Роман о человеке по имени Мстислав

-Порядок.

— В камеру его, пускай почувствует всю прелесть пребывания за решеткой. И механика в камеры отведите, и кляпы обоим в рот, чтобы не переговаривались между собой.

Братья одним движением поставили связанного капитана на ноги и, взяв под руки, живо поволокли в камеры.

— Тут..это..— нерешительно начал Димитар,— надо бы капитана, командир... и ты вроде как вытащил нас всех...

— Ну, это, мил человек, нужно всех спрашивать. Давай так, собери всех на палубе и сейчас разберёмся в обязанностях.

-Ага,— быстро попятился от меня он. И тут я понял его нерешительность, стоило мне оглядеть себя... Да уж, упырь краснощекий или как там у древнего поэта? Впрочем, неважно. На раненой ноге вся перевязь кровью пропиталась, а волосы на голове взялись комком от запекшейся крови из пробитого виска надсмотрщика и рубаха вся в крови. Или это кровь того, что в гамаке остался? Да и взгляд мой сейчас, наверное, к общению не особо располагает на окровавленной же роже, да с расширившимися зрачками. Еще и сушит просто капец... Ну и черт с ним, не танцы выплясывать среди высшего света стольного града Тавра.

Осматривая себя, не заметил, как начали подтягиваться на палубу люди и скоро собрались все дееспособные, а раненным оказана первая необходимая помощь, о чём проинформировал меня врач.

Я окинул всех взглядом, все уставшие, изнеможенные, но в тоже время чрезвычайно довольные. Адреналин у всех бурлит в крови, но это лишь пока, а дальше всех накроет отходняк... Повисло тягучее затишье, того и гляди молния вспыхнет в наэлектризованном воздухе, да искры посыпятся. Гнетущую тишину разбавляли лишь негромкие удары волн о борт корабля, да тихое поскрипывание такелажа. Окинув всех, взглядом я решил больше не выжидать и взять слово:

— Мужики, я считаю, что в сложившейся ситуации необходимо решить, кому встать у руля командования. К тому же, у нас нет капитана..

— Так ты и иди,— выкрикнул из толпы суховатый и жилистый матрос лет тридцати пяти.

— Нет-нет, я — человек сухопутный и в ваших морских делах ни носом, ни рылом. В свою очередь капитаном предлагаю назначить Ивана-боцмана.— толпа оживленно загудела,— Иван, иди сюда.— боцман быстро подошел и, как-то стушевавшись, молча встал рядом.

— Кто за то, чтобы капитаном стал Иван?— громко сказал я, все внимательно глядели на нас с боцманом, — Поднимите руки, кто 'за'.

Гомон прекратился. Сначала поднялась, как-то робко и неуверенно, одна рука, принадлежащая пожилому, лет пятидесяти пяти матросу с глубокими морщинами на загорелом до цвета бронзы лице. Далее, с оглядкой на него, начали поднимать руки и остальные, и через минуту все были 'за'.

— Ну, вот и хорошо. Тогда отныне полноправным шкипером шхуны 'Звезда востока' становится уважаемый боцман по имени Иван.— произнес торжественно я, наверное от начавшегося отходняка меня пробило на разговорчивость и красноречие.

— Я..это.. спасибо други,— не знал как реагировать, раскрасневшийся Иван, встал по струнке будто бы на плацу, а в глазах чуть не слезы. Толпа же радостными выкриками поддержала его.

— Ну, тогда принимай командование судном, капитан,— хлопнул я его по плечу, он от этого пришел в себя из мира растерянности и неопределенности:

— А ты как?

— А я то? Что я? Я был всего-то пассажиром и не более

— Но как же? Благодаря тебе ж спаслись мы все?

— Ну и что? Судну нужен настоящий капитан, а я по всему исходя не морской человек. Я лучше организую проверку боеготовности экипажа так сказать и все в том же духе, но это позже. А сейчас извините, я спать я все же ранен.— произнес я и рухнул на пятую точку прямо на палубу, закружилась голова. Ко мне тут же подскочил Димитар, осмотрел меня, раны, но я его убедил, что все в порядке. Но он все же проследил за мной пока я не завалился спать. А вступивший в должность шкипера шхуны боцман посыпал на своих подчиненных распоряжениями. Люди засуетились, что-то начали перетаскивать, сразу же определилась вахта и т.п. В общем, началась более-менее обычная суета корабельной жизни...

16 число пятого месяца 659 года от Великого Воссоединения. Подальше от туранских берегов

Волны тихо плескались о борт 'Звезды востока', лениво покачивалось судно. Легкий ветерок приятно шевелил уже начавшие отрастать волосы, холодил своей свежестью лицо, настраивая мысли на конструктивный лад. Способствовала этому и ещё не начавшаяся утренняя суета обыденной корабельной жизни. Слегка тоскливо среди безмятежных морских звуков поскрипывала оснастка, а на горизонте, где-то далеко на востоке из-за бескрайней глади моря зарождалась утренняя зоря — как и миллионы лет назад в свою власть вступал рассвет. Сощурившись, взглянув на стремительно восходящее Солнце, на глаза опустил темные очки — оставшееся напоминание от давно полученного ранения. Тогда, помниться, провалялся около двух месяцев с повязкой, когда же пришло время снимать её, пришлось долго приспосабливаться, к кажущемуся невыносимо ярким свету, да так и не приспособился до конца, а может что и надуманное это. Как-то довелось пообщаться с одним ученным человеком.

Часы собачьей вахты я намеренно взял себе, не лишь из-за своей неприязни яркого света, а скорее — из-за необходимости обдумать непросто сложившееся положение дел. Абордаж пиратами 'Золотой рыбки' и последующий плен пустили в тартарарам все планы, а убийство купца Артема Жерзина, окончательно сломало их. Отчего-то захотелось курить, хоть я и никогда не был подвержен этой дурной привычке.

Достав из внутреннего кармана куртки часы, взглянул: '4:36'. Что-то я призадумался сидя на вахте. Пора идти спать, в любом случае, лучше думать на свежую, отдохнувшую голову.

С тех пор, как мы взяли власть на шхуне в свои руки, прошло уже три дня. Я первые двое суток отходил от пережитого, да еще и стимулирующие таблетки вытянули все мои запасы сил, так что я почти не появлялся на палубе. Мы удалялись все дальше от туранских берегов, направляясь уже по направлению к Балранскому царству. Флаг берберских пиратов с саблями под черепом и полумесяцем над ним спустили, а вместо него теперь на ветру развевался торговый флаг Княжеств Тавра и Севренского*. Через два дня мы должны были причалить уже в порту Пловиса и определить дальнейшую судьбу судна и экипажа, а я намеревался продолжить свое путешествие.

Сейчас же, чуть прихрамывая на раненную ногу, пошел в каюту экипажа. Она была большим помещением, где на растянутых между балок гамаках спали матросы. Кровь отмыли, всячески прибрались, так что ничто о побоище уже не напоминало. Поднял своего сменщика, а сам направился спать в капитанскую каюту. Которую, отказался занять наш новоиспеченный капитан и сказал, что он пока в боцманской каюте поспит лучше, которая пустовала из-за того, что я того самого боцмана еще и пристрелил той памятной ночью нашего пленения. Я же, поскольку их всех вытащил из плена, теперь должен по праву занять капитанскую каюту... Интересно, он думал, что я откажусь от такого предложения и сделал из-за вежливости его? А фиг вам, товарищ, не отказался я и уже третью ночь провожу в небольшой, но отдельной от всего экипажа каюте довольно богато обустроенной. Предыдущий владелец любил дорогие игрушки, но тут к слову сказать, что со вкусом у него явные проблемы...Тут и довольно крупная и массивная кровать темного дерева с резной спинкой, а рядом с ней изысканная италийская ваза на светлой и маленькой тумбочке, на стене персидский роскошный ковер..даам .. по отдельности все это выглядит замечательно, но вот в таком вот преподношении...весьма сомнительно оно, короче говоря, особенно в море. Как только это все до сих пор выжило, в особенности, ваза?

Как оказалось, сохранению своей жизни я обязан опять же предыдущему владельцу каюты. Он ещё оказался падок на оружие и его очень заинтересовал мой револьвер, каких он раньше не видывал и моя винтовка, да и рассчитаться за смерти своих требовалось понагляднее. Еще его очень интересовал, что делал у меня в кармане ключ от письменного стола и сейфа в каюте купца.

Туранский капитан действительно оказался любителем оружия — в специально отведенном для этого шкафу оказался маленький арсенал. Там были и римские, и италийские винтовки, и пистолеты, и балранское оружие, и туранское..в общем, всего по чуть-чуть. Но передового оружия у него практически не имелось, кроме одного старого свисовского SK-2* да нашелся старый же пистолет Вильезар*. Вот собственно и все из новых систем, остальное было представлено переломными ружьями, да парочка даже игольчатых нашлась винтовок.

Когда я впервые вошел в капитанскую каюту, то свой револьвер и винтовку обнаружил лежащими на небольшом столике, на расстеленном куске ткани — видать изучал их туран как раз, перед тем, как мы его судно захватили. В каюте обнаружил ещё почти все свои вещи. Хорошо, что все так сложилось, а то ждал бы меня допрос с пристрастием, а тураны, в особенности же берберийцы умеют вести допросы, уж не сомневайтесь...Ладно, что-то я отвлекся вновь, быстро раздевшись, завалился на кровать и провалился в сон, все потом, потом...

* * *

Основательно отоспавшись после вахты, споро умылся, сделал перевязку на бедре, убедившись, что рана затягивается. То ли повезло, то ли еще что, но, сколько себя помню, все заживает как на собаке. Посмотрел в зеркало. Даа, видок не самый лучший. Тут уж простым заживлением не отделаешься. Гематомы на разбитом лице уже почти сошли, оставались лишь ссадины и синяки, рассеченная бровь, тщательно зашитая Димитаром, уже практически не беспокоила и, скоро можно будет снимать швы. Через практически всю правую часть головы, от виска до затылка, идет достаточно глубокий порез, который заживал и отчаянно чесался, а уху нехватало верхней части. Повезло еще, что череп мне лишь слегка ятаганом вскрыли — по сути, трещина и без инфекции. Чуть-чуть глубже пройди лезвие и не любовался бы своей физиономией сейчас, а кормил бы рыб или слюну пускал. Человеческий мозг — тайна сия великая есть. Был у меня один знакомец, который умудрился головой пулю словить, и даже выжил, но правда пускание слюней вряд ли можно назвать жизнью.

Открыл бельевой шкаф все того же капитана, одежда была почти что на меня, вот такая ирония судьбы. Было ваше — стало наше. Разве что в талии широковато, но пояс решает все. Взял парусиновые штаны с множеством карманов для всякой полезной мелочи, нацепил кобуру на пояс, а в наплечную — маленький револьверчик из коллекции шкипа. На плечи накинул брезентовую куртку — сегодня что-то море беспокойное и ветер поднялся, видать быть шторму.

Быстро отобедал нехитрой стряпней из какой-то белой рыбы и картошки, что готовил молодой кок по имени Ирон. Сегодня мне предстояло вновь допрашивать бывшего капитана 'Звезды востока'. Нарекли его когда-то родители Мустафой, что стало известно из предыдущей нашей 'беседы'. Промышлял он разбоем на собственном судне, доставшемся от отца, уже четырнадцатый год, а до этого с двенадцати лет ходил в море с отцом же, пока тот при очередном нападении на иберийский барк 'Луис I' не словил пулю и не умер от свинцового отравления. Тогда он взял на себя управление кораблем, став капитаном уже в семнадцать и переняв от отца каперскую лицензию. Ходил он по морю, грабил в основном торговые суда греков и балранцев иногда воевал с клефтами. И вот видать судьба отвернулась от него...Капитан, за обещание отпустить его живым, охотно делился с нами информацией. Когда приходило время допросов, шкипа или пленного Ахмета-механика выводили в трюм под присмотром одного из братьев скандинавов.

Поведал нам капитан многое о том, куда он ходил последние годы и как вел разбои и ещё много чего интересного, что явно заинтересует балранские власти...все похождения бесшабашных туранских каперов были описаны в судовом журнале, который прилежно вел капитан. Правда, записан он был на странном туранском письме*, но Мустафа неплохо говорил на общем языке и находившийся со мной на допросах племянник Димитара Богомил делал записи в переводе. Мало ли пригодятся...да и за них может быть что-то получим при передаче их правильным людям. Мустафа все рассказывал и, видя, что его не убивают немного расслабился и вел себя спокойнее, видать не сильно ему дороги были его подопечные...шкурная натура, о себе лишь печется и на людей, бывших с ним в походах, наплевать. Пират, бандит, разбойник как пить дать, хоть и с каперской лицензией султана Каган Улу I. И вот уже за несколько дней расспросов переведено было многое, но далеко не все из записей судовой книги.

* * *

Ахмет помогал своему коллеге с "золотой рыбки". Рассказывал, что да как, какие где механизмы и т.п. Натуры он был тихой и внешне совсем безобидный и тщедушный, мог сойти за какого-нибудь сельского учителя, никогда и не скажешь, что пират. Замкнутый, по жизни забитый, к тому же он был персом и не очень ладил с остальными. На судно он же попал по закладной, которую выкупил шкипер и взял по сути к себе в рабство квалифицированного механика...

Ветер все усиливался, бил в паруса, резкими порывами заставляя их трепетать. Новоизбранный капитан отдавал команды как заправской шкипер, находящийся у штурвала уже продолжительное время. Быстро спускались паруса, матросы лазали по мачтам, словно мартышки, быстро повинуясь распоряжениям их сурового капитана, а он вещал, легко перекрывая потуги ветра:

— Да мать вашу! Сукины дети, хто ж так такелаж крепит?! Жабы вы беременные, бесы подводные. Что вы делаете?! А ты куда полез?..— свирепствовал над подчиненными он, хотя делал это скорее для проформы, чем для острастки матросов, которые и так на диво живо справлялись со всем.

— О-о-о, Мстис. Пошли поговорим, дело есть к тебе,— громко обратился он, заметив меня, и подозвал управлять процессом пожилого, но кряжистого матроса назначенного боцманом,— Пошли в рубку, там поговорим.

— Пошли, поговорим коль так,— сказал я, направляясь в судовую надстройку, что на несколько метров нависала над палубой эдакой прямоугольной громадой.

С внешней стороны надстройка была оббита стальными листами, расположенными под угломи, дабы снаряды при обстреле рикошетили. Внутри же она скрывала небольшую рубку, которая была выдраенная и пахла свежестью недавней уборки. Все латунные детали были отполированы до зеркального блеска, как и, венчавший все это великолепие, выдраенный же штурвал темно-красного дерева с медными и латунными деталями...ну, прямо преобразование гадкого утенка..не скажу, что в прекрасного лебедя, но стало намного лучше прежнего, уж точно.

— Ого, вы даёте!— я от удивления чуть было не раскрыл рот, разглядывая преобразившуюся рубку

— А ты думал,— капитану польстила моя растерянная физиономия, искренне любовавшаяся дивным порядком и чистотой,— Но не за тем, так сказать. Тут вон какое дело. В трюмах грузу-то много, что с 'рыбки' еще, а что еще и раньше тут было больше, мы до сих пор не определились, что будем делать с ним. Там и парусины добротной около полутора десятков рулонов и вина хорошего много в бочонках, порох и ружья для дикарей, инструменты и прочее...Все это немалых денег стоит. Я вот до сих пор не пойму, чего они решили разделиться. Да ещё в разные порта идти, если можно было двумя кораблями такую богатую добычу сбыть.