы совершить все приготовления. Работы не прекращались день и ночь. И, наконец, огромный круг опоясал всю страну Ксеркс. Как ты, наверное, помнишь, круг является основой для алхимического преобразования. Нельзя было обойтись без него и в данном случае. Кроме самого круга, преданные Царю Ксеркса люди расставили по всей стране в нужных местах печати. А если говорить точнее, то они поставили кровавые печати, предав смерти тех людей, что жили в обречённых городах и посёлках.

— И вот, наступил день, когда все приготовления были завершены. Царь Ксеркса и его приближённые, собрались в тронном зале дворца, который находился точно в центре круга, созданного вокруг страны. В центре зала была поставлена большая чаша, которая должна была послужить инициатором алхимической реакции. Подойдя к этой чаше, Царь Ксеркса взял ритуальный нож, надрезал себе палец и позволил капле крови упасть внутрь. Но...

— Гомункул обманул. Центр круга находился не там, где было сказано Царю Ксеркса. Он находился возле трона, где стоял Хоэнхайм, держа в руках стеклянную колбу с Гомункулом внутри. И когда капля крови упала внутрь чаши, Гомункул разбил свой сосуд и сам инициировал алхимическую реакцию. Эта реакция покрыла всю страну Ксеркс. Души всех жителей Ксеркса были вырваны из их тел и собраны в одном месте. Более одного миллиона душ образовали легендарный предмет, Философский камень. Используя его в качестве источника алхимической энергии, Гомункул создал себе тело.

— Но с какой-то стороны его можно даже назвать справедливым. Ведь полученную благодаря этой реакции энергию он разделил пополам, отдав половину тому, кто был ему родителем. Тому, кто никогда не смотрел на него свысока. Тому, кто всегда делился с ним человеческими чувствами и переживаниями, давая ему ту информацию, которую он больше нигде не мог почерпнуть. Да, половину собранных им душ Гомункул отдал Хоэнхайму, даровав ему, таким образом, Бессмертное тело. А вместе с тем, использую те души, что у него остались и кровь Хоэнхайма в качестве источника информации, Гомункул создал себе новый сосуд. Теперь его тело было похожим на тело Хоэнхайма, как будто бы это был его брат-близнец.

— Так, за одну ночь страна под названием Ксеркс перестала существовать. А на её развалинах остались двое существ. Человек по имени Ван Хоэнхайм и Гомункул, который больше не был 'малышом из пробирки'. Гомункул отправился на Запад и пришёл в страну Аместрис, где стал известен как Мудрец с Востока. Хоэнхайм же отправился на Восток, где стал известен как Мудрец с Запада. Оба были Бессмертны и оба обучали простых людей алхимии. Но цели у них были разные.

— Как ты, наверное, догадалась, тот самый Ван Хоэнхайм, 'Раб номер двадцать три' и есть мой Отец. Он — последний представитель народа Ксеркса, Бессмертный 'Мудрец с Запада'. Несколько десятилетий назад он пришёл в Аместрис. Двигаясь на Запад в поисках своего 'дитя'. Но остановился в одном из первых городов на границе с пустыней. Да, он остановился в Ризенбурге, где и познакомился с молодой Пинако Рокбелл. Именно поэтому твоя бабушка, порой забываясь, называет его своим старым собутыльником. Прожив в Ризенбурге несколько десятилетий, Хоэнхайм повстречал маленькую девочку. Эта девочка смогла затронуть нечто в сердце того Бессмертного Мудреца, каким он стал за четыреста лет скитаний. Он полюбил Тришу Элрик и, в конце концов, когда девочка выросла и стала молодой женщиной, он сделал ей предложение руки и сердца, и они поженились. А спустя какое-то время на свет появились я и мой брат Альфонс.

— Какая романтичная и печальная и в то же время счастливая история, — произнесла Уинри, глядя на меня. — Трудно конечно поверить в твои слова Эд, но я тебе верю. Не знаю почему, но верю.

— Спасибо, Уинри, — кивнул я и погрустнел. — Ты даже не представляешь, что твои слова значат для меня. Но эта история не закончена. Она имеет печальное продолжение, и ты должна его знать, ведь оно напрямую связано со мной.

— Пока дети Хоэнхайма росли, четырёхсотлетний мудрец радовался жизни и плакал от счастья, наблюдая за своей семьёй, супругой и детьми. Он помнил о том, какая цена была уплачена за его Бессмертие. Но Триша... Триша стала для него той отдушиной, что смогла дать покой его терзаемому прошлым сердцу. Он рассказал ей всё о себе, и она приняла его таким, какой он есть. Пожалуй, именно такую любовь можно назвать Любовью с большой буквы. Но их счастье было внезапно прервано.

— Как я уже тебе сказал ранее, покинув руины Ксеркса, Гомункул отправился на Запад и, придя в Аместрис, тогда ещё небольшую страну, стал известен как Мудрец с Востока, когда начал учить других алхимии. Именно в Аместрисе нашлись люди, которые повелись на лестные обещания, подобные тем, что завладели сердцем Царя Ксеркса. Да, Гомункул вновь обещал даровать Бессмертие. И вновь, как и в Ксерксе до этого, началась кропотливая работа по подготовке круга преобразования. Аместрис очень быстро стал воинственной страной, которая одно за другим завоёвывало все соседние государства. Постепенно страна стала приобретать форму круга. Должно быть, где-то сейчас заканчивается строительство тоннеля, который оформит этот круг в виде чёткой черты, как было сделано в Ксерксе. В течение веков буквально по кусочкам собиралась эта страна. И, как и в Ксерксе, на её территории ставились кровавые печати. Ты, наверное, помнишь из уроков истории в школе, что наша страна всегда была воинственной и вела очень кровопролитные войны. Причина была в том, что её, подобно Ксерксу Четыреста лет назад, готовили и готовят на заклание. Да, Гомункул в очередной раз хочет собрать для себя кровавую дань. Но если четыреста лет назад в Ксерксе погибло чуть больше миллиона человек, то теперь он собирается забрать себе пятьдесят миллионов душ.

— Какой ужас, — Уинри была шокирована. Она даже закрыла рот ладонью, чтобы сдержать всхлип. — Эд, то что ты говоришь... Это действительно правда?

— К сожалению, да, Уинри, — ответил я и тяжело вздохнул. — Мне удалось выяснить, что необходимым ингредиентом для создания философского камня служат души людей. Эту информацию я узнал у одного Государственного Алхимика. Ему я доверяю. Да и кроме того... Ладно, я продолжу, а к вопросу философского камня вернусь чуть позже.

— Ван Хоэнхайм не просто так носил звание Мудрец. Наблюдая за историей страны, которая стала его новым домом, он заметил, что с ней твориться неладное. Зачем нужны эти бесконечные завоевательные войны? Зачем нужно столько пролитой крови? Чего хотят добиться правители страны? И вот, когда в 1901 году начался конфликт в Ишваре, Хоэнхайм вновь задумался над этим вопросом. Но так как никто не мог дать на него ответ, тогда он сам вновь засел за исследования. Он проследил историю этой страны от самого основания. Он сопоставил даты самых кровопролитных сражений. Он смог взглянуть на всю картину в целом. И ужаснулся. На карте, которую он использовал, чтобы отмечать свои исследования истории Аместриса, он увидел круг преобразования. Такой же круг преобразования, который однажды уже погубил Ксеркс. Можешь мне поверить, такое невозможно спутать ни с чем. И хотя для завершения этого круга оставалось добавить ещё несколько важных элементов, Хоэнхайм понял, что он просто не имеет права оставаться в стороне. Он понял, что единственный способ искупить свой грех, это остановить Гомункула.

— Тогда мой отец начал работать. Знаешь, я до сих пор помню, как он сидел за своим рабочим столом и что-то делал. Тогда мы с братом мало понимали что именно. Вернее... В общем, это я тоже тебе расскажу, а пока...

— Хоэнхайму удалось найти решение. Он понял, как можно остановить Гомункула. И тогда он принял решение. Пожалуй, самое важное решение в своей жизни. Он решил оставить на время свою семью. Ему нужно было время, чтобы подготовить всё необходимое, чтобы предотвратить грозящую Аместрису катастрофу. Подготовить всё необходимое, чтобы разрушить планы Гомункула. Знаешь, Уинри, в тот день... Я помню, как отец плакал, когда он уходил. Ему было жаль расставаться с нами. Ведь он не смог увидеть, как растут его сыновья. Мама обещала ему, что она дождётся его. Но она умерла раньше. И теперь я даже не знаю, что я ему скажу. Ведь если бы не моя слабость, она бы не умерла.

-Эд, ты не виноват... — попыталась успокоить меня Уинри, но я прервал её.

— Нет, Уинри, виноват. Именно я виноват, что мама умерла, — мне было очень тяжело говорить. Ком застрял у меня в горле, и, казалось, слёзы вот-вот польются из моих глаз. Но я должен выдержать и рассказать Уинри ВСЮ, абсолютно ВСЮ правду. — А теперь Уинри, когда я рассказал, кто был мой отец, и какие у него были цели... Пришло время тебе узнать о том, кто я такой на самом деле. Ты узнаешь то, что не знает больше никто на свете. Этого не знает Ал. Этого не знает мой отец. Этого не знала моя мама.

— Знаешь, учёные-алхимики до сих пор не знают что такое душа человека, откуда она появляется, куда уходит после смерти. Они порой даже сомневаются в том, существует ли она на самом деле. Может быть, это всего лишь чистый разум, переносимый в виде энергии, а никакой эфемерной души на самом деле не существует. Я тоже не знаю ответа на этот вопрос, хотя в своё время посвятил много времени подробным исследованиям. Одно лишь мы, учёные, можем сказать точно. Когда человек появляется на свет, он уже разумен. Обычно, человек не помнит, что было в детстве. Более поздние воспоминания затмевают более ранние. А период до полугода вообще не откладывается в памяти человека. И знаешь, это отличная защита для растущего разума. Ведь благодаря этому все сильные эмоциональные переживания сглаживаются и теряются в прошлом. Так происходит обычно. Но в моём случае всё было иначе. Я не просто помню досконально всё произошедшее со мной прямо с рождения. Нет, я помню даже то, что происходило со мной до моей смерти. Да, Уинри, не знаю как, но я сейчас проживаю вторую жизнь.

— Этого не может быть, — покачала головой девушка. — Неужели это правда?

— Да, — кивнул я. — К сожалению мне нечем тебе доказать свои слова. Так что тебе придётся поверить мне на слово. Мда, сижу я тут с тобой, кормлю тебя байками.

— Нет, Эд, ты не прав, — покачал головой Уинри и прижалась ко мне. — Не важно, первая это твоя жизнь или вторая, я люблю тебя таким, какой ты есть.

— Спасибо тебе, Уинри, спасибо, — слёзы всё-таки потекли по моему лицу, и Уинри вытирала их. Так мы посидели минут пять пока я, наконец, не успокоился. — Какой я есть... Но, Уинри, мне ещё только предстоит рассказать тебе правду обо мне. Горькую правду. А пока... Я продолжу свой рассказ.

— Мир, в котором я жил прежде, он похож на наш. Разве что технический прогресс шагнул чуть дальше. Но в том мире есть и коренные отличия. Вернее, одно единственное отличие, но весьма существенное. Там нет Алхимии. Или же просто никто никогда не исследовал этот вопрос, полностью погрузившись в научно-техническую революцию. Я прожил в том мире несколько десятилетий, прежде чем умер. Я видел много самых разных событий, прочитал много самых разных книг. И, знаешь, однажды я узнал одну историю. Я никогда не придал бы ей значения, если бы не родился здесь, как сын Тришы и Хоэнхайма. Дело в том, что эта история описывала историю этого мира. События, описанные в той книге, произошли и в этом мире. Пусть некоторые из них и различались по времени, либо по месту, либо по масштабам. Но ключевые точки не имели коренных различий. Более того, та история, что я прочитал в книге... Она описывала жизнь мальчика по имени Эдвард Элрик. Наверное, поэтому мне не стоит удивляться, что я и был рожден как Эдвард Элрик.

— Получается, что ты знаешь будущее? — с интересом спросила меня Уинри. — Но ведь это же замечательно. Это так интересно.

— Ты так думаешь? — с грустью спросил я, и Уинри перестала веселиться. А на моих глазах вновь навернулись слёзы. — Знаешь, я ведь сказал тебе, что считаю именно себя виновным в смерти матери. А всё потому, что в той книге это событие был описано. Я знал что моя мама, а ведь я любил, любил её очень сильно... и я знал что она заболеет и умрёт. И я ничего не сделал. Я просто никчёмный трус, который побоялся рассказать отцу всю правду о себе. Если бы я рассказал ему всё что я знаю... Тогда бы моя мама не умерла. И тогда твои папа и мама не умерли бы. Это я... понимаешь? Я виновен в их смерти! Это из-за меня они умерли!

Я сидел и рыдал. Всё то, что копилось во мне эти полтора десятилетия, наконец, вырвалось на свободу. Я больше не мог сдерживаться и рыдал как маленький ребёнок. Не помню, что было потом. Но пришёл в себя я от того что кто-то поглаживал меня по голове.

— Не плачь, Эд, не плач, — это была Уинри. Она положила мою голову себе на колени и сейчас гладила меня по голове и успокаивала. Я, наконец, перестал плакать и успокоился. — Знаешь, Эд. Я ведь помню тот день, когда нам сообщили что мама и папа были убиты. А ещё я помню тебя, когда ты приехал к нам и на коленях просил у нас с бабушкой прощения, что не вытащил их оттуда силком. Я помню твои заплаканные глаза тогда. Ты тогда был не бравым подполковником. Передо мной был маленький мальчик ещё меньше меня ростом. И он просил у меня прощения, что не смог силком вытащить моих взрослых папу и маму. Неужели я должна тебя винить в этом? Нет, то, что произошло с моими папой и мамой... Я много думала об этом и приняла их выбор. Эд, не стоит видеть вину там, где её нет. И знаешь что ещё, Эд? Мне кажется, папа и мама поступили очень эгоистично. Не из-за того что они оставили меня. Нет. Я считаю что они поступили эгоистично из-за того что они по сути взвалили вину за свою смерть на тебя и ты уже второй раз горько плачешь из-за этого. А ведь это только то, что видела я. Боюсь даже представить, сколько всего натерпелась твоя бедная подушка за эти годы.

— Уинри, я... — слёзы вновь собрались течь по моим щекам, но Уинри ловко отёрла их

— Соберись, Эдвард Элрик, и хватит уже плакать, — строго сказала она, но тут же улыбнулась. — Ведь, кажется, твой рассказ не закончен.

— Да, ты права, Уинри, — кивнул я. И, переведя дух, приготовился продолжать. — Теперь я должен рассказать тебе о том, что я делал все эти годы и почему я считаю себя чудовищем.

— Как ты уже, наверное, поняла, в тот день, когда уходил мой отец, я знал 'Зачем' он уходит. Я знал, что он вознамерился остановить Гомункула, который собирался уничтожить всё населения Аместриса ради собственных интересов. И, как ты, наверное, понимаешь, будучи уже взрослым человеком, я просто не мог оставаться в стороне. Я стал учиться алхимии по книгам отца. В его же дневниках я обнаружил подробности того что приготовил Гомункул и это ещё больше подкрепило моё желание спасти Аместрис и его жителей. Когда умерла мама, мы с Алом, а точнее я, нашли учителя. Изуми Кёртис. Ты, наверное, помнишь её. Однажды она спасла Ризенбург от наводнения. Я учился у неё вместе с братом, но был гораздо успешнее Ала. В результате я закончил учёбу в восемь лет и вернулся в Ризенбург. Ты, наверное, помнишь, что произошло дальше?

— Да, как будто это было вчера, — глубоко вздохнув, ответила девушка. — Меня до сих пор в дрожь бросает от тех воспоминаний. Самого нападения ишваритов я не помню, так как оно прошло в стороне. Но я прекрасно помню тебя всего истекающего кровью. Я помню те жалкие обрубки вместо твоих руки и ноги. А ещё помню, как ты тяжело восстанавливался в течение отведённого тобой же полугода. Ишвариты... я понимаю война, но как можно было быть таким жестоким с ребёнком.

— Они просто обезумели от тех потерь, которые понесли из-за меня, — с горечью ответил я. — Ведь именно я убил их друзей и братьев в тот день, защищая жителей Ризенбурга. Но пришло время, Уинри, узнать тебе правду о том дне. Узнать то, что я скрыл от всех. Свою руку и ногу я потерял не из-за ишваритов. Когда они пришли в мой дом, я уже потерял конечности.

— Но что тогда произошло? — спросила удивлённая девушка.

— Ты помнишь, я упоминал основной закон алхимии? Нельзя получить что-то не отдав чего-то равноценного взамен, — Уинри кивнула. Не только я упоминал этот закон. На самом деле его преподают даже в школе вместе с тремя запретами алхимии, чтобы дети не совершили непоправимой ошибки. — А ты помнишь главный запрет алхимии?

Уинри кивнула. Похоже, она поняла, что я сделал. Об этом запрете в школе говорят особо. И неоднократно подчеркивают, что цена за его нарушение — ужасна.

— Да, Уинри я нарушил основной запрет алхимии, я совершил преобразование человека, — признался я, но этого было мало, ведь это далеко не вся правда. — Во всяком случае, так думает Ал и те немногие кто посвящён в эту тайну. Они думают, что я пытался воскресить мать. Но это не так. Совершенно не так. Как ты помнишь, благодаря знаниям из прошлой жизни, я помню основные события, которые произошли и произойдут. А ещё я знаю некоторые особенности алхимии, которые скрыты от остальных. Например, я знаю истинное предназначение преобразования человека. Совершая подобного рода преобразование, алхимик открывает так называемые Врата Истины — инструмент, который позволяет людям творить алхимию. Ни один алхимик, который когда-либо открывал Врата Истины, никогда не делился знаниями о них с тем, кто этих врат не открывал. Ты — первая из непосвященных, кто получил эти знания. Хотя... Возможно, что-то об этом знала и моя мама, так как не думаю, чтобы Хоэнхайм держал это в секрете от неё.

— Получается, это что-то вроде чести? — с сомнением спросила Уинри.

— Не думаю что это так, — покачал я и улыбнулся. — Хотя это показывает как минимум то, что я тебе доверяю.

— Спасибо тебе, Эд, — Уинри улыбнулась мне в ответ.

— Но, пожалуй, я продолжу, — наконец произнёс я. Уже прошло три часа как я начал свой рассказ, а он ещё далёк от завершения. — Итак, в возрасте восьми лет я открыл Врата Истины, отдав в качестве входной платы свои руку и ногу. Взамен я получил исчерпывающие знания об алхимии. Мне удалось не просто узнать что-то о ней. Я понял саму её суть. И в свете того что я задумал, эта цена казалась мне приемлемой. И даже сейчас я не думаю что продешевил. Тем более что ты помогла мне нивелировать эту проблему.

— Получив знания об алхимии, ранее мне недоступные, я решил выполнить следующий этап плана по спасению страны. Я стал Государственным Алхимиком. Я не стал медлить, так как знал что вскоре командование армии примет решение. Приказ номер 3066. О тотальной зачистке Ишвара. Я знал, что этот приказ будет подписан. Но я понимал ещё кое-что. Когда ты не можешь остановить военную машину, спасти как можно большее число жизней можно только находясь на острие клинка. Я убивал ишваритов поднявших мятеж с одной единственной целью — спасти их жён и детей. Признаюсь честно, я убил тысячи... Нет, десятки тысяч ишваритов. Более того, я был самым 'результативным' Государственным Алхимиком Аместриса в том военном конфликте. Но вместе с тем, мне удалось поспособствовать тому, чтобы были спасены десятки, а может даже сотни тысяч жизней ишваритов. Уже под конец войны, я получил приказ уничтожить крепость Камс, в которой находилось больше тридцати пяти тысяч ишваритов, большая часть из которых были женщины и дети. Мне удалось спасти большую часть из них, выведя из окружения эти тридцать пять тысяч по подземным туннелям, проложенным мной за ночь. Но и цену за эти жизни я потребовал соответствующую. Пятьсот ишваритов добровольно умерли от моей руки, чтобы я смог скрыть побег такого большого числа людей. После того как я их убил, я обрушил святые скалы Руку Господа на лагерь и следов побега не осталось. А тысячи ишваритов были спасены.

— Но я должен признаться тебе ещё кое в чём. И это напрямую связано с тем, почему я считаю себя монстром. Изучая записи отца, я наткнулся на описание того самого ритуала, который провёл Гомункул четыреста лет назад в Ксерксе. Описание того как создать совершенный философский камень. И я провёл этот ритуал. Пусть в меньших масштабах, но я провёл его. И делал я это неоднократно. Начав в Ишваре, на протяжении этих лет я постоянно участвовал в войнах лишь с одной целью — усилить мощь того философского камня, чтобы хотя бы приблизиться к мощи философского камня Гомункула. Я не знаю в точности, что приготовило это существо. Но я хочу быть во всеоружии, а потому все эти годы я непрерывно копил эту мощь. Меня называют Жнецом, Демоном, Дьяволом. И всё это верно. Ведь я добровольно отнимаю души других людей ради собственной силы. Я не пытаюсь себя оправдывать, что это всё для их защиты. Нет, это было бы слишком наивно с моей стороны. Я совершил серьёзную ошибку, встав на этот путь. Но если уж я выбрал его, я должен пройти его до конца. Хотя бы ради тех, кого я убил собственными руками.

— Знаешь, Уинри, я ведь до сих пор помню каждого кого убил. И сейчас их души слитые воедино внутри философского камня, внутри моего тела, кричат о возмездии, об отмщении мне, их губителю. Мне нет прощения за то, что я сделал и ещё сделаю. Меня спасет лишь одно — надежда, что мои труды не пропадут даром, что Аместрис будет спасён. Вот какова моя истинная суть, вот кто такой на самом деле Эдвард Элрик. Примешь ли ты меня такого, Уинри?

— Скажи, Эд, а что ты будешь делать, когда победишь? — спросила меня, наконец, Уинри. Похоже, она на распутье. Что же мне ответить? — Чем ты займёшься?

— 'Когда победишь', — повторил я. Интересная формулировка, не 'если', а 'когда'. Получается, Уинри не сомневается в моей победе. — Если бы ты спросила меня об этом год назад, я бы ответил что сам бы встал у руля страны и повёл бы её к светлому будущему. Такие были мои мечты. Но теперь... Я даже не знаю, что я буду делать. Наверное, тоже что желаю и сейчас. В смысле не только воевать. У меня ведь и мирной работы бывает навалом. Но ещё... Уинри, мне бы хотелось чтобы ты была рядом. Как я сказал, я люблю тебя. А ты... ты хотела бы быть рядом со мной?

— Эд, я уже сказала тебе, что я люблю тебя таким, какой ты есть, — ответила она мне и улыбнулась. — И я тоже люблю тебя.

— Тогда, Уинри, — я сглотнул, потому что после того как я скажу это, пути назад не будет. — Уинри, выходи за меня!

— Я... — похоже, мне всё-таки удалось удивить её. — Я согласна.

— Уинри, — только и смог прошептать я и поцеловал её. Она ответила мне взаимностью. Мы целовались долго, пока у нас не кончился воздух.

— Это так неожиданно, — наконец произнесла она, отходя от поцелуя. — Вот только, Эд, как быть с кольцом?

— Ну, я всё-таки алхимик, — смутившись, ответил я и, протянув левую руку, создал на ней золотое кольцо идеальной формы. После чего одел его Уинри на безымянный палец. Оно идеально подошло. В очередной раз глазомер меня не подвёл.

— А когда мы сыграем свадьбу? — спросила вдруг Уинри. Я задумался.

— Мне нужна будет неделя, чтобы оповестить и собрать всех моих друзей и знакомых, — задумчиво произнёс я, изрядно удивив теперь уже мою невесту. — А что ты думаешь? Если я кого не приглашу, мне просто войну объявят.

— Только, пожалуйста, не надо приглашать тех кавалеров из столичного бомонда, которые имели на тебя виды, а то я буду ревновать, — подколола она меня, на что я только улыбнулся.

— Хорошо, не буду, — моя улыбка превратилась в ехидный оскал. — Ограничусь только теми дамами, что прямо пытались затащить меня в постель. Шучу, шучу!

— Хмм, — протянула Уинри, но мы оба не выдержали и рассмеялись.

— Знаешь, Уинри, я не так представлял себе этот разговор, — наконец признался я. — Больше всего я боялся, что ты не примешь меня и отвергнешь. Я боялся, что ты скажешь 'нет'. Уинри, ты — единственная моя отдушина в этом мире. Конечно, есть Ал, есть бабуля, есть мои друзья и товарищи. Но ты — единственная. Спасибо тебе!

— Эх, Эд, ты такой эгоист, — покачала она головой. — Ты ведь тоже для меня единственный.

В ответ я просто обнял её и мы так и сидели на берегу реки, любуясь закатом. Для нас начиналась новая жизнь. Но прежде чем она поглотит меня, мне нужно было сделать ещё кое-что. А именно — спасти эту страну!

Конец Второй Части