Эй, Арнольд!

— А в чем, собственно, дело?

— О, нет, нет, я просто в гости, — попытался отмахнуться та.

— Да? А мне думается, вам что-то про нас с вашим сыном рассказали, вот вы и спохватились, я прав?

— Арнольд, нельзя в вашем возрасте быть столь мнительным, — пропела женщина, но взгляд у нее заметался.

— Понятно, — кивнул парень от двери, — По-видимому, все дело в тех девушках, что недавно были у нас.

Женьку, стоявшего у окна, перекосило. Он сделал страшные глаза, посмотрев на друга, но тот демонстративно этого не заметил.

— Так вы признаете, что приводили в квартиру каких-то... — глаза женщины сузились, но фразу она намеренно оставила незавершенной.

— А почему бы нет?

— Я думала, вы серьезный юноша, Арнольд... — начала мать Женьки пафосным голосом, но его друг перебил её.

— Я такой и есть. Можете не сомневаться. И вообще, не понимаю, в чем проблема. Вашему сыну уже есть восемнадцать. Что вас не устраивает?

— Как это что? По-вашему, это нормально, когда парень в его возрасте...

— Спит с девушками? А что, по-вашему, он с парнями спать что ли должен? Не понимаю, и не пойму, что в этом ненормального. А если вы боитесь, что девушка залетит, но могу вам гарантировать, что такого не случиться.

— Откуда такие гарантии?

— Оттуда, что таким девчонкам оно и не нужно.

— Как же не нужно, как увидят, что мальчик из хорошей семьи, так еще и с квартирой, сразу набегут!

— Не волнуйтесь, я прослежу, чтобы не набежали, это раз. Ваш сын достаточно разумен, чтобы не связываться с малолетками, а, значит, женить его по статье просто не смогут, это два. Ну и последнее, может, объясните, кому вы недовернете больше, мне, что впрочем разумно, или все же собственному сыну?

— Да, при чем здесь ты?!

— А раз не при чем, то не кажется вам, что это унизительно, так думать о Женьке?

— Но я...

— К тому же, это, конечно, ваше семейное дело, не мне вас судить. Но я думаю, что еще более унизительны все эти ваши отчеты по деньгам. Не знаю уж, чего вы добиваете, но, думаю, планомерно идете к тому, что Женька просто плюнет на все и начнет зарабатывать сам. Вы хотите, чтобы он бросил институт?

А вот такого Женька просто не выдержал.

— Хватит! — воскликнул он, и в одну секунду оказался возле Арнольда, — Я все могу решить и сам!

— Ну, сам, так сам, — философски пожал плевами Дон, развернулся и вышел в прихожую.

Женька растерянно моргнул и кинулся за ним, но Арнольд уже успел надеть куртку и обуться.

— Дон?

— Вам нужно поговорить, — бросил тот, не обернувшись, и вышел за дверь.

Женька остался один на один с матерью, которая только сейчас закончила переваривать все услышанное.

— Ты собираешься бросить институт?!

— Конечно, нет, мама, — устало выдохнул Женька, прикрывая глаза рукой.

Все же Арнольд ему очень большую свинью подложил. Вот прибить его за это мало! Но для начала, все же следует объясниться с родительницей, и Женька походкой висельника взошел на эшафот, точнее, вернулся в комнату к раздраконенной матери.

Арнольд вернулся лишь под утро, застав Женьку мечущимся в неспокойном сне. Подошел к кровати, всмотрелся в напряженное лицо спящего мальчишки, разглядел дорожки слез на щеках, вздохнул, разделся и забрался к нему под одеяло. Женька не проснулся, вот только метаться перестал. А Арнольд так и встретил рассвет, перебирая в пальцах его мягкие волосы и размышляя о бренности бытия, а конкретнее, о том, как же им обоим теперь жить с Женькиными чувствами, одними на двоих. А потом мальчишка вздохнул во сне чуть глубже, прижался чуть теснее, и его невыносимо захотелось поцеловать. Арнольд не стал себя ни в чем отказывать, в тайне надеясь, что Женька проснется, и они смогут поговорить вот уже прямо сейчас, но тот лишь послушно приоткрыл губы, но из мягких объятий сна так и не вынырнул. Нацеловавшись, но так и не разбудив, парень разочарованно выдохнул куда-то в область ключиц мальчишки, и привлек его к себе ближе. Еще раз вздохнул и честно попытался поспать хоть немного. Не получилось.

Женька проспал до половины девятого, то обнимая его за шею и вжимаясь всем телом, то, наоборот, пытаясь отползти, но Арнольд не отпускал. А потом он все же проснулся. Открыл глаза и обнаружил себя лежащим на плече у Дона, смотрящего подозрительно бодрым взглядом.

— Дон?

— Из-за меня плакал?

— Что?

Арнольд вздохнул и провел пальцами по его щеке. Женька зажмурился и попытался встать. Не пустили.

— Или все же из-за матери? Что она, кстати, сказала?

— Что поговорит с отцом... — пробормотал Женька и уткнулся ему в плечо лицом.

— О чем?

— О том, что я достаточно сознательный, чтобы не унижать меня всеми этими строгостями, — пробормотал Женька и снова поднял голову, глаза у него при этом были серьезными и грустными, — Ты во всем виноват.

— И чем же ты теперь недоволен? — вопросил Арнольд и нахмурился.

— Всем, — отрезал Женька и, высвободившись из его рук, поднялся с кровати.

— И что это значит? — Арнольд приподнялся на локте, безрезультатно пытаясь поймать его взгляд.

— Ничего, — бросил мальчишка и выскочил из комнаты.

Арнольд встал следом, вышел, но Женька уже успел запереться в ванной, поэтому Дону ничего не оставалось, как заняться приготовлением завтрака для них обоих. Думать не хотелось ни об чем. Он и не думал, просто механически выполнял знакомый набор действий, только и всего.

Из ванной Женька вышел в одном полотенце на бедрах. Кухня встретила его запахом свежих тостов, зажаренных в тостере, подаренном ему когда-то еще бабушкой. Он принюхался и повел носом, как всамомделишный заяц, а потом оглушительно чихнул.

— Может, ты все же оденешься? — осведомился Дон от стола, — Или от слов решил перейти к действиям?

— В смысле? — растерянно моргнул мальчишка.

— Ну, девушки обычно в таком виде приходят, чтобы ненавязчиво дать понять...

— Я не девушка! — воскликнул Женька возмущенно, и стушевался, отведя глаза в сторону. Арнольд продолжал смотреть на него внимательно и все с тем же вопросом в глазах. — Я просто подумал... — начал Женька, нервничая и переступая с ноги на ногу, Арнольд опустил глаза и обнаружил, что тот еще и тапочки после ванной одеть не соизволил, вот теперь так и стоял на линолеуме босыми пятками.

— И? — снова посмотрел на него Дон.

— Ладно, — вздохнул Женька, усаживаясь за стол, и легкомысленно махнул рукой, — Забей! — и схватил с тарелки горячий бутерброд, обжегся, выронил, зашипел, мотая рукой и отчаянно дуя на пальцы. А потом поднял глаза на молчавшего Дона и замер. Тот смотрел задумчиво и излишне пристально, на друзей как-то не принято так вот смотреть.

— Дон? голос у Женьки сел, и он попытался откашляться, не получилось, зато Дон от этих звуков очнулся от задумчивости и более осмысленно посмотрел ему в глаза.

— Хотел убедиться, что я теперь тоже в тебе не только друга вижу? — тихо спросил он.

Женька нервно сглотнул и просто кивнул, не сумев вытолкать из горла хотя бы слово.

— Убедился, — коротко хмыкнул Дон, — Теперь что?

— В спальню?

— А ты не слишком торопишь события, заяц?

— Я просто думаю, что, если мне не понравится, то и мучиться потом не придется. На нет и суда нет.

— Логично, — кивнул Дон, разглядывая его каким-то совсем непривычным взглядом. Не оценивающим, нет, жадным, что ли? Да, нет, разве на парней так смотрят?

— И? — голос давно дрожал, но Женьке уже было глубоко плевать на все подводные камни и подоплеки. Он устал играть и жить в разладе с самим собой. Хотелось определенности и четкости, как в мыслях, так и в отношениях с лучшим другом.

— Иди сюда, — приказал Арнольд, и Женька, подчинившись, поднялся и подошел к нему.

Дон обвил руками его бедра и притянул ближе, расставляя ноги и даже не думая подниматься с табуретки, на которой сидел. На Женьку он сейчас смотрел снизу вверх, хотя стоя был выше больше чем на голову. Мальчишка несмело положил руки на широкие плечи и стал ждать дальнейших указаний. Но их не последовало. Дон, все так же неотрывно глядя ему в глаза, слегка потянул за полотенце, что еще прикрывало его бедра, и оно соскользнуло на пол. Женькин взгляд дрогнул, он зажмурился и рвано выдохнул, чувствуя, как возбуждается от одной мысли о том, что сейчас может произойти.

Он уже давно понял, что Дон действует на него просто магнетически, достаточно порой одного взгляда, и Женька уже готов на стенку лезть от желания. Такого с ним никогда не случалось по отношению к девчонкам, с которыми всегда все было просто и без изысков, приятно, не более того, но чтобы голову терять, это нет, никогда. Он даже и не думал, что когда-нибудь окажется подвержен такому вот безумству.

— Дон, я... — тихо начал он, не открывая глаз, так и не дождавшись еще каких-либо действий со стороны Арнольда.

— Тихо, — приказал тот требовательно и провел подушечками пальцев по внутренней стороне обнаженного бедра. Женька дернулся и вздрогнул всем телом, не видя, как Дон улыбается, глядя на его реакцию.

— Имей в виду, — счел за необходимость предупредить Женька, решивший, что с закрытыми глазами и не страшно совсем, ага, — Если ты продолжишь, я стоять не смогу.

— Вообще-то, — отозвался тот, голос его при этом звучал насмешливо, — Я еще не начинал, заяц.

— Да неужели? — вопросил Женька и все же решился посмотреть на него.

— Да, да, — важно покивал Дон и не позволил ему опротестовать это заявление, обхватывая пальцами у основания и медленно, дразнящее, скользя вверх по налитому кровью стволу.

— Дон! — выдохнул Женька, впившись пальцами ему в плечи сквозь ткань домашней, растянутой футболки, и запрокинул голову, обнажая шею.

Арнольд рвано выдохнул, задохнувшись от какого-то дикого, не имеющего ничего общего с эстетическим удовольствием, восторга, и впился в шею мальчишки поцелуем, до боли прикусывая кожу, и оставляя на ней пламенеющий засос. Женька вскирикнул, опомнился и попытался оттолкнуть. Но оказался слабее. Еще бы! Арнольд притянул его к себе сильней, обоими руками сжимая бедра, и переключился с шеи на сосок, от чего совсем дезориентированный Женька охнул, привстал на носочки, болезненно дергая Дона за волосы на затылке и кончил, запачкав спермой футболку на его животе. Но Арнольд даже осознать этого не успел, потому что в следующее мгновение, был вынужден усадить его к себе на колени боком, иначе Женька так и рухнул бы перед ним на пол. Да, такого быстрого конца никто из них не ожидал.

— Ну, ты даешь, — выдохнул Дон ему в волосы. Прозвучало почему-то обидно, хотя, может быть, так только показалось. Но Женька все равно обиделся.

— Ну, извини, — бросил он и попытался сползти с его колен. Дон не пустил. Женька хотел возмутиться, но не успел, потому что Арнольд резко опрокинул его на спину, умудрившись почти уложить навзничь, и впился в губы поцелуем.

Они целовались так долго, что у Женьки затекла спина и занемели губы, он возмущенно замычал и попытался сменить положение, и лишь тогда Арнольд все же соизволил отпустить его, позволяя сесть ровнее.

— Знаешь, я все же думаю, что есть смысл подождать с этим делом немного, — пробормотал Дон, уткнувшись носом ему в плечо.

Женька изумленно распахнул глаза и попытался заглянуть ему в лицо. Получилось. Взгляд у Дона был серьезным.

— Почему? — почти обиженно вопросил мальчишка.

— Потому что я уже как-то спал с парнем и знаю, что в первый раз может быть очень больно...

— Что?!

6.

Женька долго не мог поверить в услышанное, даже после того, как Арнольд, пересадив его на табуретку и отойдя к окну, принялся рассказывать как же там все было на самом деле в далеком девятом классе, в давно уже оставшиеся позади пятнадцать лет. Как ему признался в любви парнишка, которого он считал лучшим другом, как попытался покончить с собой после этого, как он, Арнольд, его стаскивал со школьной крыши, и тащил домой на подгибающихся ногах. Как сам был вынужден целовать его, чтобы успокоить, и как пообещал, что не бросит, все равно не бросит, пусть не полюбит, но останется другом. И как полтора года жил словно в бреду, разрываясь между чувством долга, нежностью и осознанием, что Валерка-то его любит, а он его, как не крути, нет. А тому уже было мало обжимашек и редких поцелуев, украденных тайком, ему хотелось большего, и он все чаще смотрел на него такими глазами, что к шестнадцати, Арнольд сдался и согласился попробовать, хоть и знал, прекрасно знал, что пышногрудые девушки вызывают у него куда больше чувств, чем субтильный друг, пусть и со смазливой мордашкой.

В результате в первый раз было больно обоим, но если Валерке только физически, при этом он все равно умудрился как-то возбудиться под конец, то Арнольд маялся морально, изводя себя сомнениями и непониманием, почему он все это делает, ради чего заставляет друга так мучаться. Кончив, он решил, что это был их первый и последний раз, но не тут-то было. Валерка пришел к нему уже через неделю, и безапелляционно заявил, что хочет попробовать снова, дескать, во второй раз будет и не больно и вообще куда приятнее. Арнольд честно сопротивлялся, пытался его отговорить, убедить не быть таким упертым, не помогло. Валерка остался непреклонен и смотрел при этом так, что в душе у Дона все просто с ног на голову переворачивалось. Попробовали, и Валерка оказался прав, на этот раз понравилось обоим, но Арнольд после всего честно признался, что кроме дружбы к нему ничего не питает. На что Валерка долго молчал, а потом вздохнул и ответил, что готов ждать столько, сколько понадобиться, ведь любовь порой рождается не вдруг, а постепенно.

И они ждали и продолжали спать друг с другом. Инициатором всегда был Валерка, Арнольд лишь позволял ему себя любить. А потом, уже в одиннадцатом, Валеркины родители неожиданно решили уехать в Италию на постоянное место жительство, и, разумеется, сына с собой забирали. Арнольд до сих пор помнил, как в аэропорту по щекам уезжающего навсегда друга катились слезы, он смотрел прямо на него, не имея права при всех даже обнять. А он, Арнольд, видя это, в глубине души был рад, что все закончилось что больше не придется мучиться в бесполезных попытках отыскать в собственной душе любовь, которой в ней никогда не суждено было родиться.

Все это он вывалил на Женьку прямо перед завтраком, который, после этого, прошел в полном молчании. Женька переваривал услышанное, Арнольд старался снова загнать выплывшие наружу воспоминания поглубже. А потом они разошлись по комнатам делать домашние задания, затем Арнольду позвонил кто-то из друзей, и он ушел, а Женька остался один и весь вечер провел в бесцельном блуждании по квартире. В душе ворочалась ревность, постыдная, глупая, но все ж таки ревность. Собственническое чувство, которое не так то просто было перебороть. На самом деле он даже и не пытался, просто вслушивался в себя и пытался понять, а он сам-то, любит, или у него это, как когда-то у самого Арнольда, лишь сиюминутная блажь, физиология? Так и не ответив на этот вопрос, Женька, измученный мыслями и эмоциями, что они породили, уснул уже в девять, так и не дождавшись возвращения Арнольда, а утром снова проснулся на его плече.