Болотный кот - 2. Глава 1-17

Болотный кот — 2

Глава первая.

Северные границы княжества.

Заимка на берегу Чистого озера.

Пожалуй, впору писать сочинение на тему 'как я провел лето'. А замечательно провел! Обустраивая быт и выстраивая отношения, как говорится, в новой ячейке общества... дремучего, темного, средневекового общества. Еще отрабатывал жалование, будучи оружейником княжеской дружины, на пару с Варасом. Получалось на самом деле не очень. Нет, новые рабочие образцы были изготовлены, опробованы, переданы воеводе Тарину, человеку, который помог мне не сгинуть в этом дремучем Трехречье и многому научил. Так что на этом все, не позволяют технологии этого мира большего, да и знаний мне не хватает специфических. Вот и отправили, в городище лишь две катапульты, способные метнуть мину на три сотни шагов, и четыре тяжеленных пищали. Была и пятая, но из-за дефекта в литье, поддуло ствол при тестовых выстрелах и пришлось ее забраковать. Единственное, что отлично 'пошло в серию' так это арбалеты и баллисты, в их изготовлении не было ничего сложного, другие оружейники княжества быстро освоили процесс и включились в работу. В середине лета случилась очень неприятная, и даже трагическая история, князь Талес прислал к нам с Варасом двух колдунов из городища, чтобы я передал им секрет изготовления дымного пороха. Как я не предупреждал, как не рассказывал, но 'инструктаж по технике безопасности' впрок не пошел. Буквально через неделю, после того, как колдуны с новыми знаниями вернулись в городище, и на территории посада стали заниматься изготовлением пороха, там произошел взрыв, а затем пожар, который уничтожил несколько домов. Из-за чего все случилось, оставалось только догадываться, потому как оба колдуна и еще шесть человек погибли при взрыве и пожаре. Народ начал роптать, винить во всем княжеских колдунов, слышал, что даже в гневе забили какого-то ведуна, что безобидно торговал лечебными травами на окраине посада... да, дремучий и скорый на расправу люд живет в Трехречье. После того случая, из городища прискакал посыльный от князя с запретом на все работы связанные с огнестрельным оружием. Испугался молодой князь недовольства народа, который только-только стал доверять законному наследнику. Так что, провожу теперь три дня в неделю на кузне, изготавливая вместе с Варасом плечи для арбалетов и баллист, наконечники для стрел и в качестве факультатива беру уроки кузнечного дела, да и на деревянных мечах, бывает, сойдемся для поддержания формы. Остальное время изучаю окрестности своей заимки и охочусь, совершенствуя навыки стрельбы из лука и арбалета, а так же провожу время с молодой и красивой женой, как я любя называю Дарину — амазонкой...

В этом дремучем мире, девушка на выданье, может легко решить проблему замужества. Повязала 'Девичье сердце' на запястье потенциальному мужу и все — ему не отвертеться. Нет, конечно, проигнорировать выбор девушки можно, и выбросить кожаный браслет с побрякушками куда подальше, однако тут вступают в действие традиции и устои этого мира, а еще, возможные многочисленные родственники отвергнутой, с желанием обезглавить подлеца. Это я, конечно, утрирую, кто же в здравом уме, позволит себя 'окольцевать' без взаимной симпатии, чувств и любви, в конце концов, если таковая имеет место быть. Хотя, рассказывали мне: бывало, подпоит баба мужика, да повяжет 'Девичье сердце', а еще и при свидетелях, вот уж не позавидуешь потом такому семейному счастью. Я, по незнанию, позволил повязать себе такой браслет на запястье, думая, что это просто безделушка на память... Но, когда все выяснилось, уже испытывал определенные чувства к Дарине, на которые я оказался способен и которые почему-то, проявились именно в этом, чужом, опасном, но принявшем меня мире. Сознаюсь, эгоистом я был раньше еще тем, в том, моем мире, откуда провалился в мир этот и, очнулся на болотах близ Чистого озера, а на противоположном берегу сейчас стоит моя заимка, построенная на земле, жалованной мне молодым князем Талесом, за верность, и чего уж, за оказанные услуги.

Ее сосредоточенный взгляд, поверх острия меча не упускал ни одного моего движения. Я сделал шаг назад, и она, словно привязанная подалась вперёд, при этом дунула вверх на свалившийся на глаза локон черных волос. Мы оба уже прилично устали, поди четверть часа, не меньше, как длится поединок. Я поменял стойку, переместив левую ногу назад, чем снова попытался разорвать дистанцию... и она решила атаковать! С кошачьей грацией, силой и ловкостью, бросок вперёд и в сторону, еще и какой-то финт обманный крутанула коротким мечом и тут же рубанула им вниз. Я успел в самый последний момент отбить удар, словил ощутимый рикошет в кисть от рукояти, быстро сократил дистанцию, бросив меч, перехвалил ее руку...

— Никити́н! — обездвиженная в моих объятьях возмутилась Дарина, и смешно нахмурилась надув губы, в которые я ее быстро чмокнул, ослабив хватку и, тут же получил от неё резкий тычок в живот.

В ответ, я чуть присел и, обняв ее за талию, закинул себе на плечо и пошел к дому...

— Никити́н! — тарабанила она меня по спине, — пусти! Батюшка приплыл!

Остановившись, со своей 'добычей' на плече, я провернулся к озеру, от которого шел Варас с большой плетеной корзиной.

— Балуете? — улыбнулся он, кивнув на воткнутый в землю с пожелтевшей осенней травой деревянный меч.

— Похоже, последние деньки стоят теплые, вот и решили размяться, да ратному делу время уделить.

— Ну, поставь ты ее уже, хоть обниму кровинушку свою, соскучился.

Дарина обнялась с отцом, после чего он пожал мне руку, как всегда крепко и вручил корзину.

— Неси в дом, следом сестра плывет, скоро будет, поговорить с тобой хочет.

После этих слов я, честно говоря, немного напрягся, редко Чернава сама к кому-то в гости появляется, обычно мы ее сами проведываем, а тут наверняка каких-то снов опять насмотрелась.

— Наверное, отварами из трав своих опять надышалась, — попытался сострить я, гоня от себя плохие мысли, — вот и спит плохо.

В ответ Варас лишь хмыкнул, не оценив шутки и, подтолкнув меня в спину, добавил:

— Корзину отнеси, пусть Дарина накрывает на стол, а ты выходи, подымим.

Когда я вышел на веранду, Варас сидел на бревне вдоль стены, положив ножны на колени, курил свою трубку с длинным мундштуком, и щурясь глядел на озеро, о чем-то глубоко задумавшись.

— Она тебе уже сказала, — присел я рядом, — ну, про сон.

Варас кивнул и выдохнул дым.

— Да, судя по твоему виду, ничего хорошего она там не увидела.

— Она вообще ничего не увидела, — повернулся он ко мне, — вот что чудно.

— Это как?

— А вот и Чернава, — Варас показал ручищей на озеро, — уже приплыла, сама и расскажет все...

* * *

Торговый каменок. Берег Желтого озера.

С появлением иноземных гостей каменок затаился, приутихла торговля, редкие караваны стали ходить из земель Желтого озера в Трехречье, кроме товаров привозя в княжество странные вести. Земли Желтого озера, существуют обособлено, давая пристанище всем, кто покинул княжество. Армии как таковой нет, а те малочисленные отряды наемников, что были в распоряжении местных родов, выполняли лишь охранные функции, да кое-как следили за порядком. Встав гарнизоном близ торгового каменка, иноземцы особо себя не проявляли, щедро одаривая местный люд золотыми монетами, отличающимися от ноготков княжества и весом и размером, иноземцы наняли людей для строительства стен вокруг разбитого весной лагеря. В окруженный временным частоколом лагерь, в течение лета прибыло еще несколько отрядов и обозов. Иноземцы вели себя так, будто делают одолжение местному люду своим присутствием.

— Хозяин, хозяин Корен, — Бэлк постучал в дверь комнаты на втором этаже торговой гильдии.

— Чего тебе? — Корен, уже который месяц пребывал в состоянии хандры и тоски, близкой к отчаянью.

— Приехал обоз из княжества, ткачи расторговались хорошо, тут двое пришли, хотят внести плату, да новости рассказать, — не входя и встав в дверях, сказал Бэлк.

— Веди, — Корен стоял у окна и разглядывал строящуюся крепость на холме, за стенами которой он побывал всего лишь раз, но результат разговора с генералом иноземцев расстроил Корена настолько, что он впал в длительную хандру.

Через несколько минут Бэлк привел двух купцов, что торгуют тканями, которые ткут в многодворцах их рода. Приложив руку к груди, они вошли, поклонись 'Солнцу и Большой Луне', а после приглашения Корена присели за стол.

— Прежде чем внести плату, — один из купцов поскреб бороду, — мы хотим узнать у тебя, Корен, будем ли мы, как и прежде под защитой гильдии?

— Конечно, — Корен присел напротив.

— Хорошо бы... — купец нерешительно поставил на стол кошель, — молодой князь приказал строить пограничные посты.

— Я знаю про это, — Корен быстро смахнул кошель со стола, — но пропускают же.

— Пропускают, — кивнул купец, — проверяют только все, пуще прежнего.

Купцы явно хотели что-то еще сказать, но не решались, переглядывались...

— Что-то еще? — Корен встал и отошел к окну, не желая встречаться глазами с гостями.

— Корен, ты у нас здесь уважаемый человек, — решился один из купцов, — другие старейшины родов с тобой считались...

— Считались?

— Эм... Ну, я-то что, говорю о чем люди меж собой...

— Продолжай, — все также, стоя у окна спиной к посетителям, потребовал Корен.

— Иноземцы эти... они щедро платят за работы и товары, а еще некоторые купцы поговаривают о том, что можно попросить их и о защите... а еще, о том, что в твоей, Корен защите они не нуждаются, а гильдия твоя только чтобы людей обдирать...

— Так значит, заговорили, — Корен повернулся к купцам краснея от злости, — мы еще посмотрим, есть ли во мне нужда! Что-то еще?

— Пойдем мы, пожалуй...

Проводив купцов, Корен сокрушенно опустился на кресло, ему не нравилось то, что происходит, он не понимал как ему себя вести, как жить дальше, при наличии по соседству грозной иноземной армии, цели которой не ясны. Строят крепость, с местным людом не то, чтобы любезны, скорее даже холодны, но за услуги и товары платят золотом, купцов и ремесленников, глав родов у себя принимают...

— Все же я не с того начал, — осенило Корена, он налил себе полную кружку вина и, не отрываясь, за несколько глотков, выпил ее, промокнул платком усы и куцую бородку, после чего набрав полные легкие воздуха, решительно крикнул, — Бэлк! Готовь повозку!

— Сколько охраны? — возник в дверях бывший наемник, а ныне растолстевший приказчик.

— Нисколько, к иноземцам поеду! Как там их генерала, или кто он у них там, зовут?

— Стак, наместник Стак.

— Наместник? — немало удивившись, тот поднял бровь.

— Да хозяин.

— Что ж, иди, готовь повозку, — Корен кивком указал приказчику на дверь, а сам подошел к сундуку с одеждой и стал перебирать туники, в поисках самой дорогой...

* * *

Чернава, проходя мимо нас с Варасом, лишь кивнула и вошла в дом, настроение у неё было явно ниже плинтуса.

— Пообедаем сначала? — спросил Варас, усаживаясь за стол.

— Да братец, — Чернава тоже опустилась на лавку рядом с ним.

Обедали молча, так принято в этом семействе, это я, можно сказать, хулиганю, когда мы с Дариной вдвоем трапезничаем, могу пошутить, или о своем мире рассказываю, она, словно ребенок эти мои рассказы как сказки слушает. Они и есть сказки, этот мир намного реальней, чем тот, из которого я попал сюда... реальней люди, реальней их поступки и дела и самое главное ответственность за эти дела.

— Предупредить тебя, Никити́н, хочу, — сказала Чернава, когда я, разобравшись с обедом, ковырял пальцем волокна на дереве столешницы и уже несколько минут поглядывал на свою новоявленную родственницу-колдунью.

— Только меня? — сразу уточнил я.

— Не только... — Чернава отодвинула тарелку, положила руки на стол, ладонь на ладонь и выпрямив без того идеально прямую спину, продолжила, — тот, второй... из твоего мира, я видела его во сне, пошла за ним, не смогла ничего более разглядеть, тьма и огонь оттолкнули меня.

— И что это значит?

— Трудно сказать, но ты в опасности, ведь тот человек так же знает о тебе, и он, — Чернава закрыла глаза и глубоко вздохнула, — он хочет приблизится к тьме, а тьма уже на границах княжества... мне удалось ненадолго увидеть посланников тьмы... княжество падет.

— Да как же так падет-то, дружина княжья не допустит! — хмыкнул Варас.

— Не было доселе такого, братец.

Я заметил, что руки Чернавы чуть подрагивают, да и лица коснулась тень страха.

— Что ты видела? — чуть наклонился я над столом и положил ладонь на руки Чернавы.

— Это воины что пересекли пустыню, их много и они... им не нужен свет Большой луны, для них что ночь, что день, все одно.

— Это как?

— Что ночь, что день — все одно, — повторила Чернава, открыла глаза и впилась в меня взглядом, от которого мне стало не по себе, — как твое единение с болотными котами?

— Бродят зверюги, пугают меня, — молчавшая до этого Дарина, встала из-за стола, подошла к окну и кивнула в сторону озера, — на том берегу, каждый вечер почти... двое, сядут и смотрят и смотрят.

— Я же говорил, они дальше не пойдут, — я подошел к ней и взял за руку, — я их просил, и видишь — слушаются.

— Хорошо, — Чернава кивнула, — но этого мало, вышедший из тьмы зверь сможет быть тебе союзником, ни князь, ни дружина его, ни эти ваши новые оружья...

— Когда? — Варас уже давно достал трубку и крутил ее в руках.

— Зима будет долгой...

— Зима будет долгой, нет, ты слышал? — я сидел вместе Варасом на веранде, провожая взглядом 'женщину с веслом', то есть, глядя как Чернава, стоя в своей длиной лодке, плавными движениями перекидывая весло с одного борта на другой, медленно плывет по озеру, удаляясь от берега.

— Тяжело сестрице, — вздохнул Варас.

— Ага, теперь и нам не легче! Зима будет долгой... Что ночь, что день — все одно... княжество падет... посланники тьмы, мать их ети!

— Не гневи богов! — Варас сурово посмотрел на меня.

— Вырвалось...

— Боишься?

— Хорошо бы еще знать, чего бояться! Терпеть не могу неопределенности и неизвестности... Вот честно, лучше бы не приплывала! Сказала 'А' так не будь 'Б'! Как так-то?

— Вот это последнее, я не понял, но ты, Никити́н, не бранись на сестру мою, она по сердцу, по вере все делает, а то, что не смогла все увидеть, на то богов воля, и не гневи их недоверием своим.

— Ладно, сказала союзников искать... хорошо, ты пойдешь со мной на тот берег завтра?

— Это ты у нас чрез обряд пройденный, вот сам и иди, а мне чего на болотах делать? Я с этими, — Варас смешно изобразил руками пасть у своего лица, — зверями говорить не умею, еще съедят.

— Ну да... — я встал и подошел к краю веранды, всматриваясь в противоположный берег, — завтра утром тогда и пойду! А ты Варас, если дел никаких нет, то оставайся, тебе дальше плыть, дотемна не успеешь.

— Благодарствую, но заказ у меня, работы много, поплыву домой.

Стоя на мостках, мы с Дариной проводили кузнеца Вараса и вернулись в дом, где я принялся собираться к завтрашнему походу к болотам.

Глава Вторая

Граница Темных болот.

Тихо ступая по новым гатям, проложенным мной пару месяцев назад по кочкам болота за озером, я прислушивался к происходящему в болотных зарослях. Присел на колено, услышав характерную возню, далеко, за сотню метров, пожалуй. Вообще звуков было много, и птицы чирикали и пищали на разные голоса, встречая восход, и чесухи — местный аналог выдры, вечно выясняющие отношения на кочках, и стадо местных косуль, что ломая ветки, выбежало на поляну. Слух... восприятие звуков изменилось, донесется что-то неуловимое, сосредоточишься и, пожалуйста — хоть уши затыкай! Но за несколько месяцев приспособился, научился вычленять из всего того сарафана звуков то, что нужно. Запахи... их тоже, научился тонко чувствовать. Самое главное — зрение, для того чтобы пройтись ночью 'до ветру' мне не нужна лампада, различаю уже не только силуэты как раньше, с десятка метров и лицо человека могу разглядеть. Это все последствия обряда, и в этом мире очень полезный 'бонус', чем он выльется впоследствии, я не хочу даже думать, особенно после слов Чернавы что это ее второй опыт подобного обряда. Первый подопытный умом тронулся после его свершения, ну а мне, раз посчастливилось остаться в здравом уме и светлой памяти — считай, повезло.

Двух котов почувствовал сразу, не увидел, а как говорится, почуял нутром, почуял и подумал, относя это именно к ним — 'стойте, сам вас найду'...

Поселившись на заимке, я буквально с первого дня стал общаться с хозяевами этих мест — большими, в холке до полутора метров, животными. Сначала страх все же испытывал, мало ли, вдруг что-то сломается, вдруг Чернава в своих заклинаниях буквы переставила... но нет, постепенно я научился заставлять их не подходить близко к берегу озера с противоположной стороны, так как Дарина, впервые увидев так близко, этих огромных монстров, пусть отделенных водной преградой, очень испугалась. Потом стал ощущать, будто меня кто-то позвал, вышел на мостки — сидит. Матерый такой 'кошак', уставился глазищами на меня и словно сказать что-то хочет, или спросить. 'Я теперь здесь живу' — сказал я ему тогда, после чего он, вероятно получив ответ, встал, нервно дернул своим хвостом, лишенным шерсти и напоминающим крысиный, и сиганул в заросли. Чем больше общался с ними, если это можно назвать общением, тем больше проникался к ним. Похожи на саблезубого тигра с тех картинок из атласов, про период последних ледниковых эпох, грязно-рыжая шерсть с темными полосами, уши с кисточками, в общем — кот мутант, и насколько я уже понял, с повадками, домашних питомцев из моего мира, один из которых остался сиротой в съемной квартире... хорошо хоть первый этаж, и форточка всегда открыта.

Два зверя дожидались меня в зарослях местного ивняка, один из них, что постарше, терпеливо сносил игры с его хвостом, второго, молодого кота, который, увидев меня, припал на лапы и в два длинных и высоких прыжка оказался рядом, ткнулся головой мне в плечо, от чего я с трудом удержал равновесие и, вцепившись в шерсть на его сильной широкой груди, сказал:

— Тихо, тихо, зверюга.

Кот принял во внимание мое замечание, еще раз ткнулся, но аккуратно, и сел. Второй кот, топорща усы и порыкивая, демонстрируя свою 'мясорубку' подходить не стал, ждал когда подойду я.

— Ну привет, — положил я ему руку на холку, к слову находящуюся на уровне моих плеч, — ну что попробуем сегодня еще раз?

Поняв о чем я, кот прогнул спину, в предвкушении охоты, хотя, некая нотка недоверия проскочила в его эмоциях. Прошлая и первая совместная охота получилась неудачной и гиена, после того как я промахнулся, выстрелив из арбалета, смогла уйти колючими зарослями в глубь болот, оставляя клоки шерсти на ветках покрытых длинными и острыми шипами. Коты не пошли за ней, а я-то тем более, за теми кустами я и сам мог легко стать добычей.

— Она недалеко, я слышал, буду ждать здесь, гоните ее на меня.

Коты, рыча и огрызаясь друг на друга, скрылись за кустарником на не топком участке, а я достал из подсумка на поясе болт с кованым трехгранным наконечником, взвел тетиву и приготовился к выстрелу, поправив перевязь. Выстрел успею сделать лишь один, а гиена опасный зверь — промахнусь, кинется, тут и мечу время, если успею... Вот такое я себе развлечение придумал — уничтожаю свой страх перед местной фауной и пытаюсь найти общий язык с болотными котами.

Ждал недолго, было слышно как гиена, мерзко взвыла, почуяв опасность, стала искать безопасный путь к отступлению, бросив свою добычу. Треск веток в лесу, панический вой загоняемой жертвы, рычание двух моих помощников, звук все ближе... гиена выскочила к топкому участку, замерла и осмотревшись, побежала вдоль сухого места, как раз на меня... прицелился, веду, немного упреждения, выстрел... есть! Наконечник охотничьего болта, впившись в грудь, рассек сосуды, пробил легкие и, возможно, достал до сердца, потому что животное, пробежав буквально несколько шагов, рухнуло в высокую траву. Коты выскочили следом, тот, что старше, прыгнул и приземлился уже рядом с упавшей гиеной, его челюсти переломили шею жертвы, а молодой кот, 'соблюдая субординацию', рыча, ходил кругами и, если мне не показалось, с одобрением смотрел на меня.

— Ну вот, получилось, — сказал я, закинув арбалет за спину и достав нож.

Теперь самое сложное, я у своего-то кота не решался что-то из миски взять, а тут мне предстояло отхватить кусок от добычи. Тем временем взрослый кот, придавив мощными лапами тушу еще шевелящейся в конвульсиях гиены, с треском рванул плоть. От этого звука у меня по спине пробежали мурашки, но показывать свой страх мало того глупо, но что-то подсказывает — опасно. Решительным шагом я двинулся вперед, крепко сжав рукоять ножа, соскочил с гати на сушу и приблизился к трофею.

— Так, мне много не надо, пусти! — сказал, косясь на погружающиеся в плоть, огромные, с палец, клыки, — Подожди, говорю!

Кот поднял голову и облизал усищи, немного наклонив голову на бок, ощущения опасности не было, только мозгами я понимал — безумие какое-то, но, назвался груздем, так тебе и надо! И да поможет мне Большая луна. Под пристальным взором 'контролеров', я вспорол шкуру у задней лапы, помогая ножом, добрался до мяса и небрежно отхватил пару кусков. Завернул добычу тряпку и убрал в торбу, что висела за спиной. Потом отделил еще кусок и бросил его молодому коту.

— Приятного аппетита, — сказал я, и прыгнув на гати пошел к лодке.

Успел подсмотреть — молодой не притронулся к куску, что я ему бросил, а пластаясь по траве, подкрался и стал рвать тушу гиены с другого бока, косясь на старшего, и при этом, стараясь оторвать кусок побольше.

Легкая лодка скользит по глади Чистого озера, я уже давно наловчившись, как те индейцы, погружая весло в воду то с одной стороны борта, то с другой уверенно плыву к заимке, успевая при этом рассматривать окрестные красоты в утренней тиши и осеннего леса на берегу. Дикие и не такие обжитые окраины княжества поражали красотой природы. Непуганое зверье и птицы, высокий лес по берегу, протоки и надоедливая осенняя мошкара — романтика блин!

— Никити́н! — Дарина стояла на мостках, привстав на носки и чуть подавшись вперед, что подчеркивало ее фигуру. Она помахала рукой, дождалась, пока лодка ткнется в столбики мостков, поймав брошенную мной веревку, подтянула лодку ближе.

— И давно ты здесь? — я шагнул на мостки и обнял свою амазонку.

— Как ты уплыл, так и жду, одного больше не пущу к этим твоим котам! — ультимативно заявила она, — боюсь за тебя.

— Я сам за себя знаешь, как боюсь, — подмигнул я ей, пропустив ее заявление, мимо ушей, — идем, коты помогли мне с охотой, загнали гиену, так что на обед мясо.

— Славно! — оживилась она, а потом спросила, — не страшно тебе с ними?

— Страшно здесь, — постучал пальцем себе по виску, — а так, не чувствую я угрозы от них.

С молодой и красивой амазонкой время летит, скажу я вам, но в Трехречье нет пенсионной системы, супермаркетов и окладов 'за жопочасы в офисе', как говорил мой приятель. Прежде чем пройти по протоке вверх, до ближайшего многодворца и купить необходимых припасов, нужно озаботится наличием ноготков, то есть местной валюты. Вот и собрались мы с Дариной проведать Вараса, да по пути Чернаву навестить. Увязал несколько арбалетов, что собирал из изготовленных ранее частей и материалов — вот и зарплата. Ранним утром осеннего дня отправились. Я на корме, наяриваю веслом, а Дарина, завернувшись в мой кафтан, сидит на носу лодки, и улыбаясь смотрит на меня, соблазняя ямочками на щеках.

— Чего? — спросил я ее, проверив все ли у меня в порядке с одеждой.

— Что-то вспомнила, как ты нагим лежал у тетушки... хилой, глаза вот такие со страху, что-то говоришь на своем непонятном языке, — звонко рассмеялась она.

— Еще бы, вообще удивляюсь, как умом не тронулся от тех событий. Подожди, а кто это хилой?

— Это ты тетушку благодари, настои ее стати тебе прибавили...

— Это молот твоего батюшки стати прибавил! Помаши-ка им или на мехах постой! Отвары, — хмыкнул я.

Так, уже наверное в тысячный раз вспоминая все обстоятельства моего появления в этом мире, мы добрались до берега, где в тени леса укрылся дом Чернавы.

— Хм, лодки нет, — Дарина осмотрелась по сторонам.

— Может, по протоке на юг или к Варасу уплыла?

— Тогда к батюшке правь, — ответила Дарина, еще раз огляделась, подняла ворот кафтана и, ежась от прохладного тумана, что начал стелиться по озеру, поудобнее уселась.

Спустя час были у дома Вараса, у мостков, кроме лодки Чернавы, стукаясь бортами стояли еще две.

— Из городища, за заказом приплыли, — отметил я лежащие в лодке небольшие круглые щиты дружинников.

— Похоже, — подала мне руку Дарина и я помог ей выбраться на мостки, потом перебросил вязанку с арбалетами и мы пошли по тропе к дому.

— Все нормально? — спросил я, после того как вошел в дом Вараса и поклонился Большой луне.

Чернава сидела у входа, держа в руках небольшой узелок, Варас разговаривал со старшиной дружинников, а семеро дюжих молодцов ютились на двух лавках у стены, скучали и разглядывали кто пол, кто потолок, а кто не без интереса пялился на Чернаву, отчего та испытывала неловкость, не зря она людей сторонится. Женщина красивая, вызывает интерес у мужиков, еще какой, татуировки только эти... они впрочем и отпугивают, хоть нанесены аккуратно и даже с некой претензией на местный 'боди арт', но все в княжестве знают их значение.

— От воеводы, заказ забрать, — Варас кивнул мне и показал рукой, проходите мол, — да вот, задержались, старшина новости рассказывает.

— Да рассказал уже, — старшина поднялся и, приложив руку к груди, чуть поклонился, поздоровавшись со мной и Дариной, затем показал рукой на арбалеты, — смотрю еще что-то готово.

— Да, эти готовы, еще на четыре не хватило тетивы, — ответил я, — в городище выберусь, доделаю.

— Это потом, — отмахнулся Варас, — ну, раз Никити́н еще и арб... ара... да что б их! Заказ того, выполнен.

— Хорошо, — старшина кивнул одному из дружинников, тот подошел и принял от меня новое оружие, — тогда мы обратно, дотемна успеть бы в городище, да хранит Большая луна твое ремесло, Варас.

Все мы, четверо, проводили взглядом дружинников стоя у окна, дождались, пока они отплывут и направятся к протоке, после чего Варас прервал молчание:

— С земель Желтого озера вести...

— Надо полагать, плохие? — уточнил я и присел за стол.

— А поди, разбери их, — вздохнул Варас, — через пустыню люди пришли в те земли, крепость ставят на холме у торгового каменка.

— Подожди, Чернава мне рассказывала, что через те пустыни не пройти, мертвые земли.

— Так и было, до сей поры, — тихо сказала Чернава, — ладно поплыву и я, надо к Ласу на заимку, сын его приплывал, занемог из деток кто-то, с жаром мается.

— В ночь не возвращайся, — сказал ей Варас, — там заночуй.

— Так и сделаю.

— Рассказывай, что там за новости, — попросил я Вараса, когда мы попрощались с Чернавой.

— Ну, новости значит такие, Никити́н...

Глава третья.

* * *

Земли Желтого озера.

Внутри дома наместника на территории строящейся крепости было просторно и светло, пахло лаком и свежеструганным деревом. Корен покорно ждал в полукруглом зале, куда его провели иноземные воины, и из которого была только одна дверь — в покои наместника. Оценивающе рассматривал иноземцев, вырывая из памяти заплывшей годами праздности и роскоши, скудные воспоминания о средневековье, точнее о фильмах, картинки из которых выплывали из закоулков сознания. Очень уж похожи были эти иноземцы на средневековых рыцарей, в остальном люди как люди, только вот эти их глаза, с белыми зрачками в центре абсолютно черных глазных яблок... Ждать пришлось долго, скучая Корен сначала разглядывал идеально отциклеванные и покрытые лаком доски пола, потом изучал два то ли вымпела, то ли флага на стене, рядом с которыми неподвижно уже час, стоят два иноземных воина, в блестящих металлом доспехах, вооруженные короткими двухсторонними боевыми топорами. Мужики суровые, смотрят прямо перед собой, не шевелясь, стоят уж битый час. Порядком отсидев филейную часть, Корен встал и начал прохаживаться вдоль стены, сопровождаемый взглядами двух воинов. Но вот дверь в покои распахнулась, из нее вышли трое, в богатых одеждах, похоже, шелковых, пренебрежительно окинули взглядом Корена и, переговариваясь пошли дальше.

— Ты Корен? — в дверях, словно монумент возник немолодой мужчина, коротко стриженные седые волосы, выделяющиеся скулы, высокий лоб и те же жуткие глаза — черные с белым зрачком. Мужчина был высок и статен, отлично развит физически, возможно, он был моложе Корена на несколько лет, но оказавшийся не у дел Хранитель по сравнению с наместником просто обрюзглый мешок, — я наместник Стак.

— Очень приятно, — Корен был готов пасть ниц, переступив через свою гордость и прошлое положение, — да, это я, у меня к вам очень важный разговор.

— Ты так считаешь?

— Я надеюсь, нет, я хочу быть полезным, той могучей силе, которую вы представляете.

— Хм, ну входи, — наместник Стак отступил вглубь покоев.

Внутреннее убранство поразило Корена своей простотой — дальний угол отделяли две ширмы, в середине просторной комнаты был большой стол, с дюжиной стульев по периметру, одна из стен увешана оружием и доспехами, на противоположной стене что-то было скрыто атласными шторами от высокого потолка до пола. По обе стороны двери стояли двое охранников в кольчугах и с короткими мечами на перевязи. Наместник сел на один из стульев около стола, оставив Корена стоять меж двух охранников и еще раз пристально осмотрев его сказал:

— Говори.

— Наместник Стак, я так понимаю, что вы и ваше воинство пришло в наши земли с целью... эм...

— Колонизации, — безучастно кивнул наместник.

Корен знал истинное значение этого слова, но в Трехречье оно было неизвестным.

— Простите, наместник, но я не могу понять этого слова... — низко поклонился Корен.

— С этих земель императорская армия начнет освоение этих диких территорий и присоединит их к империи.

— Империи? — неподдельно удивился Корен.

— Да-а, — протянул наместник, — даже с виду образованные и обладающие определенным авторитетом, местные люди, скудны знаниями...

— Это не совсем так, наместник, некоторое время назад землями княжества управляли Хранители, по мере сил мы...

— Мы?

— Простите, забыл сказать, что я один из представителей ордена Хранителей Трехречья...

— То есть не торговец? — наместник посмотрел на Корена, заставив того поежиться от прямого взгляда.

— Пришлось покинуть княжество и стать торговцем. Путем обмана и предательства, власть в княжестве перешла к самозванцу, призвавшего себе в помощь...

— Колдуна? — перебив Корена, с иронией спросил наместник, — я уже кое-что знаю о событиях прошлого года, и о вашем варварском княжестве.

— Ему помогал человек из другого мира! — отважился зайти с козыря Корен, — еще будучи Хранителем, я пытался отыскать чужака, собирал показания людей, свидетельства...

— Из какого другого мира? Из-за темных болот?

— Вообще из другого!

— Ты так уверен в этом, торговец? Что-то я не пойму цели нашего разговора.

— Я могу помочь его найти, он обладает знаниями, вот! — Корен выставил на стол пару стреляных гильз, сделал он это опрометчиво резко, вследствие чего был отброшен за шиворот одним из охранников к двери.

Медленно поднявшись со стула, наместник взял со стола одну из гильз, с минуту повертел ее в руках и спросил:

— И что это?

— Это оружие чужака, вернее, часть его оружия, которое несет смерть на сотни шагов, а ваши доспехи для него не преграда.

— Что еще ты можешь рассказать о чужаке? — наместник жестом приказал Корену сесть на стул.

— Очень многое! Но судебные свитки, в которых есть свидетельства, остались в городище, в архивах ордена.

— Расскажи все что знаешь...

* * *

Возвращаясь от Вараса, мы с Дариной оба молчали, каждый о своем. Я сосредоточенно греб, оглядывая берег и присматриваясь к протокам, а Дарина, наклонившись к воде, чертила наконечником стрелы водную гладь.

— Скажи Никити́н, — наконец прервала она молчание, — из-за этих вестей с востока нам снова придется расстаться?

— С чего ты взяла?

— Как же, если чужеземцы придут в княжество, то будет война, прискачет всадник с приказом воеводы и ты уедешь, — не отвлекаясь от воды, сказала она.

— И такое может быть... Хотя, не думаю что война случится скоро, князь разместил на восточном тракте гарнизон, дружина там с новым оружием, да и рода в тех местах хорошо охраняют свои территории. Что касается земель по берегу Желтого озера, то рано или поздно подобное случилось бы.

— Что именно?

— Нашелся бы хозяин. Вот он и появился — войско чужеземцев, хорошо, что Большая луна отвела от кровопролития, просто пришел некто и назвал себя наместником. Ладно, поживем — увидим.

Еще не знал я тогда, насколько сильно все скоро изменится, и насколько сильно изменюсь я...

О скором приходе зимы раньше всех узнают жители берега Чистого озера. В затонах, ближе к болотам, по утрам уже блестит тонкая корка льда, а на пожухлой траве у берега искрится иней, встречая яркое, но уже не греющее солнце. После разговора с Чернавой об ее сне, прошло несколько недель, я продолжал жить размеренной жизнью на своей заимке, изготавливая арбалеты и болты к ним, раз в неделю отвозил несколько штук к Варасу. Вот и сегодня, пообедав, решил отвезти следующую партию, оставив Дарину на хозяйстве — она уже второй день квасит овощи и коптит мясо — делаем запасы на зиму, а на днях сплавали вверх по протоке к ближайшему каменку и накупили всякого впрок. Ведь большинство проток вот-вот скует лед, дороги опустеют и княжество уйдет на зимовку.

Узкая не более трех метров полоска воды вдоль берега еще позволяет передвигаться по озеру, протоки несут теплую воду, что не позволяет схватиться льду. Но в тех местах, где расстояние меж устьями проток по берегу значительно и небольшая глубина, ледок все же появился. Я переложил на нос лодки две корзины с болтами и вязанку арбалетов, так вроде получше ломается еще некрепкий лед и несильно тормозится лодка.

Человека, в траве у берега, я заметил когда до дома Вараса оставалось не более часа пути, поднял весло и поправив перевязь осмотрелся — никого, только это тело. Лодка по инерции еще немного проплыла, потом толкаемая слабым течением из протоки тихо стукнулась левым бортом о кромку льда и слабо раскачиваясь, остановилась.

— Эй! — громко сказал я, продолжая внимательно осматривать сбросивший листву кустарник на берегу, — ты живой?

В ответ человек чуть шевельнулся, промычав что-то нечленораздельное, одной рукой он держался за ветку кустарника у самого корня, он попытался подтянуться и выбраться из воды... Ветка хрустнула, человек застонал, погрузился в воду по шею и безвольно сник.

— Вот же бл... — выдал я матерную тираду

За несколько взмахов весла я приблизился, и ухватив его за ремни кожаного доспеха, затащил раненого дружинника в лодку. Слипшиеся от запекшейся крови волосы, прилипли к глубокому рассечению на лбу, на груди в двух местах пробит доспех, мужик здоровый, еле вытянул его и чуть было не перевернул лодку.

— Эй, — похлопал я его по щекам, — очнись, что случилось?

— Я не спал... я слышал...

— Что слышал? Кого?

— Я не видел, их никто не видел...

Дружинник явно бредил, его веки подрагивали, он тяжело дышал и с каждым вздохом из пробитого доспеха надувались бурые, кровавые пузыри, еще один вздох, последний, у дружинника остекленели открытые глаза, и его лицо замерло, как посмертная маска.

— Что за хрень! — Я выпрямился, ухватился за весло и стал быстро грести.

Сделав несколько гребков, заставив лодку быстро скользить по воде, я присел на колено и закрыл глаза покойнику.

Что он не видел, что он слышал, это я так и не понял. Похоже, что это из дружины объездчиков, что патрулируют перекрестки торговых трактов. Ладно, доберусь до Вараса отправим Даука, что в подмастерьях у кузнеца, протокой вверх, до ближайшего каменка.

Вероятно, если бы кто-то засекал время, то мне бы заочно присудили чемпионский титул по гребле. Проплывая мимо дома Чернавы, обратил внимание, что лодки у мостков нет, да и дым из трубы не идет, должно быть еще на заимке, внука Ласа от хвори лечит. Через полчаса, когда я уже видел черепичную крышу каменного дома Вараса, из кустов на берегу как черт из табакерки выскочил Даук...

— Никити́н! — почему-то понизив голос, прошипел он, — не надо! Не плыви!

— Даук? — я погрузил весло в воду, уперев его в илистое дно.

— Там... там... — крепкого сложения парень был перепуган не на шутку.

— Да что ж такое сегодня! Что случилось?

— Всадники... в железных доспехах, они убили Вараса!

— Что? — у меня внутри все замерло, комок подступил к горлу, и засвербело в носу.

— Они еще на заре приехали, — Даук подтягивал брошенную мной веревку, — с ними был Хранитель!

— Что ты несешь! Какой хранитель?

— Я не знаю, Никити́н, десять всадников и с ними хранитель, я же насмотрелся на них в городище, это точно один из них!

— Что за всадники? — спросил я, развязывая веревку, которой были стянуты арбалеты.

— Они в железных доспехах, даже на их лошадях доспехи! Один снял шлем, когда разговаривал с Варасом... его глаза, он как сама смерть!

— Успокойся, — я влепил затрещину Дауку, — перестань трястись и по порядку все!

— Утром, — Даук сел на берегу, обнял колени и раскачиваясь начал говорить, — я проснулся и пошел в сарай, ну угля наносить в кузню, мастер Варас отругал меня, что гребу все подряд, и наказал отбирать крупные куски, ну я снова в сарай, куски значит выбираю, слышу, к воротам подъехал кто-то, Варас с ними разговаривал о чем-то, а потом крик, Варас за меч...

— Ну!

— Тот что шлем снял, хватил своим длинным мечом так, что Варас еле сдюжил, испугался я, Никити́н, не будет мне прощения...

— Дальше! — схватил я Даука за ворот.

— Варас упал, а тот его пикой, в живот... И хранитель этот сразу к Варасу, стал трясти его, что-то спрашивать, я не слышал что. А Варас как вцепится хранителю в горло руками и давай сжимать... ну и... тот, без шлема с коня-то соскочил и рубанул. Потом они все спешились, в дом пошли, искали что-то, а я ползком к забору, потом в лес.

— Они еще там? — спросил я сунув 'пучок' болтов за пазуху кафтана.

— Я не знаю.

— Слушай меня и перестань уже трястись!

В ответ Даук быстро закивал.

— Ты сейчас пойдешь, так же как уходил и посмотришь, что происходит на заимке Вараса, понял?

— Понял, — продолжал кивать тот.

— Все внимательно посмотришь, сколько их, что делают и возвращайся.

— Да, понял.

— Все, иди, живо!

Пока отсутствовал Даук, я взвел тетивы девяти арбалетов, уложил болты в желоба и аккуратно разложил оружие вдоль борта, внутри меня все клокотало от злости, но я присев на дно лодки, достал трубку, закурил и попытался успокоиться, и переварить тот поток информации и событий, что вылили на меня с утра. Похоже, тот сон Чернавы, как говорится, был в руку... Успел выкурить трубку, но Даук так и не вернулся, я подождал еще немного, оттолкнулся веслом от берега и медленно начал грести, стараясь не шуметь...

Глава четвертая.

Я немало удивился, увидев на мостках облаченного в блестящие доспехи самого настоящего рыцаря. Его фигура возвышалась над водой. Наручи и шлем, напоминающий ведерко для льда, были из металла более темного цвета, чем остальной доспех. Рыцарь стоял неподвижно, уперев длинное деревянное топорище в доски мостков и глядя в сторону болот. Я повернулся в направлении его интереса, и увидел, что меж закованных тонким льдом болотных кочек и сухого камыша возятся три щенка гиены. Должно быть и 'мамаша' где-то рядом... Оценил расстояние от полыньи, до небольшого островка с одиноким деревцом, за которым поверхность озера была покрыта тонкой коркой льда до самой границы болот. Можно не волноваться, не сунется гиена на лед.

Расстояние до мостков метров пятнадцать, дом и двор Вараса не видно, мешает кустарник и высокая сухая трава вдоль берега. Боясь быть замеченным раньше времени, я медленно опустил весло в воду, нащупал дно и придавил борт лодки к берегу, в ушах начало шуметь, во рту пересохло, чувство опасности паническим жаром металось по всему телу. Взгляд проскользнул по уже окоченевшему, дружиннику, зацепившись за боевой нож на его поясе — то, что нужно. Погрузив широкий клинок в глинистую землю у берега, я привязал к его рукояти веревку и осторожно переполз в траву, поправив топорик за поясом на спине и придерживая ножны. Сел на колени и, медленно выпрямившись, посмотрел поверх травы... Ворота были закрыты, рядом с ними, внутри двора стоял еще один такой же воин в доспехах, еще двое были у дверей дома, но у тех шлемы попроще, какие-то кожаные, скрывающие половину лица, кольчуга по колени и кирасы из металла темного цвета. Из оружия у них были короткие мечи, а за спиной колчаны с луками и стрелами. К жердям загородки птичника привязаны поводья пяти лошадей, головы и грудь которых были защищены пластинчатой броней. Лошадей пять, вижу четверых людей... Даук говорил, что их десять, еще этот хранитель... уехали? И где он сам провалился? Ответ не заставил себя ждать — из дома вышел рослый детина, тоже в доспехах, со шлемом подмышкой, держащий в руках подорожный лоскут. Он еще несколько секунд повертел в руках местный заменитель карты и поднял глаза на того, что стоял на мостках...

— Твою мать! — аж присел я.

Глаза его действительно, мягко говоря, были странными, метров с двадцати казалось, что их вообще нет, лишь черные дыры. И что это за 'тевтонские' мутанты?

— Поедем вверх по протоке, — крикнул детина, с каким-то странным акцентом в голосе, — надо торопиться, а то опять какой патруль дикарей проезжать будет.

Тот, что стоял на мостках, молча кивнул, развернулся и пошел к лошадям.

— А вот хрен вы угадали, — прошептал я и быстро пополз к лодке.

Выдернув импровизированный кнехт из берега, бросил его на дно лодки, с силой оттолкнулся, сделал два мощных гребка веслом, откинул его и, встав на колено, схватил арбалет. Лодка медленно плыла к мосткам, а я выцелил первого лучника идущего к лошадям и выстрелил... Не глядя на результат, отбросил арбалет и схватил следующий... Меня уже заметили, а мой выстрел, оказался 'в молоко'.

— Стреляйте в дикаря! — крикнул детина и надев шлем потянул из ножен длинный меч.

Получив тяжелый болт, в грудь, который без труда пробил кирасу, один из лучников повалился на землю, это явно озадачило 'тевтонцев', за счет чего я выиграл еще несколько секунд времени, схватил следующий арбалет, выстрел, второй лучник упал, а тот, что с топором уже спешил обратно к мосткам. Выстрелил в него, болт, чиркнув по касательной о кирасу, отлетел.

— Андо, убей же его! — крикнул детина и тоже побежал к мосткам, хотя, бегом это назвать сложно, очень быстрый и неуклюжий шаг, тяжелы видать доспехи.

— Эй... Эй! Я здесь, — вдруг, со стороны леса начал кричать запропастившийся Даук, отвлекая убийц Вараса от меня.

Мысленно поблагодарив недотепу Даука, подарившего мне еще несколько ценных секунд я почти в упор выстрелил в того, что уже ступил на мостки. Гулко стукнув по броне и легко пробив ее, болт ушел в плоть на две трети, в районе селезенки, а 'тевтонец' замер, сделал еще несколько шагов и рухнул в воду. Детина же, доковыляв до лошади, сдернул закрепленное на седле короткое копье и весьма ловко и сильно метнул его в подпрыгивающего Даука. Копье пробило тело подмастерья насквозь... Лодка ткнулась в мостки, я заскочил на них с диким ревом и, обнажив меч, побежал на того, что был у ворот.

С разбегу рухнув на колени, я подкатился под пролетающий над моей головой двухсторонний боевой топор, ощутив лицом поток воздуха, разгоняемый двумя широкими лезвиями, вскочил на ноги и мощным лоу киком зарядил под колени противнику, при этом сильно отбив о края наколенника голень. 'Тевтонец' грохнулся, но топора из рук не выпустил, сразу опасно махнув им в мою сторону. В глаза бросилась яркая деталь одежды под латной юбкой, куда я с излишней силой вонзил острие меча... противник заорав ухватился перчатками за меч. Я дернул меч на себя — черта с два! Вцепился как клещ и орет, а детина, уже в двух шагах и занес для удара свой длинный меч. Отпустив рукоять, я кувыркнулся через заколотого 'тевтонца' и что есть духу понесся к лодке, запрыгнув в которую развернулся уже с арбалетом в руках, ожидая противника. Этим своим '101-м приемом каратэ', я похоже, слегка обескуражил детину, который не дойдя до мостков три метра, остановился и раздраженно рявкнул:

— Дерись как мужчина, дикарь!

— Да пошел ты! — ответил я и, целясь детине в живот, спустил тетиву, после чего оттолкнулся от мостков, быстро догреб до берега и побежал к своему мечу, теперь достать его не составило труда, 'тевтонец' уже отходил к праотцам, или кто там у этих уродов...

— Ты трус! — шипя выдавил из себя детина.

— Да ладно, — окинув взглядом всех 'выбывших из гонки' ответил я, — а вы, суки, чего же, благородные рыцари значит?

Детина снял шлем и швырнул им в меня, его лицо было перекошено гримасой боли, я наконец смог его разглядеть и весьма не толерантно заметил:

— Ну ты и урод!

В следующую секунду детина сделал опасный выпад, нанеся удар из нижней полусферы слева и припал на колено, я отскочил и тут же, что есть силы, ударил ему по наручам, почувствовав через рукоять как клинок разрубил металл и плоть под ним.

Детина взвыл диким зверем, рухнув на колени и схватившись за культю, а я прямым ударом ноги свалил его на землю, присел рядом и провернул торчащий из кирасы болт.

— Зачем вы здесь? Откуда вы?

— А-а-а-а! Будь ты проклят, дикарь! — проревел детина и попытался перекатиться, но я с размаху опустил кулак на его нос.

Детина плевался кровью, ревел, пытался сопротивляться, но с каждой секундой слабел и бледнел.

— Куда поехали остальные? — схватил я его за длинные рыжие волосы и встряхнул хорошенько.

— Будь проклят... — только и ответил тот, прежде чем его глаза замерли негативом белков и зрачков.

— Что, отмазался, урод? — плюнул я ему на доспех.

Да уж, трехгранные наконечники арбалетных болтов отлично пускают кровь, что дикому зверю, что человеку. Я поднял тяжелый двуручный меч детины, перевернул того на живот и хватил им по шее. То же самое, сделал и с остальными непрошенными гостями и убийцами Вараса. Потом стоял некоторое время посреди двора, тяжело дыша и прислушиваясь к себе и к тому, что происходит вокруг. Что касается меня, так злоба и ярость все еще клокотали внутри, но шум в ушах успокоился, ощущения опасности уже не было. А вокруг, что лес, что озеро, были спокойны как всегда, только лишь поднялся холодный ветерок и погнал рябь по полынье, а верхушки деревьев в лесу плавно раскачивались, шелестя остатками сухой листвы.

— Что ж это за уроды такие? — сказал я вслух и не узнал свой голос, словно песка полный рот, жутко захотелось пить. Покосившись на лошадей в броне, будто они тоже представляют угрозу, прошел в дом и выпил почти полный кувшин сока белого дерева. После чего с большим трудом затащил тело Вараса в сарай с углем и дровами, туда же поместил и тело дружинника и Даука, простодушного доброго парня из посада вокруг городища, которого мы с Тарином когда-то выкупили с каторги... Да он не был воином, сначала в подмастерьях у отца, затем учеником у Вараса... но умер он в бою, пусть и без оружия в руках. Несколько минут я молча сидел рядом с телом Вараса, держа его за огромную, мозолистую и теперь холодную ладонь, в голове роились мысли... как сказать Дарине про отца? Где Чернава? Что вообще происходит и что теперь делать, и куда делись остальные уроды, с этим непонятным хранителем.

С усердием работал веслом, греб в сторону своей заимки, при этом, то и дело оглядываясь на черный дым поднимающийся к небу с низкими, уже зимними облаками. Тела обезглавленных уродов я скинул в озеро на корм рыбам, а четыре головы, с неправильными глазами, нанизал на колья забора у ворот, если вдруг вернутся их друзья, пусть знают — их здесь не ждут и каждый из них теперь в моем личном черном списке.

Проплывая мимо дома Чернавы, я в очередной раз пожалел, что не знаю письменности этого мира, хоть записку бы местной клинописью оставил... Дарина пыталась мне как-то объяснить азы, но что-то не пошла впрок наука, а сейчас так вообще мозги набекрень и колотит так, что нет-нет, да клацну зубами на вздохе. Смерть Вараса стала для меня большим потрясением, как будто от меня самого кусок оторвали... прикрою глаза, стоит улыбается, бороду ручищей своей скребет...

— Ты так быст... — хотела спросить Дарина, оторвавшись от шитья.

— Собирайся, и для похода и для боя, — бухая сапогами я прошел через большую комнату, попутно схватив стул, поставил его в угол, и добрался до тайника в потолке.

— Ты в крови! — подскочила Дарина ко мне, — ты ранен?

— Это не моя кровь, — я скинул на пол увесистый сверток, опустился на стул, приобнял Дарину за талию и усадил на колени, — милая, крепись... твой отец...

— Что с ним? — вздрогнула она, сморгнула моментально навернувшуюся слезу и закрыла рот ладонью, тихо всхлипнув.

— Его убили... чужеземцы какие-то, я не знаю, кто это был, но свое они получили.

Дарина ткнулась лицом мне в шею, ее плечи подрагивали, она тихо плакала, а я крепко обнял ее, желая защищать от еще неизвестной мне угрозы, в одночасье рухнуло будущее, которое события сегодняшнего дня перечеркнули раз и навсегда, я это чувствовал. С полчаса мы сидели так, и я тихо, вполголоса, рассказал ей все, с того самого момента, как наткнулся на тело дружинника у протоки.

— У нас, возможно, очень мало времени, — погладил я Дарину по волосам, — надо собираться.

— Что надо делать? — подняла она голову и посмотрела мне в глаза.

— Собирайся, и для похода и для боя.

— Хорошо, — ответила Дарина и принялась быстро ходить по комнате, кидая на нашу большую кровать то, что считала необходимым, в этом ей мои советы не нужны, нечему учить амазонку.

Через полчаса мы забрались в лодку, бросив на дно баулы, оружие и снаряжение.

— А это что? — Дарина кивнула на части доспехов чужеземцев и тряпичный сверток с одной стороны пропитавшийся кровью.

— Доказательства.

— Я посмотрю? — Дарина села на нос лодки, положив на колени свой колчан с охотничьим луком и стрелами, из которого отлично умела стрелять.

— Это голова одного из убийц Вараса.

После моих слов Дарина решительно тряхнула свертком, и на дно лодки выпала голова с рыжей копной волос, с распахнутыми черными глазами и с белыми точками вместо зрачков.

— Ой... — только и сказала она, увидев эти глаза, — Демоны?

— Не думаю... просто люди издалека, очень издалека, и очень плохие люди.

— А это что, железная броня? — замотав снова голову в тряпку, Дарина подняла наручи.

— Не железная, сплав какой-то, мягкий к слову и тяжелый.

— Спл... с-п-л-а-в? — с трудом Дарина выговорила незнакомое слово.

— Да, металлическая, в общем, броня. Меч тоже, очень тяжелый, — Кивнул я на двуручный меч детины, что достался мне трофеем.

— Куда мы теперь? — Дарина выпрямила спину, и осмотрелась кругом, задержав пустой взгляд на озере позади меня.

— Поплывем протокой на заимку к Ласу, надо найти Чернаву и предупредить князя о чужеземцах.

— Хорошо, — кивнула моя амазонка, — аккуратно приставила к борту колчан, достала лук, пару стрел и, развернувшись, сделала вид, что смотрит вперед, а сама тихо оплакивала отца, роняя слезы в медленные, почти неподвижные воды протоки.

Глава пятая.

По дороге к Городищу

До заимки Ласа добрались к вечеру, ничего подозрительного я не обнаружил. Скот в загоне, детвора во дворе, женщины обступив высокую ступу, толкут местный аналог кукурузы в муку. Лодки Чернавы у длинных мостков вдоль протоки не было.

— Никити́н, Дарина! — выбежала из-за бани дочка Ласа, пышная девица лет пятнадцати, — как давно вы к нам не приплывали!

— Здравствуй Лидна, — с большим трудом улыбнулась Дарина и бросила ей веревку.

— Вот батюшка обрадуется!

— Как твой брат, Чернава помогла? — спросил я, сойдя на мостки.

— Да он, глупый, желтых ягод наелся, Чернава напоила его отваром да уплыла.

— Куда?

— Не знаю, — пожала плечами девчушка, — домой, наверное.

— Ну веди, к батюшке...

За столом в просторной горнице сидели я, Дарина и Лас. Я уже рассказал все, что случилось, а так же то, что Чернавы дома нет. На щеках Ласа играли желваки, отчего и без того его широкое лицо, обрамленное густой бородой, словно жило своей жизнью.

— Чудно... Вниз по протоке она поплыла, домой стало быть, — пожал плечами Лас.

— Нет ее дома, — помотал я головой.

— Чудно... Ну что ж, пойдем, покажешь.

Забравшись в лодку Лас перебрал все трофеи, отшатнувшись, бранно выругался, увидев глаза чужеземца и выйдя на мостки сказал:

— Надо князя предупредить.

— А ты сам, не слышал, не видел ничего чудного? Ведь тут недалеко перекресток трактов...

— Нет, Никити́н, ничего, патруль дружинников третьего дня заезжал, набрали фляги воды, да мяса вяленного купили, ничего не рассказывали такого и об опасности не предупреждали...

— Тогда поплыву, чувствую неспроста это все, да уж больно спокойно они себя вели, загубив Вараса.

— Пусть примет его Большая луна да предки рода его, — кивнул Лас и прикрыв глаза несколько секунд безмолвно шевелил губами.

— 'Поплыву?' — нахмурившись, уточнила Дарина, когда Лас закончил какую-то свою молитву.

— Осталась бы ты здесь, пока я в городище сплаваю, — приобнял я Дарину за талию.

— Чего это! — оттолкнула она меня плечом и впилась возмущенным взглядом.

— Не знаю, мало ли чего в пути, — пожал я плечами.

— То-то и оно! С тобой поплыву!

Спорить не стал — бесполезно, и отчего-то в памяти всплыло слово 'подкаблучник'...

Род у Ласа большой, для простого крестьянина, по местным-то меркам Трехречья. Несколько семей, ватага ребятишек, гомоня, носится по заимке, женщины все по хозяйству да мужики при деле. Я видел как Лас, после того как мы с Дариной отправились протокой к городищу, озабоченный новостями, что-то объясняет трем рослым парням, сыну и двум племянникам, все при оружии — наверняка на ночь отправит караулить заимку.

Засветло в городище не успевали, поэтому решили заночевать прямо в лодке у нескольких мостков притулившегося в излучине широкой протоки многодворца. Люди уже спали, только в паре вросших в землю домишек, был виден тусклый свет лампад, да со стороны постоялого двора, что недалеко от мостков, доносился шум пьяной компании. У мостков несколько лодок, в одной из них, похоже, кто-то тоже ночует, укрывшись теплым кафтаном. Прижавшись и уткнувшись лицом мне в шею, Дарина постоянно тяжело вздыхала, я чувствовал как она, моргая, щекочет мне щеку своими длинными, намокшими от слез, ресницами — не спит.

Почувствовал... то самое, ощущение опасности и тут же открыл глаза. Большая луна то и дело скрывалась за большими тяжелыми тучами, медленно плывущими на юг, тихо, еле слышно журчит протока, ночная хищная птица несколько раз громко вскрикнула в стороне рощи, что начиналась на окраине многодворца. Дарина так и уснула, прижавшись ко мне, лишь носик торчит из-под ворота кафтана. Я нащупал у борта ножны меча и, медленно, стараясь не разбудить Дарину, сел в лодке. Не менее двух сотен силуэтов всадников, и пару фургонов разглядел отлично, метров пятьдесят до них, едут по тракту, приближаются к мосту через протоку. Головы и грудь лошадей в броне, доспехи всадников я уже не мог не узнать. Едут, будто и не ночь вовсе...

* * *

Принцесса Скади, единственная дочь императрицы.

С самого детства Скади воспитывалась как будущая владычица Империи Каменных Башен. Пусть отец-император рано оставил свое дитя, сгинув в темных и полных тайн предков подземельях Потерянного города, кроме императрицы-матери ее воспитывал добрый десяток всевозможных леди-наставниц, нянек, прачек и даже садовник, посвящавший ее в тайны цветов и растений. Тяжелый недуг приковал мать к постели, когда Скади исполнилось шестнадцать.

Императрица еще до болезни снаряжала несколько экспедиций в разные стороны от границ империи, в том числе и морских. Прошли годы, но не вернулись корабли, затерялись в пустыне, болотах и высоких горах несколько тысяч воинов экспедиционных полков. И лишь весной, от единственного оставшегося экспедиционного полка, пришли добрые вести с востока. На расстоянии в несколько месяцев пути через пустыню, есть некое княжество, населенное дикими людьми, пусть и организованное в странные Рода и возглавляемое новым молодым князем. Получив эту весть, императрица вскоре скончалась, но перед этим, предсмертной волей наказала своей дочери приложить все усилия, чтобы расширить владения империи...

— Ты должна использовать все свое обаяние, красоту и ум, чтобы князь дикарей отдал свое княжество в твои руки, — императрица тяжело дышала, распухшая шея сжимала горло, что не давало говорить и дышать, не прилагая усилий.

— А если он не захочет, — Скади сидела на кровати рядом с матерью и держала ее за руку.

В изголовье стоял высокий Тихней, верховный министр и глава собрания ученых, а также, по совместительству постельничий матери-императрицы... вот уже несколько лет как. Он со страдальческим лицом смотрел на измученную болезнью женщину и кивал на каждую ее фразу, при этом то и дело, искренне переживая, смахивал слезы.

— Лучше чтобы захотел, наши воины самые сильные и бесстрашные, но зачем проливать кровь и настраивать против себя этих дикарей, приложи все свои знания, ум, и... — императрица зашлась кровавым кашлем, отстранив от себя дочь, кое-как выдавив, — не смотри!

Но Скади не могла не смотреть на мать, которая была еще так молода, которая еще не всему ее научила, тоска и горе разрывали сердце девушки. Но она подчинилась, и пока мать не избавилась от кашля разрывающего ее изнутри, Скади стояла, отвернувшись от изголовья кровати.

— Вот, — императрица достала из прикроватной тумбы украшенной искусной резьбой, с золотым покрытием и цепочкой драгоценных камней по углам, свиток, опечатанный императорской печатью, а так же шкатулку из кости монстра подземелий, — здесь моя предсмертная воля и императорская печать.

— Матушка, — Скади кинулась к матери.

— Будь достойна памяти своих предков! Зачитай это завтра на совете, и прими печать власти...

Вспоминая последние минуты жизни матери, Скади сидела в большом фургоне, который тянули четыре пары лошадей, в сопровождении отряда всадников, численностью в двести пик. Вокруг ночь, чужие земли, в которые пришлось добираться почти два месяца и пересекать пустыню. На сиденье напротив, больше походившим на диван, старая леди-наставница, скучая листала толстую книгу и вздыхала, а Скади, отодвинув шторку застекленного окна с резной золоченой рамой, смотрела на пересекающие дорогу протоки. Рощи, луга и огромные территории заболоченных мест проплывали перед ее взором. Скади нравилось, что она видит, несмотря на то, что передвигался фургон исключительно ночью, боги наградили народ империи даром — видеть ночью лучше чем днем. Правда, есть у этого дара и обратная сторона, приходится вести образ жизни преимущественно ночной, так как яркое солнце сильно слепит, да и длительно нахождение на солнце вызывает болезни кожи, почти неизлечимые.

— Скучный роман, — леди-наставница, вздохнув, отложила книгу, — а за окном что?

— Прежде чем стемнело, было очень много лесов в этих землях, — ответила Скади, — иногда я жалею, что мать-императрица оградила меня от приема Снадобья сумерек.

— Только мужчины-воины делают это.

— А матушка?

— Она тоже была воительницей, пока не встретила императора...

— Да, я ты мне уже много раз это рассказывала, — вздохнула Скади.

— Наместник Стак предупреждал, что здесь может быть опасно.

— Разве есть чему опасаться с таким сопровождением? Да и воевода князя обещал выслать людей и встретить у крепости.

— У форта.

— Что?

— Они называют это фортом... Наместник Стак говорил, что это очень укрепленное в военном плане сооружение, и что странно, у этих дикарей, там самые современные и обученные воины, вооруженные оружием, о котором, кстати, поручено узнать нашим шпионам, из местных наемников.

— Я не собираюсь с ними воевать, а князь, как мне рассказывали, не такой уж и дикарь.

— Мы все заложники обстоятельств... так что не стоит исключать войны. И не забывай, все же это дикие земли, и здесь живут дикари.

* * *

— Что случилось? — тихо спросила Дарина, взяв меня за руку.

— 'Тевтонцы'... их очень много, — прошептал я, глядя, как вся колонна проезжает мост, вот пара всадников, отъехали в сторону, наблюдают за многодворцем.

— Кто?

— Иноземцы говорю... Сотни две, едут на юг.

— Война?

— Не знаю, но поехали по дороге, что ведет к форту, — ответил я и внимательно смотрел на тех двоих у моста.

Один из 'тевтонцев' повернул голову в нашу сторону, а я явно чувствовал его взгляд на себе. Решил лечь в лодку, чтобы не привлекать внимания, но непонятно, они что, тоже видят ночью? Вопрос... Появилось идиотское желание поднять руку и показать им средний палец, но передумал и решил не экспериментировать и не проверять свои догадки. Наверняка еще представится возможность.

Посмотрев еще раз в след удаляющейся в ночи кавалькаде, я снова лег, обнял Дарину и закрыл глаза. Нужно выспаться, завтра долгий путь.

Мы скромно завтракали рано утром на постоялом дворе, в компании странного соседа, того, что ночевал в лодке у мостков напротив. С виду наемник, но возрастом староват для этой профессии. Длинные редкие волосы, собранные на затылке в 'худую' седую косу, высокий лоб и глубоко посаженные глаза, аккуратные борода и усы. Пара серьезных, давних шрамов на лице выглядели ужасно, наверное оттого, что лекарь либо спешил, либо руки не из того места, уж очень небрежно были наложены швы. Потертый стеганый кафтан перехвачен поясом с коротким мечом хартской ковки в ножнах, да топорик за спиной. Еще я обратил внимание на шест, что незнакомец приставил к стене — сантиметра четыре в диаметре, дерево почернело от времени, а по всей длине, шест был окован плоскими железными кольцами, с расстоянием сантиметров в пятнадцать.

Кроме нас троих в харчевне никого... как ни старался я незаметно разглядеть соседа, но все же пару раз встретился с ним взглядом, и бросил это неприличное занятие, еще подумает чего. Дарина завтракала без аппетита, ковыряла ложкой уже остывшую похлебку, да то и дело вздыхала.

— Поешь, — уговаривал я ее, но та лишь кивала, опять вздыхала и продолжала гонять ложкой чечевицу.

— Не хочу, Никити́н.

— Надо, надо поесть, амазонка моя, вдруг, придется меня подменить на весле, или стрелять...

— Хорошо, — Дарина глубоко вздохнула, и принялась есть.

Глава шестая

— По своей ли воле ты с этим мужчиной? — я даже не заметил, как старик-наемник оказался рядом с нашим столом.

Дарина лишь кивнула, взяла меня за руку и подняла ее, продемонстрировав свой подарок на моем запястье.

— Значит горе? — продолжал любопытствовать старый наемник

— Горе отец, — ответил я за Дарину.

— Я в городище направляюсь, если по пути, то можем вместе плыть, сообща-то дорога сподручнее, и возьму не дорого, — сказал старик и оперся на шест в ожидании.

Я оценил еще раз взглядом престарелого наемника и ответил:

— Мы не нуждаемся в наемниках.

— Да я по привычке спросил, — улыбнулся одними глазами старик, — скоро немощи во мне будет много, вот и решил пред тем как повстречаюсь с предками, брата младшего проведать, он в посаде скорняжничает. Так что, можем вместе протокой к городищу идти, еще пара глаз и рук в пути не лишние.

Спустя полчаса мы с Дариной уже плыли вверх по протоке, старик плыл следом, причем, очень бодро работал веслом, держа свою лодку от нашей на дистанции в пару метров.

— А чем это смердит? — вдруг спросил он, и повел носом пытаясь уловить источник вони.

Голова 'тевтонца', несмотря на прохладную почти зимнюю погоду, действительно стала источать поганый запах.

— Может, выбросишь? — подняла на меня взгляд Дарина, до этого она отрешенно смотрела на воду.

Я помотал головой и сделал 'строгий взгляд', мол тихо, молчи... Дарина в ответ кивнула и, пожав плечами, снова уставилась на воду.

До полудня плыли молча, я уже прилично устал и оглянулся на старика, а тот, глядя куда-то поверх наших голов, размеренно работал веслом и, судя по его виду, немощностью там вообще не пахло.

— Пора на привал, — громко сказал я и стал искать удобное место по заросшему камышом и кустарником берегу.

Впереди показался каменный мост, присмотревшись, я увидел нескольких разъездных дружинников, они стояли, облокотившись на перила моста, а три лошади, опустив головы к земле, пытались найти среди засохшей и пожелтевшей травы, что-нибудь съедобное. Нас заметили, и один из дружинников поднес 'козырьком' руку ко лбу, выпрямился, пытаясь рассмотреть нас, а когда мы приблизились, крикнул:

— Кто такие? Куда, откуда?

— С севера, в городище, оружейник княжеской дружины, — крикнул я в ответ.

— Из торгового каменка, что в землях Желтого озера, — крикнул старик, — наемник, к брату плыву в городище.

— Давайте к берегу, — жестом повелел дружинник.

Это место, под мостом, давно использовалось теми, кто решил встать на привал по пути в городище. По кромке воды, в речное дно было забито несколько бревен, к которым мы привязали лодки, а на самом берегу были выложены несколько каменных кострищ, да колья в землю вкопаны — чтоб навес какой соорудить можно было.

— Точно, Никити́н-оружейник, — подошел к нам парень со смутно знакомой мне внешностью, — я помню тебя по форту.

— Мне тоже знакомо твое лицо, — ответил я, сойдя на берег и подав руку Дарине, — кто старший из вас?

— Я разъездом командую, — гордо ответил тот, — воевода приказал встретить и проводить гостей иноземных к городищу.

— Вот как... давай-ка отойдем, — предложил я, и попросил Дарину, — собери к обеду что-нибудь.

Прихватив увесистый сверток, я кивнул дружиннику на кусты, рядом с которыми стояли лошади. Старик тоже привязал свою лодку и стал копаться в худой торбе.

— Вот, — я извлек из свертка пояс, что снял с мертвого дружинника на озере и протянул парню, — я нашел его чуть живым в озере, наверняка кто-то из ваших.

— Хм... верно, пропал у нас один разъезд к северу отсюда...

— А это, — я вытряхнул на землю голову и части доспехов, — я взял на заимке кузнеца Вараса, которого убили иноземцы.

— Ох, — парень отшатнулся, увидев голову, — ты что, посланца убил?

— Какого посланца? Эти, — пнул я голову, — пришли в наши земли и стали убивать.

Я вкратце рассказал дружиннику о найденном человеке в озере, о его последних словах, о бое на заимке Вараса... но, чем больше я говорил, тем больше в глазах дружинника возникало подозрительности, и я уже засомневался в правильности своего решения.

— А где воевода? В Форту? — спросил я, замотав трофеи обратно в тряпье.

— В форту, — ответил дружинник, и сделав шаг назад, вдруг тихо сказал — это же отступничество! Указа ослушаться...

— Да ты чего? — я тоже отступил на несколько шагов и обратным хватом взялся за рукоять меча.

— Указ князя — не чинить препятствий иноземным гостям. Ты нарушил указ!

— Едут! — громко крикнул один из дружинников остававшихся на мосту, указав рукой на дорогу, — иноземцы едут!

— Позже договорим, — бросил мне дружинник и придерживая ножны потрусил к мосту.

— Похоже, не понравились верховоду дружинников, слова твои и содеянное тобой, — старик так и сидел на толстом пне, к которому привязал свою лодку, отщипывал от черствой лепешки, что достал из свой торбы, задумчиво и размерено жевал.

Тот что верховодил разъездом, подбежал к мосту, и бросив пару фраз одному из дружинников кивнул в нашу сторону, и тот поспешил к нам, прошел к лодкам и встал около берега.

— Привал отменяется, просто перекусим и плывем дальше, скоро будет роща, в ней и остановимся.

— Бежим? — Догадался старик, спрашивая шепотом.

— Да, как-то все неправильно складывается, — покосился я на сурового вида дружинника, комплекцией, не уступающего покойному Варасу.

Пришлось довольствоваться сухомяткой, то есть полакомиться вяленым мясом с лепешками и запить все соком белого дерева. Тщательно пережевывая пищу, я косился на то, как верховода сначала немного поговорил с кем-то в закрытом фургоне иноземцев, потом с минуту активно жестикулировал, вероятно, объяснял дорогу.

Бросив на дно лодки сверток с трофеями и головой иноземца, я кивнул Дарине:

— Забирайся.

А сам, присев на корточки, стал отвязывать веревку от деревянного столбика.

— Не велено, — пробасил дружинник, и наступил сапожищем на веревку.

— Чего это?

— Не велено говорю... велено сторожить вас и не пускать.

Полной неожиданностью было то, что произошло в следующий момент — старик, своим окованным шестом весьма резко тюкнул дружинника по кожаному шлему...

— Давайте-ка поспешим, — как ни в чем небывало, старый наемник побросал свои пожитки в лодку, спокойно перебрался в нее и оттолкнулся веслом от берега. Мы с Дариной последовали его примеру. Прижимаясь к высокому сухому камышу, наши лодки проплыли под мостом и мы сильнее налегли на весла. Я оглянулся на кавалькаду, что почти проехала по мосту, активно гребли еще минут пятнадцать, протока пару раз вильнула и повернула к большой роще окруженной топкими местами, лишь с одной стороны деревья росли у самого берега протоки.

— Ловко ты его, отец... не убил хоть? — сказал я, когда мы затащили лодки за плотный кустарник в роще, а примятые камыш и траву на берегу 'вспушили', пытаясь скрыть наши следы, вроде неплохо вышло.

— Живой. Поди очухался уже, — ответил старик, внимательно осматривая рощу, — вот тут нам никто не помешает поесть по-людски... эх, завтра только застав по протоке понаставят.

— До завтра ждать не будем, поедим, отдохнем и ночью поплывем.

— На корягу напороться или каменья острые? Нет, лодку жалко.

— Доберемся за ночь до городища, а за лодку не беспокойся, за нами поплывешь, я хорошо эти места знаю, — не стал я посвящать старого наемника в свои приобретенные посредством колдовства способности.

— Ну, раз знаешь, тогда ночью лучше конечно плыть.

Каша получилась наваристой, вкусной, на вяленом мясе и жире, которого в общий котел щедро бросил старый наемник. Ели молча, Дарина все никак не выходила из ступора, скорбя об отце, я то и дело прислушивался, переставая жевать, и старик, медленно работая широкой деревянной ложкой, смотрел сквозь кусты на протоку и дальше, на луг, через который пролегала дорога до городища.

— Как тебя звать, отец? — прервал я молчание.

— А зачем тебе? — продолжая смотреть сквозь кусты, вопросом на вопрос ответил старик.

— Эм...

— Имя свое, что по рождению, я уж и забыл, Кованым зови, — кивнул старик на свой шест, что лежал рядом с его торбой, — все так называют.

— Понятно, а меня Никити́н все называют, это жена моя, Дарина.

Всем своим видом старик показывал, что не расположен ни к знакомству, ни к болтовне у костра, разведенном в выкопанной ямке и обложенном камнем. А я и не стал настаивать, расстелил одеяло и решил подремать перед ночной дорогой, придвинув к Дарине, расположившейся в лодке, арбалет со взведенной тетивой и уложенным в желоб болтом. Стрелять из арбалета она научилась быстро, но все же предпочитала свой лук, страшное оружие в ее руках, надо сказать.

Я пытался поспать, до поры пока не стемнело, но лишь пытался, урывая по полчаса чуткого сна, меж которыми подскакивал и всматривался сквозь траву и кустарник на луг, прислушивался к звукам, доносящимся из рощи. Старик, прислонившись спиной к лодке тоже дремал и даже похрапывал, да и Дарина, хвала богам, наконец сомкнула заплаканные глаза и спит, зажав в ладонях отцовский амулет Большой Луны.

Новолуние огромным серпом над головой, застилаемое облаками, кое-как освещало землю, казалось, от мерцанья звезд света и того больше. Открыв глаза, разбуженный вскриком дикого зверя в глубине рощи, я несколько минут смотрел в небо, затем наступающая ночная прохлада заставила меня шевелиться.

— Просыпайтесь, пора в путь, — негромко сказал я.

Дарина проснулась сразу же, а вот старика пришлось растолкать — уж очень крепко он заснул.

— Значит, хорошо места эти знаешь? — с недоверием интересовался Кованый, когда мы спустили лодки на воду и приготовились отплывать.

— Знаю, — кивнул я и взялся за весло.

Плывем не спеша, я смотрю вперед, гребу, а старик сзади, его лодка привязана к нашей, он все переживает, что мы можем ткнуться в корягу в темноте и попортить лодки, бубнит что-то себе под нос недовольно, но тоже, стараясь не плюхать, работает веслом. К окраинам посада мы выплыли уже глубокой ночью. Кое-где у мостков горели костры в корзинах из железных полос и мы вполне спокойно причалили к широким мосткам у большого постоялого двора. Лодок кругом хватало, народ в корчме постоялого двора шумно веселился, а дружинник, что прохаживался вдоль протоки с пикой на плече, даже не обратил на нас внимания.

— Вроде туда, — Кованый, закинув торбу на плечо, кивнул в сторону улочки теряющейся меж хаотично натыканных домишек, лавок торговцев и лачуг бедноты.

— Как-то неуверенно, — заметил я, помогая Дарине выбраться из лодки и принимая наши баулы.

— Давно, очень давно я здесь не был.

Все дальше удаляясь в переулки в предрассветных сумерках, мы ушли от широкой протоки с множеством мостков, а спустя полчаса, когда небо озарил рассвет, мы свернули на выложенную камнем широкую улицу, которая заканчивалась ремесленным тупиком. В основном двухэтажные домишки лавочников и прочего мастерового люда, первые этажи были каменными, вторые деревянные. Старик некоторое время сомневался, а потом решился и, подойдя к окну одного из домов, постучал шестом по раме маленького окошка на втором этаже.

Глава седьмая.

Городище

— Два года каторги! Вот чего мне стоило твое бегство! — рослый пожилой мужчина, внешне сильно походивший на нашего попутчика, стоял в дверях и не желал пускать родственника на порог.

— Если бы я не сбежал, то в ереси обвинили всю семью, — Кованый попытался положить руку на плечо брата, — Боги наказали меня, лишив на многие годы родных и дома. Во мне недуг коварный, боюсь отправлюсь к предкам в любой момент... прошу, если не хочешь пустить в дом, то во славу Богов, отсыпь хотя бы праха отца, иначе, не будет мне покоя и не примут меня боги.

— Ладно, — тяжело вздохнул брат Кованного, — проходи, простил я тебя давно, а вот увидел и не знаю гневаться или радоваться, проходи уже, все же не чужие... а это кто?

— С севера они, встречи с князем ищут.

— С князем, — хмыкнул хозяин дома приглашая всех войти, — ну хорошо, пусть проходят. А чем это смердит так?

— Трофей у них, который князю предъявить надобно, положить бы его куда, где попрохладнее.

Недовольно хмыкнув еще раз, брат Кованного поманил меня рукой, а затем показал на лаз на крышу.

— Полезай, и туда положи, нечего мне по дому смрад разводить.

Дом у ремесленника на первый взгляд был не богатый, все скромно и без излишеств, только количество медной посуды выдавало достаток и положение в посаде. Первый этаж дома занимала скорняжная мастерская и собственно лавка, второй этаж единолично занимал мастер Демьяр, так представился брат Кованного. С первого на второй этаж вела широкая деревянная лестница, из мастерской доносился сильный запах кожи и каких-то смол. Демьяр накрыл нам с Дариной отдельно небольшой столик в гостиной, у окошка, выходящего на узкий и темный переулок, ночевать было предложено там же на широкой лавке. Сами братья уединились на кухне и тихо о чем-то беседовали.

— К князю один завтра пойду, — прошептал я, когда братья разошлись по комнатам, и из каждой теперь слышался размеренный храп.

Мы тоже расположились на лавке рядом с каменным камином у дальней стены гостиной. Дрова уже давно прогорели, однако тепло хорошо держится, а угли еще тлеют и мерцают красным.

— Это почему? — Дарина приподнялась на локте.

— Потому-то это может быть опасно. Помнишь указ княжеский — 'не чинить препятствий иноземцам', передразнил я того дружинника у моста.

— Так зачем тогда идти к князю? Давай тогда уж в хартские земли подадимся?

— Хочу услышать ответы на непонятные для меня вопросы. Да и с Чернавой непонятно что случилось. А нет у нее, ну... подруг, может, таких же, как она?

— Есть! — снова поднялась на локте Дарина, — да, икербская женщина, она должно быть теперь старая совсем, я ее видела два раза всего. Один раз, когда еще маленькая была, а четыре лета назад она снова была в доме у тетушки.

— Тоже колдунья?

— Да, она у тетушки от хранителей пряталась, несколько дней жила, а потом на восток, к Желтым горам подалась.

— Ладно, сначала к князю, а потом решим... по ситуации.

— Как? Опять ты словами твоего мира говоришь.

— Спи, до утра совсем немного осталось, — погладил я Дарину по щеке и сам закрыл глаза, провалившись в сон.

Разбудили нас монотонные звуки с первого этажа, там вовсю кипела работа, что-то скоблилось, мялось, крутилось, запах кожи стал еще сильнее. Я открыл глаза и обнаружил Дарину сидящую у окошка и разглядывающую переулок, она уже была одета, волосы заплетены в тугую косу, в которой появилась вплетенная черная лента.

— Давно рассвело? — спросил я опустив ноги на холодные доски пола.

За стеной несколько раз ударил колокол, словно отвечая на мой вопрос.

— Понятно, ворота старого города открыли, — сказал я, натягивая сапоги.

* * *

Чуть больше двадцати лет скитаний и нужды наложили определенный отпечаток на характер молодого князя, теперь, ощутив власть и богатство, что-то надломилось внутри... он стал бояться ее, то есть власть, потерять, окружил себя советниками, а добрый десяток дюжих рубак-охранителей, неотступно следуют за ним везде.

Весть о том, что иноземный кортеж достиг форта прибыла в городище с запыхавшимся посыльным под утро, князя будить не стали. Распорядитель Ицкан, что появился при князе сразу после его вхождение во власть, приказал разместить иноземцев в форту, а князю о гостях доложил лично, как только на башне в первый раз ударил колокол.

— Иноземцы прибыли, Светлый князь, — Ицкан стоял над княжеским ложем с комплектом праздничного одеяния.

— Когда? — молодой князь сел в большой кровати протирая глаза, — Где они?

— В форту...

— Прикажи сопроводить их в городище и прикажи готовить праздничный завтрак.

— Я бы не спешил, и сначала выяснил, какие вкусы у гостей.

— Да, да... ты прав, — принимая одежды от распорядителя ответил князь, — а княгиня, или как ее там...

— Императрица Скади...

— Да! Как она?

— Не знаю светлейший князь, но судя по той болтовне, что идет в форту, она недурна статью и лицом красива.

Пока кортеж иноземцев двигался от форта к городищу, в большом зале приемов накрыли столы. Лучшие княжеские охотники успели настрелять дичи, вино, хмельной мед были поданы к столу, вдоль которого прохаживался распорядитель Ицкан и то и дело подгонял слуг. Внимание Ицкана привлек размеренный стук подкованных сапог...

— Тарин, ты не жалеешь труд людей! Посмотри, что сделали твои сапоги с лаком.

— Куда прикажете сопроводить иноземцев? — пропустив мимо ушей замечание распорядителя спросил воевода.

— Они все прибыли из форта?

— Нет, только княжна их, пара бабок из прислуги, да десяток охранителей. Остальные в форту.

— Хорошо, — распорядитель Ицкан закатил глаза, демонстрируя уже в который раз, какой невежда этот воевода, — Молодую императрицу... императрицу, Тарин! Проводи с прислугой в западную башню крепости. Там уже все приготовлено.

Тарин все это время смотрел на распорядителя как через стекло, т.е. только слушая и не замечая чуть горбатого, с ненормально большой головой бывшего судьи хранителей, а теперь распорядителя молодого князя. Получив указание, Тарин развернулся на пятке, задрав в очередной раз лак и отправился исполнять приказание.

Последние пару месяцев служба Тарину совсем не в радость... Нет, и жалование и положение очень даже, однако, от того наследника, за которого, и рядом с которым пришлось проливать кровь, теперь ничего не осталось. Клятва верности тяготила, отчего Тарин, при каждом удобном случае топил тоску на дне кружки с хмельным медом. Выполняя приказ распорядителя, Тарин поручил старшему караула по крепости, сопроводить иноземцев в башню, а сам реши зайти в зал приемов, где, как ему показалось он заметил знакомое лицо.

* * *

— Вот оттаскал бы тебя за чуб, да под зад сапожищем! — расплываясь в улыбке в зал приемов, где я скучаю уже битый час, на пару со странным человеком на лавке по соседству, в противоположном углу зала.

— Тарин! — я тоже искренне обрадовался ему, — очень рад видеть тебя!

Мы обнялись, обменялись рукопожатиями и... пристально посмотрели друг другу в глаза. Тарин не тот человек, которого можно обмануть, сделав вид 'ой, что-то в глаз попало'.

— Что привело тебя, друг мой, Никити́н в такой ранний час к князю?

— Что-то происходит дружище... в княжестве, на его границах... и... Варас мертв.

— Варас? Как же так?

— Вот так, — я потянул Тарина за рукав к лавке и чуть приоткрыл источающую зловонием торбу, — это один из убийц Вараса.

Тарин, лишь взглянув внутрь, сразу же закрыл торбу, оглянулся на сидящего напротив странного мужика, лет под пятьдесят и почему-то в праздничной тунике хранителей.

— Ты вот это мне отдай... а я уж разберусь... Князю доложу, что ты к нему приехал... он тебя точно примет, но когда, не могу сказать... тут у нас знаешь, сейчас все мудрено как-то, с этими иноземцами.

— Как отдай? — прошептал я вцепившись в торбу, — а доказательства?

— Доказательства, что у тебя в руках голова иноземца, которые под защитой княжеской?

— А как же Варас?

— Забудь.

— Знаешь что! — я отпустил торбу и медленно, но сильно сгреб в руке ворот кафтана воеводы, — ты это Дарине скажи, что б она забыла, а я посмотрю...

— Гневайся, Никити́н, гневайся... только тихо, и чтобы не видел никто... — Тарин положил свою руку на мою, — нам многое сказать надо, только не знаю веришь ли ты мне?

— Верю Тарин, но, и то что происходит...

— Забудь! — Тарин сжал мою руку так, что кости захрустели, — И к князю, я бы не ходил на твоем месте.

— Ты на своем, а я на своем месте...

— Тогда, дурень ты настырный, слушай... неважно, как сложится разговор твой с князем, и если ты вообще, доживешь до полудня, то на закате, я буду в ярмарочной таверне... поговорим, если позволят Боги...

* * *

Настроение Корена было словно мечущаяся птица, с одной стороны уверения императрицы, в том что орден Хранителей ожидает большое будущее, правда с некими оговорками... С другой, гонения на орден Хранителей... но Ицкан, клоп библиотечный! Рядовой писарь суда Хранителей в прошлом, а теперь распорядитель князя, поди ж ты! Мысли путались, не позволяли сосредоточиться, еще эти двое напротив...

Что? Никити́н? — Корен даже не пошевелился, но нутро его, словного охотничья псина встало в стойку... Не было слышно о чем говорят эти двое, но тот, который молодой, очень заинтересовал Корена, и имя... Никити́н!

* * *

Выслушав доклад воеводы, подпрыгивая от нетерпения, молодой князь желал поскорее приступить к завтраку.

— Ступай Тарин, и обеспечь всех иноземных гостей, кто остался в форту, всем необходимым.

— Слушаюсь князь... Что сказать вашему оружейнику?

— Эм... Которому?

— Никити́н.

— Он здесь?

— Да, ждет приема.

— Скажи, что я обязательно его приму, и буду рад его видеть... но после завтрака.

— Хорошо князь.

В покои вошел Ицкан, проводил взглядом выходящего Тарина и провозгласил:

— Все готово к завтраку, приглашать послов?

— Да Ицкан, пусть занимают места.

— Слушаюсь.

* * *

Для Скади это было словно игра. Дикари, надо отдать им должное, старались, лезли из кожи вон, чтобы угодить. Но и без того, все, по мнению молодой императрицы было очень мило и даже интересно. Столица княжества, которое дикари называют городищем, оказалась достаточно большим городом, насколько удалось разглядеть по пути из укрепленного форта в крепость, то есть старое городища. Вокруг стен городища обширная площадь занятая лавками ремесленников, торговцев, и просто домишками тех, кто кормит знать. Внутри же стен, и каменные дома с новыми надстройками и более приглядно одетые люди...

— Лет сто назад, наша империя была такой же, — леди-наставница задернула штору окошка в фургоне.

— Тут совсем нет нищих, — Скади пересела к другому окну и отдернула штору, — в империи мы бы уже были окружены нищими и попрошайками.

— Как вам княжеский генерал, или как его тут называют — воевода?

— Черствый сухарь! Я еще расскажу князю, как он заставил нас передвигаться здесь практически без охраны.

— Похоже приехали, — Леди-наставница нахмурилась и потрогала рукой пояс, под которым был скрыт кошель с золотыми монетами, — вы бы не очень доверялись этим дикарям.

— Я сама решу, — фыркнула Скади и вышла из фургона, где ее встречал воевода дикарей с десятком крепких воинов.

— Князь ждет тебя, — сказал воевода Тарин, когда один из охранителей спешившись, подошел к фургону, открыл дверь и подставив начищенные до блеска наручи, помог императрице спуститься, — иди за мной.

Глава восьмая.

Простота зала приемов, куда провели Скади со свитой, ее даже забавляла. Внутреннее убранство, будто из тех замшелых книг императорской библиотеки, и которые так любит перечитывать леди наставница. Каменные стены, каменный пол, крепкая и старая деревянная мебель. На стенах начищенные до блеска большие медные щиты, они развешены таким образом, что солнечный свет, проникающий в зал через окна, отражаясь, неплохо освещает все внутри. От большого камина расходится приятное тепло, и аппетитный запах жарящейся там же на вертеле косули. Скади проводили за стол поменьше, что был накрыт богаче и у которого стояли только два стула, а свиту и охранителей рассадили за стол побольше и попроще, с двумя широкими лавками...

— Князь Талес! — провозгласил важный толстяк, выйдя из тяжелых, окованных дверей.

Следом, придерживая перевязь в зал вошел крепкого сложения молодой человек, практично и не ярко одетый и даже симпатичный, отметив это Скади непроизвольно, немного приподняла бровь и переглянулась с леди наставницей, на что та одобрительно кивнула.

— Как тебя называть? — Талес сел напротив молодой императрицы.

— Скади.

— Что обозначает твое имя? — спросил князь и жестом указал слуге у стола разлить по кружкам хмельного меда.

— Матушка рассказывала, что на языке древнего народа Каменных башен, мое имя означает ветер.

— У твоего народа есть еще один язык?

— Он давно забыт, — Скади задержала взгляд на чеканке медной кружки, удерживая ее за дно своими тонкими и длинными пальцами, вздохнув, посмотрела в окно, поверх головы Талеса а потом в глаза Талеса и, чуть подавшись вперед и улыбаясь, добавила, — хотя, одним Богам известно, что в нашем мире забыто, а что нет. До недавнего времени считалось, что мой народ единственный в этом мире.

— Хм... Только в Трехречье ты встретишь три разных народа, а на севере, за болотами есть еще один народ, дикие варвары и людоеды.

— Как интересно! Расскажешь мне про это? — Скади улыбаясь, смотрела на князя.

— Я попробую, но предупреждаю, рассказчик из меня не очень хороший. У нас есть библиотека Хранителей, там, в старых книгах и дневниках Хранителей можно многое прочитать.

— Кстати об этих ваших Хранителях...

— Суд Хранителей и сам орден, с некоторых пор распущен.

— Почему?

— Они перестали служить народу Трехречья и стали преследовать лишь две цели — власть и нажива. Хотя, возможно, я и погорячился с упразднением ордена, не все из них были плохими людьми. К примеру мой советник, он очень умен и исполнителен.

— Моя империя пошла длинный путь, прежде чем стать таковой, и я с удовольствием расскажу об опыте моих предков.

В зал приемов один за другим, стали входить слуги с кухни, расставляя блюда на столах, а двое остановились у камина и занялись мясом на вертеле...

* * *

Устал ждать... уже и ходил вдоль стены, и спускался во двор выкурить трубку в компании княжеского конюха, потом даже немного задремал, ожидая аудиенции князя, при этом, ни на секунду не выпуская из рук лямку торбы, что задвинул ногой под широкую лавку. Периодически я посматривал на своего соседа напротив, тот сосредоточенно о чем-то думал, беззвучно шевеля губами и глядя на каменный пол.

Наконец, спустя часы ожидания, громыхнул засов за низкой деревянной дверью под каменным арочным сводом. Мой компаньон по ожиданию аудиенции князя сразу встал, поправил тунику и уставился на выглянувшего из-за двери княжеского писаря.

— Сначала ты, — писарь кивнул на меня, — у князя очень мало времени, но он готов тебя принять.

— А меня? — растерянно спросил мужчина в тунике хранителя.

— Не знаю, — писарь шире открыл дверь и активно замахал рукой, торопя меня, — давай, давай, давай...

Подхватив торбу я быстро пошел к двери, чувствуя затылком взгляд, нехороший такой взгляд.

Комната была темной, и насколько мне известно выполняла функции не то допросной, не то комнаты для тайных встреч. В углу некое подобие узкой кафедры, за которой шуршал пером писарь в свете лампады, а посередине единственный предмет мебели — кресло, большое деревянное кресло отделанное шкурами и с искусной резьбой, в котором сидел князь и отстукивал пальцами по подлокотнику.

— Никити́н! — Талес изучающее посмотрел на меня, — воевода Тарин сказал, что у тебя что-то очень важное.

— Да князь, — я остановился и, приложив руку к груди, коротко поклонился.

— У меня иноземные гости оружейник, и такого еще не было в истории Трехречья! Сейчас небольшой перерыв — гостям показывают старую крепость, посему говори понятно, и постарайся не занять много моего времени.

— Если позволишь, князь, то мне бы хотелось поговорить с тобой без свидетелей.

— Хорошо, — Талес указал глазами на штору в углу, за которую моментально прошмыгнул писарь.

Услышав звук закрывшейся двери, я стал рассказывать, про дружинника в протоке, про Вараса и его убийц, а так же про то, что с ними стало, продемонстрировав содержимое торбы. Еще рассказал про сны Чернавы...

— Варас, насколько я помню, скор на расправу и сам, скорее всего, спровоцировал чужеземцев! — Талеса будто подменили.

— Нет князь...

— Замолчи и слушай! Вот это, — указал он на торбу, — оставь здесь. Тебе, за прежние заслуги твои, сейчас разрешаю уйти, но впредь, лучше бы тебе не появляться мне на глаза! За то, что ослушался указа моего, освобождаю тебя от клятвы, не служишь ты мне более, все, уйди с глаз моих!

* * *

Корен словно прилип ухом к двери, пытаясь расслышать слова, он уже совсем не расстраивался, что князь не принял его первым, наоборот! Расслышав имена 'Варас... Никити́н... Чернава...', Корен будто снова нащупал путеводную нить в темноте, снова на горизонте замаячили когда-то ускользнувшие возможности, положение в обществе и власть, власть, к которой он так привык, и без которой буквально чахнул с каждым днем.

— ... освобождаю тебя от клятвы, не служишь ты мне более, все, уйди с глаз моих! — услышав эту фразу, Корен побежал к выходу во двор, где Бэлк, управляющий делами в настоящим и наемник в прошлом, дремал в телеге с сеном.

— Бэлк! — Корен даже пустил петуха от переполнявшего волнения выкрикивая имя слуги, — ты где?

— Здесь хозяин... — Бэлк свесил ноги с телеги, — что стряслось?

— Сколько моих людей здесь?

— Пятеро... со мной шестеро.

— Сейчас из той двери выйдет человек, с виду наемник, широкий пояс и на нем перевязь высоко закреплена со необычным мечом. Проследить! Разузнать про него все, где остановился, если вдруг покинет Городище, то выяснить по какой дороге или протоке, понял?!

— Ух... что такое случилось-то?

— Похоже, Боги снова повернулись ко мне лицом, — нервно теребя медную бляху застежки туники ответил Корен, — все, выполняй, а я пока к наместнику Стаку...

* * *

Чернее тучи — с таким видом я вернулся в дом скорняка, сел на лавку, да и уставился на трещины в толстой доске пола... Дарина все поняла по одному моему виду, ничего не спрашивая, снова повернулась к окну и с тоской стала рассматривать плывущие по небу серые облака.

— Хорошо, что вернулся... или сбёг? — Кованый отвлекся от возни у очага.

— Не сбёг, но и князю я больше не служу, освободил он меня от клятвы... Скурвился Талес.

— Что?

— Другой, говорю, стал наш князь Талес.

— И что делать будешь... будете?

— Еще не знаю, но некоторое время в пути проведем. Твой брат не будет против, если мы еще одну ночь переночуем?

— Нет, не будет, он все равно в форту, обоз собирает, сказал, что только к завтрему обернется.

— Дарина, я на базар, надо припасов купить в дорогу.

В ответ, моя амазонка только молча кивнула.

— Иди, а мы вот пока чего на обед приготовим, — Кованый наконец развел огонь и плеснув воды в медный котелок, подвесил его на крюк.

Глава девятая.

Побег.

Чтобы не провоцировать патрули дружинников, наводнившие улицы городища, я оставил меч в доме скорняка, сунул за пояс боевой топорик и, накинув грубую суконную накидку с капюшоном, отправился на базар. Может показалось, но странный тип увязался за мной от дома скорняка, уже подходя к базару остановился и резко повернулся, но 'хвоста' не было. Да уж, паранойя какая-то началась, после того как я покинул старую крепость. Покрутился с минуту, убедившись, что действительно показалось, я направился к торговым рядам. Купил всего понемногу — вяленого мяса, крупы, сыра. В лавке беззубой бабки-повитухи набрал всяких снадобий и трав, мало ли чего случится в дороге. Заскочил в лавку продавца одежды, самую дешевую и прикупил кое каких теплых вещей. Покрутился еще немного в торговых рядах, убедившись, что никто меня не пасет, направился в таверну, что при посадской ярмарке, выпить чего крепкого, а то продрог не на шутку, да и нервы как струна.

Не долго я в одиночестве цедил кружку крепкого меда, посетителей было немного, и в очередной раз звякнувший колокольчик на двери привлек мое внимание. Тарин остановился, войдя в таверну, нашел меня глазами, и кивнув, будто в подтверждение своим каким-то мыслям, направился ко мне.

— Торбу твою я схоронил по приказу князя в канаве отхожей, — присел за стол воевода.

— Талес что-нибудь говорил про меня?

— Говорил, — кивнул Тарин и жестом позвал служку при таверне, — завтра, ели попадешься патрулям дружины, окажешься в подвале суда Хранителей.

— Где? Я не ослышался?

— Не ослышался... Талес подписал указ о прощении ордена, а еще, теперь при князе будет советник Корен... помнишь такого?

— Точно! — я чуть не подпрыгнул на тяжелом табурете, — в крепости, пока ждал приема, был один человек, важный такой, в тунике, что судьи-хранители раньше носили.

— Вот, верно... он с иноземцами прибыл, червь навозный, — желваки играли на скулах Тарина, — эх, держит клятва меня, иначе...

— А меня не держит! — уже немного захмелев, я допил содержимое кружки, и достав кисет стал набивать трубку ядреным самосадом что купил на базаре.

— По совести и по чести, я верен должен быть клятве князю, так что предупреждаю тебя, как друга предупреждаю, уходи из городища.

— Завтра, с рассветом уйдем протокой, к Желтым горам, Чернаву найти надо, пропала она куда-то, как раз перед тем как все на заимке Вараса случилось.

— Пусть Боги примут его, — Тарин отлил меда в мою опустевшую кружку и, поднявшись, сделал несколько глотков.

Я последовал его примеру, встал и в поминание Вараса выпил.

В таверну вбежал запыхавшийся дружинник и, отыскав воеводу, быстро подошел к столу...

— Воевода, князь приказал седлать коней, хочет с княгиней иноземной вкруг городища объехать пока светло еще.

— Хорошо, передай караулу, чтобы разъезд был готов и ждал у ворот старого городища, я скоро.

Дружинник испарился так же быстро, как и появился.

— Совсем головой захворал наш князь, после встречи с княгиней иноземцев, красива, спору нет, — Тарин задумчиво покачал головой, а потом протянул мне руку, — береги себя, Дарину береги... прощай.

— Прощай, воевода Тарин, — сказал я уже в спину уходящему другу и когда-то наставнику.

С приближением зимы и день заметно сократился, выйдя из таверны, я постоял немного, вспоминая ориентиры, в виде башен старой крепости и решил немного сократить дорогу до посада и дома скорняка. Нет, все же не показалось... два силуэта прошмыгнули за изгородь небольшого домишки, когда я остановился одолеваемый своей паранойей и резко обернулся. Узкая улочка, канава с нечистотами и серые сумерки, дальше дорога пошире — крестьянские дворы начинаются. Где-то тут надо свернуть, чтобы выйти к улице лавочников, ага, вот и ориентир — вывеска на углу каменного дома, да улица досками выложена. Идти оставалось немного, еще минут десять придется поплутать. Выбирая место потемней и прижимаясь к стенам домов, ускорил шаг. Мои провожатые не отставали, странные ощущения — опасности не чувствую, но то что они по мою душу это как пить дать.

Скорняжная лавка уже закрывалась, работников, что расходились по домам провожал стоя в дверях Кованый. Увидев меня, он покачал головой и сказал:

— Кабы один был, так хоть пропади совсем, чего девке-то нутро мотать!

— Ну задержался немного, — я остановился у двери и снова обернулся назад, — что плачет?

— Выплакала уж все, я ее пока обедали, напоил отваром хмельным, спит она. Иди уже, — старый наемник с осуждением посмотрел на меня и покачал головой, — похлебка не поди остыла, поешь.

Я тихо прошел в комнату на втором этаже и сложил у двери сверток с покупками. Дарина спала, завернувшись в мой кафтан на широкой лавке у окна. На столе тускло горела лампада, я пододвинул высокий медный кувшин так, чтобы свет не падал на окна, а сам медленно подошел к одному из них. Разглядел не сразу, так как мои провожатые встали в тени одного из домов, вот к ним присоединился кто-то третий, они поговорили, этот третий остался, а двое ушли.

— Что там? — шепотом, чтобы не будить Дарину спросил Кованый, он закрыл лавку и поднялся наверх.

— Похоже, следят за мной.

— А говорил, что не сбег, — хмыкнул старый наемник.

— Нет, это не дружинники, да и не стал бы князь этот концерт со слежкой устраивать...

— Чего?

— Я говорю это не люди князя.

— А кто тогда? — Кованый с интересом присмотрелся в окно, — не вижу никого.

— Да вон... — хотел я было показать где стоит человек, но осекся, — вон там было видно пока свет в окошке на углу того дома не погас.

— Вы чего? — Дарина села на лавке протирая глаза, наше со стариком перешептывание оказалось не таким тихим.

— Выспалась? — присел я рядом и обнял ее.

— А ты чего так долго не приходил?

— С Тарином встречался, завтра на рассвете уплываем.

— К Желтым горам?

— Еще не решил, не знаю... давай сначала эту ночь переживем...

Рассказал Дарине и Кованному о слежке от таверны, после чего Дарина сосредоточено принялась собирать наши вещи, предусмотрительно оставив у окна свой колчан, а старик сказал, что пойдет и зажжет уличную лампаду у входа в лавку да проверит, как закрыл дверь и ставни в лавке внизу. Я же, полез в свой ранец, извлек из него увесистый сверток и развернул в свете лампады. Вот он, мой 'туз в рукаве' — 106-й ТОЗ в пошитом мной чехле, который можно закрепить за спиной, ремень с подсумками и шестнадцать патронов, одиннадцать пулевых латунок и пять заводских — волчья картечь в пластике. Латунки пусть полежат, а картечь, один в ствол, четыре в магазин... Старый наемник, наблюдая на моими манипуляциями, присел на табурет у стола и сказал:

— Оружейник значит?

— Ага...

— Без колдовства, поди не обошлось?

— Скорее без вмешательства Богов, — ответил я и вставив по местным понятиям 'оружие массового поражения' в чехол, закрепил его на поясе.

— Чудной ты, оружейник.

— Был оружейник, не служу я теперь князю.

— Как бы не пожалел.

— А чего мне жалеть-то, не в подвале суда Хранителей — уже хорошо.

— Я про князя, как бы он не пожалел, — старик смотрел на меня таким взглядом, каким когда-то на меня смотрел Тарин, когда мы плыли протокой, а он высказывал свои предположения о том, что я вовсе не охотник с провалами в памяти.

— Ладно... Дарина, раз уж ты выспалась, то посматривай в окно, да прислушивайся, не лезет ли кто в дом, а через три часа разбуди меня, — сказал я, осмотрел два собранных у двери баула и свой ранец с притороченным к нему мечом.

Сон не шел, лежал на спине, выложив на пол, под лавку топорик. Минут сорок, может час пялился в потолок. Дарина, подставив к окну табурет присматривала за улицей, а Кованый спустился вниз, где тоже некоторое время шарахался из угла в угол скрипя половицами, но потом затих, и я, слава Богам, наконец сомкнул глаза.

* * *

Новый советник князя.

Внутри все ликовало, Корен уже давно забыл, что может испытывать такие эмоции. А оказавшись в своей комнате в здании суда Хранителей, не смог удержаться чтобы не пустить слезу. Пусть пыльно, холодно, сваленная в углу мебель и ворох рукописей, зато он вернулся! Пусть не вернулось то положение и та власть, которой он был наделен, до появления этого второго, со странным именем Никити́н. Хотя чего странного, пришелец просто взял себе имя по фамилии из другого мира, того же, который является родным и для самого Корена. Но теперь, благодаря убедительности, дипломатии, обаянию и чего уж, женской красоте императрицы Скади, князь Талес огласил прощение Хранителям и принял решение о восстановлении суда. Пусть не сразу, и пока что Корен лишь второй советник и смотритель архива, но кое-что он может и сейчас, например поднять все свои связи и снова раскинуть паутину по Городищу, а потом и до всего княжества дело дойдет! И этого выскочку и библиотечного червя Ицкана — к ногтю! Но позже... Теперь главное давать дельные советы Талесу, держать в узде наместника Стака, россказнями о пришельце из другого мира, рассыпаться в комплиментах перед императрицей, даже за этой леди наставницей можно приударить, и будет еще один подход к расположению Скади.

— Хозяин... — Бэлк встал в дверях, оторвав Корена от мечтаний.

— Есть новости?

— Да, он остановился в одном из домов посада, у хозяина скорняжной лавки.

— Сейчас он там?

— Нет, сейчас он в таверне, что при ярмарке.

— Глаз с него не спускать, сообщать мне о каждом его шаге.

— Понял, — кивнул Бэлк и хотел было выйти.

— Подожди, — Корен протянул свернутый в трубочку листок, — найди этих людей, там указано где их искать, и еще, распорядись, чтобы привели здесь все в порядок.

— Сделаю хозяин.

— Что ж, теперь к наместнику Стаку, в форт, — сказал Корен глядя в узкое и высокое окно с аркой, больше похожее на бойницу и улыбаясь кровавому закату, — пора начинать новую историю этого княжества!

* * *

— Никити́н, — Дарина положила мне руку на грудь, — там всадники на улице.

О да, это ощущение заставившее меня вскочить с лавки я ни с чем не перепутаю... лицо горело, все чувства обострились, в комнате темень, но вижу каждую ресницу огромных, наполненных волнением, глаз Дарины.

— Сколько их?

— Трое всадников, и пеших четверо, с виду наемники.

— Приготовь лук и у лестницы встань, — сказал я, стараясь не громыхать сапогами, спустился вниз, прихватив топорик.

— Я не сплю, — тихо пробурчал Кованый, когда я подошел к нему чтобы разбудить, — кто-то уже давно у дверей возится.

— Придется драться наемник, и прости, что привел беду в дом твоего брата.

— Драться это хорошо, — Кованый посмотрел на шест рядом с топчаном, помотал головой, вроде как не подходящее оружие для боя в замкнутом и тесном пространстве кожевенной мастерской, вынул из ножен короткий меч, а из-за пояса достал топорик, чуть крупнее чем мой.

— Давно возятся? — спросил я и подняв небольшую лавку, аккуратно поставил ее в паре метров от двери.

— Да порядком уже.

— Значит скоро войдут...

Вероятно, с помощью какого-то рычага, дверь в лавку чуть приподняли а потом отжали наружу. Сделали это почти без шума, только немного захрустело дерево да тоскливо скрипнули петли... В дверном проеме выросли четыре силуэта, я услышал как наверху, на лестнице, тонкие пальцы Дарины тянут тетиву... первые двое шагнули вперед и аккуратно переступили препятствие в виде лавки...

— Кованый назад! Это чужеземцы! Они видят в темноте! — заорал я выхватывая огнестрел.

Шшшших! — прилетела выпущенная Дариной стрела и с хрустом ударила в грудь одного из нападавших. Кованый сделал несколько шагов назад, а я нажал на спуск... на мгновнение вспышка выстрела осветила нас всех, грохнуло неслабо, зазвенело и посыпалось стекло окошка что рядом с дверью, я решил не терять времени, и переступив двоих сраженных картечью в упор, выскочил на улицу. Нападающие замерли на пару секунд, соображая что происходит и я воспользовался моментом и отскочив еще на несколько шагов от дома, дабы увеличить осыпь, снова выстрелил в двоих что стояли вдоль стены... еще один что находился посреди улицы и держал под уздцы трех лошадей, схватился за шею и дико вопя стал кататься по земле — это Дарина, сообразив, стала стрелять из окна второго этажа. Я дернул затвор досылая очередной патрон и пошел прямо на человека, стоявшего поодаль, в тени кроны невысокого, но с густой листвой дерева у одноэтажного каменного дома. Человек сообразил не сразу, что я его вижу и иду прямо на него, но наконец-то опомнился и побежал было прочь... зарядом картечи я перешиб ему ноги и он с диким воплем повалился на камень тротуара.

— Кто, кто послал вас? — сходу я приземлился коленом ему на спину и смачно зарядил ему оплеуху, аж ладонь отбил, — кто послал, спрашиваю!

Но бесполезно, то ли в ступор впал от увиденного, то ли болевой шок. Я перевернул его на спину, положил ему руку на горло и внимательно осматриваясь по сторонам, с силой сдавил. В нескольких окнах я заметил любопытствующих... все, нельзя терять времени!

Вбежав обратно в мастерскую, я застал Кованного за тем, что он со знанием дела перерезал глотку выжившему нападавшему...

— Собираемся, уходим! — зачем-то крикнул я и побежал наверх.

Когда мы с Дариной спустились, то застали старого наемника спокойно сидящим на пороге мастерской.

— Ты чего? Бери вещи, пойдем!

— Вы уходите и вон лошади как раз...

— А ты?

— Я много лет назад уже сбежал и причинил горе свой семье, останусь, приму еще один бой, а там, если Боги пожелают, то я отправлюсь к предкам.

— Как же... — потряс я старого наемника за плечо.

— Уходите, времени мало, а мне все одно, долго не прожить, с каждым днем недуг убивает меня.

Со стороны старой крепости послышался приближающийся звук цокота копыт — караул крепости уже спешил к нам.

— Прощай наемник, — сказал я и подтолкнул Дарину к трем лошадям.

Звон металла мы услышали почти сразу, как свернули в один из проулков — Кованый вступил в бой, а мы переглянувшись с Дариной поскакали к протоке, где еще надо было успеть забрать большой мешок из лодки.

— Куда? — взволнованная первым в своей жизни боем и первым убийством человека спросила Дарина.

— На север, там, накануне зимы нас точно никто искать не будет! А Тарин знает, куда мы собирались, я ему сам говорил...

Я специально повел лошадь через окраину посада, где прижимаясь оградами друг к другу стояли крестьянские имения с добротными домами, но деревянного настила и тем более камня на дороге не было, и мы относительно тихо, сделав крюк поднялись к мосткам протоки, где оставили лодку. Бросив пару серебряных ноготков в ладонь старухи, что присматривала за мостками и лодками я спросил:

— Нет ли сухой лодки? А эту я вам оставлю.

— Есть, — пытаясь разглядеть мое лицо во всполохах огня от железной корзины, что выполняла функцию ночного фонаря, ответила она, — только она больше чем твоя и не налаживалась с прошлой осени.

— Я согласен.

— Добавь тогда еще... — старуха снова протянула сухую ладонь.

С объемным баулом за спиной и мешком в руке я вернулся к Дарине, ожидающей меня в тени навеса постоялого двора, со стороны которого уже слабо доносились звуки затихающей пьянки. Навьючив 'лишнюю' лошадь, мы медленно, чтобы не привлекать внимания поехали прямо через местами заболоченный луг к роще, что виднелась вдалеке. Кое-где попадались топкие места, но моя способность видеть в темноте помогала их беспрепятственно объехать. Уже на границе рощи мы услышали, как на караульной башне старой крепости часто забили в тревожный колокол — стража подняла тревогу.

— Проедем до утра на восток, а как рассветет, наладим лодку у первой же протоки и поплывем на север.

— А Чернава?

— Если она жива, то не пропадет, а если мертва...

— Может она все же показалась на заимке Ласа? — предположила Дарина, больше для успокоения.

Роща оказалась самым настоящим лесом, который на подорожном лоскуте не был отмечен. Кляня про себя особенности местной топографии я повел нас по окраине леса, дальше, ночью, ехать не рискнул... и приобретенные кошачьи инстинкты не одобряли, да и лошади волновались, чуя дикого зверя. Так, краем леса и ехали, пока не забрезжил рассвет, а с восходом солнца задул по-зимнему холодный ветер. Я посмотрел на Дарину, она, спрятав лицо в поднятый ворот стеганого кафтана, уже давно клевала носом, еле держала поводья и вот-вот выпадет из седла.

— Можно остановиться, оденемся теплее, поедим, отдохнем пару часов и двинемся дальше.

В ответ Дарина лишь облегченно выдохнула, кивнула и натянула поводья... устала, амазонка моя.

Глава десятая.

Путь на север.

Утро действительно выдалось морозным, пожухшая и пожелтевшая трава покрылась инеем, но уже к обеду, дно небольшого овражка, приютившего нас, оттаяв, сильно пропиталось водой и под ногами стало хлюпать. Согрели котелок кипятка, которым запили свой поздний завтрак или обед, что состоял из сыра да вареных яиц и двинулись дальше, так же краем леса к ближайшей протоке. Я то и дело прислушивался к своим ощущениям и к звукам, но кроме звуков леса — ничего, ничего подозрительного и представляющего опасность. Неведомый ночной хищник, вероятно, переваривая добычу, отсыпается и лошади ведут себя спокойно.

Бросать лошадей было жалко, но для наших вероятных преследователей это одна из важных примет и следы. Поэтому, как только в сотне метров от границы леса, на солнце блеснула гладь воды, мы расседлали лошадей, отпустили их в лес и пешком отправились к протоке. Дарина помогла мне наладить лодку, подсказывала, как и где вязать жерди, как фиксировать и натягивать 'корпус' из просмоленных шкур. Провозились часа три, но справились и спустили лодку на воду, а еще через час добрались до бедного многодворца, где удалось за пару серебряных ноготков купить копченую курицу, лепешек третьего дня да бурдюк чистой воды. Останавливаться в многодворце не стали, поплыли дальше, миновали каменный мост торгового тракта и к вечеру, в излучине, где протока немного расширялась, выбрали место для ночлега.

* * *

— Потрудитесь объяснить, наместник, какая великая необходимость была устраивать охоту на этого... как его?

— Никити́н, — ответил наместник Стак, стоя перед сидящей в кресле императрицей и, так сложилось, двоюродной племянницей, — по моим сведениям, он собирался покинуть столицу княжества утром.

— Вот и устроили бы засаду за пределами городища!

— Готов понести наказание, — наместник опустился на одно колено и склонил голову.

— Ваше счастье, что нашелся этот несчастный старик, который задал трепку дружинникам князя и тем самым дал вам время унести тела наших воинов. И встаньте, дядюшка Стак, для вас я не только императрица, а вы для меня единственный родной человек...

Небольшая комната в одной из башен крепости была выделена Талесом под апартаменты Скади, в которых, с согласия князя и прислуга и охрана была из свиты императрицы. Прошедшая ночь была шумной, происшествие из-за которого вся княжеская дружина уже сутки на ногах, предоставило достаточно времени, чтобы наместник разобрался в ситуации и пришел на доклад к императрице.

— ... а наказание для вас будет, я не знаю, как вы это сделаете, но нужно выяснить у всех, кто хоть как-то был близок с этим...

— Никити́н... — Стак поднялся с колен и подчинившись жесту императрицы присел на табурет у двери.

Леди-наставница сидела в углу комнаты и, подставив страницы очередного скучного, по мнению Скади, романа под солнечный свет, проникающий через единственное окно, делала вид, что погружена в чтение, но при этом была сама внимательность...

— Что же за имя такое! Никак не запомню... Так вот, выясните как он выглядит, один ли или со спутниками и отправляйтесь в крепость у Желтого озера, соберите отряд, наймите лучших следопытов и найдите беглеца! Отправляйтесь сейчас же, и пусть приведут мне этого Хранителя Корена.

— Слушаюсь, — Стак поднялся, снова припав на колено низко поклонился и вышел из комнаты.

— Чуть все не испортили, — нахмурившись, Скади посмотрела в окно, на площадь при базаре и здании суда Хранителей, потом слегка переменилась в лице, ее глаза заблестели, и она чуть слышно произнесла, — матушка, как мне не хватает тебя... ты бы уже решила что делать...

— Корена пускать? — заглянув в дверь, произнес один из охранителей.

— Да.

— Разрешите... — пряча взгляд, в комнату вошел Корен.

— Что же такого вы мне сейчас скажете, что заставит меня передумать и не отправить вас к желтому озеру, в крепость, где вам сначала выколют глаза, отрежут язык и уши, а затем отпилят голову, да, именно отпилят!

— Я знаю его в лицо!

— Хм, невелико дело! Князь Талес тоже знает его в лицо!

— Тогда скажите князю, что вы ищете его бывшего оружейника с целью выяснить его секреты, что ваши люди пытались напасть на него и погибли... и кстати, кроме меня об это знают еще несколько верных мне людей, — Корен решил идти ва-банк, хотя, ответ он уже знал.

— Вы хитрый человек...

— Я осторожный, и немного умею думать наперед, моя императрица...

— Что-то не припомню, чтобы вы присягали мне на верность.

— Что могут значить слова присяги против дел верного подданного?

— Хм, вы не только хитрый...

— Признаю, моя императрица, я поторопился, но обстоятельства очень удачно складывались и нужно было действовать.

— Но вы его упустили, и самое главное, погибли мои люди.

— Значит, это были не лучшие люди, иначе, Никити́н бы не ушел.

— А грохочущий огонь, о котором говорили люди? Это колдовство! И вы не предупредили об этом!

— Нет, моя императрица, это не колдовство, это наука, наука ведомая Никити́ну, наука, с помощью которой, ваше могущество возрастет в разы. И еще, я поднял родовые свитки в библиотеке и могу сказать, что появилась еще одна зацепка.

— Что? — Скади даже немного вытянула свою тонкую шею не поняв выражения.

— Эм... — Корен сам немного удивился тому, как построил предложение, основываясь на фразе далекого мира, — простите, я хочу сказать, что нашел в родовых рукописях возможных родственников того, кто встретил и приютил пришельца.

— Ладно, я прощу вас за произошедшее сегодня ночью, но впредь, на любой свой шаг, связанный с поисками беглеца, вы спрашиваете разрешения у меня, вам ясно?

— Ясно, моя императрица, — ответил Корен, и украдкой, но как можно более страстным взглядом посмотрел на леди наставницу, на что та заметно смутилась и немного покраснела, — так я могу отправиться на поиски?

— С вами пойдут мои люди, — Скади два раза ударила небольшим молоточком по резной розетке на столе.

В комнату вошел коренастый воин, в доспехах, которые, похоже, ему были явно тесны.

— Моя императрица, — войдя в комнату, командир императорской охраны опустился на колено.

— Тэрей, с этим человеком отправляйтесь в форт, возьмите людей и займитесь поисками, хранитель Корен в вашем распоряжении.

— Слушаюсь.

— И еще, постарайтесь организовать все так, будто вы исследуете торговые пути и ищете богатые города для торговли.

— Каменки... — Корен осторожно поправил императрицу, — но в тех местах всего один большой каменок, так что лучше искать богатые многодворцы.

— Да, — согласилась Скади, а потом решительно подошла к Корену и добавила, указав на него длинным и тонким указательным пальцем, утяжеленным Перстнем Власти, — надеюсь, вы не подведете?

— Не подведу, моя императрица, — Корен часто закивал и попятился к выходу.

* * *

Утренний туман над протокой начал рассеиваться под ярким светом солнца, а на усохших листьях болотного кустарника начал таять иней. Моя очередь сторожить была под утро, перенеся 'собачью вахту' и встретив рассвет, я развел огонь и, поставив греться воду к завтраку, изучал подорожный лоскут.

— Далеко еще? — проснувшись, спросила Дарина.

— К обеду будем на заимке Ласа, держи, — я протянул Дарине кружку с чаем и лепешку.

Так и случилось, и именно эта территория на подорожном лоскуте была пропорционально и топографически, более-менее отображена, в виде аккуратных и точных стежков яркой нитью.

Сразу не стали причаливать и выбираться на мостки, а оставив заимку Ласа позади на сотню метров, затащили лодку в сухой камыш и решили дождаться сумерек.

— Может, останешься пока здесь? — Спросил я Дарину, примкнув к огнестрелу магазин и дослав патрон.

— Нет, — категорично ответила она и перекинула лямку колчана через голову, — теперь только вместе.

Я посмотрел на свою амазонку, в очередной раз убедившись в ее решительности... Тоска в глазах пропала, в чертах лицах появились какие-то новые выражения, жесткие и лишенные страха.

— Хорошо, но без моей команды ты ничего не делаешь, а если я что-то прикажу, то выполняешь, договорились?

— Да...

Пробрались через камыш и кустарник, затем, краем леса вышли к дороге, ведущей на заимку со стороны тракта.

— Подожди, ну я же просил, — придержал я за плечо Дарину, когда она, завидев Ласа у сарая рядом с баней хотела выбежать из леса... но не удержал, Дарина побежала к низкой оградке...

Лас, услышав как его окрикнули повернулся в нашу сторону с таким лицом, что я уже все понял... Хотя, раньше надо было понять — глава рода колет дрова... ага, очень, можно подумать натурально, относительно местных реалий, и на территории заимки никого.

— Засада! — Лас махнул рукой в нашу сторону, а потом развернулся к дому и, перехватив топор, решительно направился к двери.

— Дарина! — Крикнул я, сильно испугавшись за нее, выскочил из подлеска, догнал и схватил за руку, — Стой же, назад!

Но поздно, наперерез Ласу из-за дома выскочили двое, в сотне метров, из леса вышли еще пятеро 'тевтонцев' и направились в нашу сторону... Дарина остановилась и быстро извлекла лук из колчана, стрелу... выстрел... Все происходило очень быстро, я растерялся, не зная что делать, то ли хватать Дарину и волочь ее в лес, то ли выручать Ласа... Сраженный стрелой наемник, что был рядом с Ласом упал, а второго, в пару неуловимых взглядом ударов отправил к предкам сам Лас...

— Бегите же! — снова крикнул Лас, поспешил к дому и вдруг резко остановился, словно наткнулся на препятствие, поймав грудью стрелу, обмяк и упал.

Давай! — схватив Дарину за плечи, я развернул ее к лесу, — беги к лодке!

Но бесполезно, откуда-то взявшаяся сила, разбавленная вспыхнувшей ненавистью, помогла Дарине вывернуться, снова натянуть тетиву и выстрелить в одного из приближающихся 'тевтонцев', но впустую, стрела лишь чиркнула по доспеху и ткнулась в землю. Шесть... восемь... двенадцать... — начал я считать противников глазами вскидывая огнестрнел и заслоняя собой Дарину. Выстрел, второй, третий... но тут перестал слушаться затвор — плохо опрессованное донце пластиковой гильзы сгубило все мое преимущество в бою... Сунув оружие в чехол, я потащил из ножен меч.

— Беги к лодке! — прикрикнул я на Дарину.

Но куда там. Дарина, будто впала в какой-то транс — лицо каменное, бледное от злости, приставным шагом она отходила в сторону, тянула одну за другой из колчана стрелы и выпускала их в сторону врага, но тщетно, доспехи надежно защищали иноземцев. Словно игрок в регби, я подбежал к Дарине и сбил ее с ног...

— Обратно! К лесу!

— Позор на весь род! — суча ногами и колотя меня по спине, кричала Дарина, — нужно принять бой...

— Если мы сейчас умрем — позора не меньше, да и проку немного! — рыкнул я на нее, — Мы тут как на ладони!

Дарину не слушал, было лишь желание найти укрытие, связать ее там, оставить и вернуться.

Я вскочил на ноги и схватив Дарину за ворот кафтана, как нашкодившего котенка, поволок ее к ближайшим деревьям. Ощущение опасности заставило меня резко повернуть голову и увидеть, как от сарая два наемника спешат нам наперерез.

— К лодке! — зло зашипел я и толкнул Дарину вперед, — Прошу тебя, беги к лодке, уплывай и жди меня в шалаше у колодца на нашей заимке!

В лунном свете было видно, как блестели ее глаза, наполняясь слезами, время растянулось, Дарина кончиками пальцев коснулась моего лба, провела рукой по лицу затем, резко развернулась и побежала к протоке. Время вновь ускорилось, я заметил, что у одного из наемников, что бежит в мою сторону в руках сеть...

— Спайдер-мен хренов! — сказал я, смещаясь к лесу и занимая позицию между убегающей Дариной и этими двумя. Было видно как 'тевтонцы' тоже медленно приближаются, за ними еще трое наемников с зажженными факелами в руках и... ну да, Хранитель, должно быть тот самый...

Тот, что был с сетью, уже почти добежал до меня и остановился в пяти шагах, широко размахнувшись для броска, совершить которого я ему не дал, выхватив из-за пояса топорик и удачно метнув. До второго я сам сократил дистанцию, подавшись вперед, опустился на колено с длинным выпадом и ткнув того мечом в живот.

— Ну-ка отдай, — вернув меч в ножны, я наступил ногой на корчащегося на траве несостоявшегося 'рыболова' и с хрустом вытащил топорик у него из груди.

'Надо еще потянуть время, дать Дарине уплыть дальше' — подумал я и достав ТОЗ снова попробовал дернуть затвор — никак. В отчаянье я стал бить по рычагу затвора обухом топорика и получилось! Гильза с раздутым донцем упала в траву, я дослал патрон и сменив опустевший магазин, целясь поднял оружие.

— Прячьтесь! — крикнул Хранитель, увидев мои манипуляции, и сам стал прятаться за широкой спиной наемника, понимая, что я держу в руках.

Но 'тевтонцы' не понимали, трое из них ускорили шаг и идущий самым первым громко сказал:

— Сдавайся!

— Сейчас, разбежался! — ответил я и нажал на спуск.

Пролетев не более десяти метров, пуля, пробив кирасу и при этом, сильно деформировавшись, буквально взорвала грудь иноземца, и тот упал замертво. Все замерли, и те, кто шел на меня и еще трое, что вышли из-за бани с луками в руках. А я, стал смещаться к хозяйственным постройкам, за которыми были мостки, а затем побежал, быстро и не оглядываясь. Вскочив в одну из двух лодок Ласа, по дну второй я несколько раз ударил топориком, схватился за весло и с силой оттолкнулся от мостков. Парой гребков я задал направление, снова взялся за оружие и, целясь в Хранителя, выстрелил. Однако, тот прятался за спины людей, одному из которых и прилетело. Преследовать перестали, явно испугавшись оружия извергающего пламя, грохот и убивающего на расстоянии...

Глава одиннадцатая.

С тяжелым сердцем я оглядывался на поднимающийся дым со стороны заимки Ласа, мне было хорошо слышно, как трещат бревна горящих строений, крики несчастных погибающих в огне и видно алое зарево над рощей. Я буквально ощущал всю их боль, казалось, кровь в моих венах вот-вот закипит от злости. Одновременно со злобой, хотелось рыдать и выть, от обиды, от чувства вины, но лишь зуд в переносице и горящее лицо стали альтернативой слезам.

Относительно скоро, примерно через час, я был у устья протоки, за сотню метров до озера, прижал лодку к камышу, выбрался на берег и осмотрелся поверх сухого кустарника. То ли от стресса и напряжения, то ли действительно с каждым своим проявлением, способности хорошо видеть в темноте, хорошо различать далекие звуки и самое главное — чувствовать опасность, заставили меня присесть на корточки. По спине пробежали мурашки, но это не вызвано испугом, скорее это неприятие моим изменяющимся организмом того, что происходит вокруг меня. Протока была перекрыта несколькими длинными жердями, в ямке на берегу горел костер и четверо наемников, соревнуясь в остроумии, стояли рядом со связанной по рукам и ногам Дариной, которая словно мешок была заброшена на седло одной из лошадей. Еще двое копошились в лодке, перебирая и прицениваясь к нашему добру. Я подался вперед, аккуратно ступая и стараясь не шуметь, шаг за шагом, в холодной темноте и стелящемся от озера тумане подобрался почти вплотную, и лишь клинок моего меча предательски блеснул в свете появившейся из-за облака луны.

— Смо... — не успел договорить увидевший меня наемник.

В два прыжка я оказался у гогочущей четверки, вложив немало сил в бросок, метнул топорик в самого внимательного, и со звериным ревом занес меч над головой ближайшего противника.

— Развалю до задницы! — скалясь проорал я.

Что-то переключилось в сознании, я видел только цель... два мощных рубящих удара, выпад, удар в висок навершием рукояти шарахнувшемуся было в сторону противнику, оттуда же, рубящий вниз и по шее другому... прямым ударом ноги сбил набегающего на меня противника отправив в протоку...

— Освежись урод!

Подскочил к двоим у лодки, которые даже не успели понять что происходит, сходу рубанул ближайшего так, что голова осталась держаться лишь на куске целой кожи, второму влепил сапогом меж ног и, схватив его за волосы приложил коленом, затем, приставив клинок к шее, подтащил к костру. Оглянулся на того, что плескался в воде, завалил ногой пирамиду из шести коротких копий, взял одно и метнул... наемник охнул, поймав грудью острие копья и, престав барахтаться, сник, а слабое течение понесло его к озеру.

— Ты как? — спросил я Дарину, сильнее прижав клинок к шее новоявленного обладателя сопрано.

— Голова болит...

Только сейчас я рассмотрел лиловую шишку и ссадину над бровью Дарины. Срезав веревки, попутно наподдав сапогом в брюхо утирающего кровавые сопли наемника, я помог Дарине встать ногами на земную твердь.

— Иди в лодку, я сейчас.

Дарина кинулась мне на шею, с облегчением и дрожью выдохнув.

— Ну все, все закончилось, до лодки дойдешь? Надо уходить.

— Угу, — кивнув и шмыгнув носом, Дарина пошла к лодке, подхватив с земли у костра свой колчан и пояс с коротким мечом.

— А теперь рассказывай, кто вас нанял, — под клинком на шее наемника уже выступила кровь.

— Ххххр... Хр... быв... бывш...

— Соберись! — я влепил наемнику затрещину и убрал меч в ножны.

— Бывший председатель Суда Хранителей, почтенный Корен...

— А иноземцы?

— Они от самого городища с нами, указом княгини иноземной посланы были и на то воля князя была...

— Врешь! — придавил ему коленом грудь.

— Нет! — тщетно пытаясь набрать в легкие воздух, он прошипел, — зачем мне врать? Почтенному Корену было приказано изловить и доставить бывшего оружейника, отступника и убивца Никити́на.

— Так значит... убивца... Сколько вас всего?

— Две дюжины, еще на заимку оружейника пятеро иноземцев отправились... я все скажу, отпусти только.

— Что еще ты можешь сказать? — я склонился над пленником.

— Если Никити́н ты, то искать тебя будут по всему княжеству, в земли Желтого озера бежать пустое, и заставы на трактах к утру выставят.

— Никити́н я. Вставай, — срезав перевязь с пленного и связывая ему руки тонким кожаным ремнем добавил, — посидишь тут до утра, а Корену скажешь, что я теперь тоже знаю его в лицо.

— Да, да, да, — закивал наемник.

— Тут сиди, — пихнул я пленного ближе к костру, еще околеет за ночь... и, указав на луну, добавил, — туда смотреть, повернешься — поймаешь стрелу.

Прихватив в качестве трофеев пару вязанок стрел и неплохой охотничий лук, хороший боевой топорик, два овчинных тулупа и торбу со съестными припасами я вернулся к нашей лодке.

— Болит? — бросив в лодку трофеи, спросил я Дарину.

— Пройдет, давай уплывем скорее отсюда.

— К нам на заимку нельзя, иноземцы засаду устроили.

— Куда же тогда? — растеряно спросила Дарина.

— Теперь одна дорога — на болота, сначала отоспаться... нет, сначала поесть! Есть хочу зверски. А там... утро вечера мудренее.

— Утро вечера мудренее, — задумчиво повторила Дарина, пытаясь понять фразу и усевшись на нос лодки, накрыла ноги трофейным тулупом, — да, кроме хозяев болот нам не к кому теперь податься.

— Ты их главное не бойся, они страх хорошо чувствуют.

Я аккуратно подгребал веслом, а Дарина свесившись с носа лодки, ломала топориком грязно-зеленый с вмерзшей ряской не очень толстый лед. От возможного преследования нас давно скрыл туман, мы пересекли Чистое озеро, и теперь, пробираемся дальше на север по замерзшей трясине меж кочек с торчащим из них засохшим камышом.

— Все, добрались, — сказал я, когда нос лодки ткнулся в толстые корни корявого дерева на границе болот и гиблого леса, того самого леса, кишащего тварями и со стороны которого каждую зиму приходят дикари и собственно, откуда в этот мир явился я сам.

Спрятали лодку в кустах и, немного углубившись в лес, где обнаружилась приличного размера ямка, оставленная выворотнем большого и толстого дерева обвитого шипастой лианой-паразитом. Спустя несколько минут в выложенном из камня кострище уже занимался костерок, от света и тепла которого стало уютнее, а Дарина перестала то и дело оглядываться и занялась ужином. Я же влез на толстый ствол поваленного дерева и присев, попытался уловить присутствие зверя, часть которого непостижимым для меня образом теперь есть и во мне. Но тщетно, кроме возни большой хищной птицы, занятой неподалеку добычей, не почувствовал ничего.

Скромный, но сытный ужин запили пустым кипятком. Дарину свалила усталость, и она, свернувшись на расстеленных тулупах и укрывшись суконным одеялом, моментально уснула, лишь изредка всхлипывая и вздыхая во сне. Я же уселся на ствол поваленного дерева, положил на колени огнестрел и настроился на всенощное бдение...

* * *

Городище. Княжеские покои.

Изучив некоторое количество свитков из архива Суда Хранителей, Скади аккуратно отодвинула от себя шкатулку с пожелтевшими от времени бумагами и, мило улыбаясь сидящему напротив князю, сказала:

— Дорогой Талес, думаю, для наших народов будет только польза от союза между империей Каменных Башен и Трехречьем.

— То, что ваши люди смогли пересечь пустыню, это уже подвиг и, конечно же, жить нашим народам в мире — уже, великая польза.

— Именно, — чуть выгнув спину и посмотрев на огонь в большом камине, Скади встала и направилась к теплу огня, медленно, демонстрируя стройность своей фигуры.

— Вы замерзли?

— Немного...

— Ицкан!

Почти в тот же момент дверь в покои приоткрылась, с поклоном вошел советник...

— Прикажи подать горячего вина и сладких закусок!

Ицкан лишь кивнул, снова молча поклонился и вышел, а в покоях на пару минут установилась неловкая тишина

— Вы так внимательны князь, — Скади провела рукой по отполированной поверхности камня камина и выразительно хлопнув ресницами, посмотрела на Талеса.

Улыбаясь, Талес молча принял комплимент, тоже подошел к камину и, стараясь не выдать смущения, хотел что-то спросить, но в дверь постучали.

Толстая стряпуха, натянуто улыбалась и тяжело дыша, просочилась внутрь, шутка ли, после марш-броска по винтовой лестнице и коридорам. Она выставила на стол медный кувшин с горячим вином, тарелку с разными кулинарными деликатесами, и также улыбаясь, вышла.

— Могу ли я, кроме союза наших народов, надеяться на союз между...

— Не вижу этому препятствий, — Скади не дала договорить Талесу, загадочно улыбнулась и вытащила из своей замысловатой прически редкий гребень, волнистые густые волосы рассыпались по плечам... — но сначала, подайте мне вина и замкните уже дверь...

* * *

Глава двенадцатая.

За ночь прикорнул все же пару раз, опершись спиной на коренья некогда величавого древа, но которому не хватило сил справиться с коварной лианой, что заплела ветви и ствол и практически вырвала дерево с корнем, но этот процесс, судя по всему, длился несколько лет — в некоторых местах лиана срослась с корой дерева. В первый раз я уснул примерно на час — звездная карта не сильно сместилась. А во второй раз провалился под утро, и проснулся от пробравшегося под одежду мороза.

— Холодно-то как, — тихо сказал я вслух, спрыгивая вниз.

Раздул угли, подкинул хвороста и отлил из бурдюка четверть наших запасов воды в котелок. Дарина спала, накрывшись суконным одеялом с головой, а я присел, согреваясь у костра и, снова прислушался к лесу... нет, никакого намека на присутствие поблизости хотя бы маленького болотного котенка. Может, с наступлением зимы они куда-то мигрируют? Возможно, но про это я ничего не знаю, к великому моему сожалению... сторожевой пес, то есть кот, очень даже не помешал бы в этих местах и вообще, в сложившейся ситуации. А о запасах воды все же надо подумать, хотя, что думать, надо пересекать озеро и отправляться к нашей с Дариной заимке, там колодец... и там же засада. Ночью отправлюсь, если там, в засаде наемники Корена, то у меня преимущество, а если иноземцы... Я проверил рукой чехол с дробовиком, — один хрен, преимущество есть! Вообще странное место, эти болота, этот гиблый северный и бескрайний лес, обострились все чувства — слух, зрение, обоняние и это так называемое шестое чувство...

— Уже проснулся? — высунув из-под одеяла нос, спросила Дарина.

— Да. Летом в этих местах гораздо живописнее и теплее, а я за ночь промерз порядком.

— Под ликом Большой Луны мы здесь долго не сможем жить, — Дарина села, поджав к груди колени и уставилась на костер, — трудно будет в лесу без дома, это еще зима не в полную силу явилась.

— Согласен, и с чистой водой здесь плохо, от слова совсем! Не ждать же когда снег выпадет и потом топить его.

— Можно к Чернаве уйти, у нее за птичником есть маленький погреб, отец копал, что бы тетушка могла спрятаться от люда темного или от стражи судейской.

— Это мысль, но сначала к нам на заимку наведаюсь.

— Один? — Дарина нахмурилась.

— Да! И не спо...

— Вот что, — Дарина встала и стала заплетать в тугую косу растрепавшиеся за ночь волосы, — теперь мы или вместе или...

— Я просто боюсь за тебя, как ты не поймешь?

— А я за тебя! — не знаю, но мне показалось смешным, как Дарина топнула ногой.

— Почему ты улыбаешься?

— Не знаю, нет сил больше для скорби, — я поднялся с покрытого высохшим мхом камня и подошел к Дарине, взяв ее за руку, — ты у меня красивая, а когда сердишься еще и смешная.

— Смешная? Да я сейчас! — Дарина отпихнула меня и попыталась выдернуть из ножен меч, а я еле поспел положить руку на навершие ее короткого меча.

— Не сердись, — я коротко поцеловал ее в губы, — давай позавтракаем, а потом попробуем поохотиться, на одной крупе долго не протянем.

— Давай, — Дарина впервые за эти дни чуть заметно улыбнулась.

Доели трофейные съестные запасы, оставив на потом, то есть как НЗ откровенную сухомятку и, прихватив луки, углубились в лес.

Да уж, охота с луком это не стоять в боевом порядке выпуская по противнику стрелы одну за другой. Здесь, мало того нужно выследить зверя, но еще и выстрел в запасе всего один, после промаха зверь убежит на сотню — другую метров и снова топай за ним, выслеживай, это в лучшем случае, в худшем, можно моментально превратиться их охотника в добычу. Разбаловал огнестрел нас в моем мире, а в мире Трехречья охотник должен вложить в единственный выстрел или бросок копья все, что знает и умеет, начиная от навыков следопыта и заканчивая умением точно пустить стрелу, иначе пухнуть с голоду домочадцам. Но тут мне сказочно повезло — Дарина. Как говаривал товарищ Саахов 'студентка, комсомолка, спортсменка и наконец, она просто красавица'. Она отличный стрелок, несмотря на свое хрупкое и миниатюрное телосложение. С пятидесяти шагов пяток стрел спокойно загоняет в круг диаметром не более десяти сантиметров. Мне до нее, если честно, еще долго упражняться в стрельбе... да и осваиваться в этом мире еще неизвестно сколько, хотя, есть пара арбалетов, из них стрелять выходит гораздо лучше.

Да, я успел кое-чему научиться, спасибо покойному Варасу, Тарину и его другу Вансу, лучшему всаднику и стрелку княжества, пусть и одноглазому. Однако теперь я один, а достигшая лишь недавно, по местным меркам совершеннолетия Дарина — не в счет. Единственное на что надежда, это на способность с детства все быстро схватывать на лету, последствия обряда и чего уж — на все воля Богов Трехречья и благословение Большой Луны...

— Пшш... Пшш, — привлекла мое внимание Дарина, когда мы, пробравшись вдоль звериной тропы со свежими так сказать, следами жизнедеятельности, засели неподалеку в кустарнике и уже битый час мерзнем в засаде.

Дарина медленно, показала ладонью направление. Свиноматка и пятеро подсвинков вышли к трем толстым деревьям и стали подкапывать клыкастыми рылами у корней. Точнее 'мамаша' лишь показала поросям-переросткам как это делать и отошла в сторону, следя за происходящим вокруг небольшой полянки. На самом деле эти звери были лишь силуэтами и повадками похожи на кабанов. В остальном отличия разительные — длинная шерсть, мощные клыки и размеры особи впечатляют. В моем мире таких размеров только кабана один раз видел, и то на фото. Кил на триста 'мамаша', в случае чего снесет все на своем пути как бронепоезд.

А Дарина уже еле удерживает тетиву, выцеливая одного из подсвинков.

— Бью, — прошептала Дарина и спустила тетиву.

Следом выстрелил и я, но промахнулся, так как подсвинок уже визжа кружился на месте, пробежал пару метров и упал, все-таки трехгранные охотничьи наконечники Вараса — вещ!

Не желая рисковать остальным потомством, свиноматка весьма резво скакнула в нашу сторону и развернулась боком, обнажив из-под подобия пятака немалые клыки.

— Не спеши, — придержала меня за руку Дарина, когда я потянулся к чехлу с дробовиком, — она уйдет, будет спасать других.

И действительно, дождавшись, когда все поросята скрылись в кустарнике, 'мамаша', несмотря на свою массу, очень быстро побежала за ними, оставив после себя просеку в кустарнике.

Чтобы не привлекать внимание хищников, работал ножом очень быстро. Частично сняв шкуру сразу отсек топориком ребра, затем вырезал мякоть везде где можно, а потом, завернув все что осталось, а осталось немало, обратно в шкуру, побежал к берегу болота, потом вдоль него и только через полчаса нормального такого спринта, сбросил свою ношу в болото.

Приятного аппетита, — сказал вслух, пару минут отдышался и потрусил обратно.

— Хорошо, что ветер поднялся, — Дарина уже развела огонь и как можно тоньше нарезала мясо, — навялим по-горячему, да по-ветру, так долго не пропадет.

Нарубил жердей, да веток тонких, поставил над костром а-ля вигвам, а на ветки нанизал то, что заготовила Дарина, просолив и засыпав трофейными специями, коих оказалось в избытке, правда, специфические на запах, ну да я уже привык к этим икербским травам. Теперь только поддерживай огонь, да смотри, чтобы пламя не 'облизывало' мясо. Лопатка да пара добрых кусков мякоти в котелке закипают, еще немного и можно остатки крупы закинуть, ужин у нас будет просто царский!

Волоча за собой лодку с нашим скарбом меж кочек по льду, мы с Дариной пробирались по старым гатям. Я периодически останавливался, прислушивался к болоту, к звукам со стороны берега Чистого озера и к своим ощущениям, на предмет опасности. Ничего, кроме звуков болотного зверья в сумерках и тумане, ползущим от границы еще неостывших вод проток и уже почти покрывшимся льдом Чистым озером. Тащить за собой лодку было не легко, Дарина насупившись пыхтела, то и дело сдувая выбившийся из-под шапки рыжий локон, а я что-то затянул 'бурлацкую', шепотом естественно:

— Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт! Подёрнем, подёрнем, Да ухнем!'.

— Ты чего? — Дарина остановилась и с удивлением посмотрела на меня.

— Это старая песня бурлаков из моего мира, — я тоже остановился, не помешает пару минут отдохнуть.

— Бур-ла-ков? — по слогам повторила она незнакомое слово.

— Обязательно восполню этот пробел в рассказах о моем мире... Устала?

— Да.

От нас обоих вверх поднимался пар.

— Вон уже островок с сухим деревом, а за ним и полынья видна. Совсем немного осталось.

— Хорошо, что ты во тьме зряч.

— Хорошо, что тот обряд прошел удачно.

— Где же тетушка? — с грустью, тихо сказала Дарина и присела на гати.

— Думаю, что она, когда приплывала к нам рассказать про сны, рассказала не все.

— Почему?

— Наверное, посчитала, что так будет лучше всем.

— Разве батюшке лучше? — всхлипнула Дарина.

Я присел рядом, обнял ее, а она положила мне голову на плечо.

— Сейчас Варас в доме Предков, смотрит на нас оттуда, — я кивнул на громадный розовый серп новолуния над нашими головами.

— Еще нет, — Дарина вытерла глаза рукавом кафтана, — пройдет четыре раза по десять дней и тогда предки примут его, а пока он в Дороге к ним.

'Надо же, как интересно' — подумал я, отметив, что и в этом мире сорок дней тоже некая сакральная цифра.

— Тогда не стоит отвлекать его от Дороги своей скорбью.

— Да, — Дарина решительно встала, — потащили дальше!

Сухой камыш предательски зашуршал, когда мы пристали к берегу недалеко от протоки у нашей заимки. Я присев в лодке, осмотрелся поверх него — у моста через протоку никого и вообще, в обозримой видимости никого, однако что-то не дает быть уверенным в безопасности. Корен приказал снять засаду, поняв, что мы сбежали в гиблый лес через болота? Нет, все же есть тут кто-то...

— Сиди тут, все равно в темноте ничего не сможешь, — сказал я, натягивая тетиву арбалета и вложив в него болт добавил, — вот, доспехи иноземцев пробивает. Если что уплывай, прячься в тайнике Чернавы и жди меня там.

Дарина была явно недовольна таким моим заявлением, но аргументов против не было и она, молча кивнула, а я, приготовив к стрельбе второй арбалет, шагнул в камыш.

Похоже, Варас на пути к предкам, как-то поспособствовал в небесной канцелярии — небо стало затягивать тучами, закрывая луну, а с неба срывалась 'крупа' первого снега. Прежде чем пресечь мост, некоторое время я 'сканировал' территорию и никак не мог понять, откуда исходит опасность. Ладно, как говорится — лучше ужасный конец, чем ужас без конца и, шагнул на мост.

То, что в нашем доме побывали гости, сразу стало понятно — и дверь, поскрипывая, раскачивается на ветру, и вещи валяются на земле у распахнутых окон. Стараясь не шуметь, я сместился к лесу, чтобы обойти дом, там тропа к колодцу ведет... Силуэт! Женский силуэт, показался из-за угла дома, но не стоит мне радоваться, это точно не Чернава, хотя явно ее 'коллега'. Характерные одежды с кучей всяких колдовских побрякушек, разглядел и пояс с подобием местных рун, и татуировка на лице, к слову не таком уж и приятном, скорее даже неприятном и сморщенном как сухофрукты. Расстояние до нее метров десять, стоит, то ли подвывает, то ли поет, раскачиваясь. Слова непонятные — колдовской фольклор, мать его! Руку вперед выставила с татуировкой на ладони, в другой руке блеснул короткий и тонкий клинок...

Глава тринадцатая.

Арбалетный болт пробил грудь ведьмы и она, охнув, завалилась на землю.

— Это проходили уже, — сплюнув на землю, прошептал я и сначала замер, а затем, снова натянув тетиву, уложил на место болт, отступил в лес и присел на колено.

Было явное ощущение присутствия и опасности. Вскорости и подтверждение моим опасением вышло из сарая-дровяника, точнее вышли, двое, один — как ни странно харт, здоровенный детина под два с половиной метра ростом, второй — человек и, похоже, опытный наемник. Он шел позади харта, ноги чуть согнуты в коленях, словно пружина готовый сигануть в сторону или парировать удар, в руках два коротких меча — опасный противник, очень опасный.

— Адита... Адита, — шептал харт и, всматриваясь в темноту, двигался вперед, шаря переел собой рукой, пока не ткнулся ногой в труп ведьмы, — она мертва!

— Он где-то здесь, — прошептал наемник, но я его услышал, прицелился и выстрелил.

Срыв тетивы, удар, хруст плоти вспарываемой трехгранным наконечником охотничьего болта и безумный крик среди деревьев, пустой заимки, спящего холодного болота и безмолвного ночного неба затянутого тучами. Дылда метнулся назад, наступив на товарища, а я, торопясь, снова взвел тетиву и, через пару секунд досталось меж лопаток и харту. Вот и все... снова приготовив к стрельбе арбалет, я постоял немного слушая стоны и хрипы, которые вскоре затихли и я без опасения пошел в дом.

К Дарине, волнение которой я тоже почувствовал, вернулся с двумя полными бурдюками колодезной воды и охапкой теплой одежды, что забрал из дома.

— Там колдунья была, — я опустил свою ношу в лодку и потом забрался в нее сам, — и двое наемников, один из них харт.

— Харт?

— Да, я тоже удивился.

— К тетушке?

— Поплыли, — кивнул я и оттолкнулся веслом от берега.

Греб не спеша, внимательно посматривая поверх травы и кустарника справа, не забывая, что слева, где в некоторых местах полынья достаточно близко проходит у островков и болотных кочек, уже достаточно крепкий лед, способный выдержать гиену... ну вот, помянул в ночи. Пара желто-красных огоньков блеснули недалеко, но мы им, наверное, не интересны — я разглядел несчастного сохатого, который, когда еще трясина была не такой мерзлой, увяз там несколько дней назад. Он еще жив, но абсолютно без сил и как избавление примет смерть.

Примерно в паре километров до заимки Чернавы я резко ткнул в ил весло, остановив лодку.

— Что? — насторожилась Дарина.

— Не знаю, похоже, показалось.

Мы постояли некоторое время, прислушиваясь к ночи, к шуму ветра в кронах облетевших деревьев на берегу, снежная 'крупа' усилилась, образуя на воде шугу. Не обнаружив опасности, поплыли дальше, грести становилось тяжелее, словно в киселе.

На заимке Чернавы горели огни, отчетливо доносились голоса, к деревянным сваям мостков был привязан факел, освещавший три лодки, а также приличный участок озера. Из трубы дома поднимался дым, в окнах горел тусклый свет лампад, во дворе несколько человек, повозка, лошади... на двух из них блеснул металл брони.

— Что же теперь? — выглядывая из-за борта лодки, спросила Дарина.

Мы, как только я увидел на заимке свет и людей сразу остановились и прижались левее, скрывшись за одним из нескольких островков заросших травой и камышом.

— Да, многовато их... наемники, иноземцы — полный набор неприятностей, что б их! — с досадой прошептал я, пытаясь простроить в голове наше с Дариной будущее, хотя бы на ближайшие сутки.

Дальше просто бессмысленно что-то загадывать, на меня, судя по всему, объявлена охота. Ладно, иноземцы, я им повод дал для мести, но наемники... будь то княжья воля, были бы дружинники, а тут не менее десятка откровенных головорезов, за минусом еще двух в компании со старой ведьмой. Недалеко от нас, справа, затрещали кусты, а через некоторое время, у воды показался коренастый детина. Он чуть наклонился вперед, огляделся по сторонам, рассупонился и стал журчать в озеро...

— Ай! — неожиданно и громко вскрикнула Дарина.

Я повернулся к ней и сам инстинктивно шарахнувшись и порядком испугавшись, чуть не выпал из лодки... буквально в паре метров, на соседнем островке, обнажив немалые клыки скалились две гиены. Эти твари, вероятно сообразив, что их застрявшая и вмерзшая в трясину добыча уже никуда не денется, решили поохотиться на нас.

— Там кто-то есть! На озере кто-то есть! — заорал наемник, быстро натянув штаны, — я не вижу, пусть кто-то из иноземцев скорее сюда идет!

Дарина быстро пришла в себя и вскинула лежащий наготове арбалет. Мы выстрелили с ней одновременно, Дарина всадила болт аккурат меж глаз твари, прочим именно их она и испугалась, так как вряд ли могла разглядеть что-то еще, я же отстрелялся во вторую гиену. Та тварь, в которую попала Дарина свалилась там где стояла, вторая же, зарычав, длинными прыжками понеслась по кочкам и островкам.

— Они на озере! — прокричали с берега, где к наемнику присоединились еще двое, а двое иноземцев стояли на мостках, один показывал в нашу сторону рукой, а второй что-то говорил подбегающим наемникам и кивал на лодки.

Налег на весло так, что казалось, оно вот-вот треснет. Началась погоня, за нами три лодки и по берегу пятеро всадников. Так не уйдем — подумал я и направил лодку к ледяной кромке, в болота... плыли так несколько минут.

— Надевай ранец, готовься прыгать, колчан не забудь! — прикрикнул я, когда увидел впереди спасительные старые гати, — Прыгай!

Лодка ткнулась в поросшие мхом гати, Дарина выпрыгнула, на хрустнувшие даже под ее легким весом старые доски.

— Держи, — подал я ей бурдюки с водой, закинул себе на спину свой ранец и баул с притороченной к нему скруткой, тоже выбрался из лодки, развернулся, хапнул арбалет и схватив за руку Дарину рванул вперед, к темнеющему за болотом лесу...

Преследователи немного отстали, не решаясь плыть к гиблому лесу, дав нам небольшую фору, которой мы воспользовались, и как только оказались ногами на твердой земле, что есть сил побежали в чащу.

* * *

— Что там? — наместник Стак поднялся из-за стола.

— Узнай, живо! — приказал Корен стоявшему в дверях наемнику, что исходил на слюну глядя на ужин хозяина и иноземца.

— Двое, на озере, похоже те, кого мы ищем, — подбежал наемник к Корену и Стаку когда они уже направлялись к мосткам.

— Старуха Адита не ошиблась, верно след указала, — самодовольно сказал Корен Стаку.

Наместник Стак быстро распорядился организовать погоню, один императорский воин в сопровождении наемников поскакал вдоль берега, а от мостков уплыли две лодки, по четыре человека в каждой. В третью лодку уселись Корен с наместником и Бэлк, который отвязав лодку, взялся за весло. Преследование по озеру и болотам длилось недолго, как только достигли старой гати, наемники ведомые двумя имперскими воинами побежали следом за беглецами, а Корен Стак и Бэлк неспешно пошли следом.

Из сухих зарослей наперерез преследователям, неожиданно высочила огромная серая тень, успев одному наемнику вспороть когтями шею, а второго схватив клыкастой пастью за голову и раздавив ее, отшвырнуть на остальных и опять смыться в зарослях. Все застыли в ужасе...

— Всем остановиться! — выкрикнул Корен, он наблюдал скоротечную расправу со значительного расстояния в свете нескольких факелов, но животный страх сковал движения, и он только и смог, что приказать срывающимся на фальцет голосом.

— Что это было? — Стак, с мечом в руках и в боевой стойке, крутился на месте и всматривался в окружавший лес.

— Нам надо немедленно возвращаться, — в голосе Корена звучали панические нотки, — этот дикий зверь хозяин этих мест, думаю, что беглецы обречены... и мы, если не уберемся отсюда.

— Зверь не один, — Стак указал рукой в темноту, — еще двое, там.

— Все назад! К лодкам! — выкрикнул Корен, бесцеремонно схватил наместника за руку в кольчужной перчатке и потянул за собой, — скорее же наместник!

До лодок добежали не все. Только две лодки быстро отдалялись от болот, а со стороны леса доносился звериный рык и разноголосая истерика ужаса, которая, впрочем быстро стихла. Преследователи в ужасе ретировались...

* * *

— Тут! Падай, — потянул я за рукав Дрину, когда увидел подходящий овражек.

Без сил мы скатились по сухим листьям, покрытым тонким слоем снега. Я скинул с себя всю ношу, с трудом взвел тетиву арбалета и высунулся поверх оврага.

— Странно, — прошептал я, продолжая тяжело дышать, — не вижу погони.

— Мне вроде крики слышались, — Дарина сидела на бауле, ее волосы рассыплись по плечам изо рта с каждым выдохом вырывались плотные клубы пара.

— Я тоже что-то слышал... А шапка твоя где?

— Обронила.

— Обронила, — я передразнил ее и напялил ей на голову свою шапку, — немного посидим и бежим дальше.

— Дальше страшно, — моя шапка была ей велика, отчего вид у Дарины был как у того Гавроша, я хотел было улыбнуться, но по спине холодком пробежали мурашки, я почувствовал...

— Они здесь, — только и успел сказать я, как из темноты леса приземлился на край обрыва мощными лапами здоровенный болотный кот и шумно втянул ноздрями воздух.

Его морда была перемазана в крови, на паре огромных клыков, что делали его отдаленно похожим на саблезубого тигра с картинок, прилипли куски плоти.

— О-о-й, — прошептала Дарина, втянула голову в плечи и зажмурилась.

— Не вздумай бояться! — громко сказал я, а потом развернулся к коту и добавил, — и где мы ходим?

Это был тот самый кот, с которым я пытался подружиться всю осень, что в принципе получилось.

— А где твой друг? — я встал между котом и Дариной.

На край оврага медленно вышли еще две особи.

— А, так это твоя семья?

Кот медленно спустился в овраг, подошел ко мне, обнюхал лицо и сдержанно один раз потерся о плечо, а потом скалясь зарычал на Дарину, что так и сидела не шевелясь и зажмурившись на бауле.

— Это моя женщина! Это не добыча, — сказал я и попытался тоже самое передать мысленно и сработало!

Котенок, если так можно назвать особь в холке чуть больше метра, резво спрыгнул вниз и, чуть припадая на передние лапы, стал обнюхивать Дарину.

— Погладь его, — тихо сказал я, присел с ней рядом и положил руку на голову котенка.

Если с двумя котами я был знаком, то третью кошку, это была самка, я видел впервые. Она так и стояла на краю оврага и изучала, по большей части меня, я это чувствовал. Кошка не сводила с меня огромных желтых глаз, нюхала воздух, чуть вытянув голову в н ашу с Дариной сторону, кончики усов подрагивали. Что-то там себе решив, она легла там где стояла и зевнула, хорошо так, продемонстрировав весь 'хирургический набор для трепанации'. А котенку Дарина понравилась, он лег вдоль баула, подставив шею поглаживаниям и шумно урчал.

— Вот и слава Богу, — с облегчением выдохнул я, встал и вылез на край оврага, чтобы посмотреть в сторону болота.

Лес плотный и что-то разглядеть в нем, даже с моими возможностями ночного зрения, пустое занятие, да и от болота, судя по всему, мы прилично отдалились.

— Ну, ужин я смотрю, у вас удался, — я снова спустился на дно оврага, развязал баул и вытряхнул на землю кафтаны и одеяла, — а мы с вашего позволения отдохнем.

Не знаю, то ли волей Богов, то ли все-таки благодаря обряду единения, но эти монстры болот восприняли нас частью своей стаи, точнее позволили нам таковыми стать. У меня же состояние было сравни отжатой тряпки, гудели руки от работы на весле, ноги от марафонского забега по пересеченной местности словно ватой набиты и в ушах шумит до головной боли. Единственное, на что хватило сил, так это напиться воды, подготовить спальное место на дне оврага, где я нагреб побольше листьев и застелил их кафтанами. Засыпая и ощущая на щеке дыхание Дарины, которая уснула моментально, лишь приняв горизонтальное положение и поняв, что опасности нет, я только мысленно попросил 'отца кошачьего семейства' нас охранять и наконец-то закрыл глаза.

Глава четырнадцатая.

Проснулся оттого, что на лицо падали и таяли снежинки. Уже не та колючая 'крупа', что была вчера вечером и ночью, а нормальный такой снег — мягкими хлопьями. Ветра совсем не было и, открыв глаза, первое, что я увидел, это стена снега. Надо уходить — подумал я и понял, что это не моя мысль, это мне подсказала большая серая кошка, которая так и не сдвинулась с места на краю оврага. Осторожно освободившись от объятий спящей Дарины, я выбрался из-под суконного одеяла и побрел, скрипя снегом в сторону плотного кустарника в десятке метров.

— Что, и даже чаю не попьем? — вернувшись, я осторожно присел рядом с кошкой.

Та, снова вытянув голову, беззвучно оскалилась, чуть обнажив клыки, а потом посмотрела в сторону болот. Только сейчас до меня дошло, что кота с нами нет. 'Малой', так я обозвал котенка, нежился рядом с Дариной, он уже не спал, но сходить с места не спешил, лишь глазами следил за мной и постоянно ворочал ушами как локаторами, прислушиваясь к лесу.

— Ну, раз главный 'барсик' на охоте, я все же согрею чаю.

Спустя полчаса проснулась Дарина, некоторое время хлопала ресницами, соображая, где она и вспоминая вчерашний день.

— А где третий? — спросила она, присев рядом и принимая от меня медную кружку и кусок черствой лепешки.

— Вероятно, пошел еды добыть.

Тут Малой, который так и не вылез из-под кафтана, которым его во сне накрыла Дарина, поднял голову, его сосредоточенный взгляд устремился поверх оврага и в сторону болота, а спустя пару минут, появился и отец семейства с тушей гиены в пасти. Хорошо, что мы успели позавтракать — такое началось...

— Куда теперь? — спросила Дарина, когда мы собрали вещи и навьючились.

— Они, — кивнул я на сидящих рядком кошаков, — настаивают, что нам надо идти на север.

— Там же гиблые места кругом.

— Что ты знаешь о них?

— Ну... эм... Нелюди оттуда приходят каждую зиму и набеги на окраинные заимки княжества совершают.

— Вот, значит не такие уж и гиблые места, а в княжество нам возвращаться... уж лучше сразу в Городище да Хранителям сдаться.

— Тогда чего сидеть, пойдем дальше в лес, снег начинается, как раз следы наши скроет.

— Верно, снег нам в помощники, а те что нас ночью гоняли, белым днем могут и сунуться на наши поиски.

С нами рядом шел только Малой, кот и кошка ушли вперед на сотню шагов, иногда кто-то из них мелькал меж деревьев и потом снова растворялся в чаще. А Малому Дарина понравилась, уж не знаю, мои ли способности подействовали, или он просто не чувствует от нас опасности. Идет на пару шагов впереди, то следы оставленные родителями нюхает, широко раздувая ноздри и фыркая, то останавливается и, навострив уши, всматривается в чащу.

Шли весь день, коты, словно знали, куда нас ведут. Пару раз мы останавливались на привал и было интересно наблюдать, как Малой сразу занимал место рядом с Дариной, ляжет на снег и глаз с нее не сводит, то ли так проникся, то ли... нет, это вряд ли, на тушу гиены он по-другому смотрел. Больше всего меня напрягала кошка, хоть явной агрессии не проявляла, будто терпела нас, да и мои попытки 'поговорить' игнорировала, однако, так сказать охранные функции выполняла — на привале удалялась метров на пятьдесят и сначала нарезала пару кругов, обнюхивая все и оставляя метки, а потом вернется и сидит как истукан — бдит.

А лес, чем дальше от болота, тем более странный, хвойника нет, в основном лиственные деревья, многие из них заплетены колючей лианой, да плотного кустарника много, под два метра в высоту. К стати снег, что валил весь день крупными хлопьями, таял. Вроде и минус чувствуется, но снег падая как-то сразу становился липким.

— Ерунда какая-то, — сказал я вслух, присел, разгреб снег и палую листву и положил руку на землю красного оттенка.

— Ты чего? — Дарина остановилась рядом.

— Теплая... Земля теплая.

— Верно, — согласилась Дарина, когда положила свою ладонь рядом с моей, — это что же?

— Никто в эти земли из Трехречья не ходил, говоришь?

— А чего ходить, места ведь гиблые и Предками нашими прокляты.

— Ну-ну, — я хмыкнул и кивнул на небольшой пригорок, поросший высоким кустарником, — на ночлег там остановимся.

На пригорке я снова расчистил мокрый снег и листву, и тут земля с большим содержанием глины отдавала немного тепла.

Малому в этот раз не повезло — мамаша пару раз тихо, но настойчиво рыкнув, увела его в чащу, с нами остался только кот, он некоторое время наблюдал, как мы возимся у разведенного костра, а потом подошел ко мне и ткнулся головой мне в плечо.

— Что?

— ...

Кот мне своими эмоциями явно намекал на то, чтобы я к чему-то приготовился...

— Что ты хочешь мне сказать? — я запустил руку в плотную шерсть на шее зверюги, — Не пойму я тебя. Это опасно?

Кот, словно поняв вопрос, тряхнул головой, как это делают собаки или кошки, когда их беспокоят уши.

— Не опасно значит... а что тогда?

Кот не ответил, а лишь еще раз боднул меня головой, обошел Дарину, позволив ей себя погладить и в несколько прыжков так же скрылся в чаще.

— Ты вот что, занимайся ужином, а я пока оружие проверю.

— Почему они ушли? — в голосе Дарины прозвучали нотки беспокойства.

— Я не знаю, но если я правильно его понял, то нет опасности.

— А что тогда?

В ответ я лишь вздохнул, пожал плечами и, отвязав от баула оба арбалета, приставил их небольшому камню, торчащему из земли и рядом положил подсумок с дюжиной болтов.

Ответ на оставленную нашими провожатыми загадку пришел заполночь, когда Дарина уже уснула, а я, усевшись рядом с рдеющими углями и накинув на плечи трофейный кафтан, смотрел по сторонам, вглядываясь в темноту непонятного леса растущего из теплой земли. Ощущение знакомое — присутствие зверя, то есть болотного кота, но очень уж 'яркое', до жжения в солнечном сплетении. Я напряг зрение, чтобы разглядеть все на полста метров кругом... и увидел! Пять, шесть, девять, двенадцать... Двенадцать зверюг приближались к нам. Страха не было, только какое-то перенапряжение что ли, эмоции клокотали внутри не находя выхода...

— Здрас-сьти, — только и выдавил я тихо и как в прошлый раз, беспокоясь за Дарину, спустился и встал между ней и стаей незнакомых котов. Лишь бы Дарина не проснулась прямо сейчас, испугается же, увидев двенадцать пар огромных желтых глаз в темноте леса. Они тоже остановились, легли, а один, вроде не самый большой, но явно вожак направился ко мне.

Кот остановился, его нос, чуть ли не касался моего лба, обдавая горячим воздухом и не очень приятным душком недавней трапезы. 'Леска' усов несколько раз дрогнув, кольнула мне щеку. Я только сейчас разглядел, что один из двух свисающих с верхней челюсти клыков обломан. Не заросшие шерстю несколько шрамов на морде, свидетельствующих, что свое место в стае он заслужил не только грозным рыком.

— Тебе передали, что я нуждаюсь в помощи? — я осторожно положил ему руку на шею.

Вместо ответа, кот обошел меня, сел слева и мордой к своей стае.

— Понятно, только я не один.

Вожак поднялся и направился к пригорку...

'Она со мной, не пугай' — мысленно я попросил вожака, а тот, остановившись за полметра от спящей Дарины, вытянув голову, обнюхал ее и вернулся ко мне. Вся остальная стая рассредоточилась вокруг пригорка, все выглядело так, будто они получили приказ — 'Занять периметр, взять под охрану'

Спал чутко, и разу просыпался на любое шевеление Дарины, очень уж переживал за то, что проснувшись и обнаружив вокруг нашей стоянки стаю лохматых мясорубок, ей мягко говоря, поплохеет, это в лучшем случае...

* * *

Заимка Чернавы.

— Значит, вы не уверенны, то этот, как его... — наместник Стак смотрел сквозь толстое и неровное стекло маленького окошка, сидя за столом в покинутом колдуньей доме.

— Никитин, — Корен отвлекся от изучения старых пергаментов с колдовскими рунами, что были обнаружены при обыске.

— Да, — кивнул наместник, — вы не уверены, что Никитин сгинул в том лесу, за болотом?

— Не уверен! Бережет его что-то, наверняка не обошлось без колдовства, — Корен потряс пергаментами и бросил их на стол, — не зря, не зря ведь два столетия наш орден так участливо контролировал все это мракобесие! А потом что?

— Что?

— Не стало ордена, и ведь немного времени прошло, но большинство колдунов, что были у нас под присмотром, уехали из своих домов и заимок, как например хозяйка этого дома.

— Орден будет восстановлен, он нужен здесь, так решила императрица... Хорошо, — наместник встал и начал прохаживаться вдоль стены с очагом, косясь на колдовские атрибуты на низком столике, — я пошлю гонца в крепость и через неделю, у нас будет возможность прочесать лес за болотами.

— Должно быть, и лед уж замерзнет, только тут другая напасть будет — Нелюди.

Наместник Стак поднял брови в недоумении, отчего его черные глаза и белые зрачки увечились.

— Ну я же рассказывал вам! Люди-звери, они каждую зиму приходят, совершают набеги на северные многодворца, из-за этого и прибывает каждую зиму временный гарнизон.

— Хорошо, дождемся помощи из крепости, а затем выступаем на поиски.

— Нужно, нужно найти, либо его труп, либо его самого, — закивал Корен, — иначе он такого тут, в Трехречье, может вытворить... Да и слишком много нужного содержится в его голове.

* * *

Глава пятнадцатая.

— Мне приснилось, что к нам пришли другие коты, много, — проснувшись, сказала Дарина и улыбнулась.

Я не спал с того момента, как только рассвело, лежал и смотрел на Дарину, на ее спокойное, красивое и умиротворенное лицо. Веки иногда подрагивали, когда ее ресниц касалось дуновение легкого ветра. Один раз она даже чуть улыбнулась во сне, наверное, приснилось что-то хорошее.

— Коты действительно пришли, — погладил я ее по щеке, — не испугаешься?

— Нет, — решительно ответила она, села, накинув на плечи кафтан, и стала озираться по сторонам, — огромные какие!

— Да, матерые... эта стая живет на территории на которую мы направляемся.

— Разведешь огонь? — спросила Дарина, приводя в порядок волосы и не сводя глаз с вожака, который развалился в нескольких метрах от нас и сейчас тоже изучал ее, приоткрыв пасть демонстрируя обломок клыка.

— Хорошо, — я тоже поднялся и стал ломать хворост для костра.

Поведение наших новых охранников мне показалось даже забавным, они, по одному подходили к пригорку и по несколько минут стояли, разглядывая больше Дарину и принюхиваясь к ней и, если кто-то из них задерживался больше чем положено, по мнению вожака, то он коротко утробно рычал — хватит мол, глазеть.

Позавтракали и прежде чем отправились в путь, я решил немного поэкспериментировать — соорудил из веревок и двух баулов конструкцию, которую пристроил на спину одного из котов. Судя по передавшимся мне эмоциям, тому эта затея не очень понравилась, но скидывать ношу со спины он не стал. На всякий случай, я еще перехватил веревкой баулы под пузом кота, и мы пошли на север почти налегке, лишь с ранцами за спиной. На переходе сделали пару коротких привалов, и самим перекусить, да коты весьма умело проредили выскочившее на нас стадо диких коз, обеспечив себя пропитанием.

Когда солнце уже устремилось к закату и по моим прикидкам мы протопали не менее двадцати километров звериными тропами, лес вдруг резко закончился. Нашему взору открылась узкая долина, с изгибающейся по ее дну блестящей лентой речкой. В ширину долина не более двух километров, а в длину, в длину не видно, так как долина уходила за один из невысоких холмов с редкими низкими и корявыми деревцами. Кое-где от холмов поднимался пар... или дым? Непонятно пока.

— Дотемна надо дойти вон до того холма, там и заночуем, а утром осмотрим местность, мне тут нравится, и речка близко и наверняка охота здесь будет удачной.

Дарина молча кивнула.

— Устала?

— Нет! — гордо приподняв подбородок, соврала она.

— Пойдем-ка, — я взял ее за руку и подвел к вожаку.

Матерый зверюга принял мою задумку, судя по исходящим от него эмоциям, с некой долей любопытства. Я, положив ему руку на холку, что была на уровне моего плеча, попросил лечь и он выполнил мою просьбу.

— Садись, — кивнул я на широкую, серо-рыжую лохматую спину.

— Как на лошадь? — Дарина широко распахнула ресницы.

— Как на кота...

— А держаться за что? — перекинув через спину зверя ногу, Дарина осторожно опустилась на него.

Кот дернулся, но я продолжал держать руку у него на холке и аккуратно придавил.

— Держись за шерсть.

Те коты, которые не были заняты на охране периметра, с интересом наблюдали за происходящим, не знаю, умеют ли эти звери удивляться, но те эмоции, что я уловил от них кроме как удивлением и не назовешь. Я присел рядом с головой вожака, погладил его меж ушей и попросил — 'просто иди рядом со мной'. Кот поднялся, Дарина, чтобы не потерять равновесие и удержаться схватилась за колтун свалявшейся шерсти, чем причинила зверю, мягко говоря, неудобства.

— Ой! — Дарина отпустила колтун когда кот сдавленно зарычал и повернул голову к ней, при этом выразительно так оскалившись, — прости... прости меня.

Похоже, кот извинениями был удовлетворен, сделал пару шагов и посмотрел на меня.

— Ну, тогда пошли дальше, — я довольно кивнул и пошел вперед по чуть заметной на палой листве тропе.

Да, снега на земле мы не наблюдем уже с полудня, и земля стала много теплее, кое-где заметна пробивающаяся молодая и свежая поросль травы, а на тех корявых деревцах, что растут по склонам невысоких холмов вдоль долины, видна и вполне себе зеленая листва.

'Аномалия какая-то' — подумал я, глядя на все эти неправильные явления в самом начале зимы.

— Так далеко, в гиблые земли, никто не ходил из Трехречья, — сказала Дарина, она уже немного освоилась и не так сосредоточенно и цепко держалась за шерсть на спине кота.

— Значит мы первопроходцы, — ответил я, прервав тихую матерную тираду, что была в адрес расползающейся под моими ногами глины вдоль речки.

В конце концов, я остановился и, повернувшись к одному из котов, что шел почти у берега, мысленно подозвал его к себе. Повторил процедуру посадки, молодой и крепкий кот с интересом участвовал в процессе, даже немного вырвался вперед, когда мы начали движение, но остановился, услышав недовольный рык вожака.

— Тогда веди ты, — сказал я вслух.

Вожак обогнал нас, а Дарина повернулась и состроила мне рожицу... Матриархатом попахивает, надо будет потом 'транспортом' поменяться, ибо нечего мне тут!

Холма достигли уже в сумерках, а долина уходила дальше к горизонту, где небосвод подпирали заснеженные вершины высоких гор. Дымов становилось больше, а слабый ветер иногда доносил неприятный и едкий запах, вроде что-то знакомое, но никак не мог сообразить что. Земля, мало того продолжала быть теплой, но иногда я улавливал теплые колыхания воздуха поднимающиеся вверх.

Вообще, ощущения от поездки верхом на огромном диком звере очень необычные и интересные. Понимать огромных лохматых зверюг, приказывать им, улавливать их эмоции становилось легче с каждым проведенным рядом с ними днем. Эти саблезубые кошки-переростки воспринимали меня вероятно как данность, что есть вот некий двуногий, имеющий над ними некую власть... не знаю, может и так, во всяком случае, другого объяснения колдовскому эффекту я не видел и не мог придумать и объяснить сам себе. С другой стороны и я, стал проникаться к ним не только уважением как к силе и защите в этих диких местах, они мне попросту начинали нравиться — у них каждого были свои эмоции, характеры, даже по мордам их начал различать. Промелькнула мысль и я запустил руку под кафтан, меховой жилет и рубаху, где нащупал на груди шнурок с талисманом из зуба их сородича, мною же и убиенного. Стало немного не по себе, стыдно что ли...

— Слезай, Маугли, — погладил я Дарину по щеке и улыбнулся.

К моменту, когда прибыли на место, и я мысленно сформулировал команду остановиться, Дарина, обхватив руками и ногами спину зверя, спала. Я еще полтора часа назад наблюдал как она постепенно придавливаемая ранцем, сникла и распласталась по спине зверя — укачало.

— Устала и уснула, — протирая глаза, ответила она, — постой, а как ты меня назвал?

— Маугли, — я рассмеялся, на что вожак чуть прижал уши и, наклонив голову набок, посмотрел на меня, — я тебе обязательно расскажу как-нибудь эту историю.

Надо будет умолчать, что в переводе, по мнению Киплинга означает это имя, а то еще подумает, что я ее жабой назвал... Женская логика, она непредсказуема, непонятна и выводы порой прилетают неотвратимым чугунным домкратом.

Уже после ужина, когда Дарина уснула, я присел рядом с вожаком на баул.

— Ну что, лохматый, посты проверил? — в шутку я тихо спросил зверя.

В ответ тот лишь зевнул, а потом фыркнул, когда ветер снова донес этот неприятный запах. Точно! Пахнет сероводородом и горелой серой — 'очаровательный букет'.

— 'Земля Санникова' какая-то, — хмыкнул я, извлек из кармашка на поясе тощий кисет, — и табака всего ничего осталось.

Набил трубку лишь наполовину и, с наслаждением выпустив в небо дым первой затяжки, посмотрел на соседний склон.

— Ох! И чего мышей не ловим? — я бесцеремонно толкнул вожака в бок и показал рукой на несколько теней на склоне.

Пятеро или шестеро, разглядеть не получается, далеко, метров двести... медведи что ли? Стаей ходят? Четыре кота во главе с вожаком уже беззвучно скрылись за кустарником, а я разбудил Дарину:

— Просыпайся, у нас гости.

— Иноземцы? — Дарина тряхнула головой, сгоняя дрему, скинула с себя кафтан и потянулась к своему колчану.

— Не знаю, не разглядел толком, но больше на зверя какого-то смахивали. Коты ушли проверить...

И вернулись ни с чем. Точнее вернулся только вожак, еще один кот медленно шел по склону холма, двух других не видно, наверное, пошли на обход территории. Вожак фыркая сел у потухшего кострища, похоже, хватанул едкого дыма.

— И кто там был?

Вожак зевнул, лизнул шерсть на своей груди, пытаясь освободиться от репейника и, ничего не ответил, в смысле не передал никаких эмоций.

— Должно быть другой дикий зверь, учуяв котов, быстро ушел, — предположила Дарина.

— Странно, что коты их не учуяли, их я увидел.

— Да, чудно, — согласилась Дарина, легла на еще не остывшее место, снова укрылась кафтаном с головой, а потом приподняла его край, — ложись спать Никитин.

— Да, — согласился я, забрался под кафтан, бросил в ноги еще один и обнял Дарину.

— Скажи, — прошептала Дарина, — Мы завтра опять будем идти?

— Или ехать.

— А куда?

— У изгнанников, за которыми вдобавок объявили охоту, не велик выбор. Надо схорониться, найти укромное место, где есть ручей, поживем пока там, приведем мысли в порядок.

— Это как, мысли в порядок?

— Надо решить, как поступить дальше.

— Надо, — уже сонным голосом ответила Дарина, ее пальцы, что держали мою ладонь, слабели.

Засопела Дарина быстро, да и я, недолго гонял мысли о том, кто мог бродить на склоне холма, о том, что делать дальше и тоже уснул, как только перестал пялиться на гигантский серп луны в небе и сомкнул глаза.

Глава шестнадцатая.

Несмотря на пасмурную погоду и хмурое небо, погода в долине была отличная, а точнее микроклимат. Тепло поднимающееся от земли делало свое дело, единственная неприятность — запах. Запах серы и тухлых яиц. Стало жарко и пришлось менять одежду, исключив кафтаны и шапки. В тех местах, где было меньше глины и больше камней, чувствовалась более высокая температура. По берегу реки стелился густой туман, я видел как один из сопровождающих нас котов зашел в него всего на пару метров и сразу исчез, затем вышел, постоял немного и снова зашел, вероятно, он так развлекался. Слева, там где начинался склон одного из холмов, с редкими деревьями, было много зеленого и сочного папоротника, нормального такого орляка, самого обыкновенного. Да, зелени становилось все больше.

Костер для приготовления завтрака разводить не пришлось. Я наполнил котелок водой и углубил его в кипящую, серую с рыжим оттенком жижу — небольшая булькающая лужа у камней рядом с нашей ночевкой. Коты разбрелись, за исключением вожака и того, на котором ехал я.

— Чудно как, — Дарина, не без удивления наблюдала, как в котелке начинала закипать вода.

— Что чудного?

— Земля тепло дарует... должно быть, великое колдовство это все породило.

— Это все породила природа, — засыпав травяной смеси в котелок, сказал я и улыбнулся, тому, какое озадаченное лицо было у моей амазонки, а потом подумал, что без божьего промысла все-таки тут не обошлось, очень уж необычное, я бы сказал уникальное место.

Похоже, мы шли через кальдеру спящего... ну, или дремлющего вулкана, и тут уж да, стоит молиться всем известным и неизвестным богам, чтобы этот вулкан не проснулся.

— Надо идти к горам.

— Зачем?

— Видишь снежные шапки на вершинах?

— Да.

— Это чистая вода в ручьях, что течет по ущельям тех гор и образует эту реку...

— Далеко, — задумалась Дарина.

— Не очень, еще пару дней пути... верхом на котах. И кстати, сегодня я на вожаке еду.

— Это почему?

— Потому что... Потому что ты должна привыкать к разным характерам зверя.

— Да? — Дарина приподняла 'домиком' бровь и отпила из чуть помятой медной кружки, — ну хорошо.

Разумная все же у меня жена, поняла ведь все, но настаивать и вредничать не стала, да и не то место, время и вообще ситуация для ее самоутверждения в стиле 'кто в доме хозяин'. Дома нет, гиблые и дикие места кругом... Хотя, предпосылок для гибели, ни по ощущениям ни визуально не наблюдалось, да и коты спокойны.

* * *

Ежась от холода, после прогулки 'до ветра' Корен остановился на пороге дома колдуньи. Он внимательно осмотрел озеро, поверхность которого сковал тонкий лед. На мостках стоял иноземный воин, уперев двусторонний боевой топор в доски и облокотившись на длинное топорище. 'Поди замерз' — подумал Корен передернул плечами и хотел было зайти в дом, но наемники у ворот заимки, в которые упиралась лесная дорога что-то засуетились.

— Что там? — повысив голос, спросил Корен.

— Посыльный дружины княжеской, — ответил один из наемников и пренебрежительно сплюнул на снег.

— Открывай, — махнул рукой Корен и поспешил к воротам.

В приоткрытые ворота въехал всадник, вручил Корену опечатанный сверток пергамента, развернул лошадь и поскакал прочь, одарив наемников не менее пренебрежительным взглядом. Разломив смолу княжеской печати, Корен развернул пергамент, прочел его и удовлетворительно кивнув, пошел к дому.

— Какие новости? — наместник Стак отвлекся от завтрака, когда Корен войдя в дом, уселся на лавку у входа и задумался.

— Дозорные прибывающего в скором времени гарнизона сообщили, что гарнизон встанет на перекрестке северного и восточного трактов.

— Гарнизон?

— Я же говорил, это для охраны северных границ княжества от набегов. Когда прибудет подкрепление из крепости с Земель Желтого озера?

— Сегодня, — ответил наместник, задумался ненадолго и добавил, — или завтра.

— Я вчера посылал людей, они отметили путь по уже крепкому льду до гатей.

— Лошади пройдут?

— Не уверен, да и не нужны там лошади, только хищников привлекать.

В ответ наместник согласно кивнул и продолжил завтракать.

* * *

Следующие два дня в пути прошли относительно спокойно, если не считать затянувшейся вчера охоты у котов, на которую они свинтили всей стаей и вернулись часа через три, не меньше. Я тогда даже подумал, что они ушли оттого, что мы достигли границ их территории и что скоро явятся другие коты и что к ним снова придется привыкать. Но охотники вернулись, сытые и довольные, и мы продолжили путь. Еще, было едва уловимое ощущение, что за нами кто-то наблюдает, то ли зверь какой, то ли еще кто, но как я не напрягался, чтобы уловить хоть чуточку информации об этом — бесполезно. Успокаивало то, что от этого ощущения не 'фонило' опасностью.

На ночлег остановились на каменистом склоне, по которому бежал узкий и шумный ручей. Первое, что я сделал, так это зачерпнул воду из ручья ладонью, и сделал пару глотков.

— Чистая какая, — сказал я вслух, — и снегом пахнет.

Солнце уже скрылось за вершинами к западу, но было еще достаточно светло, что бы оглядеться. Густые рощицы у подножия гор, по склонам редкий кустарник и красные камни, несколько ручьев, все та же река, которая стала много уже, температура воздуха, по ощущениям, не ниже десяти тепла. Горы высокие, трехтысячники, не меньше. Под ногами глинистая почва с редкой травой, по берегу реки галька, песок и вылизанные кругляши пористой пемзы разного размера. Отчего-то вспомнился мотив — индейская флейта, барабаны... прерии, если б не горы.

Дарина уже справилась с разведением костра и возилась с ужином, пока я предавался созерцанию окрестностей, точнее она перебирала наши скудные запасы и думала, что же можно приготовить.

— Знаешь, а мне здесь нравится, — присел я у костра и подкинул пару веток хвороста.

— Мне тоже, но опасаюсь я Никитин.

— Чего?

— Того что не знаю этих мест, не знаю чего от них ожидать и еще, — Дарина немного помолчала, а потом спросила, — мы уже пришли?

— Думаю да, — уверенно кивнул я, рассматривая в сумерках рощу на противоположном берегу, — вон там неплохие деревья, не такие кривые, как были по пути сюда. Завтра нарублю жердей, сооружу для начала какой-нибудь навес, потом осмотрю склоны, выясню как тут с дичью.

— Мы никогда не вернемся домой, в Трехречье?

— Вернемся, я тебе обещаю, но как мы это сделаем, еще надо придумать. В любом случае по всей границе чистого озера теперь будут дозоры, и гарнизон поставят до весны.

— Значит, зимуем здесь?

— Да, а весной решим, как поступить.

— Очаг нужен, хоть и ненадолго мы здесь, а все же надо очаг.

— Все будет, руки вроде не из задницы растут, обустроимся.

Дарина не поняла фразы и вопросительно посмотрела сначала на меня, потом на мои руки.

— Ладно, давай котелок, схожу, отмою в реке, — улыбнулся я.

Я опустил котелок в воду и замер. Теплая! Если не сказать горячая, относительно температуры воздуха. Вот это да! Зачерпнул ладонями речную воду и умылся... Зачем? А затем, что помню, чем закончилось мое падение в болото и как реагирует кожа и особенно глаза. Но эта вода была чистой, около тридцати градусов, глаза не щипало, разве что снова присутствовал немного этот запах сероводорода, но совсем чуть-чуть, не так как от тех грязевых гейзеров двумя днями ранее. Захотелось сбросить с себя уже прилипающую одежду и вымыться, что я и предложил Дарине, когда вернулся с отмытым котелком.

— Теплая? — Дарина тоже удивилась.

— Да! Ставь котелок и пошли! — я развязал один из баулов и вытряхнул его содержимое на камни.

Прихватив кое-какую чистую одежду, мы даже побежали к берегу, быстро разделись и зашли в воду. 'Присматривайте там' — подумал я в сторону котов, которые вальяжно разлеглись вокруг нашей стоянки, за исключением вожака и еще двоих, что сейчас бродят где-то, патрулируют вроде как.

Мы нашли небольшое углубление в дне, усыпанном мелкой галькой и где можно было сесть так, что вода закрывала плечи. Рядом, из воды торчал большой круглый камень, на который я облокотился спиной...

— Какая роскошь, — сказал я и еще раз умылся речной водой.

— Роскошь? — Дарина переспросила, не поняв слово.

— Ну, богатство то есть.

— А-а, понятно... — Дарина кивнув согласилась и, перекинув вперед волосы, наклонила голову к воде, — поможешь?

— Конечно!

Действительно роскошь! Горячая 'ванна' под отрытым небом, с которого нам светят звезды и Большая луна. На берегу, горит костер, иногда, в его свете появляются величественные тени лежащих вокруг места нашей стоянки болотных котов, их огромные, желтые глаза как маяки блестят в темноте — звери не сводят с нас глаз. Появился вожак, он лег у самого берега, сначала понюхал воду, затем воздух вокруг и вероятно, сделав для себя какие-то выводы, завалился на бок, только ухо, с короткой кисточкой чуть подрагивая и поворачиваясь, было настороже.

Про ужин мы с Дариной забыли, так как купание и водные процедуры, после многих дней неприятностей и достаточно длительного отсутствия близости, возымели возбуждающий эффект... Непрекращающийся страстный поцелуй, объятия и ласки... мы не заметили как оказались на берегу, на нашей одежде, а спустя час, разгоряченные и выбившиеся из сил, лежали обнявшись и смотрели в звездное небо и было совсем не холодно!

Лишь через некоторое время, когда вожак громко вдохнул воздух и повернул голову в сторону костра, пришлось одеваться. Затем я отправился снова отчищать котелок — от пригоревшего и испорченного ужина. Мы снова подбросили веток хвороста, и довольствуясь лишь травяным чаем еще долго сидели у огня, набросив на плечи один кафтан на двоих, молча смотрели на воду и отражающиеся в ней звезды и луну, улыбались, держали друг друга за руки и каждый из нас думал о чем-то своем, отпустив мысли высоко и далеко в небо...

Глава семнадцатая.

Утром проснулся оттого, что ощутил на себе взгляд и уловил запах крови...

— Спасибо конечно, по твоему мнению 'расчлененка' с утра должна поднять мне настроение? — я поднялся на локте и рассмотрел то, что еще час назад было косулей, вожак сидел напротив, перед его лапами лежала объеденная четверть туши. 'Ну да, ну да, все в стиле этого мира — трупы, кровь, мясо' — вздохнув, подумал я.

Вожак зевнул, облизнулся и пошел к реке, а я все же мысленно поблагодарил его за 'мясо в постель'. Придется отменить осмотр окрестностей и заняться готовкой. Дарина спала, спокойным сном, ее умиротворенное лицо было наполовину скрыто растрепавшимися волосами. Утром все же было прохладно, и я, прикрыв ноги Дарины еще одним кафтаном, достал нож и потащил презент от кошачьего семейства к реке.

В полукилометре, выше по склону, над рощей, испуганно галдя, взметнулась стая птиц. Я снова уловил это ощущение чужого взгляда на себе... Бегом к вещам, ножны за спину, чехол с дробовиком на пояс, взвел тетиву арбалета и тронул Дарину за плечо:

— Просыпайся!

Поняв все по моему виду, она вскочила на ноги, ловким движением утянула шнурком волосы в хвост на затылке, закинула за спину свой колчан и перекинула через голову перевязь.

— Что? — спросила она, натягивая сапоги на босу ногу.

— Кто-то птиц спугнул, вон там, — указал я на стаю синиц-переростков кружащих в небе над своими гнездами, — и мне уже пару дней кажется, что за нами наблюдают... но не был уверен.

— Так наблюдают или нет? — Дарина уперла в бока руки, а потом кивнула на троих котов расположившихся на склоне, — А эти что же?

'Эти' действительно, как-то вяло реагировали, точнее вообще никак не отреагировали, и лишь когда я забеспокоился, они тоже решили, что что-то не так и направились к роще.

— Давно пора, — хмыкнул я и стал более внимательно всматриваться в темноту за деревьями.

Но коты в рощу не вошли, встали на ее границе. Вожак оглянулся и посмотрел на меня с намеком, мол иди ты первый, это по твою душу.

— Будь здесь и будь готова стрелять, а я пойду, проверю...

Арбалет наготове, медленно продвигаюсь вперед, чуть пригнувшись, вглядываюсь в кустарник меж деревьев, стараюсь не шуметь листвой на земле, и тут... вот он! Взгляд, цепкий, внимательный... Лицо человека присевшего на колено за деревом и опиравшегося на короткое копье было вполне нормальным, разве что немного смуглым что ли. Не мутант, не какой-то там звероподобный, как описывают приходящих с севера. Я вскинул арбалет в его сторону, мы молча и напряженно разглядывали друг друга с минуту. Кожаные одежды со вставками из меха, сапоги, короткий меч в ножнах на поясе и лук за спиной. Даже есть некое подобие боевой раскраски — красная полоса через веки и переносицу, от уголка до уголка глаз. Качнулась ветка куста в стороне, и я увидел еще двоих, таких же. Я быстро оглянулся в надежде увидеть котов за спиной, но их не было, они так и остались на краю рощи. Тот, что за деревом поднялся и выставил в мою сторону руку с открытой ладонью...

— Мы должны говорить, — со странным акцентом, немного растягивая слова, сказал он.

— Подойди, — ответил я ему и положил арбалет на ковер прошлогодней листвы, при этом откинул хлястик, фиксирующий дробовик в чехле на бедре.

Однако опасности я не чувствовал, скорее наоборот, от котов передавалась какая-то эмоция, определить которую было трудно, но радость и удовлетворение некой достигнутой цели присутствовало.

— Ты Бэли? — человек подошел ко мне, смотрел мне в глаза, словно ждал положительного ответа на свой вопрос.

— Меня зовут Никитин, я путешествую на север.

— Ты путешествуешь оседлав хозяина болот! Хозяин болот принесет на себе Бэли — так гласит пророчество!

'Ты избранный Нео' — с сарказмом подумал я и сказал:

— Расскажи про твое пророчество.

— Предки оставили нам его на камнях в Сером ущелье — '... Бэли, оседлавший хозяина болот снимет Проклятье Времен и откроет путь на юг', — чуть закатив глаза, словно вспоминая каждое слово, ответил он.

— Зачем вам на юг?

— Как зачем? — человек с удивлением посмотрел на меня, — мой народ заточен здесь уже тысячу лет, под угрозой быть сваренным заживо в любой момент — расплата за грехи предков.

— Так и будем здесь стоять? — вздохнул я и кивнул в сторону реки, — пойдем, как раз время завтракать.

— Нет, мы должны вернуться в Шахар, предупредить всех и подготовиться к твоей встрече, — человек развернулся и пошел к своим соплеменникам.

— Подожди, подожди... что такое Шахар? Какая встреча? Я впервые здесь и не знаю троп.

— Ты Бэли! Тебе не нужны тропы! — не оборачиваясь, человек остановился у дерева, взял свое копье с тонким трехгранным наконечником и поднял его вверх, — Мы много лет ждем тебя.

Местные аборигены ушли, а я еще несколько минут стоял и обдумывал увиденное и услышанное, пока слабый порыв ветра не донес до меня запах влажной шерсти Болотного кота, весьма специфический надо сказать запах. Вожак в сопровождении еще двух котов подошел ко мне, сел рядом и, вытянув в сторону, куда ушли аборигены голову, громко втянул воздух своим большим черным носом.

— Ну что, Хозяин болот, нас ждут, оказывается, в каком-то Шахаре, — я погладил кота по лопатке, — знаешь дорогу?

В ответ донеслась странная эмоция, которую я понял как — 'вот ты глупый двуногий, мы вообще-то тебя туда и ведем'.

— Так значит, — я вырвал из шерсти на боку кота репей, чем явно причинил ему неприятные ощущения, — а вот раньше, намекнуть никак?

В ответ вожак снисходительно посмотрел на меня, утробно рыкнул и пошел в сторону берега.

— История джунглей, мать вашу! — я сплюнул на землю, подобрал арбалет и пошел следом за котами.

— Как он назвал тебя, Бэли? — с аппетитом прихлебывая наваристую шурпу, Дарина не донесла до рта ложку и задумалась.

— Угу... Еще топать надо в некий Шахар, где нам готовят встречу.

— Если бы с нами была Чернава, то смогла все объяснить, она знает много древних легенд.

— Чернавы с нами нет, а эти... люди, отчего-то думают, что я должен спасти их народ и освободить от проклятия.

— Как?

— А я почем знаю? Я вообще теперь не представляю что делать, идти к ним и строить из себя мессию или уже сделать вид, что я ничего не слышал и не видел и продолжить обустраиваться здесь.

— Строить что? — переспросила Дарина, не поняв слова.

— Того, кто придет и всех спасет... извергая из ноздрей дым и грохот из одного места, — хмыкнул я.

Дарина звонко рассмеялась, отложила миску и разлила по кружкам круто заваренного травяного чая, подала мне одну из кружек, а потом, переменилась в лице, стала серьезной, строго посмотрела на меня и сказала:

— Мил-сердечный мой, Никитин... наш мир, стал и твоим, или примирись с собой и реши чего ты хочешь дальше, остаться здесь или думать о том, как вернуться в мир свой. Я приму любое твое решение и пойду с тобой до конца.

Я отставил кружку на перемешанную с песком гальку на берегу реки, подсел ближе к Дарине и обняв ее сказал:

— Я хочу остаться в этом мире, с тобой. Мне лучше здесь, несмотря на опасности и неизвестность собственного будущего. Я не верю в ваших Богов, но уважаю вашу веру, мне нравятся традиции и быт народа Трехречья, я люблю тебя и тоскую по своим немногим друзьям, которых обрел здесь и уже успел потерять... Но я не готов следовать непонятным для меня легендам и пророчествам, в первую очередь подвергая опасности тебя. Что с тобой станет, если я не оправдаю надежд этого народа? Это все может быть простым совпадением с их легендой или пророчеством, ты же сама знаешь, чем я обязан тому, что могу укрощать Болотных котов, это просто колдовство!

— Но ему было суждено свершиться! Волей богов, в которых ты не веришь, ты оказался здесь, а благодаря тетушке и ее колдовству ты, если говорить прямо, выжил среди нас! Так доверься пророчеству и будь собой! — все это Дарина сказала, отстранившись и глядя на меня не взглядом юной, конопатой девчонки, но взглядом воина, полным огня и решимости, взглядом дочери своего отца, — Пусть Боги благословят тебя, Никитин!

— Ладно, допустим... явимся мы к этим людям, я начну их спасать, то есть выводить в Трехречье, но что там нас ждет? Гарнизоны по северным границам! Для всех в Трехречье этот народ убийцы, воры и грабители, что приходят каждую зиму с севера. Или мне предстоит возглавить их поход этой зимой?

— Я не знаю, — Дарина пожала плечами.

— Нет, оно понятно, что то, что когда-то нацарапали на скале древние аборигены не стоит понимать каждым написанным словом, но уже сейчас ясно, что-то упущено... не хватает чего-то, чтобы в сложившейся ситуации пророчество выглядело логичной задумкой древних.

— Ты будто не со мной говоришь, Никитин.

— Верно, в данный момент я говорю сам с собой, пытаясь уловить хоть какое-то объяснение происходящему.

— Тогда, нет иного пути, как поговорить с теми людьми и все узнать.

— Да уж... — вздохнув, взял Дарину за руку и мы, молча сидели так некоторое время.

Мимо текла река, неся свои теплые воды к Трехречью, где на границе Гиблых земель они перемешаются с болотными водами и остынут. Ветер раскачивает кроны деревьев в рощах на склонах гор. В небе стайка птиц гоняет мошку, на фоне тяжелых зимних облаков, плывущих по синему небу... сюрреалистичная картина — теплые воды реки и пар, стелющийся по берегу, тепло из-под земли, зеленая трава и все это посреди зимы.

Я посмотрел на вожака, что лежал рядом с нами, у догорающего костра и не сводил с меня своих огромных желтых глаз, и он, судя по его виду, тоже ждал моего решения.

'Успеем добраться в Шахар дотемна?' — подумал я, глядя в глаза вожаку. На что тот поднялся и потянулся, выгнув спину, при этом хорошо так зевнув.

— Ну, как скажешь, — сказал я уже вслух, погладил Дарину по щеке, поцеловал ее и добавил, — Давай тогда собираться.

Сборы были не долгими, навьючили пожитки на одного из котов, еще на одного забралась Дарина с моей помощью, а я уселся на вожака, который направился к роще после того как в нее вбежала тройка котов отправленных с дозором. Остальные коты окружили нас с дистанцией с полста шагов и наш кошачий караван отправился в путь, в неизвестный мне Шахар.