Железный герцог. Часть1

А вот в парке, окружавшем Большой королевский дворец, в дни праздника царила необычная тишина. Так что двое вельмож, гулявших в то же бесконечное весеннее утро между роскошных цветников, разбитых под окнами занимаемого королевой-матерью крыла, были уверены, что вряд ли встретят кого-нибудь из знати.

Садовники же и прочие лакеи, чье присутствие в парке можно было предполагать, предпочитали таиться за непроницаемыми живыми изгородями, лишь бы не показываться, этим двоим на глаза. Что не удивительно.

Один из собеседников на первый взгляд мог показаться человеком незначительным. Среднего роста, худощавый. Темная одежда без каких-нибудь украшений, кроме тонкой серебряной цепи на шее с подвешенным на ней медальоном, таким старинным, что рисунок на лицевой стороне почти не разобрать. На седеющих волосах — круглая шапочка, какие носят преподаватели магической академии. Но стоит приглядеться к узкому лицу с пронзительными серыми глазами, и внешняя неприметность уступает место ощущению темной силы, исходящей от мага.

Его визави, наоборот, высок и хорошо сложен, настоящий красавец. Расшитый галунами мундир, прямая спина потомственного военного — даже не зная этого господина в лицо, сразу поймешь, что он принадлежит к высшей аристократии королевства.

Первым из вельмож — магистр Ливаль Эт-Вилисорри — глава ордена некромантов, самый сильный и самый страшный, по слухам, человек в столице. Да и во всем королевстве — тоже. Доверенное лицо вдовствующей королевы Алисты. Тот, благодаря кому на престоле сейчас находился Виталис Третий, а не его старший брат, принц Эдо.

Три года назад, незадолго до смерти старого короля, принц-полукровка вдруг появился в столице. Сопровождала его тысяча прекрасно вооруженных степных рыцарей-ргутов. А в Сунлане ргутом считается или вождь племени, или его старший сын. И многие из келенорских военных серьезно задумались: а что будет, если этот та-ла вдруг решит, что имеет на королевство больше прав, чем Виталис? Но Эдо попрощался с отцом, встретился с магистром эт-Вилисорри и несколькими старшими жрецами Тима Пресветлого и снова исчез, оставив пергамент, в котором официально отрекался от претензий на престол. О чем говорили некромант и Желтоглазый, не знал никто. Но королева Алиста заплатила и магическому ордену, и храмам столько денег, что взошедший на престол Виталис Третий был вынужден ввести новые налоги. Но налоги — это все же лучше, чем сунланская армия под стенами города.

Вторым собеседником был маршал королевства герцог Арас Вильмирский. Поговаривали, что после смерти супруга вдовствующая королева слишком приблизила к себе этого блестящего военного. Но что смысла в досужих сплетнях? Герцог Арас, действительно неплохой стратег и умный организатор, одним из первых сообразил, какую пользу могут принести армии новые открытия магов-стихиальщиков. А это гораздо важнее любых шепотков.

Только что закончился традиционный утренний прием у королевы-матери, на котором вельможи по установленному этикету засвидетельствовали свое почтение к первой даме королевства. За завтраком кем-то из свиты Алисты было вскользь упомянуто о "заварушке на севере" и о том, что нужно доложить королю.

— Пустое, — махнула рукой королева. — Конечно, мы соберем по этому поводу совет. Придется провести его без Виталиса. Мальчик сейчас так занят...

И Алиста ослепительно улыбнулась.

Никто из присутствующих не удивился. Все вельможи знали, что лишь традиции мешали вдовствующей королеве полностью отстранить сына от государственных дел. Лишь традиция и древняя магия, которая не давала возможности выполнять некоторые королевские обязанности тем, в ком нет крови Владык Келе. Поэтому разговор моментально перекинулся на всевозможные пустяки вроде обсуждения достоинств новой пассии Виталиса — семнадцатилетней баронессы Иктильской. Ведь эти сплетни, и это тоже все знали, доставляют удовольствие Алисте.

Но и эт-Вилисорри, и герцог Вильмирский прекрасно понимали значение полученных ночью известий. Это заставило их искать места, где можно обсудить ситуацию без лишних ушей.

Магистр невзначай предложил прогуляться по дворцовому парку, а маршал счел, что утренняя прогулка будет ему полезна для здоровья.

— И все же жаль Альберта, — произнес маршал, когда они дошли скамьи возле клумбы с гиацинтами. — Он всегда вызывал у меня искреннее уважение. Помню его последний визит в Келе. Мы говорили о поставках оружия и о новых типах мортир. Да, именно о них, об искусстве ведения навесного огня. И я вдруг поймал себя на мысли, что больше не замечаю уродства герцога.

— Сколько пришлось заплатить за мортиры? — с усмешкой спросил маг.

— Да, малыш Альберт умел торговаться и никогда не упускал свою выгоду, — кивнул герцог Арас.

И вдруг заключил, как казалось, совершенно без связи с предыдущими словами:

— А Мавил-Меченосец, мне кажется, сошел с ума.

— Да? — удивленно поднял брови эт-Вилисорри.

— Посудите сами, господин магистр: нападение на Ааре совершенно бесперспективно. Чего хотят утторцы? Если это — просто обычный их набег, только более масштабный и организованный, то уже сегодня они должны начать отступление. Пограбили — и хватит. Но ваши маги сообщают: Двальди, захватив Ааре, двинул войска по Цветочной долине на запад, к Бену, целясь, видимо на Виттиард. А эту крепость можно осаждать до бесконечности, там слишком много наших войск.

— Ну и что?

— А то, что через пару-тройку седьмиц Меченосец окажется в мышеловке. С востока, со стороны перевала Бастол, подойдет Полукровка. От Бастола рукой подать и до Ааре, и до перевалов Ини, через которые прошли войска Уттора. Принцу не нужно будет ничего делать, кроме как захватить северо-восточный угол герцогства и укрепиться возле столицы. С юга обрушимся мы. А единственная дорога на север перекрыта, пока не взят Виттиард.

— А если Эдо не успеет захватить перевалы?

Теперь удивился маршал:

— Насколько я знаю, маневренность восточной армии...

— Вы не поняли меня, герцог, — перебил его Эт-Вилисорри. — Если королю Уттора доподлинно известно, что принц Эдо не станет принимать участие в этой компании? Что вы думаете по этому поводу?

— Независимость Сунлана — глупость. Это дикая страна, где нет ни собственных ремесел, ни развитой магии.

— Они есть в Море. Да и по поводу Сунлана вы сильно ошибаетесь. Сколько тысяч недовольных королем ушло на восток за последние три года?

— Даже если Эдо останется в своих степях, — сказал маршал, делая вид, что не заметил колкости магистра, — утторцы вряд ли удержат Мор. Кланы Мора не смирятся с владычеством Меченосца. И те, и другие — северные дикари, которые воюют между собой уже добрые полтысячи лет. Начнется свара.

Магистр кивнул:

— Вот именно. Поэтому-то, наверное, не стоит спешить с принятием решения. Торговать с десятком глупых дикарей проще, чем с одним карликом-горбуном, набравшимся столичного лоска и столичных хитростей. Заодно можно будет понять, кем стал Полукровка за двадцать лет. Слишком уж силен и независим он ...

Пока вельможи беседовали, сидя на скамье возле клумбы с гиацинтами, солнце успело несколько сместиться на небосклоне, и теперь его лучи заливали чудесную картину, созданную садовниками из цветов разных оттенков. Казалось, что под окнами дворца плещут бурунные волны, в глубине которых скрываются морские твари.

— Все-таки красиво сделали, — кивнул магистр в сторону клумбы.

— Да, великолепная фантазия, — рассеяно согласился маршал:

— Почему никто в столице не захотел отряжать своих людей приглядеть за Эдо?

— Вы так думаете? — улыбнулся маг. — А я жду известий с минуты на минуту...

Глава 3

В Иртине, на берегу Альвы отцветали яблони. Местечко это славится фруктовыми садами, шипучим сидром и искусными изделиями из лозы. Здесь плетут большие, в человеческий рост, корзины, изящную мебель для летних домиков и легкие дорожные сундуки. Любители табака могут купить на местном рынке вырезанные из вишневого корня трубки-"иртинки": короткие, прямые, с круглыми чашечками, ложащимися в ладонь ловко, как маленькое яблочко.

Известен еще Иртин и тем, что здесь находится самый древний в Келеноре храм Эйван Животворящей. Он построен давным-давно, еще в те незапамятные времена, когда власть королей не распространялась дальше столичной области, а герцогство Мор населяли дикие племена, не подозревавшие о скрытом в их земле богатстве.

Сегодня принято считать, что Светлая Богиня — это прекрасная дева с хлебными колосьями в руках. Но мраморная статуя в Иртинском храме изображает зрелую женщину, полногрудую и широколицую, с круглыми кошачьими глазами и животом настолько большим, что всякому понятно: она вот-вот вновь станет матерью. В правой руке Эйван Иртинская держит пару яблок, а левую положила на живот, словно спрашивая нерожденного младенца: хочет ли он, чтобы мать съела эти плоды? Считается, что и храм, и статуя созданы легендарными та-ла. А жители городка и близлежащих сел искренне верят, что их знаменитые сады выросли из семян, уроненных Великой Богиней. Когда Эйван была беременна лучшим из своих сыновей, Тимом Прекрасноликим, она захотела в одиночестве полакомиться яблоками. Внимание Благословляющей привлекло красивое место на северном берегу Альвы. Здесь нет скал, южные предгорья Бархатного хребта — это пологие холмы, поросшие светлыми лесами. Богиня присела на травянистой террасе и съела волшебные плоды. А косточки упали на землю — вместе с вечным благословлением Эйван.

Больше дюжины лет назад бывший Верховный магистр ордена некромантов Титус эт-Лидерри переселился из Келе в Иртин. Это дало местным кумушкам тему для разговоров на целую зиму. Во-первых, на левом запястье старика извивалась черная змея — знак некромантов, знатоков ночной нежити и других мрачных тайн, к которым обычному человеку лучше и не приближаться. Во-вторых, маг приехал не один, а с маленькой девочкой, которая звала его отцом, но по возрасту годилась во внучки, если не в правнучки. В-третьих, с магом прибыли несколько подвод, груженных ящиками с какими-то непонятными предметами. Парни, перетаскивавшие поклажу в купленный стариком дом, говорили, что видели упакованных в стружки мертвых драконов и другие чудеса.

Однако старый некромант знал, что делал, когда выбирал дом в долине Альвы. Иртинцы так привыкли жить под покровительством Богини, что не верят в дурные приметы и смутные слухи. Они предпочитают судить о людях по их делам, руководствуясь старой поговоркой: "Бывает, и кривое дерево приносит прекрасные плоды". И еще говорят в Иртине, что "самые лучшие яблоки растут на тех деревьях, под чьими корнями больше всего жирного навоза".

Через пару седьмиц после приезда столичного мага в гости к нему напросился настоятель храма Эйван Животворящей Гелиус эт-Мароли, которого взволновала сгустившаяся в городке атмосфера тревожных ожиданий. Старики разговорились, и оказалось, что у них немало знакомцев по юности, по тем временам, когда будущий некромант Титус эт-Лидрерри учился в Высшей магической, а Гелиус — в жреческой школе. После этого обыватели долго передавали друг другу слова жреца, сказанные им начальнику городской пожарной дружины одноногому Леонтеру Баратти: "Некроманты — не слуги смерти, а охотники на нее. Они изучают повадки смерти так же, как охотник изучает повадки диких зверей, а ты — повадки огня". На что отважный брандмейстер только кивнул головой: "Да, я заранее знаю, куда перекинется пламя, и посылаю моих молодцов, чтобы те остановили огонь еще до того, как он разгорится".

Следующим шагом к сближению некроманта с местным обществом стало то, что он выбрал себе в служанки рыжую Барбаретту.

Эта добрая и трудолюбивая женщина после смерти мужа, корзинщика Яна, оказалась в бедственном положении. Прокормить парализованную мать и четверых детей, она не никак не могла, ведь даже той малостью, которая хранится в домах бедняков "на черный день" у них не собралось. Ян был неплохим мастером, но горьким пьяницей, и погиб глупо, как гибнут обычно чрезмерные любители сидра. В ветреный день он решил отвезти на лодке несколько корзин в расположенную на другом берегу реки деревеньку. Нагрузил старую лодчонку — и больше его никто не видел, а разбитые волнами плетенки рыбаки выловили аж около Вельбира...

Соседи, чем могли, помогали Барбаретте, но дети ее голодали, питаясь только тем, что дает сад. Магмейстер Титус откуда-то узнал о трудном положении женщины и предложил ей половину золотого в седьмицу за то, что она будет готовить, убирать в доме и присматривать за девочкой. Столько в Иртине зарабатывали лишь искусные трубочные мастера. А еще, магмейстер дал матери Барбаретты какое-то снадобье, и старуха начала ходить. С трудом, прихрамывая и опираясь на палочку, но все же она теперь могла помогать дочери по хозяйству.

Барбаретта молилась на хозяина, и хвалила его кумушкам, как только могла. Поэтому многие не очень-то верили ей, когда она говорила, что магмейстер живет словно добропорядочный обыватель, не превращается по ночам в нетопыря и не вызывает стада зомби. И вообще, единственные чудеса, которые есть в доме — это множество древних книг и лекарских снадобий, словно в какой-то лавке знахаря. Но, в конце концов, даже самые любопытные сплетницы смирились с мыслью, что от старого магмейстера не приходится ожидать каких-нибудь скандалов и чудес. Посудачили немного по поводу девочки, приехавшей со стариком, и успокоились. Ведь зоркие глаза женщин прекрасно видели: девчушка похожа на старика настолько, насколько могут быть похожи близкие родственники. Ну, а кем она ему приходится — дочерью, внучкой, племянницей — какая разница?

Гораздо больше заинтересовало иртинское общество чудесное исцеление матери Барбаретты. Оказалось, что магмейстер — очень неплохой лекарь, и постепенно его стали звать в тех случаях, когда местный знахарь и бабки-повитухи оказывались бессильны. Ну, а по поводу ночной нечисти, которая, бывает, шалит и в таких благословенных местах, как долина Альвы, к нему стали обращаться почти сразу же. Рыцарю должен противостоять рыцарь, лесному хищнику — искусный охотник, а упырю-кровопийце — некромант.

Да, старый магмейстер знал, что делал, когда переселялся из столицы в эти благословенные края. В мирном Иртине он пришелся ко двору, и уже через год никто и не вспоминал о том, что мастер Титус — чужак. Не особо общительный, он, тем не менее, не отказывался пропустить кружечку-другую сидра в кабачке "Пенное яблоко", где обычно собирались лучшие люди городка — бранмейстер, смотритель дорог и мостов и хозяева самых крупных мастерских. Маг быстро вошел в этот тесный кружок, с удовольствием участвуя в разговорах о видах на урожай, о ценах на железо и о политике короны по отношению к северным и восточным соседям.

Так шли годы.

Дочка старого Титуса Генрика подросла и вместе со сверстницами стала посещать храмовую школу, радуя учителя необычными для девочки серьезностью и прилежанием. Так же, как ее отец не избегал доброй мужской компании, собиравшейся в "Пенном яблоке", она не чуралась игр с подругами. Но все же дочка старого Титуса предпочитала в свободное время сидеть с книгой или рассматривать храмовые фрески, в узоры которых вплетены многочисленные надписи на языке та-ла. Генрике нравилось разбирать полустершиеся слова мертвого языка, размышляя об их истинном значении.