Стремящийся к небесам

— Сейчас Хоугиоку решит, достоин ли ты обладать им. Постарайся быть убедительным. Удачи, Куросаки Ичиго.

* * *

Это очень странный мир. Здесь нет ничего кроме вертикально плывущих облаков и высоких-высоких домов, чьи основания теряются в пронзительной небесной синеве. Ичиго до сих пор не мог поверить, что это его внутренний мир. Уголок его души. Иногда здесь идет дождь, иногда сквозь тучи светит солнце, но неизменно было одно — неподвижно стоящий Зангетсу, страдающий вместе со своим хозяином. Он очень не любил дождь, и потому самым сильным его желанием было, чтобы печаль покинула душу его Хозяина. Ради этого старик, как звал его Ичиго, был готов на всё.

Даже уступить своё место другому. И небо просветлело. Нет, облака всё еще плыли в безбрежном голубом небе, но больше они не приносили дождя. Изменился ли Ичиго? А может это всё заслуга...

— Йо, — эхо разносится далеко-далеко, отражаясь от стен и окон пустых домов. — А мы давно не виделись... Да, Король?

Этот жуткий взгляд черно-желтых глаз. Это призрачно-белое лицо и фиолетово-черные губы, что сейчас кривятся в усмешке. И чистое белое одеяние. Другая сторона души. Отражение знакомого всем Ичиго.

— Да. Наверное.

— Не забыл, что я сказал в прошлый раз? Оступись — и я сверну тебе шею! Помнишь? — шорох вытянутого из ножен ослепительно белого меча.

— Как я мог забыть, — рука, судорожно сжавшая рукоять, но так и не доставшая меч.

— Так скажи, жалкий Ичиго, зачем ты явился на этот раз? — голос белого призрака стал немного удивленным.

Куросаки делает маленький шаг в его сторону. Затем еще один и еще.

— Ты знаешь, — на лице Ичиго появилась улыбка, такое необычное для него проявление эмоций. — Я пришел просить у тебя прощения.

Между ними не больше десятка метров.

— Прощения? С чего это вдруг? — ухмылка медленно исчезает. — Что за ерунду ты мелешь?

— Прости меня, — эти слова даются Ичиго очень легко. — Прости за то, что сразу не понял тебя.

Между ними несколько шагов.

— Говоришь загадками, — сверкающий снежно-белый клинок указывает на грудь Ичиго.

— Было гигантской ошибкой с моей стороны бороться с тобой... Ичиго, — рыжеволосый чуть напрягся, произнося собственное имя. — Ведь ты — это я, а я — это ты. Так что... Ты уж прости меня дурака.

Острие упирается ему в грудь. В то место, где под ребрами бьется живое сердце.

— Ч-чего?

— Мне следовало сразу принять тебя, свою половину. Я не надеюсь на прощение, и всё же...

Еще шаг. Лезвие медленно проходит между ребрами и достигает сердца.

"Если я разорву твою грудь, найду ли я его?"

Есть только один способ проверить.

Наверное, сейчас его отражение побледнело бы, не будь цвет его лица таким.

— Ичиго... Ублюдок, — меч с хрустом погружается глубже. — Да какого черта?! Почему всё именно так?! Тебе... Тебе потребовалась такая уйма времени, чтобы понять меня?!

Мы — две половинки одного целого. Как пустой и шинигами. Нам не суждено жить друг без друга, иначе хрупкое равновесие попросту рухнет. Мы не способны понять один другого. Это противоречит нашей сути. Но если однажды это случится...

Целое — это не просто сумма составляющих его частей. Это всегда что-то большее.

Твой меч и мое сердце. Отныне мы вместе.

* * *

Толстые стены Дворца сейчас сотрясал страшный рев. Пол тронного зала прочертили отметины острых как бритва когтей. На месте одетого в черное юноши теперь бился в судорогах ужасный монстр. Отчасти он походил на человека. У него тоже были две ноги и две руки, да и пальцев на этих конечностях было по пять штук, даром, что оканчивались они когтями... Но, в общем-то, на этом сходство и заканчивалось. Там, где у людей должна была присутствовать человеческая же, вот парадокс-то, голова, было нечто иное. Нечто жуткое. Белая маска, расчерченная несколькими полосами, но и вся кожа неизвестного существа была белого, под стать маске, цвета. А еще голову венчали длинные чуть изогнутые рога, дополнявшие живописную картину.

Напротив того места, где в груди у человека должно было быть сердце, ярко сверкал Хоугиоку. Казалось, маленькая сфера, словно решает, стоит ли ей принимать нового хозяина. Но вот новая волна леденящего душу воя окатывает всё вокруг. Существо запрокидывает голову, и взгляд упирается в стоящего над ним Айзена. Он стоит рядом и его глаза не моргая, наблюдают за Хоугиоку. Фиолетовый шарик касается мертвенно-бледной кожи. В холодный воздух поднимается струйка дыма от медленно тлеющей плоти.

— Хорошо, Ичиго, — голос Айзена звучит ободряюще, а ему вторит рев, за которым скрывается боль. — Тебя признали. Теперь просто потерпи.

Хоугиоку стал погружаться внутрь. Похоже, монстру это доставляло ужасную боль.

Монстр выпрямился и нетвердыми шагами приблизился к Айзену. Тот стоял, не двигаясь, и ни одна черта не дрогнула на его спокойном лице. Когти впились в кожу на шее, под которой по тонким сосудам текла живая теплая кровь. Ворот одеяния окрасился алым, но взгляд бывшего капитана оставался всё таким же спокойным. Ведь он просто не верил, что может умереть. Впрочем, как и вновь сползший вниз Куросаки Ичиго.

А с ним тем временем начали происходить новые метаморфозы. Когтистые лапы вновь становились вполне нормальными руками и ногами, а совершенно белая кожа, которая никак не могла принадлежать живому существу, медленно приобретала нормальный цвет. И, наконец, когда снаружи оставалась лишь маленькая часть Хоугиоку, маска на лице Ичиго сломалась.

Кусочками осыпающейся штукатурки они упали на пол. Но не все... Почти вся правая половина маски осталась цела, да и обрамленному ею глазу не вернулся нормальный цвет.

Сияние Хоугиоку пропало. Ичиго лежал на полу и тяжело дышал.

— Поздравляю, друг мой, — Айзен опускается возле него и опускает руку на рыжую макушку. — Всё кончилось. Боли больше не будет.

В этот раз он соврал ему. Или тогда Айзен имел в виду физическую боль?

Ичиго с трудом поднялся на ноги, потом будто бы немного удивленно посмотрел на свои ладони. Правая рука потянулась к груди, но там не нашлось ни следа ожога или еще каких-нибудь ран. А дальше... Дальше он посмотрел на Айзена и всё с той же улыбкой, с которой обращался к своему двойнику, произнес:

— Я тебе верю.

По голой груди Айзена Соуске струилась кровь и после скрывалась в темном отверстии где-то в районе солнечного сплетения.

— Я рад... Ичиго.

— Но, что теперь будет с тобой? — брови парня сошлись на переносице. — Это именно то, о чем я подумал?

— Верно... Понимаешь, однажды приняв в себя Хоугиоку, ты больше не сможешь назвать сердце принадлежащим лишь тебе одному. Такова плата за пользование этим величайшим сокровищем.

— Но...

— Не стоит, юноша, не надо беспокоиться обо мне, — Айзен невесело усмехнулся. — В конце концов... Какой же из меня Повелитель Хуэко Мундо, если у меня в груди бьется сердце?

Рыжеволосый парень кивнул, то ли соглашаясь, то ли просто удовлетворившись таким ответом.

— Ну, и что будет теперь? — спросил его Куросаки Ичиго. — Что мы будем делать?

— Ждать, — коротко ответил ему Айзен Соуске, бывший капитан, бывший шинигами, бывший обладатель сердца и Хоугиоку. — Мы будем ждать новых союзников. Знаешь, вдвоем в этом огромном дворце будет чертовски скучно.

По полу пробежал сквозняк, принесенный из бесчисленных сплетений сотен коридоров, а вместе с ним откуда-то издалека донесся шум.

— Какая жалость, а я уже хотел предложить партию в шахматы, — тихо произнес Ичиго и двинулся к выходу из тронного зала.

Глава 7 — Недовольство

В зале Собрания Капитанов сейчас было непривычно много народа. Вместо четырнадцати человек... Ну, четырнадцатым был постоянно ходивший за капитаном Ямамото его таинственный лейтенант Сасакибе. Хотя сейчас-то ряды капитанов изрядно... э-э... простите за тавтологию, изрядно поредели. Не было командиров третьего, пятого и девятого отрядов, — Гина, Айзена и Тоусена. Отсутствовали из-за полученных в последнем бою ранений капитаны Комамура и Укитаке. В результате собравшуюся здесь верхушку представляли всего лишь шесть капитанов.

Надменно-бесстрастный Кучики.

Всегда готовый обнажить меч Кенпачи.

Спокойный и расслабленный Кьораку.

Невозмутимая Унохана.

Напряженный и серьезный малыш Хитсугая.

А чуть в стороне держался Куротсучи, блуждающим взглядом обводя присутствующих.

Вот только шестеркой капитанов и заместителем главнокомандующего, в смахивающей на кэповский хаори накидке, собрание не ограничивалось. Вдоль стен стояли и лейтенанты отрядов Готея. Само собой, их состав был сейчас тоже не полон. Из первых офицеров были только лишь Мацумото Рангику, ковыряющий в носу Омаэда, Исанэ со стоявшим рядом с ней Кирой, тихо шептались о чем-то Иба и Хисаги... Отдельно от всех лейтенантов, рядом со своими капитанами стояли Абарай, то и дело поправлявшая очки Нанао Исэ и почти неподвижная Нэму. Про уютно устроившуюся на спине своего капитана Ячиру можно и не говорить...

Стоявший рядом с пустующим креслом главного командира, лейтенант Сасакибе кашлянул и негромко заговорил:

— Что ж, начнем, господа? Сегодня мы собрались зде...

Вперед выступил Зараки и громко, с нескрываемым пренебрежением в голосе, спросил:

— Эй, усатый, я не пойму, а какого хрена ты тут выступаешь? Может, еще будешь обязанности командира исполнять?!

— Не совсем понял причину вашего недовольства, — лейтенант Первого Отряда и бровью не повел. — В отсутствие лидера обязанности его может некоторое время выполнять заместитель. Что здесь может быть странного или непонятного?

— Что непонятного?! Сейчас я тебе объясню, что мне тут непонятно! — Зараки схватился за рукоять своего меча, но его руку остановили.

Это был капитан Кьораку. Он повернул голову к лейтенанту первого отряда и виновато улыбнулся:

— Простите его за необузданный нрав, Сасакибе-доно.

— Всё в порядке, капитан. Не могу же я винить его за то, что...

— До... но... Эй, Шунсуй, какого черта ты к нему так обращаешься?!

Ему никто не ответил. Все прочие капитаны молчали и отчего-то старались не встречаться с ним взглядами, а Бьякуя презрительно закрыл глаза.

Лейтенант верховного командира отошел от пустующего места и не торопясь двинулся к Зараки. Тот не спускал с него напряженного взгляда, а рука машинально гладила рукоять меча.

— Вообще-то разглашение тайн данного уровня секретности абсолютно недопустимо и в обычное время карается лишением духовных сил, либо Окончательной Смертью, но положение наших нынешних дел таково, что некоторыми правилами можно и поступиться, — на капитана одиннадцатого отряда смотрели глаза с одними лишь белками, лишенные радужки и зрачков.

Тут поднял голову Кучики, и, не обращая внимания на грозящего вот-вот вспыхнуть от гнева Зараки, произнес:

— Я не считаю это приемлемым, Сасакибе... — он всё же кинул взгляд на полубезумного капитана и, нет, быть такого не может, вроде бы ухмыльнулся! — ... Сасакибе-доно.

— Какой к черту!.. — Зараки схватил лейтенанта за белую накидку и рванул вверх. Тонкая ткань расползлась по швам и упала на пол неровными лоскутами. Сасакибе вздохнул и обвел взглядом присутствующих.

Стоявшие в комнате лейтенанты будто бы лишились дара речи, как впрочем, и капитан одиннадцатого отряда. Остальные просто молча наблюдали за начинающимся коротким, но ярким представлением.

Одежда под похожей на хаори накидкой немного отличалась от простой униформы шинигами. Отличие это заключалось в блестящем стальном наплечнике, который вдобавок немного прикрывал левую часть груди и предплечье. Но главное бросалось сразу — крупный "Ноль" на сверкающем металле. Это и вызвало вышеописанную реакцию у всех окружающих.

Ноль.

Нулевой Отряд.

— Для меня честь представиться единственному за всю историю Сейрейтея обладателю безымянного зампакто. Будем знакомы, третий офицер Королевской Стражи, Тодзиро Сасакибе. Кенпачи своего поколения.

— Э?.. — Зараки поднял от удивления брови, а потом громко расхохотался. — Ты? Ты?! Дурья башка, ты называешь себя Кенпачи?!

Сасакибе посмотрел на других капитанов. Да, все они были в курсе. Слишком уж недолго нынешний капитан одиннадцатого отряда занимал свой пост. Всего-то чуть больше века. Об отношении Сасакибе к Страже знали и Кьораку, и Унохана с маленьким Тоширо, и Бьякуя с вечно скалящим свои зубы Куротсучи. Да, нынешний глава клана Кучики и капитан Хитсугая относительно недавно в Готее, но для них было сделано исключение. Отсутствующие сейчас Укитаке и Комамура тоже были в курсе всего, а вот трое отступников, кстати, — нет.

Зараки выхватил клинок и приставил его к незащищенной шее Первого из лейтенантов. В глазах капитана плясали дьявольские огоньки, а рот кривился то ли в дикой злобе, то ли в жуткой улыбке. Никогда не расстающаяся с ним Ячиру сейчас спрыгнула на пол и не спускала взгляда с самого важного для неё человека. И она тоже улыбалась. Она любила, когда её Кен-тяну весело, когда отступает скука...

— Думаете, я действительно поверю, что ты, усатый, Кенпачи?! Хрень собачья! Называться сильнейшим в поколении, для этого нужно таковым являться! — Зараки сорвал свою повязку и вокруг него заплясал огонь мощнейшей реяцу. — Что, нравится, о сильнейший?!

Присутствующие здесь лейтенанты в тот же миг согнулись, будто под напором невидимого дробящего кости пресса. Устояли лишь капитаны, притом, что делали это они с изрядным усилием, а еще двое Кенпачи.

— Да, печальная тенденция, — Сасакибе, казалось, совсем не чувствовал чудовищной духовной силы. — Судя по пиковому давлению твоей реяцу, нынешние шинигами жалкие слабаки. Хм, не могу сказать, что живя здесь долгое время, я этого не заметил, но...

— Закрой рот! — Зараки схватил меч двумя руками и нанес прямой рубящий удар. Наверное, это выражение лица нынешнего командира одиннадцатого отряда означало удивление.

Кончик мизинца упирался в зазубренное лезвие. Меч замер, не нанеся лейтенанту первого отряда ни единой царапины.

— Неужели в этот жалкий недостойный шинигами удар была вложена вся твоя сила? — под ногами лейтенанта Сасакибе пол превратился в мелкое каменное крошево. — Впрочем, можешь не отвечать. Я ведь в курсе, что ты берешь зампакто в обе руки лишь по особым случаям.

Всем собравшимся здесь представился случай лицезреть настоящее чудо. Увидеть удивленного, ошеломленного капитана одиннадцатого отряда. Вопреки своему обыкновению он не кинулся вновь на другого Кенпачи. Ведь сколь бы ни была велика его жажда сражения, Зараки был кем угодно, но абсолютно точно не был он идиотом, кидающимся на врага неизмеримо более сильного. Когда между ними пролегает гигантская пропасть, которую нет шансов преодолеть.

— Кен-тян? — Ячиру приложила пальчик к подбородку и чуть наклонила голову, глядя на своего капитана. — Кен-тян, улыбнись! Ведь ты встретил кого-то с силой почти как у дедушки! Ты же сам твердил: "Вот и сдох старый дурак. Черт, что же это, теперь нет в мире никого, кто бы смог голыми руками остановить мой меч?" Улыбайся, Кен-тян!