Болотный кот - 2. Глава 1-17

Детина снял шлем и швырнул им в меня, его лицо было перекошено гримасой боли, я наконец смог его разглядеть и весьма не толерантно заметил:

— Ну ты и урод!

В следующую секунду детина сделал опасный выпад, нанеся удар из нижней полусферы слева и припал на колено, я отскочил и тут же, что есть силы, ударил ему по наручам, почувствовав через рукоять как клинок разрубил металл и плоть под ним.

Детина взвыл диким зверем, рухнув на колени и схватившись за культю, а я прямым ударом ноги свалил его на землю, присел рядом и провернул торчащий из кирасы болт.

— Зачем вы здесь? Откуда вы?

— А-а-а-а! Будь ты проклят, дикарь! — проревел детина и попытался перекатиться, но я с размаху опустил кулак на его нос.

Детина плевался кровью, ревел, пытался сопротивляться, но с каждой секундой слабел и бледнел.

— Куда поехали остальные? — схватил я его за длинные рыжие волосы и встряхнул хорошенько.

— Будь проклят... — только и ответил тот, прежде чем его глаза замерли негативом белков и зрачков.

— Что, отмазался, урод? — плюнул я ему на доспех.

Да уж, трехгранные наконечники арбалетных болтов отлично пускают кровь, что дикому зверю, что человеку. Я поднял тяжелый двуручный меч детины, перевернул того на живот и хватил им по шее. То же самое, сделал и с остальными непрошенными гостями и убийцами Вараса. Потом стоял некоторое время посреди двора, тяжело дыша и прислушиваясь к себе и к тому, что происходит вокруг. Что касается меня, так злоба и ярость все еще клокотали внутри, но шум в ушах успокоился, ощущения опасности уже не было. А вокруг, что лес, что озеро, были спокойны как всегда, только лишь поднялся холодный ветерок и погнал рябь по полынье, а верхушки деревьев в лесу плавно раскачивались, шелестя остатками сухой листвы.

— Что ж это за уроды такие? — сказал я вслух и не узнал свой голос, словно песка полный рот, жутко захотелось пить. Покосившись на лошадей в броне, будто они тоже представляют угрозу, прошел в дом и выпил почти полный кувшин сока белого дерева. После чего с большим трудом затащил тело Вараса в сарай с углем и дровами, туда же поместил и тело дружинника и Даука, простодушного доброго парня из посада вокруг городища, которого мы с Тарином когда-то выкупили с каторги... Да он не был воином, сначала в подмастерьях у отца, затем учеником у Вараса... но умер он в бою, пусть и без оружия в руках. Несколько минут я молча сидел рядом с телом Вараса, держа его за огромную, мозолистую и теперь холодную ладонь, в голове роились мысли... как сказать Дарине про отца? Где Чернава? Что вообще происходит и что теперь делать, и куда делись остальные уроды, с этим непонятным хранителем.

С усердием работал веслом, греб в сторону своей заимки, при этом, то и дело оглядываясь на черный дым поднимающийся к небу с низкими, уже зимними облаками. Тела обезглавленных уродов я скинул в озеро на корм рыбам, а четыре головы, с неправильными глазами, нанизал на колья забора у ворот, если вдруг вернутся их друзья, пусть знают — их здесь не ждут и каждый из них теперь в моем личном черном списке.

Проплывая мимо дома Чернавы, я в очередной раз пожалел, что не знаю письменности этого мира, хоть записку бы местной клинописью оставил... Дарина пыталась мне как-то объяснить азы, но что-то не пошла впрок наука, а сейчас так вообще мозги набекрень и колотит так, что нет-нет, да клацну зубами на вздохе. Смерть Вараса стала для меня большим потрясением, как будто от меня самого кусок оторвали... прикрою глаза, стоит улыбается, бороду ручищей своей скребет...

— Ты так быст... — хотела спросить Дарина, оторвавшись от шитья.

— Собирайся, и для похода и для боя, — бухая сапогами я прошел через большую комнату, попутно схватив стул, поставил его в угол, и добрался до тайника в потолке.

— Ты в крови! — подскочила Дарина ко мне, — ты ранен?

— Это не моя кровь, — я скинул на пол увесистый сверток, опустился на стул, приобнял Дарину за талию и усадил на колени, — милая, крепись... твой отец...

— Что с ним? — вздрогнула она, сморгнула моментально навернувшуюся слезу и закрыла рот ладонью, тихо всхлипнув.

— Его убили... чужеземцы какие-то, я не знаю, кто это был, но свое они получили.

Дарина ткнулась лицом мне в шею, ее плечи подрагивали, она тихо плакала, а я крепко обнял ее, желая защищать от еще неизвестной мне угрозы, в одночасье рухнуло будущее, которое события сегодняшнего дня перечеркнули раз и навсегда, я это чувствовал. С полчаса мы сидели так, и я тихо, вполголоса, рассказал ей все, с того самого момента, как наткнулся на тело дружинника у протоки.

— У нас, возможно, очень мало времени, — погладил я Дарину по волосам, — надо собираться.

— Что надо делать? — подняла она голову и посмотрела мне в глаза.

— Собирайся, и для похода и для боя.

— Хорошо, — ответила Дарина и принялась быстро ходить по комнате, кидая на нашу большую кровать то, что считала необходимым, в этом ей мои советы не нужны, нечему учить амазонку.

Через полчаса мы забрались в лодку, бросив на дно баулы, оружие и снаряжение.

— А это что? — Дарина кивнула на части доспехов чужеземцев и тряпичный сверток с одной стороны пропитавшийся кровью.

— Доказательства.

— Я посмотрю? — Дарина села на нос лодки, положив на колени свой колчан с охотничьим луком и стрелами, из которого отлично умела стрелять.

— Это голова одного из убийц Вараса.

После моих слов Дарина решительно тряхнула свертком, и на дно лодки выпала голова с рыжей копной волос, с распахнутыми черными глазами и с белыми точками вместо зрачков.

— Ой... — только и сказала она, увидев эти глаза, — Демоны?

— Не думаю... просто люди издалека, очень издалека, и очень плохие люди.

— А это что, железная броня? — замотав снова голову в тряпку, Дарина подняла наручи.

— Не железная, сплав какой-то, мягкий к слову и тяжелый.

— Спл... с-п-л-а-в? — с трудом Дарина выговорила незнакомое слово.

— Да, металлическая, в общем, броня. Меч тоже, очень тяжелый, — Кивнул я на двуручный меч детины, что достался мне трофеем.

— Куда мы теперь? — Дарина выпрямила спину, и осмотрелась кругом, задержав пустой взгляд на озере позади меня.

— Поплывем протокой на заимку к Ласу, надо найти Чернаву и предупредить князя о чужеземцах.

— Хорошо, — кивнула моя амазонка, — аккуратно приставила к борту колчан, достала лук, пару стрел и, развернувшись, сделала вид, что смотрит вперед, а сама тихо оплакивала отца, роняя слезы в медленные, почти неподвижные воды протоки.

Глава пятая.

По дороге к Городищу

До заимки Ласа добрались к вечеру, ничего подозрительного я не обнаружил. Скот в загоне, детвора во дворе, женщины обступив высокую ступу, толкут местный аналог кукурузы в муку. Лодки Чернавы у длинных мостков вдоль протоки не было.

— Никити́н, Дарина! — выбежала из-за бани дочка Ласа, пышная девица лет пятнадцати, — как давно вы к нам не приплывали!

— Здравствуй Лидна, — с большим трудом улыбнулась Дарина и бросила ей веревку.

— Вот батюшка обрадуется!

— Как твой брат, Чернава помогла? — спросил я, сойдя на мостки.

— Да он, глупый, желтых ягод наелся, Чернава напоила его отваром да уплыла.

— Куда?

— Не знаю, — пожала плечами девчушка, — домой, наверное.

— Ну веди, к батюшке...

За столом в просторной горнице сидели я, Дарина и Лас. Я уже рассказал все, что случилось, а так же то, что Чернавы дома нет. На щеках Ласа играли желваки, отчего и без того его широкое лицо, обрамленное густой бородой, словно жило своей жизнью.

— Чудно... Вниз по протоке она поплыла, домой стало быть, — пожал плечами Лас.

— Нет ее дома, — помотал я головой.

— Чудно... Ну что ж, пойдем, покажешь.

Забравшись в лодку Лас перебрал все трофеи, отшатнувшись, бранно выругался, увидев глаза чужеземца и выйдя на мостки сказал:

— Надо князя предупредить.

— А ты сам, не слышал, не видел ничего чудного? Ведь тут недалеко перекресток трактов...

— Нет, Никити́н, ничего, патруль дружинников третьего дня заезжал, набрали фляги воды, да мяса вяленного купили, ничего не рассказывали такого и об опасности не предупреждали...

— Тогда поплыву, чувствую неспроста это все, да уж больно спокойно они себя вели, загубив Вараса.

— Пусть примет его Большая луна да предки рода его, — кивнул Лас и прикрыв глаза несколько секунд безмолвно шевелил губами.

— 'Поплыву?' — нахмурившись, уточнила Дарина, когда Лас закончил какую-то свою молитву.

— Осталась бы ты здесь, пока я в городище сплаваю, — приобнял я Дарину за талию.

— Чего это! — оттолкнула она меня плечом и впилась возмущенным взглядом.

— Не знаю, мало ли чего в пути, — пожал я плечами.

— То-то и оно! С тобой поплыву!

Спорить не стал — бесполезно, и отчего-то в памяти всплыло слово 'подкаблучник'...

Род у Ласа большой, для простого крестьянина, по местным-то меркам Трехречья. Несколько семей, ватага ребятишек, гомоня, носится по заимке, женщины все по хозяйству да мужики при деле. Я видел как Лас, после того как мы с Дариной отправились протокой к городищу, озабоченный новостями, что-то объясняет трем рослым парням, сыну и двум племянникам, все при оружии — наверняка на ночь отправит караулить заимку.

Засветло в городище не успевали, поэтому решили заночевать прямо в лодке у нескольких мостков притулившегося в излучине широкой протоки многодворца. Люди уже спали, только в паре вросших в землю домишек, был виден тусклый свет лампад, да со стороны постоялого двора, что недалеко от мостков, доносился шум пьяной компании. У мостков несколько лодок, в одной из них, похоже, кто-то тоже ночует, укрывшись теплым кафтаном. Прижавшись и уткнувшись лицом мне в шею, Дарина постоянно тяжело вздыхала, я чувствовал как она, моргая, щекочет мне щеку своими длинными, намокшими от слез, ресницами — не спит.

Почувствовал... то самое, ощущение опасности и тут же открыл глаза. Большая луна то и дело скрывалась за большими тяжелыми тучами, медленно плывущими на юг, тихо, еле слышно журчит протока, ночная хищная птица несколько раз громко вскрикнула в стороне рощи, что начиналась на окраине многодворца. Дарина так и уснула, прижавшись ко мне, лишь носик торчит из-под ворота кафтана. Я нащупал у борта ножны меча и, медленно, стараясь не разбудить Дарину, сел в лодке. Не менее двух сотен силуэтов всадников, и пару фургонов разглядел отлично, метров пятьдесят до них, едут по тракту, приближаются к мосту через протоку. Головы и грудь лошадей в броне, доспехи всадников я уже не мог не узнать. Едут, будто и не ночь вовсе...

* * *

Принцесса Скади, единственная дочь императрицы.

С самого детства Скади воспитывалась как будущая владычица Империи Каменных Башен. Пусть отец-император рано оставил свое дитя, сгинув в темных и полных тайн предков подземельях Потерянного города, кроме императрицы-матери ее воспитывал добрый десяток всевозможных леди-наставниц, нянек, прачек и даже садовник, посвящавший ее в тайны цветов и растений. Тяжелый недуг приковал мать к постели, когда Скади исполнилось шестнадцать.

Императрица еще до болезни снаряжала несколько экспедиций в разные стороны от границ империи, в том числе и морских. Прошли годы, но не вернулись корабли, затерялись в пустыне, болотах и высоких горах несколько тысяч воинов экспедиционных полков. И лишь весной, от единственного оставшегося экспедиционного полка, пришли добрые вести с востока. На расстоянии в несколько месяцев пути через пустыню, есть некое княжество, населенное дикими людьми, пусть и организованное в странные Рода и возглавляемое новым молодым князем. Получив эту весть, императрица вскоре скончалась, но перед этим, предсмертной волей наказала своей дочери приложить все усилия, чтобы расширить владения империи...

— Ты должна использовать все свое обаяние, красоту и ум, чтобы князь дикарей отдал свое княжество в твои руки, — императрица тяжело дышала, распухшая шея сжимала горло, что не давало говорить и дышать, не прилагая усилий.

— А если он не захочет, — Скади сидела на кровати рядом с матерью и держала ее за руку.

В изголовье стоял высокий Тихней, верховный министр и глава собрания ученых, а также, по совместительству постельничий матери-императрицы... вот уже несколько лет как. Он со страдальческим лицом смотрел на измученную болезнью женщину и кивал на каждую ее фразу, при этом то и дело, искренне переживая, смахивал слезы.

— Лучше чтобы захотел, наши воины самые сильные и бесстрашные, но зачем проливать кровь и настраивать против себя этих дикарей, приложи все свои знания, ум, и... — императрица зашлась кровавым кашлем, отстранив от себя дочь, кое-как выдавив, — не смотри!

Но Скади не могла не смотреть на мать, которая была еще так молода, которая еще не всему ее научила, тоска и горе разрывали сердце девушки. Но она подчинилась, и пока мать не избавилась от кашля разрывающего ее изнутри, Скади стояла, отвернувшись от изголовья кровати.

— Вот, — императрица достала из прикроватной тумбы украшенной искусной резьбой, с золотым покрытием и цепочкой драгоценных камней по углам, свиток, опечатанный императорской печатью, а так же шкатулку из кости монстра подземелий, — здесь моя предсмертная воля и императорская печать.

— Матушка, — Скади кинулась к матери.

— Будь достойна памяти своих предков! Зачитай это завтра на совете, и прими печать власти...

Вспоминая последние минуты жизни матери, Скади сидела в большом фургоне, который тянули четыре пары лошадей, в сопровождении отряда всадников, численностью в двести пик. Вокруг ночь, чужие земли, в которые пришлось добираться почти два месяца и пересекать пустыню. На сиденье напротив, больше походившим на диван, старая леди-наставница, скучая листала толстую книгу и вздыхала, а Скади, отодвинув шторку застекленного окна с резной золоченой рамой, смотрела на пересекающие дорогу протоки. Рощи, луга и огромные территории заболоченных мест проплывали перед ее взором. Скади нравилось, что она видит, несмотря на то, что передвигался фургон исключительно ночью, боги наградили народ империи даром — видеть ночью лучше чем днем. Правда, есть у этого дара и обратная сторона, приходится вести образ жизни преимущественно ночной, так как яркое солнце сильно слепит, да и длительно нахождение на солнце вызывает болезни кожи, почти неизлечимые.

— Скучный роман, — леди-наставница, вздохнув, отложила книгу, — а за окном что?

— Прежде чем стемнело, было очень много лесов в этих землях, — ответила Скади, — иногда я жалею, что мать-императрица оградила меня от приема Снадобья сумерек.

— Только мужчины-воины делают это.

— А матушка?

— Она тоже была воительницей, пока не встретила императора...

— Да, я ты мне уже много раз это рассказывала, — вздохнула Скади.

— Наместник Стак предупреждал, что здесь может быть опасно.

— Разве есть чему опасаться с таким сопровождением? Да и воевода князя обещал выслать людей и встретить у крепости.

— У форта.

— Что?

— Они называют это фортом... Наместник Стак говорил, что это очень укрепленное в военном плане сооружение, и что странно, у этих дикарей, там самые современные и обученные воины, вооруженные оружием, о котором, кстати, поручено узнать нашим шпионам, из местных наемников.