Произвол судьбы

Я, стараясь не привлекать ничьего внимания, пробрался за спинами придворных, встал на свое место справа от трона и сделал вид, что был здесь всегда. Но отец заметил. Он бросил на меня ледяной взгляд, от которого мне стало как-то очень холодно и неуютно.

— Извольте объяснить причину вашего опоздания, принц.

Все тут же уставились на меня, кто с интересом, кто с сочувствием. Уж больно грозно обратился ко мне отец. Не иначе решил сорвать на мне свое плохое настроение. Прыщавая физиономия кузена Имверта расплылась в злорадной улыбке. Ему с детства доставляло удовольствие, когда меня наказывали.

Что-либо объяснять на королевском приеме в присутствии всех придворных и гномьих послов у меня не было никакого желания. Хотя, с моей точки зрения, причина опоздания была вполне уважительная. Всего два часа назад я вернулся в замок после длительного отсутствия и не успел даже спешиться, когда ко мне подбежал слуга и сообщил, что король ожидает меня в тронном зале. Естественно, я послал его в Бездну и отправился по своим делам. Мне было нужно позаботиться о своем коне, который всю ночь скакал без отдыха, а после хотя бы вымыться и переодеться. Отец мог бы и сам догадаться, но у него было свое мнение на этот счет. Похоже, он считал, что я должен был вломиться в тронный зал, как на постоялый двор, с ног до головы заляпанный дорожной грязью и чужой кровью. Да только в этом случае он обязательно высказал бы неудовольствие моим неопрятным внешним видом.

Как ни прискорбно было это осознавать, но отец меня терпеть не мог. Он придирался ко мне по всякому поводу, даже самому пустяшному. В детстве я очень переживал из-за этого и старался как можно меньше досаждать ему, но угодить отцу было невозможно. Каждым моим поступком отец был крайне недоволен. Он вечно ставил мне в пример кузена Имверта, который, по его мнению, был идеальным ребенком, а, по-моему, просто подхалимом и доносчиком. Брать пример с Имверта я не стал бы даже под страхом смерти. Я считал его врагом — врагом детства (бывает же друг детства, почему бы не быть и врагу?). Только вот убить его, как любого другого врага, я не мог, потому как поклялся не обнажать против него оружия.

Дело было лет десять назад. Жил тогда в Черном замке один замечательный парень по имени Ленсенд. Он учил меня сражаться и даже подарил самый настоящий гномий меч. Это было против правил, до церемонии посвящения в воины детям запрещалось носить боевое оружие, но Ленсенд, по его собственным словам, наградил меня за боевые заслуги. Он, как Верховный Главнокомандующий фаргордской армии, имел на это право. Конечно, никаких особых заслуг не было, просто я умудрился нанести ему пару чувствительных ударов деревянным мечом, что мало кому удавалось.

С этого самого меча и началась наша с Имвертом открытая вражда. Мы и до этого не особенно ладили — Имверт частенько колотил Рила, я в отместку бил Имверта, хоть тот и был на два года старше. Имверт жаловался, Рил помалкивал, мне влетало. Появление меча за моей спиной положило конец этому относительно мирному сосуществованию. Мой кузен вбил себе в голову, что я собираюсь его этим мечом убить, и поделился этой мыслью сначала с нашим наставником лордом Окснетом, потом со своим отцом лордом Готридом. 'Рик мне угрожал!' — рыдал он. Конечно, я ничего подобного не делал, разве что в шутку, но Имверт считался милым и послушным ребенком, и ему поверили.

Дело дошло до отца, и тот недолго думая приказал отобрать у меня меч. Не тут-то было! Слуги, стража и придворные гонялись за мной по всему замку. Такая игра доставляла мне массу удовольствия. Я воображал себя героем легенды — отважным эльфом Энриелем, погибшим во времена освоения Фаргорда, размахивал мечом и кричал, что живым я не дамся. После того как я в суматохе чуть не распорол лорду Готриду его толстое брюхо, тому пришлось умолять своего заклятого врага Ленсенда забрать у меня подарок. Ленсенд заявил, что меч — не подарок, а награда, и, сославшись на какой-то закон, отказался.

Меч мне оставили, но вынудили поклясться, что никогда в жизни я не обнажу оружия против Имверта, а Имверту наняли учителя фехтования. Хорошо, что к тому времени, когда кузен прошел посвящение в воины и получил свой меч, я уже жил в Закатной башне, а то бы точно рано или поздно проснулся без головы! Теперь же милому кузену приходится подстерегать меня в темных коридорах, надеясь, что когда-нибудь ему все же удастся всадить меч мне в спину. Надоел хуже назойливой мухи!

Я молчал, рассматривая небольшую черную муху, ползшую по спинке королевского трона. Муха остановилась, потерла передние лапки, потом задние и начала чистить крылышки, а я все не мог ответить отцу ничего вразумительного. На языке вертелись одни дерзости. Раньше в таких ситуациях меня обычно выручал грустный шут Брикус, скорее не шут, а менестрель. Он всегда находил достаточно остроумное оправдание почти любого моего проступка, мог даже сочинить балладу про какой-нибудь подвиг, слушая которую, отец начинал смотреть на меня мягче, и мне даже казалось, что, может быть, он все-таки хоть немного любит меня. Но Брикус сопровождал меня в моем последнем походе и еще не вернулся.

Я кожей ощущал колючий взгляд отца. Молчание затянулось. Отец, видимо, хотел, чтобы я попросил прощение за опоздание, а у меня, естественно, извиниться язык не поворачивался, хотя, по правде говоря, в присутствии отца я почему-то всегда испытывал чувство вины. Только проявление любых чувств я считал признаком слабости. К тому же на меня были устремлены взгляды всех придворных и моего 'любимого' кузена. А тут еще дядюшка Готрид некстати проблеял:

— Не молчите, принц. Нам всем будет очень интересно послушать, что заставило вас пренебречь королевским приказанием.

Зря он встрял, может, я бы додумался до какого-нибудь вежливого ответа. Но на лорда Готрида у меня всегда была однозначная реакция — я мечтал вывести его из себя настолько, чтобы он забыл осторожность и вызвал меня на поединок. Поэтому я криво ухмыльнулся и ехидно спросил:

— Неужели лорду Готриду интересно что-то, кроме урчания в собственном брюхе?

К великой досаде лорда Готрида, его необъятный живот тут же ответил мне довольным рокотом. Придворные, потупив глаза, принялись покашливать, чихать и сморкаться, а кое-кто из гномов откровенно хохотнул. Дядюшка Готрид приобрел окраску вареного рака и громко засопел, а отец наконец-то потерял самообладание. Он скрипнул зубами и уже тихо, так что никто, кроме меня, не услышал, произнес:

— Ты можешь хотя бы во время приема послов придерживаться этикета, приходить вовремя и не дерзить?

— Если во время приема послов нечего обсуждать, кроме моего поведения, то не могу, — с самой обаятельной улыбкой, на какую только была способна моя украшенная косым шрамом и потому не очень обаятельная физиономия, ответил я.

Отец с трудом сдержал гнев, временно оставил меня в покое, и я наконец смог присесть на ступеньку трона и отдохнуть после дальней дороги.

Королевские приемы довольно нудное мероприятие. Послы никогда не могут сказать сразу, чего они хотят от отца. Нет, они считают необходимым сначала высказать кучу бесполезных приветствий и пожеланий, выслушать стандартные ответы, не отличающиеся особым разнообразием, и поговорить на нейтральные темы. Хотя половину этих вступительных речей я благополучно пропустил, к тому времени, как гномы дошли до сути дела, я успел задремать. В моем состоянии это было нетрудно. Я не сомкнул глаз с тех пор, как покинул замок, то есть около недели. Если человеку все время снятся кошмары, от которых он к тому же вопит, как эльмарионец под пыткой, он старается спать как можно меньше, особенно когда путешествует в компании наемников, которые так и норовят наделить окружающих обидными прозвищами. Лучше уж дремать на ступеньках трона, слушая вполуха монотонные речи послов.

Правда, когда послы стали излагать свою просьбу, мой сон как рукой сняло. Гномы просили о военной помощи.

С тех пор как в Эльмарионе поселился дракон, и люди спрятались от него в подземных ходах и пещерах Гилл-Зураса, между эльмарионцами и гномами шла война. Гномы отстаивали свои исконные владения, в которые вторглись непрошеные гости, люди же боялись одного дракона гораздо больше, чем сотни гномов, и не желали убираться восвояси. За первые два года они отхватили изрядный кусок гномьего королевства, и не потому, что гномы были никудышными воинами. Просто Гилл-Зурас одновременно воевал с Фаргордом.

Когда-то давным-давно, когда в Фаргорде еще не было ни одного человека, весь лес принадлежал эльфам, а все горы и подземелья — гномам. Первые поселенцы, пришедшие в Фаргорд более пятисот лет назад, сочли несправедливым такой раздел территории, и с тех пор люди отвоевывали земли эльфов и гномов пядь за пядью. Эльфов постепенно вытеснили далеко на запад в Эстариоль, где была их древняя столица. С гномами же дело обстояло сложнее. Они жили в подземельях, и людям, привыкшим к свежему воздуху и солнечному свету, воевать под землей было нелегко. Но короли Фаргорда всегда славились своей алчностью, а Алмазные горы — своими алмазами и золотом. Почти каждый король во время своего правления воевал с гномами, правда, не всегда успешно. Последнюю войну, получившую название Двадцатилетней, развязал мой отец, будучи принцем ненамного старше меня. Когда прилетел дракон, война шла уже восемнадцать лет, часть Алмазных гор принадлежала Фаргорду, а гномов шаг за шагом вытесняли в катакомбы под самым Эльмарионом. Так что эльмарионцы в пещерах были для гномов совсем некстати.

Война на два фронта отнимала у гномов все силы. В результате лорд Ленсенд, командовавший фаргордской армией после несчастья, случившегося с королем, заключил мир на наших условиях. Он не постеснялся, условия были воистину грабительские. Фаргорд отобрал у гномов все рудники на северной стороне Алмазных гор и к тому же обложил гномов какой-то непомерной данью, которую те и платили исправно вот уже двенадцать лет. Вообще-то другого выхода у них не было. Воинственному Фаргорду было достаточно малейшего повода, чтобы напасть на соседей. Можно было напасть и без повода, но пока гномов боги миловали. Сначала отец был болен, потом он не поделил с Ленсендом мою сестру Линделл, которую рассчитывал выдать замуж за лорда Готрида. Так что отбирать у гномов оставшиеся немногочисленные рудники никто не собирался. Отец и лорд Готрид воевали с Ленсендом, Ленсенд воевал с отцом, а я убивал орков, к моему великому сожалению все еще состоявших на службе у отца и Готрида, или с небольшим отрядом наемников методически уничтожал зарвавшихся лордов, считавших, что народ Фаргорда их личная собственность и они могут делать с ним все, что хотят, не спрашивая разрешения у короля. Отец был уверен, что таким образом я пытаюсь завоевать любовь народа и прославиться, Роксанд же — что я просто развлекаюсь от нечего делать. Он относился к моим похождениям с нескрываемым презрением и, узнав об очередном подобном подвиге, ворчал: 'Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы подальше от дома...' Я же делал это исключительно в целях благотворительности, заступаясь за бестолковых крестьян, не умевших за себя постоять.

Просьба гномов меня обрадовала. Честно говоря, мне было абсолютно безразлично, с кем воевать, с эльмарионцами, помогая гномам, или с гномами, помогая эльмарионцам, лишь бы поучаствовать в настоящей войне. Я уже собрался предложить гномам свои услуги, но отец не дал мне и слова вставить.

— Прикуси язык, пока не наговорил лишнего, Рикланд, — процедил он сквозь зубы. — С тобой мы побеседуем после приема, а сейчас будь любезен, не раскрывай рта.

Я хотел было заявить, что если отцу надо, чтобы я все время молчал, то пусть повесит на стену мой портрет и любуется, а меня оставит в покое и не заставляет присутствовать на всяких приемах, но поймал его взгляд и решил не выступать. Иногда отец умел смотреть очень выразительно. Гномам он сказал, что должен все обдумать, а пока пригласил их погостить в Черном замке.

После того как послы покинули тронный зал, отец выставил за дверь придворных и подозвал меня. Мог бы и не подзывать, я и так находился достаточно близко, на ступеньках трона. Но раз уж я так понадобился отцу под самым боком, я встал, поклонился как можно более учтиво и пересел на широкий подлокотник его трона. Я был уверен, что отец сочтет это наглостью, но раз уж у фаргордских принцев есть привилегия сидеть в присутствии короля, почему бы ею не воспользоваться.

— По-моему, я не разрешал тебе садиться, принц, — раздраженно произнес отец. — Или ты так устал, что не можешь держаться на ногах? Мне доложили, что ты вернулся сегодня на рассвете. Где ты пропадал, позволь спросить?

— Охотился, — буркнул я, нехотя вставая.

Мне совершенно не хотелось докладывать отцу о своих подвигах. Пусть лучше другие рассказывают. Тем более что реакцию отца было трудно предсказать. Иногда он ликовал, узнав о случайной гибели под копытами моего коня какого-нибудь бедолаги, а другой раз мог сокрушаться несколько дней из-за того, что к его владениям прибавились богатейшие земли. Но на этот раз отца не особенно интересовало, где я на самом деле пропадал.

— Ладно, не хочешь, можешь не рассказывать, — уже более миролюбивым тоном сказал он. — Все равно через несколько дней слухи о твоих проделках разнесутся по всему Фаргорду. И что тебе не сидится на месте? Хотя тебя тоже можно понять. Испокон веков принцы Фаргорда командовали если не армиями, то, по крайней мере, большими дружинами. Правда, не в шестнадцать лет, хотя бывали и такие случаи. А для тебя войны нет, вот ты и не знаешь, куда девать свою неиссякаемую энергию. Ну и чей замок сменил своего хозяина на этот раз? Мне доложили, что ты отправился по Закатной дороге. Значит, это либо замок лорда Эйкена, либо владения лорда Урманда. По глазам вижу, что я прав. Я мог бы просто спросить Черного колдуна, который посмотрел бы в сферу Всевидения и все про тебя рассказал, но в последнее время он был очень занят. Я не стал отвлекать его по пустякам, тем более что твои развлечения не отличаются разнообразием. Но вот что я хотел тебе сказать, Рикланд: не вздумай влезть в войну с эльмарионцами. Думаешь, я не видел, как ты засиял, едва услышал о ней? Если б я вовремя не осадил тебя, ты бы уже бежал седлать коня и собирать своих головорезов. Кстати, мне сказали, что ты приехал один. Где ты оставил свою банду? И куда ты дел моего шута? Надеюсь, он не погиб?

— Не слишком ли много вопросов? — подражая интонации отца, спросил я. — Мне отвечать на все сразу? Или по очереди? Или можно вообще не отвечать?

— Если Брикус жив и скоро вернется, можешь не отвечать. Я просто хочу, чтобы ты понял: воевать с эльмарионцами мы не собираемся. Добрая половина их сейчас живет в Фаргорде, исправно платит налоги. Помочь гномам значило бы развязать междоусобную войну в собственной стране.

— Но Ролмонд, эльмарионцы всегда были врагами Фаргорда. Почему мы должны их защищать? Если мы поможем гномам, Эльмарион будет, наконец, принадлежать нам.